Текст книги "Падение (СИ)"
Автор книги: Эмили Низбродская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Затем он растянулся на траве, похоже, даже не подозревая, что три школьницы во всю пялятся на него из окна.
– Девочки, – выдавила я. Во рту у меня пересохло. – Нам пора возвращаться к занятию. Вы здесь не просто так. А я здесь для того, чтобы вам помочь.
С этими словами я указала на наш стол, призывая их занять свои места.
Но Алекс даже не пошевелилась.
– Нет, ты здесь потому, что тоже облажалась, – заявила она. – Мы идём в туалет.
И мне оставалось лишь смотреть, как все трое подхватили сумочки и вышли из кабинета.
Нахмурившись, я взглянула на часы. Оставалось ещё целых три часа.
***
В полдень все ученики разошлись, отправившись наслаждаться остатком летнего дня, а я наконец достала телефон из сумки.
Четыре сообщения. Нет, пять.
Ева: «Глеб зол на тебя! Ты угробила его колонки? ЛОЛ!»
Чудесно. Когда-то, чтоб сорвать одну из вечеринок Кирилла, Ева отрубила ему электричество. Помнится, тогда я устроила ей настоящий разнос. Теперь моя очередь выслушивать.
Ещё одно сообщение от Евы: «Выше нос. Кирилл позвонит тебе, когда у него будет минутка. Ему нужно кое о чем тебя спросить».
Э-э-э…ладно.
Мама: «Пообедаем на этой неделе? Позвони мне вечером».
Пообедаем? Я взяла сумку, перекинула её через плечо и вышла из кабинета, уставившись на экран телефона. Зачем мать хотела пообедать?
Меньше всего на свете мне хотелось звонить ей.
Прочитав последнее сообщение, я как вкопанная остановилась посреди коридора.
Андрей: «Вчера вечером на меня накинулся Глеб. Держи своего нового дружка подальше от меня, не то я обращусь в полицию!»
Что?
От изумления я застыла посреди пустого коридора. Вероятно, вид у меня был озадаченный. Подняв руку, я перечитала текст сообщения.
Глеб накинулся на Андрея?
Почему? И почему Андрей пожаловался мне?
Неважно. Это их проблемы, не мои. Если Глеб хочет вести себя как ребёнок, это его дело. Если Андрей хочет, чтобы полицейские рассмеялись ему в лицо, ведь Глеб явно имеет на них влияние, пусть будет так.
Швырнув телефон в сумку, я достала айпод и включила песню. Затем сбежала вниз по лестнице и быстрым шагом прошла по коридору к заднему выходу. Оттуда можно было быстрее дойти до дома Евы, а так как я была взводе, то решила, что вернусь домой, переоденусь и постараюсь успеть на тренировку.
Однако, посмотрев в дальний конец коридора, я остановилась и вытащила наушники из ушей. Кто-то спешил скрыться за одной из дверей.
– Скорее, скорей! – эти слова были сказаны шепотом, но шепотом настолько громким, что я услышала их за несколько десятков метров.
И несмотря на то, что видела я лишь размытые силуэты в шортах и топах, я все же узнала девчонок.
Крис, Алекс и Аня.
– Эй, все в порядке? – я подошла к закрытой двери, за которой только что исчезла Алекс, и увидела табличку с надписью «Спортивный зал».
Аня и Крис развернулись и уставились на меня широко открытыми глазами. Их щеки залились краской, оттого что их застали врасплох.
– Я не учитель. Расслабьтесь, – улыбнулась я.
Они поджали губы, пряча улыбки и украдкой поглядывая друг на друга.
– Где Алекс? – осведомилась я, прекрасно зная, что она скрылась за дверью.
На табличке не было упоминаний о том, что представительницам слабого пола вход воспрещён, но я-то знала, что занятия окончены. Девочки не должны были слоняться по школе.
– Она… – начала Крис, но Аня толкнула её локтем.
– Она?.. – поднажала я.
Обе молчали. Я развернулась, сделав вид, что ухожу.
– Думаю, директор ещё в школе…
– Алекс в качалке, – выпалила Аня.
Я снова повернулась к ним, прищурившись.
– И чем же она там занимается?
Девчонки ухмылялись, не глядя на меня.
– Глебом Голубиным, – наконец невозмутимо произнесла Крис.
