Текст книги "Вторая мировая война"

Автор книги: Энтони Бивор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 76 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

К началу декабря в командовании группы армий «Центр» многие стали понимать, что их истощенные и обмороженные войска уже не смогут взять Москву. Они хотели отвести свои ослабленные части на хорошо обороняемые позиции до весны. Однако подобные аргументы были отброшены генералом Гальдером по указанию ставки фюрера. Кое-кто начал вспоминать войну 1812 г. и жуткое отступление наполеоновской армии. Даже теперь, когда грязь замерзла, улучшить снабжение не удавалось. Температура опускалась ниже минус 20 градусов по Цельсию, а видимость часто бывала нулевой, и самолеты люфтваффе большую часть времени не могли совершать боевые вылеты. Как аэродромные службы немецкой авиации, так и моторизованные части должны были по утрам разводить костры под двигателями своих машин, чтобы попытаться запустить их. Пулеметы и автоматы промерзали намертво, потому что вермахт не имел зимних смазочных материалов. Радиотехника в условиях экстремально низких температур тоже отказывала.

Тягловые лошади, привезенные из Западной Европы для нужд артиллерии и транспорта, не были приспособлены к таким холодам, им не хватало корма. Хлеб привозили замерзшим. Чтобы поесть, солдатам приходилось резать хлеб ножовками и размораживать его в карманах брюк. Ослабленные солдаты не могли рыть окопы в твердом, как железо, грунте – им приходилось сначала прогревать его кострами. Не хватало сапог, чтобы заменить развалившиеся в результате многокилометровых маршей. Не хватало теплых рукавиц. Число жертв обморожения превышало теперь количество раненых в бою. Офицеры жаловались, что их солдаты стали похожими на русских крестьян, потому что они отбирали зимнюю одежду у местных жителей, а порой даже заставляли их разуваться, угрожая оружием.

Женщин, детей и стариков выгоняли на улицу из изб, где немецкие солдаты срывали полы в поисках припрятанного картофеля. Наверное, менее жестоко было бы сразу убивать этих наполовину раздетых людей, чем обрекать их на медленную смерть от голода и холода в ту страшную зиму, оказавшуюся самой суровой за многие, многие годы. В наихудших условиях содержались советские военнопленные. Они умирали тысячами от изнеможения во время марш-бросков на запад по снегу, от голода и от болезней, главным образом сыпного тифа. Некоторые были доведены крайней степенью страдания до людоедства. Каждое утро охранники заставляли пленников бежать по несколько сотен метров, избивая их при этом. Упавших немедленно пристреливали. Жестокость стала психологическим пристрастием тех, кто обладал абсолютной властью над существами, которых велено было презирать и ненавидеть.

К 1 декабря немецкая тяжелая артиллерия была, наконец, подтянута к Москве. В тот же день Четвертая армия генерала фон Клюге начала с запада последний штурм города. Ледяной ветер намел высокие сугробы, преодоление которых изматывало солдат. Но при поддержке неожиданной для советских войск артиллерийской подготовки и некоторой поддержке с воздуха XX корпусу удалось прорваться через позиции 33-й армии в направлении Минского шоссе. Тылы соседней советской 5-й армии также оказались под угрозой. Жуков отреагировал немедленно и бросил в бой все части, какие сумел собрать, в том числе сибирскую 32-ю стрелковую дивизию.

К вечеру 4 декабря оборонительные позиции Красной Армии были восстановлены. Немецкая пехота падала от истощения и холода. Температура воздуха упала ниже минус 30 градусов. «Я не могу описать вам, что это значит, – писал в тот день домой ефрейтор 23-й пехотной дивизии. – Во-первых, ужасно холодно, метель, ноги промокли насквозь – сапоги никогда не высыхают, а нам запрещено их снимать – и, во-вторых, напирают русские». Клюге и Бок уже осознавали, что немецкая армия потерпела неудачу. Они тешили себя мыслью о том, что Красная Армия тоже должна быть при последнем издыхании, на чем так часто настаивал Гитлер. Они даже не представляли себе, как глубоко заблуждаются. В течение последних шести дней Жуков и Ставка занимались подготовкой мощного советского контрнаступления.

