Текст книги "Грязный секрет (ЛП)"

Автор книги: Эмма Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Потому что ты поёшь больше, чем играешь на гитаре! – Тэйт кладёт гитару на колено и наигрывает несколько нот. – Слушай. Пятый аккорд.

Он проигрывает его снова. Дерьмо. Он прав. Это не подходит.

– Ладно, – говорит Кай, вмешиваясь. Он хватает лист с табурета перед Тэйтом и пробегает по нему глазами. – Чёрт, Тэйт. Ты не можешь это исправить?

Бросив его обратно Тэйту, он воспроизводит куплет, и теперь якобы неверный аккорд звучит правильно. Я медленно киваю и повторяю мелодию. В отличие от моих братьев, мне не нужно смотреть в свои записи. Я знаю каждую ноту, видимо, даже неправильную.

– Как я мог пропустить это? – я откидываюсь назад.

– Потому что ты не можешь услышать собственные ошибки, – добавляет Эйден.

– Всё-таки глупая затея, играть песню, которую мы знаем несколько дней.

– В чём дело, брат? Ничего не получается, когда Нина пропала с горизонта? – фыркает Кай.

Тэйт показывает ему средний палец.

– У меня есть право на перепих, но вместо этого я занимаюсь тут этой фигнёй.

– Тогда вали, но объясни всем, что ты, членоголовый, будешь делать на сцене, пока мы будем играть, – выдавливаю я из себя.

Тэйт слишком резко опускает свою гитару и встаёт. В его тёмно-синих глазах вспыхивает гнев.

– Я не знаю, почему ты до сих пор пытаешься, – говорит он мне, твёрдо подчеркивая каждое слово. – Она того не стоит.

– Для тебя, – я встаю, готовый вмазать ему. Не имеет значения, что он выше и крупнее меня. – Она чертовски много стоит для меня.

– Почему? Потому что у неё твой ребёнок? Ты действительно думаешь, что она захочет остаться, Кон? Тогда она не осталась. Она не переживала. Что заставляет тебя думать, что на этот раз будет по-другому?

Кай хватает меня за руку, отводя мой кулак назад.

– Эй. Тэйт, ты перегибаешь палку, мужик.

– Я просто присматриваю за ним, – говорит Тэйт Каю, но его взгляд сосредоточен на мне. – Близнецы, может, будут счастливы наблюдать за твоей болью, Кон, но не я.

Он дразнит меня, и я знаю это. Меня трясёт от злости, потому что, чёрт возьми, никто не будет так говорить о Софи. Никто.

– Сбавь, чёрт возьми, обороты, придурок, – спокойно говорит Эйден, вставая между нами, и толкает Тэйта обратно. – Софи – мама девчонки, с которой ты провёл последние несколько дней на пляже. Как говорит мама, мы не обязаны любить её, но мы будем уважать её. Так должно быть, даже когда её нет рядом. Если вы не можете вежливо говорить о ней, не произносите ни слова.

– В следующий раз я не остановлю его, – предупреждает его Кай. – Я уже подумываю о том, чтобы спустить его на тебя.

– Не беспокойся. Я закончил, – я выдёргиваю свою руку из его хватки и выхожу из гаража.

Дверь с треском захлопывается за моей спиной, отдаваясь рикошетом по дому. Кровь яростно бурлит, когда я прохожу мимо Лейлы и выхожу через заднюю дверь. Стекло в двери дребезжит, и я оглядываюсь, чтобы проверить, осталось ли оно целым.

К счастью, это так, и я опираюсь руками о перила крыльца, наклоняясь вперёд. Делаю глубокий вдох, вдыхая солёный морской воздух, который всегда меня успокаивал.

Но это не важно, потому что единственная, кто может меня сейчас успокоить, находится в десяти минутах езды, в окружении кучи сраных назойливых стервятников.

– Вау. У тебя эти дни? – спрашивает Лейла, выходя за мной. – Ты разбил стекло в двери.

Я оглядываюсь. Она права. Длинная трещина пересекает окно.

– Чёрт. Я заменю его завтра.

– Неплохая идея, – она опирается предплечьем на перила рядом со мной. – Что Тэйт натворил на этот раз?

Я фыркаю:

– Как ты узнала, что это был он?

– Хм, может потому, что вы всегда грызлись друг с другом, как дети в песочнице? Может, потому, что он лез в ваши дела с Софи с тех пор, как она вернулась? Или, может, потому, что он и ломаного гроша не даст, если ты захочешь сделать её счастливой?

