Текст книги "Грязный секрет (ЛП)"

Автор книги: Эмма Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Ты оказалась замешана в это? Дерьмо. Они… возбуждаются.

– Да, я не шучу. Девушки часто дают Тэйту бельё с их номером, написанным внутри?

Мои губы расплываются в огромной усмешке.

– Чаще, чем ты думаешь.

– Классно, – она закатывает глаза. – А ты получал?

– Ничего, что не попало бы в мусор или карманы моих братьев, по пути в комнату.

Я никогда не брал номера. И никогда не хотел. Не их.

– Серьёзно? Я не верю.

– Ты и не должна, принцесса, – я пожимаю плечами.

– Хорошо, – бормочет она, потягивая кофе. – В любом случае, мне не следовало говорить то, что я сказала прошлой ночью. Всё вышло из-под контроля, поэтому я сделала вид, что иду на свидание с Каем. Мне жаль.

– Я бы хотел извиниться за шорты, – мой разум возвращается к сегодняшнему утру.

И мой взгляд падает на её бёдра, потому что я знаю, что на ней надето. То чёртово красное кружево, которое лежало на её одежде.

Мой член тоже знает.

– Тебе повезло, что я вспомнила о необходимости их надеть, – отвечает она, поднимая брови.

– Прости, что? – исследую глазами её тело. Медленно.

– Обычно я забываю, вот и всё, – небольшая ухмылка украшает её губы, и она поворачивается на пятках, готовая уйти.

Чёрт, нет.

Я хватаю её за руку и тяну к себе. Она поворачивается, бросая на меня взгляд сквозь ресницы, и я стискиваю зубы.

– Для той, кто установил границы всего несколько часов назад, ты слишком пытаешься размыть их.

– Не понимаю, о чём ты.

– Тогда позволь мне объяснить.

Я прижимаюсь ртом к её, запуская руку в мягкие волосы. Она хныкает от резкости моего поцелуя, но хватает меня за воротник, прижимаясь ко мне.

Моя рука находит путь к её попке, и я прижимаю Софи к себе, притягивая за бёдра, каждая часть наших тел соприкасается. Она ударяется спиной о стену, когда я толкаю её, проскальзывая языком в её рот.

Её язык борется с моим, гладит, пробует. Она похожа на кофе, попкорн и конфетку – возбуждающая, сладкая и острая. Софи ощущается чертовски мягкой подо мной, и я чувствую её каждой клеточкой своего тела.

Чувствую, как жар распространяется по моим венам. Как мой личный наркотик, она владеет мной.

Провожу другой рукой по спине и обхватываю заднюю часть шеи, прижимая её рот всё сильнее и сильнее. Как будто мне нужно больше, потому что она не сможет двигаться, если я буду держать её так крепко. Она сможет только стоять здесь, растворяясь во мне, и позволять целовать её, где мне вздумается.

– Мила, – выдыхает она, поворачивая голову в сторону.

Чёрт возьми.

Софи встречается со мной взглядом, её грудь вздымается. Её губы опухли и покраснели, а глаза сияют. Вожделением и грустью. Желанием и гневом.

– Это больше, чем размытие, для справки, – выдыхает она, вырываясь. – Чёрт, это полное уничтожение.

– Нет, – я быстро хватаю её за руку, прежде чем она успевает полностью отвернуться. – Это исчезновение. Полное уничтожение, принцесса, это когда ты на спине, а я внутри тебя.

– Если бы только ты рассуждал так же, как целуешься.

Она вырывает руку и бросается из комнаты. Я ухмыляюсь, наблюдая за ней, слишком сильно ощущая оставшийся вкус кофе и конфет на моих губах.

Глава 13

Софи

Обед.

«Давай пообедаем», – сказал он. – «Попросим маму и Лейлу присмотреть за Милой и пойдём пообедаем».

И не важно, что мы не можем поговорить без криков или поцелуев, а для двух человек, предположительно скрывающихся от СМИ, это очень, очень глупо.

Коннера это не волнует. Видимо, нам необходимо побыть наедине, где-то в нейтральном месте, чтобы наш разговор к чему-нибудь привёл.

На самом деле, мы не разговаривали двадцать четыре часа, но ладно. Давай поговорим. Почему бы и нет?

– Улыбнись, – он смотрит на меня через салон машины.

Я отворачиваюсь от него, потому что не знаю, о чём нам разговаривать. У него уже есть ответы, которые он хотел получить, и я сказала всё, что нужно.

