Текст книги "Следом за судьбой (СИ)"

Автор книги: Эми Мун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 17

Стоя на крыльце, Лана любовалась снегопадом. Крупные пушистые хлопья густо сыпали из лохматых туч, укрывая белым ковром все вокруг. Поселение словно застыло. К вечеру редко можно было увидеть прохожего. Лишь неугомонные ребятишки все еще сновали от двора к двору. Зазывали своих подружек и дружков поиграть в снежки, да слепить какую-то по счету снежную бабу. Княжна спрятала улыбку в меховом воротнике и положила руки живот. Под платьем еще не было видно ее положения, а вот когда она оставалась без него… Девушка вновь улыбнулась. Да, так в ее фигуре было больше отличий! Грудь стала полнее, и теперь уже заметный холмик живота ясно свидетельствовал о будущем материнстве. Лана погладила плотную шерстяную ткань платья и чуть повернула голову к плечу, где наливалась теплом волчья метка.

– Так скоро собрание закончилось? – в пол голоса проговорила она.

От тени прохода отделилась высокая фигура. Снежинки тут же украсили густые черные кудри мужчины морозными жемчужинами. Бесшумно, словно он был в зверином, а не человечьем обличье, Яр приблизился к ней и обнял со спины, укрывая полами мехового плаща.

– И во время закончилось, – ворчливо отозвался оборотень, – Опять платок тонкий схватила? В такой-то холод! Да и зачем к ночи опять на улицу выбралась?

Девушка не смогла не улыбнуться. Ее муж оказался ужасно заботливым. Его б воля – она только и делала бы, что ела и спала. А свежим воздухом у окошка дышала.

– Я лишь на секундочку, перед сном погулять. Посмотри, какой снег! Зима!

И Лана шумно вдохнула морозный воздух. Яр недовольно хмыкнул, но лишь обнял ее крепче, грея своим теплом. Откидывая голову на могучую грудь мужа, княжна довольно прикрыла глаза. Было так хорошо. Они вместе… Яр, она и их дети. Сын и дочь. Глаза Яра сияли счастьем и бескрайней любовью, когда он в один из вечеров полных нежности и тягучих, как патока поцелуев, шепнул ей эту чудесную весть. Лана покрепче прижалась к сильному телу своего возлюбленного. Ах, если бы только ее близкие знали, что с ней все хорошо… Все чаще ей вспоминалась мать, и Ратимир с Вояткой. Сестры ее маленькие. Как они? Здоровы ли, счастливы? Лана очень надеялась, что Яр так или иначе сможет сообщить им ее судьбе. Он же обещал… Но только бы это случилось поскорее!

Их недолгое единение было вскорости прервано появившимся стражником. Выглядел мужчина беспокойно.

– Господин, Всемир к себе требует.

– Ни мгновенья покоя, – вздохнул оборотень, – пойдем любимая, простудишься еще.

Он лично проводил жену к покоям и лишь потом повернул к лестнице, что вела в главный зал. Из-за непогоды вокруг было сумеречно и тихо. С наступлением холодов даже вездесущие служки лишний раз из своих покоев носа не высовывали. Сидели в тепле, придумывали себе занятия поспокойнее. Всемир не шибко гонял людей. Справил свою работы и довольно, оставшееся время занимайся чем хочешь. А к вечеру в хоромах только стража и оставалась.

Впереди показалась лестница. Яр сделал к ней шаг и застыл, разглядывая сверху тронный зал. Всемир уже восседал на троне. Прямой и напряженный, а перед ним, в кольце охраны понуро стоял невысокий мужчина в потрепанном одеянии. Что-то нехорошее шевельнулось в сердце. Яр нахмурился и быстро спустился вниз. Остановился по правую руку от вожака, как было когда-то давно и как полагалось теперь. Тихо звякнули стальные кольца цепей. Пленник пошевелился и поднял голову. И прежде чем его сердце камнем рухнуло в бездну, Яр успел заметить, как расширились от ненависти синие глаза княжича.

