Текст книги "Кристаллическая линия"
Автор книги: Энн Маккефри
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Было уже позднее утро, когда он начал кружить на санях. «Кажется, я нашел одних», – сказал он, опуская сани и зависая над этим местом.
«Ты уверена?» Килла прищурилась, разглядывая камни, на которых виднелся хоть какой-то намёк на цвет: узор в виде ёлочки был практически неразличим.
«Конечно, я уверен. Давайте остановимся и посмотрим, что мы помним об этом месте?»
«Нам, конечно, нужно обновить маркер», – сказала она, раздражённая тем, что краска, которая должна была долго сохраняться на солнце, так сильно выцвела. Маркеры были тем, что удерживало других певцов от захвата территорий. Территория имела форму круга с радиусом в полкилометра, исходящим от нарисованного логотипа. Никто не должен был входить в обозначенное таким образом пространство. В качестве дополнительной защиты, маркер не обязательно должен был находиться на самом месторождении или где-то рядом. Месторождение могло находиться прямо на краю огороженного пространства, и певец всё равно мог заявить о своих правах.
«Сначала покрась, потом смотри», – сказал Ларс, озвучивая заказ.
Они рисовали, а затем сделали перерыв на еду, все время оглядывая круг, надеясь вызвать воспоминания об этом конкретном месте.
«Нам нужно спускаться», – сказала Килла, проглотив последний кусок. «На этой высоте всё незнакомо».
«Эни-мини, пица-тини», – скандировал Ларс, поднимаясь по кругу с вершины. На «тини» Ларс покинул круг в том направлении, спустив сани в небольшой каньон. Он ухмыльнулся Килле: случайный выбор часто оказывался удачным. Он аккуратно припарковал машину в тени, отбрасываемой более высокой стороной, и она кивнула, одобряя его осторожность. Они будут скрыты от глаз с воздуха до утра.
Она первой вылезла из саней, проводя пальцами по неровным каменным стенам каньона и надеясь уловить след кристаллического резонанса. Или найти следы предыдущей работы.
Ларс направился в противоположном направлении. Они встретились на другой стороне, не увидев ничего, что указывало бы на то, что этот каньон был тем, что они искали.
«Нам пойти налево или направо?» – спросил Ларс, когда они снова забрались в сани.
«Сразу пришло в голову! Точно!» – сказала Киллашандра после минутного трезвого раздумья. «Не то чтобы это было показателем».
Но она оказалась права: в узком овраге справа от места их первой высадки они наткнулись на следы вырубки.
«Я узнаю наш стиль где угодно», – сказал Ларс.
«Ты имеешь в виду свою», – ответила она, погружаясь в очередной долгий спор, пока они возвращались к саням и распаковывали свои акустические резаки.
«Было бы лучше, если бы мы подождали, пока на них не осветит солнце», – сказал Ларс.
«Не лучше и не хуже. На троечку».
Глубоко вдохнув, он пропел прекрасную, мощную, настоящую середину до, его глаза сверкали, он бросал ей вызов, как он это часто делал. Она пропела на терцию выше его ноты, так же мощно, как и он. Звук отскочил к ним, заставив их обоих вздрогнуть от полутонов.
«Некоторые из них треснули», – сказала Килла, но они оба, как один, двинулись к точке резонанса. «Зеленый, от силы его эха».
«Я же говорил, что помню, где мы косили траву».
Оказавшись на краю оврага, они снова пропели ноты и установили свои резаки на звук. Килла указала разрез, который она сделает, и приготовилась к первому душераздирающему крику ограненного кристалла. Не успела она установить резак, как Ларс направил свой на ладонь вправо.
Первый набор очистил несовершенный кристалл, обнажив широкую прожилку прекрасного зеленого цвета.
«Осколки, но эти афарианцы будут в ярости, когда услышат об этом», – сказала она, отрезая еще один кусок испорченного кварца.
«Что мы попробуем?»
«Разумеется, размеры общие», – фыркнула она.
Как только мусор рассеялся, они снова запели на случай, если им придется перенастраивать резаки, но ноты «до» Ларса и «ми» Ларса отчетливо отдавались в ответ. Вместе они расположили лезвия своих резаков и, сделав одновременный вдох, включили питание.