– Дело не в этом, Лей, – я выдыхаю. – Речь идёт о том, что лучше для Милы. Иногда я думаю, что нам лучше порознь, но потом Софи уходит и возвращается с язвительными комментариями, она улыбается или смеётся, и я не могу представить себя вдали от неё снова. Я не могу представить себе ничего хорошего для Милы, кроме нас с Софи.

– Ты когда-нибудь задумывался, что это не нужно учитывать интересы только Милы?

– Конечно, нужно. Все наши действия влияют на неё.

– Ну ладно, но ты должен думать и о том, что хорошо для вас двоих. То, что хорошо для тебя и Софи, будет хорошо и для Милы.

Я искоса смотрю на неё. В этом есть смысл, признаю. Если мы будем счастливы, то и Мила тоже. Может в том-то и дело, что мы слишком сильно сосредоточены на Миле. Мы так же важны, как и она.

Если дойдёт до того, что нужно будет выбирать, то я каждый день буду ставить счастье Милы выше счастья Софи. Но если счастье для них в одном и том же, если оно связано, то это уже совсем другая история.

– Почему она на самом деле уехала, Лей? – тихо спрашиваю я, глядя на разбивающиеся о берег волны. – Я не куплюсь на её историю.

– Ты продолжаешь спрашивать меня об этом, но я по-прежнему не знаю. Даже если бы знала, то не сказала бы. Кон, это не моё дело.

– Ты стала говорить иначе.

– Я видела, как мой брат и лучшая подруга, оказавшись в любовной истории, и без моего участия неслабо облажались, – смеётся она. – Вы, ребята, уедете через десять дней. Осталось мало времени. Вам нужно разобраться с этим ради всех нас.

Я медленно выдыхаю. Я знаю это. Знаю, что мы не можем оставаться в этом затянувшем нас споры-поцелуи-секс-споры круговороте. Это уводит нас от правды.

Правды, которую она скрывает и которую я боюсь.

Потому что в очередной раз, когда я отдам этой девушке всё, что у меня есть, она может принять это и сбежать. Снова.

Глава 23

Софи

Коннер упирается руками в дверной проём, немного наклоняясь вперёд. Я кладу руку себе на бедро, пока он медленно исследует моё тело, обжигая взглядом.

– Тебе чем-то помочь? – ласково спрашиваю я, привлекая его внимание к моему лицу.

– Зависит от того, – отвечает он, отвечая на мой взгляд, – уснула ли Мила.

Я качаю головой.

– Тогда нет, не можешь, – он выпрямляется и проходит мимо меня.

Я смотрю ему вслед, приподняв одну бровь. Визг Милы следует за его исчезновением за дверью, а после слышится:

– Привет, папочка!

– С каких пор она говорит «Привет!»? – он смотрит на меня, держа её на руках.

– Видимо, с этого утра. Она проснулась, произнося это, – я пожимаю плечами и падаю на диван, игнорируя беспорядок на ковре.

Повсюду игрушки, на ковре раскрошены чипсы, а под диваном, возможно, даже припрятано печенье. Честно говоря, я боюсь смотреть. Этот ребёнок прячет вещи повсюду.

– Папа, петь? – спрашивает Мила, вырываясь из его рук и стремясь снова опуститься на пол. Она хватает свою игрушечную гитару и нажимает на кнопки. – Дум-дум-дум!

Коннер усмехается и садится на диван рядом со мной.

– Да, у папы скоро будет концерт. Много концертов.

– Мне нравится. Дум-дум-дум!

Я вздрагиваю от громких, монотонных звуков, исходящих от гитары. Блин, почему я вообще позволила брату купить ей это? Ах, да, у меня не было выбора. Вот почему.

– Бл... ин, – поправляет себя Коннер, потирая ухо. – Что это за чёртова гитара?

– Детские игрушки – это устройства, предназначенные для пытки родителей, чтобы получать от них конфеты ради двух минут тишины, – я смотрю на Милу, прыгающую по комнате, ей каким-то образом удаётся обойти каждую игрушку. Хотела бы и я так же. Но нет, я каждый день спотыкаюсь о них.

– Да, это я уже понял. Эй, Мила! Хочешь конфетку?

С отвисшей челюстью, я поворачиваюсь к Коннеру.

