Текст книги "Секретный узник"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Но наружная дверь оказалась запертой. "Они закрыли меня здесь, подумал Лендциан, – наверно, мне следовало сразу арестовать их..."

Встав на стул, он пролез через отверстие в двери и, прижимая к груди огнетушитель, тяжело спрыгнул. Хрустнули раздавленные осколки. Лендциан огляделся. Он оказался в большом фойе, в которое выходило несколько двустворчатых дверей. Откуда-то сверху проникал слабый безжизненный свет. Вахмистр никогда здесь не был и не знал поэтому, куда идти. Растерянно озираясь, потрогал он ручки дверей. Все было заперто. Он вновь огляделся и, заметив впереди темную и узкую лестницу, решил подняться наверх.

На втором этаже, в коридоре, окружавшем зал заседаний, Лендциан увидел первые следы пожара. Смрадно тлела ковровая дорожка. Мохнатая черная гарь лениво кружилась в воздухе. На паркете медленно расползались темные островки. С минуты на минуту могли вспыхнуть и затрещать языки свободного пламени. Вот уже шаткая и неустойчивая голубоватая искра лизнула стену в нескольких шагах впереди. И тут же в разных местах оранжево заискрились, как спирали электроплиток, темные пятна на полу. Эти начинающиеся очаги Лендциан затоптал сапогами. Но коридор уже заполнялся едким, удушливым дымом. Пахло серой, фосфором и еще чем-то пронзительно угарным, от чего першило в горле и больно стучало в висках.

Вахмистр толкнул дверь и оказался в огромном зале, в котором полыхал пожар. Было светло как днем. Трибуна президиума превратилась в исполинский костер. Гудящие языки пламени вздымались на высоту человеческого роста. Дерево и кожа трещали и корчились в огне, взрываясь вдруг сотнями пронзительных красных искр. Лендциан бросил свой жалкий огнетушитель и выбежал из зала.

Он побежал вдоль дымного коридора, смутно надеясь обнаружить где-нибудь телефон. Внезапно в красноватом, бьющем из приоткрытых дверей свете он увидел, как в нескольких шагах впереди мелькнула и тут же исчезла какая-то фигура.

– Стой! Руки вверх! – крикнул вахмистр и в два прыжка оказался перед портьерой, за которой, он успел заметить, и скрылся неведомый злоумышленник. Лендциан резко рванул портьеру в сторону и увидел прижавшегося к стене человека со всклокоченными, как у дикаря, волосами. Человек медленно поднял руки.

В эту минуту вспыхнул свет и послышался топот сапог.

– Лицом к стене! – скомандовал Лендциан и, схватив задержанного за шиворот, резко обернулся и поднял пистолет. По коридору бежал незнакомый полицейский. Он был в том же, что и Лендциан, вахмистрском чине.

– Надо доставить его в караульное помещение! – кивнул незнакомец на задержанного и приложил два пальца к козырьку.

– Хорошо, – кивнул Лендциан, ощупывая карманы поджигателя, лохматого и какого-то ошалелого. В заднем кармане брюк он наткнулся на паспорт и, передав его коллеге, продолжил обыск.

– Голландский, – сказал незнакомый вахмистр и медленно, словно по складам, прочел: – Маринус Ван дер Люббе...

Глава 3

"ФРАНТ"

Начальник отдела зарубежной печати в аппарате НСДАП* доктор Эрнст Ханфштенгль наслаждался возможностью поболеть. Легкая ломота в костях прошла, уступив место сладостной истоме. Тело казалось резиновым и почти невесомым, что не мешало, однако, доктору безмятежно вкушать Жюля Верна. На тумбочке рядом с кроватью стояли свежие розы, хрустальное блюдо с ванильными сухариками и чай, заваренный на липовом цвете. Все было отменно. Тем более, что он зубами вырвал свое право на болезнь, добыл его в битве, как и подобает немецкому мужчине.

_______________

* Национал-социалистская рабочая партия.

Накануне его известили, что по совету Геббельса фюрер прервет свою предвыборную поездку и возвратится в Берлин.

– Знаете, – сказал Ханфштенглю Геббельс, – я решил, что фюреру следует отдохнуть после поездки. И вот возникла идея: собраться у меня на Рейхсканцлерплац. Маленький товарищеский ужин. Музыкальное оформление я поручаю вам. Надеюсь, вы не против?

