Текст книги "Немного скандала"

Автор книги: Эмма Уайлдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28

– Вероятно, – холодно сказал герцог, мы могли бы отправиться в полночь обшаривать склеп с факелами в руках, распевая псалмы.

Его сарказм не тронул Алекса. Его голос звучал с прежней безмятежностью, непринужденная поза в кресле у камина внушала мысль, что ему безразлично, чем закончится беседа. Но Эмилия знала, что это не так.

Ее муж заметил как бы между прочим:

– Майкл редко ошибается. Кроме того, он смотрел. Я просто предложил – может, и нам тоже взглянуть? Могу с уверенностью утверждать, что гроб не опечатан.

Эмилия заметила, что бабушка Алекса совсем притихла. Поскольку ей самой довелось увидеть, эти прекрасные сапфиры на шее Анны на портрете, которому Симеон дал название «Соблазнительница», она уже заподозрила, что на самом деле произошло много лет назад.

Алекс невозмутимо продолжал:

– Подумайте! Преступная связь Анны и Сэмюела не могла довести до добра.

Он взглянул на жену, которая сидела на краешке обитого бархатом стула, сжимая в пальцах стакан шерри.

– Беру свои слова обратно, – мягко поправился он, глядя на нее сияющими глазами, и ее сердце таяло от взгляда любимого. – Этот роман привел к чуду, но сейчас не об этом. Я думаю, Майкл прав. Смерть Анны была инсценирована, и дедушка отослал ее за границу.

Их взгляды встретились, и сердце Эмилии затрепетало. Интересно, всегда ли будут они смотреть друг на друга этим особенным взглядом, способным сказать все, как будто окружающий мир в эти минуты переставал существовать…

– Это нелепица? – со злостью в голосе воскликнул герцог.

– Право же, Маркус, – холодно возразила его мать, – не такая уж нелепица.

– Что?! – взвился всегда сдержанный герцог, с гневом воззрившись на мать. Очевидно, он был потрясен.

– Она была влюблена до безрассудства, как только умеют молодые девушки. – Герцогиня сидела прямо, как будто ее спина была из стали. – Когда ее роман стал достоянием публики, я говорила с ней, пытаясь образумить. Но она и слышать ничего не хотела.

Их было четверо в гостиной, окна которой были открыты навстречу чудесному летнему дню. Эмилия тихо сказала:

– Простите, ваша светлость, но из ее писем следует, что она отлично понимала – они не могут быть вместе, да она и не хотела разрушать чужой брак.

– Дитя мое, то, что очень молодая и очень глупая женщина может понять, зачастую сильно отличается от того, что она делает. – Герцогиня подняла бровь. – Полагаю, вы сами можете быть тому примером. Разве не вы совсем недавно вышли замуж за моего внука против воли собственного отца?

Она не смогла сдержать краску стыда. В словах герцогини была правда. Алекс заступился за жену:

– Но я не был женат. Полагаю, Эмилия хочет сказать: в письмах их обоих мы слышим отчаяние. Если дедушка нашел способ удержать сестру от безрассудства и дать ей новую жизнь, это был разумный выход в их неразумном положении. В конце концов, у нее не было надежды на будущее с человеком, который не мог на ней жениться.

– Я всегда думала о нем как о человеке в годах, потому что он был моим дедушкой, – сказала Эмилия. – Но по правде, он был примерно одного возраста с Алексом, когда это случилось.

– Действительно, старая развалина, – саркастически заметил Алекс. Но он улыбнулся, и Эмилия еще больше полюбила его за то, что он старался примирить обе стороны, при том что его отец и бабка просто излучали неодобрение. – Почему нет? – увещевал он. – Просто расскажите нам, что же произошло.

Герцогиня, прямая как палка, смерила его холодным взглядом:

– Лонгхейвен готов поклясться?

– Лонгхейвен никогда не клянется. Это не в его характере. Просто он не стал бы говорить, не будь это правдой. – Алекс был спокоен, и это ободряло Эмилию. – Если он утверждает, что в гробу драгоценности и ничего больше, я уверен – это правда. Понятия не имею, как он узнал, что ключ открывает семейный склеп. Но он был в этом настолько уверен, что не поленился сходить и проверить.

– Тебе следовало найти ключ и отдать мне. И мы избежали бы всего этого.

– Чего «всего этого», мама? – раздраженно спросил герцог. – Кажется, я готов согласиться с Алексом и его женой.

