Текст книги "Грязный секрет (ЛП)"

Автор книги: Эмма Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Тьфу, мать ребёнка. Ненавижу этот термин.

Я вздыхаю и поднимаю куколку Милы. Пригладив её волосы, выглядываю в окно. Что будет, если они появятся здесь? Как я смогу защитить Милу?

Я не наивная. Рано или поздно какая-нибудь сплетница выяснит, что Софи Каллахан тайно родила ребёнка от Коннера Бёрка. Даже если они не знают наверняка, а они не знают, то будут догадываться. Повезёт, если всё это закончится.

Теперь каждый аспект жизни Милы будет разобран на кусочки и исследован, выставлен для каждого человека в Америке. Она вырастет на глазах общественности, которая постоянно будет наблюдать, как она выглядит и действует. Она всегда будет его дочерью и никогда просто Милой.

Бросаю куклу в ящик с игрушками и сажусь на диван. Я никогда не хотела этого. Никогда не хотела этого для неё. Никогда не хотела, чтобы нам пришлось скрывать правду.

Я никогда не думала, что это будет таким большим делом. Никогда не думала, что это будет важно кому-то, кроме семьи Бёрк. Никогда не думала, что мы будем сидеть здесь и ждать, когда же обнаружат наши личности и нашу жизнь, чтобы облить нас грязью через все средства массовой информации в Америке.

Я определённо не думала, что буду скрываться с ним в моём доме.

И, безусловно, я не думала, что мои гормоны загорятся, как фейерверк на четвёртого июля, от постоянной близости к нему.

Очевидно, я вообще не думала.

– Готово.

Перевожу взгляд на дверь и вижу Коннера, вытирающего лицо своей рубашкой. Мой взгляд падает вниз к его татуированному бицепсу и части живота. К мышцам V-образной формы.

Ох, сладкий проклятый ад. Эти косые мышцы живота.

К тем, которые, дразня, скрываются под его джинсами. Которые могут превратить сухие трусики во влажные за полсекунды.

Я сглатываю комок в горле и ловлю его взгляд.

– Классно.

– М-м-м, – бормочет он, бросая рубашку на спинку второго дивана, – уверен, ты думаешь о песочнице.

Я открываю рот, но сразу закрываю его, потому что не думала. Я думала о том, как можно лизнуть эту V. Чёрт, эта буква возбуждает.

– Ла-а-а-адно, – протягиваю я на выдохе, вытянув руки перед собой, – нам нужно провести несколько границ.

– Границ? – он поднимает брови.

– Да. Границ, – я откидываю с глаз чёлку и делаю глубокий вдох. – Для нас. Если мы не сделаем этого, то всё будет очень быстро и беспорядочно.

– Ладно, – он скрещивает руки на груди и прислоняется к спинке дивана. – Ну, какие тогда?

– Никаких разговоров о том, что было до моего ухода, – выпаливаю я.

– Я этого не планировал.

– Хорошо. Никаких поддразниваний или игр, как раньше.

– Ладно.

– Не разгуливать тут без рубашки.

На этом он ухмыляется.

– Я постараюсь.

– И однозначно не целуй меня, – указываю на него, – потому что это контрпродуктивно.

– Полностью согласен. Намного труднее ненавидеть тебя, когда ты растекаешься в моих руках и стонешь.

– Я не стонала! – топаю ногой.

Его ухмылка выходит сексуальной.

– Поверь мне, Соф, ты стонешь, когда я тебя целую. И это огромное чёртово дополнение.

Мой рот раскрывается.

– Тогда ты не должен кричать на меня!

– Я не кричу на тебя!

– Кричишь! – я останавливаюсь. – Боже мой, это глупо. Смотреть, стонать и кричать или нет, но не целоваться. Вообще. Даже в щёку.

– Почему ты не добавишь «никаких объятий» сюда?

Я распахиваю глаза.

– Я пойду дальше и скажу – никаких прикосновений.

– Ага, не хочешь, чтобы твоей задницы касался кто-то, кроме Кая.

– Что за чёрт? Кай никогда не трогал мою попу.

– Вчера звучало иначе, – ворчит он. – Он достаточно насмотрелся на неё.

На этот раз я скрещиваю руки на груди.

– Какое тебе до этого дело? Он может говорить, что ему нравится, так ведь? Несомненно, это распространяется и на взгляды. Я имею в виду, я больше не твоя девушка, и ты об этом вчера очень тактично напомнил!