– Знаешь, идея пообедать не сработает, если ты всё время будешь на меня злиться.

– М-м-м.

– Соф. Кончай дуться.

Я быстро разворачиваюсь и впиваюсь в него взглядом.

– Ты представляешь, как это глупо? Задумывался ли ты, хоть на секунду, как быстро нас смогут узнать?

– Мы в сорока пяти минутах езды от Шелтон Бэй. Никто не знает твою машину. Чёрт, никто даже не знает, кто ты, – он направляет мою машину к небольшой закусочной в глуши.

– Одно фото, Коннер. Одно фото, и какой-нибудь болтун, вроде Нины, будет радоваться, рассказывая всему миру и своей матери – чёрт, и даже бабушке – кто я.

Толкаю дверь, чтобы выйти, и захлопываю её за собой.

– Никто не заметит нас здесь, так что расслабься, – он следует за мной и открывает дверь закусочной.

– Ты знаешь, что я могу сама открыть дверь.

– Можешь, но это не значит, что ты должна.

– Ох, счастливая я, джентльмен привёл меня на обед.

– Джентльмен с грязными мыслями, – от его слов волосы встают дыбом.

Я медленно выдыхаю, нахожу кабинку в конце и беру меню, забившись в угол. Коннер усаживается напротив меня и берёт ещё одно.

– Нина ничего не скажет. Она слишком привязана к Тэйту.

Смотрю на него поверх меню.

– Никто не привязывается к Тэйту. Никто, уважающий себя, по крайней мере.

Он кривит губы.

– Тем не менее, она ничего не расскажет. Возможно, даже не попытается.

– Верно. Но, между прочим, когда я видела её в последний раз, она не выглядела слишком привязанной к Тэйту. Вам всем следует быть внимательнее, если он – её способ вернуться к тебе.

Коннер опускает моё меню и хмурится.

– Вернуться ко мне? Она никогда не была со мной.

– И ты думаешь, что она никому ничего не расскажет о нас? – я торжествующе вздёргиваю брови и поднимаю меню. – Что и требовалось доказать.

Он затихает, когда подходит официантка и начинает диктовать мой заказ, а затем что-то грубо приказывает ей, глядя в мою сторону.

Я грызу ноготь на большом пальце и смотрю на край стола. Ну, по крайней мере, часть моего раздражения покидает меня. Не могла представить их вместе, в кровати или вне её. Она взбесила меня, вселив сомнение, когда сказала, что была его жилеткой для слёз, когда я уехала.

Только в её стервозных мечтах.

Коннер продолжает смотреть на меня, не отрывая взгляда даже на миллисекунду.

– Что она сказала тебе?

– Ничего, что побеспокоило бы меня.

– Врушка.

– Кто сказал?

– Твои покрасневшие щёки. Ты всегда была плохой вруньей.

Я стреляю в него взглядом и хватаю с края стола свой молочный коктейль.

– Она пыталась заставить меня поверить, что вы двое... были близки... когда я уехала.

Засмеявшись, Коннер давится своей газировкой и бьёт себя в грудь.

– Что она тебе сказала?

– Не заставляй меня произносить это снова, – морщась, мешаю трубочкой коктейль в стакане.

– Я не трахнул бы её. Да я бы даже не прикоснулся к ней, не говоря уже о сексе.

– Мне не важно, – я медленно делаю глоток.

– Тебе следует лучше следить за своими щёчками. Нехорошо, что они постоянно такие румяные.

– Отстань.

– Мечтай.

– Ты такой ребёнок.

– Это всё из-за тебя. Что ещё я могу сказать? С этим ничего не поделаешь.

– Это просто смешно. Ты действительно привёл меня на обед, чтобы мы ругались всё время? Потому что мне это уже до смерти надоело, – встречаюсь с ним взглядом.

Он вытягивает руки над головой.

– Нет, я просто пытаюсь очаровать тебя, но мне, видимо, это не слишком удаётся.

– Ладно, во-первых, – говорю я, подняв палец, – конечно, ты должен обладать каким-то шармом для своей работы, и во-вторых, – поднимаю второй, – ты самоуверенный придурок.

– Чёрт, мой член – моё очарование.

– Тогда тебе следует подумать о том, чтобы не разговаривать, потому что это не сработает.

Он усмехается, и его плечи трясутся от тихого смеха. Эта заразительная на вид усмешка лишает шанса не улыбнуться в ответ. Поэтому я показываю ему средний палец. Он не добьётся своего.

