Текст книги "Немного скандала"
Автор книги: Эмма Уайлдс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– В парке. Мои прогулки по утрам. Все вполне невинно. – Эмилия расправила плечи, не думая отступать. – И со мной всегда лакей.
По крайней мере она не стала ничего отрицать, хотя слово «невинный» к Алексу Сент-Джеймсу никак не подходило.
– Похоже, он действительно тебя преследует, раз встает в такую рань.
София старалась говорить суровым, осуждающим тоном. Но по правде говоря, она находила трогательным, что распутник такого масштаба не пытался завлечь Эмилию в дешевую гостиницу или провоцировать на прочие скандальные поступки. У нее гора упала с плеч. Несмотря на слухи, Ричард считал Сент-Джеймса приличным молодым человеком. Пока что все говорило в его пользу.
– Тетя София, это я пригласила его на танец.
– После того как он всем напоказ увел тебя с площадки для танцев и делал вид, что имеет на это полное право. Взглянем правде в глаза, дитя мое. Сегодня вечером ни ты, ни он не соблюдали осторожность. Свет усмотрит во всем этом успешно развивающийся роман, и я спрошу, действительно ли роман? Имей в виду, что я видела, как вы целовались, а уж после сегодняшнего танца…
– Надеюсь, у нас роман. – Эмилия говорила с отчаянной решимостью, ее щеки заливал густой румянец. – Его тянет ко мне, я знаю, но достаточно ли этого?
– По-видимому, достаточно, чтобы вытащить признанного дамского угодника из постели ни свет ни заря.
Оглядываясь назад, София потом пожалеет, что упомянула о постели, обсуждая Сент-Джеймса с племянницей!
– Я думаю, он не такой негодяй, как все о нем говорят!
Учитывая неопытность Эмилии в отношении мужчин, София не могла быть так уж в этом уверена, особенно вспоминая обворожительную улыбку Сент-Джеймса. От такой улыбки любая женщина потеряет голову – и делай с ней что хочешь!
– Полагаю, к нему прилипла слава его легендарного братца. Но мы обе не должны забывать, я видела, как он целует тебя, уведя из бального зала в проливной дождь!
– Я сама вышла из бального зала! – возмутилась Эмилия.
«Взгляни правде в глаза, София! Девочка уже пала жертвой его мужского очарования».
– Эмилия, чего ты ждешь от него? – Она пыталась формулировать вопрос как можно мягче. – Давай скажем так: если он завтра сделает тебе предложение, что ответишь?
Карета завернула за угол. Колеса гремели, заполняя долгую паузу.
– Эмилия, – София наклонилась вперед, пристально глядя на девушку, – мне нужен ответ на этот вопрос. Если я буду знать, что на самом деле ты чувствуешь, мы вместе сможем решить, что делать дальше.
Эмилия вскинула голову, в глазах сверкнул вызов.
– Да. Я скажу «да».
Итак, ее племянница захотела получить прекрасного Сент-Джеймса.
И тогда София решила, что она обязательно его получит.
Глава 14
В камине догорал огонь, лампа едва давала свет, но она не заметила бы и стада индийских слонов, если бы они ворвались в комнату, трубя и сокрушая все на своем пути. С вечера того злосчастного бала прошло четыре дня. Четыре дня воспоминаний, намеренного затворничества подальше от глаз света, размышлений и попыток найти логику в том, что опровергало любой расчет.
Любовь.
Отставив чайную чашку, Эмилия поплотнее завернулась в пеньюар и продолжила читать.
«Итак, мы снова тайно встретились. Это грех? Мне так не кажется, когда я вижу твое лицо, касаюсь твоей кожи, упиваюсь вкусом твоего поцелуя. Разве любовь сама по себе не оправдание? То, как твои пальцы перебирают мои волосы, а дыхание согревает губы. Свет в твоих глазах, когда наши взгляды встречаются в толпе гостиных… Мне не следует этого делать, но я по-прежнему хочу этого.