Коннер сжимает челюсть, в его взгляде вспыхивает раздражение.

– Ты права, принцесса. Так почему же не идёшь с ним на свидание?

– Знаешь, что, Коннер? – говорю я, когда Мила зовёт меня. – Думаю, что сделаю это.

***

Я захлопываю за собой дверь, залезая в грузовик Кая.

– Вот это да, ты сегодня солнечный лучик, Соф.

– Пошёл ты, – рявкаю я. – Я должна была надеть эти чёртовы каблуки, чтобы притвориться, что мы идём на свидание, а не просто чтобы поесть гамбургеры, доказав дурацкую гипотезу.

Наклонившись, снимаю каблуки и достаю из сумочки балетки.

Кай смеётся.

– Позволь, догадаюсь. Он действительно выставил тебя за дверь на предполагаемое свидание со своим братом?

– Я не знаю, и мне плевать, – цокаю языком. – Он враждебный придурок. У нас всё было бы в порядке, если бы он сдержался и не поцеловал меня.

– Ох, быть поцелованной Коннером Бёрком. Ну разве твоя жизнь не ужасна? Не знаешь, сколько девушек хотели бы оказаться на твоём месте?

– Они могут быть мной. Меня это не волнует. Чёрт, они, наверное, уже были мной.

– У тебя такой стереотипный взгляд на рок-звёзд.

– Ты знаком со своим старшим братом? – я демонстративно смотрю на него. Он не ответил, и я продолжаю: – М-м-м, так и думала.

– Мы не все такие, как Тэйт. Или мои близнецы, – машинально добавляет он, подъехав к уютному бару в деревенском стиле. – Коннер на самом деле хороший мальчик из группы. Его целовало намного меньше девушек, чем ты думаешь, и гораздо меньше попало внутрь его левисов.

Я бормочу что-то неразборчивое в ответ и открываю дверь. Бар-ресторан почти полностью заполнен, но мы находим в углу столик на двоих.

– Выпьешь?

Я качаю головой.

– Только лимонад. Мила, – поясняю без необходимости.

– Эй, – Кай отбирает у меня меню, чтобы я посмотрела на него, – как много времени у тебя было на себя после её рождения?

– Нисколько, – неохотно отвечаю я.

– Верно, и она в безопасности с этим придурком, так что выпей бокал чего-нибудь алкогольного и расслабься немного. Я обещаю не просить тебя о вечернем поцелуе.

– Ладно, ладно. Джек и кола? – смеюсь я.

– А поесть?

– Чизбургер с беконом, разумеется.

Кай подмигивает и поворачивается к бару. Я поудобнее устраиваюсь на стуле и утыкаюсь в меню, хотя достаточно хорошо помню его. О, шоколадный торт.

– Прошу прощения? Это Кай Бёрк с тобой?

Я нервно моргаю и поворачиваюсь к девочке-подростку с сияющими глазами, стоящей рядом со столом.

– Эм, да?

Она взволнованно вздыхает и хлопает.

Серьёзно, что это?

– Ты можешь взять автограф для меня? Подожди, вы на свидании?

– Я не уверена, и нет, мы не на свидании. Мы друзья.

– Ну, хорошо. Потому что я действительно люблю его, – она широко улыбается, качая головой.

Я смотрю на неё, широко раскрыв глаза.

– Я могу спросить его об автографе, когда он вернётся, если хочешь...

– Вайолет, – выдыхает она.

– Ой, смотри, он уже возвращается, – смотрю на Кая, призывая его поторопиться.

Я не настолько подготовлена к разговорам с фанатками.

– Что случилось, Лютик?      – спрашивает он, останавливаясь рядом с девушкой и ставя на стол наши напитки.

Ладно. Теперь она дрожит. И она… о Боже, она плачет? Что это за безумие?

– Это Вайолет, – я натянуто улыбаюсь. – Она интересовалась, может ли получить твой автограф.

– Ладно, сейчас! – он поворачивается, одаривая её ослепительной улыбкой. – Конечно, можешь. У тебя есть ручка и бумага?

Она ахает и замирает, так что я достаю ручку из сумочки и вручаю ему салфетку.

– Вот.

Кай подмигивает мне и наклоняется, кладя салфетку на стол.

– Хочешь фото?

Он действительно плачет. Дерьмо. Что за чертовщина здесь происходит?

– Хочешь, я сфотографирую вас? – вызываюсь я.

Она кивает и передаёт мне свой телефон. Кай кладёт свою руку ей на плечо, и я фотографирую их.

