Текст книги "Вторая мировая война"

Автор книги: Энтони Бивор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 76 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

После Дюнкерка и капитуляции Франции англичане были в состоянии шока, подобного тому, который испытывает раненый, не чувствующий боли. Они знали, что положение является критическим или даже катастрофическим, а почти все вооружение и автотранспорт армии оказались брошенными на другом берегу Ла-Манша. И все же, внимая призывам Черчилля, они были почти рады полной ясности своей судьбы. Появилась утешительная мысль, что хотя англичанам никогда не удавалось успешно вести войну в начале, они обычно «выигрывали решающее сражение», даже если ни у кого не было ни малейшего представления о том, как же этого добиться. Многие британцы, в том числе и король, открыто признавали, что им стало легче от того, что французы больше не являются их союзниками. Главный маршал авиации Даудинг позднее признался, что услышав о капитуляции Франции, он опустился на колени и возблагодарил Бога за то, что больше не придется рисковать своими истребителями, летая через Ла-Манш.

Англичане ожидали, что после завоевания Франции немцы вскоре предпримут вторжение и в Англию. Генерал Алан Брук, на тот момент ответственный за оборону южного побережья, был более всего обеспокоен нехваткой оружия, бронетехники и слабой боевой подготовкой вверенных ему войск. Начальники штабов видов вооруженных сил все еще очень опасались угрозы для авиационных заводов, от которых зависело пополнение Королевских ВВС самолетами взамен потерянных во Франции. Но люфтваффе требовалось время, чтобы подготовиться к нападению на Британию, и это давало англичанам жизненно важную передышку.

У англичан, возможно, и было на тот момент не более 700 истребителей, но немцы не учли, что их противник был способен производить по 470 самолетов в месяц – вдвое больше, чем их собственная военная промышленность. В люфтваффе также были убеждены, что их летчики и самолеты значительно лучше английских. Королевские ВВС потеряли во Франции 136 летчиков, которые погибли или были захвачены в плен. Даже при условии пополнения из других стран летчиков все равно не хватало. Летные училища готовили максимально возможное число пилотов, но свежеиспеченные авиаторы имели все шансы быть сбитыми в первом же бою.

Самый крупный иностранный контингент военнослужащих авиации – более 8 тыс. человек – составляли поляки. Только у них был боевой опыт, но их интеграция в состав Королевских ВВС проходила медленно. Переговоры с генералом Сикорским, желавшим создания самостоятельных польских ВВС, проходили сложно. Однако, войдя в состав добровольческого резерва Королевских ВВС, первые группы польских летчиков сразу же показали свое мастерство. Английские летчики часто называли своих новых польских товарищей «сумасшедшими поляками» за храбрость и пренебрежение к вышестоящему начальству. Поляки довольно скоро продемонстрировали свое раздражение бюрократией, царившей в Королевских ВВС, хотя при этом признавали, что командование английских ВВС было все же намного лучше, чем в ВВС Франции.

Проблемы возникали из-за недисциплинированности польских летчиков. Причиной отчасти служило то, что польские пилоты все еще кипели гневом по отношению к своему собственному командованию за то состояние военной авиации, в каком она оказалась на момент немецкого вторжения в Польшу. Тогда они горели желанием в бою помериться силами с люфтваффе, глубоко убежденные, что все равно победят благодаря своему умению и храбрости, хотя их старые самолеты Р-11 и уступали немецким самолетам в скорости и вооружении. Но люфтваффе просто раздавили их своим количественным и техническим превосходством. Этот горький опыт, не говоря уже о том ужасном режиме, который создали в Польше Гитлер и Сталин, вызывал жгучее желание отомстить, особенно теперь, когда у них появились современные истребители. Командование Королевских ВВС поначалу совершило грубую ошибку, приняв решение пересадить польских истребителей на бомбардировщики, высокомерно полагая, что польские летчики «деморализованы» своим поражением в сентябре 1939 г.