– Разумеется, дорогой министр, – ответил Ханфштенгль. – Я вам искренне благодарен.

– Вот и отлично. Давайте завтра утром уточним некоторые детали...

Ханфштенгль поморщился и положил трубку. Приглашение на товарищеский ужин к министру пропаганды и гаулейтеру Берлина его встревожило.

По должности доктор Ханфштенгль подчиняется непосредственно Геббельсу, но ни для кого не секрет, что его истинный покровитель – Герман Геринг, прусский министр полиции и президент рейхстага. Если же учесть, что взаимоотношения обоих нацистских вождей, мягко говоря, оставляли желать лучшего, то положение и впрямь создавалось трудное. Следовало крепко поразмыслить. Очень крепко...

Прежде всего, Геринг не просто покровитель, но и друг. Он-то, с его нюхом и широтой, знает истинную цену Ханфштенглю. И не удивительно. Ханфштенглей не так-то много в национал-социалистской элите! Гарвардский диплом, восемь иностранных языков – это кое-что значит. К тому же связи. В Америке, в Англии... Не случайно Геринг, решив возвратиться на прежнюю квартиру на Кайзердам, предоставил свои великолепные апартаменты президента рейхстага именно Ханфштенглю, своему милому "франту" Эрнсту. Вот уже неделю "франт" занимает верхний этаж роскошнейшего дворца, где кроме него гостят еще принц Август Вильгельм, принц Филипп фон Гессен и родственник жены Геринга шведский граф фон Розен. Можно ли желать большего!

Но в момент наивысшего взлета и торжества судьба готовит ловушку. Ханфштенгль сразу почувствовал ее в словах Геббельса.

Прежде всего, "франт" знал, что Геринг не сможет приехать на Рейхсканцлерплац. Он будет в это время на торжественном вечере в честь столетия со дня рождения начальника генерального штаба графа Альфреда фон Шлиффена. Там соберется вся аристократия, весь цвет рейхсвера. Герман один из немногих наци, кого они допускают в свой круг. И он этим очень дорожит. Одним словом, у Геббельса его в тот вечер не будет... Зачем же понадобился Ханфштенгль? Сыграть на рояле две музыкальные пьесы? Ублаготворить фюрера Вагнером? Нет, он нужен Геббельсу только как свидетель... Свидетель чего? Очевидно, его присутствие должно продемонстрировать Герингу, что против "наци No 2" никто ничего не затевает. А на самом деле? Тут-то и кроется для доктора Ханфштенгля ловушка. Если Геббельс приготовил Герману сюрприз, то "франт" Эрнст превращается в соучастника, а толстяк ничего никому не прощает... Если же дело не в этом и Геббельс просто избрал его в качестве орудия для проведения в жизнь каких-то своих планов, то...

День прошел в оценке всех мыслимых и немыслимых ситуаций. Ханфштенгль несколько раз пытался дозвониться до Геринга, но тот как в воду канул. Ни в министерстве, ни в рейхстаге, ни на квартире его не оказалось, хотя точно было известно, что, подобно фюреру, Геринг тоже прервал предвыборную поездку и возвратился в Берлин. Ночь тянулась в тревожном полузабытьи...

Но под утро начался этот спасительный грипп! Ханфштенгль не вышел к завтраку и слабым голосом попросил здешнюю экономку фрау Пушке вызвать врача. Когда прискорбный факт не опасного, впрочем, для жизни заболевания был удостоверен, Ханфштенгль позвонил по прямому аппарату спецсвязи Геббельсу.

– Очень сожалею, господин министр, но я жестоко простужен, – с непритворной скорбью сказал он. – Как личное несчастье переживаю я, что не смогу сегодня увидеть фюрера и вас.

– Это невозможно, – сухо возразил Геббельс. – Вас ждут.

– Я проклинаю свой грипп, – как бы не расслышав, продолжал Ханфштенгль, – но нельзя же подвергать фюрера опасности заражения в такое горячее для партии время.

– Это чертовски некстати, Ханфштенгль!

– Безусловно, рейхслейтер, я, собственно, о том же самом говорю. В такое напряженное время это особенно некстати. Кажется, подумаешь, какой-то грипп! Но доктор Хофман сказал, что это очень заразно и чревато осложнениями. На осложнения я, конечно...

