Текст книги "Немного скандала"

Автор книги: Эмма Уайлдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 20

Степенный лакей сообщил Алексу, что лорд Хатауэй дома. Однако через несколько минут слуга вернулся и вернул Алексу его визитную карточку. Вид у него был смущенный.

– Простите, милорд. Его сиятельство не принимает.

Разумеется, Алекс знал, что граф скорее всего откажется его видеть. Но он надеялся на толику учтивости и хотя бы любопытства – вдруг толкнут чашу весов?

– Никого не принимает, – сухо поинтересовался он, – или только меня?

– Не могу сказать, сэр. – Пожилой лакей заметно волновался, поэтому Алекс понял, что распоряжение относится только к нему, да еще было высказано в весьма нелестных выражениях.

Держа карточку меж пальцев, он снова заставил лакея ее взять.

– Скажите графу, что я сын своего отца, но не герцог собственной персоной. У нас с графом нет разногласий. Напротив, есть одна очень важная тема для разговора. Я просто хочу поговорить с ним о леди Эмилии. Кстати, она дома?

– Нет, милорд. Она у портнихи.

Это к лучшему. Если ее отец вздумает вывести его из дома за ухо, она не услышит криков.

Дворецкий с неохотой взял карточку и снова исчез в глубине великолепного дома. Алекс принялся изучать чудесный столик-маркетри. Возможный исход дела его не особенно тревожил, но он был начеку. Нужно было разыграть партию без главных козырей, чтобы не причинить боли Эмилии.

Он даст ей и помолвку по всем правилам, и официальное бракосочетание при полном одобрении ее отца – если сможет. Поэтому нужно хотя бы попытаться. Для него главным было счастье возлюбленной, и его уважение к ее чувствам должно было служить доказательством его любви. Он хотел получить ее любой ценой. Но если возможно, лучше избежать трений, которые эхом отразятся на их будущем. Весьма вероятно, у них появятся дети – насколько он понимал, первенец мог быть уже в пути. Представить только, что они будут расти на поле раздора между семействами Паттон и Сент-Джеймс!

Нужно уладить дело миром.

– Простите, сэр, но его сиятельство…

Алекс обернулся, его лицо превратилось в маску безучастия, В конце концов, он сын герцога Беркли и с самого рождения видел, что такое ледяное высокомерие.

Никому не переиграть его отца в образе властного, надменного лорда.

Слуга верно угадал значение его взгляда и поспешно отступил:

– Я не уверен, сэр…

– Зато я уверен.

Алекс отлично знал, где находится кабинет его сиятельства – еще с того вечера, когда впервые увидел Эмилию на балконе. Он прошел мимо дворецкого, который не решался его задержать, и начал считать двери. Вот и нужная, а вот и сам Хатауэй за письменным столом, взгляд прикован к какому-то письму. Не поднимая головы, отец Эмилии коротко сказал:

– Надеюсь, Перкинс, вы пришли не для того, чтобы снова предъявить мне карточку Сент-Джеймса.

– Нет.

Звук его голоса заставил Хатауэя поднять взгляд. Презрительная гримаса исказила его лицо.

– Убирайтесь!

Не очень обнадеживающее начало, но Алекс был по-прежнему убежден, что нужно хотя бы попытаться с ним договорить.

– Лишь несколько минут вашего внимания, милорд. Уверен, что вы можете мне их уделить – ради вашей дочери!

– Ради моей дочери? – Его сиятельство встал и в гневе хлопнул ладонью по письму на столе. – Я жду ваших объяснений на этот счет и за вторжение! И черт вас побери, закройте эту чертову дверь, прежде чем откроете рот.

Категоричный тон, сухие приказания. Алекс начал злиться. Однако действительно не дело, чтобы их слышала прислуга. Алекс повернулся и закрыл дверь.

– Я не хотел врываться. Я взывал к чувству чести, потому что Эмилия этого заслуживает, как заслуживает также и ее отец.

Хорошо сказано. И справедливо.

Держась прямо, как натянутая струна, с надменным лицом, граф Хатауэй остался невозмутим.

– Я даже не знаю, каким образом вы могли бы познакомиться с Эмилией.

