Текст книги "Храм Фортуны"

Автор книги: Эндрю Ходжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Когда конспирация уже не имела смысла – преторианцы взяли под наблюдение все выходы из здания – центурион, с которым остались двое солдат, забарабанил в дверь кулаком, грозно крича и сурово хмуря брови:

– Именем цезаря Тиберия Августа! Откройте!

Этот крик и услышали Сабин с Постумом, а также все остальные, кто находился в доме.

* * *

Агриппа пристально посмотрел на Сабина; его лицо стало бледным, глаза сузились, а пальцы судорожно сжались на рукоятке меча. Он тяжело дышал.

Трибун медленно поднялся на ноги.

– Я тут ни при чем, – сказал он, смело глядя в глаза Постуму, – Они, видимо, следили. Или за тобой, или за моим домом.

Дверь по-прежнему сотрясалась от ударов, но покойный дядя – панически боявшийся грабителей – сделал ее очень солидно. Крепкое дерево трещало, но не поддавалось. А в коридоре уже слышались встревоженные голоса слуг.

В комнату вбежал Корникс, едва не столкнувшись с Агриппой, который отпрянул при виде его и до половины вытащил из ножен узкий блестящий меч.

Галл бросил на него быстрый взгляд и обратился к хозяину, явно испуганный:

– Что делать, господин? Открыть?

– Да, – сказал Сабин. – Пусть это сделает Софрон. А ты проводи этого человека, – он указал на Постума, – к черному ходу и выпусти в сад.

– Ты думаешь, что там их нет? – скрипнул зубами Агриппа. – Ну, ничего, живым я им не дамся.

Он резким движением выхватил меч и воинственно огляделся по сторонам.

Сабин устало пожал плечами.

– Думаю, твои друзья в Остии очень обрадуются, когда узнают, что ты пал смертью храбрых, героически сражаясь с агентами Ливии. Я уж не говорю о том, что в этом случае и мне не избежать эшафота. Так-то ты платишь за гостеприимство?

– Ты прав, проклятье, – буркнул Постум и повернулся к Корниксу. – Веди, раб, шевелись.

– Я не раб, – машинально ответил галл, и они вдвоем выбежали из комнаты.

Сабин опустился на стул и взял кубок с вином. Секунду он смотрел на прозрачную розовую жидкость, а потом залпом выпил вино до дна и закрыл лицо ладонями. Ему было уже все равно, что произойдет дальше.

Он услышал, как открылась входная дверь и по коридору загрохотали тяжелые подкованные сандалии преторианцев.

– Где хозяин? – громко крикнул кто-то. – Почему не открывали? Изменники!

Гремя оружием, центурион и двое солдат ввалились в комнату, где сидел Сабин.

– Именем цезаря Тиберия Августа! – еще раз рявкнул офицер. – Где человек, который только что был здесь?

Сабин презрительно скривил губы и перевел на него взгляд.

– Ты разговариваешь со старшим по званию, центурион, – заметил он холодно. – Если ты считаешь, что можешь так обращаться со штатскими, это твое дело. Но я – боевой офицер, и не позволю орать на меня. Все ясно?

Получив столь решительный отпор, центурион заметно сник, спеси в голосе поубавилось.

– Прости, господин, – сказал он. – Но я получил приказ – арестовать человека, который только что был в этом доме.

– Как зовут этого человека? – равнодушно осведомился трибун. – У меня сегодня были несколько гостей

– Не знаю, господин, – развел руками преторианец. – Имени его мне не сообщили, приказали только арестовать...

– По какому обвинению? – продолжал допрос Сабин, выигрывая драгоценные минуты.

– По обвинению в государственной измене! – важно возвестил центурион.

– Это ошибка, – махнул рукой Сабин с деланным равнодушием. – В моем доме нет и не было государственных изменников.

– Он лжет, – раздался вдруг полный злобы голос.

Из-за спин солдат появился шкипер Никомед. На его лице была написана ненависть, смешанная со страхом. Дрожащий от нервного напряжения палец указывал на Сабина.

– Он лжет, – снова повторил грек, уже чуть более уверенно. – И я готов поклясться в этом всеми богами Рима. Немедленно арестуйте его как сообщника государственного преступника. Выполняй приказ, центурион. Не забывай, кто его тебе отдал.

