Текст книги "Немного скандала"

Автор книги: Эмма Уайлдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 12

«…Прошлой ночью ты пришел ко мне во сне, клянусь, я пробудилась, чувствуя твой запах на моей коже. Твой вкус на моих губах, и мне казалось, что мои пальцы только что гладили твои волосы. Мы держали друг друга в объятиях, твоя твердая плоть двигалась в моем лоне, жадными губами ты ловил каждый мой вскрик, мои ноги обвивали твои бедра. Я хотела, чтобы наслаждение длилось вечно, и все же жаждала восхитительного завершения. Ты содрогнулся в моих объятиях, и я возликовала. Ведь это моя женская плоть подарила тебе успокоение, которого ты искал, твои восторги слились с моими.

Мой возлюбленный Сэмюел… Когда ты снова придешь ко мне? Мы встретимся на нашем обычном месте? Все, чего я жду, – твоего письма.

Любящая тебя Анна».

Эмилия отложила письмо, чувствуя, как жарко щекам. Она не помнила деда, он умер за много лет до ее рождения. Воображение, однако, рисовало общепринятую картину – седые волосы, трость для ходьбы. Не совсем то, чтобы внушить страсть молодой женщине. Она чувствовала себя незваным соглядатаем, тайно проникшим в чужой дом. Но была во власти чар. Ее завораживали не только человеческие чувства во всей их сложности. Судьба, которая управляет жизнью человека, – вот что ее занимало.

Женился бы он на Анне Сент-Джеймс, если бы уже не был женат? Уступил ли минутному порыву или познал настоящую любовь? Любовь, которая не принимается в расчет, когда речь заходит о династическом браке, в который он вступил, женившись на бабушке. Уже не спросишь, ведь его давно нет в живых. Наверное, она так и не узнает.

Эта история казалась Эмилии такой романтичной! С другой стороны, жизни многих людей оказались погубленными, Анна Сент-Джеймс умерла совсем молодой…

С незапамятных времен женщины мечтали о том, чего не могли получить, влюблялись совсем не в тех мужчин, и Эмилия решительно не желала пополнить ряды этих страдалиц с безумными глазами. Подперев ладонью подбородок, она принялась размышлять о том, что недостижимо.

Об Алексе Сент-Джеймсе.

Темные волосы, почти невероятного оттенка; темные глаза, которые умели смотреть и загадочно, и жарко; сильные руки, которые подхватили ее так легко, словно она ничего не весила. Чудесной лепки рот, губы, которые действовали так убедительно! Впрочем, она и не пыталась сопротивляться.

Это чисто физическое влечение? Он очень привлекателен – лучшим тому доказательством являются легионы женщин, которых он, как говорят, уложил в постель. Но в глубине сердца она не верила, что здесь только это. Эмилия встречала многих мужчин – на балах, обедах, бесконечных вечеринках, мужчин красивых и обходительных. Вот, например, лорд Уэстхоп – хорош собой, с изысканными манерами, учтив и любезен.

Но никто из них не заставил ее сердце забиться сильнее. Не было ничего похожего на это странное, головокружительное очарование. Эмилия уже не могла без него обойтись. Она была по крайней мере ослеплена или… поглупела от любви?

– Боже, надеюсь, что нет! – пробормотала она, вся во власти противоречивых чувств. Простая задача – решить, что надеть, потому что, возможно, она увидит Алекса, – теперь отнимала у нее чуть не час перед самым выездом. А раньше она с безразличием хватала первое попавшееся платье.

Отчасти она понимала Анну и ее чувства. Эмилия тоже тратила время в бесплодных мечтаниях, притом наяву, а не во сне.

Эмилия встала и позвонила в колокольчик. Явилась запыхавшаяся Беатрис, присела в реверансе. Улыбнувшись, Эмилия решительно произнесла:

– Прошу вас, я хотела бы надеть зеленое платье муарового шелка и взять серебристую шаль.

– Конечно, мисс. – Молодая женщина направилась к гардеробу, чтобы достать платье, а потом занялась прической хозяйки. Через полчаса, когда Эмилия спустилась вниз, напольные часы в холле как раз отбивали одиннадцать. Ее юбки шуршали по вощеному полу.