Я застыла. Выражение моего лица стало твёрдым как сталь.
– Идите на парковку, – скомандовала я, – Я сейчас отправлю её к вам, – увидев, что они не двигаются с места, прикрикнула: – Быстро!
Я покачала головой, стараясь не обращать внимания на гулкое биение сердца в груди. Глеб же не мог заниматься там сексом с семнадцатилетней девчонкой? Он ведь не настолько глуп, верно?
А потом вспомнила двух девушек, с которыми видела его пару лет назад. И подумала о Андрее и своих обманутых ожиданиях.
Внутри у меня все завязалось узлом. Я легонько толкнула дверь и сразу же заметила их обоих. На расстоянии друг от друга и в одежде. Слава Богу.
Я тихо выдохнула и опустила плечи. Не знаю, какого черта меня все это волновало, но… только не она. Не мог же он на неё запасть.
– Тебе нравилась моя сестра, – говорила ему Алекс, по-прежнему стоя спиной ко мне.
– Твоя сестра классная, – отрывисто произнёс Глеб.
– Но недостаточно классная до того, чтобы захотеть продолжения, – пропела Алекс томным голоском, подходя ближе к скамье. – Может, я буду лучше неё?
– Бог ты мой, – проворчал Глеб на выдохе.
Бросив гантели на пол, он сел и отер ладонью пот со лба, а потом провёл ею по волосам, тяжело дыша. Глеб был зол. Пусть я и не очень хорошо его знала, но это определить могла. Когда он злился, всегда проводил рукой по волосам. Это был сигнал.
– Алекс, – позвала я, и они оба повернули головы в мою сторону. – Твои подружки ждут тебя на парковке. До встречи завтра.
Алекс помешкала, вероятно, пытаясь придумать, как ей выйти из этой ситуации победительницей. Глеб замер, глядя на меня из-под своих пугающе тёмных бровей.
Наконец Алекс покинула зал. Проходя мимо, она едва не задела меня плечом, и я явственно ощутила исходившую от неё злость. Завтра мне придётся за это заплатить.
Вскинув голову, я бросила на Глеба удивлённый взгляд.
Он покачал головой, подхватил полотенце с пола.
– Не надо на меня так смотреть. Я её сюда не звал.
– Мне до этого дела нет, – я пыталась говорить равнодушным тоном, чтобы не выдать своих истинных чувств. – Добрая половина женщин этого города видела тебя обнаженным.
Глеб подошёл к столу и взял бутылку с водой, а потом повернулся ко мне.
– Ты преувеличиваешь, – это прозвучало скорее как предостережение, нежели как утверждение.
Запрокинув голову, он залпом выпил воду.
Откашлявшись, я спросила:
– Почему ты здесь, в школе? Не думала, что ты тренируешься в этой качалке.
Глеб поставил бутылку на стол и продолжал стоять не шевелясь. Интересно, он вообще собирается отвечать на мой вопрос?
– Помогаю тренеру по футболу.
Хм. Что ж, круто.
Домой. Айпод. Беги отсюда. Предвкушая прогулку до дома, я развернулась к выходу, но внезапно кое о чем вспомнила:
– Кстати, Андрей мне написал.
– Он тебе написал? – переспросил Глеб с усмешкой. – Похоже, он не из тех, кто прислушивается к добрым советам?
– Ты просил его не общаться со мной? – я скрестила руки на груди. – Я и сама могу с ним разобраться, если что. И, кстати, раньше он мне не писал. А теперь пишет благодаря тебе, так что не лезь не в своё дело.
Я не на шутку разозлилась.
– Я сделал это не ради тебя, – невозмутимо произнёс он, вытираясь белым полотенцем. – Андрей давно уже нарывался. Его нужно было поставить на место.
О, да какого вообще…
– Вот это самомнение! – заорала я. – Конечно, ведь у тебя откуда ни возьмись появились деньги. Где ты их берёшь – мне даже думать страшно, – зачем-то добавила я, хотя мне следовало заткнуться. – И с городской полицией ты, похоже, на короткой ноге. И на «Петле» ты теперь, по всей видимости, главный. Мои поздравления, Глеб, – я улыбнулась широкой притворной улыбкой. – Ты самый влиятельный человек в Москве!
Я упёрла руки в бёдра, крайне довольная тем, как хорошо мне теперь удаётся ставить парней на место.