– Конфетку? Да! – Мила сразу бросает гитару на ковёр и вскарабкивается на Коннера.

– Игрушки в ящик, – торгуется он, держа пакетик с конфетами там, куда она не может дотянуться.

Мила надувает губки.

– Не-а, – он качает головой, – убери их. Я помогу тебе. А они пока побудут здесь, – он бросает конфеты мне на колени и опускает Милу на пол.

Она громко хихикает, взвизгивая, когда Коннер щекочет её бока. Мои губы растягиваются в улыбке. Я облизываю их, чтобы скрыть это, но не получается. Блин, это не уборка, но Мила на седьмом небе.

– Папа, нет, нет, нет, – кричит Мила сквозь пронзительный смех.

– Да, папа, я думала, что вы убираетесь.

Коннер останавливается и смотрит на меня.

– Иу, я предпочитаю веселье.

– Ты не получишь конфеты, пока не уберёшь игрушки, – я скрещиваю руки на груди, держа пакет в руке.

Коннер берет две игрушки. Одну из них он протягивает Миле, и они швыряют их в сторону ящика с игрушками.

– Всё, – говорит он, – прибрали.

– Серьёзно? По-твоему, это уборка?

– Да. А теперь дай мне конфетку, – он становится на четвереньки и тянется к пакету, чтобы стащить одну.

Я встаю и отхожу, поднимая конфеты над головой. Это самая глупая вещь на свете, потому что он выше меня, по крайней мере, на шесть дюймов. Коннер забирается на диван и бросается на меня, Мила смеётся за его спиной.

– Нет! – я засовываю пакет в лифчик, а затем перепрыгиваю через куклу на полу и едва не сталкиваюсь с игрушечной гитарой.

– Софи, – предупреждает Коннер, наблюдая за моим передвижением.

– Не-а!

Я выбегаю из гостиной в коридор, борясь с приступом хохота, пока он следует за мной. Он скользит по полу, но тут же выпрямляется. Его взгляд прикован ко мне, и я пячусь к стене, ощущая боль в животе из-за попыток сдержать смех.

– Отдай. Сейчас же, – он медленно надвигается на меня, словно хищник, протягивая руку.

– Нет! – я проскакиваю под его рукой, позволяя смеху вырваться. Ныряю обратно в гостиную, к огромному удивлению Милы, и оглядываюсь на него. – Это не уборка!

Я поскальзываюсь на раскраске. Моё сердце подскакивает к горлу, но Коннер выставляет руки и толкает меня на диван. Я кричу, падая назад с огромным стуком. Он ложится на меня, ухмыляясь и тяжело дыша.

– Последний шанс. Конфеты. Сейчас же.

Я качаю головой.

– Иди и возьми.

Он обездвиживает меня, прижавшись своими губами к моим. Удерживая мои руки над головой, Коннер покусывает мою нижнюю губу. Желудок сжимается, голова, как в тумане, но всё быстро заканчивается, когда он отталкивает меня и…

– Есть! – он держит конфеты в воздухе и поднимает Милу.

Он крутит в пальцах пакет с конфетами, а затем подносит его ко рту и открывает зубами. Я поджимаю губы, когда Мила ныряет своей маленькой ручкой в яркий пакет и запихивает около четырёх штук в рот.

– Это было нечестно, – хнычу я Коннеру.

Он ухмыляется, глядя на меня сверху вниз.

– Какие слова-мне-не-разрешено-произносить, а?

– Я отомщу тебе за это, – я отталкиваюсь от дивана и хватаю в охапку игрушки с пола.

– Да? Когда ты планируешь это сделать?

Я пожимаю плечами.

– Если скажу тебе, то будет не так весело, не правда ли?

– Думал, ты ненавидишь сюрпризы.

– Я ненавижу сюрпризы, когда их делаешь ты. А свои сюрпризы люблю, – краду конфету из пакета и кладу себе в рот.

– Эй!

– Что? Я прибираюсь, – я бросаю говорящую Пеппу в ящик, чтобы доказать это.

– Нет. Я хочу кусочек, – он держит свой рот открытым.

Я ухмыляюсь и делаю шаг вперёд, но Мила опережает меня.

– Иди сюда, – она достаёт кусочек конфеты изо рта и кладёт его на язык Коннера.

Я прикрываю рот рукой и прикусываю губу.

– Она только что сделала то, что я подумал? – спрашивает он заплетающимся языком, не жуя.