Его улыбка немного спадает.

– Чёрт возьми, Соф. Я по тебе очень скучал.

Моя улыбка исчезает совсем, и я опускаю взгляд.

– Что это? Я говорю тебе, что скучал, а ты смотришь на стол?

– Я тоже по тебе скучала, – тихо отвечаю я. – Каждый день, Кон. Я скучала каждый день, пока больше не смогла.

– Почему ты не сообщила, что в порядке?

– Потому что, заговорив с тобой однажды, я бы захотела вернуться. Но я не могла сделать это.

– Почему? – он останавливается, когда нашу еду ставят на стол. – Что было настолько плохим, что ты уехала? И не говори о группе, здесь есть что-то ещё. Я знаю тебя, Соф. Знаю, что о чём-то ты не рассказываешь мне.

Его акцент усиливается в конце, я поднимаю глаза и вижу бурю эмоций в его тёмно-синих глазах. Беспомощность, растерянность, обида. Ненавижу себя за это.

– Я была напугана, – окунаю фри в кетчуп, – просто... напугана. Поэтому я сбежала. Вот и всё.

– Чем? Ты должна была знать, что я бы не оставил тебя. Я был бы здесь столько, сколько понадобится. Мы бы справились с этим.

– А потом ты бы уехал, а тут остался целый мир, частью которого я не смогла бы стать? – я грустно улыбаюсь. – Это не сработало бы.

– Но и твой вариант не сработал, не так ли?

Я игнорирую его слова и продолжаю есть. Он прав, это так. Предполагалось, что нахождение вдали от него ослабит чувства, и когда мы увиделись бы снова, ничего не имело бы значения. Не имело бы значения, появилась ли у него новая девушка, стал он бабником или всё ещё хочет меня.

Я должна была рассказать ему о Миле и объяснить, почему уезжаю, а затем двигаться дальше.

Должна, должна, должна была.

Должна была сделать то, что никогда не произошло бы. Это должно было быть чем-то идеальным: тем, за что ты можешь уцепиться поздней ночью, когда не можешь уснуть.

Это должно было как-то обнадёжить сердце, которое мечтает об идеальном.

Потому что мой идеал был бы прекрасным. Я не испытывала бы боль, глядя на него. Моё сердце не замирало бы как прежде, когда он смеётся, а в животе не появлялись бы бабочки каждый раз, когда его губы подрагивают.

И я совершенно точно не становилась бы беспомощной каждый раз, когда он целовал бы меня.

Коннер наклоняется через стол и кладёт свою руку на мою. Я качаю головой и опускаю её на колени. Не могу позволить ему прикасаться ко мне. Не могу прикасаться к нему. Мы не можем быть большим, чем просто родителями, потому что он уйдёт, а я снова останусь уязвимой перед своими страхами.

Это не иррационально. Не тогда, когда это безопаснее для Милы. Для неё лучше, когда мы не вместе и тайно страдаем, чем, когда вместе и больно всем троим.

Моё сердце может желать его с каждым сделанным ударом, и оно, возможно, хочет идеальной семьи, в которой мы все вместе радуемся и смеёмся. Оно может хотеть улыбок, бесконечного веселья и ласковых касаний. Может желать страстных поцелуев украдкой, когда рядом нет ребёнка, и ему, возможно, потребуются бесконечные ночи, но это не имеет значения.

Я многое узнала о своём сердце после отъезда, и главное из этого – оно мечтатель.

А мечты не всегда становятся реальностью.

Что-то вспыхивает за окном. Я смотрю на Коннера, во рту пересыхает. Он оглядывается вокруг и смотрит на то место, где снова что-то вспыхивает. И ещё.

– Чёрт, – он встаёт и тянется за своим бумажником. Бросив несколько банкнот на стол, протягивает руку.

– Что?

– Мы уходим. Сейчас же, – он обходит стол и берёт меня за руку, поднимая с сиденья.

Я крепче сжимаю его пальцы, когда вижу причину. Фотографы. Я застываю, раскрыв рот.

– Сейчас не время ловить мух, принцесса, – шипит он, – идём отсюда.

Он твёрдо обнимает меня за плечи, прижимая к себе, и открывает дверь. Во второй раз мы подвергаемся шквалу вопросов.

– Коннер, слухи правдивы?

– Коннер, у вас есть ребёнок?

– Это мать вашего ребёнка?

– Коннер, правда ли, что мать ребёнка – это кто-то, с кем вы переспали в туре?