В фойе отец подал ей руку, глядя на нее с неодобрением:

– Мы опаздываем.

Она поморщилась от его сухого тона.

– Приезжать первыми – дурной тон, не так ли?

– Полагаю; что ты права, однако нас ждет София.

Другими словами, ему не терпелось сдать ее на попечение тети, освободившись от обязанностей отца. Она всегда покорно принимала его нежелание участвовать в ее жизни. Но сейчас, когда Эмилия чувствовала себя женщиной, а не ребенком, его манера держать ее на расстоянии начинала ее раздражать.

– А мама любила выезжать? Ей нравилось бывать в обществе? – спросила она. Ей вдруг пришло в голову, что в последний раз спрашивала его о матери, когда была совсем маленькой девочкой. Наверное, это письма подсказали ей, что кипение страстей касается не только молодых мужчин и женщин. Любили ли ее родители друг друга? Она не знала.

Лакей только что распахнул перед ними парадную дверь, и ее отец молчал, выдерживая красноречивую паузу. Потом безразличным тоном сказал:

– Разумеется, она получала от этого удовольствие – в какой-то мере. Она была утонченная леди и графиня.

Высокопарный ответ не сказал ей ничего. «Отчасти это моя вина», – думала Эмилия, спускаясь по ступеням. Следовало проявить любопытство давным-давно, хотя, по правде говоря, мать казалась ей не более чем призрачной фигурой. А расспрашивать отца было не так-то просто, поскольку она очень редко его видела.

– В какой-то мере?

– Иногда вечер не приносил ей должного удовольствия. – Он протянул руку, чтобы помочь дочери сесть в карету.

В мозгу забрезжило смутное подозрение. Невероятно – почему ей раньше не приходило в голову?

– Почему? – прямо спросила она, не двигаясь с места. – Прошу, скажите мне.

Поколебавшись, он ответил:

– Она страдала тем же недугом, что и вы.

Подозрение подтвердилось.

Недуг. Это звучало как приговор, особенно потому, что ей не говорили раньше. Как она не догадалась? Эмилия застонала.

– Наверное, я должен был вам сказать. Очевидно, это наследственное. – Отец стоял рядом, в прекрасном костюме для вечернего выхода, глядя на нее с необычной мягкостью. – Итак, идем же.

Неужели в этом дело?

И тетя София ни разу не заикнулась, вот что было самое страшное.

– А мама правда умерла при родах?

Отец вздрогнул.

– Конечно. Неужели вы думаете, что я стал бы держать это в тайне от вас?

Да, что-то она в последнее время начала уставать от тайн, а они, кажется, повсюду.

– Вы никогда не говорили мне, что у нее были проблемы с дыханием, – заявила она, прямо в присутствии лакея, который держал открытой дверцу кареты.

– У меня были уважительные причины, – тихо ответил отец со страдальческим выражением на лице. – Не могли бы мы поговорить об этом в другой раз?

– Уж поверьте мне, – мрачно откликнулась она, позволяя ему помочь ей подняться в карету, – мы обязательно поговорим.

В первый раз за всю ее жизнь он взглянул на нее оценивающе. Это не был безразличный или властный взгляд, как обычно, – нет, на сей раз он, кажется, действительно увидел ее.

И это был большой успех.

София была на грани закипания. Она бы плюнула, если бы это не было ниже ее достоинства.

– Право же, милорд, вы, должно быть, шутите.

Ее зять, Стивен Паттон, лорд Хатауэй, лишь кивнул в ответ:

– Нет, мадам. Я хочу, чтобы вы употребили влияние, которое имеете на мою дочь, и заставили ее принять предложение Уэстхопа.

Слово «заставить» особенно резало слух, хотя София сомневалась, что Эмилию вообще можно заставить что-нибудь сделать. От матери она унаследовала не только золотистые волосы и красоту, но и ее характер.

– К чему такая спешка? Сезон едва начался, – возразила София, не сводя глаз с площадки для танцев, где как раз в этот момент ее племянница, ослепительно прекрасная в зеленоватого цвета платье, столь идущего к сияющим янтарным волосам, кружила в вальсе в объятиях красивого молодого человека, сына одной из ее подруг. – Уверена, лорд Уэстхоп видится вам подходящей партией. Но мнение Эмилии – вот что самое важное.