Преторианец подобрался и виновато кашлянул.

– Да, господин, – сказал он. – Придется тебе пойти с нами на Палатин. Так мне приказали.

В этот момент в коридоре послышался какой-то шум и топот, через несколько секунд в комнату вбежал молодой солдат. С его рассеченного лба стекала струйка крови, в руке он сжимал меч.

– Какой-то человек выскочил в окно и скрылся! – доложил он взволнованным голосом. – Наверное, это тот, кого мы искали.

– Идиот! – заорал центурион, моментально вновь превращаясь в строгого командира. – Конечно, тот! Куда вы смотрели, растяпы? Да я вас...

– Он был не один, – оправдывался преторианец. – Какие-то люди пришли к нему на помощь. Они были вооружены, а нас там оказалось всего двое. Фронтин ранен...

– Еще и Фронтин ранен! – взвыл центурион. – Час от часу не легче.

Потом он опять повернулся к Сабину и сказал уже более твердо и решительно.

– Сам видишь, господин. Тебе придется пройти с нами. Именем цезаря Тиберия Августа ты задержан. Я доставлю тебя во дворец, а там уже не мое дело.

Сабин поднялся на ноги и кивнул Корниксу, который как ни в чем не бывало появился на пороге.

– Подай мой плащ. Я уверен, что это недоразумение скоро выяснится.

Галл исчез. Преторианцы пропустили Сабина вперед и двинулись за ним, держась в полушаге позади. Центурион стянул с шеи серебряный свисток на цепочке и начал резкими трелями созывать своих людей.

Так был арестован трибун Гай Валерий Сабин.

Глава VIII
Divide et Impera[5]5
  Divide et impera (лат.) – Разделяй и властвуй.


[Закрыть]

Когда Друз, наконец, высадился в Иллирии и прибыл в летний лагерь трех паннонских легионов, он сразу увидел, что слухи о бунте отнюдь не были преувеличены.

Солдаты успели уже полностью позабыть о дисциплине; они бесцельно шлялись между палаток, вели считавшиеся ранее крамольными разговоры, многие целыми днями играли в кости и попивали дешевое местное вино. Естественно, в кредит, в расчете на будущую прибавку к жалованию.

Легионеры прекрасно понимали, что подняли руку на самое святое в Империи – на воинский устав – незыблемый камень, на котором и держалась всесокрушающая мощь римской армии.

Но теперь у них не оставалось другого выхода, как только бороться до конца – ведь бунт, да еще и в приграничной провинции, автоматически ставил вне закона всех солдат без разбора – и зачинщиков, и исполнителей, и тех, кто оставался просто наблюдателем.

И если бы теперь они вдруг решили подчиниться и разойтись по своим палаткам, то таким образом полностью вверили бы свои судьбы Сенату и командирам без всякой надежды выторговать что-либо. Поэтому – с тревогой ожидающие ответа правительства на свои требования, но и упоенные давно забытым духом свободы – легионеры упрямо стояли на своем, и лишь поглядывали на дорогу из Нароны – не покажется ли посланец из Рима.

И вот появился Друз. Он был трезв и настроен очень решительно, ибо при сообщении о бунте немедленно ввел в своей свите сухой закон и запретил всякие развлечения.

Избалованный разгильдяй превратился в государственного мужа, представителя великого Рима.

В сопровождении своих спутников Друз молча, не глядя по сторонам и не отвечая на вопросы окруживших его солдат, прошел в палатку командующего Данувийским корпусом.

Легат Юний Блез и несколько его офицеров безвылазно сидели в большом командирском шатре под охраной караульной сотни, сформированной из местных жителей – далматов. Если бы не эти свирепые полуварвары, то как знать, не постигла бы легата и его трибунов судьба других офицеров, безжалостно зарубленных взбунтовавшимися легионерами в самом начале бунта.

Их неприбранные трупы Друз видел, когда проходил через плац, но ничего не сказал, лишь сурово сдвинул на переносице свои густые брови.

Юний Блез с радостью встретил Друза, но радость эта несколько спала, когда выяснилось, что сын Тиберия узнал о бунте лишь по дороге, а потому не имеет полномочий от цезаря и сената на переговоры с солдатами.

