Текст книги "Грязный секрет (ЛП)"

Автор книги: Эмма Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Почему бы вам двоим, не знаю, просто не прыгнуть в постель или что-то такое? Потому что о-о-оу! – она качает головой. – Все, кто приближается к вам, когда вы вместе, ударяются о стену сексуального напряжения.

Потому что однажды мы уже прыгнули в постель.

Я вскидываю бровь.

– Между нами нет никакого сексуального напряжения, – лгунья, лгунья. – Лишь злость, но не сексуальное напряжение.

Если не считать ужасно сильного желания, чтобы его обнажённая кожа соприкасалась с моей, его руки трогали мою грудь, а его член был внутри меня.

Ага. Никакого сексуального напряжения.

– Как бы то ни было, просто разберитесь со своим дерьмом. Либо поговорите, либо нет. И это не только для Милы, но и для тебя, Соф. Потому что вы оба заслуживаете больше, чем этих метаний туда-сюда.

– Мы не можем разговаривать, Лей. Мы пробовали. Но это не работает, даже если мы не разговариваем. Я бы хотела, чтобы меня не тянуло так к нему. Я не хочу совершать ту же фигню, что и он, когда мы не вместе, но совершаю. И хотела бы, чтобы толпа девушек, ждущих его в Лос-Анджелесе, была не важна.

– Болтаете о Тэйте? Он был бы польщен, – Коннер распахивает дверь Лейлы.

Мои щёки горят. Чёрт. Как много из этого он услышал?

– В его мечтах, – язвит Лейла. – Чего ты хочешь, придурок?

– Я тоже тебя люблю, – отвечает он. Он находит меня глазами. – Хотел сказать тебе, что можешь использовать мою кровать сегодня. Я посплю на диване.

Я сглатываю комок в горле. Спать в его кровати?

 – Я буду в порядке и тут, с Лейлой. И если Мила проснётся, я её услышу.

– Меня не беспокоит, что придётся встать, если она проснётся. Я хочу, чтобы ты получила хороший сон, а она храпит как свинья с гриппом, – он указывает большим пальцем в сторону Лейлы.

Она показывает ему средний палец.

– Серьёзно, я в порядке, – говорю ему. – Я просто ударю её по лицу, если она меня разбудит.

Она пинает меня. Я шлёпаю её по ноге.

– Нет, ты будешь спать в моей кровати, а я на диване.

– Перестань вести себя, как джентльмен. Тебе это не идёт.

– Перестать быть такой чертовски сложной, Соф! – он смотрит на меня. – Я предлагаю тебе свою кровать, так что просто прими это!

– Знаешь, мог бы попробовать и спросить. Может я не была бы такой «сложной», – я сжимаю челюсти.

Он делает то же самое, но у него она начинает дёргаться.

– Софи, не хотела бы ты поспать на моей кровати сегодня? Я буду рад дивану.

– Святое дерьмо, у него есть манеры, – говорю я Лейле.

– Только когда попросишь, – отвечает она.

– Вы обе невозможны, – огрызается Коннер.

Я закатываю глаза.

– Ладно. Вижу, ты не примешь «нет» в качестве ответа. Я буду спать на твоей кровати.

– Спасибо, – он разворачивается и захлопывает за собой дверь на моих словах.

– Какого чёрта это было? – спрашивает Лейла.

Я медленно поворачиваюсь к ней.

– Не знаю. Ты мне скажи. Он твой брат.

– Если бы я знала, то не спрашивала бы. Думаешь, он слышал нас?

– Не знаю. Может быть? Действительно не знаю, – потираю висок. – Я собираюсь лечь спать, пока он не пришёл и не накричал на меня.

Я поднимаюсь и оглядываюсь. Она смеётся надо мной, когда я выхожу и закрываю за собой дверь. Достаю телефон из лифчика и снимаю бллкировку, чтобы с помощью света от экрана пройти сквозь темноту его спальни.

Нахожу его кровать и ложусь под одеяло. Я знаю, на какой стороне он обычно спит, и по помятой подушке понимаю, что он лежал здесь перед тем, как пойти ко мне.

Я берусь за край одеяла и натягиваю его на тело. Оно касается моего подбородка, и я сгибаю колени до тех пор, пока не оказываюсь в позе эмбриона. Чувствую себя крошечной в этой огромной холодной кровати. Леденяще холодной.

Не важно, есть ли подо мной тепло от его тела. Не важно, смогу ли я, немного подвигав ногами, понять, как именно он лежал.

Его кровать не изменилась. Такая же, как и раньше. Я не спала здесь без него. Никогда. Он всегда был рядом со мной и обнимал меня. Сейчас у меня есть только одеяло.

Находиться в его кровати чувствуется неправильным. Почти как посягательство на его личную жизнь. Как я могу спать здесь без него?

Он оставил след на простыне. Подушка, на которой я лежу, всё ещё пахнет им.

Я закрываю глаза. Спать. Я должна попробовать. Но мой мозг кипит из-за него, из-за меня, из-за воспоминаний.

Я помню, как он забирался в постель рядом со мной и притягивал меня к себе. Помню, как идеально переплетались наши ноги. Как он обнимал меня. Как он всегда заботился обо мне, просыпаясь.

Как однажды он провёл руками по моему телу, целуя и спуская мои шорты вниз, а затем проскользнул внутрь меня. Как его губы не покидали мои, как он занимался со мной любовью в самом сладком, глубоком смысле. Как он ртом проглотил мои крики, когда я кончила вокруг него, сжимая, натягивая.

Как он жёстко поцеловал меня, прижав к своей груди. Как он держался за меня, будто ничего больше не держало его в этом мире, кроме меня.

Я по-прежнему чувствую это. С тех самых пор, как я вернулась, каждый его поцелуй вызывает отчаянную, болезненную, сладкую ноющую боль, сильный взрыв нужды. Каждый поцелуй – эмоции в скорлупе, и я держалась за каждую.

И до сих пор держусь. Я чувствую их, как они бурлят по моим рукам, когда я сжимаю одеяло.

Я не могу отпустить.

Я столько раз говорила ему, что хочу, но я не могу.

Сбрасываю одеяло и свешиваю ноги с кровати. Делаю паузу, когда половицы скрипят под моими ногами, но Мила не шевелится. Ещё раз использую телефон в качестве фонарика и на цыпочках выхожу из его комнаты.

Легко открываю дверь и смотрю на Милу. Это не потревожило её, поэтому медленно с тихим щелчком закрываю дверь.

На цыпочках спускаюсь вниз. Знаю, что почти полночь, и темнота означает, что все в доме, скорее всего, спят. Тэйт и Эйден, наверное, ищут временное пристанище на ночь.

Нежный звук гитарных струн наполняет воздух внизу. Он манит меня, словно обладает магнитным притяжением, и ноги сами ведут меня в гараж.

Я кладу руку на дверь и ровно дышу, просто слушая. Медленное низкое бренчание нот вибрирует по моей коже.

А потом он начинает петь.

И его голос, как беспробудная колыбельная, как мазь на укусе или поцелуй на ранке, проникает сквозь дверь.

Все волоски на моём теле встают дыбом. Я целиком прижимаюсь к двери и растворяюсь в его голосе. Его стихи – бальзам для моей души, и я закрываю глаза, потому что чувствую, что это правильно.

Не слушать его пение.

Чувствовать его.

Я знаю эту песню. Это наша песня. Она была акустической мелодией на пляже до того, как стала хитом, записанным в ЛА. Это было его сердцем и моей душой, прежде чем стало свежайшей сладостью американских подростков.

Это было чем-то важным.

Это что-то важное.

И я слушаю, как он говорит мне, что его сердце бьётся для меня, как я дышу ради него. Как он поёт мне, что его кожа покрывается мурашками от моих прикосновений. Слушаю, как он описывает проходящую по мне дрожь, появляющуюся из-за него.

И снова мне девятнадцать. Всё повторяется, я девочка-подросток, безнадёжно влюблённая в парня с гитарой.

Я просто девочка, невинно влюбившаяся в простого мальчика.

Я закрываю глаза и уплываю вместе с мелодией. Он так часто напевал её. Наконец, я позволяю себе вспомнить. Позволяю себе вспомнить, как он напевал случайные кусочки, когда наши объятия надолго затягивались. Позволяю себе почувствовать те эмоции, которые испытывала, когда он напевал моё имя, не говоря ни слова, и каждый звук его невысказанных слов проходил через меня, как нескончаемая песня любви.

Но мелодия меняется, и я не узнаю её. Она новая, слова недоработаны, нетронуты мной, и моё сердце болит.

Время идёт, и чувства меняются, но разве ты не знаешь, что мы всё те же.

Я всё ещё хочу тебя так же, как раньше, я всё ещё хочу тебя так же, как ты хотела меня.

