Текст книги "Вторая мировая война"

Автор книги: Энтони Бивор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 76 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

Еще до Мюнхенского соглашения 1938 г. Рузвельт отдавал себе отчет в том, какая угроза исходит от нацистской Германии. Предвидя важность военной авиации в будущей войне, он вскоре дал ход государственной программе, которая позволяла производить 15 тыс. самолетов в год для ВВС США. На совещании по этому вопросу присутствовал помощник начальника штаба сухопутных войск генерал Джордж Маршалл. Он, высказав свое одобрение плана по производству такого невероятного количества самолетов, одновременно с этим привлек внимание президента к тому факту, что необходимо увеличить до смешного малочисленные сухопутные войска США. Насчитывая в своих рядах чуть более 200 тыс. солдат и офицеров, они имели только девять дивизий неполного состава, что составляло лишь одну десятую тогдашней немецкой армии. На Рузвельта это произвело должное впечатление. Меньше чем через год он поддержал назначение Маршалла на должность начальника штаба сухопутных войск США. Это назначение состоялось в тот день, когда немецкая армия вторглась в Польшу.

Маршалл был педантом, человеком очень целеустремленным и великолепным организатором. Под его руководством сухопутные силы США в ходе войны выросли с 200 тыс. до 8 млн человек. Он всегда говорил Рузвельту то, что думал, и никогда не поддавался обаянию президента. Его самой большой проблемой было то, что Рузвельт часто не ставил его в известность о тех переговорах, которые проводил, и решениях, которые президент принимал с другими людьми, особенно с Уинстоном Черчиллем.

Для Черчилля взаимоотношения с Рузвельтом являлись самым важным элементом внешней политики. Он потратил много энергии, воображения, а иногда и просто бесстыдной лести, чтобы привлечь Рузвельта на свою сторону и заполучить от него все, что его практически обанкротившейся стране было необходимо для выживания. В своем очень длинном и детальном письме, датированном 8 декабря 1940 г., Черчилль призывал к «решительному акту помощи без прямого участия в военных действиях», чтобы дать Англии возможность продолжать сопротивление. Такая помощь могла включать предоставление американских военных кораблей для защиты английских караванов от нападений немецких подводных лодок, а также торговых судов общим водоизмещением три миллиона тонн, чтобы позволить Англии сохранить «артерию жизни» – трансатлантические перевозки.

Англия к тому времени уже понесла катастрофические потери – были потоплены ее суда общим водоизмещением два миллиона тонн. Он также попросил 2 тыс. самолетов в месяц. «И последнее, что я хотел бы с вами обсудить – это финансы, – писал Черчилль. – Долларовые кредиты Британии вскоре будут исчерпаны. В действительности те заказы, которые мы уже разместили, и те, о которых сейчас идут переговоры, во много раз превосходят количество конвертируемой валюты, еще оставшейся у Великобритании». Никогда до этого в истории человечества не было написано столь важного и полного достоинства письма с мольбой о помощи. Это произошло почти за год до того дня, когда Соединенные Штаты вступят в войну.

Рузвельт получил это письмо, находясь на борту американского военного корабля Tuscaloosa в Карибском море. Он тщательно обдумал содержание письма и на следующий день после возвращения в Вашингтон созвал пресс-конференцию. 17 декабря он произнес свое знаменитое, но крайне простое иносказание о человеке, у которого горит дом, и он просит соседа одолжить ему шланг для воды. Так Рузвельт подготавливал американское общественное мнение перед представлением в Конгресс законопроекта о ленд-лизе. В Палате общин Черчилль приветствовал закон о ленд-лизе как «самый бескорыстный акт в истории всех стран и народов». Но в приватных беседах члены британского правительства потрясенно обсуждали жесткость условий, которые необходимо было выполнить для получения ленд-лиза. Американцы потребовали провести аудит всех британских активов и заявили, что не предоставят никаких субсидий до тех пор, пока не будут использованы все британские резервы конвертируемой валюты и золота. Корабль ВМС США отправился в Кейптаун, чтобы забрать последнее британское золото, которое там хранилось. Английские компании в США, в первую очередь такие гиганты, как «Куртолдс», «Шелл» и «Левер», были проданы по бросовым ценам, а затем перепроданы американцами с огромной прибылью. Черчилль великодушно отнес все это на счет возникшей у Рузвельта необходимости обойти критиков ленд-лиза в США, многие из которых вспоминали о дефолте Англии и Франции по долгам времен Первой мировой войны. Англичане в целом недооценивали тот факт, что многие американцы их недолюбливают, считая их империалистами, снобами и специалистами по тому, как заставить других воевать за себя.