– Что же нам делать? – с несчастным лицом вопросил командующий. – Они совсем озверели. Если мы немедленно не пообещаем им каких-нибудь уступок, то ситуация совершенно выйдет из-под контроля и станет необратимой.

– Ты так говоришь, легат, словно сейчас еще ее контролируешь, – со свойственной ему наглостью бросил Друз и задумался.

В палатке повисла напряженная тишина, лишь снаружи раздавались возбужденные выкрики солдат, постепенно заполнявших площадь для собраний рядом с трибуналом.

– Ладно, – сказал, наконец, Друз. – Я выступлю перед ними и попытаюсь успокоить. Силой мы тут, конечно, ничего не сделаем. А пока надо послать курьера в Рим. И не простого центуриона, а старшего офицера. Пусть он официально представит требования легионеров Сенату и цезарю, а те уже решают, как поступить.

– Слушаюсь, – кивнул Блез. – Я отправлю своего сына, он поедет немедленно.

– Эх, – Друз ударил себя кулаком по колену, – мне бы сейчас хоть пару надежных когорт, поговорил бы я тогда с этими негодяями. А так – придется ублажать их.

Легат приказал одному из своих адъютантов выйти к солдатам и объявить, что сейчас к ним обратится сын цезаря Тиберия Августа. Пусть соберутся все и ведут себя, как положено перед лицом посланника Рима.

Друз отказался от предложенного ему кубка вина, поправил меч на боку, вздохнул и решительно вышел из палатки командующего. Свита двинулась за ним.

Медленным, тяжелым шагом сын Тиберия поднялся на трибунал и оглядел солдатское море, со всех сторон окружавшее его. Легионеры глухо волновались, тихо перешептывались, но порядка пока никто не нарушал.

Друз набрал в легкие побольше воздуха и гаркнул изо всех сил, грозно сверкая глазами:

– Ну, что, сукины дети? Как мне к вам обращаться? Как к подлым бунтовщикам, нарушившим священную присягу и свой долг? Или, все-таки, как к защитникам Империи, у которых просто временно помутилось в голове? А?

Солдаты, не ожидавшие столь резкого вступления, несколько смешались. Дерзость Друза поколебала их воинственное настроение. Они вдруг поняли, что этот парень, совершенно не боится их, что он глубоко уверен в своем превосходстве, и эта уверенность начала постепенно менять настроение толпы, которая поначалу пришла сюда не каяться и даже не просить – но требовать.

– Да, мы солдаты! – крикнул кто-то нерешительно. – Но мы хотим, чтобы с нами обращались, как с людьми!

– Как с людьми? – фыркнул Друз. – Тоже мне, люди! С вами будут обращаться так, как вы того заслуживаете!

И тут он перегнул палку. Перед ним, все же, стояли не вольноотпущенники и не бывшие гладиаторы, а свободные римские граждане, с молоком матери впитавшие в себя такие понятия, как любовь к родине, гордость и чувство собственного достоинства. Слова Друза – произнесенные, впрочем, скорее в запале – больно резанули их по сердцу. Настроение собравшихся вновь резко изменилось.

Теперь площадь громыхала гневными криками, раздавался свист и топот, словно в амфитеатре.

– Да кто ты такой, чтоб нас оскорблять?

– Вы там прохлаждаетесь в Риме, а мы сторожим границу!

– По тридцать лет служим!

– А жалованье – смех один!

– Почему эти расфуфыренные преторианцы получают столько денег, а мы гнием тут за гроши?

Друз еще попытался исправить ситуацию.

– Да потому, что преторианцы не бунтуют против своего цезаря! – крикнул он.

Толпа снова взвыла.

– Ах, не бунтуют?! Конечно – их же засыпают подарками!

– Смотри, как бы мы не выбрали себе нового цезаря, если этот не хочет к нам прислушаться!

– Правильно, ребята! И рейнские легионы нас поддержат!

Положение становилось просто угрожающим. Вместо того, чтобы успокоить солдат, призвать их к порядку и заставить разойтись по своим местам, Друз необдуманными словами только еще больше разъярил их.

Легат Юний Блез взбежал по ступенькам трибунала и наклонился к уху Друза.

– Не надо так резко, прошу тебя, – шепнул он, – Потом мы им все припомним, но сейчас воздержись от угроз. Иначе мы вообще ноги отсюда не унесем.