Потрясением для поляков стали принятые в Англии манеры, как и продукты питания. Почти все они с неприязнью вспоминали о сэндвичах с рыбной пастой, которые им предложили по прибытии в Англию, и об ужасной английской кухне, будь то переваренная баранина с капустой или неизменный заварной крем, вызывавший отвращение и у французов. Это еще больше усиливало ностальгию. Но вместе с тем их потряс теплый прием большинства англичан, приветствовавших их криками «Да здравствует Польша!». Польские летчики, выглядевшие бравыми героями, впервые получили такую степень свободы и оказались в центре внимания целых толп молодых англичанок. На танцевальных площадках без знания языка обходиться было легче, чем в воздухе.

Репутация польских летчиков как безрассудных храбрецов оказалась обманчивой. Они несли меньшие потери, чем английские летчики, отчасти благодаря своему опыту, но еще и потому, что в небе они постоянно следили за готовыми подкрасться немецкими истребителями. Поляки были, безусловно, эгоистичны, и они с презрением относились к устаревшей тактике английских ВВС летать сомкнутым клиновидным строем из трех самолетов. Только через какое-то время, понеся много напрасных потерь, Королевские ВВС начали копировать систему полетов парами, или, как говорили, «четырех пальцев», которую немцы отработали во время Гражданской войны в Испании.

К 10 июля в рядах Королевских ВВС уже было сорок польских летчиков, и их число постоянно увеличивалось по мере того, как все больше польских летчиков, попавших в Британию из Франции, проходили переподготовку для службы в британской авиации. К моменту кульминации Битвы за Британию поляки составляли уже около 10 % всех летчиков-истребителей на юго-востоке. 13 июля была сформирована первая польская эскадрилья. В течение месяца британское правительство пошло на уступки и согласилось с требованием Сикорского о создании польских военно-воздушных сил со своими собственными истребительными и бомбардировочными эскадрильями, но подчиненных командованию Королевских ВВС.

31 июля Гитлер собрал своих генералов в Бергхофе, над долиной Берхтесгаден. Он все еще был удивлен тем, что Англия отвергает его мирные предложения. Учитывая крайне малую вероятность вступления в войну США в обозримом будущем, он почувствовал, что Черчилль рассчитывает на Советский Союз. Это сыграло главную роль в его решении претворить в жизнь самый масштабный из своих проектов – уничтожение «еврейского большевизма» на востоке. Он пришел к заключению, что только разгром Советского государства путем массированного вторжения заставит Англию признать себя побежденной. Таким образом, решимость Черчилля продолжать борьбу в одиночестве, проявленная в конце мая, имела более далеко идущие последствия, чем только определение судьбы Британских островов.

«Когда мы раздавим Россию, – сказал Гитлер своим военачальникам, – Англия лишится своей последней надежды. И тогда Германия станет хозяйкой в Европе и на Балканах». На этот раз, в отличие от нервной реакции перед началом оккупации Франции, его генералы проявили удивительную решимость в отношении нападения на Советский Союз. Даже не имея непосредственного приказа от Гитлера, Гальдер поручил офицерам своего штаба начать разработку общих планов операции.

В эйфории от победы над Францией и полного пересмотра унизительного Версальского договора высшие чины вермахта приветствовали фюрера как «первого солдата рейха», который обеспечит будущее Германии на все времена. Две недели спустя Гитлер, в душе насмехаясь над тем, как легко ему удается подкупить своих генералов повышением в чинах, орденами и деньгами, устроил вручение двенадцати фельдмаршальских жезлов покорителям Франции. Директива Верховного главного командования вермахта предписывала люфтваффе сосредоточить свои усилия на уничтожении Королевских ВВС, «наземной инфраструктуры ВВС и военной промышленности Англии», а также ее портов и военных кораблей. Геринг предсказывал, что это не займет и одного месяца. Боевой дух его летчиков был на высоте, благодаря победе над Францией и их численному превосходству. Люфтваффе во Франции имели 656 истребителей «мессершмитт» Ме-109, 168 двухмоторных истребителей «мессершмитт» Me-110, 769 бомбардировщиков «дорнье», «хейнкель» и «юнкерс» Ю-88, а также 316 пикирующих бомбардировщиков «юнкерс» Ю-87. У Даудинга было лишь 504 самолета «харрикейн» и «спитфайр».