– Мы вращаемся в одном и том же кругу. – Алекс не собирался поднимать вопрос о поисках ключа. Конечно, они определили судьбу их знакомства, но сейчас речь шла о другом. – Разумеется, я ее заметил. Она самая красивая женщина в Англии.

– Не важно, что вы думаете о ее внешности. Важно то, что…

– Вы ненавидите моего отца, – подсказал Алекс, по-прежнему стоя, ведь сесть ему не предложили. Его вообще сюда не приглашали, но он вовсе не удивлялся враждебному приему. Однако все было куда хуже, чем он предполагал, и, судя по злобному выражению лица графа, улучшения ждать не приходилось. – А ее чувства для вас имеют хоть какое-нибудь значение? Разумный вопрос для того, кто имеет законное право интересоваться ответом. Полагаю, что в целом я здесь именно поэтому.

– Разумеется! – раздраженно выкрикнул граф. – Но еще важнее для меня ее благополучие. Она женщина, она молода. Она мое дитя и моя забота.

Даже намеком не заикнулся о желании видеть ее счастливой. Только родительский долг! Именно об этом предупреждала Эмилия.

– Или моя. Вам нужно лишь дать согласие, сэр.

Воцарилось молчание, холодное как лед.

– Разумеется, вы это несерьезно. – Хатауэй был так категоричен, что Алекс поморщился. – Вы в самом деле просите руки моей дочери? Не будь я так взбешен, я бы смеялся, пока меня не хватил бы удар!

Это был бы заманчивый выход.

Все идет хорошо.

При дневном освещении кабинет графа выглядел знакомым и в то же время другим. Письменный стол, который Алекс в ту ночь обыскивал, сейчас был завален бумагами. В углу возле окна висел интересный пейзаж – залитый солнцем уютный залив, книжные шкафы ломились от книг. Зато стоящий за письменным столом человек казался чуждым этой уютной обстановке – холодный взгляд, неумолимое выражение лица.

– Почему? – спросил Алекс, едва сдерживаясь, чтобы вытянутые по швам руки не сжались в кулаки. Он был просто в отчаянии. – Я отдаю себе отчет, что вы питаете неприязнь к моему отцу и он платит вам тем же. Объясните, кое отношение имеет эта вражда к нам с Эмилией?

– Я не обязан вам ничего объяснять, Сент-Джеймс. Долго ли еще он будет терпеть это унижение?

– Я люблю вашу дочь.

Алекс не собирался быть настолько откровенным, тем более что пока не говорил этого самой Эмилии. Однако его признание все объясняло, и оно было сделано со всей искренностью.

Но Хатауэй процедил:

– Очень мило. Но как, черт подери, вы вообще могли узнать мою дочь?

Прямо как в Библии.

По крайней мере он не произнес это вслух. Враждебность этого человека могла вывести из себя даже святого. Ладно, если бы он этого заслуживал! Едва владея собой, Алекс отрывисто произнес:

– Лорд Хатауэй, я пришел сюда по доброй воле. Понимаю, у вас давняя ссора с моим отцом. Догадываюсь, что ссора – память о том, что произошло между вашим отцом и сестрой моего дедушки. Но не могу взять в толк, почему вы судите меня за то, к чему я не имею никакого отношения.

– Я сужу вас по поступкам, о которых наслышан, и этого достаточно. – Тон Хатауэя своей твердостью напоминал гранит. – Очевидно, что вы унаследовали безнравственность и пороки Сент-Джеймсов. Неужели вы думаете, что я хочу подобного моей дочери? Если так, вам придется переменить решение.

Решительно, теперь было самое неподходящее время, чтобы сообщить ему, что он соблазнил Эмилию. Прохладные туманы Шотландии манили его все сильнее. Но он зашел слишком далеко!

– Слухи – надежнейший источник сведений, чтобы судить о характере мужчины, – ехидно заметил он. Бьющее наотмашь презрение графа просто вынуждало его к подобной непочтительности. – Как правило, я не связываюсь с невинными молодыми леди. Такого вам не шепнет ни один из самых заядлых сплетников.

– Нет. Вы предпочитаете распутных оперных певиц и им подобных.

Опыт многочисленных сражений подсказывал Алексу, когда следует отступить, чтобы пересмотреть план битвы.