Сэмюел, мы так чудесно подходим друг другу. Это совершенный союз, волшебство на земле. Я не знала, что между мужчиной и женщиной может быть так, но я больше не невежественный ребенок…»
Луна заливала мир своим светом, отбрасывая таинственные тени. Алекс, крадучись, продвигался туда, где располагалось имение. Дом предстал его взгляду внезапно – темный прямоугольник, погруженный в сон. В окнах ни огонька.
То, что ему надо.
Кружащий голову запах прошлогодней листвы становился еще сильнее, когда сухой лист хрупал под подошвами его сапог. Алекс прошел вдоль низкой каменной ограды, обнаружил калитку и открыл ее; предательски заскрипели ржавые петли. Тут находился домик садовника из теса и камня, но он был необитаем – об этом ему сообщила Эмилия, когда, ничего не подозревая, рассказывала о своих блужданиях по поместью. Он прокрался мимо и выбрал одну из дорожек, обсаженную лилиями и глянцевито поблескивающими рододендронами; дорожка вскоре привела его к задам дома.
Где-то вскрикнула ночная птица, и он даже вздрогнул – звук раздался прямо над ухом. Собственная реакция вовсе не позабавила Алекса – слишком хорошо помнил он похожие ночи в Испании. Там он рисковал жизнью, когда крался мимо вражеского лагеря, мимо стоящей начеку стражи сражаясь на чужой земле.
Сегодня его не ждала вооруженная стража, и войны не наблюдалось.
По большому счету.
Он проник в дом через дверь, ведущую на кухню, ловко используя отмычку – впрочем, замок был совсем незатейливый. Скользнул внутрь, вдохнув благоухание копченых окороков, свисающих с низкого потолка, и аромат свежевыпеченного хлеба – булки, только что из печи, остывали на длинном, низком, чисто выскобленном столе. Он принес с собой маленький фонарь. Чиркнул огнивом, высекая огонь, – слишком громко, для его слуха, но в огромном доме по-прежнему царила тишина.
Совсем как в ту ночь, когда он пробрался в городской дом лорда Хатауэя. Но сейчас он в Кембриджшире, где дует свежий ветерок, а сад залит лунным светом. И никаких предательских, скользких, закопченных крыш, никаких полных опасностей улиц.
Нужно благодарить Бога за эти маленькие милости.
Алекс миновал длинный коридор и осторожно толкнул дверь, радуясь – хоть она не скрипит. Столовая, понял он: длинный стол в окружении пустых стульев, незажженные канделябры. Обшитые деревянными панелями стены, двери для лакеев, чтобы вносить блюда и убирать посуду…
Он выбрал одну из этих дверей и через минуту очутился в огромном парадном холле. Благодаря осторожным расспросам расположение комнат в доме было ему совершенно ясно. Поэтому он пошел направо и обнаружил небольшой салон, уставленный оттоманками и столиками. Эта комната когда-то могла служить графине кабинетом, где она писала письма. Еще через две двери обнаружился кабинет его сиятельства.
Найти бы теперь проклятую шкатулку с ключом и покончить с этим делом!
Но стоило Алексу приоткрыть дверь, как незамедлительно выяснилось, что у него два небольших затруднения. Первое – в кабинете было тепло. Его взгляд упал на камин. Действительно, там сияли красноватые огоньки. Но хуже того – в кабинете он был не один.
В кресле у камина спала Эмилия, и ей было наверняка неудобно. Она лежала чуть боком, и волосы цвета темного золота разметались по плечам. Гибкую фигурку облегал пеньюар бледного оттенка, наброшенный поверх ночной сорочки. Видны были кружева, украшавшие корсаж, потому что пеньюар был едва схвачен пояском на узенькой талии. Алекс стоял, завороженный зрелищем.
– Какого черта?
Он понял, что произнес эти слова вслух, только когда она пошевелилась и медленно раскрыла глаза, выпрямляясь в кресле. Захлопала ресницами, пробуждаясь от сна. Рука потянулась убрать назад волосы…
– Алекс.
Никакого удивления в голосе. Неужели она ожидала его появления?
Другого предположения у него не нашлось. Не могла же она все время спать в отцовском кабинете? Алекс тихо затворил за собой дверь.
– Почему Англия не посылала женщин на подмогу Веллингтону в Испании? Мы бы разгромили Бонапарта гораздо раньше.
