Текст книги "Наша война"

Автор книги: Энрике Листер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

На это Вега ответил, что он не хочет доводить дело до таких крайностей. Он отправился в Аликанте, явился в комендатуру, был там немедленно арестован, а позже расстрелян.

Нечто похожее произошло у меня и с Франсиско Галаном. Приехав в Мурсию из Картахены, я застал его в здании провинциального комитета партии. Он разговаривал по телефону с Бруно Алонсо, комиссаром флота. Я услышал конец их разговора. Галан сказал Алонсо: «Сейчас же выезжаю туда». Я объяснил Галану положение в Картахене и сказал, что если бы мне дали такое трудное задание, я подождал бы прибытия бригады, которая уже находится в пути, и подходившего к Картахене танкового батальона. С этими силами я вошел бы в город и взял базу под свой контроль. Но, по мнению Галана, это означало бы объявление нами войны частям гарнизона, находившегося на базе, а кроме того, якобы продемонстрировало бы нашу неуверенность.

Галан отправился в Картахену и спустя немного времени ушел с эскадрой в Африку. Эта акция военного флота завершила целый период саботажа и предательств, совершенных многими высшими морскими военачальниками. Благодаря героизму матросов и части командиров, особенно младших, эскадра оставалась верной Республике, но она почти бездействовала на протяжении трех лет войны и в конце концов, почти ничего не потеряв из состава своих боевых кораблей, попала в руки Франко.

Факты отдельного героизма не могут скрыть того, что действия эскадры в целом являются нашим позором в войне. В момент дезертирства в Африку эскадра насчитывала 3 крейсера, 13 эсминцев, 5 торпедных катеров, 2 канонерки, 7 подводных лодок. По своему количеству она представляла значительную силу. Капитулянтские действия эскадры способствовали восстанию фашистских элементов в Картахене. С криком «Да здравствует Франко!» Артуро Эспа Руис, командир полка № 3 береговой артиллерии, поднял на восстание фашистов своего полка, к которому присоединились фашисты, прятавшиеся в городе. В этот момент командиром сектора Картахены назначают Хоакина Родригеса. С подошедшей бригадой, танками, лояльно настроенными военными, коммунистами Картахены и другими патриотами он подавил фашистское восстание. Артиллерийские береговые батареи вновь оказались в наших руках. Они потопили транспорт «Кастильо де Олите», пытавшийся высадить на берег 3500 солдат, присланных Франко для подкрепления восставшим фашистам. Ночью 5 марта, когда я находился на командном пункте Родригеса вблизи Картахены, раздался телефонный звонок. Я взял трубку. Звонил Касадо из Мадрида. Его интересовало положение в Картахене. Я сообщил ему о подавлении восстания и о том, что теперь мы занимаемся расследованием этого предательства. Касадо ответил, что мое сообщение радует его и он просит передать его поздравления войскам. В этот момент я еще не знал, что Касадо только что поднял восстание.

Мне хочется еще особо подчеркнуть ту важную роль, какую сыграл при событиях в Картахене Бибиано Ф. Оссорио Тафаль. Еще на Эбро и в Каталонии я имел возможность оценить его отчаянную храбрость и политическую смелость, которые особенно ярко проявились в последние дни войны.

К 8 часам утра 6 марта я вернулся в Эльду и немедленно проинформировал членов Политбюро партии о положении в Картахене и о принятых мерах. Тут я и узнал о восстании, поднятом Касадо. Двумя часами позже в доме, где мы находились, появились Негрин и Альварес дель Вайо. Они сообщили о решении правительства уехать во Францию и предложили и нам сделать это. Члены Политбюро ответили им, что коммунисты уедут только тогда, когда будет принято соответствующее решение, а его пока нет. После ухода Негрина и Вайо состоялось совещание членов Политбюро, на нем присутствовал и Тольятти. К полудню Чека сообщил о принятом решении: мне поручалось обеспечить отправку всех с аэродрома Моновар, где было три самолета– два «Дугласа» ЛАПЕ (существовавшая в то время государственная компания испанской гражданской авиации) и один «Драгон». Два других «Драгона», один с Долорес Ибаррури, Монсоном, Морено – представителем Коминтерна – и Кателасом, а другой с Нуньесом Масасом, Альберти и Марией Тересой Леон, уже вылетели с этого аэродрома в Африку.