Высокий профессионализм таких советских военачальников, как Жуков, Рокоссовский, Лелюшенко и Конев оказал заметное влияние на ход боевых действий. Это уже не было маразматическое остолбенение июня, когда командиры из страха быть арестованными НКВД не решались проявить малейшую инициативу. Громоздкие воинские формирования того периода тоже ушли в прошлое. Советская общевойсковая армия теперь состояла из четырех дивизий, редко пяти-шести. Корпусная структура к тому времени была упразднена, что сделало управление войсками более эффективным. В тылу были сформированы одиннадцать новых армий. Некоторые включали лыжные батальоны и хорошо обученные сибирские дивизии, должным образом экипированные для зимней войны – одетые в полушубки и белые маскхалаты. Новые T-34 с широкими гусеницами обладали гораздо большей проходимостью в зимних условиях, чем немецкие танки. И, в отличие от немецкой техники, для советского оружия и транспортных средств были разработаны специальные смазочные материалы, применяемые при низких температурах. На многочисленных аэродромах вокруг Москвы было собрано большое количество самолетов. Впервые в ходе войны, имея на вооружении новые истребители Яковлева и штурмовики Ильюшина, ВВС РККА смогли добиться полного превосходства в воздухе, в то время как большинство самолетов люфтваффе оставались «примерзшими» к земле.

Утвержденный Сталиным план Жукова предполагал устранение двух немецких выступов по обе стороны от Москвы. Основной, на северо-западе, образовали немецкая Четвертая армия и ослабленные Третья и Четвертая танковые армии. Южный выступ, к востоку от Тулы, образовала Вторая танковая армия. Но Гудериан, почуяв опасность, начал отводить некоторые из ее передовых частей.

В пятницу 5 декабря, в 03.00 утра, недавно сформированный Калининский фронт Конева двинулся в наступление с севера на основной выступ. 29-я и 31-я армии атаковали, перейдя по льду замерзшую Волгу. На следующее утро 1-я ударная армия и 30-я армия начали наступление на запад. Затем Жуков направил еще три армии, в том числе усиленную 16-ю Рокоссовского и 20-ю Власова, против южного выступа. Таким образом советское командование намеревалось отрезать Третью и Четвертую немецкие армии. Немецкая оборона была прорвана. В пробитую брешь ворвался 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора Льва Доватора, сея в тылу вражеских войск хаос и панику. Выносливые казачьи лошади, способные передвигаться по снегу метровой глубины, легко настигали пытающуюся отступать немецкую пехоту.

На юге 50-я армия атаковала из Тулы северный фланг Второй танковой армии Гудериана, в то время как 10-я армия продвигалась на северо-восток. 1-й гвардейский кавалерийский корпус Павла Белова при поддержке танков ударил в немецкий тыл. Гудериан отступал очень быстро, и ему удалось вывести из под удара большую часть своих сил. Но немецкий генерал был не в состоянии восстановить линию обороны, как он надеялся, поскольку Юго-Западный фронт вскоре направил 13-ю армию и оперативную группу войск против Второй немецкой армии на ее южном фланге. Гудериан вынужден был отступить еще на восемьдесят километров. Так возник большой разрыв между ним и соседом слева – Четвертой армией. Советским войскам по-прежнему не хватало танков и артиллерии, но с прибытием новых армий она примерно сравнялась под Москвой по численности личного состава с немецкими силами. Главное преимущество ее составлял элемент внезапности. Немецкое командование не поверило докладам пилотов люфтваффе о перемещении крупных воинских соединений в советском тылу. У немцев не осталось резервов. А тяжелые бои к юго-востоку от Ленинграда и отход группы армий «Юг» к Миусу не позволяли Боку получить подкрепление с флангов. Ощущение шаткости положения охватило даже солдат глубоко в тылу таких, как обер-ефрейтор из подразделения тыла 31-й пехотной дивизии. «Не знаю, в чем дело, – писал он домой, – просто есть нехорошее предчувствие, что эта огромная Россия слишком велика для наших сил».

По состоянию на 7 декабря наступление против основного выступа сил противника шло успешно. Казалось, поставленное задание окружить части Третьей и Четвертой немецких танковых армий будет выполнено. Однако продвижение войск вперед, к большому недовольству Жукова, было крайне медленным. Наступающие войска все время застревали, пытаясь уничтожить каждый опорный пункт противника, обороняемый наскоро сколоченными специальными немецкими Kampfgruppen, т.е. боевыми группами. Два дня спустя Жуков приказал своим командирам прекратить лобовые атаки и обходить немецкие опорные пункты, чтобы продвигаться как можно быстрее немцам в тыл.

