Текст книги "Золотой Крюк"

Автор книги: Эмиль Асадов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Какие крошки, останешься довольна, – пообещал Бородянский. – Но клиента ты у него из под носа уведи, уж сделай милость. Знаешь, совладельцами предприятий тоже просто так никто не становится, нужно ведь и потрудиться немного. – Зайдя за кресло, в котором сидела девушка, он опустил свои руки на ее плечи.

– Я попробую, – пообещала Марина, понимая, что пора уходить, пока начальник треста не перевозбудился от близости красивой женщины и больших денег окончательно. – Как раз сегодня он, кажется, вновь собирался на встречу. Попробую навязаться с ним.

– Так иди быстрее! – потребовал Бородянский, который, напомним, никогда не ставил развлечения превыше дела. И они расстались.

В «Золотом Крюке» и в самом деле балансовую стоимость завода оценить могли лишь весьма приблизительно – даже Тщедушный не понял, что именно и в каком количестве было разворовано за минувшие годы. Витек ненавязчиво поинтересовался валом асфальтоукладчика, который, якобы, обнаружил на заводской территории.

– Понятия не имею, откуда он там взялся, – честно признал Тщедушный. – Может, дети играли, приперли откуда-то?

Так что требовать от директора завода точных цифр было бесперспективно. Но тот факт, что многие сотрудники треста и в самом деле приобретали аккредитивы из АО, был истинным, тут Марина душой не кривила. Видя, что их шеф дал добро на какие-то работы, зная, что трест начал весьма активно финансироваться из-за рубежа и помня, что Бородянский никогда не подписывался под сомнительные проекты, они, по старой привычке, следовали в его фарватере. Вернее, думали, что следуют, потому что некоторые даже полагали, что и за самим "Золотым Крюком" стоит все тот же начальник их треста.

Деньги от этой категории вкладчиков Чеботарев принимал с особым удовольствием. Как раз им он ничего потом возвращать не собирался. Пашка получил указание звонить ему на сотовый телефон при появлении любого человека из заранее составленного им списка, где бы Чеботарев в тот момент не находился.

– Галушкин пожаловал, принес пятнадцать тысяч, – докладывал вполголоса юноша, запираясь в своей комнате, чтобы слова не доносились до приемной, где дожидался вкладчик. – Брать?

– А, тот, который на день рождения не позвал, – припоминал Сергей Степанович, и сердце его ликовало. – Думаю, такой грех на пятнадцать тысяч все же не тянет. Возьми пять.

– А еще Коржакова – с ней как быть?

– Нет, она меня всегда вареньем угощала, когда болел… Да и в от Бородянского ей перепадает не так уж много. Тысчонку, не больше…

Получив инструкции, Пашка передавал их кассиру, а рассерженным вкладчикам разъяснял, что в связи с высокой доходностью их предприятия они не так уж сильно нуждаются в деньгах, потому больше принять просто не в силах. Вкладчики, которых отказ от денег убеждал в жизнеспособности "Золотого Крюка" сильнее любой рекламы, разносили вести по городу, а сами пытались изловить Чеботарева с унизительными просьбами деньги все же принять. Чеботарев, как правило, на поблажки не шел, упиваясь собственной мстительностью.

Марина мурыжила Бородянского пару дней, как опытная хозяйка, выдерживающая молоко на медленном огне до появления пенки.

Бородянский пенкой и в самом деле изошелся, но при этом готовил плацдарм для возможной схватки с Чеботаревым, в случае, если клиент все же решит, что ему предпочтительней работать с "Золотым Крюком" напрямую. Для начала он изъял все документы по балансовой стоимости предприятия – она равнялась примерно 4 миллионам долларов. Правда, предстояло еще примерно на миллион докупить оборудования – по бумагам, дотации выделялись именно на модернизацию парка. Теперь его специалисты денно и нощно создавали новые балансовые бумаги, с цифрами в два-три раза выше первоначальных. Работали при этом весьма дотошно, Бородянский под увеличенный баланс заодно списывал государственные дотации, которые до этого принимал и расходовал по собственному усмотрению. Несговорчивому покупателю предстояло понять, что работая с Бородянским напрямик, он приобретет весьма дорогостоящее предприятие по цене, намного ниже той, что может ему дать Чеботарев. Да и приватизационных ваучеров Чеботареву предстояло собрать гораздо больше – а значит, процесс начнет тянуться и покупатель все равно предпочтет придти к нему, Бородянскому. Балансовая стоимость разрасталась: на бумаге "Мосармпром N7" уже выглядел индустриальным гигантом, способным завалить своей продукцией не то что Москву, но всю Россию плюс страны ближнего зарубежья.

Заодно Бородянский выместил свой гнев на Галушкине, которого уволил уже на следующее утро, после разговора с Мариной, причем не объяснив никакой причины. Мужчина, просидевший в одном и том же кабинете треста без малого два десятка лет, понуро брел по коридору, а сотрудники делали вид, что не замечают его обреченного вида.

Марина позвонила в трест лишь на третий день с сообщением: ей удалось перехватить клиента.

– Тащи ко мне, примерно к половине седьмого, как раз лишние люди из треста уйти успеют, – сказал Бородянский. – Секретаршу я тоже отпущу.

– Вы успеете подготовиться к разговору?

– Я и так к нему готов. Не знаешь, какую сумму он рассчитывает выложить?

– Около 15 миллионов долларов.

Бородянский, услышав цифру, с шумом выпустил воздух из легких, потом произнес:

– И где только Чеботарев отыскивает таких лохов? Он хоть завод-то видел?

– Приезжал, кажется, со стороны посмотрел, даже внутрь не зашел. Вообще похоже, что он в этом деле ни бум-бум.

– Нам это только на руку. Значит, к половине седьмого.

Гости пришли с пятнадцатиминутным опозданием – Бородянский как раз подумывал, не стоит ли позвонить обычно весьма пунктуальной красавице, как услышал стук в дверь.

– Входите! – крикнул он.

Первой зашла Марина. Покупатель был невысокого роста, из-за Марины был виден только с боков. Бородянский окинул его оценивающим взглядом и остался доволен. Молодой – значит, неопытный. Зато прикинут дорого и безвкусно, следовательно, деньги есть и появились сравнительно недавно. Как раз то что надо. Он вышел из-за стола им навстречу, улыбаясь и протягивая руку.

– Добро пожаловать. Лев Семенович Бородянский…

– И вам здорово, – весьма развязно ответил субъект, а руку начальнику треста стиснул так, будто хотел ему пальцы сломать. – А меня Сашей зовут. Вы, если хотите, зовите Александром Сергеевичем.

Черные усики пришельца нервно дернулись – Бородянский не знал, что это клей, благодаря которому они держались на Пашке, беспокоил его кожу, поскольку был не очень качественным. Зато морщины и одутловатости под глазами смотрелись весьма импозантно – Чеботарев, не доверяя туши Марины, лично отвез юношу на киностудию, где его и подгримировали, якобы для съемок в рекламном клипе. Однако, хотя визажист изначально клялся, что в состоянии превратить юного молодца даже в живого мертвеца с пятисотлетним стажем, состарить Пашкино лицо удалось максимум лет до 22–23. Что, впрочем, было вполне достаточно.

– Прошу садиться, – предложил Бородянский, поморщившись не столько от боли, сколько от поведения покупателя. – Хотите чего-нибудь выпить?

– А фанта есть?

– Фанта?! Нет, вот минералка. Что налить вам, Марина?

– Спасибо, ничего. Мой клиент страдает от нездоровых почек, потому мы обойдемся без алкоголя.

– Ага, почки. Пива в детстве перебрал, – пояснил Саша.

– Ну, что же… – Бородянского меньше всего беспокоило состояние здоровья почек Саши. Он снова занял свое место во главе стола. – Приступим к делу, пожалуй. Насколько я понимаю, вы проявляете интерес к одному из предприятий, которым владеет наш трест?

– Проявляю, – подтвердил усатый пришелец. – Зачем бы я иначе пришел? Минералку с вами пить?

– Что же, если мы сможем договориться, думаю, нам лучше будет откупорить не минералку, а бутылку шампанского, – Лев Семенович стрельнул глазами в сторону Марины, которая сочла, что от легкой улыбки от нее не убудет, и послала ее начальнику треста в ответ. – Однако вы сами понимаете, что это вопрос серьезный, сиюминутно не решается.

– Да ладно вам, – отмахнулся покупатель. – Я что, теперь месяцами должен ждать, когда вы согласитесь у меня деньги принять? Мне вон этот… Чебурекин из "Крюка"… говорил, что все за неделю оформит.

– Чеботарев, – поправила Марина.

– А, ну да, Чеботарев. Сергей Афанасьевич, кажется. У меня вообще на фамилии память слабая, я больше по кликухам спец, – сообщил Саша внимательно слушающему его Бородянскому. – Просто Марина сказала, что через вас это дело провернуть будет легче и выгоднее. Она говорит, у Бородянского какие-то напряги с госорганами могут возникнуть. А мне проблем с законом и своих хватает, чтобы еще новые на шею вешать. Так ведь, а, Марусь?

– Марина все объяснила совершенно верно, – ответил за нее Бородянский. – И все-таки, вы понимаете, есть определенная процедура. Это же не банка пива, а целый заводище!

– Да ладно вам, "заводище"! Видел я его, ездил уже. Несколько цехов. Не такая уж большая ценность.

– О чем вы говорите! "Мосармпром N7", практически, флагман нашей индустрии! Прославленная марка! На нем сейчас осваиваются новые методы выработки арматурных бетонных блоков! На него однажды даже Брежнев приезжал!

– Наверное, после этого и умер.

– А могу я спросить, каким бизнесом вы занимаетесь, – вдруг поинтересовался Бородянский.

– Компьютеры собираю и продаю, – честно признался Саша-Пашка. – Не сам, конечно, у меня для этого фирмочка есть. Вот могу, например, прямо сказать, что машина, которая на вашем столе стоит – дешевая дрянь черной сборки. Я бы посоветовал выбросить ее на помойку, но не стану, потому что вы на ней, наверное, только игры гоняете? Для этих целей сойдет. А то даже как-то неудобно – солидный трест, и такая рухлядь…Впрочем, если наше дело выгорит – один комп с меня. Собран в США на моем собственном предприятии. Про Билла Гейтса слышали? Мы с ним вечерами в нарды играем через интернет. Любит он нарды, жаль, проигрывает часто.

– Благодарю за консультацию, – проглотил пилюлю Лев Семенович.

– Да сколько угодно, обращайтесь, если что… Сколько, короче, может стоить ваш заводик?

– Ну, это зависит не от меня, вы понимаете, есть балансовая стоимость, процедурные вопросы… – принялся тянуть резину Бородянский, но покупателю его уклончивость, похоже, не приглянулась, и он переключился на Марину.

– Так, я не врубаюсь, Марусь, это его завод или нет? Он что, собственному товару цену не знает? Ты меня сюда что, торговаться привела? Я, знаешь ли, так дела не делаю…

– Лев Семенович полностью готов к нынешнему разговору, я уверена, – сообщила Марина, гневно сверкая на начальника глазами. Бородянский понял, что выбрал ошибочную тактику.

– Что же, сразу видно, что вы цените свое время, – сообщил он.

– Ага, ценю. Мне еще в Калугу смотать надо, я там хочу себе пароход купить… Так сколько?

– Шестнадцать миллионов, – выпалил Бородянский. – Из них три наличными, остальные – на счета, которые я укажу.

Юный финансовый воротила на секунду задумался.

– Не-а, дорого слишком, – сказал он. – Лучше я "Рот Фронт" куплю, конфетами ужрусь. Ну ладно, значит, не вышло. Пошли, Марусь…

– Погодите, – перепугался Бородянский, – а на какую сумму вы сами рассчитывали?

– На четырнадцать миллионов. У меня как раз сейчас такая сумма из оборота выпадает.

– А давайте, чтобы ни вам, ни мне – пятнадцать миллионов!

– "Ни вам, ни мне"? Это вы здорово сказали, – повеселел юноша. – Люблю людей с чувством юмора. Особенно горячими на обед, – прибавил он и залился смехом. Марина тоже вежливо хихикнула, поддержал и Бородянский, обрадовавшийся тому, что настрой покупателя изменился в лучшую для него сторону.

– Пятнадцать так пятнадцать, – сказал Шура, повернулся к Марине и задумчиво произнес: – Четырнадцать то есть хоть сейчас, а вот откуда еще миллион изъять? Сказать, что ли, Клавке, что виллу на Мальорке в следующем году куплю? С одной стороны, уже обещал… А с другой, у нее и без того на Мальте уже три, так что перебьется, – решительно резюмировал он. – Итак, когда я получу акции?

– Это займет 2 недели, – пообещал Бородянский, не помня себя от радости.

– Лучше бы быстрее, неохота мне здесь надолго застревать… Я тепло люблю, а у вас один день дождь, другой – дождь с ветром. Я все оформлю, директором кого-нибудь назначу – да вот, хотя бы Марусю, если захочет – и месяцев на шесть смотаюсь ноги в Атлантике полоскать. Да, и еще, вечером я передам через Марину пол лимона, типа аванса, чтобы наш договор считать уже оформленным. Если передумаете, то возвращать будете в тройном размере, как обычно. А вы пока бумажки готовьте, я подпишу.

– Что же, все по честному, – заверил Бородянский. – У нас, знаете ли, если слово дано – то оно крепче любой бумаги. Документы оформим в лучшем виде. Я, как никак, не первый год на этой работе, знаю, что к чему.

– Так и Маруся про вас говорила, что вас без каши не съешь, – признал Пашка. – Хорошо, а Бородянскому вы скажите – дескать, передумал я. Ну, наврите что-нибудь там. Он, правда, расстроится… Но если всех расстроенных настраивать, никаких денег не хватит, верно ведь? – и он снова рассмеялся, а Бородянский поддержал его на этот раз куда искренней.

Дело было в шляпе. Предстояло подписать с разбитным парнем договор, затем приобрести завод и перепродать его. На фоне грядущей сделки предыдущие суммы, немалыми трудами уворованные, казались мелочью. Потом можно и на покой, на тихий Средиземноморский курорт, в собственный домик этажей в пять…

"Растете, Лев Семенович", – поздравил сам себя Бородянский, наблюдая, как Марина и ее приятель покидают его кабинет.

Получать дивиденды от вложенных в «Золотой Крюк» 350 долларов Булыжник и Филипп доверили Шоре. Сами они не тратили время зря, прочесывая фирмы в поисках сантехника – от Шоры в этом деле все равно никакого проку не было. Правда, их надежды когда-нибудь обнаружить исчезнувшего вора уже основательно подтаяли, но все равно деньги на пропитание надо было каким-то образом добывать, а единственной освоенной профессией у них был рэкет. Дела шли не шибко хорошо, однажды они даже попали в засаду, подстроенную людьми хитрого и осмотрительного авторитета Арцибульдера, и еле ноги унесли.

Шора был рад своему новому поручению. К тому же его не оставляло желание снова увидеть господина Витаса Жальгириса.

Витас, однако, в приемной появлялся редко, а Шору вечно подпирала толпа ожидающих своей доли вкладчиков, так что задерживаться не удавалось. Но он не терял надежды вернуть былое доверие своих боевых товарищей. Для этой цели он даже украл на местном рынке китайский фотоаппарат-"мыльницу" с вспышкой, хотя громадная женщина, которая неслась за ним километра два, ругаясь при этом басом, перепугала его до крайности. Потому пленку Шора воровать уже не стал, а как вполне честный гражданин приобрел в специальном магазине. После чего притаился в засаде неподалеку от офиса "Золотого Крюка", запасся терпением и шоколадками и стал ждать.

Ближе к вечеру очередь у дверей рассосалась, чуть позднее приехала и уехала инкассаторская машина, прошло еще какое-то время, и терпение любознательного сыщика было удовлетворено: из офиса вышли и спустились по лестнице Сергей Степанович, Марина, Витас и Пашка. Шора схоронился за скамейкой шагах в десяти, что было далековато, чтобы фотография получилась отчетливой, но достаточно, чтобы слышать разговор.

– Пора прекращать набор денег, – говорил Чеботарев, – когда Бородянский произведет выплату, нам хватит и на приватизацию, и на возврат части средств.

– Когда произведет, тогда и прекратим, – резонно отвечал ему Пашка.

Шора ничего из сказанного не понял, да и не особо пытался. Сейчас он прикидывал, как бы ему подкрасться поближе. Но перед офисом проходила не слишком оживленная автомобильная дорога, ярко горели рампы в фонарях, пробегали редкие запоздавшие прохожие. Так что подойти к ним незамеченным Шоре не представлялось возможным, и он продолжал ждать в своем укрытии.

– Какие планы на вечер? – спросил господин Витас Жальгирис без тени акцента.

– Мы с Мариной хотим побродить по бульвару. Идешь с нами?

– Нет, спасибо. Согласен быть третьим, но не хочу быть лишним… Тем более, сегодня по телеку футбольный матч. Я тоже, может, в какой-нибудь закрытый клуб загляну, пивка выпить, а потом к Палычу, у него телевизор такой же здоровый, как футбольное поле. Полное впечатление, что на стадионе сидишь.

– Домой по прежнему не едешь? Думаешь, эти уроды тебя все еще ищут?

– Не знаю. Но ведь не нашли – так какая разница? А теперь точно не найдут. Меня теперь родная мама не узнала бы. А ты еще хотел им денег дать, щедрая душа…

"Слышали бы это Булыга с Филиппом, перестали бы на до мной смеяться!" – в сердцах подумал Шора.

– Ладно, смотри, дело твое. Завтра в офисе, в девять. как обычно.

Сергей Степанович тормознул проезжающее такси, усадил в него Марину, еще раз махнул на прощание рукой компаньону, и машина уехала.

Господин Жальгирис некоторое время стоял, засунув руки в карманы и глядя вслед отъехавшей машине. Он размышлял, стоит ли ему сегодня отовариться на ночь какой-нибудь красоткой подороже, или на самом деле поехать к Палычу? Хотя появление соседки пробудило в нем крепко спавший до этого интерес к противоположному полу, он выбрал второе: заодно можно было проверить, как идет строительство завода. Да и день завтра обещал быть нелегким, так что лучше было выспаться под невнятное ворчание старика-сторожа.

Витек неторопливо побрел по дороге, иногда поглядывая через плечо в ожидании очередного свободного такси. Когда расстояние между ним и скамьей, за которой прятался папарацци-самоучка, сократилось метров до пяти, нервы Шоры не выдержали. Он выскочил, как чертик из табакерки, с фотоаппаратом наготове, и щелкнул объективом. Витька озарила неяркая вспышка, он повернулся, но смотреть пришлось против света фонарей, так что разобрать лица Шоры он не мог. Пока он вглядывался в силуэт внезапно возникшего незнакомца, тот еще раз щелкнул фотоаппаратом, и припустил наутек. Витек недоуменно посмотрел ему вслед.

"Журналюга какой-нибудь, за сенсациями охотится", – подумал он. Другие предположения в голову не лезли. Пресса уделяла "Золотому Крюку" немало внимания. Сама Марина внимательно смотрела, чтобы в случае появления в какой-либо газете негативной статьи на следующий же день в двух-трех других, в противовес ей, печатались хвалебные оды по поводу их начинания. Финансовая подпитка "независимой" прессы также составляла постоянную статью расходов "Золотого Крюка". Впрочем, после каждой публикации золотоносный поток людей к их дверям нарастал, так что дело того стоило.

Не придав случившемуся никакого значения, Витек побрел дальше. Шора между тем мчался к станции метро. От офиса "Золотого Крюка" до их с Булыгой и Филиппом гаража ему предстояло проехать на метро шесть остановок, сделав одну пересадку, а затем еще дожидаться автобуса. Путь, короче, предстоял неблизкий. Шора решил не говорить приятелям о подтвержденном им открытии до завтрашнего утра, когда можно будет проявить пленку – а то еще надают фотоаппаратом, кадры засветят, и вся его работа насмарку.

Впрочем, даже на следующее утро Шора все же предпочел говорить с Филиппом в отсутствии Булыжника. Выбор Шоры основывался на том факте, что в случае, если беседа выйдет из под его контроля, то от руки Филиппа у него останется разве что синяк, тогда как от руки старшего брата от него всего только синяк и останется.

Филипп спал, уютно натянув на себя мешковину, в которой Шора привез в Москву свой домашний скарб. Ему снились поля марихуаны, дымящиеся лесными пожарами. Над полем висел сладкий дурманящий дым. Какие-то люди в золотых касках пытались тушить огонь, но Филипп бегал между ними, толкался, пинался и вообще всячески пытался отвлечь их от этого занятия. Долгое время пожарные не реагировали, потом один из них вдруг резко развернулся и плеснул на Филиппа из ведра. Филипп фыркнул от неприятного шороха, и проснулся. Над ним с чайником в руке стоял Шора.

– Ты сдурел, идиот? – пробурчал Филипп. – Иди лучше деревья на улице полей.

Он хотел было перевернуться на другой бок и даже закрыл глаза, чтобы досмотреть сон до конца, но Шора снова начал трясти его за плечо.

– Вставай, чего покажу…

– Отвали.

Шора понял, что Филипп не понимает важности сделанного им открытия. Думает, наверное, что Шора опять нашел на дворе двух склеившихся в любовном экстазе жуков и теперь будет объяснять ему, что нашел единственное в природе двухголовое существо. Пришлось принести снимки ему прямо к постели. Филипп с трудом продрал глаза, поняв, что от назойливого сожителя иначе не отвертеться, некоторое время пытался сосредоточить взгляд на расплывающихся карточках, потом сделал проще: стал смотреть правым глазом на левую фотографию, а левым – на правую. На обоих был запечатлен человек, которого он, Филипп, уже где-то когда-то видел.

– Ну как? – затаив дыхание, поинтересовался Шора.

– Каком кверху. В фотолюбители заделался? Кто это вообще?

– Ну этот, из фирмы, куда мы деньги отнесли. Помнишь, когда вы с другими вкладчиками драку затеяли, он прибежал?

– Не помню. И что с того?

– Филя, пойми, это и есть наш сантехник, – ласково пояснил Шора, опасливо косясь на храпящую в стороне тушу Булыжника.

– Ты опять за свое? Я же говорил, это чушь…

– Да нет, вот смотри еще, – Шора быстро отбежал в сторону, вытащил из куртки Филиппа фотографии, украденные в квартире Витька, вернулся назад и разложил все прямо на животе приятеля. – Смотри вот здесь, и здесь – одно лицо!

Филипп хотел было возразить, но присмотрелся и прикусил язык: и в самом деле, похожи. Даже очень…

– Да мало ли кто на кого похож, – буркнул он.

– Да? А знаешь, с кем он из офиса вышел? С нашим клиентом! И знаешь, о чем они между собой говорили? – и Шopа начал вспоминать текст почти дословно. Филипп нахмурился еще сильнее.

– Пойду-ка я, Булыгу растормошу, – решил он, скидывая ноги с раскладушки. Шора промолчал, довольный: в крайнем случае бить теперь будут не его, а Филиппа.

Булыжник просыпался, как неразогретый самосвал – бурча, всхлипывая и скрипя суставами. Протерев глаза, он первым делом нашел поблизости упаковку сметаны, надорвал ее и выпил целиком, а потом тоже занялся изучением фотоснимков под комментарии Филиппа.

– На него и Елена показывала… И что, говоришь, они о нас трепались? – спросил он Шору.

– Ну да… Один назвал вас – тебя и Филиппа – уродами…

– Уродами?! Нас?! – почти в унисон воскликнули оба приятеля, с удивлением глядя друг на друга.

– Ну да, не меня же, – с удовольствием подтвердил Шора. – Клиент еще сказал – хорошо что деньги сразу не отдали… Или это сантехник сказал? Я уже не помню.

– Так, – Булыжник хлопнул себя ладонями по коленям, – складывается впечатление, что нас хорошенько надули. Про это и Елена говорила, – снова повторил он.

– Вот он, значит, во что спертые бабки вложил, – сказал Филипп, – потому и прикинулся, как крутой, а мы по-прежнему шаромыгу искали… Только как к нему теперь подобраться?

– Ворваться в офис и перемочить всех, – предложил Булыжник. Шора покачал головой.

– Они после того случая охрану наняли, с пистолетами, я сам видел, когда фотографировал. Не выйдет.

– Но ходит-то он без охраны, правда? Так сопрем его прямо на улице, – догадался Филипп. – Отвезем Елене, она отстегнет бабки – и все тип-топ.

– Только денег жалко, – вздохнул Булыжник, – и какого хрена мы ему четыреста баксов тогда отдали?

– Нам за него больше отстегнут, либо один, либо другой. Я думаю, следует требовать тысяч пятьдесят… Или даже сто. Не повезло с рэкетом, займемся шантажем!

– Пойду, цепь проверю, – сказал Булыжник, вставая с места.

Завод строился ударными темпами, как на соцсоревновании. Остались мелкие недоделки, типа озеленения территории, покраски стен, возведения некоторых подсобных помещений и пр., но в целом предприятие производило самое выгодное впечатление, сияя новенькими стеклами в пластиковых рамах. Даже Палыч, глядя на это индустриальное великолепие, воздвигнутое под его чутким руководством, стал ворчать чуть меньше. Правда, для того, чтобы работы шли неспадающими темпами, и аппетиты Бородянского при этом не оставались неудовлетворенными, отказывали себе во многом: до сих пор ни один акционер «Золотого Крюка» не имел даже собственного автомобиля, да и проведение ремонта в квартире Витька отложили до лучших времен.

Марина передала Бородянскому не 500 тысяч долларов, которые якобы вручил ей крутой покупатель Саша, а только двести. "Остальное пошло в счет погашения вашей задолженности", – заявила она Льву Семеновичу во время очередной встречи.

Пашка от имени своего персонажа периодически отправлял в трест факсы из разных концов света, выясняя, не пора ли ему уже приехать на церемонию вручения ключей от предприятия. Эти письма усиливали энергию Льва Семеновича многократно: ему мерещились аккуратно сложенные штабелями пачки денег нежно зеленого цвета, пляжи Средиземноморья и раскланивающиеся с ним при встрече парламентарии европейских стран. Миражи являлись на работе, мерцали в салоне его автомобиля, украшали потолок спальни дома. Впрочем, он уже зарекся открывать рот при Елене – боялся, что дочурка одним своим сердитым видом способна спугнуть падающую ему в руки удачу. Имя Чеботарева в их квартире не упоминалось, и даже не по причине суеверий, а просто ради сохранения интерьера – Лев Семенович всерьез опасался, что Елена в очередном припадке гнева может запросто расколотить о пол несколько сервизов. И вообще он был бы рад, если бы она наконец съехала. "Надо бы ей нового муженька подыскать… Ничего, лучше из импортных подберем – все попрестижней. А с такими деньгами за ней и в забугорьи очередь выстроится", – рассуждал Бородянский.

Бородянский курсировал между Комитетом по госимуществу и собственным трестом со скоростью заводного кабанчика в тире. Правда, когда он попытался забрать у Тщедушного приватизационные чеки, полагающиеся работникам предприятия, оказалось, что тот ими уже не распоряжается. Бородянский выгнал Тщедушного с работы, а тот, разобиженный донельзя, стал еще активнее собирать ваучеры для Чеботарева.

Теперь, чтобы получить завод в собственность, Бородянскому нужно было схлестнуться с вчерашним подчиненным на аукционе. Бородянский мог бы победить его на денежном аукционе, проиграв на чековом. В этом случае им обоим предстояло стать пайщиками, что его никак не устраивало. Марина донесла, что Чеботарев ходит сам не свой после отказа Саши покупать завод через него, и возвращать его в нормальное расположение духа Бородянский не планировал. Но Сергей Степанович, по информации из того же источника, не сдался, напротив, решил биться до конца, и теперь скупал приватизационные чеки в бешеных количествах. Не до конца доверяя даже Марине, Бородянский отправил в офис "Золотого Крюка" одного из своих соглядатаев, и тот подтвердил, что народ активно сдает бизнесменам ваучеры под залог технологии по производству супербетона.

Это означало, что для того, чтобы попробовать переиграть Чеботарева и на чековом аукционе, Бородянскому следовало скупить большее количество ваучеров. На это у него уже почти не оставалось времени – Саша торопил, будто точно знал дату собственной смерти. Да и влететь это должно было в копеечку. Бородянский попытался настроить против "Золотого Крюка" людей из комитета, но наткнулся на вежливые отказы: все, дескать, пройдет в соответствии с законом, никто не будет мешать его конкурентам приобретать завод. И это при его-то связях! Дело было в том, что Чеботарев и Витек имели явное преимущество в возможностях давать взятки: они выдавали немалую часть их сертификатами "Золотого Крюка", и дивиденды чиновникам выплачивали весьма исправно. Так что скоро Бородянский рисковал сам остаться не допущенным к приватизации, под тем, например, предлогом, что являлся госслужащим. Его распирало от желания напустить на эту сомнительного происхождения контору налоговиков, которым было по силам пошатнуть финансовую мощь Чеботарева. Но едва ли стоило делать это сейчас, когда он сам разрешил им работать на полуразворованном заводе, и эта часть их деятельность финансировалась через его трест.

Бородянский был загнан в цейтнот, и, будучи человеком грамотным и сильным, хорошо это понимал. Если этот нувориш с задатками скупщика заводов почувствует, что он поставил не на ту лошадь, Чеботарев выиграет схватку, а он, Бородянский, еще и выплатит Саше солидную компенсацию.

Лев Семенович в итоге решился пойти на наиболее экономичный и оправданный шаг: не противодействовать Чеботареву, а просто послать куда подальше и Чеботарева, и вытащенного им из далекой Эстонии господина Витаса Жальгириса. Правда, сделать это предстояло так, чтобы бизнесмены, обидевшись, не свернули свои цеха до того, как "новый русский" Шура приедет за своим золотым ключиком. Не хотелось бы видеть его посреди чистого поля, а потом объяснять, что это за кусок пустыря, огороженный забором, ему продали за 15 миллионов долларов. С таким типом вообще лучше потом дела не иметь, а то и голову оторвать может. Поэтому Бородянский понимал, что следует заключить с прибалтами пакт о ненападении, а в качестве компенсации перекупить у них разом те ваучеры, что они уже собрали. Если Чеботарев и в самом деле ходит, как в воду опущенный, он должен обрадоваться возможности и деньги свои вернуть – вкладчикам то ему платить проценты по прежнему надо, и даже немного подзаработать. Окончательное уничтожение возгордившегося Сергея Степановича Бородянский отложил на потом.

Скоро за столом в кабинете начальника треста вновь сидели господа Витас Жальгирис, Чеботарев и черноволосая красавица Марина. Бородянский вызвал их по делу, которое, по его словам, не терпело отлагательств. Когда его секретарша передала эту новость в офис "Золотого Крюка", Витек дернулся было пробежаться до соседнего магазинчика и купить шампанского, но друзья удержали его: было бы странно, если бы в дневное время на деловой встрече от эстонского бизнесмена пахло спиртным.

– Да у нас в Таллинне все выпивают, когда хотят! Холодно же! – уговаривал Витек, но Марина посмотрела строго, и он сдался.

Теперь они сидели перед Бородянским, который нервно барабанил пальцами по столу и силился решить двуединую задачу: объяснить, почему надобность в супербетоне резко отпала, и, следовательно, услуги эстонцев больше не требуются; заодно сообщить, что пока они могут продолжать работу; и при этом сохранить строгое выражение лица, соответствующее его главенствующему положению во всем этом проекте. Сделать это было непросто, оттого Лев Семенович и нервничал, что вообще-то случалось с ним крайне редко.