Она собрала пеньюар у ворота, что, на его взгляд, было сущим преступлением.
– Вы обыскивали кабинет отца в Лондоне. Было разумным предположить, что рано или поздно вы явитесь сюда, особенно если учесть вопросы о нашем загородном доме, которыми вы меня просто забросали. С тех пор как мы уехали из Лондона, я жду вас здесь каждую ночь. Могу ли я выразить, как я благодарна вам за то, что вы наконец явились? – Она потерла затылок.
– Мне стыдно, что я вел расспросы столь не тактично. – Алекс подошел к письменному столу, стараясь не смотреть на Эмилию. Слишком соблазнительный вид – ночная сорочка да пеньюар! Тем более что он точно знал – ее отец сейчас в Лондоне.
Эмилия! Раздетая, готовая отойти ко сну. Ее отец на расстоянии многих миль отсюда и крепко спящий дом. Прискорбное сочетание фактов. Или, наоборот, лучше некуда – это как посмотреть.
Однако сейчас вдаваться в рассуждения было слишком опасно.
– Я не слышала, как вы вошли, если это может вас утешить. – Эмилия слегка потянулась, очаровательно улыбнувшись сонной улыбкой. – И я сомневаюсь, что предмет, который вы ищете, находится в столе. Там лишь скучные бумаги. Письма к поверенным и прочее. Совсем ничего интересного. Я решила: раз уж трачу время, дожидаясь вас, могу заодно и помочь. Кажется, за эти три дня я перерыла здесь все.
Он стоял как вкопанный, не зная, смеяться ему или браниться.
– Я ценю ваши усилия и поэтому не стану вас порицать, однако вы понятия не имеете, что я ищу.
– А что вы ищете?
Теперь он знал ее достаточно, чтобы послать к черту всякую осторожность.
– Ключ в серебряной шкатулке. На ключе гравировка.
Она задумчиво поджала губы, потом покачала головой:
– Ничего подобного мне не попадалось, ни в этом столе, ни где-либо еще.
Черт!
– Как вы сюда попали?
– В карете.
Он сдавленно рассмеялся:
– Я имею в виду: как отец позволил вам приехать сюда одной?
– Я почти всегда здесь без него. Но вряд ли я одна – со мной приехала тетя. И я сказала ему – совершенно честно, должна я добавить, – что мне нужна передышка от Лондона. Сначала он не соглашался. Считал, что это будет выглядеть так, будто он отсылает меня прочь из-за вас. Но потом согласился – я думаю, как раз по этой причине. Тетя Софи встала на мою сторону. На самом деле это она предложила, чтобы мы немного отдохнули от светских увеселений. Кроме того, мне запретили видеть вас во многих местах и на многих мероприятиях – все они в Лондоне. Но отец ничего не говорил насчет того, чтобы видеться с вами здесь.
У нее была очень женственная и – в этом он не мог ошибиться – кокетливая улыбка.
Алекс чуть не рассмеялся. Помоги ему Бог, если когда-нибудь он обзаведется красивой и изобретательной дочерью!
Дочерью? Он никогда не думал о детях, разве что весьма отвлеченно – если когда-нибудь женится, вероятно, станет отцом… Сейчас, глядя на Эмилию, он вдруг задумался: каково это, держать на руках собственное дитя? И еще он отлично помнил, в какой эйфории находился брат Джон после рождения сына-первенца.
– Всего один танец! Почему люди должны вообразить, что вас отсылают из Лондона из-за меня? – тихо спросил Алекс, стоя в полумраке и любуясь ее нежными чертами, подсвеченными угасающим пламенем камина.
Похоже, однако, он сам знал ответ.
«Из-за того, как я смотрю на вас».
Взгляд голодного хищника. Взгляд мужчины.
У Хатауэя были основания для тревоги. Под тонкой тканью сорочки и пеньюара он видел ее стройные ножки. То есть он их не видел, лишь угадывал очертания, но и этого было более чем достаточно.
– Не просто один танец. Еще два поцелуя и утренние прогулки в парке, – поправила она шепотом. – Или считаю только я?