8 декабря немецкий солдат писал в своем дневнике: «Неужели мы вынуждены будем отступать? Да помилует нас Бог в таком случае». Немцы понимали, что будет означать отступление в условиях открытой заснеженной местности. Отступая по всему фронту, они сжигали деревни, с трудом отходя по глубокому снегу. За собой они оставляли технику, остановившуюся из-за отсутствия топлива, павших от истощения лошадей и даже раненых бросали прямо в снегу. Голодные солдаты вырубали куски замороженного мяса из лошадиных боков.

Сибирские лыжные батальоны наносили удары по отступающим немецким войскам, как призраки выныривая из ледяного тумана. С мрачным удовлетворением красноармейцы отмечали совершенно несоответствующее зимним условиям снаряжение противника. Немцы в русских варежках кутались в бабьи платки, украденные в деревнях или сорванные прямо со старушечьих голов. «Морозы были исключительно жестокие, – писал Эренбург, – но красноармейцы-сибиряки ворчали: “Вот, если бы настоящие морозы ударили, они бы их сразу добили”».

Месть бойцов Красной Армии после всего, что они слышали о немецком отношении к военнопленным и гражданскому населению, была беспощадной. Практически не встречая сопротивления со стороны люфтваффе, авиация Красной Армии – истребители и штурмовики – атаковали длинные колонны отступавших войск противника, четко выделявшиеся на фоне снега. Отряды из гвардейских кавкорпусов Белова и Доватора совершали глубокие рейды по тылам противника, с шашками наголо атакуя склады и артиллерийские батареи. Партизаны наносили удары по коммуникациям, иногда – совместно с кавалерией. По решению Жукова, 4-й воздушно-десантный корпус высадился на парашютах за линией фронта. Советские войска были беспощадны к страдающей от морозов и заедаемой вшами немецкой пехоте.

В немецких полевых госпиталях все чаще проводились ампутации конечностей, так как запущенные обморожения приводили к гангрене. При температурах ниже минус 30 градусов кровь в ранах застывала мгновенно. Многие солдаты страдали от различных болезней из-за того, что спали на ледяной земле. Почти все страдали от дизентерии, которая особенно усугублялась в таких условиях. Те, кто не мог самостоятельно передвигаться, были обречены. «Многие раненые застрелились», – отмечает в своем дневнике один немецкий солдат.

Замерзшее оружие часто давало осечки. Танки приходилось бросать из-за отсутствия топлива. Ширился страх оказаться в окружении. Все больше офицеров и солдат начинали жалеть о своем отношении к советским военнопленным. Однако несмотря на постоянные ассоциации с 1812 г. и ощущение, что вермахт теперь унаследовал проклятье Великой армии Наполеона, отступление не превратилось в паническое бегство. Немецкая армия, особенно на краю катастрофы, часто удивляла своих врагов отчаянным сопротивлением. Импровизированные Kampfgruppen, боевые отряды, создававшиеся под дулом автоматов полевой жандармерией, объединяли отставших при отступлении и отбившихся от своей части солдат. Эти отряды из пехотинцев и саперов, вооруженные наспех собранным оружием, в том числе зенитными орудиями и самоходными артиллерийскими установками, стойко удерживали свои позиции под командованием решительных офицеров и унтер-офицеров. 16 декабря один такой отряд прорвал окружение и вышел, наконец, к основным немецким силам. «Почти все солдаты и офицеры находятся на грани нервного срыва, – записал один из солдат этого отряда в своем дневнике. – Наш офицер в слезах».

Гитлер вначале с недоверием отнесся к докладам о наступлении советских войск. Он убеждал себя, что сообщения о новых армиях не более чем блеф. Фюрер не мог понять, откуда они взялись. Униженный этим совершенно неожиданным поворотом в ходе войны, после всех недавних сообщений о победе над славянскими недочеловеками, он был зол и сбит с толку. Инстинктивно он обратился к своей внутренней вере в торжество воли. Тот факт, что его людям не хватает надлежащего зимнего обмундирования, боеприпасов, продовольствия и топлива для бронетехники, не казался ему определяющим. Одержимый мыслями об отступлении Наполеона в 1812 г., Гитлер был полон решимости не допустить повторения истории. Он приказал своим войскам стоять насмерть, несмотря на то что они были не в состоянии рыть окопы в твердом, как камень, грунте.