– Мое предложение – это достойное предложение, сделанное с уважением и доверием. Прошу иметь это в виду. Приятного дня, милорд.

Потом, повернувшись, он вышел из кабинета, кипя от гнева и отчаяния. Лакей торопливо распахнул перед ним дверь, и Алекс снова очутился под пасмурным небом, торопливо сбегая вниз по ступенькам.

Этот визит был обречен с самого начала.

Эмилия у портнихи. У какой именно? Александр наливался мрачной решимостью. Похоже, Джон прав. Изображать галантного джентльмена значило понапрасну терять время.

– Это принесли для вас, миледи.

Эмилия взяла письмо, чувствуя, как ее унылое настроение – как раз под стать унылому, серому дню – начинает улучшаться. Небрежный почерк на конверте, ее имя четкими, с нажимом, буквами. Она уже поняла, от кого письмо.

– Благодарю, – сказала она невозмутимо. Она была босиком и в одной сорочке, и ей не терпелось примерить новое платье.

Помощница модистки, которая принесла письмо, изо всех сил делала вид, что ей неинтересно.

Впрочем, ее выдавали глаза они так и горели от любопытства.

Эмилия уже знала, что Алекс действует на женщин неотразимо. Она не смогла долго сдерживаться. Вскрыла конверт и пробежала глазами строчки послания.

Если Алекса узнали, когда он принес письмо, половина Лондона узнает об этом не позднее полудня. Но ей было все равно.

Сидя в кресле, тетя София бросила рассматривать модный журнал. Она умела читать по лицу Эмилии.

– Понимаю так, что наш визит окончен, – сухо возвестила она. – Могу я предположить, что записку прислал некий молодой человек, от которого мы ждали сообщения?

– Можете. А мне на самом деле наскучили эти примерки, – сказала Эмилия, сходя с небольшого подиума. Письмо было аккуратно сложено и как раз уместилось в ее ладони. – Мне довольно платьев.

– Дорогая, женщине всегда мало платьев.

– Мои наряды гораздо скучнее ваших, – честно призналась она. – Никакого разнообразия, только цвет слегка меняется тут или там. Все одно и то же.

– Когда станешь замужней дамой, сможешь позволить большее.

– Тогда, может быть, поспешим, чтобы поскорее оказаться замужем?

Преувеличенно тяжело вздохнув, София захлопнула книгу с фасонами и лукаво усмехнулась:

– Полагаю, мне стоит воздержаться от покупки того восхитительного лионского шелка цвета фуксии с зелеными полосками!

– Хорошо бы, – со смехом ответила Эмилия. – Такого ужаса не выдержите даже вы, тетя.

– Нет? – грустно спросила София.

– Нет, – твердо ответила Эмилия, пожав плечами и представив себе жуткую, картину ее тетя в переполненной гостиной, в веселеньком розовом, в ядовито-зеленую полоску платье. – Скорее оденусь, и мы поедем.

Она быстро надела муслиновое платье с помощью одной из девушек в мастерской, без затей зачесав волосы наверх и выпустив несколько случайных прядей. София дожидалась в соседней комнате, заваленной отрезами тканей. Естественно, ее внимание сразу же привлекла ярчайшая турецкая парча.

Когда они очутились на улице, Эмилия обнаружила, что тетя была не единственной, кто ее дожидался.

Вот и он.

Алекс стоял возле кареты, непринужденно болтая с кучером, словно дружеские беседы с прислугой были обычным делом для сына герцога. Когда она появилась на пороге, он поднял голову и разговор оборвался.

Ее сердце тоже оборвалось, когда Алекс улыбнулся. Солнце закрывали низкие грязно-серые облака. Улицу заполняли разносчики и пешеходы, но Эмилии и Алексу казалось, что они одни под сияющим солнцем.

– Миледи. – Он подошел, чтобы поприветствовать тетю, вежливо склонившись к ее руке.

– Лорд Александр, – ответила она тихим, довольным голосом. – Очень странно видеть вас здесь. Вы часто присматриваете за этим достопочтенным портновским заведением?

– Нет. Признаюсь, что нет. – Его взгляд снова отыскал Эмилию. – Сегодня я допустил промах, – сказал он очень тихо. – Не то чтобы очень серьезный, но тем не менее это было ошибкой.

