Текст книги "Координатор"

Автор книги: Эндрю Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Позже сможешь выкурить еще одну.

Она надела на голову прозрачную шапочку и вошла в ванную. Раздвижную дверь она оставила открытой и не стала задергивать шторки. Ее голова оставалась ни виду, и каждые несколько секунд она бросала на него внимательный взгляд. Уайлд смотрел на плывущий потолок и думал о своем положении. Постоянное вращение комнаты прекратилось, но он уже не чувствовал, что лежит на кровати: ему казалось, что он парит в нескольких футах над землей, в животе у него было легко, и тянуло к рвоте. Его глаза налились тяжестью, но Уайлд твердо решил не спать. Кипевшая в нем ярость не должна была угаснуть. Он ее недооценил. Он вообще не думал о ней как о возможном противнике. Его перехитрила бесполая ведьма, у которой даже красота была чужая и которая – это он понял только сейчас – много раз говорила ему о том, что презирает мужчин и безразлична к жизни.

Он винил во всем прошлый октябрь, долгие месяцы безделья, легкость, с которой ему удалось убрать человека с «Зимородка», начальство, пославшее его к Гуннару Моелю, и всю эту самоубийственную поездку с непрерывной чередой смертей. К этому еще можно было прибавить удивление, которое он испытал, увидев Кайзерита, его догадку о том, что Мокка знал о присутствии Кайзерита у Гуннара, и тщетные попытки понять, что задумал этот тощий ублюдок. Чем больше он размышлял, тем больше убеждался в том, что все шансы были против него. Ему не стоило рассчитывать на то, что Ингер Морган-Браун допустит какую-нибудь оплошность.

Дверь в номер открылась. Ингер в этот момент погрузилась в ванну, ее голова исчезла, и вместо нее появилась нога, которую она густо намыливала пеной. Уайлд увидел, как в гостиную вошла горничная и поставила поднос на стол. Она была средних лет, полная, невысокого роста, с седеющими волосами и усталым выражением лица. Вид у нее был разумный. Она выпрямилась и посмотрела на дверь спальни. На ее лице появилась улыбка.

– Доброе утро, сэр, – сказала она по-английски. – Я поставила завтрак на стол, хорошо?

Уайлд вдохнул в легкие как можно больше воздуха и попытался шевельнуться. Потом он собрал в комок всю волю и перекатился на край кровати.

Горничная нахмурилась:

– Мистер Морган-Браун? С вами что-то не так?

– Помогите мне, – прошептал Уайлд.

Его слова прошелестели как вода, стекающая по водостоку. Он сделал еще одно мучительное усилие и рванулся вперед. Кровать куда-то исчезла, а пол начал подниматься ему навстречу, как кабинка лифта. Удар получился тяжелым. Горничная вскрикнула.

– Господи, он упал с кровати! – Ингер выбежала из ванной, волоча за собой длинный шлейф пенистой воды. – Помогите мне, что же вы стоите!

– Он пытался мне что-то сказать, – объяснила горничная. – Но я не поняла что.

– Просто у него очередной приступ. Идите сюда. – Ингер перевернула Уайлда на спину. – О мой милый, ты ушиб себе лицо. Тебе не следует так вертеться. Пожалуйста, возьмите его за ноги.

Она подхватила Уайлда под мышки. Вода капала ему на лицо. Обе женщины с трудом подняли его обратно на кровать.

– Положите его в середину, – сказала Ингер. – Так он не сможет скатиться. Он стал очень беспокойным. Всю прошлую ночь ему слышались какие-то голоса.

– Ну, нет, – сказала горничная. – Это невозможно. Вы одни на всем этаже.

Она засмеялась:

– Если не считать той пары, у которой медовый месяц. Но они не причиняют вам много беспокойства, верно?

Ингер принесла из ванной полотенце и обернула его вокруг талии.

– Ах, не напоминайте мне о моем собственном медовом месяце, – сказала она с горечью. – Тогда мой муж был еще нормальным человеком.

– Это ужасно, – сказала горничная. – Просто ужасно. У нас в гостинице все говорят – бедная миссис Морган-Браун, как ей, должно быть, трудно. И вас тоже все очень жалеют, сэр.