Он крепче обнимает меня и продолжает прокладывать путь через них другим плечом. Одной рукой я закрываю лицо, отмахиваясь от их навязчивости, когда они начинают наступать на нас, а другой цепляюсь за его рубашку.

– Вы мать его ребёнка?

– Кто она, Коннер?

– Матери вашего ребёнка всё равно?

– Внутрь, – приказывает он, подталкивая меня к открытой двери машины.

Мне не нужно повторять дважды. Я бросаюсь в машину, и он захлопывает дверь. Коннер оббегает машину, расталкивая фотографов, и занимает место водителя. Через несколько секунд начинает работать двигатель, но он не заглушает их вопросы.

Мы отъезжаем от закусочной.

– Нам придётся поехать ко мне домой. Твою машину мы оставим там. Я заплачу за твою аренду.

– Неважно, – бормочу, сползая вниз по сиденью. – Вероятно, к утру они узнают моё имя, адрес и размер чёртового лифчика.

Он не отвечает, потому что знает, что это правда. Они будут распространять фотографии и пытаться получить как можно больше информации о блондинке, которая была замечена с певцом, магнитом для скандалов. Вот и всё, что будет иметь значение.

Кто я? И я ли мать его ребёнка?

Поднимаю ноги и опускаю на колени голову, запустив руки в волосы. Я знала, что это была плохая идея. Говорила ему об этом, но он не слушал.

Каждая носительница яичников знает, кто такой Коннер. Они, очевидно, сразу же проинформируют СМИ. Глупо было думать, что мы сможем выйти незамеченными.

Я не разговариваю с Коннером, пока он ведёт машину. Не говорю ни слова, несмотря на его попытки несколько рад завести разговор. В конце концов, он сдаётся, и мы едем в тишине, пока не оказываемся в пяти минутах от города, и не звонит его телефон.

Он включает громкую связь и кладёт его на колено.

– Что ещё?

– Какого чёрта ты творишь, Коннер? На публике? – кричит женский голос из телефона.

Он скрипит зубами.

– Отвали, Дженна. Не забывай, кто платит тебе.

– Твой брат платит мне, придурок! – отвечает она, продолжая кричать. – Вы не могли устроить пикник на пляже или что-нибудь в этом роде?

– Пикники не в моём стиле.

– Нет, но, очевидно, медиацирк в твоём.

– Что я могу сказать? Я наслаждался парочкой трюков.

– Не могу поверить, что ты был таким легкомысленным, – говорит Дженна. – Тебе лучше вернуться домой, потому что не только мне есть, что тебе сказать.

– Я уже здесь, – он сигналит, разгоняя СМИ, и подъезжает к дому.

Охранники отталкивают их, борясь с несколькими журналистами, когда те набегают. Правильно. Придурки.

Нервничая, Коннер открывает свою дверь.

– Не смотри на них. Опусти голову и беги в дом.

Вижу, что открывается дверь дома. Коннер притягивает меня к себе, как только я выхожу из машины, но я отталкиваю его и бегу в дом.

Теперь я могу злиться. Теперь, когда мы практически наедине, я имею право беситься.

– О чём вы думали? – кричит на нас Тэйт. – Так много секретности!

– Даже не думай повесить это на меня! – кричу в ответ. – Эта умная мысль пришла не в мою голову. Поговори с Мистером Блестящая Идея позади меня!

Я проталкиваюсь мимо него на кухню, где ждёт девушка лет двадцати, предположительно Дженна.

Она встаёт и протягивает мне руку.

– Софи, полагаю.

– Это я. О, посмотри, я уже известна, – пожимаю её руку, стреляя взглядом в Коннера через плечо.

– Послушайте, вы меня не так поняли, – он запускает пальцы в волосы. – Мы просто пошли поговорить наедине. Мы не можем делать это рядом с Милой.

– Бред. Вы могли бы спуститься на пляж, – говорит Тэйт. – Не следовало выходить на публику.

– Подожди, что это? О, это дежа вю! – огрызаюсь я.

Коннер направляет на меня озлобленный взгляд.

– Ты не настояла на своём.

– Мы не разговаривали вчера. Честно говоря, я не очень хочу разговаривать с тобой и сегодня.

– Так почему разговариваешь?

– Потому что я не хотела спорить перед Милой!

– Но хочешь сейчас?

– Да! Потому что сейчас её здесь нет, и я могу сказать тебе, как чертовски зла на тебя за этот дерьмовый трюк и какой ты невежественный и вспыльчивый засранец!