Глава 5
Темнота заставила их остановиться, когда они нарезали двенадцать прекрасных кристаллов и уложили их в мягкий контейнер для переноски, тщательно закрепленный ремнями в грузовом отсеке. Тихо, благодаря легкости, которую дарила долгая практика, они приготовили еду и съели ее. Затем, продолжая свои ритуалы, они умылись – наступят дни, когда кристальная песнь возьмет верх над этими привычками. Пока Ларс делал записи в журнале саней, Киллашандра стащила их двуспальную койку и достала одеяла. Они оба были готовы устроиться одновременно.
Утреннее солнце, пробуждая Хребты, издавало сигнал тревоги, которому не мог противиться ни один певец: коварный звон хрусталя, когда первые лучи рассеивали холод ночи. Ноты были случайными, чистыми звуками, ибо только идеальный хрусталь мог говорить на солнечном свете. Звон будил чувства и становился все громче и настойчивее. Киллашандра и Ларс одновременно повернулись друг к другу. Она видела его улыбку в темной каюте и ответила на нее, подняв руку к его плечу, жаждая прикосновения его обнаженной кожи к своей. Киллашандре казалось, что когда их губы встретились, по воздуху пробежало арпеджио, возбуждающе чувственное, восхитительно ласковое, завершающееся чистой высокой нотой «до», которая дрогнула над ними, как только их тела соединились.
Вот настоящая причина, по которой мужчины и женщины пели вместе песни из хрусталя: чтобы услышать такую музыку, испытать такие ощущения и такой экстаз, какой мог пробудить только хрусталь ярким ясным утром. Такие союзы искупали все мирские ссоры и взаимные обвинения между партнерами, когда хрусталь трескался или раскалывался, и результаты целого дня работы могли лежать осколками у их ног. Всегда существовала перспектива невероятного сочетания звука и ощущений в залитом солнцем хрустале, которое могло оживить их отношения.
«Нам нужно двигаться, Санни», – пробормотал Ларс, пытаясь пошевелиться. Слишком измученная воспоминаниями о страсти, Киллашандра гортанно пробормотала отказ и прикрыла глаза от солнца, хлынувшего в кабину.
«Ну же, давай. Чёрт, у нас будет хорошая ясная погода», – сказал он, подталкивая её к краю койки. «Мы можем позволить себе сегодня немного поработать. Я начну готовить завтрак. Твоя очередь».
Он говорил легким шутливым тоном, который, как он знал, Киллашандра приняла бы. Поднявшись и сладко потянувшись, она соблазнительно взглянула на него через плечо.
«Сегодня на меня это не подействует, Санни», – усмехнулся он и шлепнул ее по ягодице. Иногда одного вида ее растянутого члена было достаточно, чтобы соблазнить его, хотя они оба знали, что повторение этого опыта после восхода солнца будет менее приятным, чем первый.
Она чувственно подошла к голове, заигрывая с ним, но он только рассмеялся и засунул правую ногу в комбинезон, натянув его на свой неотзывчивый член. Она схватила свою одежду и открыла дверь. Когда наступила его очередь, она закончила готовить сытный завтрак, который им понадобится для работы с кристаллами в течение всего дня. В ясные дни певцы редко останавливались, чтобы поесть, и резали до тех пор, пока было достаточно светло, чтобы видеть, куда воткнуть лезвия.
Киллашандра вспомнила, не помня когда, что раз или два ей удавалось прорезать лунную ночь: в те времена ей с трудом удавалось прорезать достаточно, чтобы улететь с планеты, которая дышит жиром, и немного отдохнуть от кристальной песни.
Они успешно разрабатывали эту жилу уже пять дней, когда чувство погоды начало терзать сознание Киллашандры.
«Шторм?»Ларс так хорошо ее знал.
Она кивнула и установила резак на новый уровень. «Пока не о чем беспокоиться».
«Чёрт возьми, Килла, у нас восемь ящиков этой дряни. Нет смысла рисковать. А маркер достаточно новый, чтобы привлечь нас сюда после шторма».
«У нас есть время. Пой», – сказала она ему тоном, в котором наполовину звучал приказ, наполовину мольба. «Зелёные нелегко найти, и я не собираюсь сдаваться, когда ещё есть время рубить. Шторм может просто разорвать эту жилу на куски, оставив после себя лишь плевать».