– Я совершенно счастлива, – мужественно ответила Ингер. – Я ухаживаю за своим бедным мужем, и больше мне ничего не нужно. Кофе не остыл?

– О нет, мадам. Настоящий кипяток.

– Спасибо.

Ингер проводила горничную в гостиную и закрыла за ней дверь. Она взяла со стола чашку и вернулась к кровати.

– Ты неисправим. – Она села рядом. – Выпей немного кофе.

Он попробовал повернуть голову, но почувствовал, что не может пошевелиться. Жар от чашки дышал ему в лицо. Ингер прижала раскаленный край к его нижней губе и наклонила чашку. Кипящая жидкость обожгла ему язык и потекла по подбородку. Ингер обтерла его уголком полотенца, пока кофе не успело попасть на свитер.

– Думаю, тебе было очень больно, – сказала она спокойно. – Но ты знаешь, что бывает с людьми, которые играют с огнем.

Глава 20

Она надела свое белое шерстяное платье, отороченные белом мехом туфли, белую норковую шубу и белый тюрбан. Единственным цветным пятном в ее костюме были синие очки; еще одну пару очков она приготовила для него.

– Кто-нибудь может вспомнить, что у Кристофера были зеленые глаза, – сказала она.

В гостиной уже ждали двое коридорных, которые подняли Уайлда с кровати и пересадили его в кресло-каталку. Ингер накинула ему на плечи пальто и укрыла ему ноги тремя одеялами и дорожным пледом.

– Я сама его повезу, – сказала она коридорным, с улыбкой обернувшись к ним через плечо. – Он не любит, когда его возит кто-нибудь другой. Но вы мне еще понадобитесь, когда мы будем садиться в такси.

Она покатила его вдоль по коридору. Горничная приступила к уборке номера. Менеджер гостиницы и портье ждали в нижнем холле.

– Мне ужасно жаль, миссис Морган-Браун, что это случилось в первую же ночь после вашего приезда, – сказал менеджер. – Мы поместили вас на самый спокойный этаж. Если мы можем еще что-нибудь сделать…

– К сожалению, есть вещи, которые невозможно предусмотреть, – холодно ответила Ингер. – Мы постараемся вернуться сюда летом и погостить подольше.

– Вы возвращаетесь домой, в Британию? Ближайший паром из Эсбьерга в Англию отправится не раньше вторника.

– Мы поедем поездом в Гамбург, а потом доберемся до Амстердама. Мне кажется, путешествия действуют на него благотворно. В конце концов, больше всего он страдает от своей нервозности. Видите, как он смотрит на вас? Его раздражает все на свете. – Она улыбнулась. – Разумеется, не считая меня.

– Может быть, я могу заказать места по телефону…

– В этом нет необходимости.

Она начала раздавать банкноты по десять крон всем, кто стоял поблизости.

– У нас билеты с открытой датой, и будет лучше, если я подберу места прямо на вокзале.

Она пошла впереди всех в заснеженный дворик. Коридорные толкали за ней кресло.

– Я сяду первой, а вы посадите мистера Моргана-Брауна рядом со мной. – Она улыбнулась Уайлду, когда он оказался в машине. – Ну вот, милый, все в порядке, теперь тебе не о чем беспокоиться.

Она сняла перчатки и провела пальцами по его ладони. Он не почувствовал прикосновения.

– Кресло можно сложить и убрать в багажник, – сказала она носильщикам.

Водитель завел мотор и выехал на улицу.

– Центральный вокзал?

– Сначала я хочу заехать на почту, – сказала она по—датски. – Мне надо отправить телеграмму.

Они остановились возле почты на Фаримагсгаде.

– Позовите меня, если мой муж начнет что-нибудь говорить, – сказала Ингер шоферу. – Он сейчас в очень возбужденном состоянии.