«Его женой». Не свидетельство теплого приема, но хотя бы признание ее прав. Эмилия тихо сказала:

– Картина сейчас выставлена в Лондоне. Там изображена Анна, не так ли? На ней ожерелье из фамильного наследия Паттонов. Я узнала его, когда была на выставке Симеона. Должно быть, дедушка подарил его Анне.

– Было очень модно ему позировать, – сухо согласилась герцогиня.

Ее слова подтверждали правоту Эмилии.

– Это теория Майкла, и знаю по собственному опыту – кстати, и корона поддержала бы меня – он редко ошибается. Хотите послушать? – Алекс отошел от стены, где стоял, опираясь плечом о каминную полку. Он был настроен решительно.

– Нет.

– Да.

Герцог и вдовствующая герцогиня ответили одновременно, сверля друг друга неодобрительным взглядом.

– Не упорствуйте, мама. – Свекор Эмилии перевел властный взгляд на младшего сына. – Прошу, продолжай. Я устал от этой драмы, преследующей меня всю жизнь.

Алекс улыбнулся так, как умел улыбаться только он, – очаровательно и загадочно.

– Начну с самого начала. Леди Анна и лорд Хатауэй встретились и безумно полюбили друг друга. Назревал скандал, грозящий погубить обе семьи. В результате у Анны, каких бы своенравных взглядов на жизнь она ни придерживалась, почти не осталось выбора. Ее любовник не собирался бросать законную супругу. А она не собиралась мириться с ролью его официальной любовницы. Но, как только что заметила бабушка, слово уже было сказано, и пошли слухи. Поэтому Анна согласилась на инсценировку гибели в реке. Очевидно, она отослала любовнику ключ от фамильного склепа. Я сначала не мог понять, почему она просто не вернула ожерелье. Но полагаю, она хотела, чтобы он раскрыл правду насчет ее мнимой смерти.

Вдовствующая герцогиня хранила ледяное молчание.

– Но по какой-то причине он не расшифровал ее послания, – тихо добавил Алекс. – И я думаю, бабушка, что вы могли бы заполнить бреши недостающих фактов. В конце концов, это вам внезапно, во что бы то ни стало, понадобился ключ.

Эмилии казалось, что бабушка Алекса откажется говорить, но затем пожилая дама вдруг тяжело вздохнула, ее плечи слегка поникли. Вокруг рта залегли глубокие морщины.

– Думаю, это очевидно! Я хотела заполучить ожерелье. Когда Хатауэй увидел бы портрет Анны с ожерельем, он бы потребовал его обратно, справедливо полагая, что оно у Сент-Джеймсов. Никто, – она одарила внука гневным взглядом, – не должен был заглядывать в гробницу. Именно это я и хотела предотвратить.

– Поступки Лонгхейвена нельзя предугадать. Но не тревожьтесь. Он никому не скажет. – Было непохоже, чтобы Алекс раскаивался. – Вам стоило лишь сказать мне правду, и я бы вскрыл замок. Вернул бы ожерелье, и мы все были бы избавлены от этой драмы.

– Я лишена твоих сомнительных способностей, о которых не желаю ничего знать. И я не желала, чтобы и ты заглядывал в ее гроб. Мне нужен был ключ, чтобы самой пойти и взять ожерелье.

Эмилия была близка к разгадке.

– Вы не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что она не утонула, – тихо сказала она. – Даже Алекс.

– Или ваш сын. – Голос герцога, казалось, утратил привычную звучность. – Почему, мама? Ведь не из-за того, что мы не умеем держать язык за зубами. Совсем не из-за того.

– Ваш отец заставил меня дать обещание, – сказала она резко. – Не важно, что он и Сэмюел были в раздоре из-за Анны. Он не хотел, чтобы его семья знала: он убил своего друга.

– Убил? – Эмилию вдруг бросило в холодный пот. Ладони сделались влажными и липкими. – Он его убил?

– Разумеется, не буквально.

– Тогда вам придется объясниться. – Глаза Александра смотрели жестко. Руки были сложены на груди.

– Прекрасно. – Его бабка сжала губы, а затем заговорила сухим, надтреснутым голосом: – Вот что случилось. – Ее холодный взгляд обвел всех присутствующих по очереди. – Надеюсь, ничто не выйдет за пределы этой гостиной. Анна и Сэмюел впервые увидели друг друга, когда он приехал с визитом сюда, в Беркли-Холл. Очевидно, у них был мезальянс. Когда она понесла ребенка, выбора не оставалось, мне пришлось сказать Чарлзу. – Она взглянула на герцога, сцепив сложенные на коленях руки. – Вы помните отца. Нет нужды говорить, что он почувствовал себя обманутым. Он был в ярости – и он сожалел.