Самой Софии Уэстхоп казался скучным, как пресная лепешка. Несомненно, из него получился бы муж того сорта, что бесконечно рассуждают об охоте, голосуют заодно с парламентским большинством и предпочитают проводить время с друзьями, а не с женой, поскольку она уже есть и никуда не денется. Подозревала она за ним и самый страшный грех – что он скучен в постели.

Разумеется, хороший брак основывается не только на том, насколько муж искушен в любовных утехах, однако София была уверена, что мужчине непростительно быть плохим любовником, по крайней мере на ее эмансипированный взгляд. Разумеется, вслух бы она этого не сказала – это очень неделикатно!

– Важно, – веско сказал Стивен, – чтобы она была хорошо устроена и чтобы о ней заботился человек, который относился бы к ней с уважением. Я даже поведал графу о том, что у нее неладно со здоровьем, и его это не отпугнуло.

– Как великодушно с его стороны, – резко ответила София.

– Я так и подумал.

Кажется, ее зять был готов защищаться?

– Я согласна, что Эмилии нужен человек, способный оценить ее живой ум, разделить любовь к литературе, который восхищался бы не только ее наружностью, но и красотой ее души. – София прислушалась к раскатам музыки и увидела, как Эмилия смеется чему-то, что сказал ей партнер. Как грациозны были ее движения! Жаль, ей нельзя много танцевать! – Но, боюсь, только не Уэстхоп.

– Почему не он? – раздраженно спросил Стивен. – Пора покончить с этим делом. В доме некуда деваться от цветов и явившихся с визитом поклонников. Я провожу вечера на скучнейших мероприятиях вроде сегодняшнего, вместо того чтобы приятно провести время в клубе или за карточным столом…

– Милорд, она ваша дочь, и, что для меня еще важнее, она дочь Сары. Я хочу видеть ее счастливой.

Он тотчас же замолчал. София знала – он любит Эмилию, да только не умеет этого выразить. Эта спешка с замужеством указывала скорее на то, что его очень тяготит роль отца; которую пришлось наконец играть. Раньше Эмилия была заперта в стенах загородного дома, где о ней заботилась гувернантка. Теперь дочь превратилась в женщину, и нужно было как-то общаться с ней. Дело осложнялось и внешним сходством Эмилии с матерью. Может быть, это будило в нем воспоминания о ее смерти, а это событие, как подозревала София, он до сих пор отказывался принимать – на эмоциональном уровне. Он потерял разом и жену, и сына. Поэтому не приезжал в тот дом, где это случилось. Красноречивая деталь.

– И Уэстхоп не подходит на эту роль? – тихо спросил он.

– Нет.

– Вы уверены?

Она спрятала улыбку, слыша его смиренный тон.

– Боюсь, вас это разочарует, однако, да, я уверена.

Он, казалось, почувствовал себя оскорбленным, но София понимала – она только что задела болезненную струну в его душе. Он сухо сказал:

– Вам меня не понять, София.

– Разумеется.

Грубовато, но он по крайней мере был из тех мужчин, что могли признать поражение. Наскоро изобретя какой-то предлог, он отошел.

– Ну и что же вас так развеселило?

Обернувшись на толпу разодетых гостей, она увидела, что к ней направляется Ричард. Оркестр почти заглушил его слова. Она ответила:

– Я только что развеяла в прах надежды Хатауэя выдать Эмилию замуж за Уэстхопа. Теперь он несколько обижен, но это пройдет.

– Вы, дорогая, как никто, умеете повергнуть в прах мужские надежды. – Взяв ее руку, Ричард поднес ее к губам – к ее восторгу, он, кажется, обожал это делать. Потом добавил: – И я нахожу этот ваш талант очаровательным.

– Большинство мужчин так не сказали бы.

– Я не большинство.

Конечно, нет. Оркестр перестал играть, и Ричард отпустил ее руку. Она сказала:

– Сент-Джеймса здесь нет.

– Разве это плохо? Я думал, вы хотите оградить племянницу от его недостойного общества.