До начала главных ударов в первых числах августа два немецких авиакорпуса в Северной Франции занимались разведкой аэродромов английских ВВС. Они совершили множество вылетов на разведку, чтобы спровоцировать англичан и сбить как можно больше самолетов еще до начала основных воздушных сражений. Люфтваффе также атаковали расположенные вдоль побережья английские радиолокационные станции. Наличие радиолокационных станций в совокупности со службой воздушного наблюдения и налаженной системой связи с командными пунктами означало, что английским летчикам не было необходимости тратить время на патрулирование над Ла-Маншем. Эскадрильи можно было поднять в воздух по тревоге, имея достаточно времени для набора высоты, но при этом также экономя топливо и обеспечивая пребывание самолетов в воздухе максимально возможное времени. К счастью для англичан, нанести точный удар по радарным вышкам было крайне сложно, и даже в случае повреждения их можно было быстро восстановить.

Даудинг удерживал про запас эскадрильи «спитфайров» во время битвы за Францию, сделав исключение лишь для эвакуации из Дюнкерка. И в этот раз он экономил силы, разгадав тактику немцев. Можно было подумать, что Даудинг держался отчужденно и был замкнут после смерти своей жены в 1920 году, но он очень переживал за своих «таких дорогих ему мальчишек-истребителей», которые в свою очередь платили ему искренней преданностью. Он хорошо представлял себе, с чем им придется столкнуться. Он также позаботился о том, чтобы иметь соответствующего командира 11-й авиагруппы, прикрывавшей Лондон и юго-восточную часть Англии. Маршал авиации Кэйт Парк, по происхождению новозеландец, сбил двадцать немецких самолетов во время предыдущей войны. Как и Даудинг, он был готов прислушиваться к своим летчикам и позволял им игнорировать довоенную тактику, применяя взамен свою собственную.

В то памятное лето английская истребительная авиация стала интернациональной. Из 2917 летчиков, находившихся на службе во время Битвы за Британию, собственно британцами были 2334. Остальные – это 145 поляков, 126 новозеландцев, 98 канадцев, 88 чехов, 33 австралийца, 29 бельгийцев, 25 южноафриканцев, 13 французов, 11 американцев, 10 ирландцев и несколько летчиков других национальностей.

Первая решительная схватка состоялась еще до официального начала регулярных налетов немцев. 24 июля Адольф Галланд во главе группы из сорока истребителей «мессершмитт» Ме-109 и восемнадцати бомбардировщиков «дорнье» Дo-17 нанес удар по каравану судов в устье Темзы. Для отражения нападения в воздух поднялись три эскадрильи «спитфайров», и хотя они сбили лишь два немецких самолета, а не официально объявленные шестнадцать, Галланд был потрясен решимостью численно уступавших немцам английских летчиков. Он отругал своих пилотов за трусость после их возвращения и понял, что предстоящая битва окажется не такой легкой, как предполагал рейхсмаршал Геринг.

С типичной для немцев напыщенностью они дали немецкому наступлению кодовое название Adlerangriff («Нападение орла»). День начала операции получил название Adlertag («День орла»). Он несколько раз переносился, и наконец был назначен на 13 августа. После некоторой неразберихи с прогнозами погоды соединения немецких бомбардировщиков и истребителей поднялись в воздух.