Заданный напрямую вопрос застиг Александра врасплох. На его пути искренние женщины встречались крайне редко. С другой стороны, он уже знал необыкновенную чистоту и неиспорченность Эмилии. Взаимный интерес? Да, вынужден был признать Алекс. Но он не знал, как точнее определить те чувства, что он испытывал к этой девушке.
– Разве это я увела вас прямо с площадки для танцев? – спросила она, не дождавшись ответа. – Или сама начала вас целовать?
– Справедливо замечено. – Он присел на краешек заваленного бумагами стола, скрестив руки на груди. – Однако если мы хотим решить, почему один-единственный танец развязал столько злых языков, могу я напомнить, что я не собирался с вами вальсировать? И не стал бы этого делать, потому что к тому моменту вы танцевали уже три раза.
– Значит, вы все-таки считаете. – В ее голосе явно звучала торжествующая нотка.
Да, черт возьми, он считал.
– Я не хотел, чтобы с вами приключилась неприятность.
– Ценю вашу заботу. Но если хотите внести следующую поправку, заметив, что это я на глазах у всех гладила ваши волосы, то не трудитесь. Мне отлично известно, как расценили этот простой жест. – Она сидела, смиренно сложив на коленях руки, и говорила едва слышно. – Одно то как отреагировал мой отец, должно было заставить меня пожалеть о содеянном. – Потом с обезоруживающей смелостью Эмилия четко произнесла: – Но я не сожалела.
Тетя Софи была совершенно права.
Как только она узнала всю историю целиком – по крайней мере настолько, насколько знала ее сама Эмилия, потому что поведала обо всем, начиная с того, как обнаружила Алекса у себя на балконе, и заканчивая любовными письмами, – тетя тут же согласилась, что Алекс непременно захочет обыскать их загородный дом в Кембриджшире.
Она мудро предложила переехать именно в этом направлении.
И он пришел. Теперь он был здесь, одетый в простую белую рубашку и брюки, в темном сюртуке. В кабинете ее отца, где ему решительно не следовало бы находиться, и вид у него был непривычно смущенный.
– А следовало бы пожалеть, – сказал он с легкой ноткой горечи в голосе. – Потому что теперь ваше имя связано с бесчестным, непостоянным, развратным Александром Сент-Джеймсом. Слухи дошли даже до моей бабушки, а ведь она, как правило, выше подобных разговоров.
Эмилия беспокойно шевельнулась в кресле, задетая его словами, словно он задел ее в физическом смысле. В потухающем камине одно из поленьев громко треснуло, излив смолу.
– А вы такой?
– Непостоянный или развратный? Собственно, и то и другое, но не настолько, как принято думать. – В комнате было довольно темно, но она угадывала – его лицо сейчас хранит обычное непроницаемое выражение. Она видела этот мягкий, доброжелательный взгляд раньше, но, постепенно узнавая Алекса лучше, начала подозревать – он напускает на себя этот вид, словно надевает маску, желая скрыть свои истинные чувства. Сознательно выработал в себе подобный навык. Интересно, бывает ли, чтобы кто-то, помимо маркиза Лонгхейвена или виконта Олти, догадывался, что он на самом деле думает?
Но сейчас, однако, они были одни, и на ней не было ничего, кроме ночной сорочки и пеньюара. В доме было тихо. О чем он думал в эту минуту?
– Я не считаю, что вы способны порвать отношения, которыми дорожите, в которые вкладываете чувства.
– Как только женщина заговаривает о чувствах, признаюсь – мне это начинает внушать тревогу. Особенно если я непрошеным проник в ее дом во второй раз. Эмилия, я…
– Да? – Она встала, когда он вдруг замолчал. Грубый ворс ковра под ее босыми ногами, легкий запах дыма, медленное тиканье часов на каминной полке – все это померкло по сравнению с тем, как он взглянул на нее. В его взгляде Эмилия видела какую-то робость, когда она вскочила с кресла, он заметно напрягся.
Подумать только! Эта девушка смогла внушить робость многоопытному светскому льву, Алексу Сент-Джеймсу! Или, если слово «робость» тут не годится, Эмилия, скажем так, лишила его обычной самонадеянности. А может, просто выбила почву из-под ног?