– Могу представить. – Герцог обрел прежнее самообладание. – Прошу вас, продолжайте.

– Казалось разумным разыграть ее смерть. Беременность, затем потеря ребенка. Анна начала понимать, что в этом нет ничего романтического. Зато были последствия их проступка. Ее репутация погибла, Сэмюела считали изменником супружескому долгу. Так не могло продолжаться. Анна согласилась разыграть свою смерть. – Герцогиня сделала паузу. – Лишь несколько недель назад я узнала о существовании картины Симеона и о том, что она послала Сэмюелу ключ от семейного склепа.

– Как вы это узнали? – мягко, но настойчиво поинтересовался Алекс.

Как ни странно, герцогиня вдруг повернулась к невестке. Эмилия храбро выдержала ее взгляд.

– Мне написала Анна. Предупредила о портрете и о том, что на ней то самое ожерелье. Тогда-то она и объяснила насчет ключа. Она прослышала, что внучка Сэмюела теперь молодая женщина, и захотела, чтобы ожерелье вернулось к настоящим хозяевам.

Алекс был уверен, что скорее согласится, чтобы ему вырвали ногти, один за другим, чем станет изводить допросом собственную бабушку. Скрипнув зубами, он спросил со всей любезностью, на которую был способен:

– Значит, все это время вы состояли в переписке со своей золовкой?

– Да.

Отец произнес нечто неразборчивое, а затем воскликнул:

– Италия, Сорренто! На это имение выделялись средства, о характере которых я ничего не знал. Я пытался навести справки, когда унаследовал его после смерти отца, но адвокаты отказывались сообщить, кто получает эти деньги. Я всегда думал, что это любовница или незаконнорожденный ребенок… Почему, черт возьми, отец мне не рассказал?

Герцогиня, растерянно моргая, с трудом вымолвила:

– Разумеется, он чувствовал себя ужасно виноватым. Маркус прошу, поставь себя на его место. Во-первых, он не сумел обеспечить достойного будущего сестре, как велел долг брата. Потом ему пришлось убедиться, что она пала, да еще оплакивает потерю ребенка, которого носила. Ее падение перестало быть тайной, потому что пришлось вызывать акушерку, а слуги знают все. Сердце Анны было разбито, и дважды. Но она была молода, а молодость способна забыть старые раны. В Англии ее репутация погибла безвозвратно. За границей она могла начать все заново.

Голос Эмилии был робок, но голову она держала гордо.

– Я не осуждаю его выбора, но объясните мне: как смерть моего деда могла все решить, особенно если он думал, что Анна мертва?

– Чарлз его не убивал. Дуэли не было.

Воцарилось гробовое молчание. Эмилия сидела, чуть раскрыв рот, испуганное выражение ее лица вполне соответствовало охватившему их ужасу.

– Сэмюел совершил самоубийство, – услышал Алекс слова своей бабки. Ужасное признание лишило его дара речи. – Он застрелился на берегу реки, там, где, по его представлениям, утонула Анна. А Чарлз всю жизнь нес бремя вины. Он предложил решение, которое нам казалось наилучшим, но никак не думал, что его друг способен лишить себя жизни, как только узнал о гибели Анны.

– Значит, он лгал, говоря, что они стрелялись на дуэли, ради того чтобы спасти семью Хатауэя? – хриплым голосом спросил Алекс.

– Ради Анны, – возразила герцогиня, сохраняя величественное спокойствие. – Ради человека, которого он некогда называл другом. Да, и ради семьи Паттон, потому что он никак не предполагал, какие трагические последствия может иметь его решение, казалось бы, столь удачное.

– А как Анна узнала, что картину собираются выставлять? – поинтересовался Алекс. Его тревожило угрюмое молчание отца и потрясенное выражение лица Эмилии.

– Не знаю, – с несомненной искренностью ответила его бабка. – До того как пришло ее письмо, я и понятия не имела ни о картине, ни об ожерелье. Разумеется, я знала, что много лет назад она позировала Симеону. Но, по правде говоря, я никогда не интересовалась, что сталось с картиной. Мне только и нужно было, что найти ключ и отправиться в склеп. Чтобы, если Хатауэй захочет узнать, куда делось ожерелье, просто вернуть ему сапфиры. Сделай я вид, что у меня его нет, он мог бы задуматься, куда оно делось – ведь оно стоит целое состояние, как я понимаю. Он мог бы даже решиться проверить, не похоронено ли оно вместе с ней… Не знаю, как бы отнесся к этому магистратский суд, но мне не хотелось рисковать. Нельзя, чтобы кто-нибудь заглянул в ее гроб.