Самая большая группа должна была совершить налет на военно-морскую базу в Портсмуте, а остальные – нанести удары по британским аэродромам. Но, несмотря на все проведенные немцами разведывательные операции, данные люфтваффе оказались недостоверными. В основном ударам подверглись вспомогательные аэродромы или базы, не относившиеся к истребительной авиации. Когда после полудня небо прояснилось, радарные станции на южном побережье обнаружили около 300 самолетов, направлявшихся в сторону Саутгемптона. Восемьдесят британских истребителей поднялись в воздух – количество, которое в предыдущие недели невозможно было даже представить. Истребителям 609-й эскадрильи удалось прорваться к группе «юнкерсов» и сбить шесть из них.

Всего самолеты Королевских ВВС сбили в этом бою сорок семь самолетов противника, потеряв при этом тринадцать своих машин и трех летчиков убитыми. Потери же среди немецких летчиков были значительно выше: восемьдесят девять убитыми и пленными. Ла-Манш начал работать в пользу английских ВВС. Во время Битвы за Францию летчики, возвращавшиеся домой на поврежденных самолетах, боялись, что им придется совершить вынужденную посадку на воду или разбиться при посадке. Теперь такая опасность грозила немцам. Перед ними маячила также перспектива оказаться в плену, если придется прыгать с парашютом над территорией Англии.

Геринг, глубоко разочарованный итогами «Дня орла», 15 августа начал еще более масштабное наступление – в воздух поднялись 1790 истребителей и бомбардировщиков, атаковавших Британию со стороны Норвегии, Дании и с севера Франции. Соединения немецкого Пятого воздушного флота в Скандинавии потеряли тогда почти 20 % своего состава, и больше уже не участвовали в Битве за Британию. Люфтваффе потом назовет этот день «черным четвергом», но у Королевских ВВС тоже было мало оснований для радости. Их собственные потери были немалыми, а численное превосходство люфтваффе означало, что немцы и дальше будет пытаться сломить английские ВВС.

Постоянные атаки на аэродромы приводили к тому, что гибли или получали ранения авиамеханики, специалисты по сборке, вестовые и даже водители и топографы Женской вспомогательной службы Королевских ВВС. 18 августа 43-я эскадрилья отомстила немцам: ее истребители напали на группу «юнкерсов», которые, входя в пике, бомбили радарную станцию. На счету английских летчиков оказалось восемнадцать сбитых хищников, еще до того как сопровождавшие их «мессершмитты» Ме-109 успели прийти на помощь.

Новые пилоты, прибывавшие на пополнение, спешили расспросить обо всем побывавших в боях ветеранов. Новичков приучали к существующему распорядку дня. Вестовые их будили до рассвета, и, выпив чашку чая, они отправлялись на рассредоточенные пункты, там получали завтрак и затем ожидали восхода солнца. Погода в течение большей части августа и сентября в том году, к большому сожалению британских летчиков-истребителей, была очень хорошей: безоблачное небо было на руку люфтваффе.

Труднее всего было переносить ожидание. Летчики ощущали сухость во рту и металлический привкус страха. Затем они слышали своего рода сигнал тревоги – резкий звук полевого телефона – и команду: «Эскадрилья, на взлет!» Тогда они с тяжелыми парашютами на спине бежали к самолетам. Солдаты подразделений аэродромного обслуживания помогали пилотам взобраться в кабину самолета, где проверялось, все ли в порядке. Когда двигатели «мерлин» начинали реветь, тормозные колодки убирались, и истребители выруливали на старт. Им нужно было позаботиться о многих вещах, и времени бояться просто не оставалось, по крайней мере, в тот момент.

Набирая высоту, двигатели натужно гудели. Поднявшись в воздух, новички должны были не забывать постоянно оглядываться по сторонам. Вскоре становилось понятно, что опытные летчики носят шелковые шарфы совсем не из желания покрасоваться. Постоянно поворачивая голову, летчики натирали себе шею о форменные воротнички и галстуки. Им внушали необходимость «все время держать глаза широко открытыми». Те, кто выжил во время первого боевого вылета (а это случалось далеко не со всеми), возвращались на базу и снова ждали, перекусывая сэндвичами с говядиной и запивая их чаем. Пока самолеты заправлялись горючим, пока пополнялся боекомплект, летчики тут же укладывались на землю или на лежаки и мгновенно засыпали от усталости.