– Я получила уже пять писем, – прошептала она, запрокидывая голову, чтобы видеть его лицо. – А вы получили еще что-нибудь? – Не дожидаясь ответа, Эмилия продолжала: – Они… просто очаровательны. Я начинаю узнавать Анну, понимать, что чувствуешь, когда становишься женщиной. Даже тетя Софи никогда не рассказывала, что такое на самом деле физическая близость мужчины и женщины. С помощью Анны я становлюсь сведущей.
– Вам не следует их читать, – укорил он, но его руки бессильно опустились и легли по швам.
Игра с огнем…
– Мне было очень любопытно. – Протянув руку, она дотронулась до него, чтобы между отворотами сюртука под тканью сорочки всей ладонью ощутить тепло его кожи. Его грудь была твердой и мускулистой. Эмилия уже знала это – помнила, как прижималась к его груди, целуясь с Алексом в беседке. Пальцы ощущали сильное и ровное биение его сердца. – Не знаю, хорошо ли это – знать, что происходит между мужчиной и женщиной, или становится только хуже?
– Что становится хуже? – спросил он внезапно охрипшим голосом, однако ее руки не отвел.
– Когда я думаю о вас. О нас.
Наконец он к ней прикоснулся. Его пальцы ласково прошлись по ее щеке.
– Эмилия, какие неосторожные слова! Все равно что сморозить исключительную глупость.
Огонь в камине погас, и теперь она почти не видела его лица.
– Нас влечет друг к другу. Кажется, вы сами так мне сказали.
– Половина всех мужчин в Лондоне испытывает влечение к вам. Другая половина – это или дети, или глубокие старики.
– Вы ревнуете?
– Нет! – Его ответ был как удар хлыста. Потом он сказал, не в силах кривить душой: – По крайней мере мне не следует ревновать. А вы?
Ответом было сказанное шепотом слово, и вдруг он приник губами к ее губам безумным, сокрушительным поцелуем. Это было совсем не похоже на те два нежных, бережных поцелуя. Но Эмилия была покорена его нетерпением, его безудержной страстью и не сделала ничего, чтобы его оттолкнуть. Напротив, обвила его шею руками и прильнула к нему, точно последняя бесстыдница.
Она многое почерпнула в письмах Анны.
«Поцелуй может быть благоговейным или вожделеющим. Ты научил меня различать их, мой милый. Потому что когда я нужна тебе – это одно, а когда ты меня хочешь – совсем другое… Я отдаюсь на волю и тому и другому».
Она ему нужна? Или он просто ее хочет? Наверное, и то и другое, судя по тому, как руки Алекса гладили ее тело, прижимали ближе, теснее… По низкому хриплому рычанию, которое вырвалось из его горла, эхом отдаваясь на ее губах. До того первого поцелуя она никогда особенно не задумывалась над физической составляющей любви. Ей представлялось, что мужчинам гораздо больше, чем женщинам, нравится то, что происходит в спальне. Сейчас, однако, она начинала подозревать, что удовольствие может быть взаимным. Письма лишь распалили давно разбуженное воображение.
Его теплые губы, дразня, ласкали ее щеку.
– Я пришел сюда не за этим. Если хотите знать, я избегал любых светских собраний, где могли бы присутствовать вы. Не искал с вами встреч во время утренних прогулок – и все для того, чтобы защитить и вашу репутацию, и себя. Вот почему я думал, что вы еще в Лондоне.
– Не думала, что вашей репутации можно навредить еще больше. – Эмилия сладко поежилась, когда его губы нашли ямку за ее ухом.
Он тихо рассмеялся, гладя ее волосы:
– Не репутацию. Себя самого. От вас. От этого. Я не могу больше доверять себе, и по очень важной причине.
Когда он поцеловал ее снова, он дал волю рукам. Эмилия смутно почувствовала, как подается узел пояска пеньюара. В следующий миг ее пеньюар соскользнул на пол. Тыльной стороной пальцев он погладил ее грудь, прикрытую лишь тонкой ночной сорочкой, и она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Судорожно сжала пряди его волос.