Я разражаюсь хохотом, присев на корточки. Коннер опускает Милу на пол, отдав ей пакет, и достаёт оскорбившую его конфету изо рта. Уставившись на неё, он держит её в руке.

– Малыши отвратительны.

Я вытираю слезу под глазом и смотрю на него. Он в полном ужасе смотрит на меня, словно возможность такой «щедрости» Милы не приходила ему в голову. Забыв, что хотела сказать, я снова смеюсь и падаю на задницу.

– Думаю, мы квиты, – констатирует он, выходя из комнаты. Я слышу, как открывается и закрывается крышка мусорного ведра, и затем он возвращается.

Я бросаю свинку Джорджа в него, стараясь держать свой смех под контролем. Типа того.

– Нет, это всё Мила. Я здесь не при чём.

– Софи, наша дочь просто отдала мне свою наполовину разжёванную конфету. Положила прямо мне на язык, – он вытаскивает его, будто я забыла, как он выглядит.

Будто это возможно.

– Не понимаю, чего ты хочешь от меня, – я встаю, теперь намного спокойнее, и убираю оставшиеся игрушки.

– Не знаю. Это наказывается углом?

Я поворачиваюсь к нему и глажу его по щеке.

– Всё, что заставляет меня смеяться, не наказуемо. Уверена, что, на самом деле, это заслуживает вознаграждения.

Он хмурится.

– Я больше никогда не куплю ей конфеты.

Я называю это бредом. Супер-мега-бредом. Он всё время покупает ей конфеты, просто думает, что я не замечаю. В этом он плох так же, как и его папа с печеньем.

– Эй, а что ты делаешь сегодня вечером?

Я растягиваюсь на диване, игнорируя разломанные чипсы на ковре, и, фу.

– Мила. Прекрати склеивать уши Кроли конфетой! Фу! – я тянусь за детскими влажными салфетками и умело очищаю уши Кроли.

Коннер моргает.

– Мила, это отвратительно.

Она хихикает.

Я закатываю глаза, бросаю липкие салфетки в мусорное ведро рядом с диваном и включаю телевизор.

– Ну? – напоминает Коннер.

– Я делаю то же, что и каждый вечер, – отвечаю ему, щёлкая по каналам. – Готовлю Миле ужин, купаю её, а затем укладываю спать. После этого я открою бутылку вина и всю ночь буду смотреть отупляющее телевидение. Вероятно, съем ещё немного торта.

Я отработала этим утром. Мне можно.

– Нет, не съешь, – он поднимает мои ноги и садится на диван.

– И как это понимать?

Коннер кладёт мои ноги себе на колени.

– Мы идём на ужин.

– Ох, ведь в прошлый раз всё прошло так хорошо.

– На этот раз пойдём в настоящий ресторан. Где нас не будут так сильно беспокоить.

Я сажусь.

– Ты приглашаешь меня на свидание?

Он моргает и поворачивается ко мне лицом. На мгновение он выглядит рассеянным, затем его губы изгибаются с одной стороны.

– Да.

– Не считается, если ты только что решил.

– Кто сказал, что я только что решил?

– Рассеянный взгляд на твоём лице.

– Я был удивлён твоим вопросом.

– Конечно, я должна была это спросить. Я женщина. Почему ты думаешь, что можешь провести меня?

– О, замолчи, – он толкает меня вниз, надавливая на плечи. – Просто «да» или «нет», принцесса. Это не сложный вопрос.

– Ты не задал мне ни одного вопроса!

– Я... – он закрывает рот. – Хорошо. Софи, ты поужинаешь со мной сегодня вечером? Пожалуйста?

Я прикусываю губу изнутри. В прошлый раз я была осторожна. И хотя наша поездка в магазин прошла относительно спокойно, не считая фотографию на обложке журнала, на которой мы целуемся, появившуюся на следующий день, я всё ещё отношусь ко всему настороженно.

Хотя медиастервятники ведут себя не так навязчиво, как прежде, до того, как менеджер «Dirty B.» подтвердил «историю», они по-прежнему наблюдают за нами, как ястребы, когда мы выходим с Милой. Пока мы переправляем её между нашими домами через лес, делая ставку, что там никого не будет.

Но я не хочу прятаться.

– Почему? – я смотрю на него, поднимаясь.

– Почему что? Приглашаю тебя на ужин?

– Нет. Почему ты уставился на меня? Очевидно.