Когда они снова отправлялись на боевое задание, центр управления сектора направлял их в сторону соединений «бандитов». Сообщение по радио: «Внимание, противник», – означало, что в воздухе найдена группа черных точек. Тогда летчик включал зеркальный прицел, и напряжение усиливалось. Самое главное – справиться с чувством страха, иначе быстрая гибель была неизбежна.

Первейшая задача состояла в том, чтобы разбить строй бомбардировщиков до того как могли вмешаться истребители прикрытия. Если к вражеским самолетам центр управления направлял сразу несколько эскадрилий, то самые быстрые, «спитфайры», навязывали бой вражеским истребителям, а медлительные «харрикейны» атаковали бомбардировщики. Уже через несколько секунд в небе был настоящий хаос: самолеты ныряли, совершали фигуры высшего пилотажа, стараясь занять лучшую позицию, чтобы дать внезапную очередь, и при этом летчикам приходилось следить за тем, что происходит у них за спиной. Чрезмерная сосредоточенность на цели давала возможность вражескому истребителю зайти сзади незамеченным. Некоторые летчики-новички, попадая в первый раз под огонь, как бы впадали в паралич. Если им не удавалось выйти из состояния «ступора», это был конец.

Если был поврежден мотор, вытекающие из него гликоль или масло могли залить лобовое стекло кабины. Самой большой опасностью для летчиков был риск распространения огня на заднюю часть кабины. Из-за высокой температуры могло заклинить колпак кабины. Но когда летчику удавалось его открыть и расстегнуть привязные ремни, приходилось переворачивать самолет вверх шасси, чтобы иметь возможность выпрыгнуть. Для многих летчиков бой был таким потрясением, что они просто теряли ориентацию в пространстве. Им необходимо было специально сосредоточиться на том, чтобы не забыть потянуть кольцо вытяжного троса парашюта. Если, падая вниз, они ухитрялись посмотреть по сторонам, то видели, что небо, ранее заполненное самолетами, вдруг опустело, и они находятся в полном в одиночестве.

Если прыгать приходилось не над Ла-Маншем, английские летчики хотя бы знали, что приземлятся на своей территории. Поляки и чехи учитывали, что, несмотря на их форму, слишком бдительные местные жители или члены отрядов местной обороны могут принять их за немцев. Парашют одного из польских летчиков, Чеслава Тарковского, зацепился за ветви дуба. «Ко мне подбежали люди с вилами и дубинами, – вспоминал он, – один из них, вооруженный обрезом, кричал “Hдnde hoch!”. Я ему ответил: “А пошел ты…”, старательно выговаривая английские слова. Хмурые лица сразу же просветлели, и все в один голос закричали: “Да это наш!”». Другой польский летчик однажды днем приземлился на территории очень престижного теннисного клуба. Его записали как гостя, дали ему ракетку, одолжили белый фланелевый костюм и пригласили принять участие в матче. К моменту прибытия автомобиля ВВС, который должен был забрать летчика, его противники были полностью побеждены и доведены до изнеможения.

Кое-кто из летчиков мог честно признаться, что чувствовал «дикий, первобытный восторг», наблюдая, как падает подбитый им вражеский самолет. Польские летчики, которых англичане инструктировали, что не следует стрелять по спускающимся на парашютах немецким летчикам, в некоторых случаях пролетали над куполом парашюта, в результате чего он сжимался в воздушном потоке от винта, и враг камнем падал вниз. Другие летчики испытывали какое-то чувство сострадания, когда им напоминали, что они убивали или калечили человека, а не просто уничтожали самолет.

Сочетание предельной усталости и страха создавало опасные уровни стресса. Многих каждую ночь мучили кошмары, некоторые летчики не могли перенести такое напряжение. Почти у каждого на каком-то этапе случались «припадки нервного возбуждения», но они заставляли себя держаться. Вместе с тем было немало летчиков, старавшихся избежать участия в боевых вылетах, делая вид, что у них неисправен двигатель. Это замечали после того, как ситуация пару раз повторялась. На принятом в английских ВВС официальном языке это определялось как «неустойчивое моральное состояние», и летчика переводили на обслуживание вылетов.

Большинство английских летчиков-истребителей было не старше двадцати двух лет. Им приходилось очень быстро взрослеть, даже если они все еще могли позволить себе давать друг другу прозвища и шуметь в столовой, как школьники, приводя в изумление своих товарищей постарше. Но когда напор люфтваффе на Англию усилился, а жертвы среди мирных жителей стали множиться, главным чувством у летчиков стала злость.

Немецкие летчики тоже страдали от стресса и крайней усталости. Взлетая с импровизированных и неровных аэродромов Па-де-Кале, они часто становились жертвами аварий. Самолет Me-109 был отличной машиной для опытных летчиков, но для тех, кого спешно выпустили из училища, он представлял собой трудно управляемое чудовище. В отличие от Даудинга, заботившегося о смене и отдыхе для своих эскадрилий, Геринг был безжалостен к летным экипажам, боевой дух которых начал падать из-за все возраставших потерь. Члены экипажей немецких бомбардировщиков жаловались, что «мессершмитты» разворачивались и уходили, оставляя их без прикрытия, но это происходило просто потому, что по расчету горючего немецкие истребители могли находиться в воздухе над Англией не более тридцати минут, а в условиях тяжелого воздушного боя и того меньше.

Летчики же двухмоторных истребителей «мессершмитт» Me-110 несли значительные потери и хотели, чтобы их сопровождали Me-109. Английские летчики, обладавшие стальными нервами, обнаружили, что наилучшим методом ведения боя с этими самолетами является лобовая атака. Разъяренному Герингу даже пришлось отстранить пикирующие бомбардировщики от основных боевых операций после бойни 18 августа. Однако при этом рейхсмаршал, взбодренный необоснованно оптимистичными заявлениями своего начальника разведки, был уверен, что Королевские ВВС вот-вот падут. Он отдал распоряжение усилить атаки на аэродромы. При этом его собственные летчики были подавлены постоянными заверениями в том, что английские ВВС находятся при последнем издыхании, в то время как при каждом боевом вылете они встречали яростное сопротивление противника.

Даудинг предвидел такие изматывающие бои, и главной его заботой был ущерб, наносимый аэродромам. Хотя английские ВВС почти ежедневно сбивали больше немецких самолетов, чем теряли сами, у них на самом деле было меньше самолетов, чем у немцев. Одним из способов решения проблемы было существенное увеличение выпуска истребителей, но потери среди летчиков продолжали беспокоить Даудинга сильнее всего. Его летчики были настолько измотаны, что засыпали во время еды и даже посреди разговора. Эскадрильям истребителей был отдан приказ для снижения уровня потерь не преследовать немецкие самолеты над Ла-Маншем и не реагировать на атаки с бреющего полета небольших групп «мессершмиттов».

Истребительная авиация также страдала от разногласий по поводу тактики. Маршал авиации Траффорд Ли Мэллори, командующий 10-й авиагруппой, дислоцированной к северу от Лондона, был сторонником тактики «большого крыла», которая требовала сосредоточения большого числа самолетов. Такой подход поначалу поддерживал и подполковник Дуглас Бейдер, смелый, но упрямый офицер, прославившийся тем, что возвратился в истребительную авиацию после потери обеих ног в довоенной аварии. Однако и Кэйт Парк, и Даудинг были совершенно не согласны с тактикой «большого крыла». К тому моменту, когда 10-я авиагруппа могла собрать такое формирование в воздухе, немецкие самолеты обычно уже успевали улететь.

Ночью 24 августа более сотни немецких бомбардировщиков не попали по намеченным целям и по ошибке сбросили бомбы на восточную и центральную части Лондона. Тогда Черчилль отдал приказ нанести ряд ответных бомбовых ударов по Германии. Последствия этого для жителей Лондона были достаточно серьезными, но они также подтолкнули Геринга к фатальному решению перенести удары с аэродромов на города. Именно это спасло истребительную авиацию Англии на решающем этапе сражения.

Под давлением со стороны Геринга немецкие удары в конце августа и в первую неделю сентября еще более усилились. В течение только одного дня английская истребительная авиация потеряла сорок машин, девять летчиков погибли, а восемнадцать получили серьезные ранения. Все были в ужасном напряжении, но боевой дух летчиков укрепляло осознание того, что эти бои действительно представляли собой войну не на жизнь, а на смерть, и что атаки истребительной авиации наносили люфтваффе все более ощутимые потери.

Днем 7 сентября, когда Геринг прибыл на наблюдательный пункт на скалах Па-де-Кале, люфтваффе начали массированный налет с участием более тысячи самолетов. Королевские ВВС подняли в воздух одиннадцать истребительных эскадрилий. На всей территории графства Кент фермеры и деревенские жители напряженно всматривались в небо, наблюдая за следами самолетов в воздухе и за ходом боя. Невозможно было определить, чьи истребители были в воздухе, но каждый раз, когда бомбардировщик, изрыгая дым, падал вниз, жители графства ликовали. Основная часть немецких бомбардировщиков направлялась к докам Лондона. Этот удар был ответом Гитлера на налет англичан на Германию. Дым от сильных пожаров, вызванных зажигательными бомбами, наводил последующие группы бомбардировщиков на цель. Лондон получил первый из многих серьезных ударов, более 300 мирных жителей погибли, а 1300 получили ранения. Но вера Геринга в то, что английская истребительная авиация почти уничтожена, как и его решение наносить последующие удары ночью и по городам, свидетельствовали о том, что люфтваффе не удалось выиграть Битву за Британию.

Тем временем британцы все еще опасались, что в любой момент может раздаться колокольный звон, извещающий о немецком вторжении. Английские бомбардировщики продолжали бомбить баржи, которые немцы собирали в портах Ла-Манша. Никто не знал о сомнениях самого Гитлера, решившего отложить операцию «Морской лев», если Королевские ВВС не будут разгромлены до середины сентября. Геринг, прекрасно понимая, что в неспособности уничтожить английские ВВС обвинят только его, припомнив ему хвастливые обещания сделать это, отдал приказ о новом массированном налете, назначенном на воскресенье, 15 сентября.

В тот день Черчилль решил посетить 11-ю авиагруппу, дислоцированную в Аксбридже. Он стоял на командном пункте рядом с Парком и неотрывно наблюдал за информацией, поступавшей с радарных станций и от службы наблюдателей, а автоматический координатный самописец превращал на специальных картах поступающие сообщения в немецкие самолеты. К полудню Парк, которому интуиция подсказывала, что нынешний налет будет очень мощным, поднял в воздух двадцать три эскадрильи истребителей. На этот раз эскадрильи «спитфайров» и «харрикейнов» заранее получили предупреждение и успели набрать нужную высоту. И когда «мессершмитты» сопровождения вынуждены были повернуть назад, так как у них заканчивалось топливо, немецкие бомбардировщики оказались один на один с английскими истребителями, от которых, как их уверяли, уже ничего не осталось.