Ларс спокойно посмотрел на нее. «Только давайте не будем слишком уж мелочиться!»
«Я бы не позволил тебе сойти с ума от бури, любимый».
«Я рассчитываю на это. Думаю, этот ярус будет в миноре», – добавил он, напевая си-бемоль мажор и слыша тот же тон в ответ.
«Я сделаю букву E, или лучше будет A?»
Он кивнул в знак согласия на ноту «ля», и они запели, прерываясь, как только услышали ответные ноты, которые кристалл послал им обратно, свой собственный похоронный звон.
Но чувство бури снова настигло Киллашандру, вскоре после того, как они создали девять кристаллов той вырезки.
«Думаю, мы уходим», – сказала она ему, взяв резак в одну руку и согнув колени, чтобы взяться за ручку ящика. Он сделал то же самое, и она быстрым шагом пошла обратно к саням. Пока Ларс закреплял ящик ремнями, Килла подняла оба резака и села на место пилота, закрыв люки и запустив двигатели.
Ларс выглянул из окна с правой стороны и пробормотал проклятие. «Наклон стены неправильный. Ничего не видно. Откуда свет?»
"Юг." В этот момент зазвучал клаксон, оповещающий о погоде. Он прогудел один раз, прежде чем ее рука защелкнула тумблер.
«Ты опережаешь лучшие технологии, которые Гильдия может выпросить, одолжить или украсть, не так ли?» Ларс ухмыльнулся, гордясь ее способностями.
"Ага!"
«Не будь самоуверенным».
«Это будет плохо». Она беспокойно заёрзала на сиденье, её кости уже реагировали на далёкое поглаживание кристалла. «Клянусь, чем дольше я режу, тем чувствительнее становлюсь к интенсивности погодных условий».
«Спасает наши шкуры и наш хрусталь».
Она подняла сани вертикально, и когда они поднялись над защитными стенами оврага, грозовые облака стали видны как темное, клубящееся серое пятно на горизонте. Она развернула сани влево и подняла их над более высокими скалами, на мгновение зависнув над их отметиной, уверенная, что сани переживут этот шторм и еще несколько, прежде чем разносимые ветром абразивные частицы снова очистят скалу.
Они уже почти покинули пределы полигона, когда в их коммуникаторе загорелся огонек.
«Мэйдэй, Мэйдэй!» – закричал отчаянный голос.
«Мэйдэй? Что за...» – возмущенно спросила она, наклоняясь в сторону, чтобы закрыть соединение.
Рука Ларса закрыла пластину. «Это голос Боллама».
«Боллам?» – Киллашандра уставилась на него в недоумении: это имя ничего ей не говорило.
«Новый партнер Ланжецкого», – пробормотал Ларс и ответил: «Да, Боллам?»
«Это Ланжецкий, я не могу его остановить!»
«Возьмите кристалл из его руки», – сердито сказала Киллашандра. Ее раздражало, что она до сих пор не могла вспомнить этого Боллама.
«Он не держит кристалл. Он режет и не остановится. Он не слушает. Он... он очарован!»
«Ты придурок, конечно, он придурок, вот почему он нечасто срывается. Твоя работа – остановить его. Вот почему он берёт напарника в горы», – ответил Ларс, его тон по-прежнему был рассудительным.
«Но я пытался, я всё пробовал. Он больше меня!» – голос Боллама превратился в жалобный вопль.
«Выбить у него почву из-под ног», – сказал Ларс, и беспокойство на его лице усилилось.
«Я тоже это попробовал».
«Режь поперек своим резаком. Настрой его фальшиво, сбивай его с тональности», – взревел Килла, все больше злясь на тупость этого придурка. Где Ланзецкий нашел такого неэффективного партнера?
«Не могу. Не знаю, как делать поперечный разрез. Я впервые на Хребтах. Он меня наставлял ! » Теперь в голосе Боллама слышались обида и негодование. Этот тон вызвал в памяти Киллашандры соответствующее воспоминание: именно так говорил Боллам, когда не мог найти афарийские файлы.
«Вот почему Боллам ему подходил», – сказала Киллашандра, с горечью осознавая, что именно делает Ланзеки.