Я отрицаю это, потому что больно, я борюсь с этим, потому что жжёт.

Но я хочу всё, что ты можешь дать… Дать мне…

Потому что вечность не та без твоих прикосновений…

Это излишние усилия, бесконечная боль…

Я толчком открываю дверь.

– Это запрещённые усилия, – тихо говорю я. – «Излишние» – слишком вычурно. «Запрещённые» звучит лучше.

Коннер перестаёт играть и поворачивается ко мне.

Я захожу в гараж, позволяя двери закрыться за мной, и беру его блокнот в руки.

– Вечность – это только мечта, что-то воображаемое… Не отказывай мне, потому что это больно, не борись со мной, потому что это сжигает, ты знаешь, что хочешь меня… – я сглатываю, произнося эти слова так, как он пел. – Я отдам тебе всё, всё, что могу дать, если ты дашь мне...

Я останавливаюсь и пробегаюсь глазами по словам. Помимо исправлений, что я уже сделала, в этих словах нет ничего неверного.

Он всегда думал, что для меня было легко разрушать его слова, но он не мог быть ещё дальше от истины. Это трудно. Словно рвать его душу на части только для того, чтобы снова починить.

– Ну?

Я медленно пожимаю плечами.

– Вот и всё. Только одно слово.

Барабаны Эйдена стоят в углу, и я направляюсь к ним. Сажусь на стул и верчу барабанные палочки между пальцами. Медленно отбрасываю их к барабанам.

Коннер смотрит на меня.

Я поднимаю взгляд, ухмылка играет на моих губах:

– Я хороша, не так ли? – кручу правой барабанной палочкой и откидываю её. – Дерьмо. Эйден никогда не учил меня барабанной дроби.

Пожимаю плечами и исполняю барабанную дробь. Низкие вибрации барабана наполняют гараж, и я ликую с ба-дум-тсс. Да, я всё ещё владею этим, детка. Всё ещё владею.

Коннер борется с улыбкой, когда смотрит на меня.

– Всё в порядке, принцесса. Какие удары ты бы соединила с текстом?

Я поднимаю барабанные палочки.

– Я умею только ба-дум-тсс. Самые лучшие удары можно услышать, ездя по колдобинам.

Он смеётся:

– Ладно, ладно. Запрещённые усилия, верно?

– Верно, – я опускаю палочки вниз.

Коннер смотрит на меня, его губы дёргаются, а затем он возвращается к блокноту. Его губы беззвучно двигаются, выговаривая слова на бумаге. Он кивает головой, подбирая ритм, и я медленно направляюсь к двери.

Он выглядит спокойным, несмотря на боль в глазах. Когда он тихо бормочет слова, я наблюдаю за тем, как понемногу его оставляет напряжение.

– Коннер?

– Что?

Я провожу рукой по губам.

– Пошли в кровать.

– Будет готово к утру, – он возвращается к листу, отпуская меня.

Я несусь к нему через гараж и выхватываю блокнот. Бросаю его в стену за собой, и он ударяется с громким стуком, прежде чем упасть на пол. Страницы помнутся и, возможно, немного порвутся, но мне плевать.

– Какого чёрта, Соф?

Я тянусь вперёд и хватаюсь за ручку.

– Я не позволю тебе спать на диване.

Он тянет назад, не позволяя мне забрать её.

– Я сказал, что всё в порядке. Как бы то ни было, я работаю.

– Чёрт возьми, Коннер! Я говорю тебе пойти в кровать, так сделай это! – я резко дёргаю её.

Он резко встаёт, всё ещё так крепко сжимая ручку, будто она помогает ему сохранять равновесие.

Теперь он стоит прямо передо мной, тяжело дышит. Слишком близко. Он медленно вдыхает и смотрит на меня. Я должна двигаться, отпустить ручку, но я не могу, поэтому не делаю этого. Стою, встречаясь с ним взглядом, пока сердце колотится в груди.

Я сглатываю. Ни один из нас не двигается. Мы просто смотрим друг на друга. Напряжение рассекает воздух. Молчание кричит. Пальцы дёргаются. Челюсти сжимаются. Губы разжимаются.

Он всматривается в мои глаза так сурово и так глубоко, что я чувствую его взгляд повсюду. Даже если он направлен только на глаза. Даже если эти глаза цвета индиго больше ничего во мне не затрагивают.

Я чувствую, как он скользит по мне взглядом. Чувствую, как из-за этого мои волосы встают дыбом и по коже бегут мурашки. Чувствую, как сжимается грудь, а по венам разливается тепло.

Но моё сердце отзывается больше всего. Оно замедляет свой ход, пока совсем не перестаёт биться, а потом начинает тяжело стучать. Тепло разливается по моему телу, пульс стучит в ушах, и мне становится жарко.

Если бы его не сдерживали рёбра, оно вырвалось бы на свободу.

– Хорошо, – тихо говорит Коннер, разрезая тишину.

Он делает шаг назад, отпускает ручку и разворачивается. Просто так, всё останавливается. Дрожь и тепло, всё заканчивается.

За секунду я отхожу от ярких и живых ощущений, которые смогла испытать.

Я смотрю, как он выходит через дверь. Ступеньки скрипят, когда он поднимается по ним, и каждый скрипучий звук – устройство для пыток, созданное специально для меня.

Я тоже отбрасываю ручку. Слышу, как трескается пластик, и чувствую себя странно счастливой.

Хорошо. Чему-то так же больно, как и мне.

Я захлопываю за собой дверь тише, чем хотелось бы, и поднимаюсь. Протискиваюсь в его спальню через крошечный проём и тихим толчком закрываю дверь. Мила мирно спит, и крохотный храп прекращается, когда я наступаю на скрипучую половицу.

Стараюсь не смотреть, как Коннер снимает свою рубашку через голову, но проваливаюсь. Вглядываюсь в его тату, обвивающую заднюю часть его плеча и лопатку. Прослеживаю линию позвоночника – идеальную линию по центру его спины, – окружённую хорошо накачанными мышцами.

Я никогда не думала, что спина может быть такой горячей.

Заставляю себя отвести взгляд и залажу в его кровать. В этот раз я лежу на краю, держа верхнюю часть одеяла под подбородком. Изо всех сил зажмуриваюсь и подтягиваю ноги вверх.

Матрас прогибается, когда Коннер ложится рядом со мной.

– Я не прыгну на тебя посередине ночи, – тихо ворчит он.

– Знаю, – шепчу я в ответ, мой голос едва пробивается сквозь темноту. – Я так сплю.

Он фыркает, а затем раздаётся тихий шлепок, когда он прикрывает рот.

– Да, конечно, принцесса. Королева «морская звезда» спит в позе эмбриона. Попробуй ещё.

– Всё меняется.

– Да, но я уверен, что твоя привычная поза для сна не одна из них.

– Может быть.

– Замолчи, пока я не лёг «ложкой».

Дрожь пробегает вниз по моему позвоночнику. Поскольку это угроза. Быть в «позе ложек» с Коннером Бёрком – очевидно, мой худший кошмар.

Я перекатываюсь на середину своей стороны кровати и плотнее подворачиваю одеяло вокруг себя.

Он вздыхает, но ничего не говорит об этом.

– Спокойной ночи, Софи.

– Спокойной ночи, Коннер.

Глава 20

Коннер

Светлые волосы Софи разметались по моей подушке, её дыхание опаляет моё плечо. Она лежит в моих объятиях, её пальцы с ногтями синего цвета, идеально подходящего к её глазам, лежат у меня на груди.

Она пускает слюни на мою руку, но всё ещё выглядит чертовски очаровательно. Нужно постараться, чтобы найти кого-то настолько особенного, кто будет выглядеть восхитительно, пуская на тебя слюни во сне.

Я убираю волосы с её лица и кладу на неё руку. Впервые после возвращения она похожа на девушку, в которую я влюбился. Её макияж размазан под глазами, волосы спутаны, но она всё ещё Софи.

Она до боли красива.

Я должен отпустить её. Это же легко: вытянуть одну руку из-под её шеи, убрать другую с живота и отвернуться.

Но на самом деле это безумно трудно, потому что моё сердце этого совершенно не хочет. Оно хочет, чтобы я держал её здесь, рядом с собой, потому что она создана для этого.

Место Софи Каллахан в моих руках, где я могу оберегать и любить её, пока смех нашей вечности не покажется в линиях вокруг её глаз.

Она шевелится, потирая нос, а затем возвращает руку обратно. Медленно скользит пальцами вверх по моей груди и проводит линию вдоль моей шеи до челюсти.

Я не двигаюсь. Знаю, что она проснулась, поэтому не хочу спугнуть её. Я буду притворяться, что ночью мы оба в какой-то момент повернулись и переплелись друг с другом.

Меня чертовски тошнит от притворства.