Он тянется вперёд и притягивает меня к себе. Коннер удерживает меня, положив руки на бёдра, и я кладу руки ему на плечи. Смотрю на него, встречаясь взглядом с глазами цвета индиго, и он наклоняет своё лицо ко мне.

– Я хочу, чтобы мы поговорили. Где-то, где должны вести себя прилично, – его губы с намёком изгибаются в усмешке.

Я игнорирую барабанную дробь своего сердца, исследуя взглядом его лицо, плечи и верхнюю часть тела. То, как сияют его глаза, когда он смотрит на меня. Как напрягается его бицепс, когда он сжимает пальцы. И как идеально изгибается его челюсть, покрытая грубой щетиной.

Я поднимаю руку и провожу по ней большим пальцем, как хотела с тех пор, как мы снова встретились.

– Поговорить? О чём?

Он опускает голову и целует мою ладонь.

– Обо всём.

«Что я делаю?»

***

После прихода Фила, который забрал Милу после ужина, я задала себе этот вопрос десять миллионов раз. Красное платье слишком сильно обтягивает бёдра. Немного накрученные волосы смотрятся слишком вычурно. Чёрная тушь на ресницах выглядит слишком старательно.

Чёрные туфли на каблуках, конечно же, кажутся совершенно не к месту.

Прошло слишком много времени с тех пор, как я так наряжалась, поэтому всё кажется неправильным. Я хочу скрутить волосы в неряшливый пучок, сменить каблуки на босу ногу, а платье – на шорты и топ.

Но в то же время это ощущается правильным. Я чувствую себя прежней Софи. Софи-женщиной, а не Софи-мамой.

Снова провожу тушью по ресницам, в то время как Коннер стучит и открывает дверь.

– Соф? – дверь снова захлопывается.

– Пару секунд.

Дерьмо. Что же делать на втором первом свидание?

Это вообще первое свидание?

Он сказал, что хочет поговорить. Это разговор-свидание? Дружеское свидание? Родительское свидание? Романтическое свидание?

Вот блин. Я вытолкнула его ребёнка из собственной вагины, а теперь волнуюсь, собираясь с ним на ужин.

К тому же, два дня назад я трахалась с ним во второй раз за три недели, так что, думаю, мы можем смело сказать, что это не дружеское или родительское свидание.

Я хватаю сумочку с постели и, покружившись перед зеркалом и поморщившись в последний раз, выхожу из своей комнаты.

– Ты так долго собираешься, – ворчит он, поднимаясь наверх.

– Я давно была готова, – признаюсь я, останавливаясь, когда он достигает второго этажа.

Коннер смотрит вверх. Останавливается. Сглатывает. Тянется ко мне. Роняет руку.

Моё сердце глухо стучит в груди. На нём белая рубашка, с парой расстёгнутых пуговиц, заправленная в тёмные джинсы, и туфли. В смысле, настоящие туфли. Не кроссовки.

– Прошу прощения, красавица? – говорит он, откашливаясь. – Вы не видели Софи?

Я делаю шаг вперёд и ударяю его сумочкой. Он ухмыляется и прижимает руку к моей спине.

– Чёрт, ты выглядишь прекрасно, – шепчет он с искренностью и честностью в голосе. – Не думаю, что ужин всё ещё хорошая идея.

– Замолчи, – тихо отвечаю я. – Ты заставил меня нарядиться, поэтому пошли, – тыкаю пальцем ему в грудь.

– Ладно, ладно. Просто... не вини меня, если я наставлю фингалы всем мужчинам, которые на тебя посмотрят, ладно?

– Не страшно, Коннер.

Он держит дверь открытой для меня.

– Да? Скажи это Тэйту. Он выглядел довольно дерьмово прошлой ночью.

– Что ты сделал ему?

Коннер ведёт меня к грузовику, и я делаю всё возможное, чтобы игнорировать мигание камер. И крики. Почему всегда крики?

– Я чуть не ударил его, – объясняет он.

– Ну да, я это поняла. Но почему?

Коннер встречается со мной взглядом, его рука покоится на дверце грузовика.

– Он плохо говорил о тебе. Ему не следовало делать этого.

– Почему нет?

– Потому что ты моя, – он рывком открывает дверь. – Это не изменится. Я всегда буду защищать тебя, Соф, даже от моего брата.