– Ух ты, Соф, почему бы тебе не рассказать мне, что ты чувствуешь на самом деле? – он поднимает руки.

– Ты хочешь этого? Хорошо. Я бы хотела никогда не возвращаться. Мне бы хотелось остаться в Шарлотте с Милой, потому что это не этого я хотела! – мой голос охрип от крика, но я не могу остановиться. – Я вернулась, потому что думала, что это будет к лучшему, но я ошибалась. Боже, я была неправа. Я не должна была привозить её сюда.

Он мгновение колеблется.

– Так ты жалеешь, что не скрывала её от меня дольше? Вау, держи награду Мама Года.

Я резко выдыхаю, его слова ранят. Моё сердце колотится, и с каждым ударом становится всё больнее.

– Да пошёл ты, – говорю, отступая к двери. – Пошёл ты, Коннер Бёрк.

Распахиваю дверь и выбегаю.

– Дерьмо. Софи. Чёрт! Подожди!

Я спрыгиваю с крыльца, игнорируя лестницу, и бегу к лесу. В место, которое хранит память о полуночных поцелуях и слезах после ссор. Место, где мы провели почти каждую секунду, скрываясь в тени деревьев.

– Соф, я не имел это в виду!

– Нет! – я поворачиваюсь к краю леса и понижаю голос. – Вот и всё. Я сделала это. Я хочу видеть тебя только тогда, когда ты забираешь Милу. Твоя мама может оставить её у вас дома. Я заберу её утром.

– Что?

– Мы не можем поступать так. Мы продолжаем сражаться, но я больше не могу это продолжать. Мила будет с тобой, когда ты захочешь, но я не хочу иметь с тобой ничего общего.

Я разворачиваюсь и бегу в лес, сожалея о каждом сказанном слове, несмотря на то, что они исходили от сердца. Это несправедливо по отношению к нам и нечестно по отношению к Миле.

Я не могу отказать ему в ней, но готова отказать в себе.

И я также готова отказать себе в нём.

Глава 14

Коннер

Я наблюдаю за её уходом, абсолютно неспособный сделать что-нибудь с тем, что она снова покидает меня.

Зачем я это сказал? Почему мне надо было быть таким ублюдком? Она не заслуживает этого.

Да, она забрала у меня Милу. Но именно она была с ней всё это время. Она целовала раненные коленки и вытирала испачканное лицо. Она в одиночку проводила бесконечные часы, укладывая мою дочь спать и задаваясь вопросом, уснёт ли она сама. Она учила её ходить и говорить, и всем другим удивительным вещам. Она, чёрт возьми, была с ней двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, днём и ночью, утром и вечером.

Не важно, насколько я зол на неё из-за того, что она не хотела бы возвращаться сюда, она не заслуживает таких слов.

Потому что у неё есть оправдание. Она лишь пыталась защитить Милу. Делала то, что было естественно для неё. То, что должно было быть естественным для меня.

Только я не защитил её. Я сделал всё наоборот. Я напугал её.

– Чёрт возьми!

Опускаю руки на ближайшее дерево и прислоняюсь к нему. Смотрю на землю и несколько раз ударяю кулаками по коре. Мои глаза горят от слёз вины. Из-за Софи и Милы.

Ни одна из них не заслуживает этого. Ни на одну чёртову секунду.

– Прекрасно, ты был в ударе, – проносится по двору голос Дженны.

– Если ты здесь, чтобы поделиться со мной своими нравоучениями, то не утруждай себя. Они уже в моей голове.

– Нет, она уже сделала то, что ты заслуживаешь, козёл.

– Ну, спасибо за поддержку, – отталкиваюсь от дерева и направляюсь в дом. – Мне не нужны напоминания о том, что я облажался. Моя дочь, находящаяся здесь без матери, достаточное напоминание об этом.

– Ах, она здесь? – её голос наполнятся радостью. – Я люблю младенцев.

– Она не младенец. Ей почти два.

– О, но они такие милые со своими сокращёнными словечками.

Смотрю на неё через плечо.

– Продолжишь вести себя так, и я подумаю, что ты беременна, – она прикусывает губу и улыбается. – Да ну.

– Я узнала об этом за день до приезда сюда, – она пожимает плечами. – Плата за секс на работе.

– Хорошо, что твой парень работает на нас, иначе я бы поинтересовался, когда ты успела, – обнимаю её за плечи и легонько сжимаю. – Поздравляю, Джей. Ты будешь великолепной мамой.