– Сначала – да. – Ей вспомнился вечер концерта. Было что-то трогательное в том, как он, едва войдя в гостиную, сразу нашел взглядом Эмилию. София начинала думать, что этот человек гораздо глубже и содержательнее, чем ей сперва казалось. – А теперь я в растерянности. Вы говорили с ним?

– Да, вроде того.

– И что? – Она сверлила Ричарда требовательным взглядом. – Что значит «вроде того»?

Ричард только улыбнулся в своей спокойной манере, как умел улыбаться только он.

– Дражайшая София, вряд ли я мог бы подойти к нему и напрямик спросить, что он затевает насчет Эмилии. Я встретил его несколько дней назад, когда мы оба играли в карты в одном и том же салоне. А потом исхитрился сесть рядом, когда за его столом освободилось место. Он мне нравится. Хорошо играет! По-крупному, но не перебирает.

– Как мужчина играет в карты… – начала было София, но Ричард не дал ей закончить.

– Рассказывает о нем очень многое, – сообщил он. – Сент-Джеймс не вопит от восторга, когда выигрывает, и не впадает в мрачность в случае проигрыша. В своем чувстве юмора он не опускается до непристойностей. Вообще не говорит о женщинах, даже тогда, когда другие начинают хвастать! Ни о прошлых увлечениях, ни о нынешних – к сожалению. Значит, он неболтлив и умеет быть деликатным. Вынужден заметить, как раз это нам сейчас не на руку.

«Нам». Выразительное слово, но, на взгляд Софии, она сама и Ричард еще не объединились в слове «мы».

– Скрытный повеса. Как некстати, – пробормотала она, наблюдая, как Эмилия садится, пропуская следующий тур, рядом с молодыми девушками. Эти девушки, «желтофиоли», как их называли, были из тех, кто не пользовался успехом у мужчин, и не потому, что были некрасивы, а из-за чрезмерной застенчивости. Одна из них, юная леди Элизабет Доде, была особенно дружна с ее племянницей, и сейчас девушки сидели и что-то обсуждали с видом заговорщиц.

– Как некстати, что он джентльмен, – Ричард усмехнулся.

– Ничего смешного. Ведь мы говорим об Эмилии.

– Знаю, – мягко согласился он. – Она вам как дочь, вы обожаете ее и мечтаете видеть счастливой. Если Сент-Джеймс – необходимое условие для счастья Эмилии, и он, и она очень скоро это поймут. Не в ваших силах помочь этому случиться, София. И домешать, боюсь, вы не сможете также.

Она бросила на него косой взгляд:

– Вы, к сожалению, правы. Впрочем, это не облегчает дело.

– Мы сделаем все, что сможем. А сейчас потанцуйте со мной. В тот вечер вы исчезли, так и не дав мне шанса опрокинуть ваш тюрбан на пол на глазах изумленной публики. – Ричард протянул ей руку. – Думаю, вы должны мне тур вальса, раз обещали.

Протянутая рука искушала. К тому же он был отличным танцором. И никогда не жаловался, если она вдруг сбивалась на ведущую роль – со всеми вытекающими неуклюжими последствиями.

– Мой тюрбан и вправду оказался не слишком удачным, – призналась она. – И не будьте ко мне слишком снисходительны. Даже я иногда ошибаюсь в том, что касается моды.

– Вы всегда выглядите божественно, дорогая София. – Его глаза весело блестели. – А теперь потанцуем наконец?

Глава 13

Она протанцевала три танца подряд.

И теперь, черт возьми, он встревожился. Как будто он имел право считать ее вальсы, будто страж, которому поручено опекать эту девицу! Алекс хлебнул тепловатого шампанского, не сводя задумчивого взгляда с кружащихся в вихре танца пар. Ей не следует этого делать.

Но какое его дело, черт возьми?

Пропади все пропадом!

Сегодня на Эмилии было платье живого зеленого цвета, оборки на корсаже развевались над соблазнительными округлостями груди, в освещении бального зала кожа плеч казалась кремовой. В этот момент она танцевала с каким-то юнцом, которого Алекс не знал. Однако этот тип людей был ему знаком еще по опыту командования в Испании. Высокомерные аристократы, не способные догадаться о грозящей опасности. Насчет опасности – это в точку, потому что Алекс едва сдерживал желание подойти и дать выход неведомому доселе инстинкту излишне заботливого опекуна – то есть убить незадачливого идиота на месте.