Он поднимает меня и усаживает, на этот раз не ударив головой о дверной проём. Я разворачиваюсь надлежащим образом и сглатываю, когда он обходит грузовик. Тепло этих слов наполняет меня, но быстро охлаждается из-за журналистов, спешащих в свои автомобили, грузовики и микроавтобусы.

– Я заслужила это, – говорю я мягко, когда Коннер забирается внутрь.

Он кладёт руки на руль и смотрит на меня. Взгляд его тёмных глаз настолько серьёзен, что у меня по коже бегут мурашки.

– Единственный человек, который будет говорить тебе о том, что ты сделала, – это я.

– Так это нормально для тебя, но не для него?

– Ага, – говорит он, отъезжая назад. – Потому что у меня есть яйца, чтобы сказать это тебе в лицо, а не за спиной.

«И потому что ты сделала это мне».

Его невысказанные слова повисают в воздухе между нами.

Ну, разве это не великолепное начало свидания?!

Я мягко кладу руку на руль, и он останавливается в конце подъездной дорожки.

– Почему мы дёргаемся? – шепчу я. – Мы уже ссорились, Кон.

Он возвращает мою руку обратно мне на колено и пожимает плечом. Поворачивает обратно на дорогу и говорит:

– Тогда приготовься, принцесса, потому что, вероятно, это означает, что позже мне придётся жёстко трахнуть тебя.

«Вот дьявол».

Глава 24

Коннер

Она делает резкий вдох от моих слов.

Моих искренних слов. Мы оба знаем это. Чем больше мы спорили, тем отчаяннее и грубее становился наш неизбежный примирительный секс. Чем злее мы были, чем сильнее были ранены, тем больше мы нуждались в освобождении.

Секс не решает проблемы, но он всегда прокладывает нам путь, чтобы уладить их. Проблемы всегда решались голышом и в обнимку, но всё равно разрешались.

Теперь проблема в напряжении и в тех невысказанных словах, от которых нам обоим постоянно больно. По крайней мере, мне. Не было ни секунды, когда бы утихало желание схватить её и поцеловать, просто чтобы унять своё расстройство с помощью её мягких губ.

Но сегодня это закончится. Больше не будет невысказанных слов. Нам нужно сказать друг другу тысячи вещей, но если мы будем разговаривать наедине, то придём к безвыходной ситуации. Я слишком хорошо нас знаю.

Несмотря на Милу, несмотря на прошлое, мы по-прежнему являемся нами.

Мы просто погребены под кучей дерьма.

Я паркуюсь на стоянке ресторана и заглушаю двигатель. Софи смотрит куда угодно, но только не на меня, и она чертовски краснеет, когда я выношу её из грузовика.

Я захлопываю дверь за её спиной и кладу руку на талию, не давая двигаться.

– Не стесняйся правды, – шепчу ей в ухо. – Ты знаешь, что это произойдёт.

– Возможно, да, – отвечает она. – Возможно, нет.

– Никаких возможно, принцесса.

Софи проводит пальцами вверх по моей груди, и жгучее покалывание пробегает по моей коже. Она поднимает свои глаза к моим, светлые и ясные, и улыбается.

– Ой, здесь гигантское возможно.

– Звучит уверенно.

– Я уверена, – почти сровнявшись с моим ростом на своих каблуках, она наклоняется ко мне. Сокращает расстояние между нашими ртами и не останавливается, пока её губы практически не достигают моих. – Может быть, я буду единственной, кто займётся сегодня сексом.

Эти слова проходят сквозь меня и оседают на члене. Когда она приподнимает бровь и плавно удаляется к двери ресторана в своём красном платье, каждая мышца в моём теле напрягается от этой мысли.

Дерьмо. Как, чёрт возьми, мне пройти через ужин и серьёзный разговор, если я могу думать только о том, как Софи сжимается вокруг меня, двигая бёдрами и издавая стоны мне на ухо? Я стискиваю зубы. С очень неприличным стояком, вот как.

Я следую за ней и открываю дверь, пропуская Софи. Хостес встречает нас и ведёт к столику, скрытому в задней части ресторана. Она садится, и я занимаю место напротив. Не собираюсь лгать. Мне интересно, откуда всё это взялось. Когда я сказал ей, что хочу её трахнуть, она застыла, но пять минут спустя угрожала мне тем же. Чертовски уверенно.

И чёрт бы меня побрал, если это не было адски сексуально.