Она обнимает меня за талию и кладёт голову на плечо.

– Ты тоже, знаешь. Папой, не мамой. Как только у тебя появится реальный шанс.

– У меня был шанс. Я облажался, – печально улыбаюсь. – Чёрт, у меня был больше, чем шанс. Я мог бы подарить Миле настоящую семью, но нет, я сказал нечто дурацкое и конкретно облажался.

Я отпускаю Дженну и захожу внутрь. Как только она присоединяется ко мне, в комнату вплывает мама с Милой на руках.

Моя малышка визжит, едва увидев меня, и начинает вырываться из маминых объятий. Я беру её и, прижав к себе, утыкаюсь лицом в её непослушные тёмные волосы и вздыхаю.

– Папочка, – лепечет она мне на ухо.

Обнимаю её ещё крепче. Чёрт, как я мог сделать что-то такое, что может причинить ей боль? Легко… я забыл, кто действительно имеет значение. Я сосредоточился на Софи вместо дочери, сделал то, чего не собирался.

Но легко было забыть, когда они обе так для меня важны.

– Ты повеселилась с бабулей и тётушкой Лейлой?

– Да, папочка. Веселье! – она хлопает в ладоши. – Ох! Кроля!

Мила начинает лихорадочно осматриваться, пока Тэйт не подаёт ей игрушку. Она моргает, смотря на него, будто впервые видит, а после на её лице вспыхивает широкая улыбка.

– Тэй! – счастливо кричит она. – Кроля, спасибо!

Я тихо смеюсь.

– Похоже, у тебя новый друг.

Протягиваю ему Милу, и он испуганно пялится на меня.

– Какого чёрта, бро?

– Тэй, Тэй! – Мила цепляется за него, смеясь, и Тэйт берёт её на руки.

Он неловко сажает её на бедро и смотрит сверху вниз. Видеть, как мой самоуверенный татуированный старший брат держит маленькую девочку, очень смешно. Трогательно, но смешно.

У меня появляется полуулыбка, но она пропадает, когда я получаю резкий подзатыльник.

– Что за...

Поворачиваюсь и натыкаюсь на взгляд Лейлы, поднимающейся по лестнице.

– Что укусило её за задницу? – спрашиваю маму.

Она приподнимает брови, поджимает губы и отворачивается.

Думаю, Софи рассказала им, что случилось.

Я вздыхаю и забираю Милу. Зайдя в гостиную, опускаю её на пол и сажусь на диван. К нам подходит мама с карандашами и бумагой и кладёт их перед ней.

Мила смотрит наверх с улыбкой.

– Спасибо.

Я наблюдаю за ней, когда она бросает кролика и хватает зелёный карандаш. Мила начала чёркать на листе, не рисуя ничего конкретного, а затем меняет зелёный карандаш на фиолетовый. Я продолжаю наблюдать за ней, позволяя заниматься своим делом. Закончив с первым листом, она отталкивает его в сторону и приступает к следующему рисунку.

Она в таком блаженном неведении о боли родителей.

Надеюсь, так и останется.

Лейла просовывает голову в дверной проём и переводит взгляд с Милы на меня.

– Что?

– Я ухожу, – зло произносит она.

– Великолепно. Зачем мне это знать?

– Затем, – тихо шипит она, чтобы не побеспокоить Милу. – Я ухожу, чтобы исправить твои косяки. Вот зачем.

Она разворачивается и исчезает, прежде чем успеваю сказать хоть слово. Я откидываю голову обратно на диван, глядя в потолок. Чёрт, от плохого к худшему.

Я должен был послушать Софи. Должен был позволить ей просто проигнорировать меня.

Должен был, хотел бы, мог бы.

Поднимаюсь наверх в свою комнату, беру блокнот с карандашом и возвращаюсь в гостиную. Мила настолько погружена в своё занятие, что даже не заметила мой уход. Кладу блокнот на колено и нажимаю на кончик карандаша.

– Пишешь песню? – тихо спрашивает Кай, садясь возле меня.

Я киваю и, касаясь карандашом бумаги, позволяю словам излиться.

***

На следующее утро, я выползаю из комнаты, пока Мила продолжает спать. Спускаюсь, обходя скрипучие ступени, и иду на кухню. Моя гитара прислонена к задней двери, я поднимаю её и кладу на стол. Открываю чехол и беру два блокнота: один из чехла, а второй, в котором писал вчера.