Друз окинул его презрительным взглядом, но не мог не признать, что совет дельный и уместный – толпа заводилась все больше и больше, кое-где уже начали звенеть мечи.

– Ладно! – крикнул сын Тиберия. – Не будем обвинять друг друга. Давайте спокойно во всем разберемся. Итак, скажите мне ваши пожелания, и посмотрим, что я смогу сделать.

Люди загомонили еще громче, некоторое время на площади царила полная сумятица.

– Хорошо! – крикнул, наконец, один из легионеров, видимо, кто-то из зачинщиков бунта. – Мы представим тебе наши требования, но только поклянись всеми богами, что не накажешь потом тех, которые будут говорить.

– Не требования, а пожелания, – подчеркнул Друз. – Только так я буду с вами разговаривать. Ладно, клянусь, что никто не пострадает. Слушаю!

Толпа немного расступилась, и перед трибуной стали трое солдат-ветеранов, с лицами, покрытыми шрамами, с многочисленными знаками отличия за проявленную в боях храбрость.

– Мы просим, чтобы срок службы был сокращен до шестнадцати лет, – громко и отчетливо начал говорить один из них. – Это справедливо. Ведь преторианцы...

– Дальше, – резко приказал Друз. – Оставим преторианцев. Это другой вопрос.

– Мы хотим, чтобы жалованье было увеличено до серебряного денария в день, – продолжал легионер.

– В казне нет денег, – заметил Друз. – Вы же знаете обстановку в стране.

– А завещание Августа! – заорали вокруг. – По три аурея на человека – это же смешно!

– Цезарь Август, – с достоинством ответил Друз, – Божественный Август, сам принял такое решение, и никто не вправе оспаривать его. Однако если мой отец изыщет такую возможность, то обещаю, что выплата вам будет увеличена.

– Ура! – крикнул кто-то, но большинство продолжало грозно гудеть.

– Что еще? – спросил Друз у представителей солдат, которые по-прежнему стояли перед трибуналом.

– Пусть с нами обращаются получше! – не выдержал второй делегат. – Офицеры только и знают, что лупят нас своими прутьями. За любую мелочь!

– А от работы и учений просто не продохнуть! – добавил третий. – Мы не рабы в эргастуле!

– Дисциплина должна быть крепкой, – безапелляционно заявил Друз. – Об этом и разговора нет.

– Да мы же не против дисциплины! – закричали кругом. – Но над нами просто издеваются!

– Хорошо, этот вопрос будет рассмотрен, – согласился Друз. – Все уже?

– Это главное, – ответили делегаты и поспешно скрылись в толпе, которая расступилась и вновь сомкнулась.

Люди затихли, ожидая, что же ответит посланник Рима, цезаря и сената.

– Послушайте теперь меня, – медленно начал Друз. – Я не сомневаюсь, что многие ваши претензии справедливы, и обещаю лично сделать все возможное, чтобы их объективно рассмотрели в столице.

Но согласитесь – не имея особых полномочий, я не могу сам решить такие важные вопросы, как сокращение срока службы и дополнительные выплаты. Это находится в компетенции сената и цезаря.

– Так что ты тогда тут делаешь? – снова загудела толпа.

– Разговорами мы уже сыты по горло!

– Зачем ты приехал, если не имеешь полномочий!

– Тихо! – рявкнул Друз, поднимая обе руки вверх. – Когда я ехал сюда, то еще не знал о том, что вы нарушили присягу. Поэтому мой отец, цезарь Тиберий, не наделил меня правом что-либо вам обещать. Но я предлагаю вам сейчас следующий выход: мы немедленно отправим в Рим курьера, который отвезет ваше прошение. К нему я добавлю свое собственное письмо, в котором буду умолять отца прислушаться к вашей просьбе. Уверен, что он не откажет своим верным солдатам, защитникам родины.

Ну, а пока вы должны разойтись по своим подразделениям и вновь приступить к службе. Помните – рядом граница, рядом варвары. Мы не можем бросить Империю без охраны.

– Ну, уж нет! – раздались голоса. – Эти обещания мы уже слышали не раз, особенно от Тиберия!

– Мы не верим вам!

– Сначала выполните наши условия, а потом мы будем служить, как раньше!

– Это что, опять идти под палки офицеров? Нет!