Геббельс что-то пробурчал и повесил трубку.

Ханфштенгль лишний раз убедился, что дело нечисто, и возликовал. Но тут же телефон рядом с ним зазвонил. Это был адъютант Гитлера Брюкнер.

– Фюрер хочет вас видеть, доктор Ханфштенгль, – сказал он. – Фюрер хочет, чтобы вы играли.

– Весьма сожалею, партайгеноссе*, но я болен. Я только что докладывал об этом доктору Геббельсу.

_______________

* Товарищ по партии (нем.).

– У кого вы лечитесь?

– У Хофмана, – улыбаясь собственной прозорливости, ответил Ханфштенгль. – У Алоиза Хофмана.

– И что он находит у вас?

– Заурядный грипп! Да, всего лишь грипп. Мне ничего не стоит перенести его на ногах, но возможность инфекции... Это очень заразно... он умолк, передавая инициативу Брюкнеру.

Но тот так и не решился посоветовать Ханфштенглю пойти на риск. Ведь это означало взять на себя ответственность за здоровье фюрера.

– Ну что ж, очень жаль, – вздохнул Брюкнер. – Желаю вам скорейшего выздоровления. Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер! Благодарю, партайгеноссе.

Ханфштенгль удовлетворенно откинулся на подушки и нажал кнопку звонка.

– Фрау Пушке, – сказал он экономке, – велите заварить мне липового цвету и принесите что-нибудь почитать.

Вскоре чай был готов, и экономка вкатила его на стеклянном столике вместе с "Таинственным островом" – прославленной книгой любимейшего автора всесильного министра.

День прошел в приятном томлении и неге. На душе было светло и безоблачно. Но перед самым отходом ко сну, когда Ханфштенгль готовился испить неизменный стакан йогурта, в спальню вбежала фрау Пушке:

– Господин доктор! Рейхстаг горит!

Ханфштенгль нашарил пуховые комнатные туфли и, запахнув атласный халат, подбежал к окну. В непроглядном ночном небе ярко пылал огромный решетчатый купол. Рейхстаг горел.

Он бросился к аппарату и, путаясь от волнения, после третьей попытки набрал телефон квартиры Геббельса.

– Геббельс! – сразу же ответил знакомый голос.

– Рейхстаг горит! Господин министр, горит рейхстаг!

– Это вы, Ханфштенгль? У вас что, поднялась температура?

– Из моего окна хорошо видно, господин министр! Рейхстаг горит.

– Бросьте, доктор. Вы меня разыгрываете! Это же польские штучки шутить первого апреля. К тому же вы поторопились. Сегодня только 27 февраля...

– Я не шучу. Позвоните в полицейский участок, вам подтвердят. Хачфштенгль быстро успокоился, и привычная логическая машина уже проворачивала в его голове свои бесчисленные колеса.

Что это с ним? Он ведет себя со мной очень странно, думал Ханфштенгль, даже в последней стадии опьянения мне не пришло бы в голову так шутить. И с кем! Наши отношения не оставляют места для шуток...

– Так вы это серьезно, доктор? – Геббельс, кажется, начинал верить ему.

– Конечно, господин министр. Я бы не позволил себе этим шутить. Ханфштенгль закончил скорбной нотой и тут же подумал: "Неужели они ничего не знают? Да быть того не может – пожар очень сильный".

– Так... Сейчас свяжусь с участком у Бранденбургских ворот.

Мне удалось его убедить, подумал Ханфштенгль, медленно опуская трубку на рычаг. Странный разговор. Очень странный... А что если я нужен им как свидетель. Я должен был лицезреть то непритворное удивление, с каким они встретят весть о пожаре. Но номер не удался. Я заболел... И вот теперь своим звонком я дал ему возможность сыграть приготовленную роль хотя бы по телефону. Что ж, видимо, перст судьбы...

Зазвонил внутренний телефон. Ханфштенгль сразу узнал скрипучий голос принца Гессенского:

– Взгляните в окно, доктор. Рейхстаг горит!

– Да, ваше высочество. Я уже знаю. Только что сообщил об этом министру Геббельсу. Он долго не хотел мне верить.

– Вот как? Гаулейтер Берлина узнал о пожаре именно от вас?

– Да. Только что.

– Удивительно. Вот уже полчаса, как туда отправились пожарные команды.

– Доктор Геббельс мог и не знать. У него сегодня небольшое торжество в честь фюрера.

– Да, конечно, – с готовностью согласился принц. – Спокойной ночи, доктор.

Вот и еще один свидетель, подумал Ханфштенгль, да какой – сиятельный! Видимо, все так и есть. Мы выполняем с ним теперь одну и ту же задачу. И он, и я, и его высочество Август Вильгельм Гогенцоллерн – гости толстяка... Это очень важное обстоятельство, когда глава парламента и министр тайной полиции съезжает из особняка, в котором есть подземный ход, ведущий в подвалы рейхстага. Это надо непременно засвидетельствовать. Что ж, я могу заявить под присягой, что Герман Геринг вот уже неделю не появляется во дворце. Да... Кроме того, никакой возни в подвале я не слышал. Я же действительно ничего не слышал! Надеюсь, их высочества могут сказать то же... Их слово – это почти королевское слово. Я же, как шеф зарубежной печати, не могу умолчать и о том удивлении, о том недоверии, с которым доктор Геббельс встретил страшную весть. Слава всевышнему, у них не может быть предлога для недовольства.

Глава 4

УЖИН У БУРГОМИСТРА

Лендциан и его коллега вахмистр Хельмут Пёшель доставили задержанного в участок у Бранденбургских ворот уже глубокой ночью.

Рейстаг и прилегающие улицы к тому времени были оцеплены полицией и штурмовыми отрядами СА. Несколько пожарных команд прилагали героические усилия, чтобы погасить бушующий в здании огонь. В отведенном месте толпились представители немецкой и зарубежной прессы, получившие на то специальные разрешения. Все чего-то ждали, ревниво следя друг за другом: не поспешил ли кто на телеграф передать в свою газету сенсацию ночи?

Человека в полицейской форме, естественно, никто не задерживал, и Лендциан, отконвоировав Ван дер Люббе, беспрепятственно возвратился к пылающему рейхстагу. Первый, кого он увидел там, был Геринг. Окруженный толпой приближенных, министр, не повышая голоса, отдавал приказания. Стоя в толпе штурмовиков и шупо, Лендциан хорошо слышал все, что он говорил.

– Надо усилить охрану восточных границ, – втолковывал Геринг какому-то высокому, туго перетянутому ремнями штурмовику. – Это раз! Немедленно арестуйте Тельмана, Димитрова и других террористов! Это два! И смотрите у меня, чтобы они не удрали в Москву!

Штурмовик ответил коротким кивком. Потом снял фуражку и, достав из бокового кармана платок, вытер шею. Он стоял спиной к Лендциану, и вахмистр видел только хорошо подстриженный затылок и белую полоску воротничка. В темных набриолиненных волосах офицера мелькали кровавые отблески пожара.

К Герингу приблизились корреспонденты. Он широко улыбнулся и, подбоченясь, дал им заснять себя на фоне горящего здания. Свита подалась в стороны, и Лендциан успел увидеть, как в дымном свете подожженного магния мелькнула безукоризненная ниточка пробора и шитье группенфюрера СА. Это был Карл Эрнст, лидер берлинских штурмовиков. Он тоже попал в снимок. А один из корреспондентов, тайно пробравшийся к месту происшествия, сотрудник "Роте фане" Ион Зиг сфотографировал и усатого вахмистра Лендциана.

Завыли сирены, и коричневорубашечники, выстроившись цепью, стали теснить толпу. Притушив фары, к рейхстагу медленно подъезжали черные бронированные автомобили. Ловкие, подтянутые офицеры выпрыгивали с передних сидений и бросались к задним дверцам. Резкое движение руки, четкий шаг в сторону, и они каменели, пропуская высокое начальство.

Из первой машины вылез низенький худощавый Геббельс. Спереди его волосы были прилизаны, а на макушке непослушно топорщились. Со шляпой в руке, в плаще, застегнутом на все пуговицы, он прошел, волоча ногу, прямо к Герингу. Обменявшись партийным приветствием, они пожали друг другу руки. Но оттесненный в задние ряды Лендциан уже не мог слышать, о чем они говорили. Да он и не прислушивался, стараясь припомнить, где и когда в последний раз видел молодое и красивое лицо вождя берлинских штурмовиков.