– Остановите меня, – едва слышно прошептал он. Ее отяжелевшая грудь легла в его ладонь.
Эмилия была шокирована, когда большой палец начал дразнить сосок. Но это вовсе не было ей неприятно. Внизу живота возникло странное ощущение.
– Моя спальня наверху, – прошептала она, отрывая губы от его губ. – А тетя Софи в гостевом крыле.
Глава 15
Значит, он сходит с ума. Но его бред по крайней мере оживляли видения молодых соблазнительных женщин в полупрозрачных ночных сорочках, с пышными волосами цвета темного золота и белоснежной кожей.
То есть одной молодой женщины.
«…спальня наверху… гостевое крыло…»
Эти четыре слова терзали его мозг.
Разве он пришел не за ключом?
Или он пришел именно за этим, очарованный пением сирены?
Алекс пытался напомнить себе, что на этом отрезке жизни женитьба не входит в его планы. Что обе семьи отнюдь не одобрят его затею. Что Эмилия может найти партию получше, чем нетитулованный младший сын, что…
Потому что сейчас, когда его руки обнимали это роскошное тело, а запах духов кружил ему голову, все препятствия казались сущим пустяком. И это не было обычным плотским влечением, потому что он знал, что такое зов плоти. Но что это? Он не мог понять.
– Да, – коротко ответил он, как будто она задала вопрос.
Даже в полумраке было видно, как засияли ее глаза. Может быть, поэтому в следующий миг он был уже на лестнице, следуя за ней. Его будто околдовали. Вероятно, тут действительно не обошлось без колдовства. Но если так, это было самое простое колдовство, старое как мир. Существующее на земле с тех пор, как были созданы мужчины и женщины.
Разве обошлось здесь без волшебных чар, если он, взрослый мужчина, готов поступиться принципами и здравым смыслом?
Но если так, ему все равно.
Эмилия шла впереди, поднимаясь по изящному полукружию лестничного пролета. Она ни разу не оглянулась. Волосы падали ей на спину, босые ноги ступали едва слышно. Он шел за ней, вполне отдавая себе отчет в том, что делает. Но может быть, он давно знал, что поступит именно так? Пришел к этому решению, размышляя об Эмилии на протяжении последних недель? Там, в Испании, когда он повстречал Мэгги, все было по-другому. В двадцать два года он не был новичком в том, что касалось женщин, но достойно противостоять ее кокетству и хитрым уловкам еще не умел. Оглядываясь назад, он понимал, что она завлекла его в свои сети, потому что ей наскучили частые отлучки немолодого мужа. Только сила воли помогла Алексу сохранить честь.
На этот раз леди не была ни застенчивой глупышкой, ни опытной соблазнительницей. Очевидно, он был готов скорее уступить соблазну невинности, чем опытному расчету.
Телом или душой? Он не знал точно, но предполагал и то и это.
В спальне, наполненной легким свежим ароматом, было темно и прохладно. Эмилия не стала зажигать лампу, и он сделал это за нее, после того как тихо притворил за собой дверь. Что бы ни случилось дальше, он не желал, чтобы ей запомнилась возня в потемках, на ощупь. Из эгоистических соображений тоже: Александр так часто представлял себе, как обнаженная Эмилия лежит в его объятиях. Зачем ограничиваться воображением, когда можно увидеть свою грезу наяву?
– Я все еще могу уйти, – сказал он шепотом, хотя она и предупредила, что поблизости никого нет. Однако он совсем не был уверен, что ему достанет сил выполнить обещание. Одеяло на постели было аккуратно отвернуто, простыням, казалось, не терпелось его принять; Эмилия была само воплощение женской чистоты и невинности в своем пеньюаре бледного, нежного цвета.
– Или остаться, – возразила она. – Если уйдете, мы, как мне кажется, не покончим с этим делом, а лишь отложим его исполнение. В таком случае зачем ждать дольше?
В душе он отчаянно хотел найти довод, чтобы оспорить это странное заявление. В первый раз ей надлежало быть в постели с мужчиной только в ночь свадьбы. Разумеется, если свадьба будет. Тут она была права.