Но тут улыбка сошла с моего лица, а глаза округлились. Глеб прищурился – его взгляд сверкал вызовом и изумлением – и, швырнув полотенце на пол, направился ко мне.
Черт. Я должна была послушать мать. Мне нужно поменьше болтать.
Он кивнул – в уголке его рта играла ухмылка.
– Вот она.
Он подходил все ближе, и я отступила назад, к стене.
– О чем ты?
– Та язвительная девочка, которую я увидел несколько лет назад в доме у Адиля.
Ага, та самая, которая была слегка навеселе и чересчур самоуверенна? Я уперлась затылком в стену – а значит, дальше отступать некуда. Капля пота скатилась по шее. Я увидела, как Глеб проследил за ней взглядом, и внезапно настолько отупела, что не смогла бы вспомнить даже собственное имя.
Господи, какой он огромный. От него исходил жар. Он стоял всего в паре метров от меня, навис надо мной, целиком заполнив пространство вокруг меня. Ощущение было такое, словно я стояла в тени дерева.
Глядя прямо перед собой, я пыталась сохранять невозмутимый вид. Однако это было практически невозможно и совершенно бессмысленно. Глеб часто меня раздражал – в разговорах бросал мне вызов, давил на меня и абсолютно всегда делал то, что хотел, – но я бы никогда не поспорила с тем, что он умён. А ещё он знал о том, как реагирует на него мое тело.
– Мне нравится, когда ты болтаешь невесть что, – прошептал он, глядя на меня сверху вниз. – От этого мне хочется заткнуть тебе рот.
Сукин сын. Я сжала бёдра, мне почти хотелось кричать от досады – между ног было так влажно.
Нужно сваливать.
– Мне пора, – я оттолкнулась от стены, но наткнулась на его грудь.
– Как тебе твоя работа? Нравится? – спросил он тихо, уперев руки в стену по обе стороны от моей головы.
А?
От него пахло летом, липкой сахарной ватой на чертовом колесе, прохладной водой на разгоряченной коже.
– Что? – переспросила я.
Он задал вопрос. О чем он, мать его, спросил?
Опираясь на руки, он наклонился ко мне ещё ближе, опустив голову к моему лицу.
– Общественная работа, Эмили. Тебе нравится?
Я слышала смех в его голосе. Вот же маленький говнюк.
– Нет, – пробормотала я. – Учить шайку подростков, которые сачковали весь учебный год – не самое веселое времяпровождение. Им нужна была своевременная корректировка поведения, только и всего.
Его руки немного опустились, и я услышала, как он втягивает воздух носом, словно обнюхивает меня.
– Для начала: весёлое времяпровождение – это именно то, из-за чего ты сюда угодила, – произнёс он спокойно, но твёрдо. – И корректировка поведения нужна вовсе не этим ребятам, а тебе.
– Что ж, я своё получила, большое спасибо великому Питеру, – ухмыльнулась я. А потом посмотрела на него в упор. – Ты меня не знаешь, Глеб, – с этими словами я оттолкнула его, повернувшись к выходу.
Но он схватил меня за руку и поставил обратно.
– Ты права. Я тебя не знаю. Так почему бы тебе меня не просветить? Что означает твоё имя – Эмили? И что ты натворила в университете? За что тебя арестовали?
Увидев, что я молчу, не отвечая на его тупые вопросы, он снова припер меня к стене.
– Давай попробуем что-нибудь попроще, хорошо? Твой любимый цвет. Какой твой любимый цвет?
– Ты серьёзно?
– Ты что, пытаешься выиграть время?
Я нахмурилась.
– Розовый. Мне нравится розовый.
– Правда? – продолжал напирать он. – А что насчёт музыки? Какая твоя любимая группа? А книги? Твой любимый жанр? Когда ты в последний раз ела шоколад или валялась в пижаме до полудня?
Не знаю – то ли это стены начали смыкаться вокруг меня, то ли Глеб так меня притеснил.
– К чему ты клонишь, маленький засранец? – возмутилась я.
Услышав этот вызов с моей стороны, это пренебрежительное словечко в его адрес, Глеб улыбнулся и снова приблизился ко мне вплотную.
– Как насчёт душа, Эми? – звук его низкого, хриплого голоса закружился у меня в животе и устремился ниже.
Сделав резкий вдох, я облизнула пересохшие губы.
– Что?
Он голодным взглядом уставился на мой рот.
– Маленькому засранцу – который уже не такой и маленький – нужно принять душ, – прошептал он, не сводя взгляда с моих губ. – Прими со мной душ. Прямо сейчас.
Я прижала ладони к холодной, покрытой белой краской бетонной стене, пытаясь остудить жар в груди. Какого черта ему нужно? Он же не хочет того, о чем просит?
Я выгнула бровь, пытаясь казаться спокойной, чем была на самом деле.
– Ты назвал меня жалкой и беспомощной, Глеб. А теперь предлагаешь принять с тобой душ?
– Так докажи мне, – его взгляд был искренним, серьёзным, словно он искал что-то в моем лице. – Докажи, что ты не жалкая. Используй возможность, – он прищурился, почти с мольбой глядя на меня, и я, похоже, проглотила собственное сердце, потому что все мое проклятое тело теперь пульсировало.
– Я серьёзно, – тихо сказал он. – Команда разбежалась. Мы будем одни. Пойдём со мной в раздевалку. Пойдём в душ. Покажи мне, какая ты смелая.
Я силилась сказать «нет», но это слово просто застряло у меня в горле. Я хотела произнести его, но желала на самом деле совсем другого.
Глеб протянул руку вниз и, взяв меня за мизинец, покрутил его в пальцах. Опустив взгляд, продолжил едва слышным голосом:
– Я не прикоснусь к тебе, если ты сама этого не захочешь, – а потом он поднял свои зеленые глаза, ошеломив меня промелькнувшей в них грустью. – Тебе нужно только пойти, Эми. И все. Я сниму с тебя одежду. Все, что тебе нужно – пойти за мной. Я знаю, ты этого хочешь.
Я и впрямь хотела пойти. Хотела, чтобы кто-нибудь обнимал меня, прикасался ко мне, хотела быть нужной кому-то.
Он приблизил ко мне своё лицо, и его дыхание обожгло мои губы.
– Давай же, решайся.
Я сжала руки в кулаки, потом распрямила пальцы и снова собрала их в кулак. Я хотела. Хотела прикоснуться к нему. Обнять его за шею. Взять его за руки и пойти туда, куда он поведёт.
Но силы воли у меня не хватило бы даже для того, чтобы сдвинуться с места. Он посмеётся надо мной. Он просто воспользуется мной, не увидит во мне ничего стоящего, что захотелось бы сохранить. Вскоре он возненавидит меня.
Заморгав, я посмотрела на него и покачала головой. Мне было все равно, что он увидит мои мокрые от слез глаза.
Глеб изучал мое лицо, и я не знала точно, что именно он чувствует – злость, разочарование или отвращение.
Наконец он опустил руки и выпрямился. Тёплый кокон, в котором я оказалась благодаря близости его тела, растворился, и мне вдруг стало холодно.
– Ты себя боишься, – прямо сказал он. – Не меня.
А потом отступил, глядя на меня свысока.
– Вот поэтому я и назвал тебя жалкой, Эмили.
Жалкой. Я осклабилась, черт, как же я устала слышать это от него.
– Мне нужно в душ, – в его голосе не было ни следа прежней мягкости. – А тебе пора идти.
Развернувшись, он зашагал к мужской раздевалке.
Я не жалкая. Я не хочу быть жалкой.
Шмыгнув носом и расправив плечи, я выпалила:
– Может, я просто не хочу тебя, – он повернулся с удивленным видом, и я напрягалась всем телом. – Я просто не хочу тебя, Глеб.
Коротко усмехнувшись, я пошла к выходу.
Но не успела я взяться за ручку двери, как его рука обвила меня за талию и притянула к тёплому телу. Я выдохнула – он перебросил мои волосы в сторону и прижался горячим ртом к моей шее.
Все разлетелось.
У меня подогнулись колени, закрылись глаза, а голова сама наклонилась набок, подставляя шею для поцелуя.
О. Мой. Бог.
Я ничего не соображала. Не могла отстраниться. Не могла его остановить. Его пылающий рот блуждал по шее, горячее дыхание обжигало кожу, которая и без того уже горела огнём. Он почти не шевелился – словно потерял над собой контроль, так же как и я. Словно все, о чем он мечтал, – прикоснуться ко мне. Он захватил мою кожу зубами, жестко, но не больно, а потом прильнул к чувствительному местечку под ухом. Я не могла точно сказать, целует он меня или собирается съесть.