Взгляд Уайлда скользил по деревьям в саду Тиволи. В свой последний приезд в Копенгаген он провел там три безнадежных часа с девушкой по имени Лена и тремя неприятными молодыми людьми. Тогда он был уверен, что больше никогда не окажется в подобной ситуации – ни в Тиволи, ни где-нибудь еще. Но Лена не была гением.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы освещать улицу, и Копенгаген никогда не казался более прекрасным. В городе усердно работали снегоочистители, но мир вокруг по-прежнему выглядел как зимняя сказка; на каждой крыше лежали пухлые пласты снега, время от времени плавно соскальзывавшие вниз. Машины бесшумно мчались на своих противогололедных цепях; даже трамваи скользили, не издавая ни звука. Пешеходы шли, спрятав руки в карманы и опустив уши на теплых шапках. Они шагали с целеустремленным видом, следуя куда-то за клубами собственного дыхания и пылающими носами, не обращая внимания на стоявшие у обочины такси. Уайлд подумал, что слово «целеустремленный» очень точно характеризует любого среднего копенгагенца, не важно, работает ли он или только делает вид, что занят. Его окружал целый океан помощи, и, чтобы привести его в действие, требовалось только вытащить затычку. Водитель смотрел на него в заднее зеркальце, но даже если бы Уайлд смог проартикулировать слова движением губ, его познания в датском были слишком слабыми, чтобы сообщить о положении, в котором он оказался.

– Он хорошо себя вел? – спросила Ингер, садясь в машину. – Вид у него стал поспокойнее.

Она подняла его очки и заглянула ему в глаза:

– Не волнуйся, дорогой, скоро мы будем уже в поезде.

Они поехали в сторону Банегаард. Утренний ветерок, со свистом налетавший со стороны бухты Кристианхавен, кажется, понижал температуру еще на несколько градусов. Ингер с помощью улыбки и щедрого вознаграждения заставила двух дюжих молодых носильщиков перенести Уайлда из машины в кресло-каталку. Она довезла его до буфета и оставила почти на полчаса, заведя разговор с продавцом в билетной кассе и только время от времени бросая на него через плечо небрежный взгляд, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. По обе стороны от него за маленькими столиками сидели люди, которые, медленно двигая окоченевшими на морозе пальцами, подносили к губам чашечки кофе, жевали сандвичи и обменивались односложными замечаниями. Некоторые, вставая, задевали его плечом и, взглянув на него сверху вниз, коротко извинялись. Две маленькие девочки в отороченных мехом анораках [7]7
  Анорак – куртка с капюшоном.


[Закрыть] и сапожках до колен стояли прямо перед ним, разинув рот, толкая друг друга и пересмеиваясь. Уайлд приоткрыл губы, но не мог издать ни одного осмысленного звука. Эту сцену прервала Ингер, вернувшаяся с двумя билетами и в сопровождении носильщиков.

– Как вам не стыдно издеваться над стариком, – сказала она детям. – Уходите отсюда. С тобой все хорошо, мой милый?

Она снова подняла его очки и заглянула ему в глаза:

– Ничего, еще немного, и мы будем в своем купе.

Она сделала знак носильщикам, и они потащили его кресло-каталку по коридору.

– Только не ставьте рядом с окном, – сказала она. – Он не любит сидеть у окна. Лучше разместите ближе к центру. Вот так, и как следует закрепите кресло.

В купе она села рядом с ним и взяла его за руку:

– Ну все, все, дорогой. Успокойся. Ты опять начал волноваться.

Она вновь провела пальцами по его руке; на этот раз он почувствовал легкое покалывание, и его пальцы непроизвольно дернулись. Ингер нахмурилась:

– Вы не могли бы поскорей принести багаж?

Носильщики закивали, с улыбкой глядя на него и на нее.

Уайлд попытался напрячь плечи, но безуспешно. Однако он чувствовал, что сила и способность к движению постепенно наполняют его руки от кисти до локтя. Ингер посмотрела на него, по-прежнему сдвинув брови и нахмурив лоб. Она сняла шляпу и положила ее на сетчатую полку, потом повесила на крючок норковое манто. Стянув перчатки, она подошла к окну и поправила прическу. Ее пальцы отбивали по деревянной раме мелкую дробь: это был единственный признак волнения, нарушавший ее холодную невозмутимость.

Дверь открылась, и носильщики внесли чемоданы. Ингер дала им еще две бумажки по десять крон.

– Вы не знаете, наш поезд отправится с опозданием?

– О да, мадам. Сами видите, какой снег. Но задержка будет небольшой, скоро поезд тронется.

