Текст книги "Грязный секрет (ЛП)"
Автор книги: Эмма Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Грязный секрет
Эмма Харт
Оригинальное название: Emma Hart «Dirty Secret» (The Burke Brothers #1), 2014
Эмма Харт «Грязный секрет» (Братья Бёрк #1), 2019
Переводчик: Женьшень
Переводчик: Юлия З, Катя Ш.
Вычитка: Наталья К
Обложка: Врединка Тм
Глава 1
Софи
– Ой! Вот дерьмо!
Я отпрыгиваю от машины и трясу рукой. Мой палец горит так, будто побывал в аду, и, посмотрев на него, я вижу причину.
Я сломала ноготь, пока поднимала чемодан. Это знак. Ещё одна причина, объясняющая, почему возвращение в Шелтон Бэй является ошибкой. Если бы я осталась в Шарлотт, то все мои десять ногтей остались бы в целости.
Засунув палец в рот, чтобы унять жжение, я оглядываюсь на заднее окно машины. Мила всё ещё спит, слава Богу. Если бы она проснулась и застукала меня матерящейся, то наверняка бы закричала «Мама! Плохо!».
А затем последовали бы несколько раундов увлекательного мата.
Вздохнув с облегчением, я возвращаюсь к багажнику и снова дёргаю чемодан, в результате чего он вылетает из машины. Гравий хрустит, когда чемодан соприкасается с ним, и я отпрыгиваю в сторону. Грёбанное дерьмо. Понедельник – отстой.
Больше никогда не стану переезжать по понедельникам. Особенно туда, откуда мне хочется сбежать в первую очередь.
Я вынимаю конверт, который дал мне адвокат, и ищу ключ. Нахожу его между смятых бумаг. Ещё раз взглянув на Милу, направляюсь к парадному входу.
Колеблясь, я делаю глубокий вздох. Меня не было здесь около двух с половиной лет, и я понятия не имею, что изменилось с папиной смерти, произошедшей восемь месяцев назад.
Я просто знаю, что откладывала это на столько, на сколько было возможно.
Мои руки дрожат, когда я вставляю ключ в дверь и поворачиваю его. Тяжело вздыхая, толкаю её, и в тишине раздаётся зловещий скрип. Мой внутренний голос кричит мне бежать, потому что, чёрт возьми, здесь могут обитать какие-нибудь зомби, только и ждущие меня!
Слава богу, мой мозг рациональнее, поэтому велит мне без колебаний войти внутрь. Стоит перестать смотреть «Ходячих Мертвецов».
Здесь всё осталось точно таким, как я запомнила. Всё те же детские фотографии на стенах: где мама обнимает меня, стоя позади; где папа и брат Стивен держат огромного лосося, пойманного во время их рыбалки в Орегоне; где я стою в платье с оборками, как у принцессы, рядом с папой; где я, Стивен и наши родители на одной из его баскетбольных игр – последнее наше совместное фото.
Тот же узорчатый ковёр, лежащий вдоль коридора, с загнутыми к верху от возраста углами, и, Господи, он ужасен. Такие должны храниться только у пожилых бабушек.
И пахнет здесь всё так же: лавандой и свежими полотенцами из стиральной машины. Я закрываю глаза и делаю вздох. Чёрт. Долго же меня здесь не было. Мне следовало приезжать почаще. Несмотря на то, что папа лёг в больницу в Шарлотт, а не в Роли, чтобы быть ближе ко мне. И несмотря на то, что он решил приезжать ко мне сам.
Я была слишком эгоистична, чтобы ездить к нему, когда он нуждался во мне.
Я откинула голову назад и решительно моргнула. Никаких слёз. Он ясно дал мне это понять. За несколько дней до смерти он сказал, что я не должна плакать, когда вернусь в Шелтон Бэй. Мне не разрешалось плакать, потому что счастливые воспоминания лучше.
Он запретил мне думать о нём, лежащем на больничной койке с впалыми щеками и запавшими глазами, слишком слабом даже для того, чтобы поднести ко рту стакан воды. Я должна помнить его здоровым, улыбающимся, держащим на руках свою новорождённую внучку. Вспоминать о том, как он готовил домашнюю пиццу и пытался играть для меня роль обоих родителей.
Было бы проще, если бы без него дом не казался таким пустым.
– Мам! Ма-ама! Где ты?