Но Англия стояла в тот момент на краю пропасти, ей не приходилось о чем-либо спорить. Возмущение условиями ленд-лиза останется надолго и после окончания войны, так как многие считали, что именно английские платежи размером в 4.5 миллиарда долларов за поставки оружия в 1940 г. спасли экономику США от депрессии и стали толчком к буму американской экономики во время войны. В отличие от высококачественных поставок, полученных позднее, в ходе войны, то, что британцы приобрели в те отчаянные дни 1940 г., не производило впечатления действительно необходимого. Пятьдесят устаревших эсминцев времен Первой мировой войны, предоставленные Англии в сентябре 1940 г. в обмен на Британские Виргинские острова, требовали капитального ремонта, прежде чем смогут выйти в море.

30 декабря Рузвельт обратился к американскому народу по радио во время своей «беседы у камина» в защиту закона о ленд-лизе. «Мы должны стать великим арсеналом демократии», – объявил он. Так оно и получилось. В ночь на 8 марта 1941 г. закон о ленд-лизе был одобрен Сенатом США. Новая, более твердая политика Рузвельта включала в себя провозглашение панамериканской зоны безопасности в западной Атлантике, создание военных баз в Гренландии, а также замену английских войск в Исландии американскими, что и произошло в начале июля. Английские военные корабли, начиная с поврежденного авианосца Illustrious, теперь могли заходить на ремонт в американские порты, а летчики Королевских ВВС начали проходить подготовку на базах американских ВВС. Одним из самых важных событий стало то, что американские ВМС начали сопровождать в качестве конвоя караваны английских судов до самой Исландии.

Министерство иностранных дел Германии отреагировало на эти события, выразив надежду на то, что Англия будет разгромлена до того, как американское оружие начнет играть сколько-нибудь значительную роль в ходе войны, что ожидалось не ранее 1942 г. Гитлер в это время был слишком озабочен подготовкой «Барбароссы», чтобы уделить больше внимания этим изменениям обстановки. Главным для него на том этапе было не спровоцировать Америку на вступление в войну, пока он не нанесет поражение Советскому Союзу. Он отверг просьбу адмирала Редера разрешить подводным лодкам действовать в западной Атлантике вплоть до трехмильной прибрежной зоны Соединенных Штатов.

Позднее Черчилль признался, что угроза со стороны подводных лодок была единственным, что по-настоящему сильно тревожило его в ходе войны. На каком-то этапе он даже рассматривал возможность нового захвата южных портов нейтральной Ирландии, применив при необходимости даже силу. Королевскому флоту катастрофически не хватало кораблей конвоя для караванов. Флот понес тяжелые потери во время злополучной интервенции в Норвегию, а затем эсминцы все время держали наготове, ожидая немецкого вторжения. Во время «буйства на восточном побережье», когда немецкие подводные лодки начали атаковать суда в прибрежных водах Северного моря, командир немецкой подводной лодки U–173 Эрнст Кальс получил Рыцарский крест за то, что потопил девять английских судов в течение всего двух недель.

С осени 1940 г. немецкий подводный флот начал наносить серьезный урон британскому судоходству. Немцы имели целый ряд баз на атлантическом побережье Франции, а проблемы с торпедными детонаторами, которые преследовали их в начале войны, в конце концов были решены. В сентябре, на протяжении всего одной недели, немецкие подлодки потопили двадцать семь английских судов, что привело к потере более 160 тыс. т грузов. Такие большие потери особенно поражали, если учесть, как мало немецких подводных лодок действовало на тот момент в открытом море. В феврале 1941 г. гросс-адмирал Редер имел в своем распоряжении всего 22 океанские подводные лодки. Несмотря на все его просьбы, обращенные к Гитлеру, программа строительства подводных лодок отошла на второй план на фоне приготовлений к вторжению в Советский Союз.