– Как хотите, – холодно заявил Друз, терпение которого истощилось. – Я сделал все, что мог. Если вы немедленно не подчинитесь, я буду считать вас закоренелыми бунтовщиками. И тогда уж ни о каких уступках и речи быть не может.

Толпа снова всколыхнулась, но теперь это уже не был единый организм. Глядя с трибуны, Друз мог отчетливо различить три группы солдат: одни с яростью продолжали выкрикивать угрозы, другие молча стояли, опустив головы, а третьи – правда, самые немногочисленные – начали даже робко призывать к спокойствию.

– Ну, хватит вам уже! – раздавались голоса.

– Надо договориться, сопротивление ничего не даст!

– Он же пообещал нам выполнить наши условия! Чего еще надо?

– Давайте расходиться!

– Будем ждать ответа из Рима!

Эти возгласы несколько ободрили Друза и собравшихся вокруг него офицеров, но возвращаться к служебным обязанностям легионеры пока не собирались. Они стали выяснять отношения между собой.

День уже клонился к вечеру.

Друз устало спустился с трибуны и оглядел свою свиту.

– Ладно, идемте. Посмотрим, что будет завтра. А сейчас неплохо бы подкрепиться. Мы с утра ничего не ели.

Поскольку занятые собой солдаты не проявляли больше той явной враждебности к офицерам, которая царила в лагере до сего дня, те могли спокойно пройти через площадь и вновь занять палатку командующего.

Вскоре был приготовлен и подан скромный ужин. Этим занялись слуги Друза, ибо офицеры Данувийской армии уже давно были вынуждены довольствоваться сухим пайком – повара отказывались обслуживать их, да и с продуктами в лагере было неважно.

После невеселой трапезы все в молчании расселись вдоль полотняных стен. Никто не осмеливался первым нарушить тишину. Друз о чем-то глубоко задумался, запустив в густые волосы пальцы обеих рук и хмуря брови.

– Вот что мне пришло в голову, – сказал он наконец. – Я заметил, что не все солдаты настроены одинаково воинственно. Есть такие, которые согласны хоть сейчас прекратить смуту и вернуться к своим служебным обязанностям. А еще больше людей пока не определились до конца и пытаются сделать окончательный выбор между бунтом и примирением. И вот тут очень важно, кто кого опередит, чье влияние окажется сильнее. Понимаете, куда я клоню?

Некоторые офицеры закивали, легат Юний Блез одобрительно хмыкнул.

– Так вот, – продолжал Друз, – если победят зачинщики бунта, то вся основная масса солдат пойдет за ними, и тогда положение станет катастрофическим. А если легионеры прислушаются к голосу разума, то инициаторы смуты останутся в меньшинстве, и мы легко с ними справимся.

Итак, я предлагаю: пусть сейчас офицеры осторожно разойдутся по лагерю и переговорят с мирно настроенными солдатами из их подразделений. А те потом сами найдут себе помощников и начнут агитацию. Таким образом, к утру мы сумеем разъединить силы бунтовщиков и овладеем ситуацией.

Мудрые слова Друза произвели большое впечатление на собравшихся. План действий был принят единогласно и без возражений; Легат Блез отдал приказ, и офицеры, закутавшись в плащи, стали по одному выскальзывать из палатки и пробираться к месту расположения подразделений, которыми они командовали.

Друз откинул полог шатра и выглянул наружу; внезапно он резко втянул голову и обернулся к Блезу и нескольким старшим трибунам, которые остались в палатке.

– Посмотрите-ка на небо! – воскликнул он.

Офицеры поспешили к выходу и задрали головы вверх. Из их уст вырвался возглас удивления.

Небо было черным, беззвездным и даже... безлунным. Ночное светило исчезло. Началось затмение.

Суеверные римляне огромное значение придавали таким явлениям природы, боялись их и связывали с ними многие жизненные события и коллизии.

Друзу тоже стало не по себе, но он тут же понял, как использовать затмение в своих целях.

– Где ваши полевые жрецы? – повернулся он к Блезу. – Пусть немедленно объявят по лагерю, что боги разгневались на бунтовщиков, и спрятали луну. Это должно пронять даже самых толстокожих солдат – они же все верят в приметы.

Действительно, странное явление природы подействовало на легионеров гораздо сильнее, чем все угрозы и обещания Друза.