– Спасибо, – пищит она, прежде чем схватить салфетку и убежать.

Кай пододвигает мне мой напиток.

– Что это было? – спрашиваю после глотка.

– Это был один день из жизни «Dirty B.» – ухмыляется он. – Такие самые худшие, те, которые не могут и слова из себя выдавить. Сейчас она отправится домой, ругая себя за то, что не поговорила со мной, а потом начнёт писать в Твиттер всякое дерьмо всю ночь кричащим капсом.

– Ох, звучит... весело, – я поднимаю свой бокал и выпиваю ещё. – Могу ли я ожидать большего?

– Возможно. Хорошо, что это не свидание.

– Слово. Этого достаточно, чтобы отвязаться от девушки, даже если тебя бросили и ты в татуировках.

– Думаешь, я брошен и татуирован?

– Это об одном из братьев Бёрк, у которого есть известная склонность снимать футболки на сцене.

– Ты смотришь наши концерты? – усмехается Кай.

– Смотрю, записываю, слушаю их тысячи раз, чтобы успокоить свою дочь. Что я могу сказать? Она «Dirty B.» дива, – я закатываю глаза.

– «Dirty B.» дива. Мы должны называть так наших поклонниц.

– После моей дочери? Иу.

– Нет, Мила будет единственной «Dirty B.» дивой. Никто не может быть такой же нашей фанаткой, как она.

– Ты никогда не видел её фанатизма – это восхитительно и, ну, честно говоря, страшно. Она просто трясёт попой под ваши песни.

– Трясёт двухлетней попкой? – фыркает он.

Поднимаю руки вверх, когда перед нами ставят нашу еду.

– Не говори, что я неправильно её воспитываю.

– Я даже и не думал об этом. Любая женщина, дочь которой трясёт попкой под мою музыку, заслуживает медали.

– Благодарю тебя, – я кладу картошку в рот, – я тоже так считаю. Это настоящий подвиг.

– Что такое? Жопотряска? – вмешивается Тэйт, таща за собой табурет. – Нет, попы Софи хватит на всех нас.

– Какого чёрта ты здесь делаешь?

– Сопровождаем, – говорит Эйден, садясь с другой стороны стола.

Я перевожу взгляд с одного на другого.

– Вы издеваетесь надо мной?

– Не-а. О-о-о, фри, – Тэйт наклоняется и хватает горсть из моей тарелки.

Я шлёпаю по его руке.

– У тебя нет девки, которую можно использовать?

– Не-а, Нина не в городе на этих выходных.

– И она твой единственный вариант? – издеваюсь я.

– Единственная, кого он ещё не разозлил, – поясняет Эйден. – Но нет, мы не шутим. Мы здесь как сопровождающие.

– Да, но друзьям не нужно сопровождение, чтобы поесть бургеры и выпить. Кто же знал, что это дерьмо понадобится нам? – выпаливает Кай, делая большой глоток своего пива.

– Это свидание, и по кодексу Бёрков все свидания должны сопровождаться, – непринуждённо отвечает Тэйт, на этот раз хватая фри с тарелки Кая.

– Да? Может тогда тебе следовало ходить на все наши свидания с Коннером в лесу, – бормочу я, кусая бургер.

У меня даже аппетит пропал. Я зла. Чертовски сильно зла. Я понятия не имею, кем считает себя Коннер, посылая своих братьев следить за моим не-свиданием с Каем. Даже будь этл свидание, он не имеет на это никакого права.

Он ясно дал это понять.

Я откидываюсь на стул и беру свой бургер. Кай встречается со мной взглядом и, извиняясь, пожимает плечами. Я принимаю это. В этом нет его вины. К тому же он здесь только потому, что я решила позлить Коннера.

Я приняла незрелое решение и теперь мне приходится иметь дело с последствиями. Даже не могу поужинать с другом.

И, видимо, мне не удастся поужинать с ними тремя без девчачьих группок, то и дело подходящих за чем-нибудь.

– Ах, – я опускаю стакан перед Тэйтом, – ещё один Джек с колой. Сделай двойной.

– Я похож на твоего раба?

– Нет, но так как вы захватили моё фальшивое свидание, а в баре куча девок, ждущих возможности запрыгнуть в постель к любому из вас, предлагаю тебе купить этот напиток, чтобы я смогла пережить предстоящее, как-бы-чертовки-долго это ни продолжалось, – снова толкаю к нему стакан. – Иди.