Германские ВМС в начале войны возлагали чрезмерно большие надежды на свои «карманные линкоры» и вооруженные торговые суда – рейдеры. Graf Spee действительно был затоплен своим экипажем у берегов Уругвая к великой радости англичан, но самый успешный рейд осуществил «карманный линкор» Admiral Scheer.Во время своего похода по Атлантическому и Индийскому океанам, который продлился 161 день, он потопил семнадцать судов противника. Однако вскоре стало ясно, что подводные лодки были намного эффективнее в уничтожении союзных судов, нежели «карманные линкоры» и рейдеры, которые совокупно потопили суда водоизмещением всего 57 тыс. тонн. Самый высокий результат показал командир немецкой подводной лодки Отто Кречмер – 37 британских кораблей, совокупный тоннаж которых в два раза превышал тоннаж судов, потопленных Admiral Scheer. Число конвойных кораблей Королевских ВМС начало расти только после того, как 50 устаревших американских эсминцев были отремонтированы и смогли выйти в море, а со стапелей английских верфей начали сходить корветы сопровождения.

Адмирал Карл Дениц, командующий подводным флотом кригсмарине, видел свою задачу в ведении «тоннажной войны»: его подлодки должны были топить английские корабли быстрее, чем англичане успевали их строить. В середине октября 1940 г. Дениц начал применять тактику «волчьей стаи», когда до дюжины подлодок собирались вместе, как только засекали караван судов, и с наступлением ночи атаковали корабли противника. Пламя, охватившее пораженный торпедой корабль, освещало другие корабли, что облегчало задачу немецким подводным лодкам. Первая «волчья стая» нанесла удар по конвою SC–7 и потопила семнадцать английских кораблей. Сразу же после этого командир подводной лодки Гюнтер Прин, потопивший британский Royal Oak в бухте Скапа-Флоу, возглавил атаку «волчьей стаи» на конвой HX–79, шедший из Галифакса. Имея в своем составе всего четыре подлодки, «волчья стая» Гюнтера Прина потопила двенадцать кораблей из сорока девяти, входящих в состав каравана. В феврале 1941 г. потери союзников вновь взлетели вверх. Только в марте конвойные корабли Королевских ВМС смогли в некоторой степени отомстить немцам, потопив три вражеские подводные лодки, включая U–47,которой командовал Прин, а также захватив подводную лодку U–99 и ее командира Отто Кречмера.

Когда немцы ввели в действие подводные лодки дальнего плавания типа IX, потери союзников вновь значительно увеличились, и так продолжалось до начала лета, пока значительное влияние на ход боевых действий не стали оказывать перехваты Ultra, и на помощь не пришли ВМС США, сопровождавшие английские караваны в западной части Атлантики. Расшифровки перехваченных донесений в рамках операции Ultra, которые выдавал Блетчли-Парк, на том этапе еще не давали возможности потопить конкретную немецкую подлодку, но очень помогали командованию караванов правильно составить «зигзаг», что позволяло каравану уйти от собирающейся «волчьей стаи». Эти расшифровки также предоставляли английской военно-морской разведке флота и береговой охране очень четкую информацию о снабжении немецкого флота и его оперативных возможностях.

Битва за Атлантику была очень монотонной жизнью на море на фоне постоянного страха. Самыми смелыми были матросы нефтяных танкеров, которые хорошо осознавали тот факт, что выходят в море на огромных зажигательных бомбах. Все, кто находился на борту такого корабля, от капитана до палубного матроса, только и думали о том, не крадется ли уже за ними немецкая подлодка, и не сбросит ли его с койки мощная взрывная волна попавшей в корабль торпеды. Только отвратительная погода и волнение на море, казалось, могли уменьшить эту постоянную опасность.

Матросы жили в постоянной влажности и холоде, кутаясь в свои шерстяные куртки, которые очень редко удавалось просушить. Глаза впередсмотрящих болели от многочасовых наблюдений за серой поверхностью моря в безнадежном поиске немецких перископов. Кружка горячего какао и бутерброд с солониной были их единственным удовольствием после вахты. Наблюдение за работой радаров, установленных на кораблях конвоя, в основном эсминцах и корветах, и неповторимый звук гидролокатора производили на матросов просто гипнотическое, но одновременно и пугающее действие. Психологическое напряжение было особенно сильным среди матросов торговых судов, поскольку в случае нападения им нечем было ответить врагу. Все матросы знали, что если караван атаковала «волчья стая», и приходилось прыгать с торпедированного корабля в покрытую нефтяной пленкой воду, то шансы на спасение были минимальны. Любой корабль, который остановился бы, чтобы вытащить людей из воды, тут же становился легкой мишенью для немецких подлодок. Облегчение, испытываемое матросами, когда их суда с грузами добирались до реки Мерси в Англии или Клайд в Шотландии, мгновенно меняло психологическую атмосферу на борту.