Поскольку все внимание в Москве было приковано к великому сражению к западу от столицы, новость о нападении японцев на Перл-Харбор не произвела здесь большого впечатления. Зато эффект был весьма значительным в Куйбышеве, где удерживали всех иностранных корреспондентов (с указанием от советских цензоров в выходных данных всех своих сообщений указывать Москву). Илья Эренбург наблюдал с любопытством, как «американцы в «Гранд-отеле» подрались с японскими журналистами». Для американцев и японцев это было еще самым малым, на что они были теперь готовы.

Глава 16
Перл-Харбор
Сентябрь 1941–апрель 1942 гг.

6 декабря 1941 г., когда советские войска начинали контрнаступление под Москвой, криптоаналитик ВМС США расшифровал перехваченное сообщение из Токио японскому послу в Вашингтоне. Несмотря на отсутствие последней части сообщения, суть его была совершенно ясна. «Это означает войну», – сказал Рузвельт Гарри Гопкинсу, который присутствовал в Овальном кабинете в тот вечер, когда принесли текст расшифрованного послания. Президент перед этим направил личное обращение к императору Хирохито, призывая его страну оставаться вне конфликта.

В военном министерстве начальник разведки передал сообщение бригадному генералу Леонарду Героу – директору отдела военного планирования – с рекомендацией предупредить все американские военные базы в Тихом океане. Но Героу решил ничего не предпринимать. Как вспоминали потом, он сказал: «Я думаю, они получили уже предостаточно предупреждений». Дело в том, что штабам как ВМС, так и сухопутных войск США на Тихом океане 27 ноября было четко сказано, что война неизбежна. Эти разведданные также основывались на перехватах японской дипломатической переписки (проект Magic).

Странно, а может, и закономерно, но из Кремля никаких предостережений получено не было, несмотря на искреннее стремление Рузвельта помогать Советскому Союзу. Можно только догадываться о мотивах Сталина, но он отказался передать американцам сведения, полученные от Рихарда Зорге еще до начала битвы за Москву: о том, что Япония планирует внезапное нападение на американцев в Тихом океане. В то же время одним из самых поразительных совпадений Второй мировой войны можно считать тот факт, что именно 6 декабря 1941 г. и именно перед нападением японцев на Перл-Харбор, президент Рузвельт принял решение одобрить запуск проекта по разработке атомного оружия.

В первую неделю сентября японское военное командование склонило императора Хирохито согласиться с его решением начать войну. Свое несогласие он выразил лишь тем, что прочел стихотворение с призывами к миру, написанное дедом императора. При этом положение Хирохито как верховного главнокомандующего вооруженными силами было весьма неоднозначным. Его нежелание вступать в войну зиждилось не на моральных соображениях, а на опасении, что войну можно и проиграть. Оголтелые милитаристы, в основном офицеры младшего и среднего звена, считали, что на их страну возложена божественная миссия создания империи под эвфемистическим названием Великая восточноазиатская сфера взаимного процветания, или «pax japonica» («японский мир»), как называл ее еще в 1934 г. дальновидный американский посол в Токио. К ноябрю 1941 г. он уже опасался, что военные готовы вести свою страну к «общенациональному харакири».

Стремление Японии к имперской экспансии породило цели, противоречившие друг другу: войну в Китае, страх и ненависть к Советскому Союзу на севере и возможный захват французских, голландских и британских колоний на юге. Министр иностранных дел Есукэ Мацуока в апреле 1941 г., незадолго до нападения Гитлера на СССР, организовал подписание японо-советского пакта о нейтралитете. Когда немецкие войска стали быстро продвигаться на восток, Мацуока резко изменил свою позицию и выступил в пользу нанесения удара на север, в тыл СССР. Но такому плану воспротивилась верхушка японской армии. Еще свежа была память о поражении, нанесенном японцам Жуковым в августе 1939 г. Большинство высказалось за то, чтобы сначала закончить войну в Китае.

Оккупация Французского Индокитая в 1940 г. была предпринята прежде всего для того, чтобы воспрепятствовать поставкам вооружений для националистических войск Чан Кайши. Она, однако, оказалась решающим шагом на пути к стратегии «удара на юг», поддерживаемой главным образом командованием Императорских ВМС. Индокитай представлял собой идеальную базу для захвата нефтепромыслов Голландской Ост-Индии. А вслед за введеннием Англией и США эмбарго против Японии в отместку за оккупацию Индокитая командующий Императорским флотом адмирал Исороку Ямамото был предупрежден, что топлива для его кораблей хватит лишь на один год. Японские милитаристы чувствовали, что они должны идти дальше и захватить все, что им нужно. Идти на попятную означало бы недопустимую потерю престижа.