Майкл оказался провидцем, когда мимоходом заметил, что Алекс думал об этой девушке как о постоянной возлюбленной. Пусть не осознанно, однако мысль уже приходила в его голову. Эмилия была умна и неотразимо красива. Ему очень нравилось ее общество. Она превосходила любую женщину из тех, кого он знал.
Тогда почему не жениться?
Он был на взводе, возбужденной плоти становилось тесно внутри брюк, и у него возникло ощущение, что он лишился разума: не знает, как вести себя, оказавшись в спальне целомудренной девушки.
Бежать.
Нет, остаться.
Он заметил, что сбросил сюртук, только тогда, когда тот с глухим стуком свалился на пол. За сюртуком последовали сапоги, один за другим. Он снял их осторожно, наблюдая тем временем за ее реакцией на то, что он раздевается. Если она и была поражена этим обстоятельством, то не показала виду. Лишь глаза чуть расширились, когда он выпрямился и потянулся к пуговицам сорочки.
– Без одежды удобнее, – сообщил он ей, улыбаясь намеренно вызывающе, словно намекая на что-то непристойное.
– Слова истинного распутника. – Ее улыбающиеся губы дрожали, но она, не отводя взгляда, следила, как он расстегивает сорочку.
– Надеюсь, что не разочарую вас, но во мне мало распутного. – Он потянул подол сорочки, чтобы вытащить его из-под бриджей.
– Я уже пришла к такому заключению.
Неужели? Он даже не очень удивился. Похоже, они отлично понимают друг друга.
Он снова коварно улыбнулся:
– Не ошибитесь. Я также не святой.
Она хрипло рассмеялась:
– И об этом я уже догадалась. Я отчетливо помню леди Фонтейн в ту ночь и одно замечание очень личного характера.
– Помните, я расспрашивал ее о вас?
– Помню.
У него пересохло во рту, когда она распустила ленту корсажа и одеяние соскользнуло на пол.
Эмилия. Нагая. И, как оказалось, его воображение не воздало ей должного. Ее груди не были слишком полными, однако на тоненьком гибком теле они казались роскошными, тяжелыми; деликатный треугольник меж стройных бедер был чуть темнее золотистых локонов. Девственницы, как правило, не были его партнершами в любовных утехах, однако он понимал, что ей пришлось набраться изрядной решимости, чтобы встать перед ним обнаженной, с гордо поднятой головой.
Она медленно приблизилась к нему, смущенная и вместе с тем дерзкая. Распущенные волосы падали ей на талию.
– Как я догадалась, что вы совсем не тот нечестивец, за кого себя выдаете? Мне уже известно, что вы не нарушаете своих обещаний. Не трогаете замужних женщин. И поскольку вы, кажется, не соблазняете незамужних молодых леди, значит, это они соблазняют вас. Сплетники были бы весьма разочарованы, узнай они правду.
– Мне плевать на общество. – Он сбросил с себя сорочку так поспешно, словно она занялась огнем, и небрежно зашвырнул ее в противоположный угол комнаты. – Важно, что обо мне думаете вы.
Была ли то любовь? Почему бы нет? Несомненно, он питал к ней страсть, а еще ему было важно, чтобы она его уважала.
– Не думаю, что вас должно волновать мое мнение относительно вашего истинного лица, иначе вас бы здесь не было.
Алекс мог бы ответить, но ему было не до того. Он схватил ее на руки, понес к постели, уложил на матрас и лег сверху, накрыв своим телом. Его поцелуй был жарким, испепеляющим. Поцелуй ревнивого обладателя.
«Моя! Моя – с головы до ног. К черту лорда Уэстхопа с его поисками красивой жены-аристократки! Эмилия принадлежит мне!»
Ее руки осторожно гладили его спину, но эти легкие прикосновения возбуждали его еще сильнее. Их губы слились, и он знал – она наверняка чувствует, как напряжена его плоть, хотя он пока не снял бриджи.
– Вы так прекрасны, – сказал он ей, покрывая нежными поцелуями ее тонкую шейку.
– Алекс.
Было ли что-нибудь на свете столь же чувственным, как ее манера шептать его имя? Невозможно представить.