Она выпроводила их вон, закрыла дверь и опустила шторку, закрывавшую купе со стороны коридора. Подойдя к окну, она стала смотреть, как люди ходят взад и вперед по платформе. Уайлд пошевелил правой рукой, и она увидела это движение, отраженное в оконном стекле. Она задернула шторку:

– Надеюсь, нам никто не помешает.

Она достала из сумочки свою косметичку.

Уайлд согнул пальцы. Но в его плечах все еще не было жизни.

Над ним затрепетало ее белое платье. Ингер прекрасно сознавала грозящую ей опасность. Она положила косметичку на соседнюю полку и, к его удивлению, вынула оттуда пудреницу. Это было изделие из серебра, необычно большое, не меньше шести дюймов в диаметре. Откинув крышку, Ингер посмотрела на себя в зеркальце и положила пудреницу возле косметички, оставив ее открытой. Потом она села рядом с ним, в руке у нее был подкожный шприц.

– Мне придется тебя перевернуть, – сказала она. – Но я могу сделать укол прямо сквозь одежду. Постарайся расслабиться.

Она взялась за его свитер. Уайлд сделал глубокий вдох, сдвинул свою правую руку и сомкнул пальцы на ее левом запястье. Они посмотрели друг на друга.

– Не будь идиотом, Майкл, – сказала она спокойно. – Я скупила все купе, и нет никаких шансов, что сюда кто-нибудь войдет. Отпусти меня.

Уайлд приподнял левую руку. Ингер попыталась встать, одновременно оттолкнув его к подушке и выставив вперед иглу. Уайлд с огромным усилием сдвинул плечи; игла прошла рядом и воткнулась в синюю обивку. Рука Уайлда скользнула за спину Ингер, поднялась по ее спине и вонзилась ей в подмышку; он сжал ее тело, и из ее ноздрей с шумом вырвалось дыхание.

– Ты делаешь мне больно.

Уайлду показалось, что он улыбнулся. По крайней мере, он хотел это сделать. Ингер глубоко втянула воздух, к ее щекам прилила кровь. Она попробовала вырвать свое плечо, но Уайлд усилил хватку. Она взмахнула правой рукой, шприц выскользнул у нее из пальцев и мягко упал на ковер; его зажим парализовал ей руку.

– Отпусти меня, – прошептала она. – Ты больше ничего не сможешь сделать. Отпусти.

Но сила возвращалась к нему. На одну секунду ее взгляд потерял концентрацию и бессмысленно уставился в стену. В купе стояла тишина, слышалось только ее дыхание. Потом она разрыдалась – это был неожиданный и резкий звук. Уайлд чувствовал, как в его пальцах трепещет ее мышца. Он подумал, что еще немного – и он сможет оторвать ее от тела.

Ингер плакала. По ее лицу текли слезы. Она обнажила зубы и попыталась добраться до его носа. Он откинул голову назад, и она собрала всю слюну у себя во рту и плюнула ему в лицо; плевок попал между глаз.

Дверь в купе отворилась, и внутрь заглянул мужчина.

– Простите, здесь нет свободных мест? – начал он на немецком, но потом удивленно замолчал.

– Это частное купе, – выдавила из себя Ингер по-немецки. – Моему мужу очень плохо. Позовите, пожалуйста, проводника.

Мужчина заколебался.

– Проводника! – крикнула Ингер.

Дверь захлопнулась. Уайлд сдавил ее еще сильней. По шее Ингер струился пот. Она попыталась оторваться от него, всем телом откинувшись назад и не спуская глаз со своей пудреницы. Она упала ему на колени, вертясь и извиваясь, но так и не могла вырвать руки.

Проводник распахнул дверь:

– Мадам?

И тут же, не раздумывая, он прыгнул внутрь и схватил Уайлда за плечо.

– Не бейте его! – крикнула Ингер на датском.

– Но, мадам…

– Это мой муж. У него нервный приступ. Припадок. Пожалуйста… закройте дверь и помогите мне.

– Уходите, – сказал проводник людям, толпившимся в коридоре. – Это частное купе.

Он закрыл дверь, и Уайлд понял, что его крохотный шанс упущен и больше он ничего не сможет сделать: прежний укол еще действовал, сковав его позвоночник и плечи словно в гипсе. Он расслабил свои пальцы и попытался заговорить, но его рот был полон слюны.