Спустя три часа, пять Джеков с колой и сотни фанаток, я сажусь в грузовик Кая и громко вздыхаю.

– Напомни мне никогда никуда не выходить ни с кем из вас, – я пристёгиваю ремень безопасности и потираю виски.

– Пьяна, Соф? – смеётся он.

– Нет. Счастлива, но не пьяна. И была бы ещё счастливее, если бы к нам не приставали два твоих брата и команда «Dirty B».

– Команда «Dirty B.»? – изумляется он.

– О, я забыла, они дивы «Dirty B.» – я закатываю глаза. – Прости мою ошибку.

– Только на этот раз, – он улыбается. – Что скажет Коннер, когда ты появишься на своих немного неустойчивых ногах?

– Он, наверное, спросит меня, сколько времени тебе понадобилось, чтобы залезть ко мне в штаны, – вздыхаю я. – А чтобы он начал ревновать, ты прижми меня где-нибудь к стене и начни целовать до одурения.

– Ты не кажешься расположенной к таким фокусам.

– Хм, – мычу я, когда он подъезжает к дому, и сосредоточиваю взгляд на входной двери. – Знаешь, что я ненавижу? Я ненавижу, что мы всё ещё чувствуем то же, что и до моего отъезда из Шелтон Бэй. Ничего не изменилось. Я хочу, чтобы он ненавидел меня, потому что тогда, возможно, я не буду любить его так же сильно, как и раньше.

– Всё ещё счастлива? – Кай поворачивается на своём сиденье и вздёргивает брови.

Я ударяю его в грудь.

– Я была. Однажды. Теперь всё, что даёт мне хоть капельку счастья, – Мила. Я безумно люблю её, Кай, и мне жаль, что я до сих пор люблю её отца. Хотела бы бы я поставить всё, чтобы не желать его так сильно.

– Тебе нужно в кровать, Соф, – перебивает он меня.

– Почему? Я только высказала свои мысли вслух.

– Я знаю. Но я не тот человек, которому ты должна говорить это. Проблема в том, что человеку, которому тебе должно рассказать о них, ты, пожалуй, вовсе и не должна.

– Это не имеет смысла, Кай, – я расстёгиваю ремень безопасности, беру сумочку и, толкнув дверь, выскакиваю из грузовика.

– Слушай, Соф, – он обходит грузовик и останавливается передо мной. – Не чувствуй себя виноватой за свои чувства. Мы все имеем право чувствовать себя так, как на самом деле не должны.

Он грустно улыбается.

– Кай, клянусь, если ты скажешь, что любишь меня, я оторву тебе член.

– Когда-то, – он подмигивает, – когда-то.

– Ты задница.

Обнимаю его за талию, и он обхватывает меня за плечи, немного сжимая.

– Теперь иди внутрь и попытайся лечь в кровать, не пробуждая зверя.

– Мужчину или его пенис? – сухо спрашиваю я, отступая назад.

– Это одно и то же, – он снова подмигивает, но теперь со смешком, и прислоняется спиной к грузовику.

– Да ладно, – я поворачиваюсь к двери и вставляю ключ.

По крайне мере, я пытаюсь. Прежде чем у меня получается, дверь распахивает очень злой полуобнажённый Коннер Бёрк.

– Ты не очень хорошо соблюдаешь границы, – говорю я, проталкиваясь мимо него.

Снимаю обувь в коридоре и роняю сумку. Он смотрит на меня с минуту, прежде чем выйти на улицу для разговора с Каем. Я остаюсь стоять в дверном проёме со скрещёнными на груди руками.

«Кем он себя, чёрт возьми, возомнил? Моим отцом?»

Коннер и Кай перекидываются парой слов, после чего Коннер кивает и возвращается обратно в дом.

– Внутрь, – рявкает он.

– Мы сегодня такие властные, – я разворачиваюсь на пятках и прохожу дальше.

Снимаю куртку и вешаю её на крючок, а затем поворачиваюсь в сторону кухни. Вода. Мне нужна вода.

– Хорошая ночка? – он идёт за мной.

– Почему бы тебе не спросить об этом своих сопровождающих? – я захлопываю шкаф и наливаю себе стакан столь необходимую воду.

– Я пытался. Но они оба слишком боятся потерять свои яйца, чтобы рассказать мне что-нибудь. Представь себе.

– Да, как удобно, – я выпиваю воду, ставлю стакан и поворачиваюсь к нему, стараясь встретиться с ним взглядом. – Я не знаю, как ты хочешь меня обмануть сегодня или в какую игру играешь, но прекрати. Это убого.

– Я понятия не имею, о чём ты говоришь.

– Конечно, не имеешь, – я подхожу к нему, останавливаясь в паре сантиметров. – Мы не принадлежим друг другу, Коннер. Мы здесь ради Милы. Сколько ещё раз тебе повторять? Если я захочу пойти на свидание с кем-то, то ты не сможешь останавливать меня, как и я не смогу остановить тебя. Мы родители, но не пара. Это конец чёртовой истории.

– Ты права. Так, может, мне стоит присматривать за Милой, пока ты ходишь на свидания?

– Почему бы и нет? – я вскидываю брови. – Чертовски уверена, что последнии два года ты каждую ночь влюблялся в новую горячую конкурсантку «American Idol»², делая всё, что взбредёт тебе в голову.

– Потому что я не знал!

– Ты всё равно поедешь в тур! – тыкаю пальцем ему в грудь. – Ты всё равно уедешь, и у тебя всё равно будут девушки и всё, что тебе захочется!

Нагнувшись, пробегаю мимо него, моё сердце бешено колотится. Джек не такая уж блестящая идея.

– Так вот в чём вся причина? – спрашивает он. – Твои страхи. Не её. Твои.

– Не смей! – я набрасываюсь на него. – Не смей стоять здесь и притворяться, что я ставлю себя выше неё. Никогда, Коннер! Никогда! Всё, что я чувствовала, всегда было на втором месте, всегда после неё и тебя. Всегда!

– А теперь я даю тебе шанс поставить свои чувства на первое место. Так что говори, – он упирается руками в стену над моей головой.

– Нет, – шепчу я, отворачиваясь, – нет, потому что это не важно.

– Это важно для меня.

– Ну, не для меня, – я опускаю его руки и отхожу, – больше нет. Я забрала её, чтобы ты получил всё, о чём всегда мечтал. Я забрала её, чтобы ты получил всё, что когда-либо хотел. Вот и всё.

– Ты ошибаешься, – говорит он, когда я начинаю подниматься наверх. – Ты не дала мне этого. Уехав, ты забрала всё. Я всегда хотел только тебя, Соф.

Я останавливаюсь наверху, слёзы жгут глаза, и я закрываю их. Я не верю ему. Но хочу верить, что была всем, чего он хотел, потому что для меня он был всем.

Он был моей подростковой мечтой, моим выходом, моей опорой. Он был моим всем.

Был.

Потому что ничто не длится вечно, даже когда есть такая великолепная девочка, связывающая двух людей.

Оставив его пялиться на меня, я поворачиваю за угол и бегу в свою спальню.

Бросаю свои вещи в угол, беру из комода футболку и надеваю её через голову. А затем забираюсь в кровать и сворачиваюсь в клубок, чувствуя жжение в глазах.

Глава 12

Коннер

Я кладу Миле тост на поднос её высокого стула и, улыбаясь, наблюдаю за тем, как она энергично начинает запихивать его в ротик.

Чёрт, она восхитительна.

Я жую свой, пока она пихает кусочки в рты кролика и куколки. Когда я услышал, что она проснулась, решил встать и позволить Софи побыть в кровати подольше.

Несмотря на мои попытки присматривать за ней, такое чувство, будто мои братья не следили за тем, сколько она пьёт.

Это было очень глупо. Я знаю, что между Софи и Каем ничего нет. Чёрт, он говорил мне много раз, что смотрит на неё, только как на сестру. Я даже не могу представить, что у неё есть чувства к нему, или к кому-либо другому.

Чёрт, если она действительно чувствовала ко мне то, что говорила, это не значит, что она не может чувствовать что-то к кому-нибудь ещё.

Правда в том, что я не могу поверить ей, когда она говорит, что любит меня. Если она ушла однажды, то сможет уйти снова. Если она соврала однажды, то может соврать снова. Суть в том, что я люблю её, но не доверяю. Я не верю, что она не убежит снова, забрав с собой Милу.

Не верю, что она снова не заберёт у меня всё. Потому что она моё всё. Она каждый мой вдох и каждый удар сердца. Может, мы и не разделили вместе вечность, но мы были вместе тогда, и это важно.

А сейчас мы застряли в грёбанном подвешенном состоянии.

Мы хотим и любим друг друга, но ни один из нас не хочет этого. Нельзя построить на этом какие-либо отношения, даже дружбу. Я чёртов идиот, если думаю, что мы сможем оставаться в одном доме и заставить это работать.

Вы не можете быть друзьями с теми, в кого бесповоротно влюблены.

Это уловка двадцать два³, потому что отъезд раскроет нас для СМИ, но и оставаться не лучше. Моё пребывание здесь причинит Миле боль, как и отъезд. Здесь нет выигрышного варианта. Мы в любом случае всё потеряем.

– Песок? – спрашивает Мила, откладывая свой тост подальше. – Песок, песок, песок!

– Сначала съешь ещё немного тостов, – я подталкиваю их обратно к ней. Она надувается, но я качаю головой. – Два кусочка.

Она очаровательно фыркает и хватает кусочек. Слышится скрип лестницы, и заходит Софи, её волосы собраны в неаккуратный пучок, а шорты для сна едва скрывают верхнюю часть бёдер.

– Доброе утро, детка, – бормочет она, целуя Милу в макушку. Мила визжит от восторга и открывает рот, показывая полупережёванный тост. Мило.

Я смотрю, как Софи несётся на кухню, бормоча себе под нос:

– Чёртовы Бёрки и чёртов Джек, – она открывает ящик, достаёт две таблетки из пузырька и наливает стакан воды. Затем глотает таблетки и выпивает всю воду, после чего со стуком опускает стакан на стол.

– Доброе утро.

Она бросает раздражённый взгляд в мою сторону, но игнорирует меня. Её шорты приподнимаются ещё выше, когда она тянется к шкафчику, чтобы взять хлеб.

Я перемещаю взгляд на изгиб её попки, уже не скрытый ярко-розовым материалом, из-под которого выглядывает кружево, чёрное кружево.

Чёрт. Ёрзая на стуле, поправляю штаны.

Раздаётся щелчок, когда Софи опускает рычаг на тостере. Я смотрю на её лицо. Боже, она злится, действительно злится.

Она хмурит брови и плотно сжимает губы. Но её глаза. Чёрт, эти глаза. Прищуренные, но пылающие, прикованы ко мне. Пронизывают меня насквозь.

– Нарны? – спрашивает Мила. – Мои нарны.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на неё, так быстро, что в затылке простреливает тупая боль.

– Нарны?

– Верхняя полка холодильника, – резко отвечает Софи. – Бананы.

– Младенческий язык невозможен, – ворчу я, вставая. – Как, чёрт возьми, «нарны» могут обозначать бананы? Ой, точно, никак. Наны? Ага. Нарны? Какого чёрта?

Софи рывком открывает холодильник, стоя напротив меня.

– Извини.

Она смотрит на меня и тянется вглубь холодильника, чтобы взять масло. Поскольку она невысокая, а холодильник огромный, её шорты опять задираются. Мой член пульсирует, и рука подрагивает от желания податься вперёд и пробежаться пальцами по её мягкой коже.

Я хватаю её за талию и притягиваю к себе. Мой член почти болезненно упирается в её поясницу. Она ахает, и я приближаю губы к её уху.

– Ещё одна граница, – шепчу я. – Отодвинь свою попку.

– Тебе не следовало смотреть, – выдавливает она с трудом.

Я тяну её обратно и провожу руками по животу, растопырив пальцы. Она напрягается под моим прикосновением, когда я задеваю пояс её шорт.

– Ты не должна давать мне что-то, на что можно посмотреть, принцесса. Если они не прикрывают твой зад, когда ты поднимаешься, то не носи их, – мой голос грубый и чувствительный.

Я хочу захлопнуть чёртову дверь холодильника, толкнуть её к нему и жестко поцеловать. Хочу провести руками вдоль спины, дурацких шорт и сжать её задницу, притянув к себе. Хочу чувствовать, как она тает от моих прикосновений, как хватается за мои волосы и стонет в рот.

– Так останови меня, – бросает она в ответ, её грудь быстро поднимается и опускается. Она терпит неудачу, потому что её слова выходят скорее хриплыми, чем раздражёнными, и мягкий вздох на конце слова «останови» направляется прямо вниз в мои штаны. Наряду с остальной частью моего кровоснабжения.

– Я бы так не говорил, иначе ты найдёшь их на полу в своей спальне.

Она ставит масло на столешницу и отталкивает мои руки подальше от себя.

– Пошёл ты, – жёстко шепчет она. – Пошёл ты.

Я хватаю банан для Милы и прохожу мимо Софи, оставляя её прижимающей дрожащие руки к животу. Снимаю кожуру с банана, делю его на две части и кладу на столик, а затем разворачиваюсь и направляюсь к лестнице.