Военный министр Хидеки Тодзио признавал, что выступление против США с их промышленной мощью чревато огромным риском. А Ямамото, также опасавшийся последствий длительной войны с Соединенными Штатами, чувствовал, что в этом случае единственный шанс выжить принесло бы нанесение Японией первой мощного удара. «В первые полгода-год войны с США и Англией я буду неистовствовать и одерживать победу за победой, – предсказал он с необычайной точностью, – после чего… никаких успехов я уже не ожидаю».

Военные внешне смирились с выбором императора и премьер-министра принца Фумимаро Коноэ в пользу дипломатического соглашения с Соединенными Штатами, но не имели ни малейшего намерения идти при этом на какие-либо существенные уступки. Императорская армия решительно возражала против вывода войск из Китая. Несмотря на зачастую фаталистический подход к своим перспективам в войне, особенно если она затягивалась, японские военачальники предпочитали риск национального самоубийства потере престижа.

Рузвельт был убежден, что в политике лучше выдержать твердую линию, хотя на том этапе он и не хотел войны. Как генерал Маршалл, так и адмирал Гарольд Р. Старк, начальники штабов сухопутных войск и военно-морских сил, предостерегали президента, что Соединенные Штаты еще недостаточно подготовлены к войне. Однако государственный секретарь Корделл Хэлл во время переговоров с японским посланником был крайне возмущен, узнав 25 ноября об огромном караване военных кораблей и транспортов с войсками, проходившем через Южно-Китайское море. Он отреагировал на этот факт направлением Токио ряда требований, которые там расценили как ультиматум.

«Десять пунктов» Хэлла среди прочего включали требования, чтобы Япония ушла из Индокитая и Китая, а также отказалась от Тройственного пакта с Германией. К столь суровой реакции Америку подтолкнули китайские националисты и англичане. На этом этапе только полный и немедленный отказ США и Англии от объявленной позиции мог бы предотвратить конфликт. Впрочем, подобный признак слабости Запада, вероятно, все равно спровоцировал бы японскую агрессию.

Непримиримость Хэлла убедила японскую военную верхушку в оправданности их военных приготовлений. Всякие задержки теперь только ослабили бы их, откладывание войны привело бы к превращению Японии в «нацию третьего сорта», как сказал Тодзио на решающем совещании 5 ноября. В любом случае авианосцы адмирала Ямамото уже ушли с Курильских островов на севере Тихого океана, взяв курс на свою цель – Перл-Харбор. «Время Ч» было выбрано: 08.00 8 декабря по токийскому времени.

Японский план был направлен на закрепление Страны восходящего солнца в западных районах Тихого океана и в Южно-Китайском море. Предполагалось, что пять армий захватят пять основных целей. 25-я армия должна была нанести удар на Малайском полуострове и овладеть английской военно-морской базой в Сингапуре. 23-я армия в Южном Китае должна была захватить Гонконг. 14-й армии надлежало высадиться на Филиппинах, в колонии США, где располагался штаб американского главнокомандующего и проконсула генерала Дугласа Макартура. 15-й армии предстояло вторжение в Таиланд и Южную Бирму, а 16-я армия должна была захватить Голландскую Ост-Индию (современная Индонезия) с ее нефтепромыслами, жизненно важными для японских военных планов. В ответ на серьезные сомнения ряда своих коллег в ВМС адмирал Ямамото подчеркнул, что некоторые из этих операций, в частности нападение на Филиппины, окажутся под угрозой, если только он не нанесет первый удар, поручив авианосцам уничтожить американский флот.

Экипажи кораблей Ямамото в течение нескольких месяцев готовились, отрабатывая приемы торпедирования и бомбардировки. Разведданные по предполагаемым целям им предоставлял японский генеральный консул в Гонолулу, следивший за передвижениями американских военных кораблей. В выходные дни они всегда находились в гавани. Удар был назначен на утро понедельника 8 декабря, что соответствовало 7 декабря по вашингтонскому времени. На рассвете 26 ноября группа авианосцев во главе с флагманским судном Akagi, соблюдая режим полного радиомолчания, отошла от Курильских островов на севере Тихого океана.