Ранним утром прохладный ветер обдувает мою голую спину, пока я сижу на ступеньках крыльца, гитара лежит на коленях. Я перелистываю блокноты, пока не нахожу нужные записи, и пытаюсь связать ноты с текстом.

Я играю и напеваю каждые пару строк, чтобы убедиться, что всё правильно. Я уверен в том, что делаю, но в любом случае повторяю снова и снова. Повторяю до тех пор, пока мелодия не застревает в моей голове, и я не обретаю уверенность, что ненавижу каждое слово, написанное прошлой ночью.

– Всё в порядке, сынок? – папа просовывает голову в дверной проём, когда я заканчиваю играть.

Поднимаю на него взгляд.

– Да. Просто… запутался.

– Мила проснулась, – произносит он. – Не спеши. Твоя мама приготовила ей завтрак.

– Ты должен был позвать меня раньше, – закрываю блокнот и встаю. – Я бы сам сделал.

– Ты успокаивался. У меня не было намерения прерывать тебя, – мама прерывает нас суровым взглядом. – После вчерашнего тебе точно это необходимо.

Я не обращаю внимания на раздражение в её голосе и прохожу мимо неё в дом.

– Во сколько она заберёт Милу?

– В час, – отвечает мама. – Лейла написала мне.

– Ладно, – целую Милу в голову и кладу несколько тостов в тостер. – Она в порядке?

– Лейла? В полном.

– Ты знаешь, что я имел в виду Софи.

– Что ты подразумеваешь под «в порядке»? – спрашивает она, подняв брови. – Ты в порядке сейчас?

Приму это как нет.

Пока мой тост поджаривается, я смазываю арахисовым маслом каждый ломтик. Я откусываю от одного и облокачиваюсь о столешницу, наслаждаясь хрустом. Меня окружает напряжённая и неловкая тишина.

Тэйт заходит через переднюю дверь, выглядя так, будто не ночевал дома.

– Тэйт Бёрк! – кричит мама. – Где ты был?

– Отстань, мам, – он направляется сразу наверх. Надеюсь, в душ.

Эйден фыркает, проходя на кухню.

– Эй, бро, у них скоро будет ещё один из братьев Бёрк, о котором можно будет писать домыслы. Он может даже скинуть тебя с первой страницы, когда его последняя пассия продаст свою грязную историю, – он хлопает меня по плечу.

Я ухмыляюсь. Да. Та история о групповушке была неловкой, мягко говоря. Всё-таки, Тэйт был не виноват, что одна из девушек, будучи проституткой, продала звёздную историю в газету. Не думаю, что в следующие три месяца родители бросили на него хоть один взгляд. Чёрт, да они не разговаривали с ним полгода.

– Лучше бы этого не произошло, – ворчит мама.

– Диана, дорогая, почему бы тебе не принять душ? – папа выводит её из кухни.

Она опять ворчит, но делает, как он сказал. Папа ждёт, пока она не окажется вне пределов слышимости, и садится за стол, опираясь о него.

– Слава Богу, – произносит он, вздыхая. – Я имел дело с этим всю ночь, так что вам, мальчики, лучше поработать над своим поведением. Я понимаю, что слишком поздно говорить об этом Коннеру и Тэйту, но, Эйден, дорогой мой, веди себя, сынок, как идеал для своего папы.

– Дорогой отец, готов поставить на это левую половину задницы, – Эйден выхватывает у меня другой тост и уворачивается, когда я собираюсь ударить его.

– Задница! – весело кричит Мила.

– Что? Нет, – я наклоняюсь перед её стульчиком. – Плохое. Плохое слово.

– Задница, – хихикает она, прикрыв лицо ладошками.

Я стреляю взглядом в Эйдена.

– Спасибо.

– Извини, братан, – он на самом деле выглядит виноватым.

Вытираю лоб и поднимаю её со стульчика. Пора готовиться.

***

– Что думаешь? Отстой, да?

Мила хватается за пальцы ног и раскачивается.

– Приму это как «да», – вздыхаю и беру карандаш, чтобы изменить несколько слов. – Ладно, господин автор, как насчёт… – я наигрываю последние поправки перед припевом и начинаю читать с листа. – Время пройдёт, и чувства изменятся, но ты не знаешь, всё те же ли мы, я всё ещё хочу тебя как раньше, я всё ещё хочу тебя, как ты хочешь меня... Да?

Мила хлопает в ладоши.

– Да, папочка!