Во второй половине дня все повторилось, и Парк вызвал подкрепления из 10-й и 12-й авиагрупп, базировавшихся в западной части Англии. К концу дня Королевские ВВС уничтожили пятьдесят шесть самолетов противника, потеряв при этом двадцать девять истребителей и двенадцать летчиков убитыми. Через несколько дней налеты повторились, но по размаху их уже нельзя было сравнить с предыдущими. Несмотря на все это, 16 сентября начальник разведки Геринга, неисправимый оптимист, все же убедил его в том, что в английской истребительной авиации осталось всего лишь 177 машин.

Опасность вторжения сохранялась, но 19 сентября Гитлер решил отложить операцию «Морской лев» на неопределенный срок. Военно-морские силы и Главное командование сухопутных сил вермахта проявляли еще меньше энтузиазма в отношении вторжения в Великобританию, после того как стала очевидной неспособность люфтваффе уничтожить английскую истребительную авиацию.

С приближением войны на Западе к тупиковой точке признаки ее превращения во всемирный конфликт проявлялись все ярче. Японцы незадолго до того были захвачены врасплох коммунистическими военными формированиями, совершившими целый ряд нападений в северной части Китая. Японо-китайская война разгоралась, грозя перерасти в очередной этап жестоких столкновений. 27 сентября в Берлине был подписан Тройственный пакт, направленный, вне всяких сомнений, против США. Президент Рузвельт незамедлительно созвал своих военных советников для обсуждения возможных последствий, а через два дня после этого Великобритания снова открыла Бирманскую дорогу для поставок материалов военного назначения националистическим силам Китая.

Битва за Британию должна была закончиться до конца октября, когда люфтваффе планировали сосредоточиться на ночных бомбардировках Лондона и промышленных объектов центральных графств Англии. Если посмотреть статистику за август и сентябрь, на которые пришелся самый пик боевых действий, то окажется, что Королевские ВВС потеряли 723 самолета, а люфтваффе – более 2000. Неоправданно большая доля потерь была вызвана не «действиями вражеской стороны», а «особыми обстоятельствами», т. е. в основном авариями. В октябре британские ВВС сбили 206 немецких истребителей и бомбардировщиков, в то время как общие потери люфтваффе за тот же период составили 375 самолетов.

Так называемый блиц против Лондона и других городов продолжался всю зиму. 13 ноября британская бомбардировочная авиация по приказу Черчилля нанесла ответный удар по Берлину. Это было вызвано тем, что накануне в Берлин на переговоры прибыл министр иностранных дел СССР Молотов. Сталина беспокоило присутствие немецких войск в Финляндии и влияние нацистской Германии на Балканах. Он также хотел получить от Германии гарантию на право прохождения советских судов из Черного моря в Средиземное через Дарданеллы. Многим показалось странным исполнение оркестром вермахта «Интернационала» в момент прибытия Молотова на железнодорожный вокзал Берлина, украшенный советскими красными флагами.

Встреча закончилась неудачно, вызвав лишь взаимное раздражение. Молотов требовал ответов на конкретные вопросы. Он спрашивал о том, остается ли в силе заключенный годом ранее советско-германский пакт. Услышав ответ Гитлера о том, что, естественно, пакт остается в силе, Молотов указал на то, что немцы установили тесные отношения с врагами русских – финнами. Риббентроп подталкивал Советы к войне на юге, в направлении Индии и Персидского залива, чтобы разделить то, что останется от Британской империи. Предложение Советскому Союзу присоединиться вместе с Италией и Японией к Тройственному пакту не было воспринято Молотовым всерьез. Не был он готов и согласиться с Гитлером, который, прибегнув к своим любимым монологам, убеждал его вместе с Риббентропом в том, что Британия уже фактически побеждена. И когда завыли сирены воздушной тревоги и Молотова проводили вниз, в бункер на Вильгельмштрассе, он не удержался от того, чтобы не сказать нацистскому министру иностранных дел: «Вы говорите, что Британия побеждена. Тогда почему же мы сидим здесь, в бомбоубежище?»