Но вновь пронзительно завыла сирена и спутала его мысли. В сопровождении эскорта мотоциклистов СС к месту пожара подъехала, наконец, машина Гитлера.

...В тот же вечер, 27 февраля обер-бургомистр Берлина Генрих Зам устроил небольшой ужин при свечах для узкого круга знакомых. Собственно, никаких поводов для торжества у него не было. Просто ему посоветовали вытащить из добровольного заточения старика Брюнинга.

Огромный, ростом выше двух метров, бургомистр вместе с почти такой же монументальной супругой встречали гостей в прихожей. Уже прибыли генерал фон Рундштедт, бывший министр транспорта Готфрид Тревиранус, министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат. Ждали только Брюнинга, бывшего рейхсканцлера, но он все не приезжал, запаздывал, хотя утром звонил и обещал непременно быть.

Пока именитые гости курили в библиотеке превосходные манильские сигары бургомистра, его сын составил партию в покер своим хорошим знакомым – молодым офицерам рейхсвера братьям Штауффенбергам и веселому красавцу Харро Шульце-Бойзену, которого принимали в аристократических гостиных Берлина в основном за родство с адмиралом фон Тирпицем. Внучатый племянник покойного министра флота слыл отчаянно левым. Журнал "Гегнер" ("Противник"), который он редактировал, прославился своими постоянными нападками на фюрера и его партию. Кроме них в комнате были еще сын директора кильского окружного суда советник юстиции Манфред Рёдер, офицер военной разведки – абвера – Ганс Остер, адвокат Рёттер и его друг профессор физики Хорст. Штауффенберги были в мундирах, остальные – во фраках. Остер и Рёдер от нечего делать рассматривали развешанную по стенам коллекцию рыцарских доспехов и оружия.

– Все-таки в нем что-то есть, – сказал Рёдер, трогая стальной наколенник. – Личный, знаете ли, магнетизм. Это не простой человек! Нет!

– Проходимец, – коротко бросил Шульце-Бойзен, прикупая четвертого короля.

– Но пока нужный проходимец! – живо откликнулся Остер. – Это мавр, который должен сделать свое дело!

– Смотрите, как бы он не зашел в нем слишком далеко. Он же обещал нам, что покатятся головы. – Шульце-Бойзен небрежно выбросил своих королей на сукно. – Как вам это понравится?

– И вы верите в это, Шу-Бой? – Остер засмеялся. – Это же фигляр и демагог! В нужный момент мы дадим ему коленом под зад.

– Кто это "мы"? – безучастно спросил Бертольд Штауффенберг, выкладывая на стол семь марок проигрыша.

– Мы – это мы! – Остер вытянулся и щелкнул каблуками. – И вы тоже, милостиво добавил он. – Одним словом, рейхсвер.

– Все же согласитесь, господа, это незаурядный человек, – кисло улыбнулся Рёдер.

– Э, да вы, кажется, созрели для них, Рёдер, – сдавая карты, бросил Клаус Штауффенберг.

– Не говорите глупостей! – отмахнулся Рёдер. – Просто я отдаю ему должное. Я юрист и поэтому беспристрастен.

– Вот-вот, – кивнул Клаус. – Я же говорю, что вы созрели для них.

– Нет, граф, вы ошибаетесь, я не собираюсь вступать в их партию. Рёдер легким щелчком сбил пушинку с фрачного лацкана, поправил бутоньерку и прижал ладонь к сердцу. – Это только повредило бы мне... – с усмешкой добавил он.

– Что вы, напротив! – нарочито шумно запротестовал Шульце-Бойзен и широко развел руками. – Это было бы вполне своевременно. Вы, кажется, рассчитываете получить место судьи. Я не ошибаюсь?

Рёдер не ответил.

– Ну вот видите! – тем не менее сказал Шульце-Бойзен. – Посему спешите. Им вскоре понадобятся свои судьи, много судей!

– Мое оружие, господин редактор, – Рёдер усмехнулся, и тонкие бескровные губы его сделались еще тоньше, – мое оружие – это честность и беспристрастность. Закон, господа, превыше всего! Люди же, которые хорошо знают закон, всегда нужны. Поэтому я и не спешу.

– Боюсь, что вам будет трудно выдержать конкуренцию.

– Почему вы так думаете? – он вновь отошел к стене и занялся рыцарскими доспехами.