– У тебя явно мамины способности для написания песен, а не мои, – я проверяю следующий абзац. – Ладно, следующие строки, – снова начинаю играть. – Я отрицаю это, потому что больно, я борюсь с этим, потому это чувство сжигает, но я хочу всё, что ты можешь дать... Как-то так?

Я смотрю наверх, Софи стоит в паре шагов позади Милы. Её волосы собраны на макушке, тёмные тени залегли под глазами, губы потрескались.

Мила снова хлопает в ладошки в знак согласия, и я киваю.

– Хорошая работа, детка, – ставлю галочку рядом со строчками. – Смотри, кто пришёл.

Она поворачивает свою маленькую головку и падает навзничь. Смеётся, встаёт и, подбежав к Софи, обнимает её за ноги.

– Привет, малышка! – Софи наклоняется и поднимает её на руки. – Тебе было весело с папой?

Мила кивает.

– Пой! Папа, пой! – она смотрит на меня с большой улыбкой.

– Да, папа пел, – ставлю гитару и встаю. – Я принесу её вещи, – говорю Софи.

Она кивает и относит Милу на крыльцо. Лейла толкает меня в спину, и я, спотыкаясь, выхожу из кухни. Сыпля на неё проклятия, начинаю подниматься наверх, пока она наступает мне на пятки.

Она захлопывает дверь в спальню.

– О чём ты думал, так разговаривая с ней вчера?

– Я, очевидно, не думал, – начинаю собирать вещи Милы в её сумку.

– Да, серьёзно, Шерлок. Она плакала на моём плече, Кон, – Лейла хватает меня за руку и заставляет посмотреть на неё. – Всю ночь. Всю чёртову ночь.

Я выдёргиваю свою руку, моё сердце сжимается.

– Чего ты от меня хочешь, Лей? Я уже знаю, что она не примет извинений. Она не хочет разговаривать со мной. Хочешь, чтобы я послал ей цветы и чёртового мишку, держащего воздушный шар с надписью «Прости»?

– Я не знаю, но тебе стоит придумать что-нибудь.

– Я делаю то, что она хочет. Веду себя как отец, и держусь подальше от неё, – открываю дверь. – Уважаю её желания.

– Невозможно, – она качает головой и отступает в свою комнату. – Ты невозможный.

Она закрывает дверь, выгнав меня, и я минуту смотрю на неё. Что это значит?

Спустившись вниз, протягиваю Софи упакованную сумку Милы.

– Спасибо, – тихо произносит она, пристёгивая Милу в коляске. – Я приведу её завтра. Если ты хочешь.

– Да. Я могу прийти и забрать её.

– Нет. Я приведу её, – она наклоняется вперёд. – Готова, Мила?

Дочка кивает. Я наклоняюсь и целую её в лобик, потом в щёчки, в носик, и в завершении в маленький ротик. Она смеётся и крепко обнимает меня за шею.

– Пока, пап. Пока, пока, пока, – она машет мне пухлым кулачком.

– Пока, малышка.

Я дожидаюсь, когда они уйдут, а затем падаю на траву, подложив руки под голову. Чёрт, как бы мне хотелось, чтобы всё было не так. Так не должно быть. Она должна быть здесь, всё время рядом со мной.

Они обе должны быть рядом.

Нахрен всё это. Бью рукой по дереву рядом со мной. Я понимаю, что никогда не прощу Софи, но не могу осуждать её вечно. И, чёрт возьми, они обе мои, мои девочки, и они должны быть со мной. А не вдвоём на другом конце леса, пока я сижу здесь в одиночестве.

Но я ничего не могу с этим поделать.

Передвигаю гитару, возвращая её обратно на колени, и утыкаюсь в блокнот, снова погружаясь в музыку.

Глава 15

Софи

– Мила? Мила, детка, пожалуйста, вытащи свои пальчики из носа, – я вздыхаю и шагаю вперёд, убирая их.

Она вскрикивает и хлопает по дивану.

– Нет! – и сразу засовывает пальцы обратно.

– Мила Лу! – снова вытягиваю их. – Сделаешь это ещё раз, и ты наказана!

Она смотрит на меня и демонстративно засовывает два пальца другой руки обратно в нос.

– Всё. Ты наказана, – я в сотый раз убираю пальцы и поднимаю её на руки.

Наказываю её и засекаю время на таймере, поставив его на столешницу. Возвращаюсь в гостиную и с тяжёлым вздохом падаю на диван, потирая виски.