Очевидно, ее сердце не совсем перестало биться, потому что оно глухо застучало в груди. Он был прекрасен, как всегда, безупречно одетый в темно-рыжего цвета бриджи и темно-синий сюртук. Начищенные сапоги блестели. Тот самый лихой черный завиток волос, наделавший столько шуму после их единственного вальса, снова упал ему на щеку.

– Было наивно полагать, что ее отец согласится, – безмятежно сообщила София. Она сделала кучеру знак открыть дверцу экипажа.

– Вы знаете, что я ходил повидаться с ним? – удивился Алекс.

– Отправиться к нему и было бы промахом. Легко догадаться.

– Да. Что ж, теперь он знает, чего я хочу. – В голосе Алекса слышалось сожаление. – То есть это меняет правила игры, так сказать.

Он ходил к ее отцу, сказал, что хочет взять ее в жены, но не открыл, насколько это необходимо. Ей нетрудно было прийти к такому заключению.

– Боюсь, – тихо сказала Эмилия, чтобы не услышали снующие вокруг прохожие, – вас можно обвинить в избытке совести, милорд. Я ценю вашу попытку добиться разрешения у отца.

Его очаровательная улыбка на сей раз вышла печальной.

– Исключительно неудачная попытка!

Пусть неудачная, но она была тронута тем, что он ради нее сделал. Несомненно, ему пришлось пережить очень неприятную сцену.

– Могу я предложить закончить разговора более приватной обстановке, нежели на людной улице? Лорд Александр, не подвезти ли вас? – Тетя Софи обратила внимание на двух дам, которые остановились перед витриной магазина, не слишком далеко, и перешептывались, наблюдая за ними самым бесстыдным образом. – Это леди Друри и ее дочь. Встреча не останется в тайне.

– Если увидят, что я сажусь в вашу карету, леди Маккей, вы окажетесь замешанной в том, что произойдет дальше. Поэтому нет, благодарю вас. Кроме того, у меня есть собственный экипаж.

Тетя Софи посмотрела на него с недоумением:

– Что произойдет дальше?

– Я собираюсь похитить вашу племянницу.

Что он сейчас сказал? Изумленная, Эмилия смотрела на него во все глаза.

Лицо ее тети расцвело коварной улыбкой.

– Замечательная мысль, лорд Александр. Как это я сама не додумалась? Или, погодите минутку, – наверное, все же додумалась.

– Ваш мудрый совет был, несомненно, принят к сведению. – Слегка поклонившись, он предложил Эмилии руку. – Что вы скажете, дорогая? Я мог бы перебросить вас через плечо, как разбойник, но, должен признать, такое обращение с дамой мне всегда казалось несколько недостойным.

– Но вы не можете похитить женщину, если она идет с вами по доброй воле, – возразила Эмилия, едва сдерживая желание самой прыгнуть ему на руки. К черту общественное мнение и любопытную леди Друри! Она протянула Алексу руку, и он сжал ее пальцы.

– Значит, мы сообщники, – ласково сказал он, – в нашем обмане.

– Чудесно звучит. – Не глядя на толпу пешеходов, на изумленное лицо кучера тети Софи, она шагнула к нему и снова убрала с его щеки этот загадочный темный завиток.

Алекс улыбнулся, но темные, как полночь, глаза оставались серьезными.

– Если вы уедете со мной, обратного пути не будет.

– Чудесно звучит, – шепнула она, радуясь всем сердцем.

Глава 21

Подняв руку, чтобы постучать, София вдруг задержалась в нерешительности и прошептала своему спутнику:

– Говорила ли я, как я рада, что вы согласились меня сопровождать?

– Несколько раз, моя дорогая. – Ричард, как всегда, был само спокойствие. И выглядел он, как всегда, светски утонченным в черных бриджах и сером сюртуке. Усы расчесаны, седые волосы безупречно уложены. – Естественно, я бы держал вашу сторону в любом суде, в любом несчастье, не говоря уж о том, чтобы уберечь вас от вероятного гнева вашего зятя.

– Вероятного? – мрачно усмехнулась София. – Это все равно что сказать: «Вероятно, завтра настанет новый день». Да он убьет меня от ярости.