Ларс пристально посмотрел на нее, дернув ее за руку, чтобы развернуть ее к себе. «Поверни санки. Мы должны попробовать».
«Нет». Она снова положила руки на хомут, стиснув зубы от внезапной боли, которая пронзила её, и от слёз, грозивших ослепить. «Нет, мы не можем! Правила и положения! Сигнал бедствия ничего не значит на Баллибране!»
« Ничего? » – рявкнул на неё Ларс. «Ланзецки был нашим другом, твоим любовником! Как ты можешь его бросить?»
«Я его не брошу», – закричала в ответ Киллашандра, выражая гнев, боль и боль от осознания того, чего хотел Ланзеки. «Убирайтесь оттуда, Боллам», – прокричала она членам общины. «Спасайте свою шкуру. Его вам не спасти».
«Но я не могу просто уйти! » – в голосе Боллама слышался шок, ужас от этого бессердечного совета. – «Он же Мастер Гильдии. Это мой долг…»
«В Правилах и Регламенте такой обязанности нет, Боллам. Никогда не было и никогда не будет. Убирайся оттуда, Боллам, пока можешь. Оставь Ланжецкого » .
«Я не верю своим ушам», – воскликнул Ларс.
Она повернулась к нему, слезы ручьем текли по ее лицу, горло перехватило, и на мгновение она лишилась дара речи.
«Он так хочет», – выдавила она из себя. Затем она с трудом сглотнула от горя и пристально посмотрела прямо в потрясённое лицо Ларса. «Подумай, Ларс, есть ли другая логическая причина, по которой Ланзеки мог бы объединиться с таким придурком, как Боллам? С новичком в Хребтах? Слишком слаб физически, чтобы выбить его из цепких лап? Мы не имеем права вмешиваться. Мы обязаны Ланзеки его выбором».
Она зацепила локти за хомут так, что Ларсу пришлось бы сломать ей руки, чтобы взять управление санями. Но он и не пытался. Он сидел и смотрел на нее, пока она с ревом выносила сани с трассы, используя всю мощь новых мощных двигателей.
«Ланжецкий намеревался отказаться?»
«У певцов есть такая возможность, Ларс», – сказала она таким же тихим голосом, как у него. У неё снова перехватило горло, глаза защипало от слёз. Принять эту реальность было тяжело, но она ни на секунду не сомневалась – теперь – что Ланзецкий действительно таков был. Она даже слышала его глубокий голос, отвечающий на её озадаченный вопрос о Болламе: что этот человек может быть полезен. Она должна была знать, что задумал Ланзецкий, и попытаться… попытаться к чему? Отговорить уставшего человека от завершения жизни, которая стала слишком обременённой ответственностью, слишком утомительной проблемами, слишком одинокой из-за смерти его давнего партнёра? «Он веками был главой гильдии».
Ларс молчал, пока они оба не услышали за спиной вой шторма, который неумолимо приближался.
«Тогда, значит, именно поэтому он так хотел, чтобы я понял политику Гильдии?» – тихо, дрожащим голосом спросил Ларс.
«Что вы имеете в виду?» – потребовала она.
«Не уверен, что знаю», – ответил Ларс, с сомнением подняв руки. «Просто… ну, Ланжецкий знал тебя, и всякий раз, когда мы возвращались с Рейнджеса, он искал нашей компании, но я всегда думал, что это ты…» Его голос затих.
«Не заморачивайся, Ларс Даль», – холодно и резко сказала она. «Ты можешь быть Майлкейным Переходом…»
«Ты тоже».
«Но я ни за что не стану главой гильдии». Она сердито посмотрела на него, желая, чтобы он ответил ей тем же. «Чёрт возьми, Ларс, ты мой партнёр. А быть главой гильдии – это гораздо больше, чем просто понимать политику своей работы».
«Это действительно так», – ответил он приглушенным голосом, глядя прямо перед собой, когда они пролетали над последними холмами перед Кубом.
Офицер полётов дал им знак припарковать сани возле Сортинга вместе с другими шестью машинами, которые спаслись от шторма. Киллашандра заглушила двигатели и повернулась к Ларсу.
«Начни с ящиков, ладно? Я доложу», – мрачно сказала она.