Софи проводит большим пальцем вниз по моей челюсти и останавливается на подбородке. Она открывает глаза. Они сонные и синие, такие синие, что я могу утонуть в них, если позволю себе. И я хочу. Чёрт, я хочу.

– Эм, – шепчет она, сглатывая.

– Доброе утро, – шепчу я снова, осознавая, что Мила ещё спит в кроватке рядом с нами.

– Доброе утро? – её ответ – вопрос, а не приветствие, и мои губы изгибаются.

– Да, доброе утро.

– Ладно, – она смотрит вниз на одеяло, но не понимает, как наши ноги переплелись вместе. – А это, хм? Ты сделал… это?

– Обнял тебя во сне? – я приподнимаю брови. – Нет, принцесса, я был так же удивлён, как и ты, когда проснулся.

– Когда ты проснулся? – она пытается вытянуться, чтобы посмотреть на часы.

Я останавливаю её. Их здесь нет.

– Где-то десять минут назад.

– И просто лежал здесь? Держа меня?

– Обнимая тебя, – поправляю её. – Обнимая тебя и глядя на тебя.

– Уверена, наблюдать за тем, как я сплю, было невероятно интересно.

– Это было одним из лучших зрелищ, что я видел.

Мягкий румянец заливает её щеки.

– Замолчи.

Она делает всё, чтобы уйти, но я крепче сжимаю её, перетаскивая на себя.

– Что ты делаешь? – растерянно шепчет она.

Её глаза широко раскрыты, щёки по-прежнему горят, а губы приоткрыты в шоке.

Я хочу овладеть ими. Хочу накрыть её рот своим и попробовать её. Хочу целовать её весь день.

Провожу рукой по её спине к затылку и притягиваю к себе. Её губы нежно касаются моих. Держу её, не двигаясь. Я млею от тепла её тела на моём и… её рук, медленно приближающихся к моей голове.

Софи опускается, целуя меня жёстче и погружая пальцы в мои волосы. Она сильнее сжимает пальцы, и то, как она раздвигает ноги, заставляет меня желать перевернуть её на спину.

Вместо этого, я хватаюсь за подол её рубашки и запускаю под неё руку. Провожу по её спине пальцами, ощущая мягкую и разгорячённую кожу Софи. Она вжимается в меня, и я сгибаю колени. Наши бёдра встречаются.

Мой быстро затвердевший член упирается в её киску, и Софи резко выдыхает через нос. Она по-прежнему прижимается ко мне, и тонкий материал моих боксёров и её шортиков даже близко не уменьшает давление наших тел.

Я напрягаю верхнюю часть тела и приподнимаюсь, приводя нас в сидячее положение. Она прижимается ко мне, расположив колени по обе стороны от моих.

Я чувствую её, каждую желающую меня часть. Точно так же я хочу её.

Отчаянно.

Я сжимаю её задницу и притягиваю ещё сильнее к себе. Тихий стон, срывающийся с её губ, распространяется по моему телу, разжигая желание, как чёртов пожар.

– Кроля. Кроля. Кроля.

Софи выдыхает.

– О чёрт.

– Мама! Плохо! – она ворочается, и я поворачиваю голову в сторону Милы. Она смотрит на нас. – Мама, папа, обниматься!

Конечно. Мой твёрдый, как скала, член напротив киски Софи, но да, это объятия.

– Да, детка, – выдыхает Софи, не двигаясь. – Мама и папа обнимаются.

– Обниматься! Я то-о-оже! – Мила протягивает ручки и хлопает ими.

О чёрт.

– Не хорошо, – шиплю я Софи, когда она начинает двигаться.

Она борется с улыбкой, сжимая губы. Но это не может скрыть смех, что блестит в её глазах.

Я оборачиваю одеяло вокруг талии, полностью прикрывая бёдра, хотя это вряд ли нужно, потому что мой член сдулся быстрее, чем воздушный шар. Софи протягивает Милу, которая садится мне на колени, вытянув ноги.

– Мама. Обниматься! – Мила обхватывает рукой мою шею и тянется к Софи.

Она неуверенно смотрит на меня, и я пожимаю плечами. Она достала Милу. Не я. Она может облегчить это неловкое и слегка болезненное утро объятиями.

Софи сидит рядом со мной и держит руку на талии у Милы.

– Славные обнимашки?

Мила сжимает наши шеи.

– Мама, папа, обнять меня.

Я встречаюсь взглядом с Софи и поднимаю брови.

– Она хочет, чтобы мы обнялись так же, как раньше.

О, нет. Я так не думаю.

– Ладно-ладно, – я обхватываю одной рукой крошечную талию Милы, а другой – Софи.

Тяну Софи к себе, и она начинает падать, тихо взвизгивая. Смеясь, скольжу рукой вниз, чтобы ещё раз потрогать её попку. Я притягиваю Софи к себе, чуть ли не расплющивая Милу между нами, и крепко обнимаю её.

Чувство правильности охватывает меня.

Вот так.

Вот так должно быть.

Вот что я должен делать первым делом по утрам – держать их обеих, обеих моих девочек в своих объятиях. Кроме того, это должно быть последним, что я делаю по вечерам, а также каждую чёртову минуту.

Я хочу держать их, дышать ими, быть всем, что им нужно. Я хочу быть тем парнем, который появляется с цветами для женщины и игрушкой для малышки без причины. Хочу быть тем парнем, который меняет лампочки и вешает полки. Хочу забивать в стену гвозди для картин и мастерить стеллажи.

Я хочу читать Миле сказки на ночь и выбрасывать использованные памперсы в мусорное ведро.

Хочу приносить Софи кофе и говорить ей, чтобы она подняла ноги, пока я буду пылесосить.

Я хочу, чтобы мои девочки всегда оставались такими.

Моими. Всегда моими.

Я не хочу быть просто папой. Я хочу быть тем папой, которого Мила заслуживает, кем-то, кто всё время будет рядом, готовый на всё, готовый защитить от любого кошмара или избавить от жука, ползущего вверх по ноге.

Хочу быть тем человеком, который всегда находится рядом, несмотря ни на что.

И это относится и к Софи.

Это означает, что нужно забыть про свою злость на её ложь и сосредоточиться на том, что, так чертовски очевидно, всё ещё осталось.

– Мама? Поцелуй, – Мила прижимается губами к Софи, а затем поворачивается ко мне. – Папа, тоже поцелуй.

Я хмурюсь, и она со смешком касается своими маленькими губками моих.

– Мама, папа, целуйтесь, – она придвигает наши лица.

Глаза Софи распахиваются от удивления.

– Оу, Мила, я не буду...

Я заглушаю её поцелуем, который требует моя дочь. Положив ладонь сзади на её шею, я прижимаю Софи к себе на несколько секунд и отпускаю с громким чмоком.

Мила снова хихикает, радостно дрыгая ногами. Софи в шоке смотрит на меня, прищурив глаза.

– Мила? Моя Мила проснулась? – зовёт папа из коридора.

– Деда! – кричит Мила, отпуская нас и сползая с кровати.

Дверь открывается, и Софи поворачивает голову. Папа отводит взгляд, будто не уверен, стоит ли ему здесь находиться, и я указываю на одеяло.

– Мила захотела обнимашек, – объясняю я. Во всяком случае, это наполовину правда.

– О, конечно, – он наклоняется и берёт её на руки. – Хочешь позавтракать?

Мила кивает.

– Печеньки?

– Конечно, но не говори маме или бабушке, ладно? – он подмигивает Софи.

Она сердито грозит пальцем.

– Не смейте давать ей печеньки на завтрак!

Папа улыбается, как озорной школьник, и убегает с Милой. Дверь захлопывается за ним, и у Софи раскрывается рот.

Она снова поворачивается ко мне.

– Он не станет...

Я помню те времена, когда в тайне от мамы он кормил нас, мальчиков, печеньем, пока она не приходила на кухню, чтобы приготовить нам завтрак, и киваю.

– О, он станет, он делал так и будет делать.

– Чёрт возьми! – она отползает от меня.

Я поднимаю руки и ловлю её за талию, прижимая обратно к кровати.

– Коннер!

Я склоняюсь над ней и ухмыляюсь, уверен, сильно напоминая своего отца.

– Позволь ей немного печенья. Это не навредит, Соф, и он всё равно сделает это в следующий раз, когда тебя не будет.

– Это печенье! Печенье не завтрак!

– Как и поцелуи, – шепчу я, наклоняясь к ней, неспособный сопротивляться её сердито надутым губкам. – Но я чертовски уверен, что смогу выжить за счёт твоих.

Она бормочет моё имя мне в рот, больше возмущаясь, чем от удовольствия, но я не отпущу её, пока не поцелую как минимум десять раз.

Я поклоняюсь каждому изгибу, каждой гримасе и каждому воспоминанию о вкусе её губ. На всякий случай, на случай чертовски странной ситуации, я должен забыть, каково это.

– Думала, мы не разговариваем, – фыркает Софи, выскальзывая из-под меня, когда я, наконец, отпускаю её.

Я ложусь на спину и кладу руки за голову.

– Поцелуи не разговоры.

– Ой, замолчи, – она снова фыркает и хватает джинсовые шорты из сумки у двери.

Я наблюдаю, как Софи цепляет большими пальцами пояс шорт и останавливается. Она оглядывается через плечо на меня. Я без стеснения пялюсь на неё. Я видел всё это прежде и чертовски уверен, что хочу увидеть снова.

– Не возражаешь?

Я перевожу взгляд с её попки на глаза.

– Вовсе нет. Вперёд, принцесса.

Она сужает глаза.

– Закрой глаза, придурок.

– Этого не произойдёт, но напротив есть ванная, и ты можешь рискнуть, если не боишься, что мои братья увидят тебя в этих крошечных шортах, которые, кстати, не прикрывают твою задницу, как ты думаешь.

Она сразу смотрит вниз, потом переводит взгляд на дверь, потому что так же, как и я, знает, что все в доме – кроме Лейлы – увидят.

– Господи... – бормочет она, хватая футболку и трусики. Она подходит к другой стороне кроватки Милы и садится на пол.

Сквозь боковую решётку я нечётко вижу, как она снимает футболку через голову и накидывает на себя чистую.

– Знаешь, – хрипит она, снимая шорты, – было бы вежливо, если бы ты вышел из комнаты.

– Думаю, было бы вежливо, если бы ты встала.

Она замирает, положив руки на колени.

– Не уверена, сколько ещё раз нужно назвать тебя мудаком, чтобы ты прекратил.

Я смеюсь, но смех застревает в горле, когда её руки обвиваются вокруг ног, а белое сменяется чёрным. Даже через решётку я вижу кружева.

Я с трудом сглатываю, мой член встаёт.

– Не обращай на меня внимания, – весело произносит она, используя кроватку Милы, чтобы встать.

Она наклоняется, и её попка оказывается прямо передо мной. Чёрные кружевные трусики обтягивают её, и Софи подпрыгивает, надевая чистые шорты.

Я наполовину спокоен и наполовину разозлён. И всецело, бл*ть, возбуждён.

Софи поворачивается, застёгивая шорты, а затем бросается к двери. Её ноги, обтянутые потёртой джинсой, длинные, стройные и загорелые, и я залипаю на них. Полностью залипаю на них.

Она их обвивала вокруг меня?

Чёрт.

– Я чувствую запах бекона и блинчиков, – объявляет она, прежде чем пройти через дверь, будто у неё больше нет забот в мире.

А у неё и нет.

У неё же нет члена. Ради Бога, эта эрекция – убийца.

Я раздражённо ворчу в тишине своей спальни и хватаю полотенце с радиатора. Рывком открываю дверь и иду в ванную.

Заперев за собой дверь, я снимаю боксёры и ступаю в душ. Я позволяю воде бить меня и закрываю глаза.

Софи заполняет мою голову, как будто её изображение выжгли на моих веках. Я вижу изгиб её попки, и как тёмные кружевные трусики выделяются на фоне её бледного тела. Вижу, как она наклоняется, но на этот раз всё по-другому.

В моей голове её ноги слегка расставлены, и я вижу её киску сквозь кружево.

Смыкаю пальцы вокруг члена. Это не фантазия, это было на самом деле. Она действительно осознанно раздвинула ноги. Она точно знала, что делала.

Она хотела наказать меня, но я не знаю, за что.

Я представляю её мягкую розовую плоть, безусловно, влажную после того, как она целовала меня и прикасалась ко мне. Под кружевом она набухшая, готовая и мягкая.

В моих мыслях я притягиваю её обратно на себя, вытягиваю руки и сжимаю грудь, пока двигаюсь внутри неё.

Всё моё тело словно в тисках. Я усерднее двигаю кулаком, и мои яйца напрягаются, поскольку моё освобождение близится. Чёрт. Желание находиться в ней слишком сильное, и я распадаюсь.

Я кончаю сильно. Моё тело дрожит, и я продолжаю гладить член, когда крошечные толчки от удовольствия проходят через меня.

Ударяю кулаком по плитке. Чёртов ад.

Удовольствие сменяется раздражением. Я не должен был этого делать. Получать удовольствие от неё столь же заманчиво, как спорить. Но это не то, чего я хотел.

Я быстро моюсь, водоворот на кафельном полу смывает любые доказательства моего утреннего рукоблудства. По крайней мере, этот чёртов стояк меня больше не беспокоит.

Выключаю воду и оборачиваю полотенце вокруг талии. Быстро чищу зубы и мчусь обратно в комнату.

Софи тут, роется в сумке в поисках чего-то. Она останавливается и смотрит на меня, когда я вхожу.

Она практически сразу же отводит взгляд, но я успеваю заметить румянец на её щеках. Я знаю, что её кожа горит, и я рад.

Она вытаскивает какую-то крохотную одежду из сумки и встаёт. Выпрямляется, стараясь не встречаться глазами. Они сосредоточены на моём животе, и какой-то первобытный мужской инстинкт заставляет меня напрячься.

Её взгляд опускается на полотенце, и она резко втягивает воздух, и ещё не выдохнув, с содроганием вдыхает вновь.

– Софи? Разве ты не была занята чем-то?

Она сверкает взглядом на меня и прижимает вещи Милы к груди.

– Да. Да. Я была.

Она проталкивается мимо меня и сбегает вниз по лестнице. Я наблюдаю за её уходом, и ухмылка искривляет мои губы.

Кашель доносится из конца коридора, и я поднимаю голову, замечая Лейлу, уставившуюся на меня.

– Вы двое должны либо трахнуться, либо никогда больше не разговаривать, – рявкает она, проносясь мимо меня вслед за Софи.

С такой логикой не поспоришь.

***

– Песочек.

– Музыка.

– Нет. Песочек.

– Музыка сейчас, а потом песочек?

– Песочек сейчас! – подпрыгивает Мила, шлёпая ножками о крыльцо с силой слонёнка.

Я поднимаю взгляд от гитары.

– Как папочка будет покупать тебе красивые вещи, если ты не даёшь ему работать?

Она надувается, её нижняя губа дрожит. Мила делает это намеренно, чтобы манипулировать мной, но, чёрт меня побери, это работает.

– Ты спросила маму?

Она кивает.

– Деду?

Другой кивок.

– Как насчёт Тэйта? Я уверен, он будет очень рад поиграть с тобой в песке.

Её личико озарятся, и она кричит: «Тэй!», – а затем бежит в дом, размахивая руками и повторяя его имя снова и снова.

Я усмехаюсь, когда он выходит за ней наружу и спускается по ступенькам.

Он поворачивается, указывая на меня пальцем.

– Ты передо мной в долгу за это, – говорит он, прежде чем Мила снова привлекает его внимание, лепеча про «замки».

***

– Хочешь, я схожу? – спрашивает Лейла.

– Ты не сможешь даже отличить пачку памперсов от помады, – хмыкает Софи. – Я сама могу съездить в магазин за дурацкими памперсами.

Я опускаю гитару и оглядываюсь на заднюю дверь. Блин, она милая.

– А ты видела компанию снаружи, верно? – напоминает ей Лейла. – Не думаешь, что выходить из нашего дома, не говоря уже о магазине, безопасно?

– Да, принцесса, – присоединяюсь к разговору, – не думаешь?

Софи оборачивается ко мне.

– Я могу съездить в магазин, Коннер. Они не остановят меня от ухода за моей дочерью.

– Или меня, – я встаю и вытаскиваю ключи из кармана шорт. – Ладно, давай.

– Что?

Я оглядываюсь на неё, останавливаясь.

– Мила и дядя Тэй строят замки, – говорю я с ухмылкой. – Если считаешь, что сможешь добраться до магазина без СМИ, то ты ошибаешься. Тебе не кажется, что вчера они вели себя недопустимо?

– Они были чертовски ужасны.

– Ага, ладно. Это ничто по сравнению с тем, на что они готовы ради фото Милы. Я могу справиться с ними. Это часть моей жизни. И вторжение в твою, – объясняю я. – Поэтому я поеду за памперсами для Милы, хотя не имею и малейшего понятия, что нужно брать. Так что ты можешь поехать со мной и убедиться, что я возьму то, что нужно, или можешь сидеть здесь, глядя на дверь и ожидая меня не с тем.

Она смотрит на потолок и делает глубокий вдох. Затем подходит ко мне, останавливаясь возле двери, и смотрит на меня.

– Прекрасно. Но прикоснёшься ко мне, и я…

– Ты что? – я кладу руку ей на талию и притягиваю к себе.