– Почему бы просто не купить картину? – мрачно спросил герцог. – Раз уж вы узнали про ее существование. Мама, почему вы просто не купили ее у Симеона? Он мог назвать свою цену.

– Этот непочтительный молодой плут ее бы не продал, – отрезала она. – Дело даже не в ожерелье. Я бы охотно купила картину из сентиментальных соображений, да он не уступил. Его буржуазные замашки приводят меня в бешенство. Он заявляет, что деньги – это зло, от которого нужно избавляться.

– Бабушка, но картину куда легче выследить, чем ключ, – сказал Алекс, вопросительно изогнув бровь.

– Я Сент-Джеймс, и я не просила тебя красть, Алекс. Я просила вернуть предмет, который по праву принадлежит нашей семье.

– Ключ снова в наших руках, но это мало что дает. – Все это время герцог сидел на обитом изумрудным бархатом стуле, но теперь он медленно поднялся на ноги. Подошел к окну, посмотрел куда-то вдаль. – Вы правы, мама. Нам нужно пройти через это, даже теперь, когда у Хатауэя больше нет ключа. Он может увидеть картину в любую минуту, а потом захочет узнать, где сапфиры. Если по справедливости, на его месте я бы так и поступил.

– Именно то, чего я хотела избежать. – Бабушка Алекса кивнула в знак согласия.

– Тогда, полагаю, – решительно заявил Алекс, – нам следует поторопиться обыскать склеп.

Они отправились туда не в полночь, а чудесным солнечным летним днем, и тем не менее фамильный склеп казался не самым веселым местом на земле. И даже белые цветы, высаженные у основания каменного сооружения, не поднимали настроения. Время брало свое, и камни покрылись тонким сероватым налетом, а лишайники добрались и до сводчатой крыши в готическом стиле. Прямо над дверью был высечен фамильный герб, но от него остались едва различимые формы, едва читаемые слова.

– Тебе не обязательно входить, – сказал Алекс жене. Он и сам не испытывал особого желания туда идти. – Посещение склепов не числится среди моих любимых занятий. И разумеется, незачем нам обоим выносить это зрелище.

– Да, я бы предпочла подождать здесь, – согласилась Эмилия, слабо улыбнувшись. Она смотрела на герцога, который в эту минуту уже вставил ключ в замок.

Дверь со скрипом отворилась – ржавые петли протестовали против вторжения. Затхлый воздух казался особенно неприятным в этот чудесный погожий день. Здравый смысл подсказывал Эмилии, что последнего Сент-Джеймса хоронили добрых двадцать лет назад, так что это не тлен, просто сырость замкнутого помещения. Но ей все равно пришлось испытать приступ тошноты.

Но она не смогла удержаться от того, чтобы заглянуть туда одним глазком. Гробы вдоль стен, ровными рядами, толстый слой пыли на полу… и никаких следов.

Ее свекор пробормотал:

– Я думал, что Лонгхейвен входил в склеп.

– Он входил. – Алекс попытался рассмеяться, но как же неуместен был смех в подобном месте! – Не спрашивайте меня, как он умудрился не оставить следов. Лучше давайте поскорей покончим с нашим делом.

Казалось, прошла вечность, пока они снова не вышли на солнечный свет, хотя на самом деле это заняло всего несколько минут. Было заметно, какое облегчение испытывали оба, покинув место, куда живым вход заказан.

Не Алекс, но сам герцог направился к Эмилии. Лицо хмурилось, темные глаза смотрели сурово.

– Вот, – необычайно мягко сказал этот надменный человек, – полагаю, это принадлежит также и вам, леди Эмилия.

Он подал ей ожерелье, сверкнули драгоценные камни. Ожерелье было великолепно, но Эмилия не была уверена, что является его законной хозяйкой.

Казалось, герцог понял ее затруднение, потому что тихо сказал:

– Вы были Паттон, а сейчас вы одна из Сент-Джеймсов, это наделяет вас особыми правами. Думаю, и Анна, и ваш дедушка сказали бы – оно ваше.

Эпилог

Лондон, месяц спустя

Спальню заполнял ни с чем не сравнимый аромат недавней любовной схватки, и сильное плечо, которое было Эмилии вместо подушки, чуть подалось – ее муж пошевелился.

Алекс лежал на спине, счастливый, умиротворенный.

– Это было… дай подобрать слово. Восторг? Нет, слишком банально. Божественно? Это ближе.

Лежа в его объятиях, Эмилия лениво потянулась.