– Тогда не будем тянуть. Позвольте мне. – Ричард решительно постучал, и через минуту их провели в кабинет Хатауэя.

Все это хорошо и мило – изображать добрую сваху. София все еще сожалела, что отпустила Эмилию с Сент-Джеймсом без особых возражений – если честно, она ее очень даже поощряла. Однако как же было нелегко сообщить Стивену Паттону, что его дочь сбежала, чтобы выйти замуж вопреки его воле!

Ее назначили, компаньонкой, и, несмотря на блестящее начало, она все же умудрилась допустить, чтобы ее подопечная влюбилась в человека, который меньше всех в Лондоне годился ей в женихи – по мнению отца! К тому же Александр Сент-Джеймс скомпрометировал девушку, и она была рада с ним сбежать!

У Хатауэя есть все основания гневаться.

Но если бы ей выпал шанс начать все сначала… Вероятно, она последовала бы тем же курсом. Ей было достаточно увидеть, как Эмилия протягивает руку и ласково отводит непокорную прядь ему за ухо. Ее лицо в этот миг, сияющее от счастья… И София расправила плечи, приветствуя зятя решительным взглядом.

– Надеюсь, мы не отрываем вас от важных дел, Стивен?

Хатауэй поднял глаза, отмечая присутствие Ричарда, и нахмурился, откладывая в сторону перо.

– Я отвечаю на письма. Но, думаю, это может подождать. – Он скупо улыбнулся: – Кажется, сегодня день вторжений.

Он намекал на визит Сент-Джеймса, и это не обнадеживало.

София выбрала кресло, куда не добирались солнечные лучи, и сложила руки на коленях. Ричард предпочел встать рядом. Хатауэй выжидающе смотрел на них, переводя взгляд с Софии на Ричарда.

– Итак?

– Эмилия сбежала.

– Что?

Она выпалила:

– Я чувствовала, что это мой долг – по крайней мере сказать тебе, прежде чем ты начнешь тревожиться из-за ее отсутствия.

– Как мило. – Он говорил с такой ледяной холодностью, что ей начало казаться: она где-то в приполярной Америке. Хотя там сейчас было бы безопаснее. Стивен снова сел, его лицо оставалось невозмутимым. – Сент-Джеймс, разумеется?

Разве могла она отрицать? Кроме того, лишь полный дурак не связал бы визит Алекса и отказ Стивена с последующим побегом. Молодой человек тоже рассудил верно, потому что так Эмилия избежала участи быть запертой или насильно выданной за угодного отцу жениха.

Зато София оказалась в чертовски неудобном положении.

Хатауэй сварливо продолжал:

– Я понимаю так: поскольку вы, мадам, знаете о катастрофе, она случилась при вашем участии?

– Я ей не способствовала, – строго ответила она, выпрямляясь в своем кресле. В ее возрасте выслушивать брань, будто она провинившаяся школьница! София начинала сердиться.

– Но очевидно, не сделали ничего, чтобы ее предотвратить.

– Он дожидался нас на улице возле модного магазина. – Благодаря наблюдательной леди Друри Хатауэй в любом случае узнает эту часть истории, поэтому лучше всего признаться честно.

– И вы просто позволили ему ее уговорить?

– Ее не пришлось уговаривать.

– Почему вы их не остановили? – Хатауэй уже почти кричал.

– Вы видели Александра Сент-Джеймса, милорд? – Она старалась, чтобы голос не выдал ее сарказм. – Это высокий, могучего сложения молодой человек. Объясните, как, по-вашему, я могла его остановить?

– Я не имел в виду – в физическом смысле, мадам, и вы это знаете. К моему прискорбию, Эмилия, кажется, прислушивается к вам. Если, конечно, он не принудил ее силой…

– Он ее не принуждал. Она в него влюблена. Сомневаюсь, что могла бы найти такие слова, чтобы убедить ее остаться.

Воцарилась тишина, которая, казалось, грозила взорваться, как вулкан.

После нескольких минут напряженного молчания ее зять сказал тоном едкой насмешки:

– Могу я теперь сообщить, что все это время тревожился, как бы вы не оказали на мою дочь дурного влияния?

Обидно, но этого следовало ожидать. София даже радовалась, что он это сказал. Она вздернула подбородок.