Я посадил восемь партизан из тех, что там были, в два автомобиля и с ними явился на аэродром. Начальник аэродрома оказался сержантом авиации. Я спросил его, знает ли он меня. Он ответил, что знает. Тогда это упрощает дело, сказал я ему, с этого момента начальником аэродрома буду я. Он согласился, однако у меня сложилось впечатление, что не очень охотно. Летчики сидели под деревьями, и я отправился переговорить с ними. В этот момент подъехал мотоциклист с пакетом для сержанта. Я подбежал и вырвал пакет у него из рук, приказав партизанам задержать сержанта и мотоциклиста. В пакете был приказ Бурильо, в котором тот передавал распоряжение Касадо – дать сведения о количестве самолетов, находящихся на аэродроме, и запретить их вылет без его разрешения. Кое-кто из летчиков нервничал: их тревога увеличилась, когда с ближайшего аэродрома в половине третьего утра вылетел один из самолетов, находящихся в распоряжении правительства, а спустя полчаса улетел и второй. Летчикам было известно, для чего предназначались эти самолеты, следовательно, они узнали об отъезде правительства. Больше всего они боялись того, что Касадо может направить на их аэродром несколько бомбардировщиков и их самолеты будут уничтожены.

Начиная с полудня на аэродром стали прибывать наши товарищи. Первым приехал Идальго де Сиснерос, за ним Модесто, Деликадо, Урибе, Тольятти, Чека, Солива, Марин, Ирена Фалькон, Лопес Иглесиас, Гуйон и Делахе.

К 11 часам ночи наши посты наблюдения сообщили, что воинская часть в составе около батальона прибыла на грузовиках к выезду из Моновара и направляется к аэродрому. В моем распоряжении было примерно 80 партизан. С этими силами я и устроил засаду против отряда. Когда не оставалось уже никакого сомнения в их намерениях, так как командовавший отрядом отвергал всякое соглашение, мы открыли огонь, обратив их в беспорядочное бегство.

После этой стычки я вернулся на аэродром. Члены Политбюро и Тольятти только что закончили совещание и объявили нам, что, обсудив сложившуюся обстановку, они пришли к таким выводам: мятеж Касадо и компании, отъезд правительства и уход эскадры исключают всякую возможность реального сопротивления противнику. При таких обстоятельствах партия должна выиграть время, создать условия для подпольной работы и обеспечить выезд из страны товарищей, жизни которых угрожает наибольшая опасность. Но для окончательного решения нужно знать мнение членов Центрального Комитета, находящихся здесь. Один за другим мы высказали свое мнение, целиком совпавшее с решением Политбюро. После этого товарищи вновь удалились и спустя несколько минут сообщили нам свое окончательное решение: все присутствовавшие должны покинуть Испанию, за исключением Чеки и Тольятти, которые уедут позже, проследив за выполнением принятого здесь решения.

В 3 часа утра 7 марта первый самолет вылетел в Тулузу, а спустя полчаса улетел второй, в нем находился и я. Третий же самолет, который не мог покрыть без посадки расстояния до Тулузы, утром перелетел в Африку. Перед посадкой в самолеты товарищ Деликадо выдал каждому из нас по одному фунту стерлингов. И это были единственные деньги, с которыми я вторично уезжал из Испании; правда, их было больше, чем в первый раз, тогда в кармане у меня не было ни сентимо.

В Тулузе нас ожидал товарищ Нието, член Центрального Комитета партии; он сказал мне, что остающиеся во Франции члены Политбюро находятся в Париже. Там же находится и моя жена с четырехмесячной дочерью, вызволенные французскими товарищами из концлагеря. В тот же день я отправился в Париж.