Матросы немецких подводных лодок жили в еще более тяжелых условиях. С переборок подлодки вечно капала вода, а воздух был крайне тяжелым от промокшей одежды и немытых тел членов команды. Но их боевой дух, в общем, был довольно высок на том этапе войны, когда они добивались одной победы за другой, а англичане еще только разрабатывали способы противодействия немцам. Большую часть времени подводные лодки проводили на поверхности, что увеличивало скорость и сокращало расход топлива. Самую большую опасность для них представляли «летающие лодки» – гидросамолеты – союзников. Как только такой самолет удавалось обнаружить, вой сирены оповещал об экстренном погружении, что приходилось делать не раз и не два. Но до того, как на самолеты стали устанавливать радары, шансы обнаружить подлодку были невероятно малы.

В апреле 1941 г. потери союзников на море – в водоизмещении судов – достигли 688 тыс. тонн, но одновременно появились и обнадеживающие сдвиги. Была увеличена зона авиационного прикрытия караванов, хотя «Гренландская брешь», большой участок в центре Северной Атлантики, все еще оставался вне зоны действия канадских Королевских ВВС и ВВС береговой охраны. Англичанам также удалось неподалеку от берегов Норвегии захватить немецкий вооруженный траулер, на борту которого оказались две шифровальные машины «Энигма» с настройками за предыдущий месяц. А 9 мая английскому военному судну Bulldog удалось вынудить немецкую подлодку U–110 всплыть на поверхность. Абордажная группа смогла захватить «Энигму» и книги кодов к ней до того, как немцы успели их уничтожить. Другие захваченные англичанами корабли: одно метеорологическое судно и одно транспортное, – также принесли ценные находки в руки английской разведки. Но когда караваны союзников стали ускользать от заслонов немецких подлодок, а затем три подводные лодки попали в засаду у Зеленого мыса, Дениц начал подозревать, что немецкие коды могли быть расшифрованы англичанами. Тут же были усилены меры безопасности при использовании «Энигмы».

В целом весь год оказался для Королевских ВМС крайне тяжелым. В то время как росли потери на Средиземном море в ходе сражения за Крит, 23 мая в Датском проливе, между Гренландией и Исландией, взорвался и затонул от одного-единственного выстрела, произведенного с борта немецкого линкора Bismarck, линейный крейсер Hood. Линкор Bismarck прибыл с Балтики под флагом адмирала Гюнтера Лютьенса в сопровождении тяжелого крейсера Prinz Eugen. Шок в Лондоне от такой потери был неимоверно велик, однако желание отомстить было еще сильнее. Более сотни английских военных кораблей, включая линкоры King George V и Rodney,а также авианосец Ark Royal, приняли участие в охоте на Bismarck.

Идущий по следам немецкого линкора британский крейсер Suffolk потерял его след, но 26 мая, когда у английской эскадры уже было на исходе топливо, летающая лодка типа «каталина» обнаружила линкор. На следующий день, при плохих погодных условиях, с борта авианосца Ark Royal взлетели торпедоносцы «сордфиш». Две торпеды повредили рулевое управление линкора Bismarck в тот момент, когда он пытался уйти в Брест. Один из самых больших военных кораблей Германии мог только беспомощно двигаться по кругу. Это дало King George V и Rodney,которых сопровождала 4-я флотилия эсминцев, достаточно времени, чтобы догнать немецкий линкор и мощным бортовым залпом орудий главного калибра нанести ему серьезные повреждения. Адмирал Лютьенс послал свою последнюю радиограмму: «Корабль не в состоянии маневрировать. Будем сражаться до последнего снаряда. Да здравствует фюрер». Крейсер Dorsetshire был выслан вперед, чтобы добить уже сильно поврежденный корабль залпом своих торпед. Лютьенс, приказавший затопить Bismarck, погиб вместе с 2200 членами команды. Спастись удалось лишь 110 морякам.

Глава 12
«Барбаросса»
Апрель–сентябрь 1941 г.