– Могу я сказать сейчас, – ответила она упреком на упрек, – что у вас на нее вообще не было влияния?

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, чего она хочет?

– Я охотно предоставил ей выбирать самой – только не Сент-Джеймса.

– Но она как раз хочет его.

– Она может выбрать кого-нибудь другого. Боже правый, женщина, что вы наделали?! – Хатауэй вскочил, его лицо побледнело. – Ваши нелепые наряды, пренебрежение условностями! Но я закрывал на это глаза ради памяти моей покойной жены. Однако позволить, нет, поощрять столь скандальное поведение моей дочери, не заботясь о ее будущем…

София предполагала, что разговор будет не из легких, но подвергать сомнению ее любовь к Эмилии не собиралась. Она сухо перебила:

– Я ее обожаю. И она это знает. Можете ли вы сказать то же о себе?

– Как вы смеете?!

– Смею, потому что имею на это право – ведь я знаю ответ на этот вопрос. Она не знала, питаете ли вы к ней хоть каплю любви или нет. Вам должно быть стыдно…

– Репутация леди Маккей безупречна, – спокойно перебил Ричард, не давая Софии разразиться гневной тирадой. – Надеюсь, вы не станете возлагать на нее вину за произошедшее.

Он мягко дотронулся до ее плеча.

– Я не был бы так в этом уверен. – Стивен сверлил ее гневным взглядом. – Я доверил вам будущее моей дочери! Смотрите, что из этого вышло!

– Она полюбила, – сообщила София, смело встречая его обвиняющий взгляд. – Вероятно, вместо порицания я даже достойна некоторой похвалы.

– Любовь, – презрительно фыркнул он, его щеки побагровели от злости.

– Может, вы слышали, что на свете бывает любовь? Ведь вы были женаты.

Удар попал в цель, и его щека непроизвольно дернулась.

– Эмилия? С сыном Беркли? С тем же успехом вы могли бы отправить ее прямиком в ад, познакомиться со всем дьявольским отродьем. Я прихожу к заключению, что у меня за спиной был организован заговор.

– Бога ради, – устало сказала София, – да они могли бы действовать у вас прямо под носом. Вы бы все равно ничего не заметили.

– Знаю, что вы его недолюбливаете. Однако Беркли – человек достойный. – Пальцы Ричарда успокаивающим жестом сжали ей запястье. – И об Алексе Сент-Джеймсе нельзя судить по делам его семьи. Хотя в глазах большинства, когда речь о браке, подобное родство честь, а не изъян.

– Этот негодяй сбежал с моей дочерью!

– Он любит вашу дочь и намерен сделать ее своей женой. – София продолжала отстаивать выбор племянницы. – В таком аспекте его поступок выглядит по-другому. Как я понимаю, он приходил к вам за разрешением на брак.

– Подобная осведомленность о деталях усугубляет вашу вину. Куда они отправились?

– Понятия не имею. – По крайней мере в этом она могла не лгать. Молодой человек со связями Сент-Джеймса мог увезти ее куда угодно. В Шотландии для заключения брака не требовалось церковного оглашения, но и в Англии, если постараться, можно было обойти существующие ограничения.

– Я разыщу их, и, когда найду…

– Сара одобрила бы свою дочь.

Стивен вздрогнул, словно она ударила его по лицу. Он смертельно побледнел.

– Вы ищете оправдания своему позору.

– Нет, я объясняю свой триумф. – София встала, не обращая внимания на предостерегающий жест Ричарда, и набрала в грудь побольше воздуху. – Ваша ссора с герцогом, несчастья прошлого – это ваши, и только ваши, проблемы. А теперь, с вашего позволения, скажу, что считаю свой долг выполненным.

Не запнись она об уголок ковра, покидая кабинет, ее царственный уход был бы более эффектным. Ричард поймал ее руку, помогая обрести равновесие, и они вместе вышли из дома.

– Вы держались, точно разъяренная львица, защищая своего детеныша, – сказал он ей, когда они спускались по ступенькам к ожидающему экипажу.

Мрачная погода слегка разгулялась, и показался краешек голубого неба, а с ним и солнечный проблеск. Она обреченно вздохнула:

– Неужели и впрямь я презираю условности, а мои наряды столь уж нелепы?