Еще до прибытия поезда в Париж в вагоне появились журналисты, представители разных газет; они просили меня сделать заявление. Но я отказался. Не стал я делать никаких заявлений и многочисленным журналистам, ожидавшим меня в Париже. Но кроме журналистов в Париже меня встречала и полиция. Полицейские сопровождали меня до дома одного французского товарища, у которого жила моя жена. Затем они сообщили, что меня хочет видеть их начальник. Я отправился с ними. Начальник полиции принял меня очень вежливо. Он объяснил, что его правительство крайне озабочено обеспечением моей безопасности во Франции, а потому он просит меня самого выбрать для проживания любое место, примерно в 50 километрах от Парижа, где полиция будет иметь больше возможностей «предотвратить покушение» на меня. Начальник полиции добавил, что я могу приезжать в Париж, когда пожелаю, заранее предупредив их, чтобы они имели возможность предоставить мне «эскорт». Такая «забота» обо мне сомнений не вызывала: меня помещали под домашний арест вдали от Парижа, вконец затрудняя все мои передвижения и мою деятельность, чтобы иметь возможность лучше следить за мной.

Я выбрал городок Жьен и попросил разрешения задержаться в Париже еще на два дня. В тот же день мне удалось уйти от наблюдения полиции и повидаться с товарищем Михе. Потом я не раз бывал в Париже, не испрашивая никакого разрешения, а последний раз остался там на ночь, встретившись с группой офицеров моего штаба, бежавших из концентрационных лагерей.

Когда утром следующего дня я собирался отправиться на новое место жительства – Шатильон-сюр-Луар, появился товарищ Делахе с ворохом газет. В них сообщалось об аресте франкистскими властями в Аликанте французского депутата Тийона, которого предполагается обменять на меня. Руководство партии приняло соответствующие меры, и когда полиция явилась туда, где я прежде жил, она уже не нашла там ни меня, ни моей жены с дочерью.

Но об этом еще не время говорить. Вернемся к вопросам войны.

Было ли возможно после потери Каталонии продолжать военные действия в зоне Центр – Юг? Без сомнения, да. В зону Центр – Юг входило более десяти провинций, большей частью полностью, но некоторые были разделены линией фронта. Общая площадь зоны—120 тысяч квадратных километров, население – 9 миллионов человек. В зону входило и 700 километров морского побережья, на котором было расположено достаточное количество портов; среди них важнейшими были Валенсия, Аликанте, Альмерия и Картахена с военно-морской базой.

Сухопутная армия зоны Центр – Юг насчитывала 500 тысяч вооруженных бойцов, составлявших четыре армии: армии Центра, Эстремадуры, Андалузии и Леванта; это 16 армейских корпусов; 52 дивизии (141 бригада); две кавалерийские бригады; 27 саперных батальонов; около 280 танков и бронеавтомобилей; 400 артиллерийских орудий. Кроме того, имелся 21 отряд охраны порядка. Авиация насчитывала 100 самолетов разных типов. Эскадра была немного многочисленнее, чем у противника, и состояла из 3 крейсеров, 13 эсминцев, 5 миноносцев, 7 подводных лодок, 2 канонерок и целого ряда вспомогательных судов.

Кроме того, не следует забывать еще о 200–300 тысячах человек, часть которых находилась в учебных лагерях, и, наконец, я думаю, не будет слишком смелым преувеличением предположить, что многие из бойцов, перешедших во Францию, вернулись бы в зону Центр – Юг.

Несколько слов об организации снабжения. Кроме продовольствия, которое шло морем, в наших руках находились одни из самых богатых сельскохозяйственных провинций страны. Итак, были территория и средства для продолжения войны в худшем случае в течение еще шести – восьми месяцев. Вторая мировая война началась спустя пять месяцев после окончания войны в Испании. И есть все основания предполагать, что, если бы война в Испании не окончилась, Гитлер повременил бы с началом второй мировой войны.

Но возьмем наихудший для нас вариант: война закончилась нашим полным поражением на шесть – восемь месяцев позже. Однако если бы при этом республиканские силы были сплочены, как в Каталонии, это оказало бы влияние на ход всей нашей последующей борьбы, ибо последствия раскола Народного фронта были серьезны и единство не восстановлено по сей день.