Весной 1941 г., после столь быстрого и успешного вторжения Гитлера в Югославию, Сталин решил вести еще более осторожную политику. 13 апреля Советский Союз подписал с Японией «договор о нейтралитете» сроком на пять лет, признав марионеточный режим Маньчжоу-го. Это была кульминация того, чего так опасался Чан Кайши с момента подписания советско-германского пакта. В 1940 г. Чан Кайши пытался вести двойную игру, в надежде получить возможность вступить в мирные переговоры с Японией. Это должно было заставить Советский Союз увеличить военные поставки, которые были значительно уменьшены, и таким образом саботировать возможное сближение СССР с Токио. Но Чан Кайши также понимал, что любое соглашение с японцами народ будет рассматривать как позорное и трусливое предательство, а в результате руководство народными массами Китая перейдет к Мао Цзэдуну и коммунистам.

После того как Япония в сентябре 1940 г. подписала Тройственный пакт, Чан Кайши, подобно Сталину, решил, что шансы Японии ввязаться в войну с Соединенными Штатами значительно выросли, и эта перспектива его сильно ободряла. Судьба Китая теперь была в руках США, хотя Чан Кайши и понимал, что Советский Союз рано или поздно также окажется в рядах антифашистского альянса. Он предвидел, что мир станет более поляризованным и более понятным, а за доской в этой «шахматной партии» вместо трех игроков останутся только две стороны.

И советский, и японский режимы, ненавидевшие друг друга, хотели обезопасить свои тылы. В апреле 1941 г., после подписания советско-японского пакта о нейтралитете, Сталин лично приехал на Ярославский вокзал Москвы, чтобы проводить японского министра иностранных дел Есукэ Мацуока, который был все еще навеселе от довольно навязчивого хлебосольства советского лидера. В толпе провожавших на платформе Сталин неожиданно заметил полковника Ганса Кребса, немецкого военного атташе в Москве (он в 1945 г. станет последним начальником немецкого Генерального штаба). К полному изумлению Кребса, Сталин похлопал его по спине и сказал: «Мы всегда должны оставаться друзьями, что бы ни произошло». Нарочитое дружелюбие диктатора несколько не соответствовало его напряженному и болезненному виду. «Я уверен в этом», – ответил Кребс, приходя в себя от неожиданности. Он не мог поверить в то, что Сталин еще не догадывается о подготовке Германии к вторжению в Советский Союз.

Гитлер был абсолютно уверен в своих силах. Он решил не обращать внимания ни на предупреждение Бисмарка никогда не воевать с Россией, ни на явную опасность войны на два фронта. Он оправдывал свое давнее желание уничтожить «еврейский большевизм» тем, что это был самый верный способ заставить Англию заключить мир на его условиях. После поражения Советского Союза Япония будет в состоянии отвлечь все внимание Америки к бассейну Тихого океана, подальше от Европы. Однако главной целью нацистской верхушки все же оставался захват советских запасов нефти и продовольствия, что, как они полагали, сделает Третий рейх непобедимым. В соответствии с «планом голодомора», составленным статс-секретарем Гербертом Бакке, захват вермахтом продуктов питания должен был повлечь за собой голодную смерть тридцати миллионов советских людей, в основном горожан.

Гитлер, Геринг и Гиммлер с большим энтузиазмом ухватились за план Бакке. Похоже, он обещал и радикальное решение растущей проблемы с продовольствием в Германии, и давал им в руки мощное оружие в идеологической войне против славянства и «еврейского большевизма». Вермахт также одобрил этот план. То, что кормить три миллиона своих солдат и 600 тыс. лошадей теперь можно будет за счет местного населения, очень сильно облегчало проблему снабжения армии на таком огромном расстоянии, да еще и при плохом железнодорожном сообщении. Естественно, советские военнопленные, в соответствии с этим планом, также обрекались на голодную смерть. Таким образом, вермахт еще до того, как прозвучали первые выстрелы, стал активным участником геноцида, тотальной войны на уничтожение.

4 мая 1941 г. Гитлер, рядом с которым стояли его заместитель Рудольф Гесс и рейхсмаршал Геринг, обратился с речью к рейхстагу. Он заявил, что национал-социалистическое государство «просуществует тысячу лет». Через шесть дней Гесс, не предупредив никого, поднялся в воздух на истребителе Me-110. При лунном свете он долетел до Шотландии и спрыгнул с парашютом, сломав во время приземления лодыжку. Астрологи убедили его, что он сможет заключить с англичанами мир. Гесс, хотя и страдал легким душевным расстройством, все же, подобно Риббентропу, предчувствовал, что вторжение в Советский Союз может обернуться для Германии катастрофой. Впрочем, его мирная миссия, которую он сам на себя взял, оказалась обречена на бесславный провал.