– Учитывая события сегодняшнего дня, мне даже не верится – откуда у нас взялись силы? Казалось бы, только добраться до постели…

– Никогда нельзя недооценивать силу моей к тебе страсти, а постель – именно то место, где можно ее продемонстрировать.

Она сдавленно рассмеялась, уткнувшись лицом в его обнаженную грудь.

– Да уж, на публике это могло бы обернуться грандиозным скандалом, милорд.

– Ни моей, ни твоей семье к скандалам не привыкать…

– Да, свадьба тети Софи и сэра Ричарда явилась некоторой неожиданностью, – согласилась она, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Вряд ли это скандал, просто очень уж неожиданно. Все только об этом и говорят.

– Никто бы и слова не сказал, если б этот брак не был вдогонку нашей скоропалительной женитьбе. – Алекс легонько стиснул обнаженную ягодицу жены.

И он был прав.

– Я все еще не могу прийти в себя. Оказывается, это сэр Ричард посылал нам письма. Мало того – он когда-то был женихом Анны!

– Да, судьба любит пошутить. – Он закинул руку за голову.

– Да еще пустой гроб твоей двоюродной бабки!

– Он не был пуст.

– Мой отец повел себя куда великодушней, чем я ожидала, когда узнал, что герцог вернул ожерелье. – Эмилия приподнялась на локте. – Странно! Анна оказалась совсем не той пылкой, охваченной безрассудной страстью женщиной, какой я ее себе представляла. Пожилая дама, довольная жизнью на итальянской вилле на берегу залива, замужем за итальянцем, в окружении детей!

– И внуков, – добавил Алекс, раскинувшийся на постели в своей роскошной наготе. На его губах играла улыбка. – Совсем не тот конец, которого можно ждать в цепи столь драматических событий.

– Наверное, поэтому она так и не вернулась в Англию.

– Да. Но история все же содержит элементы шекспировской трагедии.

Эмилия игриво провела пальцем по его влажной груди.

– Не наша. Кроме сцены на балконе – ничего похожего.

– Твой отец все еще настроен против нашего брака. – Алекс поймал руку жены и поднес к губам, нежно целуя подушечки пальцев.

– Но он пытается! Вчера вечером виконт Олти сказал мне, что ты и он, вместе выпили по бокалу в твоем клубе.

– Вижу, у тебя везде есть осведомители.

Она рассмеялась, когда Алекс опрокинул ее на спину. Поцеловал чувствительное местечко чуть ниже уха и сказал:

– Знаешь, у меня к тебе тоже есть вопросы.

От его нежных ласк ее тело вновь налилось сладким предчувствием. И это при том, что обоим уже пришлось изрядно потрудиться.

– Например?

– Как ты уговорила внука Симеона подарить моей бабушке картину с русалкой?

Эмилия взъерошила шелковистые волосы мужа.

– Он хочет написать меня обнаженной.

Алекс замер.

– Прошу прощения?

– Неужели мне только что удалось шокировать скандально известного лорда Александра Сент-Джеймса?

– О да! Скажи, Эмилия, что ты не согласилась позировать ему нагой!

Под пристальным взглядом темных глаз она нежно прошлась по его щеке самыми кончиками пальцев, затем погладила губы.

Его прекрасные, чувственные губы.

– А ты возражаешь?

– Отвечайте на вопрос, миледи.

– На самом деле я согласилась, что мы оба будем позировать ему обнаженными. Он хочет назвать картину «Любовники».

– Должно быть, ты шутишь!

Кажется, ее муж, про которого ходило столько скандальных слухов, шокирован донельзя.

Только представить себе! Ей действительно удалось его шокировать.

Эмилия рассмеялась. Наверное, все молодые жены так же счастливы, обнимая своих мужей, предназначенных им самой судьбой?

– Конечно, шучу, – согласилась она, лукаво улыбаясь. – Сначала он хотел писать меня в виде Венеры, как на знаменитой картине Тициана, но я убедила его, что мне больше подходит Артемида, богиня-охотница, с луком и стрелами, в легком одеянии. Небольшая цена за то, чтобы твоя бабушка получила портрет Анны!

– Лиса. – Он поцеловал кончик ее носа и тихо рассмеялся.

– До знакомства с тобой, решительно, я такой не была. «Синий чулок», помнишь? – Обвив его шею руками, она томно потянулась. – Любовь всегда такая?

– Какая? – Он пощекотал губами ее висок.

– Безоблачное счастье.

– Наша – да, – согласился он, в доказательство коснувшись ее губ обжигающим поцелуем.

И через несколько минут она получила еще одно убедительное доказательство.