– Вы же сдали юридический экзамен с оценкой "весьма посредственно"... По-моему, это можно компенсировать только партийным билетом, причем желательно не с очень большим номером. Поэтому торопитесь, Рёдер, торопитесь.

Рёдер молча поклонился и, продолжая осматривать оружие, непринужденно проследовал вдоль стен и вышел из кабинета.

– Зачем вы его травите, Шу-Бой? – спросил Зам-младший.

– В самом деле, Шу-Бой. – Остер подошел к ломберному столику. – Он вам этого не простит. Будьте впредь осторожнее.

– Вы полагаете, к моей репутации можно что-то прибавить? меланхолично пожал плечами Шульце-Бойзен.

Остер тут же вспомнил последнюю карикатуру в "Гегнере" и рассмеялся.

– Все же осторожность не повредит, – сказал он, похлопав Шульце-Бойзена по плечу.

– И это говорите вы? – холодно спросил Клаус Штауффенберг.

– Да! А что?

– Как же тогда насчет пинка под зад?

– Ах, это! Ну, в свое время. – Остер беспечно пожал плечами и отошел к окну.

– Посмотрим, – кивнул Клаус. – Тебе сдавать, Бертольд.

– Мне тоже кажется, что вы сгущаете краски, господа, – сидевший в углу высокий, чуть сутуловатый адвокат Рёттер встал и прошел к столику с сигарами. – Все утрясется.

– Едва ли, – усмехнулся профессор Хорст. – Меня, например, они обещали вздернуть на фонарном столбе.

– За что же, интересно? – оживился Шу-Бой.

– Конфликт с арийской физикой.

Вошел дворецкий и доложил, что госпожа и господин обер-бургомистр приглашают всех в столовую.

– Брюнинг, видимо, не приедет, – сказал Зам-младший. – Прошу к столу, господа.

В кабинете бургомистра зазвонил телефон.

– Не беспокойся, отец, я сниму трубку, – сказал Зам-младший, остановившись в дверях. – Проходите же, господа.

Он прошел в кабинет и закрыл за собой обитую кожей дверь. Хозяйка между тем церемонно рассаживала гостей. Два лакея были готовы обнести их напитками.

– Господа, горит рейхстаг! – тихо сказал бледный Зам-младший, появляясь в дверях.

Гости стали нерешительно подниматься.

– Сидите, господа, сидите, – сказал бургомистр. – Я вынужден ненадолго покинуть вас. Прошу, дождитесь меня... – отложив салфетку, он грузно поднялся из-за стола. – Может быть, кто-нибудь хочет поехать со мной?

Особого желания никто не выразил.

– Тогда еще раз прошу простить меня, надеюсь, что смогу скоро возвратиться... Какой странный свет у этих свечей, – бросил он, уходя, лакею, – включите электричество.

– Быть может, действительно стоит съездить посмотреть? – шепнул Остеру Бертольд фон Штауффенберг.

– Зачем? – довольно громко спросил Остер. – Мы и так будем все знать.

– Думаю, это начало, – сказал Клаус.

И никто ничего ему не возразил.

Первым опомнился Рёдер. Поцеловав руку хозяйке, он молча откланялся.

– Спешит в тайную полицию, – шепнул Остер на ухо Шу-Бою. – Благо у него там родственник... Комиссар Гиринг...

Глава 5

"ОПЕРА ВАЖНЕЕ РЕЙХСТАГА"

Выйдя из машины, Гитлер прежде всего направился к вице-канцлеру Францу фон Папену. Судорожно потряс протянутую руку и принялся возбужденно расхаживать взад и вперед. Неожиданно он остановился и, сцепив руки внизу живота, обернулся и кивнул на горящий рейстаг:

– Предзнаменование дано нам богом, господин вице-канцлер! Если пожар – дело рук коммунистов, а я в этом уверен, то мы должны уничтожить красную заразу железным кулаком. – И он сжал кулаки.

Геринг и Геббельс, как по сигналу, тут же приблизились к фюреру.

– Это ваш Берлин! – не отвечая на приветствия, Гитлер погрозил пальцем Геббельсу – министру пропаганды и гаулейтеру Берлина. – А где ваша полиция, Геринг? – он чуть повысил голос. – Где Зам? – еще громче спросил он и наконец, глядя куда-то поверх голов своей свиты, крикнул: – Почему пожар до сих пор не потушен? Где этот Гемп?