Его прибытие в Британию совпало с одним из самых тяжелых за все время «блица» налетов немецкой авиации. Люфтваффе, воспользовавшись благоприятной для бомбардировщиков яркой луной, в ту ночь атаковали Гулль и Лондон, нанеся разрушения Вестминстерскому аббатству, Палате общин, Британскому музею, многочисленным больницам, расположенным в Сити, Лондонскому Тауэру и городским докам. Зажигательные бомбы вызвали 2200 крупных пожаров. Эти налеты довели общее количество жертв от немецких бомбежек до 40 тыс. человек, а число получивших серьезные ранения – до 46 тыс. человек.

Странная миссия Гесса вызвала в Лондоне замешательство, в Берлине оцепенение, а в Москве – глубочайшее недоверие. Английское правительство абсолютно неправильно отреагировало на это событие. Оно должно было тут же прямо заявить, что Гитлер попытался договориться о мире, но его предложение было категорически отвергнуто. Оно этого не сделало, создав тем самым у Сталина убеждение, что полет Гесса был организован английской секретной службой. Он уже давно подозревал, что Черчилль пытается спровоцировать нападение Гитлера на Советский Союз. А теперь он, вероятно, думал: не вошел ли ярый антикоммунист Черчилль в сговор с Германией? Сталин уже отверг как «английскую провокацию» все предупреждения о немецких приготовлениях к вторжению в СССР, поступившие к нему от англичан. Даже детальные донесения собственной разведки им отвергались с негодованием на том основании, что агенты, находящиеся за границей, попали под разлагающее влияние Запада.

Сталин все еще воспринимал заверения Гитлера, изложенные им в письме в начале года, о том, что немецкие войска передислоцируются на восток исключительно с целью расположить их вне зоны действия британских бомбардировщиков. Малоопытный начальник ГРУ (Главного разведывательного управления РККА) генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков также был уверен, что Германия не нападет на Советский Союз, пока не победит Великобританию. Голиков отказался передавать какую-либо информацию о немецких намерениях, полученную его агентами, начальнику Генерального штаба Жукову или Тимошенко, заменившему Ворошилова на посту Народного комиссара обороны. Однако они и без этого были в курсе концентрации сил вермахта на советской границе и к 15 мая разработали чрезвычайный план. В нем обсуждалась возможность превентивного удара, который должен был нарушить все немецкие приготовления. Кроме того, Сталин все же согласился, в качестве меры предосторожности, увеличить общую численность армии, призвав 800 тыс. резервистов, и развернуть вдоль западных границ СССР почти тридцать дивизий.

Некоторые историки-ревизионисты, как бы пытаясь оправдать последующую гитлеровскую агрессию, высказывают мнение, будто все эти меры СССР являлись частью реального плана напасть на Германию. Но Красная Армия была просто не в состоянии начать крупное наступление летом 1941 г., да и решение Гитлера о вторжении в СССР все равно было принято намного раньше. С другой стороны, нельзя исключить и предположение о том, что Сталин, встревоженный таким молниеносным поражением Франции, мог рассматривать возможность превентивного удара по Германии зимой 1941 г. или, более вероятно, уже в 1942 г., когда Красная Армия была бы лучше подготовлена и перевооружена.

Поступало все больше разведданных, подтверждающих опасность немецкого вторжения. Сталин не поверил донесениям своего самого результативного агента Рихарда Зорге, сотрудника немецкого посольства в Токио. В Берлине советский военный атташе смог получить информацию о том, что вдоль границ с Советским Союзом сконцентрировано уже 140 немецких дивизий. Советское посольство в Берлине даже умудрилось заполучить доказательства того, что немецким войскам начали выдавать немецко-русские разговорники, в которых были такие фразы: «Руки вверх», «Ты коммунист?», «Буду стрелять!» и «Где председатель колхоза?».

Самым поразительным из всех стало предупреждение, поступившее от немецкого посла в Москве, графа Фридриха фон дер Шуленбурга, убежденного противника нацизма, впоследствии казненного за участие в заговоре против Гитлера 20 июля 1944 г. Когда Сталину сказали о предупреждении Шуленбурга, он взорвался: «Дезинформация дошла до уровня посла!» Отказываясь признавать очевидное, советский лидер убедил себя в том, что немцы просто пытаются оказать на него давление, чтобы добиться больше уступок при заключении нового пакта между двумя странами.