Очень странно.

А когда музыка умолкла, он сделал нечто и вовсе необъяснимое. Поставил стакан на первый попавшийся стол и действительно направился к площадке для танцев. Потом терпеливо дожидался – хотя никогда не любил ждать, пока она распрощается с кавалером. Невозможно было не заметить, как она была удивлена, когда обернулась и увидела, что он стоит прямо у нее за спиной. Голубые глаза расширились, нежные губы приоткрылись.

– Полагаю, вы танцевали слишком много, – ровным голосом заметил он, делая шаг вперед, чтобы взять ее под руку. – Вероятно, вам стоит присесть.

– Я отлично себя чувствую. Я знаю признаки. – Несмотря на возражение, она охотно пошла с ним.

Хотя, может быть, просто не хотела привлекать внимание толпы?

– Вы моя личная охрана?

Он скользнул взглядом по ее стройной женственной фигурке.

– Пожалуй, мне бы этого хотелось. Мои комплименты по поводу вашего платья, дорогая. Оно мне нравится.

– Благодарю вас, – тихо, с достоинством ответила она. – Но цвет выбрала тетя Софи. Вы же знаете – мода меня не интересует.

Три росистых утра, осторожные расспросы под видом малозначащей светской беседы – он успел узнать о ней довольно много.

– К счастью для вас, вы бы и в старых тряпках выглядели очаровательно.

– Благодарю за комплимент, но вы действительно думаете, что это разумно – утащить меня с собой на глазах всех присутствующих?

– Наверное, нет. – Он слегка улыбнулся, отыскивая место, которое обеспечило бы им хотя бы видимость уединения. – С другой стороны, любой вам скажет, что я не всегда проявляю осмотрительность.

– Я слышала.

– Я так и думал. В таком случае у меня есть веская причина. Что бы вы сказали, если б я признался, что тоже получил письмо?

У нее подкосились ноги. Он понял это, почувствовав, как сильно ее пальцы сжали его руку.

– Кто-то послал одно из ее писем также и вам?

– Нет, – мрачно сказал он. – Одно из его писем.

– Что?

В противоположном конце зала обнаружился помост для оркестра, на нем – рояль, которым никто не пользовался, за роялем – уединенный уголок. Алекс повел Эмилию к инструменту. Можно ли было надеяться, что хоть кто-нибудь из гостей не заметил, как он подошел и увел прекрасную леди Эмилию? Зал был переполнен.

Очень хорошо. Может быть, графу Хатауэю не сразу донесут, что лорд Александр Сент-Джеймс похитил его дочь? Хотя, разумеется, он и не думал ее похищать на глазах собравшейся вокруг толпы.

– От вашего деда к Анне, – подтвердил он, когда они обошли рояль кругом, забравшись туда, где, по его расчетам, гости не увидят, как они с Эмилией серьезно о чем-то беседуют. Инструмент стоял довольно высоко, почти заслоняя их от зрителей в бальном зале. – Похожее на то, что вы получили, но от другого участника этой злосчастной затеи.

– Не думаю, что это подходящее слово…

Неучтивость была не в характере Александра, но он счел необходимым ее перебить:

– Эмилия, это была – и есть – злосчастная затея. Он был женат. Их роман был обречен с самого начала. Каковы бы ни были их чувства, страдали и другие люди. Он был не прав. Она была не права.

Такая горячность, настоящая обвинительная речь, поразила ее до глубины души. Она не нашлась что ответить. Алекс настаивал:

– Прочтите письмо. Я принес его вам. Вопрос в том, почему мы стали мишенью неизвестного отправителя.

– Дайте взглянуть.

Он сунул руку в карман и подал ей письмо, наблюдая, как она хмурит лоб, быстро проглядывая текст. Потом она начала читать снова.

Потом Эмилия сказала то, что он ждал. Два простых слова, произнесенных тихим шепотом! Слова, которые заставили его замереть.

– Кто-то знает.