Меня затрясло, и я прижала к себе его руку, которая лежала у меня на талии. Но мне необязательно было это делать. Он обхватил меня так крепко, что я никак не могла поглубже вдохнуть.
Я чувствовала его, и это было единственное, что меня волновало. Его член упёрся мне в спину, и я подалась назад. Он оставлял короткие поцелуи на моей шее, у её основания, под ухом. Его язык скользнул по мочке уха, а потом свободной рукой он взял меня за подбородок и развернул мое лицо к себе.
И накрыл мой рот своим. Я застонала. Возможно, это прозвучало так, словно мне больно, но я ничего не могла с собой поделать. Между ног у меня бушевал ураган, и я будто озверела.
Я как с цепи сорвалась.
Наши языки соприкоснулись, и я простонала ему в рот, вдыхая его запах, наслаждаясь ощущением его мощного тела. Он целовал меня, и я вбирала в себя жар, влагу, вкус.
Одной рукой он по-прежнему обнимал меня за талию, а другую запустил мне под юбку, прямо в трусики.
– О, – сдавленно простонала я прямо ему в рот, который не отрывался от моего до сих пор. Что он делает? Нужно положить этому конец!
Мои веки затрепетали, когда его пальцы погрузились в мое влажное лоно и закружились вокруг клитора.
И тогда его губы оторвались от моих. Он рывком поднял меня с пола и прорычал мне в ухо:
– Вот как ты меня не хочешь, Эми, – его голос был резким, в нем слышалась угроза. – Жалкая, беспомощная и вдобавок лживая.
И с этими словами он просто отпустил меня, и я приземлилась пятой точкой на гимнастический мат, дрожа от замешательства и недоумения.
А затем услышала, как открывается и закрывается дверь за моей спиной, и тогда поняла, что осталась одна.
Я поднесла ко рту дрожащую руку и жадно вдохнула воздух.
Что, черт возьми, это было?!
Комментарий к
Я не могу выразить свои эмоции!
========== Часть 4 ==========
Всем телом я ощущала влажный липкий школьный воздух, с большим усилием пробираясь сквозь него, словно через тонкую влажную ткань, в учительскую.
Но мне это даже нравилось.
К тому же освещение в коридорах было тусклым, а дождь все сильнее стучал по крыше. Создавалось ощущение, словно в мире не было никого, кроме меня. Одиночество сейчас мне было просто необходимо.
Не только поцелуй Глеба в тот день задел меня за живое, но и его слова, которые я постоянно прокручивала в голове. Откуда он настолько хорошо меня знал? Он словно предвидел все аргументы и просчитывал реакции, заранее зная результат, а я не могла ничего ему противопоставить. Спустя неделю после тех событий он все ещё не выходил у меня из головы. Мысли о нем стали насущной потребностью, как пища или воздух.
Мне хотелось его ударить, и я не знала, почему.
Господи. Заправив волосы за ухо, я шла по коридору.
Гроза началась час назад. Так как летом освещение в школе большей частью не работало – в целях экономии электричества горели только лампы в классных комнатах, – единственным напоминанием о том, что сейчас позднее утро, были отблески дождевых капель, отскакивавших от стёкол, и их длинные тени, танцующие на стенах. Занятия только закончились, но едва ли кто-то смог бы об этом догадаться. Школа была уже пуста.
Группа поддержки и игроки команды по футболу не появлялись из-за погоды, и по меньшей мере треть учеников, занимавшихся с кураторами, также отсутствовали.
Понаблюдав за другими кураторами и их группами, я увидела ту же модель: отсутствие интереса и откровенную скуку. Разумеется, кто захочет проводить летние каникулы в душном классе, в то время как их друзья тусуются и крутят романы на озере? Ну и пусть. Какое мне дело до их школьных тусовок? Если им все равно, то мне – тем более.
Но я понимала: это никудышная отговорка. Мне было не все равно.
«Корректировка поведения нужна не этим ребятам, а тебе».
Черт, Глеб.
Глеб, которого я толком не видела с прошлого понедельника.
Глеб, на которого я украдкой посматривала из школьного окна, когда он бегал по полю, смеясь и потея.