На Гавайях адмирал Хасбенд Киммел, командующий Тихоокеанским флотом США, был глубоко обеспокоен тем, что его разведке было неизвестно местонахождение авианосцев Первого и Второго японских флотов. «Вы хотите сказать, – заметил он 2 декабря, когда ему доложили о таком неведении, – что они могут обходить Даймонд-Хэд [у входа в Перл-Харбор], а вы об этом не знаете?» Но Киммел даже не мог себе представить нападение на Гавайи, прямо посреди Тихого океана. Подобно морскому и армейскому командованию в Вашингтоне, он тоже считал, что нападение Японии гораздо вероятнее может произойти вблизи Южно-Китайского моря и будет направлено против Малайи, Таиланда или Филиппин. Таким образом, обычный порядок мирного времени на Гавайях не нарушался: офицеры щеголяли в белой тропической форме, а матросы с нетерпением ждали выходных – пива и отдыха на пляже Вайкики с местными красотками. На время уикенда на многих кораблях экипажи были укомплектованы по минимуму.

В понедельник 8 декабря, в 06.05, на полетной палубе Akagi загорелся зеленый сигнал. Пилоты поправили свои хатимаки – белые головные повязки с символом солнца на лбу, указывающие на то, что они поклялись умереть за императора. Взлет каждого самолета сопровождался возгласами обслуживающей команды: «Банзай!». Несмотря на шторм, с шести задействованных в операции кораблей успешно взлетела первая волна из 183 самолетов, в том числе истребители «зеро», бомбардировщики «накаяма», самолеты-торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики «аити». Остров Оаху находился в 370 км южнее.

Самолеты сделали круг над авианосцами, а затем, выстроившись в боевой порядок, взяли курс на цель. При полете над облаками в рассветные часы было сложно следить за степенью сноса, поэтому командир флагманского бомбардировщика майор Мицуо Футида настроил радио на американскую радиостанцию Гонолулу. Передавали танцевальную музыку. Затем он включил свой радиопеленгатор. Исправил курс на пять градусов. Музыку прервали для метеосводки. Он был рад услышать, что видимость над островами улучшается, облака частично рассеялись.

Через полтора часа после взлета пилоты ведущих машин увидели северную оконечность острова. Самолет-разведчик, уйдя вперед, сообщил, что американцы, как кажется, не догадываются об их присутствии. Футида выпустил сигнальную ракету «черный дракон», показывая, что бомбардировщики могут следовать плану внезапного нападения. Затем самолет-разведчик сообщил о наличии в гавани десяти линкоров, одного тяжелого крейсера и десяти легких крейсеров. Когда Перл-Харбор оказался в поле зрения, Футида осмотрел в бинокль расположение судов. В 07.49 он отдал приказ продолжать полет к цели, а затем передал на японский авианосец условный сигнал: «тора, тора, тора» – слово, обозначающее по-японски «тигр», – в подтверждение того, что эффект полной внезапности достигнут.

Две группы пикирующих бомбардировщиков, пятьдесят три самолета, ушли атаковать три близлежащих аэродрома. Самолеты-торпедоносцы снизились до высоты бреющего полета, атакуя семь основных боевых кораблей, стоящих в строю линкоров. Радио Гонолулу по-прежнему передавало музыку. Футида уже видел водяные смерчи разрывов рядом с линкорами. Он приказал своему пилоту заложить вираж, подавая сигнал десяти эскадрильям начать бомбометание прямо по выбранному курсу. «Великолепный боевой порядок», – отметил он. Но когда они заходили на цель, американские зенитные орудия открыли огонь. Сизо-черные разрывы вокруг самолетов сотрясали машины. Первые торпеды поразили линкор Oklahoma, и он медленно перевернулся. Более 400 моряков погибли, не выбравшись из-под его корпуса.

Футиду ошеломила скорость, с какой отреагировали американцы, когда его самолет на высоте 3 тыс. метров направился к линкору Nevada. Теперь он пожалел о своем решении атаковать прямо по курсу. Самолет сильно встряхнуло от мощнейшего взрыва на борту линкора Arizona, в результате которого погибло более тысячи человек. Черный дым от пылающей нефти был настолько густым, что многие японские самолеты попросту проскочили свою цель и вынуждены были пойти на второй заход.