«Если хочешь, я сделаю это», – предложил Ларс, внезапно снова обретя человеческий облик в своем невысказанном сочувствии.
«Нет, я был пилотом».
Офицер полётов, долговязый худой мужчина, которого Киллашандра совсем не узнала, бежал к ней, подавая ей знаки ждать его.
«Вы были в пределах досягаемости Боллама? Того, которого пас Ланзецкий?»
«Да», – ответил Киллашандра так ровно, что мужчина удивленно заморгал. «Он не смог вырвать Ланзецкого из плена. Мы сказали ему убираться к черту с этих горных хребтов».
"Ты имеешь в виду…?"
В этот момент прибыла офицер по грузоперевозкам, ее лицо было мрачным.
«Я имею в виду, что Ланзеки выбрала! » Она бросила вызов офицеру по управлению авиацией, чтобы тот оспорил ее точку зрения.
«Ты уверена, Килла?» – спросил грузовой офицер.
Киллашандра повернулась к ней, скрываясь от обвиняющего взгляда офицера авиации.
«Иначе зачем ему было выбирать такого придурка, как Боллам? К тому же новичка? Слишком неопытного, чтобы знать, как освободиться от рабства, и слишком незначительного физически, чтобы представлять угрозу!»
Грузовой офицер склонила голову и закрыла глаза.
«Я не понимаю… Вы были достаточно близко, Киллашандра Ри, чтобы добраться до них вовремя?» – спросил офицер полётов.
«Я принял выбор Ланзецкого. Тебе лучше поступить так же».
С этими словами Киллашандра развернулась и побежала к своим саням почти бегом. Позади себя она слышала, как летный офицер спорит с Карго, чьи тихие и отрывистые ответы дали Киллашандре понять, что она, по крайней мере, приняла вариант Ланзецкого.
Помогая своему молчаливому партнеру выгрузить их долю, она знала, что чувства Ларса по поводу этого варианта были неоднозначными. Новости, казалось, просочились из Ангара в Сортировочную, и разговоры были приглушены, споры о ценах на кристаллы велись вполголоса. Когда Сортировщица сообщила им, сколько они заработали за зеленый, Киллашандра не почувствовала ни малейшего восторга, который должна была вызвать такая цифра. Ларс только приподнял брови, кивнул в знак согласия и отвернулся. Сортировщица пожала плечами. Киллашандра тупо последовала за Ларсом к подъемникам. Она слушала репортаж Метрополитен, который передавался даже в подъемниках, поскольку погода была главным приоритетом для большинства певцов. Ничего не было сказано о пропавших санях. Ничего никогда не было.
«Какое облегчение», – пробормотал Киллашандра, когда доклад был завершен. Шторм был одним из тех коротких шквалов, свирепых в своей короткой жизни, и его единственный ущерб заключался в том, что в своей ярости он лишил жизни Ланзецкого. «Мы сможем вернуться в Хребты к завтрашнему вечеру».
"Фардлес! Убийца." Ларс повернулся к ней. "Ланжецкого даже не нашли, и..."
Ее бледное выражение лица остановило его. «Чем быстрее я окажусь в горах, тем быстрее забуду».
«Забыть Ланжецкого?» – Ларс был ошеломлен.
«Забудь! Забудь!» Двери лифта открылись, и она побежала по коридору к их квартире. Она услышала, как он идёт за ней, и даже не была благодарна.
Когда она ввалилась в их каюту, то услышала, как сияющая жидкость плещется в ванну. Стянув комбинезон и ботинки, она вошла в комнату и забралась в ванну. Жидкости было не больше, чем по икры, поэтому она встала под кран и позволила ей течь по ее спине и плечам. Она смутно услышала голос Ларса, обновляющего свои записи. Она начала ругаться, поэтому не могла расслышать ни слова из того, что он сказал.
Весь штат сотрудников «Куба» был тихим и подавленным в следующий полдень, когда Киллашандра и Ларс добрались до столовой. Пока Килла наполняла свой поднос из автомата с алкогольными напитками, Ларс продолжал смотреть по сторонам, всматриваясь в лица тех, кто сидел в нишах. Видя, как он незаметно ищет Боллама, она снова почувствовала раздражение.