– Чёрт, – бормочу я, выходя на улицу. А я ведь надеялась, что успею перенести все сумки до того, как она проснётся. Думаю, это из-за эмоционального взрыва в коридоре.
Я открываю дверь машины и улыбаюсь:
– Привет, детка! Хорошо поспала?
– Выйти! Выйти! – Мила тянет ко мне свои пухлые ручки.
– Ладно, ладно, подожди, – я расстёгиваю ремни на сиденье и вытаскиваю её.
Мила начинает дёргать ножками, и я опускаю её на землю, кивая с улыбкой, когда она показывает на дом.
– Подойдёшь к лестнице, и ты наказана! – предупреждаю я, когда она бежит к открытой двери.
Я захлопываю багажник, хватаю два самых больших чемодана и пристраиваю их позади себя. К тому моменту, как я добираюсь до двери, мои пальцы уже горят. Чёрт, эти чемоданы такие тяжёлые.
– Я сказала держаться подальше от этих ступеней, Мила Лу! – кричу, закрывая за собой дверь. Когда она игнорирует меня, я быстро опускаю чемодан, беру её за руку и увожу подальше от лестницы.
– Будь здесь, – я вытягиваю из сумки куклу и отдаю её Миле.
Она следует за мной, когда я открываю дверь в гостиную. Закрыв глаза, снова погружаюсь в детские воспоминания. О маме и папе, о том, как пряталась за диваном и выпрыгивала на Стивена, заставляя его визжать. Об открытии подарков рождественским утром и поиске спрятанных яиц на Пасху.
Сделав глубокий вдох, я подхожу к окну и открываю его, чтобы избавиться от затхлого запаха, что витает внутри. Воздух в комнате испортился из-за того, что в ней никто не жил, и она сильно изменилась с тех пор, как я была здесь в последний раз. Нашей следующей остановкой будет магазин, чтобы закупиться чистящими средствами.
Мой взгляд машинально перемещается к маленькой, лепечущей со своей куклой девочке.
Боязнь выйти из дома – глупость. Так. Чертовски. Глупо. Я словно ребёнок, который очень боится вылезти из постели из-за придуманных монстров под кроватью. Но я должна это сделать. Рано или поздно.
Посмотрим, рано или поздно.
Я могу с тем же успехом выйти прямо сейчас и разом пресечь все слухи.
Но… Я не двигаюсь. Я остаюсь на месте, наблюдая за дочерью.
Её невинность приводит в восторг. Хотела бы я видеть мир таким же простым, как и она. Она понятия не имеет о моём внутреннем дисбалансе, о том, как я разрываюсь. Столько жизней может перевернуться в мгновение ока из-за одного её существования.
Я включаю телевизор, чтобы приглушить свои мысли и сразу переключаю на музыкальный канал. Это вошло в привычку. Мои пальцы автоматически нажимают на кнопки, перенося нас туда.
Кабельное всё ещё работает, несмотря на то, что с папиной смерти прошло восемь месяцев. Я знала это, потому что платила за него с тех пор, как начала ждать, когда же у меня вырастут достаточно большие яйца для возвращения домой.
Дом. Теперь он здесь. Мой. Снова.
Когда папа умер, а завещание было оглашено, Стивен позвонил из Афганистана и отдал свою половину дома мне. У него есть квартира, поэтому он решил, что мы с Милой получим от этого дома больше пользы, учитывая жизнь без арендной платы, – и он был прав. В конце концов, у меня осталось только пара сотен баксов после работы официанткой в Шарлотт. Когда они закончатся, я вынуждена буду жить за счёт своего наследства, чего делать не хочу.
Дом большеват для нас, но здесь есть огромный двор, где Мила сможет поиграть. В моей крохотной двухкомнатной городской квартире этого точно нет.
– Папочка! – Мила хлопает в ладоши.
Я резко оборачиваюсь. Она тянется к подставке телевизора и смотрит на экран, как влюблённый подросток. Моё сердце начинает колотиться в два раза быстрее, ладони вспотевают. Требуется несколько тактов для того, чтобы понять, что на МТВ играет последняя песня «Dirty B.», а не сам мужчина вошёл через дверь.
Я с усилием смеюсь над собой. Чёрт, я вернулась в Шелтон Бэй десять минут назад и уже думаю, что Коннер Бёрк ворвётся в мою дверь, чтобы познакомиться с дочерью, о существовании которой даже не подозревает.
Я запускаю руку в волосы. Чёрт.