Часть пикирующих бомбардировщиков и истребителей Футиды вышли из общего строя, чтобы атаковать базы авиакорпуса армии США в Уилер-Филд и Хикам-Филд и аэродром ВМС на острове Форд. В момент начала атаки подразделения аэродромного обслуживания и летчики завтракали. Первым, кто среагировал на налет, стал армейский капеллан. Он как раз готовил алтарь для богослужения под открытым небом. Святой отец схватил стоявший поблизости пулемет и, водрузив его на алтарь, открыл огонь по пикирующим самолетам противника. Но американские самолеты на обоих летных полях, плотно выстроенные вдоль взлетно-посадочных полос, стали легкой мишенью для японских пилотов. Почти ровно через час, после того как первый японский пилот увидел свою цель, подошла вторая волна атакующей японской авиации. Но для них задача усложнилась из-за плотного зенитного огня. Даже пятидюймовые корабельные орудия вели стрельбу по самолетам. Некоторые снаряды, как рассказывают, залетали в город Гонолулу, убивая мирных жителей.

Вдруг небо опустело. Японские летчики повернули на север, чтобы догнать свои авианосцы, уже спешившие домой. Кроме линкоров Arizona и Oklahoma, ВМС США потеряли в Перл-Харборе два эсминца. Еще три линкора были потоплены или выброшены на берег, но позднее их подняли, отремонтировали, восстановили плавучесть. Три других судна получили различные повреждения. Части ВВС и флота потеряли 188 самолетов, еще 159 были повреждены. Вследствие японского нападения были убиты 2335 американских военнослужащих и 1143 ранены. Только 29 японских самолетов были сбиты, но Императорские ВМС потеряли также океанскую подводную лодку и пять сверхмалых подводных лодок, которые, как предполагалось, должны были совершить диверсии.

Несмотря на шок от нападения, многие матросы и рабочие гавайской верфи немедленно бросились в воду, чтобы спасти тонущих моряков. Большинство из находившихся в гавани непосредственных участников событий были перепачканы нефтью и долго отчищали себя ветошью. Небольшие группы моряков и рабочих начали резать переборки и даже корпуса судов ацетиленовыми горелками, чтобы спасти попавших в западню товарищей. Всюду вокруг в черном дыму громоздились поврежденные корабли, изогнутые и скрученные портовые краны. В стенах портовых строений зияли дыры. Тушение пожаров заняло целых две недели. Гнев побуждал каждого прилагать все усилия к восстановлению Тихоокеанского флота США. Некоторым утешением стало то, что в порту на момент налета не было ни одного авианосца. Именно им предстояло стать главным оружием для ответного удара в войне на море, характер которой изменился навсегда.

Перл-Харбор был далеко не единственной из намеченных целей. Бомбардировщики Императорского воздушного флота должны были взлететь с острова Формоза (Тайвань), чтобы нанести удар по американским аэродромам на Филиппинах, но густой туман не позволил им подняться в воздух. Генерала Макартура разбудили в его гостиничных апартаментах в Маниле известием о нападении на Перл-Харбор. Он немедленно созвал в своем штабе совещание. Генерал-майор Льюис Бреретон, командующий авиацией на Дальнем Востоке, попросил разрешения направить свои «летающие крепости» Б-17 для бомбардировки аэродромов Формозы. Но Макартур колебался. Ему сообщили, что базирующиеся там японские бомбардировщики не в состоянии долететь до Филиппин. Бреретона этот аргумент не убедил. Он поднял свои Б-17 в воздух с сопровождением истребителей, чтобы их не застигли врасплох на земле. На следующий день Макартур наконец разрешил налет на Формозу. Бреретон приказал своим бомбардировщикам вернуться для дозаправки в Кларк-Филд, примерно в девяноста километрах от Манилы, а истребителям – совершить посадку северо-западнее, на базе близ Ибы.

В 12.20 по местному времени, когда экипажи обедали, в небе появились японские самолеты. Им не верилось в такую удачу: в общей сложности восемнадцать бомбардировщиков Б-17 и пятьдесят три истребителя П-40 были словно специально для них выстроены на летном поле. В первый же день была уничтожена половина Дальневосточных ВВС. Американцы не получили предупреждения об угрозе, потому что их радары еще не были установлены. Другая часть японских бомбардировщиков обрушила свой удар на филиппинскую столицу Манилу. Мирные филиппинцы понятия не имели, что им делать. Американский моряк видел, как «женщины прятались под акациями в парке. Некоторые из них для верности раскрывали зонтики».