– Вам нужен доктор, – сказал проводник.

– Нет, пожалуйста. – Ингер потерла свое плечо, потом захлопнула пудреницу и убрала ее обратно в косметичку. – Надо просто сделать ему успокаивающий укол. Помогите мне, пожалуйста.

Они растянули Уайлда на полке. Игла без боли вошла и вышла из его тела.

– Начнет действовать через несколько секунд, – объяснила Ингер.

– Вам опасно оставаться наедине с этим сумасшедшим.

– Вы говорите о моем муже, – ответила она рассерженно.

– Да, мадам, но если он попробует на вас напасть…

– Я могу о нем позаботиться. Поверьте мне. Я очень благодарна вам за помощь, но если вы понадобитесь мне снова, я вас позову.

Проводник почесал в затылке.

– Он только недавно стал таким агрессивным. – Ингер одарила его самой обворожительной улыбкой и протянула ему банкнот в пятьдесят крон. – На самом деле это совсем безобидный человек. И я очень убедительно прошу вас не настаивать на том, чтобы позвать врача. Наверно, он захочет отправить бедного Кристофера в больницу, а у нас есть еще много важных дел в Стокгольме.

Проводник сложил купюру и положил ее в карман:

– Я постараюсь быть рядом, так что вы всегда можете меня позвать.

– Благодарю вас. Сейчас он получил успокоительное, и с ним все будет хорошо. Посмотрите, он почти уже спит.

Она закрыла дверь за проводником. В то же время поезд издал еле слышный вздох и беззвучно тронулся с места. Ингер расстегнула «молнию» и приспустила платье. Отпечаток пальцев Уайлда пурпурными пятнами алел на ее коже. Присев напротив, она принялась озабоченно массировать свое плечо.

– Никогда не думала, что действие «коктейля» может проходить так быстро. Хотя мне следовало догадаться об этом по тому, как долго он не мог свалить тебя в самом начале. У тебя поразительная сила, Майкл. Мне еще ни разу не приходилось чувствовать такую хватку – ты едва не парализовал мне руку. Синяки пройдут не раньше чем через несколько недель. А может быть, и месяцев. – Она поправила платье. – Ты можешь быть очень опасным противником, Майкл Ист. Странно, почему до сих пор я о тебе ничего не слышала.

Она закурила сигарету. Уайлд не сумел удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на пламя. Ингер улыбнулась:

– Успокойся, я больше не буду прижигать тебе руку. Одних людей можно заставить бояться боли, а других нет. Я просто постараюсь присматривать за тобой повнимательней.

Она подняла шторку и села у окна напротив, раскрыв перед собой «Мораль обезьяны».

Глава 21

Они пересекли Каттегат, тащась вслед за ледоколом. Паром двигался еле-еле, под шуршание и удары ледяной массы, раздававшиеся ниже ватерлинии, в то время как несколько сильных мужчин с помощью ледорубов боролись с обледенением корпуса. Проводник, который дважды показывался во время их путешествия из Копенгагена в Хельсингор, появился снова, как только начали выносить багаж.

– Вы можете прямо сейчас покинуть поезд, мадам, и перейти на палубу.

– Я останусь со своим мужем, – ответила Ингер. – Он не выносит, когда его оставляют одного.

– Как угодно, мадам. Как только мы окажемся на другой стороне, я передам вас шведскому проводнику и объясню ему вашу ситуацию. Он окажет вам помощь, если она понадобится.

– Большое спасибо. Правда, он очень мил? – обратилась она к Уайлду. – Я всегда считала, что служащие в Скандинавии превосходят всех своей любезностью.

Она сняла с него очки и посмотрела ему в глаза. Ему с трудом удалось сфокусировать взгляд; ее лицо вращалось на фоне купе. Даже когда он закрывал глаза, оно продолжало стоять прямо перед ним. Он подумал, что уже никогда не сможет от него избавиться.

Она улыбнулась:

– Ну вот, надеюсь, теперь ты беспомощен, как новорожденный младенец. Наверно, ты очень голоден и хочешь пить. Но ты сам понимаешь, милый, что пока я ничем не могу тебе помочь. Когда мы прибудем в Стокгольм, я прослежу за тем, чтобы ты пообедал в последний раз.