Глеб, который буквально бросил меня в качалке после того умопомрачительного поцелуя.
Глеб, который наблюдал за мной, когда я училась в старших классах, а теперь мы поменялись ролями и за ним наблюдала я.
Резко затормозив, я открыла дверь учительской и вошла, глядя по сторонам в поисках какой-нибудь живой души. В комнате было жутковато: ни света, ни движения, ни единого звука, кроме шума падающей воды за окном. На всех поверхностях мерцали отблески грозы.
Ливень усиливался. Я размышляла, как мне добраться до дома, учитывая тот факт, что обычно я ходила пешком. Нужно было позвонить Елене.
– Это не обсуждается, – я повернула голову на резкий голос, доносившийся из кабинета медсестры.
Кто?
Голос продолжал:
– Как я уже говорил..
Забыв о стопках документов, которые мне нужно было забрать из-под длинного рабочего стола, я тихонько подошла к открытой двери кабинета медсестры, миновав пару других дверей.
Моя короткая многослойная чёрная юбка тихо колыхалась на бёдрах при ходьбе. Наряд дополнял бирюзовый топ. Я потирала голые руки ладонями, пытаясь унять дрожь.
– Да, Кирилл. Я знаю, кто наш отец.
Я застыла на месте. Внутри все перевернулось. Это был Глеб. Он говорил с братом.
– На мою долю выпало куда больше побоев, чем на твою, – прорычал он. – Поэтому перестань пытаться меня защитить.
Побоев?
Подойдя к открытой двери, я осторожно заглянула внутрь. В животе тут же закружились бабочки. Однако Глеб был в полном раздрае. В буквальном смысле.
На нем были длинные чёрные шорты из сетчатой ткани и чёрные беговые кроссовки. Волосы, обычно собранные в тугой хвост на затылке, прилипли к его мокрой шее, и я не могла понять, отчего, – то ли он вспотел в качалке, то ли промок под дождём. Удерживая телефон плечом, Глеб ходил по кабинету и что-то искал. Ему явно было непросто, потому что он прижимал ладонь к порезу на животе, в то время как из раны на локте на выложенный плиткой пол капала алая кровь.
Я слышала голос Кирилла, доносившийся из трубки, но слов разобрать не могла.
Глеб одну за другой распахивал дверцы шкафчиков и вновь захлопывал их обратно, и, несмотря на его помятый вид, у меня возникло такое чувство, что его раздражение вызвано отнюдь не этими царапинами.
– Если он выйдет раньше, значит, так тому и быть! – заорал он, ногой захлопнув шкафчик, и я съёжившись. – Получай свой судебный запрет, но меня в это не вмешивай. Если он ко мне приблизится, я ему глотку перережу!
И теперь я услышала слова Кирилла отчётливо и громко:
– Не надо давать мне ещё один повод для беспокойства!
Глеб не ответил. Он убрал телефон от уха, нажал отбой и швырнул его на одну из кушеток.
– Сукин сын, – проворчал он, опершись рукой на шкафчик и опустив на неё голову.
Его грудь быстро вздымалась и опускалась, он дышал тяжело, но я знала, что причиной тому не раны. Я застыла на месте, прикусив губу и понимая, что должна развернуться и уйти. С тех пор как я вернулась в город, он вёл себя со мной просто отвратительно.
Но, вместо того чтобы убраться, захотелось… убедиться, что он в порядке.
По правде говоря, мне нравилось видеть его таким, потерявшим контроль, и я смотрела на него как заворожённая.
Он постоял так ещё несколько секунд, и наконец его дыхание выровнялось.
Я никогда ещё не видела Глеба на взводе. Это Кирилл с его бурным темпераментом обычно взрывался, как сигнальная ракета в небе. Он метал гром и молнии, и все вокруг тут же понимали, что он зол.
Действия Глеба, напротив, всегда – всегда – отличались точностью и малозаметностью, словно все его шаги и решения были продуманы и просчитаны заранее. Я частенько задавалась вопросом, спит ли он вообще или вместо этого планирует грядущий день, стараясь предугадать ход каждой беседы, в которой будет учавствовать, каждый поворот событий.
Это из-за отца, подумала я. Эта тема могла по-настоящему вывести его из себя.
Со мной это тоже случалось.
Облизнув губы, я произнесла:
– Ложись.
Глеб оторвался от шкафчика и, резко повернувшись, устремил на меня сердитый взгляд, словно сразу понял, что это я.
Взгляд его зелёных глаз словно пригвоздил меня к месту на пару секунд, и я успела заметить, как натянулась на его лице безупречная карамельная кожа и как напряглась нижняя челюсть, отчего на щеках появились симметричные ямочки.
Когда-нибудь, наверное, мы сможем смотреть друг на друга без хмурой гримасы на лице. Но пока это невозможно.
– Ложись, – повторила я, стараясь сохранять спокойствие. – Я найду антисептик и бинты.
Краем глаза я успела заметить, как он прищурился, подозрительно глядя на меня, а потом обошла его и устремилась к шкафчикам у стены, когда почувствовала, как Глеб схватил меня за предплечье, и, застыв, поднял взгляд.
На его лице была словно маска: оно не выражало ровным счетом ничего. Я проследила за каплей, прочертившей дорожку от его виска к щеке, и могу поклясться, почувствовала привкус соли в воздухе – и облизнула губы.
Его кадык дернулся вверх, прежде чем он заговорил.
– Я сам могу это сделать, – голос прозвучал хрипло.
Изогнув бровь, я посмотрела на его пальцы, сомкнувшиеся на моей руке.
– Я и не говорила, что не можешь, – я отвела в сторону один палец, а следом и все остальные, затем отвернулась и стала искать бинты и что-нибудь, чем промыть раны. Старалась не прислушиваться к каждому его движению и все равно уловила, как скрипнули подошвы кроссовок и как прогнулась кушетка под весом его тела.
Прикусив нижнюю губу, я протянула руку за антисептиком и нечаянно опрокинула бутылку перекиси, стоявшей в шкафчике. Неуклюже наклонилась, чтобы поднять её с пола. Слава богу, бутылка была пластмассовая.
Находясь рядом с Глебом, я никак не могла взять себя в руки, пока он полуобнаженный лежал на кушетке. В школе было темно, ни единой души, и, крепко зажмурившись и сделав медленный, плавный выдох, я взяла все необходимое в руки и подошла к кушетке.
Оказалось, что Глеб прилёг лишь наполовину. Только услышав, как что-то упало на пол, я поняла, что самообладание меня подвело, и я снова что-то выронила из рук, поэтому быстро бросила все припасы на кушетку рядом с ним.
Его ноги в чёрных кроссовках были на полу, а накаченный торс покоился на кушетке. Как раз это было не так уж и странно. Возможно, ляг он полностью, то почувствовал бы себя уязвимым.
Странность заключалась в том, что он опирался на локти, и от этого по моим рукам пробежала нервная дрожь.
Он собирался наблюдать за мной.
Я набрала воздух в грудь и наклонилась, чтобы вскрыть упаковку с бинтами.
– Ляг нормально, – пробормотала я, ощущая на себе его взгляд.
– Нет.
Что?
Я посмотрела на него и тут же застыла. Глеб смотрел на меня не моргая. Его взгляд скользнул вниз, к моему топу, а потом вернулся обратно к моему лицу, и тогда я увидела, как уголок его рта изогнулся и выражение лица стало расслабленным и довольным. И мне все стало ясно.
Глеб Голубин – сущий дьявол.
Я покачала головой.
– Я с тобой по-доброму. Ты бы тоже мог.
– По-доброму? – хохотнул он себе под нос. – Да не нужна мне твоя доброта.
Я стиснула зубы. В чем его проблема?
Схватив бутылку с перекисью, которую незадолго до этого уронила на пол, я открутила крышку и струйкой вылила жидкость прямо на порез на животе.
Зашипев, он схватил марлю и прижал её к ране.
– Какого черта?
– Упс, – пропела я и закрутила крышку.
Бросив флакон на кушетку, я ногой раздвинула в стороны его стопы и опустилась на колени между его ног. Он наблюдал за мной, а я положила ладони ему на бёдра и медленно наклонила голову к его животу. Убрав в сторону его руку с марлей, я легко подула прохладным воздухом на пузырящуюся перекись, чтобы унять жжение.
Краем глаза я заметила, как он вздрогнул, а потом замер неподвижно, словно вовсе не дышал. Я надувала щеки и раз за разом дула на порезы, водя головой из стороны в сторону.