«Ланжецкий отказался, Ларс», – сказала она тихим, напряженным голосом, притягивая его к себе. «Что ты пьешь?»
«Ярран!» Его голос был ровным.
«Ярран? Сейчас не время для пива! Сейчас самое время напиться до беспамятства!»
Он посмотрел на нее с горькой усмешкой. «Я думал, ты хочешь вернуться в хребет завтра утром. С похмелья?»
«С самым сильным похмельем, какое только может у меня возникнуть за это время», – злобно сказала она ему и осушила первый из многочисленных тройных стаканов на подносе, настояв на том, чтобы ее наполнили, и выбросила пустой стакан в контейнер для вторсырья.
«Тогда ты можешь просто выйти одна», – сказал он. Взяв из автомата пиво «Ярран», он оставил ее стоять там.
Удивленная, она наблюдала, как он маневрирует среди столов, направляясь к дальней нише, где сидели два офицера Ангара. Она не думала, что у Ларса есть мазохистские наклонности. Или, может быть, ему просто нужно было выяснить, удалось ли Болламу каким-то образом посадить Ланзецкого в сани и вернуть в Куб.
Этот придурок не смог бы этого сделать, иначе непевцы из Гильдии не были бы так пьяны. Теперь, когда она осмотрелась, то увидела, что большинство из них были настолько пьяны, насколько ей бы того хотелось. Она выпила еще одну тройку и, двигаясь осторожно, чтобы не пролить ни капли жидкой анестезии, направилась к Ларсу. Вонь кетонов была почти невыносимой. Эти люди, должно быть, постоянно пили с тех пор, как распространились новости.
«О, он выживет», – говорила Карго, когда Киллашандра подошла к столу. «Это не говорит о том, насколько он будет хорош». Она взглянула на Киллашандру и, кивнув, дала понять, что певица может присоединиться к ним. Офицер полётов явно не согласилась с этим приглашением. «Оставь это, Мурр. Ты здесь недостаточно долго, чтобы знать . Ты поступила правильно, Килла», – добавила она и похлопала по подушке рядом с собой. Её брови поползли вверх при виде такого количества выпивки на подносе. Она подняла кружку с кофе. «Счастливого похмелья!»
Внезапно Киллашандра потеряла всякий интерес к выпивке, которую она планировала. Ее желудок сжался и заурчал. Она села, положив руки на колени, и уставилась на Ларса, желая его поддержки и понимания даже больше, чем когда-либо хотела огранить черный хрусталь. Он демонстративно проигнорировал ее, и слезы потекли по ее лицу.
«Ты правильно сделала, Килла. Верно», – мягко сказала Карго и сжала пальцы на предплечье певицы, слегка сжав с нежной твердостью, а затем отпустила. «Правда, Ларс Даль?» – строго добавила она.
Ларс посмотрел на Карго, не в силах отвести взгляд от заплаканного лица своей напарницы. Он закрыл глаза, выдохнув, признавая поражение. «Да, если ты так говоришь, значит, так оно и есть».
«Послушай, Даль». Карго наклонилась через стол, её лицо было свирепым. «Я так и говорю. Если хочешь, можешь спросить у медиков. Они всё увидят». И она махнула рукой в сторону лазарета, где ухаживали за ранеными певцами, пока сердца в искалеченных телах не останавливались, а опустевшие умы не потемнели. « Я всё увижу!» И её тон был свирепым. «Мурр не знал Ланзецкого в расцвете сил, как я, а Килла знала! А Килла знала его лучше многих. Признайся себе, Мурр, Ларс, она поступила правильно. Не знаю, зачем этот осел Боллам вообще прошёл отбор – разве что он, наверное, был слишком труслив или слишком напуган, чтобы отступить после Раскрытия, когда услышал обо всех рисках, которые ему предстоит взять на себя в Баллибране. У него был паршивый Переход, как будто симбионт, проникший в его кровеносную систему, тоже обнаружил, что не очень удачно выбрал тело для родины, и мы никогда не думали, что он станет… певица!» Презрение в ее голосе неожиданно облегчило страдания Киллашандры. «Уж точно не в качестве партнера Ланзеки!»
«Ланжецкий его пас…» – сказал Ларс, пытаясь найти какое-то извращенное оправдание.