Как только поезд миновал Хельсборг, она сделала ему еще одну инъекцию и отправилась в вагон-ресторан. Уайлд смотрел в окно на бесконечные снежные поля, где в глубоких сугробах, похожих на прессованную пудру, мелькали поселки и деревни, пролетали мерзлые озера и заиндевевшие леса, опутанные прозрачной белой паутиной. Поезд шел безупречно плавно, однообразная белизна действовала усыпляюще, отдаленный звук тепловозных свистков навевал дрему, даже редкое жилье не нарушало этой монотонности: глядя на них, Уайлд вспомнил, что практически шее сельские дома в Швеции построены из одного и того же красного камня. Он заснул. Лицо Ингер продолжало кружиться в воздухе. Он подумал, что ее преимущество перед ним было даже больше, чем ему казалось раньше. Кроме физического превосходства, достигнутого с помощью наркотика, сама ее женственность играла здесь немалую роль. Он спрашивал себя, не было ли во время их краткого столкновения, случившегося в начале этого кошмарного путешествия, одного момента, когда он не смог сконцентрировать все свои силы, потому что в его прошлом была убитая им женщина, а Ингер во многом напоминала ему ее.

Дверь хлопнула. Она взяла его за подбородок и подняла ему голову:

– Решил поспать? Хорошая идея. Уже четвертый час, а в Стокгольме мы будем только около семи, если повезет. Я неплохо пообедала. Еда так себе, ничего особенного, но они нашли для меня «Дайдесхаммер» пятьдесят третьего года. Это единственная бутылка во всем поезде. Думаю, тебе бы оно тоже понравилось.

Она разбудила его после Никопинга и сделала еще один укол. Было уже темно, и завихрившийся из-под колес снег заволакивал окно, погружая их в белый туман. Он смотрел, как она причесывает волосы. Ее движения были напряженными, и больше она не улыбалась.

В начале одиннадцатого они проехали мост у Содермалм. Стокгольм сиял впереди морем неоновых огней, в ясном небе стояла полная луна, заливая своим светом весь Малар, от берега до берега покрытый льдом. Чайки и лебеди копошились на его поверхности, как разметанные ветром листья, а Стадхузет испускал к небу тихое свечение, словно некая экзотическая пустыня, состоявшая по преимуществу из взбитых сливок. Однако скоро Уайлд заметил, что воздух здесь гораздо мягче и теплей, чем в Копенгагене. Впрочем, после жары, стоявшей в поезде, он все равно казался чересчур холодным. Когда носильщики вынесли из вагона кресло-каталку и подняли его по лестнице во внутренний двор вокзала, Уайлд почувствовал, как его ударил в грудь холодный увесистый кулак мороза, от которого сразу прервалось дыхание и выступили слезы.

– Боже мой! – Ингер притопывала ногами и хлопала в ладоши. – Сколько же сейчас градусов?

Она говорила по-шведски.

– О, сегодня очень холодно, мадам, – ответил носильщик. – Но все-таки не так холодно, как обычно. Совсем не так. Чувствуется, что будет оттепель.

– Трудно в это поверить.

Ингер прошлась взад и вперед по площадке, потирая руки в перчатках и глядя на пассажиров, которые, дрожа, выстроились в очередь к такси.

– Это просто преступление, заставлять людей ждать на таком холоде, – пробормотала она. – Прости, что тебе приходится это выносить, милый. Я не хотела делать нашу поездку более неприятной, чем это было необходимо. Я попросила, чтобы нас встретили.

– Я и приехала вас встретить.

На Хельде Петерсен было кожаное пальто с воротником и манжетами из лисьего меха. Ее меховая шапка была застегнута под подбородком, нос покраснел от холода. Две женщины резко контрастировали друг с другом одеждой и фигурой, но обе были одинаково скованы морозом и чувствовали друг к другу взаимную неприязнь.

– Кристофер, дорогой мой, это Хельда Петерсен, – сказала Ингер. – Я тебе рассказывала о ней. Надеюсь, что ты приехала на машине, Хельда. Если мы пробудем здесь еще немного, то замерзнем до смерти.