– Боги злятся, – шептались они, несмело выглядывая из палаток. – Мы их прогневили.

– Не надо было бунтовать и убивать офицеров...

– Теперь остается только подчиниться требованиям Друза, а то жди беды...

В такой обстановке агитация сторонников мирного соглашения проходила более, чем успешно.

Утром солдаты вновь собрались на площади. Друз медленно поднялся на трибуну и оглядел море голов.

Ясно было видно, что легионеры четко разделились теперь на две группы – тех, кто хотел договориться, было побольше, но те, кто не поддался на уговоры, были настроены более решительно. Многие из них угрожающе поигрывали мечами, которые висели на кожаных поясах, и бросали злые взгляды в сторону Друза, офицеров и недавних товарищей по бунту, которые сейчас пошли на попятную.

– Ну, что, солдаты? – крикнул Друз. – Вы видели гнев богов? Разве вам мало такого предзнаменования?

– Не слушайте его, – зашумели в стане мятежников. – Еще неизвестно, на кого разгневались боги, – на нас или на них, наших мучителей. Жрецы ошиблись или просто продались офицерам!

– Не кощунствуйте! – заорали из противоположной группы. – Как можно такое говорить?

– Тихо все! – прекратил диспут Друз. – Слушайте меня. Я последний раз предлагаю вам договориться по-хорошему. Ваше прошение будет отправлено в Рим, где цезарь и сенат примут свое решение. Но вы сейчас должны вернуться к службе. Обещаю, если вы это сделаете, мы не будем доискиваться, кто начал смуту и подстрекал других к неповиновению.

Этими словами он хотел внести разлад и в стан непримиримых бунтовщиков, справедливо полагая, что на прежних позициях тех удерживает и страх наказания.

Солдаты в обеих группах стали перешептываться и совещаться, толпа зашевелилась и загудела.

Легат Юний Блез поднялся по ступенькам и стал рядом с Друзом.

– Уже лучше, – шепнул он. – Не то, что вчера. Но боюсь, что если мы сейчас же не покончим решительно с неповиновением и не лишим влияния вожаков бунта, то все снова может измениться. Ночью те, в свою очередь, начнут агитацию, а на второе затмение рассчитывать не приходится.

– Посмотрим, – буркнул Друз, оглядываясь вокруг.

Тем временем сторонники мирного соглашения начинали брать верх, все больше легионеров перебегали к ним, их группа росла, но и мятежники представляли собой еще довольно многочисленный отряд, готовый, видимо, на все.

Друз повернул голову и пристально посмотрел в глаза Блеза. Легат понял его немой вопрос.

– Боюсь, что этот приказ они не выполнят, – сказал он, качая головой. – Так мы только все потеряем, если я сейчас скомандую им напасть на бунтовщиков. Они же там друзья-товарищи, и не захотят убивать своих.

Наступил решающий момент – от ближайших нескольких минут зависело все.

Друз хмурил брови, подыскивая решительные слова, которыми мог бы одним махом разрубить этот узел, и одержать окончательную победу над солдатами.

И в этот миг все вдруг замерли, а потом одновременно повернули головы к Принципальным воротам лагеря, откуда долетел пронзительный звук военных труб.

Легионеры Данувийского корпуса с самого начала бунта напрочь позабыли о своих обязанностях, и офицеры не могли даже сформировать обычных дозоров и выставить посты на подступах к лагерю, как того требовал устав. Поэтому не было ничего удивительного а том, что сейчас никто не заметил и не оповестил остальных о подходе довольно крупного воинского отряда.

Глаза Друза вспыхнули радостью, когда он увидел знамена и значки преторианских когорт.

Это прибыл, наконец, префект Элий Сеян с подмогой. Ливия отправила его немедленно, как только узнала о волнениях в Иллирии, и Сеян, понимая всю важность миссии, день и ночь гнал вперед своих людей, не давая перевести духа. И он появился как раз вовремя.

Легионеры-данувийцы, кто с тревогой, кто с радостью, а кто и с ужасом, смотрели, как входят в лагерь сверкающие позолоченными доспехами ряды преторианцев. Сеян привел с собой две столичные когорты и пару сотен конницы, составленной из нумидийцев и германцев. Силы довольно внушительные.

Солдаты в напряжении следили, как префект отдает своим людям приказ остановиться, потом спрыгивает с лошади и решительно направляется к трибуналу. Толпа послушно расступилась перед ним. Друз вытянул вперед правую руку в приветствии.

– Рад видеть тебя, Элий Сеян! – крикнул он. – Ты прибыл кстати. Большинство этих несчастных уже образумились и готовы подчиниться нам. Но есть еще кучка крикунов, для которых личная выгода оказалась более важной, чем верность присяге и слава наших знамен. Боюсь, придется нам проучить их, раз уж они не понимают слов. Готовы твои преторианцы выполнить мой приказ?

– Да, господин, – серьезно ответил Сеян, продолжая пробираться к трибуне. – Мои солдаты верны своему долгу и не знают жалости к бунтовщикам.

Преторианцы подтвердили это громким стуком мечей о щиты. Наполнивший воздух грохот окончательно сломил данувийцев, отобрав у них остатки мужества.

– Да здравствует цезарь Тиберий Август! – раздались крики в толпе.

– Слава Друзу!

– Мы верим тебе!

Друз с довольным видом огляделся; Сеян подошел к трибуне и остановился возле нее, грозно сверкая глазами. К легату Юнию Блезу и другим офицерам вернулась уверенность в себе и прежняя спесь. В руках вновь появились прутья, скрученные из виноградных лоз, – знаки офицерского достоинства и орудия для телесных наказаний.

– Кто там еще упирается? – крикнул вдруг Друз. – А ну-ка, хватайте их!

В толпе возникло какое-то движение, и к трибуналу вытолкнули троих солдат, которых свои же товарищи передавали на расправу как зачинщиков бунта.

– Ты же обещал, господин! – дрожащим голосом воскликнул один из них. – Обещал, что не будешь нас наказывать...

– Да, и я бы сдержал свое слово, – надменно ответил Друз, – если бы вы послушались добром, но поскольку вас отрезвили лишь мечи преторианцев, то никакого договора между нами быть не может. Вы повинны в преступлениях против Рима, и понесете заслуженное наказание.

Он вновь оглядел толпу.

– Хочет ли кто-нибудь выступить в защиту этих троих? – спросил он.

Ответом было молчание и глухой ропот.

– Значит, вы признаете их зачинщиками бунта и согласны предать смерти?

– Да! – отозвались голоса, – Это они во всем виноваты!

– Они убили офицера!

– Они призывали не слушать обещания!

– Хорошо, – важно сказал Друз, – Тогда поступим с ними по закону. Надеюсь, это будет хорошим уроком для всех.

Приговоренных схватили, скрутили им руки и потащили на место казни.

Перед глазами всех собравшихся длиннорукий центурион быстро, одну за другой, срубил три головы. Кровь оросила землю, тела дернулись раз-другой в агонии и замерли.

– Ну, вот и все, – с облегчением сказал Друз. – А теперь быстро по местам и несите службу. Тогда я скажу отцу, что его верные солдаты могут на миг поддаться безумию, но умеют и преодолеть себя в нужный момент. Надеюсь, больше у нас не будет разногласий, а, данувийцы?

– Нет! – раздались голоса.

– Мы верим тебе!

– Слава цезарю!

– Слава Друзу!

– Командуй нами!

– Мы готовы!

Друз довольно улыбнулся.

– Ну, то-то, – сказал он, спускаясь по ступенькам трибуны. – Кажется, мы можем принести благодарственную жертву богам. Они явно были на нашей стороне.

Многие офицеры уже разошлись, чтобы вновь принять командование своими подразделениями; на площади остались только легат Блез, Сеян и несколько трибунов и центурионов.

– Благодарю, Элий, – с чувством сказал Друз Сеяну. – Ты прямо спас нас. Я бы и тебе охотно принес жертву, да боюсь, Марс обидится. Ладно, твоих заслуг страна не забудет. Я сам доложу отцу.

– Спасибо, господин, – слегка поклонился Сеян. – Мой долг – служить отечеству.

– Ну, – Друз снова огляделся по сторонам; площадь уже опустела, со всех сторон раздавались слова команд и топот ног солдат, спешивших с величайшим рвением выполнять приказы, – теперь можно и отдохнуть. Эй, легат, что ты там, помнится, говорил насчет вина? Пусть-ка принесут пару амфор.