Главным аргументом восставших касадистов, анархистов и «компании» было якобы стремление добиться почетного мира и избежать напрасных жертв для республиканских сил. Результаты известны всему миру: сотни тысяч расстрелянных. И нет сомнения в том, что, если бы наша борьба продолжалась, потери республиканцев в открытом бою были бы значительно меньше. Да и противник закончил бы войну более ослабленным. Только стойкостью и готовностью продолжать борьбу ' можно было бы достигнуть соглашения о мире с франкистами. Если бы они увидели нашу готовность повторить Каталонию – сражаться до последней пяди земли, – они были бы сговорчивее.

Времена героизма прошли, и наступило время трусов, авантюристов и предателей, никогда не веривших в народ, не веривших в победу Республики. Наступило время тех, кто не только ничего не сделал для этой победы, но, наоборот, с первого дня войны готовил предательство, сговор с противником, готовился выдать ему людей, находившихся под их командованием. «Или все мы спасемся, или все погибнем», – кричали Касадо, Мера и компания, а между тем сотни тысяч бойцов были отправлены в концентрационные лагеря, десятки тысяч расстреляны сразу или после мучений в тюрьмах. Миллионы испанцев остались беззащитными во власти фашистских палачей. Предателям же удалось бежать на судах своих иностранных хозяев или другими путями, не встретив препятствий со стороны франкистов. А тем, кто не успел выехать за границу, франкисты в награду за их предательство подарили жизнь. В их числе были Мера и ему подобные.

Мне не раз задавали вопрос: почему коммунисты не подавили мятеж Касадо и не взяли власть в свои руки? Действительно, коммунисты пользовались в зоне Центр – Юг авторитетом, влиянием и располагали немалыми силами. Но когда президент Республики и кортесы дезертировали и возглавляемое социалистом правительство, в котором были представлены все партии и организации Народного фронта, решило оставить поле боя заговорщикам, когда Народный фронт был расколот предательством касадистов, бестейровцев, анархистов, должна ли была Коммунистическая партия развертывать борьбу за захват власти? Нет. Она не должна была это делать и не сделала. До переворота касадистов борьба еще была возможной, а позднее – нет. Партия не могла начинать новую кровавую гражданскую войну – на этот раз между республиканскими силами, – которая ускорила бы поражение Республики. Почему же тогда коммунисты и воинские части под командованием коммунистов выступили в Мадриде против раскольников Народного фронта? Они сделали это в целях защиты коммунистов и других патриотов от репрессий, начатых предателями. В планы заговорщиков входил арест возможно большего числа руководителей, командиров-коммунистов, которых эти предатели собирались выдать фашистам, когда те вступят в Мадрид.

Касадисты, анархисты и компания пытались захватить возможно большее число сторонников Республики и противников капитуляции.

Поэтому коммунисты Мадрида и другие антифашисты взяли в руки оружие. И если они не смогли спасти от гибели десятки прекрасных товарищей, – одни из которых были убиты, а другие брошены в тюрьмы и затем выданы Франко, немедленно расстрелявшему их, – своей героической борьбой они все же добились того, что эти репрессии не приняли размаха, намеченного капитулянтами.

Имена наших товарищей – Хосе Касорлы, Доминго Хирона, Даниеля Ортеги, Еухенио Месона, Мануэля Рекатеро, Матильды Ланды, Гильермо Асканио, Барсело, Конесы и тысяч других замечательных патриотов, убитых касадистами или выданных ими на расправу Франко, – всегда будут обвинять предателей.

Глава тринадцатая. Волонтеры свободы и иностранные войска в испанской войне

На стороне республиканской Испании. – На стороне Франко.

Думаю, что не преувеличу, если скажу, что я был одним из испанских командиров, поддерживавших самые тесные взаимоотношения с бойцами интернациональных бригад. Почти не было операций, где бы мы не сражались вместе, и не раз мне приходилось командовать интернациональными бригадами. Со многими интернационалистами меня связывала крепкая личная дружба, со многими из тех, кто остался жив, она продолжается и по сей день. Хотя я уже касался этой темы, считаю все же нужным более подробно остановиться на вопросе о том, какую же роль играли в испанской войне волонтеры свободы.