– У меня «вольво», – сообщила Хельда. – Нам понадобятся носильщики, чтобы помочь с твоим мужем.

Ингер позвала дюжих помощников, и они поместили Уайлда на заднее сиденье. Хельда повезла их через вокзальную площадь и дальше, по Арсеналсгатен к Ниброплану. Большой автомобиль тихо бежал сквозь снег, останавливаясь у светофоров и слегка скользя при торможении.

– Они вас ждут, – предупредила Хельда. – Надеюсь, Ингер, у тебя были веские причины назначить эту встречу.

– Очень веские. Расскажи мне, что случилось в Копенгагене.

– Мне не поручали чего-либо тебе рассказывать. Мне сказали, чтобы я встретила тебя на вокзале и доставила домой.

– Хорошо, но объясни мне хотя бы, здесь ли еще Кайзерит.

– Как ты и просила, он остался в городе, чтобы встретиться с тобой.

Хельда повернула по Страндвагену к Дьюргарден. Тянувшаяся справа гавань была похожа на лес сверкающих мачт, абсолютно неподвижных и спаянных льдом. Они пересекли трамвайную линию, и Хельда увеличила скорость.

– А Гуннар? – спросила Ингер. – Что вы сделали с Гуннаром?

Хельда взглянула в зеркальце водителя и улыбнулась:

– Хочешь присутствовать на его похоронах?

– Он был нашим шефом.

– И не только шефом, верно? В свое время мы обе делили его расположение, ты и я.

– Однако не похоже, чтобы ты была вне себя от горя, Хельда.

– Но и ты тоже, Ингер. Ты тоже. А вы не хотите что-нибудь сказать, мистер Морган-Браун?

– Он не в себе, – объяснила Ингер. – Я дала ему успокоительное.

– А-а…

Хельда свернула по мосту на остров Дьюргарден. Казалось, что этим поворотом она отбросила все огни и звуки города куда-то далеко назад. Дьюргарден был островом музеев и парков, известный своим огромным сухим доком, где хранился линкор «Ваза», и самыми дорогими особняками, расположенными в самом дорогом городе Европы. Гуннар Моель не стыдился своего богатства. Они проехали мимо Скансен, по заснеженной авеню с шеренгами деревьев, и неожиданно повернули в темный просвет, который был прорезан в сплошном каменном массиве, плавно поднимавшемся за обочиной дороги. Некоторое время Хельда двигалась вслед за светом, отброшенным в темноту фарами машины, потом колеса мягко вкатились на железную платформу. Тяжесть автомобиля привела в действие подъемный механизм, и платформа стала ползти верх, пока не оказалась посреди большого, хорошо освещенного подвала. Хельда выбрала место для парковки. В гараже стояло еще три машины: бледно-голубой «SL-300», красный «спайдер» и серебристый «шэдоу». Высокий молодой человек со сломанным носом и копной светлый волос помог Ингер вытащить Уайлда из машины.

– Я сама его повезу, – сказала Ингер.

– Как хотите. В любом случае надо снять с него эти одеяла и пальто. И ваше тоже.

Хельда протянула свое пальто ожидавшему их дворецкому. Под верхней одеждой на ней были темно-бурый свитер и костюм цвета верблюжьей шерсти, на груди поблескивала сапфировая брошь. Она представляла собой полную противоположность холодной красоте Ингер – оживленная и уверенная в себе, Хельда была точно такой, какой Уайлд увидел ее в первый раз в Копенгагене. Он подумал, что Хельда удивительно быстро оправилась от своей потери: как-никак со времени смерти Гуннара Моеля прошло не больше двадцати четырех часов. Она провела их через гараж к толстой стеклянной двери, откуда они попали в большой коридор с белыми стенами и без ковра. Уайлд инстинктивно отметил, где находится дверной замок, и только потом осознал свои мысли. Несмотря на отчаянность положения, где-то в глубине души он не собирался сдаваться и не терял надежды на спасение. А если ему придется выходить из дома, он должен будет пройти через эту дверь.

Коридор закончился просторным залом, расположенным ниже уровня пола и занимавшим футов тридцать площади в огромных антресолях, висевших между этажами. Вниз от дверей вели широкие ступени, по сторонам от них стояли длинные диваны, обитые лазурной кожей, в центре бил фонтан, изливавшийся над стеклянной статуей Андромеды, которая стояла прикованная к скале, в ожидании, когда появится морское чудовище. Над головой статуи висело множество стеклянных колокольчиков, по ним струилась стекавшая вниз вода, издавая непрерывный звон.

Дворецкий и Ингер взялись за кресло-каталку и подняли Уайлда на верхний уровень зала, представлявший собой огромную U-образную подкову, каждое плечо которой, как и центральный зал, имело не меньше тридцати футов в ширину. Вместе с полом на ту же высоту поднимался и оранжевый потолок, так что в центре помещения он был не выше, чем над подковой. Эта гигантская комната напомнила Уайлду один из королевских залов былых времен. Пол в ней был паркетный, стены белые, свет приглушенный. Левую половину подковы занимало всего три кожаных софы, расположенных ярусом и развернутых лицом к стене, которая вся целиком служила большим телевизионным экраном. Правая часть возвышения предназначалась, судя по всему, для развлечений: здесь стояли в кружок уютные кресла и низкие столики, оправленные стеклом и имевшие изысканную форму. В середине подковы от пола до потолка поднимались книжные полки с большими томами, напечатанными, судя по их размеру, по системе Брайля. Между полками находилась еще одна огромная стеклянная дверь, которая вела в холл и к лестнице. В этот момент в нее входили Ульф Дженнер и Лоран Кайзерит. Оба были в смокингах; так же, как Хельда, после недавних событий они выглядели удивительно спокойно и невозмутимо. Ульф подошел к Ингер, протянул ей руку, и она позволила ему себя обнять и поцеловать в щеку.

– Рад тебя видеть. – Он улыбнулся. – А это Кристофер?

Ульф в некоторой растерянности рассматривал калеку.

– Что с твоим мужем, дорогая? – спросил он, склонившись над креслом.

– Она говорит, что он не в себе, – сказала Хельда. – Она дала ему успокоительное средство.

– А вы, я полагаю, мистер Кайзерит? – непринужденно повернулась к нему Ингер.

– Я очарован. – Кайзерит поцеловал ей руку. – Мне говорили, что вы поразительно красивы, но я думал, что это не более чем слова. Вы уже слышали о нашем несчастье?

– Поэтому мы сюда и приехали, – ответила Ингер. – То, что случилось с Гуннаром, разумеется, непоправимо, но я надеюсь, что смогу предложить вам некоторую компенсацию. Познакомьтесь с моим мужем.

Кайзерит снова поклонился:

– Очень рад, сэр.

Уайлд почувствовал, как напряглись его мускулы. Если кто-нибудь и мог разгадать его маскарад, то это был Кайзерит. Но Кайзерита не интересовал Кристофер Морган-Браун. Он рассеянно улыбался, сосредоточив все свое внимание на Ингер. Уайлд позволил себе расслабить мышцы, потом снова их напряг, чувствуя от этого огромное удовольствие. Он заметил, что стены, как им и положено, твердо стоят на своих местах, а люди больше не плавают по комнате. По какой-то причине четвертая инъекция Ингер не подействовала.

– Наверно, вы знаете, что произошло прошлой ночью в Копенгагене. Стефан пытался нас убить, – сказала Ингер. – Вот почему Кристофер в таком состоянии.

– Стефан был послан, чтобы убрать человека по имени Ист, – нисколько не смутившись, ответил Ульф.

– Но ему это не удалось.

– Что вы имеете в виду? – резко спросил Кайзерит. – Где сейчас Ист?

Ингер улыбнулась:

– Он у меня, мистер Кайзерит.

На минуту наступило молчание.

– Ист… у тебя? – переспросила Хельда.

– Это невозможно. – Кайзерит не сумел скрыть своего изумления.

– Тебе следует объясниться, – заметил Ульф. – Ты хочешь сказать, что ты его убила?

– Мистер Уайлд жив и здоров, – ответила Ингер. – Он у меня, и только я знаю, где его найти. Я приехала сюда, потому что решила, что вы захотите поговорить с убийцей Гуннара.

– Она лжет, – гневно вскинулась Хельда.