По иронии судьбы откровенность Шуленбурга была единственным исключением в очень умелой дезинформационной игре, разыгранной немецкой дипломатией. Даже всеми презираемый Риббентроп смог гениально сыграть на подозрениях Сталина по отношению к Черчиллю, так что все предупреждения англичан о «Барбароссе» вызывали только отрицательную реакцию у советского диктатора. Сталин давно знал о планах союзников бомбить нефтепромыслы в Баку во время советско-финской войны. А советская оккупация Бессарабии в июне 1940 г., когда Риббентроп уговорил короля Кароля согласиться, в действительности толкнула Румынию прямо в коварные объятия немцев.

Попытки Сталина умиротворить Гитлера продолжались с помощью серьезного увеличения поставок в Германию зерна, топлива, хлопка, металлов и каучука, который СССР закупал в Юго-Восточной Азии, в обход британских санкций. За время действия советско-германского пакта СССР поставил Германии 26 тыс. тонн хрома, 140 тыс. тонн марганца и более двух миллионов тонн нефти. Несмотря на то, что Сталин получил более восьмидесяти предупреждений о предстоящем нападении, скорее даже более ста, он больше был озабочен «проблемой безопасности на северо-западной границе», то есть прибалтийскими республиками. В ночь на 14 июня, за неделю до немецкого вторжения, 60 тыс. эстонцев, 34 тыс. латышей и 38 тыс. литовцев были погружены в товарные вагоны и депортированы в глубинные районы Советского Союза.Сталин оставался уверенным в своей правоте даже тогда, когда в последнюю неделю перед вторжением немецкие корабли спешно покинули советские порты, а персонал немецкого посольства в Москве начал эвакуироваться.

«Это война на уничтожение, – сказал Гитлер своим генералам 30 марта. – Командиры должны быть готовы пожертвовать своей личной щепетильностью». Единственное, что должно было волновать старших офицеров – это дисциплина в войсках. У них уже имелись прочные инстинкты: антиславянские, антикоммунистические, антисемитские, – которые совпадали с генеральной линией нацистской идеологии, хотя многие офицеры не симпатизировали нацистской партии и ее функционерам. Им объяснили, что в качестве оружия на этой войне будет применяться и голод, от которого должны погибнуть тридцать миллионов советских граждан. Это очистит завоеванные территории от лишних ртов, оставив достаточное количество рабов для колонизированного Германией «райского сада». Мечта Гитлера о «жизненном пространстве» наконец была близка к осуществлению.

6 июня командованием вермахта был издан печально известный «Приказ о комиссарах», которым отменялись все принципы соблюдения международных конвенций в отношении пленных. В соответствии с этим приказом и рядом других инструкций, все политработники РККА, члены Коммунистической партии, саботажники и евреи-мужчины подлежали расстрелу на месте как «партизаны».

В ночь на 20 июня Верховное главное командование вермахта передало в войска кодовое слово «Дортмунд». В журнале OKW была сделана следующая запись: «Таким образом, начало наступления окончательно назначено на 22 июня. Приказ передан всем группам армий». Гитлер находился в приподнятом настроении в ожидании этого великого момента, уже готовый отправиться в свою новую ставку под Растенбургом, получившую кодовое название Wolfsschanze («Волчье логово»). Он был абсолютно уверен в том, что Красная Армия и вся советская система развалится после первого же удара. «Нам необходимо только выбить дверь, и все это прогнившее здание рухнет», – говорил он своим генералам.

Однако более дальновидные офицеры, особенно находившиеся на восточной границе, испытывали большие сомнения. Некоторые из них перечитали сделанное генералом Арманом де Коленкуром описание похода Наполеона на Москву и последовавшего за этим кошмарного отступления. Офицеры и солдаты старшего поколения, воевавшие в России во время Первой мировой войны, также были далеки от благодушия. Однако целый ряд триумфальных побед вермахта: в Польше, Скандинавии, странах Бенилюкса, Франции и на Балканах, – убедили большинство немцев в том, что их армия непобедима. Офицеры говорили своим солдатам, что они «накануне величайшего наступления в истории человечества». На границе было сосредоточено почти три миллиона немецких солдат и офицеров, на помощь которым вскоре должны были прийти армии Финляндии, Румынии, Венгрии, а затем и Италии – все они должны были выступить в «крестовый поход» против большевизма.