– Что знает? – Он сделал нетерпеливый жест рукой.

Эмилия взглянула на него, чуть опустив ресницы, и проговорила, едва разжимая губы:

– То есть знает о нас с вами.

Музыка заиграла снова. К своему облегчению, Алекс не заметил, чтобы кто-нибудь из толпы обратил внимание на их с Эмилией небольшое совещание.

Наверное, зал был слишком переполнен. Иначе их сближенные головы очень заинтересовали бы многих присутствующих.

– О нас с вами?

– Не о ночи на моем балконе, но, может быть, о том, что было в беседке? Что, если наш поцелуй видела не только тетя София? – спросила она. Морщинка прорезалась между ее чудесно очерченных бровей. В этом зеленом платье она была ослепительна, огоньки свечей зажигали мерцающие искорки в ее волосах цвета темного золота. – Есть романтическое сходство между нашей встречей в ту ночь и тем, что случилось многие годы назад. Вам не кажется?

Алекс смотрел на Эмилию, пораженный ее безыскусной искренностью. Помолчав, он сухо сказал:

– Не могу сказать, что мне в голову приходило нечто подобное.

– Они питали друг к другу запретную страсть. – Эмилия чуть пожала плечами, но выдержала его взгляд. – Мы встречаемся в тайне, потому что оба знаем – наши семьи не одобрили бы. Но кто-то знает об этом.

Слово «страсть» в устах молодой женщины отозвалось в нем, подобно сигналу тревоги. Но за время их утренних прогулок он успел понять, что фальшь и притворные уловки не в ее характере. Прямота и чистосердечие Эмилии ему очень нравились, но к чему им развивать дружбу?

Она ему нравилась. То есть, разумеется, он ее желал, особенно сейчас, любуясь ею в этом чудесном зеленом платье, с едва заметным румянцем на щеках, разгоряченных после танца, с этой смутной, колдовской улыбкой на нежных, манящих губах. И все же она ему нравилась. Настоящая, независимая – может быть, не по собственному выбору, а вследствие равнодушия к ней отца. Тем не менее Эмилия была именно такова – и не стыдилась того, что ее, женщину, природа одарила еще и острым умом!

– Полагаю, тут действительно есть некое поэтическое сходство. Но простите мне, если я надеюсь, что конец будет получше! Ведь эту историю не назовешь счастливой. – Он повел бровью. – Прошу вас, нельзя ли вернуться к главной теме: кто бы мог посылать нам эти письма?

– Признаюсь, я нахожу странным, что в чьем-то распоряжении находятся и ее письма, и письма моего дедушки. Нелепо думать, чтобы это делали два разных человека, – приходится допустить, что отправитель один. Кто знал их обоих?

– Думаю, их знали всего несколько человек. – Алекс уже обдумывал этот вопрос. – Логично предположить участие моей бабушки, потому что она хранит переписку своей золовки. Вдовствующая герцогиня обладает многими талантами, но действовать исподтишка – не в ее стиле. Кроме того, она не станет посвящать кого бы то ни было в эту очень личную переписку. Должен заметить, она находит что роман Анны оскорбляет нашу семью.

– Следуя похожей цепочке рассуждений, я могу предположить, что у отца, вероятно, сохранились бумаги деда. Но вряд ли отправитель – мой отец. Думаю, мы можем отмести эту мысль. Сомневаюсь, что ему хватило бы воображения.

– Я согласен с этим. – Разумеется, Алекс не знал, что за человек ее отец, по вполне понятным причинам. Однако представить, как Хатауэй втайне отправляет письмо собственной дочери? Тем более сыну заклятого врага? – Итак, мы приходим к очевидной мысли, что тут замешан кто-то посторонний. И мне все еще неясны мотивы.

– Давайте потанцуем, – вдруг сказала Эмилия.

Алекс застыл как громом пораженный:

– Прошу прощения?

– Я вижу, что к нам направляется лорд Уэстхоп, – сказала она тихо, однако настойчиво. – Вы пригласите меня на вальс?

«Просто отошлите его восвояси, – подумал он, – как многих прочих!»

Беда только, что ему действительно хотелось с ней танцевать, так почему бы нет, если выпал шанс, черт возьми?

Она смело использовала графа Уэстхопа в качестве предлога.

Уловка не нова, но она удалась, так будь что будет. Эмилия опустила руку на сильную ладонь Алекса Сент-Джеймса и выбросила из головы все тревоги. Он повел ее к площадке для танцев сквозь перешептывающуюся толпу, и она не сразу смогла разобрать, удивлены они или нет, что с ней танцует младший сын герцога Беркли. В конечном счете это не имело особого значения, ведь она так часто представляла себе, как медленно кружится в его объятиях.

Помимо других, сладостных и смущающих душу фантазий. Она почувствовала, как жарко вспыхнули ее щеки, когда он положил руку ей на талию и заглянул прямо в глаза. Эти письма…

«…усыпанная лепестками постель, жест любви! Однако доказал ли ты свою любовь до конца? Я вошла в комнату и уловила аромат… розы и нотку пряного табака. Так я поняла, что здесь был ты, ты подготовил декорации. Дорогой Сэмюел, когда мы встретимся, я позволю себе забыть осуждение тех, кто вокруг нас, хотя мы оба знаем – они тут, даже в момент соединения наших тел. Почему все так? Этот вопрос терзает меня».

– Вы уверены? – Темные глаза Алекса смотрели с тревогой. – Поклянитесь, что вам хватит сил!

– Уверена, как никогда. – Она улыбнулась, завороженная его мужской статью, его запахом, столь отличным от ее собственного, гибкостью его движений…

Оркестр заиграл новый танец, и партнер повлек ее за собой.

– Но вы протанцевали уже три раза.

– Как я уже сказала – я чувствую себя отлично. – Эмилии было безумно приятно, что он заботится о ней. Алекс действительно казался встревоженным.

Не просто отлично – прекрасно! Они кружились среди других пар, но ей не верилось, что это происходит на самом деле – его рука, легко лежащая на ее талии, могучие мускулы плеч под ее пальцами. Тем более что Алекс Сент-Джеймс так легко и весело вел ее в танце, будто танцевать с молодыми незамужними леди было для него самым обычным делом. И они оба согласились на этот танец! Удивлена она или просто рада? Эмилия не могла решить. В конце концов, это было ее предложение.

И отец их непременно увидит среди других танцующих. Кажется, шепот вокруг становится громче. Или это ее воображение?

– Мы рискуем оказаться в центре всеобщего внимания. – Она сумела изобразить беспечную улыбку.

– Полагаю, вы правы, миледи. – Алекс не смеялся, но рот кривился в привычной улыбке, чуть циничной. – Кажется, люди смотрят во все глаза. Вас это раздражает?

Его улыбку она видела во сне. В жарких, волнующих снах, и ее лицо до сих пор загоралось румянцем каждый раз, когда она вспоминала эти сны. Темная прядь волос щекотала его щеку, завиток цвета воронова крыла изящно подчеркивал мужественную линию скулы.

Действительно, вряд ли можно было не заметить, с каким жадным любопытством смотрят на них окружающие.

– Я думаю, здесь нет ничего особенного – просто вы и я, вместе, – небрежно заметила она, хотя в данный момент чувствовала себя отнюдь не беспечно. – Интересно, что они говорят? Повеса и чопорная дочка графа. Как не похоже на вас! Как не похоже на меня!

Но иначе быть не может.

Строчки из письма ее деда были все еще свежи в ее памяти. Все, от начала до конца. Но этот отрывок был наполнен особым смыслом:

«Я не могу получить вас. Я это знаю. Мой ум незамедлительно принял эту истину, но он же ее и отвергает. Разве такое возможно? Я был доволен жизнью. А вы все разрушили. Я не могу думать. Не могу наслаждаться простыми радостями. Не могу смотреть в глаза своей семье…»

– Кому какое дело, что они говорят, Эмилия? – Алекс казался невозмутимым, как истинный аристократ, двигаясь в танце почти без усилий и не сбиваясь с такта. – Но я никогда бы не назвал вас чопорной. Это слово совершенно неправильно трактует отсутствие в вас кокетства. Оно подразумевает отчужденность. Я не согласен. Вы сдержанны, а не холодны. Просто не выставляете напоказ собственную красоту, в то время как все только и ждут, что вы будете вести себя точно самовлюбленная и тщеславная особа.

От его комплимента она смутилась.

– Благодарю, – едва сумела выдавить она.

– Не за что. Я нахожу, что самовлюбленные леди крайне скучны.

– Боюсь, милорд, вы в любом случае находите молодых леди скучными.

– Не всех, – мягко поправил он.

Вероятно, если бы она не была так растрогана, если бы не очарование старых писем и этой роковой любовной связи, наконец, не вальсируй она в объятиях мужчины, о котором грезила каждую минуту дня, она бы этого не сделала. Но Эмилия, не успев понять, что творит, вдруг протянула руку и нежно отвела с его лица эту капризную шелковистую прядь темных волос. Кончики пальцев затрепетали, задев его щеку. А потом ее рука снова опустилась на его плечо.

Ей ничего не стоило бы взять да поцеловать его на глазах у толпы! Ее охватил страх – она сделала такой интимный жест, и весь зал видел это. Однако теперь было поздно; Эмилии показалось, что она слышит, как толпа разом вздохнула. Даже Алекс казался несколько смущенным.

– Если вас беспокоит мнение общества, то, вероятно, вам не следовало этого делать.

Жаркая краска залила ее лицо. Кажется, покраснела даже кожа под волосами.

– Я… Простите, – прошептала она, цепенея. – Я не хотела…

– Сделайте вид, что ничего не случилось. – Алекс едва заметно пожал плечами. – Мы танцуем, и больше ничего. Все очень прилично.

Да уж, прилично. Только теперь у нее было чувство, что все лондонское общество догадалось о том, что их связывает нечто большее, нежели один тур вальса.

Ее подозрения укрепились, когда музыка смолкла, танец закончился и она, обернувшись, увидела, что впереди толпы стоит мрачный отец.

– Обычно он едва удостаивает меня словом. – Эмилия невесело рассмеялась и добавила тихо, так, чтобы слышал только Алекс: – Почему сейчас у меня такое впечатление, что он собирается основательно со мной побеседовать?

– Или со мной, – ответил Алекс, отпуская ее руку. – В любом случае увидимся завтра на рассвете.

– Надеюсь.

Помоги ей Бог – она надеялась всем сердцем.

Она идиотка. Дурочка.

Без сомнения, она была по уши влюблена в Алекса Сент-Джеймса.

Карета раскачивалась туда-сюда, громко стучали колеса, но внутри царило молчание.

Пропади все пропадом, думала София, рассматривая нежный профиль племянницы. Ясно, с этим пора что-то делать. Слава Богу, отец Эмилии не устроил сцену прямо на балу и позволил дочери наслаждаться вечером, как будто ничего не случилось. Однако на балу не было ни одного человека, который бы оставался в неведении относительно того, что за чувства обуревали лорда Хатауэя, когда он видел дочь в объятиях Алекса Сент-Джеймса. София вызвалась отвезти племянницу домой, а зять уехал в свой клуб – наверное, это и к лучшему.

О Боже! Проклятая минута, когда Эмилия протянула руку и пригладила непослушную прядь на глазах всего общества! Не столько жест, сколько выражение ее лица ясно давали понять, что она во власти чувств…

Видимо, настало время вмешаться и выяснить правду, призвав на помощь здравый смысл, вместо того чтобы легкомысленно надеяться, что все образуется само собой.

– Итак, – весело начала София, – как часто ты с ним видишься?

Эмилия, в серебристой шали поверх мерцающего зеленого платья, вскинула голову так, как будто только сейчас поняла, что не одна в карете.

– Что?

– Ты и лорд Александр. Как часто? Я также хотела бы знать – где, потому что тебе запрещено появляться где-либо без сопровождения.

– С чего вы решили, что мы встречаемся?

– Например, наблюдая сегодня за этим интересным вальсом.

– Я просто погладила его по щеке. – Лицо Эмилии слегка порозовело.

– Думаю, если бы ты спросила, как обычно трактуется любопытными зеваками такое прикосновение, ты не сказала бы «просто». – София устремила на нее требовательный взгляд. – Теперь скажи – где?