Мой живот скручивает от вины, которую я чувствовала последние два с половиной года из-за от того, что держала дочь вдали от него.
Мила визжит, когда лицо Коннера заполняет экран. Он улыбается, напевая что-то через динамики, и дрожь волна за волной проходит по моему телу. Как и всегда. Он жил мечтой, своей мечтой. Я бы никогда не смогла отнять это у него.
Я знаю, что от моего поступка будет только лучше. Убежать в тот же день, когда я увидела маленькую синюю полоску, было как лучшим, так и худшим решением, которое я когда-либо принимала.
Это не оправдывает моих действий, независимо от того, как часто я пыталась себя в этом убедить. А говорила я себе об этом миллион раз, может даже и больше. Но тот факт, что лгала я только одному из них, немного улучшало ситуацию.
Я смотрю, как Мила подтанцовывает под песню. Смотрю на свой секрет, свой дорогой скелет в шкафу, зная, что близится конец. В течение сорока восьми часов о моём возвращении в Шелтон Бэй будут знать все. Сорока восьми часов, если удача будет на моей стороне.
Они узнают, они проследят и они будут говорить. Потому что это маленький город. Здесь каждый знает дела каждого. Не останется и камня на камне, не останется никаких секретов.
Достаточно скоро они узнают. И Коннер тоже узнает. Второго числа «Dirty B.» вернутся в город для перерыва в середине тура. Он узнает.
Я вынимаю ключи из кармана, выключаю телевизор и подхватываю Милу одной рукой:
– Давай, детка. Пройдёмся по магазинам.
Магазин будто смотрит на меня, бросая вызов выбраться из машины. Я смотрю на него в ответ и гадаю, хватит ли мне храбрости, чтобы прямо сейчас взглянуть реальности в лицо.
Я не присутствовала на папиных похоронах, слишком трусливая, чтобы показаться всем на глаза. Поэтому в последнюю минуту просто проскользнула в церковь и спряталась в самом дальнем углу. Смотрела, как его хоронили издалека, как слабачка.
Но я больше не могу убегать.
Вытираю свои потные ладони о бёдра и делаю глубокий вдох. Выходя, я пропускаю волосы сквозь пальцы. Будто импровизированная смена имиджа скроет от других моё лицо.
Мила тянется ко мне, и я, удерживая её на бедре, толкаю дверь машины. Заблокировав её, иду к передней части магазина за тележкой. «Давай покончим с этим».
Я сажаю Милу на сиденье, потому что мне нужны свободные руки. Не без причины.
Достаточно одного человека, который заметит вас, и вам конец.
И я замечена.
Может, это паранойя. Может, предположение. Или, может быть, это правда, потому что я чувствую вопросительные взгляды, впивающиеся мне в спину. Взгляды, которые хотят убедиться, что я действительно здесь. Что это действительно я, Софи Каллахан, вернулась оттуда, где бы я ни была.
Я сковываюсь в одном из проходов, успокаивающе улыбаясь Миле. Она беззаботно болтает сама с собой, пребывая в блаженном неведении о шёпоте, который, как я знаю, витает вокруг. И хотя сейчас полдень четверга, здесь всё ещё людно.
Впервые в жизни о мне вспыхивает желание поехать в «Уолмарт», а не в этот местный магазин.
Я заполняю корзину предметами первой необходимости. Хлеб, молоко, сыр, любимые чипсы Милы в виде звёзд. Она запускает руку в пакет, но я сразу нежно перехватываю её.
– Не-а, мисси. Когда мы вернёмся.
– Мама! Хочу зёзды! – она пытается дотянуться до чипсов.
– Мила, нет, – я тянусь и хватаю с полки памперсы. В знак протеста она пинает своими маленькими ножками тележку. Это постоянная битва, и я вечный победитель в ней.
– Ну, неужели это давно потерянная Софи Каллахан, – растягивает слова голос позади меня. Голос, который я ненавижу.
Я поворачиваюсь, пряча Милу за своей спиной, и смотрю в лицо Нины Хоукинс. Обесцвеченная блондинка с тонной макияжа и слишком низким вырезом, – она выглядит такой же, какой я её запомнила.
– Нина. Как ты?
Она улыбается, но в её улыбке нет теплоты:
– Нормально. Как твои дела?
– У меня всё хорошо, спасибо, – я выдавливаю улыбку. Мама говорила мне, что девушки с юга всегда вежливы. Особенно, когда хотят выцарапать глаза другой женщине.
С натянутой улыбкой, Нина окидывает меня взглядом.
– Не знала, что теперь ты мама.
Я тянусь назад за рукой Милы.
– Многое изменилось за два года. Не хочу показаться грубой, но ей пора обедать. Пока, Нина.
Сделав несколько шагов, я снова слышу её голос.
– Полагаю, Коннер не знает. По крайней мере, он никогда не упоминал о ней после твоего ухода.
Моё сердце сжимается от её намёка, и я быстро разворачиваюсь. Но моё лицо не выдаёт того, что я чувствую внутри.
– Коннер? Почему он должен знать что-то о ней?
Нина раздражённо моргает, но ничего не отвечает. Понятия не имею, купилась ли она на это, но, направляясь к кассиру, я слышу:
– Ни за что не угадаешь, кого я только что видела…
Я чуть ли не роняю дебетовую карту из-за вновь вспотевших ладоней, но всё-таки верно ввожу пин-код. Мне просто хочется выбраться отсюда и вернуться в безопасный отцовский дом. Мой дом, полагаю.
Я почти пересекла парковку, когда другой знакомый голос зовёт меня по имени. Этот голос мягче, по нему я скучала.
– Софи? Ты вернулась?
Я останавливаюсь, сглатываю и киваю.
– Ага, я вернулась.
– И… – Лейла Бёрк становится передо мной и смотрит на Милу, – и ребёнок?
Я смотрю в глаза одной из моих самых близких подруг. По крайней мере, когда-то она ею была. Давным-давно, когда всё было просто. Когда самой большой проблемой было прийти домой после комендантского часа и не попасться.
– Да.
– Она твоя?
– Нет, я украла её, – бормочу, перекладывая покупки в багажник. Лейла ничего не говорит, пока я усаживаю Милу в её сиденье.
– Софи…
– Не надо, – я смотрю в её голубые глаза, такие похожие на глаза Коннера, – Пожалуйста, не задавай мне вопросы, на которые я не готова ответить.
Она убирает свои волосы с эффектом амбре за уши.
– Ты сказала Нине, что это не так.
– Я не должна распинаться перед Ниной.
Я открываю дверь и, сев в машину, завожу её прежде, чем Лейла заговорит снова.
Я ни за что не выдержу этот разговор, не поддавшись. Я знала, что мне не справиться с поездкой в Шелтон Бэй без трудностей, но рассчитывала, что проведу больше нескольких часов, не встречаясь с девушкой, с которой провела всю свою жизнь, – со своей лучшей подругой.
Не встречаясь с его семьёй, семьёй Милы.
Я выезжаю с парковки и направляюсь к дому. Всё ещё непривычно называть его своим. И я всё ещё не знаю, что с ним делать. Было бы идеально иметь возможность вернуться в Шарлотт… Но я не могу. Мой дом здесь, и…
Качаю головой, потому что не собиралась делать этого сегодня. У меня впереди ещё много времени, чтобы принять решение. А прямо сейчас мне нужно сосредоточиться на том, как пережить этот день. На том, как пережить всю эту хреновую ситуацию.
Я глушу двигатель и вижу, как прямо за моей машиной останавливается Лейла. Я потираю виски. Чёрт побери, я должна была знать, что она не оставит это вот так. Она слишком упряма, чтобы оставить всё как есть.
– О, чёрт, нет, Софи Каллахан. Ты не уйдёшь, не сказав мне правды, девчонка.
Мила крепче цепляется за меня, когда я вытаскиваю её.
– Можешь не делать так рядом с Милой? Она не привыкла к крику.
– Извини, – поморщившись, Лейла открывает багажник моей машины.
– Что ты делаешь? – спрашиваю её, когда она начинает доставать оттуда пакеты с продуктами.
– Я не уйду, пока ты не расскажешь мне всё. Ты собираешься открыть эту дверь или нет? Эти пакеты чертовски тяжёлые.
Вздохнув, опускаю багажник. Когда я открываю входную дверь, Лейла заходит внутрь и относит пакеты на кухню.
– Зёзды, мама! Зёзды! – кричит Мила, протягивая ручки к пакетам на полу.
– Ладно, ладно, погоди, – я опускаю её и беру пачку чипсов.
Она вырывает её у меня и запускает в неё свои маленькие ручки.
– Что ты сказала?
Она показывает на чипс во вру и смотрит на меня большими невинными глазками. Я сжимаю губы, стараясь не рассмеяться. Чёрт, она выглядит слишком милой.
– Мила.
Она широко улыбается:
– Сасибо.
– Хорошая девочка, – поцеловав её в лоб, я присоединилась к Лейле на кухне, чтобы разобрать продукты.
Она следит за мной взглядом, когда я обхожу кухню. Я морщу нос, освобождая холодильник от старой гнилой пищи, купленной ещё до папиной смерти. От запаха меня накатывает тошнота, поэтому я начинаю дышать через рот.
– Иу, – хватаю мешок для мусора и, заполнив его содержимым холодильника, выкидываю в мусорный бак на заднем дворе, – надо было вернуться раньше.
Лейла молча передаёт мне чистящий спрей и бумажные полотенца, по-прежнему прожигая меня взглядом.
– Спасибо, – бормочу, зная, что её расспросов не избежать. Я втягиваюсь в уборку холодильника. Чувство вины с новой силой разрастается во мне, отчего желудок начинает совершать огромные кульбиты.
– Так, – тихо произносит Лейла, – ты вообще собиралась вернуться?
Я бросаю через плечо:
– Со временем. Я знала, что после папиной смерти мне самой придётся со всем разобраться, если здесь не будет Сти.
– Разве он не вернётся через пару месяцев?
– Ага.
– Тогда зачем тебе об этом беспокоиться? Твой отец умер месяцы назад. Почему просто не остаться там, где тебя два с половиной года носили черти?
Я бросаю на Лейлу резкий взгляд.
– Ты не могла бы понизить голос? Может, тебя это и не беспокоит, но крики рядом с Милой, будь чертовски уверена, волнуют меня.
Лейла смотрит на меня.
– Прости. Просто я чертовски зла на тебя, Соф. Почему ты не предупредила меня о том, что уезжаешь?
Я медленно закрываю дверь холодильника и прислоняюсь к ней, в то время как мой взгляд блуждает по Миле. Я выпускаю из рук тряпку, роняя её на пол, когда слышу вздох Лейлы:
– Ты уехала из-за неё… Не так ли?
– Я сказала тебе, что не буду отвечать на вопросы, на которые не готова дать ответы, – я морщусь, когда Мила раздавливает несколько чипсов на ковре, и молюсь о том, чтобы папин пылесос всё ещё работал. Я снова открываю холодильник и начинаю заполнять его новыми, свежими продуктами, – я не должна тебе ничего, Лей. В том числе отвечать.
– Я приму это как «да».
– Думай как хочешь.
– Я её тетя, не так ли? Она дочь Коннера, – продолжает Лейла, не получив ответа. – Почему ты ничего не рассказала нам?
Я ставлю молоко в холодильник и захлопываю его.
– Ну что? – говорю я, игнорируя Лейлу. – Готова вздремнуть?
– Не хочу спать! Не хочу!
Закатив глаза, я выхожу на улицу, забираю из машины кроватку и заношу внутрь. Мила всё ещё повторяет свою предсонную мантру, в то время как я поднимаю кроватку наверх и устанавливаю её. Положив в неё любимое одеяло дочки, я возвращаюсь обратно к Миле. Забираю из гостиной её куклу и поднимаю ребёнка, стряхивая крошки с маленьких рук.
Поднявшись наверх, укладываю её в кроватку и целую в лоб.
– Спи сладко, детка. Я люблю тебя.
Я закрываю за собой дверь, оставляя её повторяющую: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!»
Через несколько минут она сдаётся и засыпает. Это одна из тех сумасшедших вещей, которые я могу ценить в этом безумном перевороте обеих наших жизней.
Лейла наблюдает за мной, когда я захожу на кухню и наливаю в стакан апельсиновый сок.
– Ты в курсе, что не имела права скрывать такое? – она продолжает давить на меня. – Ты не имела права скрывать её. Нина уже на полпути, чтобы всем рассказать.
– Думаешь, я не знаю? – рявкаю, повернувшись к ней. – Думаешь, я не знаю, что завтра о Миле узнают все в этом проклятом городишке?
– О, я знаю, что ты знаешь, Софи. Просто мне интересно, как долго ты собиралась хранить её в секрете.
– Столько, сколько смогла бы. Так лучше для всех. И нет, прежде чем ты спросишь, я не стыжусь её. Но у меня есть свои причины, и я не должна оправдываться перед тобой.
Лейла приподнимает брови.
– Нет, но ты должна оправдываться перед моим братом.
– Убирайся, – твёрдо говорю я, глядя прямо ей в глаза. – Что я делаю, а чего нет – не твоё дело, Лейла. Как и Мила. Пока ты не поймёшь это и то, что мои решения надо уважать, независимо от того, насколько неверными ты их считаешь, я не хочу видеть тебя здесь.
Она отталкивается от кухонного прилавка и качает головой, в её взгляде появляется грусть.
– Что, чёрт возьми, случилось с тобой, Соф?
– Я стала мамой, вот что. И теперь Мила на первом месте. Для меня она превыше всего, даже тебя.
Глава 2
Коннер
Я откидываю голову на спинку сидения и делаю глубокий вдох.
– Как нам, нахрен, добраться до дома, чтобы местные фанатки не раздели нас догола?
Тэйт начинает пихать мне в лицо свой телефон.
– Их там целая толпа!
Я фокусируюсь на экране с фото.
– Кто прислал тебе это?
– Лейла. Сказала, что никогда не видела их такими оживлёнными.
– Должно быть, это из-за тебя, – бормочу я, отодвигая его телефон.
– Чёрт, Кон. Я могу поиметь какую-нибудь киску, но не так много. Не за один раз, по крайней мере, – ухмыляется он мне.
– Мы проедем сквозь толпу? – кричит Кай из конца автобуса. – Заставьте их припарковаться позади старого дома Софи, и мы прорвёмся.
Я сглатываю горечь, появляющуюся от упоминания имени Софи. Очевидно, я всё-таки не слишком хорошо скрываю это, потому что Тэйт толкает меня в рёбра.
– Всё ещё страдаешь, младший брат?
Я сжимаю челюсть.
– Она исчезла без единого грёбанного слова. Это было два с половиной года назад. Она не центр Вселенной, поэтому моё сердце не разбито.
– Да я же подкалываю, мужик. Чёрт, не надо быть гением, чтобы понять, что ты всё ещё сохнешь по ней, – смеётся он.
Я не отрицаю это. Не в моей власти поделать что-нибудь со всё ещё сохранившимися чувствами к девушке, которая сбежала от меня, не сказав ни слова даже Лейле. А они, как предполагалось, были лучшими подругами. Я не знаю, где она сейчас, или что она делает... или почему уехала.
И это не из-за отсутствия попыток потрахаться. Я провёл шесть месяцев наедине с циничными сплетнями, которые нашёптывали мне на ухо, из-за которых постоянно попадал в тупик и бегал кругами.
– Вы, парни, слишком часто говорите «трахаться», – говорит Дженна, наш пиар-агент, присаживаясь на стол. – Вы же знаете, что это не привлекательно?
Тэйт усмехается и возвращается на место.
– Скажи это девчонкам, которые просят меня оттрахать их.
– Ты такой самовлюблённый, – она закатывает глаза, – посмотрите, фото Лейлы не преувеличивало. Здесь куча репотртёров и людей из новостей, которые ждут вашего прибытия. Надеюсь, что у вас достаточно мышц, потому что вы отослали своих охранников домой.
– Нам не нужна охрана в городе размером с трейлерный парк, – возражаю я. – Мы прорвёмся сквозь толпу. Скажите водителю остановиться за деревьями у 2402, Аркадия-Лейн.
Мои братья смотрят на меня, но я игнорирую их. Да, я всё ещё помню её адрес.
– Будет сделано, – кивнув, она разворачивается и исчезает, покачивая конским хвостом.
– Не ожидал, что ты сделаешь это, – отвечает Кай. – А если она вернулась?
Я фыркаю.
– Исключено. Что бы ни заставило её уехать, этого недостаточно, чтобы вернуть её, иначе она никогда бы не уехала отсюда.
Я тянусь к наушникам и надеваю их, закончив этим разговор, слава грёбанному Господу. Разговор о девушке, разбившей моё сердце, точно не находится в списке моих любимых занятий.
Мы – «Dirty B.», Братья Бёрк, зовите, как хотите, – могли бы жить где угодно. Мы могли бы переехать в Нью-Йорк или Лос-Анджелес, не моргнув и глазом, но не сделали этого. Мы продолжаем возвращаться в этот чертовски крошечный город, где все знают друг о друге всё.
Почему? Хотел бы я знать. Если бы решение зависело от меня, то мы остались бы в ЛА после первого же визита. Теперь нам придётся провести несколько недель в самом маленьком городе в мире, полном туристов и кричащих фанаток.
Я выглядываю из окна под глубокие удары битов Нирваны в ушах. После двух дней езды на этом автобусе я более чем готов поспать на настоящей кровати, даже если она находится в Шелтон Бэй.
Пока у меня будет возможность наслаждаться мамиными обедами, я буду в порядке. Её еда – единственная хорошая вещь в «доме».
Деревья, дома, дороги – всё сливается в одно, поскольку мы приближаемся к заливу. Знак, встречающий нас, ясный, как сраный день.
«Добро пожаловать в Шелтон Бэй».
Добро пожаловать в Зал Памяти.
Я выдёргиваю наушники и выключаю iPod. Закинув всё в спортивную сумку, ставлю её на соседнее сиденье.
– Ладно, парни, – вновь появляется Дженна, – что бы ни произошло, вы выйдете через пять минут. Вам предстоит довольно долгая прогулка по родному пляжу. Войдёте через чёрный вход. Мы припаркуем автобус перед домом, и мне придётся иметь дело с обезумевшей кричащей толпой.
– Чёрт, Дженна. Ты чёртов гений, прекрасно, – усмехается Тэйт.
– А ты парень-шлюха, – отвечает она, сладко улыбнувшись. – Пять минут, Тэйт Бёрк, после этого я не хочу видеть твою гулящую задницу в этом автобусе.
Он подмигивает ей, веселя меня, Эйдена и Кая. Сопротивление Дженны его подстрекательствам – наша давняя форма развлечения. Правда в том, что Дженна счастлива в отношениях с одним из наших охранников. И все мы знаем, что Тэйт не тронул бы её. Он ценит свой член слишком сильно, чтобы рискнуть им в противовес двумстам пятидесяти фунтам чистых мышц.
Спустя несколько минут Дженна хлопает в ладоши.
– Давайте, парни. На выход. Я останусь на лето в Роли вместе с Джейсоном, так что буду недалеко, если понадоблюсь. Тэйт, Эйден, запомните, парни-шлюшки – обернул, потом засунул. Кай, попытайся обуздать свой гонор, солнышко. И ты, Коннер. Я хочу видеть улыбку на твоём лице, когда ты вернёшься в этот автобус. Всё ясно, господа?
Я фальшиво улыбаюсь ей и чмокаю в щёчку.
– Дай нам четыре дня. Тэйт позвонит тебе.
– Знаю. Он большой ребёнок.
Мои братья выходят за мной из автобуса.
Под нашими ногами хрустят листья, и несмотря на то, как часто я говорю, что ненавижу этот город, на самом деле я люблю его. Я провёл чертовски много времени в этих лесах, когда был ребёнком, залезая на деревья и перебегая ручей. Когда мы стали старше, это стало нашим укрытием, моим и Софи, нашим укромным уголком в людном городе. Место, в которое мы могли приехать, устав от любопытных взглядов.
Я прогоняю эти мысли прочь. Блять. Каждый раз. Каждый раз, когда я возвращаюсь, она заполняет мою голову, словно навязчивая идея.
Я смотрю на дом. Дом её отца – ну, или старый дом, теперь это не важно. Я даже не знаю, был ли он выставлен на продажу. Чья-то тень мелькает в кухонном окне, поэтому, полагаю, его продали. Прошло шесть месяцев с тех пор, как мы были в этом доме в последний раз. Достаточно времени, чтобы продать.
Я иду вперёд, уверенный, что она никогда не вернётся. Она остаётся чёрт знает где, и я, вероятно, никогда не найду её, несмотря на все мои старания.
Она ушла. Я должен был признать это ещё два с половиной года назад, но каждый раз я возвращаюсь домой с каплей надежды, что она будет здесь, словно чертовски грустный ребёнок, надеющийся, что его потерянная собака будет дома, когда он вернётся из школы.
Дом появляется в поле зрения с нежным звуком разбивающихся волн. Солёный воздух проникает в лес по мере приближения к просторному участку, расширившемуся после того, как мы «сделали это». Я увеличиваю темп. Сейчас у меня в приоритете добраться до единственного места в этом ненавистном городе, которое я люблю. Быть рядом с моей сумасшедшей-как-чёрт семьёй.
Лейла ждёт у заднего входа; она начинает подпрыгивать, увидев нас, и закрывает рот ладонями, чтобы не закричать. Вероятно, она тоже получила сообщение о нашем возвращении домой через задний двор.
Она обнимает нас, одного за другим, но на мне её объятия задерживаются дольше, чем на других. Мы самые младшие в семье, поэтому всегда были ближе друг к другу, чем остальные, и каждый раз отъезд для записи или поездки в тур немного ранит.
Затем появляются наши родители, и всё превращается в вихрь из объятий, поцелуев в щёки и улыбок. Прошло целых два месяца с нашего отъезда в Вегас. Слишком долго.
Мама приготовила свой знаменитый пирог с мясом, вызвав тем самым у меня улыбку. О, да. Я на самом деле вернулся домой.
Сидя за обеденным столом, мы разговариваем о деталях тура. Да, мы устали. Нет, мы не переутомляемся. Да, мы проверили глаза на прошлой неделе, как и обещали ей, почти вызвав чёртов бунт в оптике. И нет, мы не чрезмерно увлекаемся женщинами или алкоголем, хотя Тэйт солгал на последнем ответе.
Весь обед я веду себя тише остальных. Все мои мысли кружаться вокруг дома Софи. Действительно ли они его продали? Действительно ли кто-то живёт в доме, в котором я влюбился в неё?
– Лей, – я слегка толкаю сестру, – могу я узнать у тебя кое-что? – шепчу я.
Она кивает, продолжая жевать.
– Софи и Сти продали дом?
Покачав головой, она проглатывает пищу.
– Нет. С чего ты взял?
– Я видел там кого-то, когда мы проходили мимо. Сти ведь ещё не вернулся, не так ли?
Она открывает рот, затем снова закрывает. Её горло приходит в движение, когда она сглатывает.
– Лейла. Что ты скрываешь?
Она встряхивает головой во второй раз, и её глаза расширяются. Дерьмо. Она ужасная лгунья.
– Скажи мне. Сейчас же!
Все смотрят на нас, но мой взгляд всё ещё прикован к сестре. Мышцы на моей груди напрягаются, а живот скручивает.
Потому что я знаю, что она собирается сказать ещё до того, как она делает это.
– Она вернулась, – бормочет она, – вчера.
– Чёрт! – отодвинув стул, я встаю.
После всего этого времени, она вернулась сейчас? Что это за херня?
– Я не знала, что она возвращается, – спокойно говорит Лейла, – я не в том положении, чтобы рассказывать вам. Кроме того, она выгнала меня.
Мои кулаки сжимаются. Дерьмо. Я сержусь. Зол. Я так чертовски потерян, что даже не знаю, что должен чувствовать.
– Коннер, – предостерегает Эйден, вставая.
Мои губы сжимаются в линию.
– Не надо, – говорю я, пятясь к двери, – просто, чёрт возьми, не надо.
Я открываю её и спрыгиваю с крыльца, возвращаясь в лес. Желание увидеть её слишком болезненно. Оно проходит сквозь мои вены, поглощая меня до тех пор, пока я не сосредотачиваюсь на одной точке. Пробегая сквозь деревья, я вижу только конечную цель, и вот, наконец, он. Её дом.
Мне нужна правда, которую, уверен, она не скажет.
Правда, которую она задолжала мне.
Я останавливаюсь в конце двора. Он никак не огорожен, просто плавно перетекает в лес, что облегчало ей жизнь, когда она выбиралась, чтобы встретиться со мной.
Облокотившись на ближайшее дерево, я делаю глубокий вдох. Чёрт. Нет. Речь будет не о том, как я любил её. А о том, почему она оставила меня. Именно поэтому спустя полчаса после возвращения домой я стою тут, перед её домом, колеблясь, как маленькая сучка.
Я отталкиваюсь от дерева с резким вздохом и мчусь к задней двери. Затем стучу костяшками пальцев в стекло, прежде чем передумаю. Затем ещё раз, потому что никто не откликается.
Я поднимаю кулак, чтобы постучать в грёбанный третий раз, когда дверь открывается.
Она здесь.
Волнистые блондинистые волосы, широко раскрытые глаза, дрожащие розовые губы и трясущиеся руки.
Я впитываю её взглядом, пристально пробегаясь по каждому дюйму. Я похож на изголодавшегося человека, который отчаянно нуждается в единственном способе, способном ослабить боль. Дерьмо, она чертовски великолепна. Ещё лучше, чем я помню. Она не та девочка, в которую я влюбился – неловкая и мягкая.