Франкистская пропаганда утверждала, что война продолжалась почти три года только благодаря участию в ней интернациональных бригад; при этом грубо фальсифицировались цифры – преувеличивались и число бригад, и количество бойцов в них. В печати и в устных выступлениях франкисты неоднократно приводили и приводят сейчас цифру от 100 тысяч до 150 тысяч интернационалистов, якобы воевавших в составе бригад и дивизий республиканской армии. Они утверждают, что эти формирования участвовали в нашей войне с первых ее дней и сыграли решающую роль во всех серьезных сражениях. Но подобные утверждения построены на лжи. Стоит какому-либо франкистскому писаке начать фабриковать очередную фальшивку, как он тут же попадает в западню. Ведь нелегкое дело – сочетать точные цифры, даты, фактические данные с ложью. Ложь бросается в глаза, а истина, как бы ее ни искажали и ни прятали, восторжествует.

Республиканские войска

Я хочу привести данные относительно численности, состава, организации и времени выступления семи интернациональных бригад. Пусть франкистские «историки» попробуют опровергнуть эти фактические данные.

11-я бригада состояла из батальонов «Эдгар Андрэ», «Парижская коммуна» и «Домбровский». Она была создана в последних числах октября 1936 года и впервые вступила в бой 8 ноября того же года.

12-я бригада включала батальоны «Гарибальди», франко-бельгийский и «Тельман», а также одну батарею 77-миллиметровых пушек. Сформированная в начале ноября 1936 года, она 13 ноября вступила в бой.

В 13-ю бригаду входили батальоны «Чапаев», «Мицкевич» и «Анри Жельемин». Была сформирована в течение декабря 1936 – января 1937 года. Вступила в бой в феврале.

14-я бригада состояла из батальонов «Анри Барбюс», франко-английского, «Доминго Жерминаль» и № 9 (последний состоял из испанцев). Сформирована в тот же период, что и 13-я бригада.

15-я бригада состояла из батальонов «Линкольн», второго франко-бельгийского, английского и одного испанского. Сформирована также в течение декабря 1936 —января 1937 года.

129-я бригада насчитывала три батальона– «Димитров», «Масарик» и «Джаковик». Сформирована в конце 1937 года.

150-я бригада также состояла из трех батальонов. Сформирована в июне – июле 1937 года.

Кроме того, один интернациональный батальон был придан 86-й испанской бригаде.

Таким образом, в Испании действовали семь интернациональных бригад, насчитывавших 23 батальона и одну батарею, еще один батальон входил в состав 86-й испанской бригады. Из этого числа следует исключить испанские батальоны, входившие в интернациональные бригады (девятый – в 14-ю и второй – в 15-ю).

Итак, общее число батальонов интернациональной пехоты в Республиканской армии не превышало 23.

Интернациональные батальоны насчитывали самое большее по 600 бойцов, а число бойцов в бригаде никогда не превышало 3000.

Даже если бы все батальоны и бригады были укомплектованы полностью, общее количество бойцов-интернационалистов не превысило бы 21 600 человек. Но этого ни разу не было за всю войну, как не было и ни одной боевой операции или сражения, в которых одновременно участвовали бы все семь интернациональных бригад. Первые интернационалисты вступили в бой 8 ноября 1936 года, а в октябре 1938 года все они были отозваны с фронтов и начали возвращаться к себе на родину или в те страны, откуда прибыли в Испанию) В течение тех 23 месяцев, когда части волонтеров свободы сражались в рядах Народной армии, через них в общем прошло 35 тысяч человек, из которых около 5000 пали со славой на земле Испании.

Несколько сотен интернационалистов находилось в других родах войск: в авиации, артиллерии, кавалерии, инженерных войсках, санитарных частях… Среди них были советские летчики и танкисты. Советские летчики-добровольцы впервые вступили в бой 5 ноября 1936 года, защищая население Мадрида от зверских бомбардировок итало-германской авиации, а танкисты – 29 октября того же года в секторе Сесенья – Вальдеморо. Кроме того, в республиканской зоне находилась группа советских военных советников – отличные командиры, они оказали нам большую помощь в организации армии и ее боевой подготовке. Они держались очень тактично: не навязывали нам своих концепций и не ставили никаких условий. Число советских добровольцев – советников, летчиков, танкистов и инструкторов за все время войны достигало приблизительно 2500 человек.