Я протягиваю ей меню и смотрю на своё, но слова сливаются воедино. Когда приходит официант, чтобы принять наш заказ на напитки, Софи заказывает бокал «Шардоне», а я пиво.

Я мог бы взять водку, но беру пиво. Всё-таки я за рулём.

Вернувшись с нашими напитками, официант принимает наш заказ. Я неуверенно делаю свой, останавливаясь на блюде из морепродуктов, а Софи выбирает лазанью.

Я знал, что она остановит свой выбор именно на ней.

– Мы были здесь раньше, – бормочет она, теребя ножку бокала, – разве нет?

Я киваю.

– Я приводил тебя сюда на наше первое свидание.

– Наше первое-первое свидание, – поправляет она, с удивлением глядя на меня. – Ты вспомнил?

– Я не забывал, – признаюсь я. – После твоего ухода я проигрывал наши отношения в голове так много раз, что никогда не смогу забыть.

Она подносит бокал к губам и делает маленький глоток.

– Я делала то же самое, – её голос тихий и неуверенный. – Снова и снова, пока не стёрла каждое воспоминание.

– Знаешь, я бы хотел, чтобы ты соврала мне. Я бы хотел, чтобы ты позвонила мне и сказала, что ты в порядке, но больше не хочешь меня. Так было бы легче.

– Я уже солгала тебе, Кон. Я не могла соврать снова.

– Я бы хотел этого.

– Я тоже, – она поднимает глаза к моим. – Нет, не хотела. Не хотела бы вообще лгать. Это разбивает мне сердце каждый раз, когда я вижу вас вместе, потому что вы с Милой потеряли столько времени.

Я бы тоже этого хотел. И я бы хотел, чтобы она доверяла мне достаточно, чтобы сказать правду.

Нам приносят наш ужин. Софи разрывает зрительный контакт, опустив взгляд на свою тарелку. Я отклоняю предложение официанта принести нам что-нибудь ещё и откидываюсь назад в кресле.

Опускаю взгляд и поднимаю вилку, втыкая её в гигантскую креветку. Раздаётся тихий звон, когда Софи берёт свою, и мы оба едим в тишине.

Шум ресторана сопровождает наш ужин. Смех, крики, возбуждённые разговоры. Они все проходят через наш столик, делая наше молчание менее болезненным.

Каждый раз, прерывая разговор, мы делаем для себя только хуже. Более тысячи вопросов без ответов появляются всякий раз, когда я смотрю в её глаза. Каждая капля сожаления и вины, которую я вижу в них, въедается в меня и вызывает желание связать Софи, пока она не расскажет всю правду.

Потому что она сдерживается. До сих пор не может говорить. Всё ещё что-то скрывает от меня.

Я могу видеть это в тенях под её глазами.

– Я была напугана, – говорит она мягко, опустив вилку. – Боялась за тебя, потому что не хотела, чтобы ты и ребята рисковали всем, над чем работали всю свою жизнь.

– Ты уже говорила мне это. Я хочу остальное, Соф. Ту часть, о которой ты отказываешься рассказывать.

Она испуганно поднимает глаза, потом хватает бокал вина и выпивает половину одним махом. Ставит бокал, делает глубокий вдох и переводит взгляд на меня.

– В тот день, когда я узнала о Миле, весь мой мир перевернулся с ног на голову. Всё, что я знала, должно было измениться. Я собиралась страдать от тошноты и растолстеть. Собиралась взять ответственность за крошечного человечка, который будет зависеть от меня во всём. Я пребывала в шоке, Кон, мне было всего девятнадцать. Я должна была вернуться в колледж, а не в родильное отделение.

– Хотел бы я быть там.

– Тс-с-с, – говорит она, поднимая руку, – позволь мне закончить, а потом говори, ладно?

Я нехотя киваю.

– Вы, парни, были в ЛА на первой встрече с менеджером, поэтому у меня было несколько дней, чтобы разобраться в этом. Единственная проблема заключалась в том, что после этого появились новые страхи, – она с трудом глотает комок в горле. – Я боялась за тебя и ребят, да. Я боялась. Я не хотела лишать тебя этого, но честно говоря, я боялась и за себя.

Её голос затихает, становится всё тише, пока я почти не перестаю её слышать из-за шума в ресторане. Я тянусь вперёд и переплетаю наши пальцы. Провожу большим пальцем по внутренней стороне её запястья, и она сжимает мою руку.

– Я боялась, что меня больше не будет достаточно для тебя, – шепчет она, глядя на наши руки. – Перед тобой открывался совершенно другой мир. Концерты и звукозаписи. Видеосъёмки и различные мероприятия. Ничего из того, что я смогла бы сделать на сносях или с маленьким ребёнком. Я боялась, что ты найдёшь кого-то, кто будет худее и красивее. Что ты будешь желать Милу, но больше не захочешь меня. Я была слишком эгоистична, чтобы справиться с этим.

Её слова задевают меня, и я делаю глубокий вдох. Дерьмо, они жалят, они сжигают. Они, блин, разбивают мне сердце.

– Было проще сбежать. Проще спрятаться. Проще было оттолкнуть тебя, чем дать возможность сделать то же самое со мной.

Я судорожно выдыхаю, трясясь от злости, но это вызывает дрожь, потому что, чёрт возьми, с чего она решила, что я не хочу её?

– Так, ладно, – я вытягиваю свою руку из её и встаю. Бросаю несколько купюр на стол и показываю следовать за мной. Она делает это, совсем тихо, и когда мы подходим к двери, я притягиваю её к себе.

Посадив её в машину, иду к своей двери и забираюсь на водительское сиденье. Еду, не говоря ей ни слова, потому что не могу разобраться с мыслями в своей голове.

Я злюсь. Я злюсь, потому что основная причина, по которой она оставила меня, – эгоизм. Ради себя. Не ради меня или нашей дочери. Ради себя. Себя.

Мне больно, потому что она не верила, что я останусь верен ей. Мне так чертовски больно от того, что она даже на секунду задумалась о том, что кто-то может быть важнее неё. Никто, кроме Милы. Никто никогда не будет значить для меня больше, потому что я чертовски влюблён в Софи Каллахан до конца моей жизни.

Я тоже виноват. Что-то заставило её чувствовать себя так, что-то подпитывало её страхи. Что-то, чего я никогда не замечал.

Может быть, я был так повёрнут на том, что делал, что не обращал внимания на то, как такие огромные изменения повлияют на неё. В конце концов, мы были командой. Она была моей второй половинкой, человеком, который всегда был рядом, когда становилось тяжело.

Когда всё это казалось несбыточной мечтой, она была с нами и приказывала мне заткнуться, потому что мы были чертовски крутыми, и у нас были тысячи и тысячи фолловеров на «YouTube», доказывающих это. И если песни не получались, а мои братья боролись, она была рядом, исправляла мелкие погрешности в тексте и заставляла нас прорабатывать их.

Я вылезаю из грузовика и несусь к её дому. Журналисты по-прежнему преследуют нас, и один из них вскакивает, когда босоногая Софи выпрыгивает из машины. Она бежит через лужайку и вставляет ключ в замок.

Она яростно крутит ключ, её руки трясутся, но она всё же попадает в дом. Вырывает ключ и швыряет его на стол в холле, бросая туда же туфли и клатч.

Я пинком захлопываю дверь и смотрю на неё, пока она проводит пальцами по волосам.

– Как ты могла так подумать, Соф? Что я не захочу тебя?

– Легко, – отвечает она, стоя спиной ко мне. – Я боялась, а страх искажает восприятие реальности. В глубине души я знала, что ты хотел меня, но страх был сильнее. Он был более убедителен, более правдоподобен, и я поверила. Я позволила ему контролировать свои действия и разрушить нас.

– А сейчас? Что ты думаешь сейчас?

– Думаю, что ты вернёшься на гастроли, потом в ЛА, и, в конце концов, найдёшь кого-то, кто сможет сделать всё, что тебе нужно. Кого-то, кого ты захочешь сильнее, чем когда-либо хотел меня, потому что материнство и рок-звёзды не совместимы.

Я следую за ней через холл и заставляю её повернуться. Она опускает руки, грустные глаза наполнены слезами, и я беру в руки её лицо.

– Я никогда не захочу никого так, как тебя. Никто никогда не сравнится с тобой. Много лет назад ты сделала что-то, что заставило меня влюбиться в тебя. Что полностью разрушило меня.

Она кладёт свои руки на мои, притягивая меня ближе к себе.

– Меня не волнует, сколько девушек бросаются на меня. Они не имеют значения. Они не ты, – я вздыхаю, от чего слова выходят напряжёнными, потому что, чёрт возьми, она должна мне поверить.

Она не может сомневаться во мне. Не сейчас. Больше нет. Не после всего.