Зам и обер-брандмейстер Берлина Вальтер Гемп поспешно протиснулись сквозь строй эсэсовцев, но не решились встать между фюрером и вернейшими из его приближенных.

– Я уже отдал приказ о немедленном аресте виновных, мой фюрер! заверил Геринг.

– Вы знаете их имена? – Гитлер почти кричал, жестикулируя, словно на митинге. – Вы уже знаете все имена, Геринг?

– Эти имена назовет нам господин Димитров, мой фюрер. – Геринг рассмеялся и торжествующе посмотрел на всех.

– А где Тельман? – неожиданно тихо спросил Гитлер.

– Сбежал, мой фюрер! – легким неуловимым движением Геббельс вылез на передний план. – Сбежал! По моим сведениям, перешел голландскую границу.

Геринг пренебрежительно пожал плечами и отошел к стоящему в отдалении эсэсовцу с генеральскими кленовыми листьями на воротнике. Высокий худощавый эсэсовец бесстрастно взглянул на всесильного министра и предупредительно сделал несколько шагов ему навстречу.

– Откуда у Геббельса эти сведения, дорогой Гейдрих? – тихо спросил Геринг. – Тельман в самом деле сбежал?

– Тельман в Берлине, – прямо не отвечая на вопрос, заметил Гейдрих. Он скрывается в Шарлоттенбурге.

– Как? Неужели он все еще у себя на Бисмаркштрассе? – удивился Геринг.

– Разумеется, нет. Но где-то недалеко.

– Я назначу денежное вознаграждение за его поимку.

– Тем лучше. Мы вот-вот накроем его.

– Надо торопиться!

– Как вам нравятся наши друзья? – Гейдрих глазами указал на главаря берлинских штурмовиков Карла Эрнста, который беседовал в этот момент с двумя другими высшими офицерами СА. – Эрнст, Хайнес, Хельдорф! Вся троица, герои дня. Право, ваше превосходительство, это похоже на демонстрацию. Зачем они здесь?

– Ну, в конце-то концов, это их право, – самодовольно улыбнулся Геринг. – Операция прошла безукоризненно.

– Не совсем.

– Что вы имеете в виду?

– Насколько мне известно, поджигателя арестовал некий с неба свалившийся вахмистр Лендциан. Вы знаете его?

– Нет. – Геринг встревожился. – А вы?

– Я запросил его личное дело, – уклончиво ответил Гейдрих. – Думаю, что за проявленную инициативу он достоин награды.

– Да, дорогой Гейдрих, конечно. Пусть ему выдадут несколько марок, а вы понаблюдайте за ним.

– Разумеется. Но это не все.

– Что еще?

– Меня несколько удивило поведение господина обер-брандмейстера. Он только что неосмотрительно дал интервью корреспонденту Интернэйшнл Ньюс Сервис некоему Ширеру. Это очень забавно, когда брандмейстеры дают интервью. Не правда ли?

Геринг сердито засопел.

– Так вот, милейший Гемп откуда-то узнал, что вы, ваше превосходительство, якобы распорядились оставить в эту ночь помещение рейхстага без обычной охраны, а всех служащих обязали покинуть его в двадцать часов.

– Он так сказал этому писаке? – Геринг раздраженно сжал перчатку и покосился на рейхстаг, окутанный облаками пара, пронизанного режущим светом прожекторов. Белые тугие струи воды били в черные глазницы окон, полосовали изуродованные подтеками стены.

– Да, пожарные знают свое дело, – Гейдрих перехватил взгляд министра, – зато их шеф... По-моему, у него были какие-то злоупотребления по службе?

– Да, как обычно, – рассеянно кивнул Геринг и громко позвал: Зоммерфельд!

Пресс-референт Мартин Зоммерфельд отделился от свиты и, почтительно склонив голову, подошел к шефу.

– Сообщение для газет! – Геринг нетерпеливо протянул руку.

– Сию минуту! – Зоммерфельд расстегнул толстый бювар и мгновенно извлек оттуда машинописный листок. – Примерно двадцать строк.

– Достаточно. – Геринг пробежал листок глазами, скомкал его и отшвырнул. – Это полицейское сообщение, а не политический документ.