– Но это еще не все. – Он поцеловал ее ключицу. – Я знал многих красивых женщин… Одной только репутации Джона было довольно, чтобы мне отдалась любая светская дама. Они все полагали, что получат еще одного повесу – сынка герцога Беркли.
Ее тонкие пальчики перебирали его волосы, когда он коснулся губами возвышения ее груди.
– А что они на самом деле получали?
– Не то, что я хочу подарить вам, – почтительно ответил он, целуя чудеснейший розовый сосок.
Возможно, последствия ее безумного поступка позже станут ее кошмаром. Но сейчас это было ей безразлично.
Поражена, смущена, ослеплена… какое слово подходит лучше? Она понимала только, что лежащий на ней мужчина сейчас ласкает ее сосок медленными, рассчитанными движениями языка и из ее горла вырываются стоны, совсем неуместные для леди. Она выгнула спину дугой и невольно способствовала тому, что сосок глубже вошел в его рот.
Это рай. Может быть, она под действием какого-то любовного дурмана? Эмилия не знала, да и не все ли равно? Может быть, если бы не откровенные письма Анны, она не вела бы себя так несдержанно. Но никто ведь не предупредил, что женщины могут так же сгорать от страстного желания, как и мужчины.
Неужели это дурно, если любишь?
Как раз напротив. Ей было очень, очень хорошо.
Его волосы были теплы под ее пальцами, мягкие – выразительный контраст с напряжением, что свело его тело. Эти волосы были как шелк, и она играла ими, чувствуя, как волнуется ее тело от дразнящих мужских ласк. Поразительно, какими яркими и темными кажутся его волосы на фоне ее бледной кожи!
Круговые движения языка обладали магической силой – ей просто не верилось. Она застонала.
Другая рука принялась ласкать вторую грудь, искусные пальцы, в свою очередь, тоже творили что-то чудесное.
Ей казалось – она сейчас растает.
– Вы такая вкусная. Соленая и сладкая одновременно. – Его губы дразнили, терзали, а шепот дрожью отдаивался во всем теле.
– Я тоже хочу сделать вам приятное, – сумела она прошептать, хотя вряд ли понимала, что говорит.
Алекс поднял голову. Его торжествующая улыбка была исполнена сладостного греха.
– Вы делаете мне очень приятно. Неужели вы не чувствуете?
Она не заблуждалась относительно силы его желания – разумеется, нельзя было не почувствовать этот тугой комок плоти под тканью бриджей. Эмилия покраснела. Или этот жар заливал все ее тело?
– Почему вы не разденетесь до конца?
– Стараюсь не шокировать вашу девическую стыдливость.
Ее рассмешил этот дразнящий тон. Чувство поразительной близости, соединения рук и губ и волновало, и странным образом успокаивало ее.
– Шокировать меня? Но ведь вам все равно придется, не так ли? Видите, я много знаю.
– Эмилия, мне нельзя забрать вашу девственность.
Что, черт возьми, это значило? Озадаченная, она взглянула в его темные глаза, в которых ясно читала желание.
Очевидно, ее удивление было написано на лице, потому что он стал объяснять:
– Я могу доставить вам удовольствие – мы оба можем порадовать друг друга. Но я не войду в вас.
Казалось, это отрицает основную идею о том, как заниматься любовью. Но если уж он здесь, в ее спальне, в ее постели, она хотела получить все.
Потому что она любила его и хотела испить любовь до дна.
– Я уже разделась и легла с вами в постель, – сказала она с твердостью, удивившей ее саму. – Не желаю останавливаться на полпути.
– Если я доведу вас до конца, у вас не будет выбора. Страсть опьяняет, Эмилия. Не хочу, чтобы утром вы проснулись и ужаснулись тому, что наделали.
– Я не пожалею.
– И нам придется пожениться.
Она возликовала. Задрожала всем телом, тесно прижимаясь обнаженной грудью к его груди. Его глаза чуть сузились.
– Удивлены, что я так сказал? А чего вы от меня ожидали? – резко заговорил он, суровея лицом. – Ах да. Недостаточно титулован. Полагаю…
Она заставила его замолчать, закрыв ладонью рот – этот по-мужски красивый, искусный рот, – и покачала головой:
