Текст книги "Храм Фортуны"

Автор книги: Эндрю Ходжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Глава IV
Такфаринат

Они шли, пока солнце не опустилось в море, и не стало темно, лишь изредка делая недолгие остановки, чтобы отдохнули женщины, Корнелия, не привыкшая к длительным пешим переходам, очень устала, но старалась не подавать вида. Зато ее служанки еле переставляли ноги и вовсе этого не скрывали. Ни людей, ни домов по дороге они не встретили.

– Завтра повернем и пойдем вглубь, – сказал Селевк, показывая рукой на юг, туда, где на горизонте виднелись окутанные туманом контуры высоких черных гор.

Они расположились на ночлег прямо на берегу, разожгли костер, распределили пищу. Ко всеобщей радости один из матросов копьем загарпунил здоровенную рыбину в небольшой тихой бухточке, которую они миновали по пути, так что свежее сочное мясо морской жительницы явилось отличной добавкой к копченому сыру, сушеным фруктам и твердому хлебу.

С первыми лучами восходящего солнца киликиец поднял своих спутников. Капитан, как оказалось, мог уже довольно сносно передвигаться сам, но носилки все же решили не оставлять, на случай, если он опять почувствует боль.

После легкого завтрака поход был продолжен. Теперь путники свернули на юг и пошли вперед, удаляясь от моря, которое провожало их мерным рокотом пенистых волн, раз за разом накатывавшихся на каменистый берег.

Местность начала быстро меняться – появлялись возвышенности, трава и деревья. Еле различимые вчера черные горы подступали все ближе.

В полдень они сделали привал в тени большого раскидистого дерева, поели и улеглись немного вздремнуть. Селевку спать не хотелось.

– Я поднимусь на тот холм, – сказал он, показывая рукой. – Осмотрю окрестности. Неужели тут никто не живет?

Хирхан пожал плечами.

– Все может быть. Это явно не Сицилия. Куда же еще нас могло занести? В Африку? В Испанию?

– Да нет, – вмешался помощник. – До Испании слишком далеко. Может быть, Сардиния? Там есть такие пустынные участки на побережье, я знаю.

– Но там нет таких гор, – возразил Селевк. – Я тоже бывал на Сардинии. Ладно, чего гадать. Пойду на разведку, может, увижу что-нибудь интересное.

Он пружинисто поднялся и двинулся к холму, слегка покачиваясь на ходу, как обычно делали моряки. Корнелия, прикрыв ладонью глаза от солнца, задумчиво смотрела вслед стройной, гибкой, красивой фигуре киликийца.

Через полчаса быстрой ходьбы Селевк подошел к подножию холма и начал взбираться на него. Это оказалось делом нелегким – склон был отвесным, но ловкий бывший ретиарий успешно продвигался все дальше. Наконец, он достиг вершины, выпрямился и огляделся. И тут же присел.

Прямо под ним, по другую сторону холма, находились люди.

Киликиец осторожно подполз ближе к краю и выглянул, пряча лицо в густой траве. Он увидел небольшой конный отряд – человек двадцать, – который неторопясь продвигался на восток вдоль побережья. Эти люди явно были не италийцами. Их одежда состояла из полосатых просторных балахонов на теле и кусков материи, перехваченных кожаным ремешком, на голове. Они явно были военными – каждый сжимал в руке длинное тонкое копье с привязанным возле наконечника конским хвостом, на поясах у многих болтались мечи без ножен, а к попонам, покрывавшим лошадей, крепились маленькие круглые щиты. У некоторых за плечами, вдобавок, висели изящные упругие луки. Загорелые бородатые лица хранили полное спокойствие, длинные черные волосы, выбившиеся из-под головных уборов, развевались на ветру.

Селевк лихорадочно думал. Кто это такие? Друзья или враги? Открыться им или лучше спрятаться?

Внезапно он похолодел. Да ведь сейчас они обогнут холм и сразу увидят людей, отдыхающих под деревом. Тогда уже будет поздно что-либо менять.

Селевк решился. Сейчас он привлечет их внимание к себе, а там посмотрит. Если у них враждебные намерения, то может ему удастся сделать что-то, чтобы помешать им объехать холм. А если они настроены мирно – что ж, тем лучше.

Киликиец вскочил на ноги и начал спускаться по склону, не пытаясь скрыть свое присутствие. Всадники тут же заметили его, натянули поводья и остановились. Они увидели, что человек на холме один, и спокойно ждали, пока он подойдет ближе.

Оказавшись вновь на ровной земле, шагах в десяти от бородатых всадников, Селевк известным всем людям на Земле жестом прижал ладонь к груди, показывая, что приходит с миром. Те молча смотрели на него.

Киликиец сделал несколько шагов и остановился, озадаченный их реакцией. Они равнодушно разглядывали его, обмениваясь отрывистыми фразами. Наконец, один из них – одетый побогаче, с золотым браслетом на руке, тронул коня и выехал из толпы. Ему было лет под сорок, густая черная борода спадала на грудь, в ушах поблескивали серьги, большие темные глаза не мигая смотрели на киликийца. Прошло несколько секунд. Потом мясистые губы мужчины шевельнулись, и он произнес что-то на непонятном Селевку языке.

Тот с улыбкой отрицательно покачал головой и спросил по-гречески:

– Кто вы? Что это за страна?

Теперь не понял бородатый. Он нахмурился и оглянулся на своих людей, которые сохраняли прежнее равнодушие. Все они дружно пожали плечами в знак того, что тоже ничего не уяснили.

– Кто вы? – повторил Селевк по-латыни.

На сей раз ему повезло больше. Мужчина довольно оскалился и ответил на том же языке, ломаном, правда, и корявом:

– Ты римлянин?

– Почти, – ответил Селевк, радуясь, что они, наконец-то, могут объясниться. – Я служу римлянам. А вы кто такие? Как называется эта местность?

Мужчина плавно повернулся в седле и сделал широкое движение рукой, обводя окрестности.

– Это – Нумидия, – сказал он гордо. – Римляне называют ее Африкой.

«Нумидия, – подумал Селевк. – Что ж, могло быть и хуже».

– А вы кто такие? – спросил он еще раз. – Ведь Нумидия – римская провинция. Вы тоже служите Риму?

– Да, – кивнул бородатый мужчина, как показалось Селевку, теперь уже без особой гордости. – Я – Такфаринат, вождь и сын вождя номадов. Я командую конным отрядом, который подчиняется наместнику провинции фурию Камиллу.

«Ого! – подумал Селевк. – Да ты большой начальник. Командир союзной алы рангом равен римскому военному трибуну. Ладно, тем лучше. Теперь можно открыться».

– А тут есть поблизости римляне? – спросил он на всякий случай.

– Да, – мужчина показал рукой на юг. – Там, за перевалом. В Рузикадах есть офицер и двести солдат, а дальше, в Ламбезе, стоит целый легион.

Селевк обрел уверенность в успехе.

– Послушай, вождь, – сказал он, – я и мои товарищи сопровождаем внучку римского сенатора, очень важного и знатного человека. Наш корабль потерпел крушение, и его выбросило на берег. Мы хотим добраться до города, в котором есть римский гарнизон и какой-нибудь представитель власти.

Такфаринат понимающе кивнул, но промолчал.

– Помоги нам, – продолжал Селевк, – и тебя щедро отблагодарят. И ты, и твои воины получите много денег и богатые подарки.

Видимо, кое-кто из воинов тоже понимал латынь, ибо среди них возникло какое-то оживление.

– Хорошо, – после недолгого раздумия сказал нумидиец. – Мы поможем вам. Я выслал своих людей в дозор на побережье – проверить, не пристал ли где пиратский корабль. Сейчас я соберу их, и мы сможем отправляться в путь. Переночуем в моей деревне, недалеко отсюда, а завтра я дам вам провожатых и отправлю в Цирту. Пусть там римляне решают, что с вами делать.

– Спасибо, вождь, – с благодарностью сказал Селевк.

У него словно камень с души свалился.

Такфаринат махнул рукой своим воинам и что-то крикнул на непонятном, гортанном языке. Потом снова повернулся к Селевку.

– Где твоя женщина? – спросил он.

– Недалеко, за холмом, – ответил киликиец. – Я покажу.

Один из всадников поднял его к себе на седло, и конный отряд пустился вскачь, огибая поросший густой, зеленой травой холм.

* * *

По пути Такфаринат послал нескольких своих воинов с приказом собрать остальные разъезды в условленное место, а сам направился к дереву, под которым отдыхали спутники Селевка.

При виде бородатых всадников те в испуге вскочили на ноги, но киликиец крикнул им, чтобы они не боялись.

– Это друзья! Они помогут нам!

Подъехав ближе, вождь номадов поднял руку, приветствуя знатную римлянку. Сделал он это почтительно, но без раболепия. Корнелия улыбнулась и кивнула в ответ, все еще вопросительно поглядывая на Селевка, который спрыгнул с лошади и подошел к ней.

Киликиец быстро объяснил ситуацию, все бурно выразили свою радость. Наконец-то, кажется, их мытарства заканчиваются. Хвала богам!

– Так это Африка! – воскликнула Корнелия. – Как здорово, ведь сюда мы и плыли. А далеко отсюда до Карфагена? – обратилась она к Такфаринату.

– Далеко, – ответил тот, чуть более пристально, чем того требовали приличия, оглядывая милое личико и стройную, грациозную фигурку девушки.

Ну, впрочем, чего же ждать от варвара?

– Сколько миль? – спросил Селевк. – Нам, вообще-то, нужно в Карфаген.

– Семь-восемь дней пути, – сказал Такфаринат, неохотно отрывая взгляд от Корнелии.

– Наместник Фурий Камилл – мой родственник, – пояснила девушка. – Он ждет меня.

Тут она вспомнила бабушку, и грусть набежала на ее лицо.

– Пора в путь, – сказал вождь номадов. – Мы должны к вечеру добраться до моей деревни. Ночью в горах никто не ездит. Собирайтесь.

Сборы были недолгими. Селевку, правда, не очень нравилось то, что Корнелии, видимо, придется ехать на одной лошади с кем-нибудь из потных, волосатых кочевников, но она сама развеяла его сомнения.

– Я умею ездить верхом, – сказала девушка. – В Риме я брала уроки. Так что, если мне дадут коня, то я справлюсь.

Такфаринат усмехнулся в усы и приказал одному из своих воинов спешиться. Лошадь подвели к Корнелии, и та ловко взобралась ей на спину, мягко опираясь на руку Селевка. Она уселась на попону, свесив ноги на одну сторону, и крепко взялась за повод.

Зато бельгийки понятия не имели о верховой езде, и им пришлось устраиваться сзади воинов-нумидийцев. Впрочем, и тем, и другим это, кажется, нравилось.

Мужчины тоже взобрались на крупы коней и взялись руками за пояса наездников. Можно было отправляться в дорогу.

Скачка получилась довольно утомительной – всадники подскакивали в седлах на неровной каменистой дороге и глотали пыль, поднимаемую ногами лошадей. Нумидийцы не обращали на неудобства внимания – так они проводили почти всю жизнь, но для Селевка и его товарищей эта езда казалась настоящей пыткой.

Корнелия завела разговор с вождем, выспрашивая его о службе у римлян; ей хотелось поскорее встретиться с земляками и отдаться под защиту римского закона и римского оружия.

Такфаринат отвечал неохотно, часто, хмурился.

– Почему ты такой угрюмый? – не выдержала наконец девушка. – Разве тебе не нравится служить нам? Или с тобой плохо обращаются?

Нумидиец в бешенстве скрипнул зубами.

– Я не собака, чтобы со мной обращались плохо или хорошо, – резко ответил он. – И чему я должен радоваться? Римляне захватили мою землю, покорили мой народ. Теперь я, вождь и сын вождя номадов, должен служить им и выполнять чьи-то приказы. Я люблю свободу! Мы, кочевники, никогда не будем рабами!

Понимая, что своими вопросами и римским воспитанием девушка может испортить хорошие отношения с Такфаринатом, Селевк негромко сказал по-гречески:

– Не надо, госпожа. Видишь, он злится. Лучше оставь его в покое. Кто знает, что придет в голову такому варвару?

Корнелия кивнула и замолчала, но в ее взгляде появилась некоторая надменность, с которой она время от времени оглядывала Такфарината и его воинов.

Да, она могла понять его чувства. Дедушка Гней учил внучку истории, и она знала кое-что об отношениях Рима с непокорной, воинственной Нумидией и ее жителями – вольнолюбивыми кочевниками.

Пути двух стран и народов довольно часто пересекались, пока не слились в один – Вечный город проглотил Нумидию, сделав ее своей провинцией, а гордых номадов сделал своими солдатами.

А ведь до того, два века назад, когда близилась к завершению длительная и кровавая вторая Пуническая война, именно нумидийцы помогли римлянам одержать окончательную победу.

Царь Масинисса со своим конным корпусом нанес страшный удар по войскам великого Ганнибала в битве при Заме в Африке. Ливийские наемники не выдержали натиска кавалерии и побежали...

Так карфагенский полководец потерпел первое – и последнее – поражение в своей жизни, а нумидийский царь Масинисса удостоился почетного звания: rex socius et amicus populi Romani – друг и союзник римского народа.

Но недолго длилась дружба – слишком уж обременительным было: для одних – соседство независимого крепкого государства, для других – незримое присутствие могучей державы, откровенный разбой римских купцов, ростовщиков и арендаторов.

Энергичный и безжалостный царь Югурта, стремясь укрепиться на не совсем законно полученном престоле, повел решительную борьбу с конкурентами. А когда после взятия Цирты под горячую руку ему попались несколько тысяч римских граждан, кровожадный номад и их не пощадил.

Вечный город объявил Югурте войну. Боевые действия продолжались шесть лет.

Хитрый и скользкий, как змея, нумидийский царь не перебирал в средствах. Предательство, обман, подкуп, жестокие расправы и грубая лесть – все шло в ход.

В римских войсках царила полная дезорганизация, солдаты и офицеры за горсть золотых монет возвращали врагу захваченное у него оружие и боевых слонов, полководцы за взятки проигрывали битвы, давая нумидийцам возможность собрать силы. Видя такое дело, на сторону Югурты встал и царь соседней Мавретании Босх.

Но наконец терпение римских граждан истощилось – народ поставил сенату резкий ультиматум, и тот вынужден был согласиться с назначением на пост командующего африканским корпусом ненавистного ему Гая Мария.

Марий железной рукой взялся наводить порядок; он в корне реформировал армию, изменив как организацию ее, так и вооружение солдат. А потом в нескольких битвах растоптал нумидийцев, ловким дипломатическим путем поссорил Югурту с мавретанскими союзниками и, наконец, добился выдачи врага.

Связанного Югурту передали квестору Мария – Луцию Корнелию Сулле; он был проведен в триумфальном– шествии победителя, а потом задушен в тюрьме.

С тех пор ненависть поселилась в отношениях двух стран, искра враждебности тлела и тлела.

Пламя вспыхнуло через шестьдесят лет после смерти Югурты – очередной нумидийский царь, Юба, взбунтовал своих кочевников и – выбрав меньшее из двух зол – примкнул к сторонникам Гнея Помпея, которые вели борьбу против Гая Юлия Цезаря.

После того, как Помпей, разбитый при Фарсале, бежал в Египет и был там предательски умерщвлен придворными царя Птолемея, а Цезарь выдержал осаду в Александрии и разгромил египетскую армию Ахиллы, последним оплотом его соперников осталась Африка.

На нее и обратил острие своего меча будущий диктатор. Его легионы высадились на побережье, где и были атакованы войском помпеянцев и крупным соединением нумидийской конницы. Но на сей раз счастье покровительствовало Цезарю – в сражении у Тапса он одержал блестящую победу, навсегда стерев с политической карты Рима термин «помпеянцы».

А покинутый всеми царь Юба покончил с собой; Нумидия стала римской провинцией. Юный сын нумидийского правителя был взят в качестве заложника и отправлен в Вечный город.

Спустя пятнадцать лет этот сын, тоже Юба, вместе с армией Октавиана пройдет путь от мыса Акция до Александрии, будет свидетелем разгрома Антония и смерти Клеопатры.

А еще через некоторое время Август женит его на дочери египетской царицы и римского полководца – Селене. Младший Юба будет поставлен марионеточным царьком в соседней Мавретании – в награду за лояльность последней.

А обескровленная Нумидия вынуждена была взвалить на свою спину почетную, но весьма обременительную обязанность именоваться римской провинцией.

Об этом додумана сейчас Корнелия, внучка сенатора и консуляра, глядя на смуглого бородатого вождя номадов, который ехал, опустив голову и хмуря брови.

Глава V
Война

Солнце уже начинало клониться к горизонту, когда отряд взобрался на какой-то горный хребет, и Такфаринат показал рукой вниз.

– Вон там мое селение.

Корнелия, киликиец и их спутники облегченно вздохнули. Наконец-то! Скоро можно будет слезть с лошадей и размять затекшие ноги. Нумидийцы тоже, казалось, были рады, что возвращаются домой. Селевк заметил, что бородатые воины не проявляют чрезмерного рвения на службе у римлян. Ну, да ладно, его это не касается. Он должен только доставить внучку Сатурнина в безопасное место, как обещал хозяину. А отношения с кочевниками – это проблема наместника Фурия Камилла.

Всадники начали осторожно спускаться по склону; хорошо знавшие дорогу кони шли уверенно, не спотыкаясь.

И вот перед ними появилось небольшое селение – несколько десятков конусообразных хижин; дома были сделаны из дерева и глины, крыши покрывала солома и трава.

Навстречу отряду с криками кинулись чумазые дети, затем появились женщины, с любопытством оглядывая незнакомых пришельцев. Степенные и важные старики, которые сидели, скрестив нога, у входа в дома, внешне ничем не проявляли своего интереса, но, конечно же, тоже были заинтересованы. Что за люди? Зачем они прибыли сюда? Сейчас вождь объяснит.

Действительно, Такфаринат что-то недолго говорил на своем наречии, жители внимательно слушали его. Затем он сделал знак Селевку и остальным следовать за ним и подъехал к дому в центре деревни, более высокому и просторному, чем остальные.

– Заходите, – пригласил вождь, соскакивая на землю. – Мужчины переночуют здесь, а женщины – рядом, вместе с моими женами.

Через несколько минут, когда киликиец, Хирхан, его помощник и матросы уселись на глиняный прохладный пол вокруг открытого каменистого очага в хижине, смуглокожие нумидийские девушки принесли теплой мутноватой воды, чтобы путники могли умыться. Корнелию и ее служанок увели в соседний дом.

Это слегка обеспокоило Селевка, но Корнелия не проявляла никакого страха. Она смело, держась с истинно римским достоинством, позволила трем женщинам – женам Такфарината – окружить себя и увести.

– О ней позаботятся, – сказал вождь, заметив настороженный взгляд киликийца. – Ей ничего не угрожает, пока она находится под моей защитой,

– Благодарю тебя, вождь, – ответил Селевк. – Родственники девушки по заслугам вознаградят тебя и твоих храбрых воинов.

Вскоре принесли еду: хлеб, финики, сыр, рыбу. Все с жадностью набросились на угощение.

На улице, между тем, стремительно темнело; ярко-желтые крупные звезды усыпали сиреневое небо.

После трапезы гости расположились на соломенных тюфяках, полукругом уложенных вдоль внутренней стены хижины.

– Спите, – сказал Такфаринат. – Завтра утром мои люди проводят вас до Рузикады, где стоит римская центурия. Там сейчас находится мой сын, Салех. Это очень храбрый воин.

В голосе вождя звучала отцовская гордость.

– Отдыхайте, – повторил он. – А у меня еще дела.

И Такфаринат вышел из хижины.

– Что-то не совсем я ему доверяю, – с сомнением прошептал Хирхан. – Эти варвары – коварный народ, от них всегда ждешь какой-то подлости.

– Не думаю, – ответил Селевк. – Он же служит Риму, и не захочет портить отношения с местными властями. Тем более, что награду и так получит. Сатурнин богат, и не пожалеет золота тому, кто помог его внучке.

– Будем надеяться, – пробурчал Хирхан, укладываясь на подстилке. – Ладно, надо спать. Завтра, похоже, предстоит еще один конный переход. Клянусь Ваалом, я здесь так наупражняюсь, что потом брошу море и пойду служить в кавалерию.

– Под начало доблестного Такфарината, – со смехом добавил помощник.

Мужчины растянулись на тюфяках, и вскоре помещение наполнил густой храп. Не спалось лишь одному Селевку. Хотя он и пытался рассеять подозрения капитана относительно намерений их гостеприимного хозяина, но сам отнюдь не был уверен в чистоте помыслов нумидийца. И уж совсем не нравились ему взгляды, которые Такфаринат бросал на Корнелию. Так хищный зверь поглядывает на беззащитную жертву, зная, что в любой момент может сделать ее своей добычей.

Селевк скрипнул зубами. Пусть только попробует чем-нибудь обидеть ее, такую благородную, смелую и одновременно нежную, трепетную, женственную...

Молодой киликиец резко перевернулся на подстилке. Нет, он не должен так думать. Кто он и кто она? Слишком велико расстояние между ними. Да служи он Сатурнину хоть сто лет, тому и в голову бы не пришло приблизить бывшего гладиатора к себе настолько, чтобы он мог в открытую посмотреть в глаза его внучке. Тем более, как говорили слуги, у нее есть жених – родовитый патриций, молодой, красивый, богатый.

Селевк вздохнул и перевернулся на спину. В хижине было душно, оглушительный храп моряков сотрясал стены. Киликиец решил выйти на воздух, проветриться немного.

Бесшумно, словно тень, он выскользнул из хижины, отошел на несколько шагов и уселся под невысокой корявой пальмой. Кругом было темно и тихо, лишь слабый ветерок шуршал листьями дерева, да где-то на краю селения проблескивали отсветы костра. С гор веяло прохладой, долетал даже соленый запах моря, оставшегося в нескольких милях к северу.

Постепенно Селевка начало клонить ко сну – сказывалась усталость. Голова медленно опустилась на грудь, глаза мягко закрылись, Морфей распростер свои невидимые крылья, и молодой киликиец плавно скользнул в небытие.

Но длилось это недолго. Внезапно ночную тишину разорвал резкий, как барабанная дробь, стук копыт – по горной дороге с юга к селению приближались несколько всадников.

Селевк недовольно встряхнулся. Принесло же их! Надо возвращаться в хижину, там хоть никто на тебя не налетит на лошади и не растопчет копытами.

Он поднялся на ноги и двинулся обратно, по пути без особого интереса оглядев троих людей, которые только что прискакали откуда-то с гор и теперь спешивались возле одного из домов. Навстречу им направились еще несколько человек. Все они стали возбужденно переговариваться.

Селевк вошел в хижину, отыскал свою подстилку и вытянулся на ней. Скорее бы утро наступило. С какой радостью увидят они красно-коричневые мундиры римских легионеров, услышат латинскую речь, отдохнут и расслабятся под защитой копий и мечей солдат Вечного города, вспомнят все свои приключения за кубком вина в портовом кабачке и принесут жертву богам, благодаря за спасение.

Между тем, в селении явно что-то происходило: ночь наполнилась шумом, топотом ног и копыт, приглушенными разговорами и лязгом металла.

Киликиец приподнял голову и прислушался. Да когда же они успокоятся? И в этот момент в уши ему ударил отчаянный, полный боли и горя, женский крик.

Селевк моментально вскочил на ноги, схватившись за рукоятку меча, который висел на поясе, моряки тоже зашевелились.

– Что там такое? – буркнул Хирхан. – Если это праздник в нашу честь, то совершенно некстати.

Селевк не ответил, напряженно прислушиваясь. Сначала ему показалось, что кричала Корнелия, но теперь он уже не был в этом уверен. Тем более, что сейчас ясно различал приглушенные причитания, которые доносились со стороны одного из соседних домов.

– У них какие-то неприятности, – хмуро сказал киликиец. – Как бы они не захотели отыграться на нас. Надо пойти к вождю, поговорить и узнать...

Он не закончил – в хижину шагнула мощная фигура, в которой все сразу узнали Такфарината. Лица вождя, правда, не было видно, но осанка не оставляла сомнений.

– Вы здесь, римляне? – глухо спросил он.

С ним явно что-то было не так: в голосе звучала злоба, боль, отчаяние. А слово «римляне» он произнес так, как суеверные люди произносят слово «змея» или «паук» – с ненавистью и отвращением.

– Мы здесь, – ответил за всех Селевк. – Но мы не римляне, я уже объяснял тебе. Я – грек из Киликии, а эти люди – финикийцы.

– Это неважно, – сказал Такфаринат. – Уже неважно...

– Что случилось, вождь? – спросил Хирхан. – Не мы же тебя обидели? И не девушка, надеюсь?

Несколько секунд Такфаринат стоял молча.

– Завтра утром мы едем в Рузикаду, – сказал он наконец, поворачиваясь, чтобы уйти. – Я сам провожу вас туда. И мое войско пойдет с нами. Спите, чужеземцы.

И он скрылся во тьме, а снаружи послышался лязг металла. Высунув голову в дверной проем, Селевк увидел, как хижину берут в кольцо несколько вооруженных нумидийцев. Один из них сделал ему знак войти внутрь.

– Похоже, мы стали пленниками, – сообщил киликиец своим товарищам, усаживаясь на подстилку. – Что же там случилось? Но, в конце концов, не посмеет же этот варвар поднять руку на внучку римского сенатора!

* * *

В ту ночь они так и не сомкнули глаз, нумидийцы, впрочем, тоже – до утра селение шумело, гомонило, причитало и звенело оружием. Когда рассвело, бородатый воин заглянул в хижину и дал им знак выходить.

Селевк, Хирхан, помощник капитана и двое матросов выбрались на воздух, щуря глаза от яркого африканского солнца. Они увидели, как собираются в кучу нумидийские всадники – серьезные, хмурые, злые – со своими длинными, упругими копьями и искривленными мечами. Увидели и самого Такфарината, который, ни на кого не глядя, быстро вышел из дома и тут же у порога вскочил на коня. Вслед ему неслись горестные стоны и рыдания женщин.

Наконец, Селевк увидел и Корнелию – девушка с испугом на лице выглядывала из примитивной двухколесной кибитки, запряженной парой лошадей. На одной из них сидел подвижный, жилистый мужчина с кнутом в руке. Рядом с Корнелией поместились и обе ее рабыни.

К морякам и киликийцу тоже подвели лошадей. Пришлось и им взбираться на спины животных. Через несколько минут отряд тронулся в путь,

Селевк попытался было подъехать к вождю, который возглавлял колонну, чтобы выяснить, в чем дело, но несколько нумидийцев молча оттеснили его и перекрыли дорогу своими конями.

– Да скажите, хоть, куда мы едем? – не выдержал Хирхан и показал рукой. – Куда? Карфаген? Цирта?

Его поняли. Один воин – с золотой серьгой в ухе и шрамом на пол-лица, отрицательно качнул головой.

– Рузикады, – ответил он со своим странным акцентом.

– Хорошо, если так, – пробормотал Селевк себе под нос. – Ох, не нравится мне все это.

Дальше они ехали молча. К удивлению киликийца и его товарищей, к их отряду постоянно присоединялись еще всадники. Они, словно призраки, появлялись вдруг неизвестно откуда и – поодиночке или группами – вливались в колонну. Через три часа пути войско Такфарината уже представляло из себя серьезную силу – около полутора тысяч кочевников следовали за своим вождем. Их хмурые, напряженные лица не сулили ничего хорошего тому, кто им чем-либо не угодит. Или уже не угодил.

Обрывистая дорога пролегла через скалистый горный перевал, окруженный со всех сторон снежными вершинами. Наверху плато вождь остановил своих людей и стал о чем-то совещаться с группой воинов – видимо, начальников рангом пониже.

Селевк смотрел вниз. Вскоре его глаза различили в долине очертания населенного пункта. Он был явно побольше, чем селение Такфарината.

«Наверное, это и есть Рузикады, – подумал киликиец. – И там римский гарнизон. Ладно, скоро выяснится, почему эти нумидийцы такие угрюмые».

И действительно, это скоро выяснилось. Закончив совещание, Такфаринат тронул коня пятками и подъехал ближе. По его знаку всадники взяли в кольцо моряков, Селевка и кибитку с женщинами. Глаза вождя злобно блестели под густыми бровями, борода воинственно топорщилась, рука то и дело прикасалась к мечу.

– Прошу тебя, объясни нам, что случилось, – сказал киликиец. – Мы же видим, что перестали быть твоими гостями. В чем мы виноваты?

Такфаринат медленно покачал головой.

– Я сказал тебе, что в Рузикадах с римлянами был мой сын Салех, – заговорил он глухо. – Вчера его убили.

– Кто? – с тревогой спросил Селевк. – И при чем здесь мы?

– Дай мне сказать, – перебил его вождь, махнув рукой. – Вчера римский трибун приказал забить его прутьями. Насмерть. Мой сын, мой первенец умер...

Селевк сразу понял, чем это им грозит. Дикий кочевник теперь будет мстить всем, кто имеет какое-то отношение к Риму. И они – главные кандидаты стать первыми жертвами нумидийца. Надо попытаться спасти положение.

– Но у римлян есть закон, – сказал он быстро. – Если трибун был не прав, ты можешь пожаловаться проконсулу. Уверяю, виновный понесет заслуженное наказание.

– Нет, – покачал головой Такфаринат. – У вас свой закон, а у нас свой. Мы не поймем друг друга.

– Но в чем провинился твой сын? – вмешалась вдруг Корнелия.

– Вчера Салех захватил в плен главаря банды разбойников, которая грабила окрестные селения, – ответил Такфаринат. – Римский командир приказал всех задержанных доставлять в лагерь живыми, чтобы потом судить их по вашим законам. Но этот человек когда-то убил нашего родственника, и мой сын не мог нарушить традиции номадов – его воины сняли с бандита кожу, а голову его на копье пронесли по округе, чтобы все видели – Салех отомстил.

Римлянин приказал арестовать моего сына и забрать у него оружие. Тогда Салех выхватил меч и заколол центуриона, который хотел это сделать. Солдаты окружили его и нумидийских воинов и схватили их, тех, кто остался в живых. Мой сын был ранен, и все равно римский трибун отдал его на казнь. Легионеры забили Салеха палками. За что, скажите мне?

Такфаринат поднял на девушку полные боли глаза, его губы дрожали.

На лице Корнелии появилось решительное выражение, ее ноздри чуть раздувались. Селевк сразу понял, что сейчас она скажет какую-нибудь глупость, но было уже поздно вмешиваться.

– Как это за что? – с вызовом спросила внучка сенатора. – А разве твой сын не нарушил приказ командира? Не убил центуриона? Он совершил преступление. Когда мой дед был наместником в Сирии, он однажды приказал казнить двадцать солдат за меньший проступок. Римляне – лучшие воины в мире как раз потому, что для них дисциплина превыше всего.

– Ну, какие они воины, мы сейчас посмотрим, – криво усмехнулся нумидиец. – Вы хорошо придумываете всякие законы, чтобы морочить голову неграмотным кочевникам, но меч в руке мы держим не хуже, чем ваши судьи и чиновники таблички для письма.

– Что ты собираешься делать, вождь? – с тревогой спросил Селевк. – Заклинаю тебя всеми нумидийскими богами – не торопись. Еще можно все уладить...

– Ничто не вернет мне сына, – отрубил вождь. – Я объявляю войну Риму. Сейчас мы нападем на Рузикады. Ни один враг не уйдет из города живым. А вы остаетесь моими пленниками.

– Это безумие... – прошептала Корнелия, побледнев. – Ты объявляешь войну Риму? На что ты надеешься?

Но как бы дерзко не звучали слова предводителя маленького кочевого племени, каким бы могущественным и величественным не казался Вечный город по сравнению с нищей, малолюдной Нумидией, сейчас именно вождь номадов Такфаринат был хозяином жизни и свободы нескольких десятков римских граждан. И это Селевк с горечью вынужден был признать.