Карго горько фыркнул: «Когда Ланзеки сказал, что присмотрит за этим гиком, я понял, что больше никогда не увижу Ланзеки в ангаре, Ларс. И я же тебе это говорил, не так ли, Мурр?»
«Я просто не понимаю, почему», – сказал Мурр. «Все говорят, что он был лучшим главой гильдии, который у нас когда-либо был…»
«Их было всего четыре», – ответил Карго.
«Четыре?» Мурр был ошеломлен. «Но Гильдия существует уже почти семьсот лет!»
«Хммм, так оно и есть, и я работаю грузчиком уже почти две с половиной сотни лет».
Это полностью заставило Мурра замолчать – он смотрел на женщину так, словно ожидал, что ее энергичное тело и привлекательное лицо рассыплются в пыль, если он хотя бы моргнет. Несмотря на свое горе, Киллашандра развеселилась.
«Что Медик знал о Ланзецки?» – спросил Ларс, и выражение его лица было таким же мрачным, как и всегда. Однако Килла каким-то образом почувствовала, что его враждебность по отношению к ней ослабла.
Карго пожал плечами. «Что же в конце концов происходит со всеми нами? Симбионт ослабевает настолько, что уже не может восстановиться, и наконец начинается дегенерация. А потом всё катится под откос». В этот момент она заметила выражение лица Мурра и ухмыльнулась. «Не бойся, Мурр, ты ещё долго будешь со мной. Мы с симбионтом в отличной форме».
«В Правилах и положениях ничего не сказано», – начал Ларс, наблюдая, как Мурр пытается принять нормальное поведение, «о том, как избирается новый Мастер Гильдии».
«Нет, это не так», – согласился Карго, слегка нахмурившись. «Но, как я уже сказал, эта проблема возникает нечасто».
Киллашандра бросила на Ларса свирепый взгляд. Легкая усмешка, тронувшая уголок его рта, не успокоила ее.
«На это потребуется время», – равнодушно добавил Карго. «Здесь замешана политика. Что ещё нового? Им придётся выбрать кого-то, кто будет приемлем для большинства постоянных клиентов».
«Кто эти „они“?» – спросил Ларс.
«Не знаю». Карго снова пожал плечами. «Может, кто-то из инструкторов знает». Она оглядела большую комнату. «Кажется, никто из них не настолько трезв, чтобы спросить. Мне нужно вернуться к работе. Мне поставить ваши сани в слот готовности? Шторм утих».
Киллашандра не осмелилась взглянуть на Ларса.
«Да, завтра мы снова выйдем», – сказал он, и она с облегчением откинулась на подушки. Но ее облегчение было недолгим, так как она вспомнила, что, по оценкам Карго, пройдет много времени, прежде чем будет выбран новый Мастер Гильдии.
Поэтому она не напилась, чтобы притупить острое чувство потери из-за смерти Ланзецкого. Она выдержала это, как Карго и Ларс, в отличие от Мурра. Но она пила с ними пиво Ярран стакан за стаканом. Певец может пить Ярран днями и едва ли притупить чувствительность. Она слышала, что Боллам выжил, сохранив тот ум, которым он изначально обладал. Он был сильно изрезан кристаллом, когда спасательный корабль нашел его разбитые сани, но он прошел через зону шторма, прежде чем потерять управление. Она ненавидела Боллама за то, что кристалл стер все его воспоминания о Ланзецком. Она не могла дождаться, чтобы выбраться на Хребты и надеяться на такую же передышку. Несколько дней, проведенных в Хребтах, и можно было забыть практически обо всем.
На следующее утро Ларс встал раньше нее, все вещи были упакованы, и они молча направились в ангар. Карго подняла руку в знак согласия; офицер по полетам Мурр поднял свою только для того, чтобы дать им добро. Какой-то стажер дал им официальное разрешение.
Как будто сани были на какой-то гигантской пружине, противиться тяге которой было невозможно, они полетели прямо к черно-желтому шеврону зеленого кристалла.
«Нам не следовало идти напрямую», – заметил Киллашандра Ларсу, когда тот проезжал над маркером.
«Небо чистое», – сказал он, робко пожав плечами. Так оно и было. Ни один другой певец не был наверху и не мог видеть, в каком направлении они летят, прямо или косвенно.
Когда они приземлились в небольшом каньоне, то оба поняли, что жила повреждена. Остаток дня они провели, пытаясь добыть чистый цвет.
«Фардлес, всё пропало, Ларс, оставь это», – сказала Килла, когда десятилетия опыта наконец всплыли на поверхность, напомнив ей, насколько тщетны были их усилия. «Зелёный цвет трескается хуже всего, когда обнажается вена».
Он пнул осколки под ногами, чтобы облегчить свое разочарование, и повел их обратно к саням. Они остались там на ночь, но когда хрустальная песня пробудила в них желание, заговорил только кристалл, а не их сердца.
Им потребовалась неделя, чтобы обыскать весь круг, центром которого был этот шеврон. Они нашли очень светло-розовый, но это не стоило усилий, затраченных на то, чтобы включить резцы. Они отдалились друг от друга, как никогда раньше, и Киллашандра молча ругалась, желая разрезать кристалл и снять напряжение. Даже Ларс мог бы забыть – по крайней мере, избавиться от болезненных воспоминаний – если бы они просто могли разрезать.
Как ни странно, погода оставалась ясной, но лето захватило Баллибран и раскалило горные хребты. В поисках кристаллов они также искали самые глубокие и тенистые каньоны, где можно было бы провести ночь и немного отдохнуть от невыносимой жары.
«Я бы с радостью встретил шторм», – сказал Ларс. «Если мы не найдём воды, нам придётся вернуться».
«Нет! Не раньше, чем мы найдём кристалл».
Он пожал плечами, но они все же нашли воду, глубокий бассейн под навесом, где вода просачивалась из более пористой породы и собиралась в тени. Они наполнили бак, затем разделись и выкупались, стирая одежду там, где из пруда вытекал тонкий ручеек. Облегчение было физическим, а не душевным, но они были более дружелюбны друг к другу, чем когда-либо с тех пор, как голос Боллама разрушил их взаимопонимание.
Поздно утром следующего дня Ларс, чья очередь была управлять санями, заметил почти невидимый черно-желтый шеврон.
«Что ты думаешь? Мы будем резать здесь?» – спросил он.
«Не помню, да и всё равно, я бы даже розовый отрезала, лишь бы хоть что-нибудь отрезала! »
«Эни, мини, пица тини», – и Ларс направил сани на юго-юго-восток, к узкому ущелью с высокими стенами на северной стороне. На восточном краю была V-образная выемка. «Выглядит знакомо».
«Это точно порез». Она уже отцепила оба резака, прежде чем Ларс опустил сани, и, остановившись лишь для того, чтобы схватить бутылку с водой, она почти бегом побежала к трещине, поскальзываясь на старых черепках, чтобы добраться до места. «Это чёрный, Ларс, это чёрный!»
Депрессия отступила от нее, и она даже вспомнила о необходимости соблюдать осторожность, поднимаясь на верх полки. Ларс пропел прекрасную, сильную ноту «до», и она почувствовала ответ кристалла даже сквозь толстые подошвы своих ботинок. Она отрезала первый стержень, затем боролась с Ларсом, когда ему пришлось вырвать его у нее из рук, потому что он пленил ее, как обычно это делал черный кристалл. Она плакала, когда увидела, как он укладывает черный кристалл в мягкий ящик. Он сильно ударил ее три раза по лицу, и она прижалась к нему, благодарная.
«Всё в порядке, Санни. Всё в порядке», – пробормотал он, коротко погладив её по волосам. «А теперь давай подстрижёмся. Для Ланзецкого. Ему очень понравилось, что мы привели чёрных».
«Да, но он не заставит меня их связать! Он ни за что не уговорит меня сделать это снова!»
Она прикидывала, где делать следующий разрез и сколько кристаллов можно получить из этого прекрасного черного кристалла, поэтому она не заметила, как странно на нее посмотрел Ларс.
Клодин дал им самую высокую рыночную цену за пять ящиков черного цвета. Их хватило бы на две планетарные системы (если кто-то мог позволить себе цену на черные кристаллы), а также на несколько прекрасных отдельных деталей, которые можно было бы встроить в текущие установки в качестве вспомогательных средств. Клодин был полон похвал за их работу.