Вокруг меня витал едва уловимый аромат его геля для душа, смешиваясь с запахом дождя и пота, и я закрыла глаза, забывшись.
– Эми, – выдохнул он, и, посмотрев на него, я увидела, что он запрокинул голову назад и тоже закрыл глаза. Его грудь вздымалась и опускалась, а кадык перекатывался, и я не могла заставить себя отвести взгляд от него и его идеального торса.
Ему нравилось, и, черт возьми, я боролась с соблазном поцеловать его.
Переместив вес тела на пятки, я посмотрела на него с улыбкой.
– И все-таки тебе нравится моя доброта.
Ухмыльнувшись, я встала на колени, взяла физраствор и марлю, а Глеб поднял голову и стал смотреть на меня.
– Так что же произошло? – спросила я, прижав марлю к коже прямо под порезами, чтобы она впитала стекающий раствор.
Затем вылила немного раствора на раны, чтобы промыть их, и мышцы пресса у него напряглись, вероятно, от холодной жидкости, так как физраствор не вызывал жжения.
Он втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– У ребятишек, помешанных на естествознании, на крыше парники, – проворчал он, и я едва не рассмеялась. – Директор попросил меня подняться и проверить, закрыты ли крыши. Я поскользнулся, спускаясь по лестнице. Зацепился за какие-то болты.
Ой.
Оставшимся куском марли я вытерла раствор, а потом открыла упаковку с влажными салфетками и убрала кровь.
– Тебе следует надеть перчатки, – заметил он. – Ну, знаешь, кровь и все такое.
– А я думала, что с тобой девушке ничего не грозит, – парировала я, открывая упаковку с пластырями. – Ты разве не об этом мне говорил?
С минуту Глеб молчал, наблюдая за тем, как я приклеиваю на живот три прямоугольных пластыря.
– Не просто девушке, а моей девушке, – наконец уточнил он. – И все же тебе не стоит быть столь беспечной. В следующий раз надевай перчатки.
Я проигнорировала эти слова. Когда он вел себя подобным образом, у меня возникало странное чувство. Он привык отчитывать меня, но порой будто бы оберегал, а в дополнение ко всему вышеперечисленному ещё и вёл себя как настоящий козел. Я решила, что снисходительность – это его способ обеспечить себе превосходство.
Выпрямившись, сменила тему:
– Ещё где-нибудь болит?
Глеб помешкал лишь мгновение. А потом согнул правую руку, подняв локоть и показал мне царапины, которые я заметила, ещё когда стояла за дверью.
Я повторила ту же процедуру, встала и склонилась над ним, промыла физраствором раны, подставив марлю.
Он зашипел и скомандовал:
– Подуй.
– Так ведь не больно же, – усмехнулась я, отлично зная, что физраствор не щиплет и не жжёт.
– Господи, Эмили, – рявкнул он, поморщившись.
Я закатила глаза, но уступила. Взяв его руку снизу, я наклонилась и осторожно подула на царапины. Запах Глеба вновь окутал меня, и мне отчаянно хотелось закрыть рот и втянуть его носом.
Но я этого не сделала: знала, что он внимательно наблюдает за мной.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила я, вытирая остатки раствора и кровь.
Я не взглянула на него, но услышала, как он сглотнул.
– Просто ты впервые в жизни сделала мне приятно, вот и все, – ответил он. И, возможно, это были самые искренние слова, которые я когда-либо слышала.
Я нахмурила брови.
Впервые сделала ему приятно? Я не знала, что на это сказать. Мне совершенно нечего было ответить. Я молча закончила обрабатывать раны и быстро наклеила пластыри, больше не глядя ему в глаза. В старших классах Глеб пытался быть со мной милым. Он хотел быть мне другом. Возможно, с перспективой более близких отношений. А теперь я навязывала ему своё внимание, в котором, он, вероятно, не нуждался.
– Могу я спросить? – рискнула я.
– О чем?
– Той ночью, когда ты отвёз Андрея домой.. – я проглотила комок в горле, разглаживая пальцами пластырь на его руке. – Ты сказал, что у тебя есть татуировки. Слишком много.. – я сфокусировала взгляд на его предплечье. – Что ты имел в виду? – очевидно же, что у Глеба не было ни единой татуировки. Его фраза не имела никакого смысла.