Пуще всего на свете Ратимир жалел сейчас о том, что позволил сковать себя. А иначе бы бросился вперед, расталкивая стражу, и голыми руками свернул шею черноволосому оборотню. Потому что это был он. Тот, что являлся к нему в кошмарах, принося за собой отчаянные девичьи крики, полные бесконечной боли. Это он мучал его сестру. Он рвал клыками нежные губы и грудь, это он бил ее, наотмашь, жестко, зло, не жалея ни сил ни ударов. Да, это был он!

Ратимир крепче стиснул дрожащие от ярости пальцы и впился взглядом в ненавистное лицо противника. Ну и урод, Боги Светлые! И без того неприятное лицо обезображено ожогом, сам мрачный, словно грозовая туча. Только глаза отвратительного желтого цвета будто вспыхивают время от времени. И бугай бугаем. Даже представить страшно его нежную сестрицу в этих жилистых, огромных руках! От омерзения Ратимир до хруста сжал зубы. Только бы сны оказались всего лишь снами!

– Так, говоришь, ты – дружинник Беригора?

Спокойный голос вожака почудился княжичу спасительной оплеухой. Заталкивая поглубже свой гнев и желание умертвить желтоглазого нелюдя самой жестокой смертью, княжич смог перевести свой взор на Всемира. Тот смотрел все так же спокойно и отстраненно. Похоже, его вспышка осталась незамеченной.

– Бывший… дружинник, – вытолкнул из себя Ратимир.

– И готов обменять свои знания на наше покровительство?

– Да, готов, – и врать что угодно готов, лишь бы сестру отсюда вызолить.

– Хм, уведите, – кивнул вожак страже. По спине княжича прокрался холодок. Не так он представлял эту встречу! Совсем не так. Но выдать себя неосторожным действием или словом он побоялся и молча дал себя увести.

Шаги удаляющейся стражи становились тише, пока, наконец, зал не погрузился полную тишину. И лишь стук неровно дрожащего сердца отдавал в ушах настырной дробью. Яр медленно обернулся к вожаку.

– Дружинник, стало быть… Занятно. Кто он, Яр?

Всемир не глядел на него, откинулся на спинку трона и бездумно поглаживал резной подлокотник.

– Ни разу не встречал, – сухо отозвался оборотень.

– Не встречал? – показно удивился Всемир, – Вот только дружинник наш тебя убить желает. С чего бы это, как думаешь?

– Мало ли у меня недругов, – и опять он ушел от ответа. Причины ненависти княжича он и правда не ведал. Ни разу до этого не сходились их пути. Яр и сам был удивлен силе той злобы, что вспыхнула в глазах княжича, стоило их взглядам пересечься.

– Так на одного меньше сей же час станет, если ты память не поднапряжешь, – в голосе вожака проскользнула угроза.

– Отпусти его, – вместо ответа произнес вдруг Яр. Всемир покачал головой.

– Кто он? – повторил вожак.

Мысли вихрем пронеслись в голове и Яр решил рискнуть. Всемир благоволит его жене, может статься, что и княжичу милости перепадет.

– Ее брат, – тихо произнес оборотень. В глазах старого волка плеснула ненависть.

– У нее нет семьи, кроме той, что сейчас.

– Он дорог ей, Всемир! Пожалей мальчишку, этот дурень без помощи и дороги отсюда не найдет!

Всемир нехорошо прищурился.

– Видно, и правда с памятью у тебя туго. Забыл, чем твоя сердечность для Стаи обернулась?

Яр только зубами от досады скрипнул – пустые его надежды оказались! И не сиделось же дурному княжичу на месте! Променял теплые хоромы на каменный мешок темницы. Зачем к оборотням сунулся? А Всемир, в подтверждение его мыслей опять заговорил.

– Неспроста наш дружинник тут. Держи язык за зубами, и все останется как было. А в милость, так и быть, получит пленник быструю смерть.

Вдоль спины прокрался озноб и Яр, стараясь придать голосу твердости, возразил:

– Дай хотя бы допросить его. Может, получится вызнать что ценное, да и его неприязнь мне непонятна. А потом делай, что хочешь.

Всемир глянул на него испытывающее, но прямого отказа, впрочем, как и согласия, Яр не услышал. Желая подумать, вожак отослал его, и Яр не стал пока продолжать бесполезные уговоры. Молча покинул зал. Почти бежал, отчаянно пытаясь выкинуть, вырвать произошедшее из своего сердца и памяти. Но от совести не сбежать. Клыки царапнули нижнюю губу и мужчина поспешил глубоко вдохнуть, успокаивая метавшегося под сердцем зверя. Мерзко на душе было до зубовного скрежета. И куда не кинься – один лишь путь у глупого ланушкиного брата – прямиком на погребальный костер. Всемир не смилуется. Слишком осторожен стал теперь вожак. Почуяв опасность, старый волк рисковать не станет. Не теперь, когда перед носом маячило то, что должно было случиться еще три весны назад.

Отпустив дежурившую у его покоев стражу, Яр покрепче запер дверь и неслышно выдохнул, пытаясь совладать с возрастающей тревогой. Тихо прошел к спальному месту, и присел на кровать. Ланушка уже спала, крепко прижимая к себе подушку. Любимая ждала его – свеча до сей поры горит, да и одежд княжна не сняла, но Дрема оказалась хитрее и сейчас его возлюбленная сладко сопела, чему-то улыбаясь во сне. Едва касаясь, он провел ладонью по разметавшимся светлым прядям.

– Весна моя… Нежная, – чуть слышные, ласковые слова горечью осели на губах. Опять он должен поступить с ней подло. И вдвойне хуже от того, что придется скрыть произошедшее, и дальше жить с этим, каждый день помня о своем вранье и обещании, что теперь не исполнить никогда.

– Любимый? – тихий шепот заставил вздрогнуть. Яр отвел взгляд, стараясь не глядеть в сонные, доверчивые глаза. Лана нахмурилась и подобралась к нему ближе. Мягко коснулась тонкими пальчиками щеки. Перехватив ее руку, он прижался губами к теплой ладошке, что вкусно пахла белоцветником и молоком.

– Случилось что?

Слова засели в горле сухим репьем. Что он ей сказать может? Все что угодно, кроме правды. Разве посмеет он обрушить эту страшную новость на возлюбленную, в ее то положении… Нет, нужно молчать.

– На границе тревожно, – кое-как выдавил он. Ланушка еще больше обеспокоилась, потянулась к нему и выдохнула почти в губы.

– Он?

Яр знал, о ком говорит княжна. Лана часто ненавязчиво выспрашивала о делах в серединных землях, прислушивалась к любым разговором. Переживала, что ожесточившийся Беригор вовсе ум потеряет. И тем больше беспокоилась на счет своих родичей, что были ей близки.

– Нет, с юга… Там другое. Не беспокойся любимая, не надо.

Кажется, она чуть-чуть выдохнула.

– Ты в дозор уйдешь?

– Никуда не уйду, милая. С тобой буду, – каждое слово давалось с огромным трудом. Однако через силу, но он все же взглянул в ее и даже нашел наглости на кривую усмешку.

Нет, не провести так просто свою пару! Слишком остро его возлюбленная наловчилась чувствовать его душу. Только по незнанию Ланушка конечно не могла разобрать причину его тревожной маяты. Верила тому, что он ей плел.

Княжна мягко выпуталась из его объятий и стала в досягаемости протянутой руки. Пробежалась пальцами по вороту, ослабляя шнуровку. Неторопливым движением стянула платье вместе с сорочкой и ласковой кошкой скользнула прямиком на его колени. Нагая и прекрасная, она покорно ластилась к нему, предлагая и выпрашивая телесной любви. Ланушка хорошо знала, что способно утолить его печаль, усмирить ярость или прогнать тревогу. Кто-то искал утешения в вине, кому то охота душу лечила, а он пропадал в нежных объятьях своей ненаглядной жены и тонул во взгляде восхищенно мерцающих глаз. И не было лучше способа сделать его сердце вновь спокойным.

Вот только теперь Яр не мог заставить себя забыться в ласках любимой женщины. Вместо этого он опрокинул княжну на растревоженную постель и подарил ей освобождение не вторгаясь в ее тело.

А когда Ланушка пришла в себя, то он просто обнял ее, прижимаясь грудью к ее спине, и накрыл ладонью слегка круглившийся животик. Княжна беспокойно вздыхала, пыталась вновь завести разговор, но, так ничего не добившись, уснула. А Яр всю ночь не мог сомкнуть глаз, размышляя, что дальше делать и как уберечь свою жену от досужьих слухов, а княжичу выгадать хоть шанс на жизнь. Нет, как бы ни было это тяжело и опасно, но попытаться спасти дурного юношу он должен!

Глава 18

Вьюн клацал зубами от холода. Третий час он отирался невдалеке от единственного питейного дома в Белокаменной, промерз весь. В горячую пору домишко обычно пустовал, а вот зимой в нем было поживее. Со всего селения туда тянулся волчий люд. Под золотой хмель языком почесать.

Оборотень сплюнул от досады. Вот же Лучезар-прохвост. Вынь ему девку да положь. А то, что с этой пигалицы худосочной черный коршун дни и ночи своих желтых зенок не спускает, так это не его, Лучезара, печаль! Думай, хитрец Вьюн, как обойти охрану. Хоть о стену расшибись, но выкради брюхатую бабу из терема.

Ну, да голова у него на плечах не только чтобы чарку в рот опрокинуть, да мяском закусить. Есть пару мыслишек, как дело провернуть. И Меченого со света сживет и сам в милости окажется.

Долгое ожидание завершилось, когда на заснеженное крыльцо вывалился грузный, седовласый мужчина. Шумно вздохнув, он ступил шаг вперед и, едва не запнувшись, ухватился за перильце.

– Родан, перебрал никак! А ну-ка, помогу…

Вьюн подскочил к шатающемуся Родану и подставил плечо. Тот противиться не стал, облокотился чуть ли не всем весом, у Вьюна даже кости хрустнули.

«Боров жирный» – промелькнуло в голове, но вслух он произнес.

– Чего ж ты так, мил друг. Небось, весь бочонок один и вылакал. Что жена скажет?

– Не твое… дело, хилый, – заплетающимся языком осадил его Родан, – Имею право! Сынок мой, отрада единственная… Рождение его… праздную! И поминаю…

Вьюн помог оборотню спуститься с невысокого крылечка и повел прочь, подальше от лишних ушей.

– Понимаю, понимаю. Такое горе…

– Да что понимаешь! – пьяно икнул Родан, – Ты, пустобрех… Один сын! Один! И того сгубил Меченый, облезлая псина… Повел их… На убой повел!

Слушая слезливые жалобы бывшего стражника, Вьюн только поддакивал сквозь стиснутые зубы. Ну, ничего, ради мести и золота и не такое терпеть приходилось.

– А сам чего сидишь, как пришибленный, – едва переводя дыхание, произнес он, когда Родан замолк, – Вхож в логово вожака, так и отомстил бы давно. Дело-то легче легкого. Хоть бы ту же девку увести.

– Ты что, – с перепугу Родан даже заикаться перестал, – да ты… ты…

– А я ничего! Ничего! Не про убийство, тебе, болван, толкую вовсе. Как помыслить о таком мог? Так, спрятать на пару деньков. Пусть Меченый себе зад от страха и беспомощности погрызет. Узнает, каково это – пустота вместо сердца. Ты вот уже который год с этим живешь! А этого Боги парой наградили. Несправедливо!

– Несправедливо, – эхом отозвался Родан, – Только пустая эта затея, в логове вожака теперь вдвое больше стражи стало…

– А если выманить?

Но Родан его и не слушал, кажется.

– … Да и кто я теперь? Помощник при тюрьмах. Забыл обо мне вожак. Приставил к позорной службе. За пленным, чтоб он сдох, приглядывать. И зачем так его стережет? Не хуже жены Меченого…

Внутри тихо ёкнуло. Всегда у Вьюна чуйка на важные вести была, вот и сейчас заскреблось что-то под сердцем, запищало тоненько.

– Это ты про кого?

– Да тот дружинник… Которого дозор дней шесть назад изловил.

– Ну? Слышал. Что не по нраву Всемиру пришелся?

– Еще и как не по нраву. Сидит себе в застенке, казни ждет… Меченый к нему каждый день наведывается, а выходит чернее тучи. Допрашивает, наверное, а раскусить не может. Любо дорого на его морду ошпаренную смотреть, пес… Убийца!

И Родан опять затянул скулеж по своему издохшему щенку. Вьюн слушал в пол уха. Надо было ему попасть к пленнику. Для чего – сам не знал, а внутри орало, аж заходилось – надо и все тут. И противиться этому он не собирался.

– Родан, послушай. А хочешь опять в стражи?

Мужчина замолк. Икнул пару раз и утер лоб рукавом.

– Как?

– А так. Помоги с пленником повидаться. Ты меня знаешь, язык то подвешен – мертвого разговорю. А что выведаю, тебе передам. Вот вожак и оценит. Меченому же щелчок по носу, а? И просто и для Стаи польза.

Родан задумался. Вьюн даже слышал, как ворочаются в его хмельной голове нужные мысли. Только бы этот запойный дурень на попятную не пошел, как протрезвеет.

– Можно, – наконец изрек он, – Приходи завтра к вечеру. Только дальше застенка не пущу. И не проси! Меченого убить готов, но ежели что худое Всемиру задумал – сам глотку перегрызу.

Сдержав презрительный смешок, Вьюн со всем смирением ответил.

– И не подумал бы вожаку худого сделать. Как можно? – пробормотал он, – Только ты пока молчи, а то не видать тебе место стражника, как своих ушей.

Родан что-то пробулькал и затих. Сморил его хмель совсем. Что ж, пора эту тушу жене на руки сдавать. Пусть далее она с ним возится.

Женщина встретила их парочку громкими охами и сердитыми взглядами. И, пока оборотница трепала своего незадачливого мужа, Вьюн выскользнул за калитку и был таков.

До назначенного времени он из избы своей и не показывался. И так уже которую седмицу зад себе морозит на улице. От бабьих сплетен, да мужичьих пересуд уши опухли, а Лучезару и сообщить нечего было. Может сейчас повезет? Чутье никуда не пропало, потявкивало время от времени – повезет. Только бы разговор у них сладился.

В назначенное время Вьюн уже поджидал Родана около его же дома. Подкараулив мужчину, когда тот выходил на службу, напомнил о вчерашнем разговоре. Протрезвевший Родан хмуро оглядел вчерашнего своего помощника и молча кивнул.

– Ежели спросит стража, зачем со мной идешь, говори, что посыльным для меня побыть вызвался.

Посыльный, так посыльный. Хоть поломойка, только бы провел. Однако же все гладко вышло. Да и правду, чего с него взять? Не в казну же путь держит. Покосились немного, да и пропустили с миром.

Когда за ними хлопнула тяжелая дверь темницы, Родан тихо молвил.

– Не более четверти часа.

Вьюн понятливо кивнул и тенью скользнул к лестнице, ведущей еще глубже, к самым клеткам. Два ряда каменных закутков жались к стенам, вход их перегораживали толстые, стальные прутья. Вокруг было тихо и сумрачно. В самом далеком углу он и обнаружил того, кого искал. Пленник сидел на соломенной постилке, понурив голову. По телу мужчины то и дело пробегала мелкая дрожь. Тепло в сырых подвалах не держалось и летом.

– Уходи, – сипло прохрипел мужчина, когда Вьюн приблизился к прутьям, – ничего не скажу и говорить более не стану!

– Так послушай хоть, – отозвался он самым спокойным голосом.

Пленник вскинулся. Сверкнули из-под спутанных волос удивленные глаза.

– Не меня ждал? Уж не Меченого ли?

Княжич заскрипел зубами. Меченый… И верно – меченый. Желтоглазый, ошпаренный нелюдь, что уже который раз приходит и пытается завести разговор. Когда он впервые появился тут, Ратимир готов был прутья сломать и шею его бычью заодно. А стоило оборотню дерзнул назвать его по имени, то земля из-под ног ушла. Понял – худо его дело. Но даже не это жгло душу сильнее небесного огня. Его милая сестрица и правда оказалась в когтях жженого чудовища! Но на все расспросы и гневные речи нелюдь имел наглость отвечать, что она тут счастлива. Ратимира перетрясло от воспоминаний, как искусно и легко лгал ему в лицо оборотень.

– Вижу, о нем вспоминаешь, – хмыкнул меж тем незнакомец, – уж больно зло смотришь.

– А ты зачем здесь, – грубо оборвал его Ратимир. Мужичонка нравился ему ничуть не больше, чем Меченый. Все они, шкуры облезлые, одинаковы.

– Помочь хочу.

Княжич только рассмеялся.

– Стену выломаешь? – поинтересовался он, оглядывая хлипкую, низкорослую фигуру «помощника» Но мужчина оказался не обидчив.

– Куда мне, – смешно развел в стороны он тощие, даже в кафтане, руки, – но будь уверен, в своей ненависти мы едины. Мое прозвище – Вьюн. Меченый многим, как кость поперек горла…

Вьюн разливался соловьем, и где только слова находились? Но поглядывать на пленника все-таки не забывал. Не беда, что в темнице света не достает, видел он отменно, как и любой из волчьего племени. Юноша по началу только губы кривил на его слова. Но скоро на его хмуром, обросшем лице мелькнула тень интереса.

– Хватит в уши лить, – нарочно грубо оборвал он разговорившегося Вьюна, – да и тебе с мертвеца проку нет.

Не глуп, оказался пленник, совсем не глуп. Понимал, что ждет его впереди.

– Зря себя раньше времени хоронишь, – меж тем изрек Вьюн, – Будь покоен, нужен ты для чего то Меченому, а не то давно бы в болоте червей, да пиявок кормил.

Ратимир только плечами передернул. И зачем он нужен? Выкупа отец не даст, сколько бы не просили. Наоборот, еще и сверху подкинет, чтобы поскорее шею нелюбимому сынку свернули.

– Это ты у него спроси, почему я жив еще. А мне сказать нечего.

Мужичонка задумчиво пощипал свою жидкую бороду.

– В наши земли без нужды люди не идут, – медленно протянул он, – зачем же ты сюда сунулся? Отомстить за себя или родню?

На миг Ратимир хотел послать прилипалу к тем же пиявкам в болото. Но робкая надежда, которая как настырный сорняк опять проклюнулась в душе, заставила его ответить.

– Искал… кое-кого.

– Здесь?! – всплеснул руками мужичонка, – Гостей у нас не много, сам знаешь от чего.

Ратимир молчал и он вынужден был продолжить.

– А кого искал?

– Девушку, – осторожно отозвался княжич. К Вьюну доверия он не испытывал, и лишнего говорить совсем не хотел. Мало ли.

– Девушка. Хм. Одна в нашем селении и правда объявилась по осени. Светлокосая. Мастерица по вышивке. Ланой бедняжку зовут.

Когда юноша кинулся к прутьям, Вьюн даже опешил. Но лишь на сотую долю мига. Удивлению на смену пришла вскипающая хмелем радость. Не подвело чутье!

– Бедняжку? Так плохо ей, да?! Пленницей держат?

– Пленницей? Да, можно и так сказать, – мучительная боль, что промелькнула в глазах пленника, ободрила Вьюна на следующий вопрос, – Дорога тебе, стало быть?

– Дорога, – выдохнул юноша.

– А ты ей?

Юноша смолчал. Не доверял еще.

– Пойми, если вы не чужие друг другу, то, узнав о тебе, ее желание сбежать только крепче станет. А я вам подсоблю…

Долго уговаривать юношу не пришлось.

– Сестра моя, – сознался он.

Вьюн проглотил недовольное цыканье. Эх, если бы невеста… А впрочем и сестра сойдет, может и лучше. Мысли, одна краше другой, теснились в голове, как пузыри в кипятке.

– Тяжко твоей сестре. Меченый ее против воли своей сделал. Совершенно запугал бедную девушку.

– Помоги ей! – вскинулся юноша, – Я смерти не боюсь, но ее… Ее спаси!

– Как спасти, если она шагу ступить боится? Вот если бы она знала, что ты ее ждешь…

– Не сбежать мне!

– Тихо-тихо, – замахал руками Вьюн. Воровато озираясь, снизил голос до шепота, – Обещался помочь, так выполню, не сомневайся. Тебя-то вытащить отсюда полегче будет, чем робкую девушку из-под загребущей лапы черного пса. Давай так. Я покамест пойду, подумаю, как дело провернуть. И ты поразмысли, что можешь такого сказать, о чем лишь твоя сестра знает. А я уж ей передам это слово в слово. Меченый, видишь, уверен слишком, что никуда страдалице не деться. От того на цепи она не сидит, а все ж таки уйти не может – знает, что одна тут, беззащитная. Но если брат рядом – это другое дело. Тут ей мои верные знакомцы и помогут до тебя добраться. Вместе и сбежите.

И рад был бы Ратимир слышать такие слова, но уж больно мягонько стелил перед ним этот… Вьюн. Как бы не то, что бок, голову не отбить!

– А тебе зачем рисковать?

Мужичок прищурился.

– Ради мести я трижды против этого рискнуть согласен. На все готов, только бы опозорить зажравшегося, безнаказанного пса. Не один ты от него пострадал. Да только тяжко подобраться к хитрецу. Долго я выжидал случая подходящего. А как узнал, что он к пленнику зачастил, решил и сам наведаться. Мало ли. Выходит не зря.

Как не пытался, не смог Ратимир разглядеть и крупинку лжи в его словах.

– А если поймают?

– Тебя точно убьют, – не стал скрывать мужчина, – а девушке смерть не грозит, разве что наказание.

И тут лжи Ратимир не почуял. Да и в его ли положении выбирать? А сестру спасать надо!

– Ладно, – согласился княжич, – грязь есть согласен, только бы Ланушку отсюда вывести.

– Тогда жди меня завтра. И смотри! Меченому не словечка, ни взгляда! А не то…

– Без тебя знаю, – беззлобно отозвался Ратимир.

– Ну, тогда бывай, пленник, – Вьюн выжидательно поглядел на юношу, но тот имени своего так и не назвал. Ладно, может позже повезет. И он направился к выходу.

На лестнице его встретил Родан. Мужчина выглядел беспокойно, но Вьюн быстро унял его тревогу нехитрой выдумкой напополам с правдой. Добился и того, чтобы еще раз к пленному спустится. Родан со скрипом, но согласился на последнее свидание. А больше Вьюну было и не нужно. Наскоро попрощавшись и схватив для отвода глаз приготовленный Роданом мешок с вещами, Вьюн благополучно миновал сонную стражу и что есть духу припустил к Тюре. Пора этому увальню жир растрясти. Пусть бежит к Лучезару, поскорее несет радостную весть.