Гейдрих глянул на часы и неторопливо пошел к своей машине. Гитлер и Геббельс уже уехали. Перед тем как сесть в автомобиль, фюрер сделал короткое заявление для истории и журналистов: "Как гиена неотделима от падали, так марксист неотделим от государственной измены", – и театральным жестом указал на рейхстаг.

– Кто написал, что вес обнаруженного горючего определен в один центнер? – возмущенно спросил Геринг и, не дав Зоммерфельду ответить, выкрикнул: – Чепуха! Десять, сто центнеров! Так и запишите: сто центнеров.

Зоммерфельд сделал пометку в блокноте.

Ваша бумажка никуда не годится, Зоммерфельд! Слышите? Нужно вот как записывайте! – Широко расставив ноги и подбоченившись, Геринг прищурился и начал диктовать: – "Этот поджог – самый чудовищный террористический акт большевизма в Германии. После него должны были быть подожжены все правительственные здания, замки, музеи и другие жизненно необходимые помещения. Рейхсминистр Геринг принял чрезвычайные меры против этой страшной опасности". Записали? Так будет гораздо лучше. Как вам кажется?

– Разумеется, господин рейхсминистр.

– Прочитайте заявление шайке, – Геринг двинул перчаткой в сторону журналистов. – И гоните всех в шею. Пора кончать. Да... От себя – слышите, Зоммерфельд? – лично от себя, в порядке шутки, можете вскользь заметить, что рейхсминистр Геринг, хотя и преисполнен негодования, не склонен, однако, слишком трагически рассматривать данный инцидент. С художественной точки зрения это здание не представляет ценности. Поэтому нас больше заботит, так сказать, чисто утилитарная сторона. Придется подобрать для говорильни новое помещение, скажем, королевскую оперу. Вот тут вы и скажете в шутку, что рейхсминистру опера всегда казалась важнее рейхстага. – Он рассмеялся. – Вы все поняли, Зоммерфельд?

Пресс-референт поклонился и закрыл блокнот, а массивный, в свободном, подчеркнуто цивильном дождевике и видавшей виды помятой шляпе рейхсминистр сделал ручкой топтавшимся в почтительном отдалении фотографам и, переваливаясь, направился к машине. В отличие от других вождей "тысячелетнего" рейха, он приехал в голубом спортивном кабриолете, словно на воскресную прогулку.

...Когда обер-бургомистр Зам возвратился к себе на квартиру, почти все гости уже разошлись. В библиотеке за кофе и ликерами сидели только генерал Рундштедт, бывший министр Тревиранус и оба графа Штауффенберги, решившие во что бы то ни стало дождаться хозяина.

– Прошу меня простить, господа, – отдуваясь, покачал головой бургомистр. – Ужасное, просто кошмарное зрелище. Все наши лидеры в один голос утверждают, что пожар – дело рук коммунистов. Это был заранее спланированный акт, господа. Здание загорелось сразу в двадцати или даже тридцати местах. Чего там только не было: сера, фосфор, порох, бензин, пропитанные маслом опилки... Задержан какой-то голландец, который, как утверждают, поджег здание с помощью заранее принесенных раскаленных углей.

– Один в тридцати местах? – хмуро спросил Клаус Штауффенберг.

– Такова официальная версия, господа! – бургомистр потер озябшие руки и налил себе рюмку золотого бенедиктина.

– А ваше мнение? – спросил Рундштедт.

– Я слишком мало знаю, господа. Наци утверждают, что это коммунисты.

– Вы говорите, коммунисты? – усмехнулся Тревиранус. – Нет, это сделали наци.

Все замолчали. В недопитых рюмках грустно светилось густое вино, бросавшее разноцветные тени на полированную поверхность стола драгоценного розового дерева.

Зам подошел к окну и раздвинул шторы. Малиновое зарево над темными, унизанными широкими каминными трубами черепичными крышами погасло.

Он один знал, что не случаен даже этот маленький; ужин в старом буржуазном доме близ рейхстага. По личной просьбе министра иностранных дел барона фон Нейрата он пригласил к себе сегодня Брюнинга. Теперь он понимает, кому и зачем было нужно, чтобы именно в этот день видные политические деятели находились недалеко от рейхстага. Одни готовили свидетелей, другие начиняли рейхстаг воспламеняющимися материалами. Недаром обер-брандмейстер Гемп сказал, что поджигателей несколько и горючие вещества принесены были заранее.