– Надень какие-нибудь чёртовы брюки, – выпаливаю я, мой член болит.

Она не отвечает, и я начинаю подниматься, перешагивая по две ступени за раз. Хватаю полотенце из шкафа и закрываюсь в ванной. Мой взгляд падает прямо на аккуратные стопки одежды, сложенные рядом с раковиной.

Ярко-красные кружевные трусики сверху.

Чёрт. Она, очевидно, планировала принять душ передо мной.

Я раздеваюсь и захожу в кабинку. Включаю воду, позволяя теплу бежать по мне, а затем протягиваю руку и переключаю её на холодную. Полностью становлюсь под струю, позволяя ледяной воде струиться по мне, так как пока не могу получить большего.

Это не помогает моему стояку, однако я уверен, что не смогу стоять в душе и удовлетворять себя. Ведь благодаря ей я снова взбешён, а в состоянии гнева наверняка не смогу кончить.

Быстро помывшись с мылом, я ополаскиваюсь и выхожу. Хватаю полотенце, которое лежит рядом с её одеждой, и, отведя глаза от её нижнего белья, оборачиваю его вокруг талии.

Она стоит снаружи, широко распахнув глаза, когда я открываю дверь.

– В следующий раз клади нижнее бельё под чёртову одежду, а не сверху, – я обхожу её и захожу в комнату Сти. Затем быстро вытираюсь и одеваюсь. По крайней мере, мой стояк наконец-то успокоился.

Легче было бы просто уйти. Но тогда мне придётся возвращаться каждое утро и уходить каждый вечер, а это слишком рискованно. Всё это может заметить какой-нибудь репортёр, проследив за мной, и тогда СМИ разобьют здесь лагерь.

Спустившись вниз, я вынимаю Милу из стула и несу её в гостиную. Она прыгает на диван и почти сразу же бросается к ящику с игрушками. Отпустив её, я включаю телевизор.

А там:

«СОЛИСТ «DIRTY B.» ОТЕЦ?»

Да. Да, он чёртов отец, и это не твоё собачье дело, назойливая сучка.

Я решаю, что Марк не будет впечатлён, если я так отвечу на их «Что вы думаете?» по электронной почте. На экране показывают репортёров, а на заднем фоне – мой дом. Увеличиваю громкость, чтобы послушать.

– ...с тех пор, как вчера выходили за покупками, не был замечен ни Коннер, ни кто-либо из «Dirty B.».

О покупке продуктов теперь говорят в новостях? Им что, больше заняться нечем?

– Есть ли что-то новое вне дома в это утро, Анна? Есть ли доля правды в словах репортёров?

– К сожалению, мы не знаем. Представители «Dirty B.» не отвечают ни на звонки, ни на письма, так что можно было бы предположить, что в этом есть доля правды. Есть также повод думать, что матерью является девушка, которую он встретил ещё до того как группа прославилась, а теперь она вернулась за алиментами.

Я фыркаю. Неправда. Софи не попросила у меня ни копейки, а если вспомнить её лицо, когда я купил ребёнку барьер и песочницу, она и не намерена.

– Думаю, они пришли бы к такому выводу рано или поздно, – говорит она тихим голосом из дверного проёма.

– Это просто журналисты, – я выключаю телевизор и бросаю пульт на подушку рядом с собой. – Они живут для того, чтобы говорить о дерьме.

– Плохо! – кричит Мила, указывая на меня. – Плохо!

Я вздрагиваю, глядя то на неё, то на Софи.

Её губы изгибаются в улыбке.

– Слово, начинающееся на «д», запрещено в этом доме.

Я поднимаю брови.

– Слово на «д» запрещено?

– Да, именно поэтому ты больше не будешь его употреблять, – она берёт расчёску со столика, стоящего рядом, и проводит ей по влажным волосам. – Позже мне нужно пойти в магазин. Я возьму Милу.

– Зачем?

– Потому что будет выглядеть подозрительно, если я не сделаю этого. У меня нет здесь семьи, которая могла бы присмотреть за ней, пока я бегаю по делам.

Я провожу рукой по лицу.

– Я сбегаю в магазин за тебя.

– Нет, ты не станешь этого делать, – она грозно смотрит на меня. – Я буду готова через десять минут.

***

В доме жутко тихо без смешков или криков Милы. Даже когда Эйден тихо пробирается через заднюю дверь с моей гитарой.

– Кто-нибудь видел тебя?

– Я пробежал через лес. Полиция заблокировала его.

– Хорошо. Тэйт сказал, что ранее они преследовали его до Уолмарта, – киваю я.

– Они последовали за отцом в магазин. Чёрт возьми, это уже не смешно. Думают, что мы будем приходить к тебе каждый раз, когда выходим из дома. Ты причина беспорядков, братан, – фыркает Эйден.

– Да, кто хочет тихо провести перерыв в туре? – я забираю у него чехол от гитары. – Спасибо за это.

Он понимающе улыбается.

– Нет проблем. Когда ты собираешься признаться?

– Когда они узнают, где я, – открываю чехол.

Эйден уходит так же, как и пришёл, а это означает, что я снова остаюсь один в тишине. Поднимаю свою гитару и ставлю её на колено, наигрывая ноты. Они мягко вибрируют одна за другой, наполняя воздух сладким акустическим звуком.

Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Мои пальцы двигаются и бьют по струнам, перебирая их в произвольном порядке. Каждое моё движение свободное, его не сдерживает текст или коллеги по группе, или студия звукозаписи.

Вскоре, тем не менее, ноты сливаются воедино и обретают смысл. Они образовывают медленную мелодию, которую не нужно дополнять барабанами или гулом электрической гитары. Чистая и лёгкая музыка, и я делаю паузу, чтобы вынуть из чехла мой блокнот и карандаш.

Я делаю набросок музыкального такта и записываю ноты, которые помню. Затем переигрываю их, изменяя некоторые из них. Упираюсь ногой о барный стул, в результате чего основание гитары приподнимается, и проверяю ещё несколько нот.

Продолжаю делать это снова и снова, позволяя себе следовать за музыкой. Я постоянно останавливаюсь, чтобы записать ноты, а затем возвращаюсь к игре.

Чувство свободы от возможности писать музыку в своём собственном темпе невероятно. Мои губы дёргаются вверх, когда мелодия заканчивается, и, уронив карандаш, я начинаю всё сначала.

Мои пальцы гладят струны, наполняя воздух вибрацией за вибрацией. Печальная и притягательная мелодия отражает желание и память. Музыка всегда отражает то, что внутри. Это то, что я чувствую и как справляюсь.

Так было всегда и происходит снова – я пишу музыку для неё. Потому что не знаю иного пути.

Стучу ногой в такт и напеваю, быстро записывая слова. Играю, переносясь в другое место. То, что было простым скопом заметок, становится песней, отчаянно нуждающейся в тексте.

– Это новая?

Я поворачиваюсь, двигая рукой по струнам, и смотрю в яркие голубые глаза.

– Да.

– Она хороша, – Софи улыбается, отворачиваясь. Она появляется снова спустя несколько секунд, держа в руках пакеты.

Я кладу гитару на стол.

– Оставь их здесь.

– Спасибо, – Софи убирает прядку за ухо и возвращается на улицу.

– Где Мила? – спрашиваю, забирая вторую часть покупок.

– Наверху. Она уснула в машине, – Софи закрывает дверь и проходит мимо меня на кухню.

Я следую за ней и помогаю ей разгрузить сумки. Время от времени она показывает мне, куда нужно класть продукты, но мы не разговариваем. Я наполняю чайник и включаю его, схватив две кружки, когда она заканчивает.

– Спасибо, – мягко говорит она, когда я передаю ей чашку кофе.

– Пожалуйста, – беру свою и смотрю на её.

Она выглядит уставшей, если тени под глазами что-то значат. Её щёки краснеют, когда она чувствует на себе мой взгляд. Знаю, что должен отвернуться, но не могу.

Это как постоянная игра в пинг-понг. В одну минуту я злюсь, а в следующую не могу перестать пялиться на неё. Я не знаю, что должен чувствовать и что она хочет от меня. Чёрт, я даже не знаю, что хочу чувствовать.

Мои эмоции меняются чертовски быстро.

Софи ставит свою кружку на столик и смотрит мне в глаза.

– Мне очень жаль. За прошлую ночь.

– Не беспокойся. Ты была пьяна.

– Я не была пьяна. Я была слегка навеселе.

– Ну, что бы то ни было, ты явно не могла справиться с этим.

– Я справлялась с этим просто отлично, пока, в конечном итоге, не стала играть роль личного ассистента для третьей части «Dirty B.», – она хмурится. – Так у вас такое везде, куда бы вы ни шли? Девушки всё время?