– Отчасти в этом и состоит ваше очарование, – заверил он ее с невозмутимой учтивостью. – А теперь, когда развлечение окончилось, не отобедаете ли со мной?

«Моя дорогая Анна!

День пасмурный, сад умирает, чувствуя приближение зимы. Холодный ветер уносит листья, разбрасывая их на мокрой лужайке в парке. Возможно, это погода виновата в моем унынии: однако, как бы я ни предавался печальным воспоминаниям, мне становится только хуже. Вас нет со мной.

Как просто звучит! И как трудно это осознать!

Я пытаюсь вспомнить время, когда я не любил вас, но не могу. До вас жизни не было, да и после не будет…»

Сегодня тоже выдался пасмурный денек, но, несмотря на менее чем бесполезную встречу с лордом Хатауэем, настроение у Алекса было лучше некуда. Алекс припомнил начальные строки последнего полученного им письма и решил, что вполне понимает чувства автора. Он открыл дверь скромного дома и отступил, пропуская вперед Эмилию.

«Что, если бы вы любили того, кто никогда не стал бы вашим?» Он не верил в измену, но, возможно, начал лучше понимать историю Сэмюела и Анны, хотя по-прежнему был убежден, что правда все еще скрыта – несмотря на помощь писем.

– Но это, – воскликнула Эмилия, обводя взглядом скромно обставленный холл, – не похоже на карету, которая мчится на север! Мне казалось, что мы бежим.

– Так и есть. Но Шотландия довольно далеко, и в этом мире многое решают друзья, – весело сказал он, закрывая дверь. В доме было чисто, мебель простая, но хорошей работы. Старинное кресло-качалка возле сложенного из камня очага так и манило присесть, низкие балки потолка за много лет потемнели, нагреваясь живительным огнем камина; простой тканый коврик был выполнен в нежных оттенках кремового и коричневого. У окна главной комнаты стояла кушетка. Натертый до блеска коридор вел наверх – наверное, там располагалась спальня. Как и уверял Майкл: уединенный дом, недалеко от Лондона, за окнами мирно течет река… Алекс принялся объяснять:

– Особое разрешение, один епископ, которого я знаю лично, и два надежных свидетеля, которые не заикнутся о венчании до тех пор, пока мы не разрешим им говорить. Что ж, если не вышло по-другому, это гораздо лучше, чем скакать в Шотландию. Кроме того, никто не знает, где мы. Ваш отец, возможно, уже снарядил за нами погоню.

Она была ошеломительно прекрасна в этом дневном платье нежно-розового цвета. Эмилия смотрела на Алекса, и ее лазурные глаза сияли.

– Восхитительное уединение. Что за чудесный подарок!

Он хотел ее поцеловать. Нет, ему необходимо было это сделать. Обнять ее.

– Поблагодарите маркиза Лонгхейвена, когда увидите его завтра на венчании, – прошептал он, придвигаюсь ближе, чтобы заключить ее в объятия. – Майкл – мой особенный друг, тем более в данном случае!

Ее волосы были как темный янтарь в приглушенном полуденном свете, который струился сквозь глубоко подсаженные окна, выходящие на Темзу. Она словно таяла, нежась в его объятиях. Губы раскрылись, ожидая поцелуя. Эмилия обняла его за плечи и, глубоко вздохнув, прильнула к нему.

Алекс ни на миг не мог забыть о ночи, которую они провели вместе. Разумеется, теперь он снова воспламенился желанием.

Вспыхнул, как спичка.

Завтра Эмилия станет его женой. Но сегодня им предстоит быть просто любовниками. Однако он был намерен сделать эту ночь перед свадьбой такой же незабываемой, как и самую первую.

– Я слишком много думаю о вас, – признался он, когда прервал поцелуй, чтобы оба могли отдышаться. – Я просто схожу с ума. Клянусь, скажи мне кто-нибудь месяц назад, что я смогу испытать подобное, я бы рассмеялся ему в лицо.

– Вы? – рассмеялась Эмилия, и ее длинные ресницы затрепетали. – А меня силой увезли в Лондон, где заставили расхаживать парадом перед каждым более-менее подходящим женихом, угодным моему отцу! Это было, словно меня заставили играть в дурной пьесе, и я не могла встать и уйти. Назовите меня идеалисткой, но я мечтала вырваться из ловушки. Правда, я никак не предполагала, что решение явится в виде незнакомца на моем балконе…

– Думал ли я, что просьба бабушки приведет меня к вам? К этому? – Он поцеловал ее шею, пальцы прошлись вдоль выреза платья, готовые коснуться роскошной плоти.

– Вашей бабушки?

Алекс замолчал. Страсть не лучший помощник в том, чтобы хранить тайны.

– Я оговорился.

– То есть вы не можете мне сказать. – Эмилия взъерошила его волосы. – Разумеется, когда я стану вашей женой…

– Завтра. – Он легко подхватил девушку на руки.

– Завтра. – Она слабо, робко улыбнулась в знак согласия. – Вы расскажете, почему бабушка отправила вас искать ключ, который вы так и не нашли?

– Разве новое обещание отменяет данное прежде? – Он направился к лестнице, перекинув юбки Эмилии через руку.

– Вопрос этики, – рассмеялась Эмилия, ее легкий смех наполнил весь дом. – Но я не знаю ответа, и, честно говоря, мне все равно. Однако предупреждаю, что утром мое настроение, возможно, переменится.

Он не винил ее за любопытство, но тем не менее не собирался рассуждать на тему, что важнее – сохранить данное бабушке обещание или оказать доверие жене.

– У вас будет прекрасное настроение, – заверил он Эмилию. Подковы его сапог громко стучали по деревянному полу.

Плечом отворил дверь в первую спальню и решил, что Майкл, наверное, гений. Постель под балдахином, простой шкаф, вид на неторопливую реку из окна, луга на другом берегу – сущая благодать!

Эмилия ласково коснулась его щеки подушечками пальцев.

– Кажется, мне нравится, что меня похитили.

– Обещаю, вам понравится еще больше. – Он сверкнул дерзкой улыбкой. От Эмилии исходил аромат, который живо напоминал о жаркой страсти и запретном наслаждении. – Вы всегда были такой несдержанной?

– Испытайте меня.

«Возьмите меня».

Ему был знаком этот женский взгляд, эта деликатная игра глаз. И никогда еще не приводила она его в такой восторг, потому что их с Эмилией связывал не скоротечный флирт, а чувство на всю жизнь.

– Так я и сделаю, – обещал он лукаво, но от чистого сердца.

На этот раз, когда он ее раздевал, она раздевала его – тонкими и проворными, но не очень умелыми пальчиками. Платье первым упало на пол, прошелестев легкой материей. Одним движением плеч был небрежно сброшен сюртук, который тоже очутился на полу. Она расстегивала пуговицы его рубашки, одну за другой, а потом взялась за застежки бриджей. Ему пришлось сдержать стон, когда она задела рукой возбужденную плоть.

– Эмилия…

Она осталась в одной сорочке и чулках. Услышав хриплый стон, удивленно взглянула на него, сражаясь со второй застежкой:

– Да?

– Вы меня убиваете, – честно признался он. – Я сделаю это быстрее.

– У вас больше практики, – сказала она, опуская руки.

– Я каждый день раздеваюсь сам, – с улыбкой согласился он. Ему не хотелось говорить о том, что его бриджи могли расстегивать другие женщины. На самом деле такого не было, по крайней мере он не помнил. Однако сейчас явно возникла тема других женщин. И он тихо объяснил, как будто она в самом деле спросила:

– Я очень закрытый человек. Читаю книги. Управляю отцовскими поместьями, встречаюсь с друзьями и обсуждаю политику. В последнее время я встаю на рассвете, чтобы встретить одну прекрасную леди на конной прогулке. В этом моя жизнь, теперь и вы ее часть. Забудьте все остальное, что вам могли наговорить.

– Отныне мы сможем вставать вместе. – Ее ответная улыбка была как рассветное солнце, радостная, сияющая.

– С одной и той же постели, – согласился он, сбрасывая последнюю одежду. Он не мог больше ждать – ему не терпелось снова ощутить ее под собой, теплую, влажную и покорную.

– Мы не станем традиционной светской четой с раздельными спальнями? – Эмилия рассмеялась. Волосы сияющей волной рассыпались по телу в его восхитительной наготе.