Текст книги "Следом за судьбой (СИ)"
Автор книги: Эми Мун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Глава 19
Лана тоскливо глядела на падающий крупными хлопьями снег. Вышивка лежала на коленях, давно забытая и почти что не тронутая. Не могла княжна цветы иглой рисовать, когда сердце черная печаль без жалости глодала. А почему, того Лана и сама сказать не могла. Все вокруг только и делают, что ее холят и лелеют, хоть слово, хоть пол слова без заминки исполнить бегут. Сам Всемир заботливей отца родного. Смешка ее милая от радости так и светится, глаза блестят ярче солнышка – понесла от своего любимого мужа ребеночка. Теперь только и разговоров, как хорошо, что детки их одногодками родятся. Как расти и дружить станут. Дарина время от времени наведывается. Тоже довольна. Легко Лана тягость свою переносит, а волчата в ее утробе не по дням – по часам растут. Обещают быть сильными оборотнями. Яр…
Одинокая слеза скатилась по щеке и упала, разбившись о полотно. Ласков стал ее муж, нежен, словно хрустальная жена у него. Часто, прижав к своей груди, шептал такие слова – сердце забывало стучать. Ненаглядной, жизнью своей звал, а уж как любил ее… До изнеможения зацеловывал, такие нежности дарил – словно в последний раз они на ложе друг с другом милуются. Да только все руками или губами ласкал ее муж. А на ее призыв быть с ней как раньше, отводил глаза, неловко отговаривался, что де не желает повредить их детям.
И вроде не лгал, а все равно не договаривал! Лана это чувствовала всем нутром, однако никак не могла вывести возлюбленного на разговор. И от этого так тоскливо было, хоть вой!
Из печальных мыслей ее вывела скрипнувшая дверь. Лана обернулась и чуть не поморщилась. Мало ей забот о печалях своего возлюбленного, так еще и эта сюда пробралась! Ну вот как?
Однако Злата если и поняла ее мысли, то вида не подала. Плотненько дверку притворила и к ней на лавку без приглашения – шасть. Тут уж Лана в открытую нахмурилась. Не то, что рядом с ней сидеть, одним воздухом дышать не хотелось!
– Все шьешь? Пальцы в решето еще не исколола? – проворковала вместо приветствия оборотница. Темные глаза девушки смотрели холодно и зло.
– Зачем пожаловала? – расшаркиваться перед ней Лана не собиралась, – Если больше сказать нечего – дверь вон она, не заперта. А коль ноги не идут, то стража подсобит.
Женщина хмыкнула.
– Стража меня сама и пустила. Славные ребята, только робки больно.
– Или брезгливы, – отбила княжна. Злата так и оскалилась. Однако же быстро спокойна стала. Посмотрев на нее долгим взглядом произнесла.
– Язык поднаточить успела? Что ж, краснословие тебе пригодится, когда мимо стражи пойдешь, – и, видя удивление на ее лице, добавила, – Встретиться с тобой кое-кто желает.
– Вот и пусть желает, – огрызнулась Лана, – мне до этого дела нет. Да и у тебя здесь дела окончены. Пора и честь знать.
Однако наглая девка и ухом не повела. Только шире улыбнулась.
– Ой, а бедный юноша так долго сюда добирался! Все ноги оббил, злые волки покусали. А дурачок только об одной и думает. С полотенчиком подаренным, ни на миг не расстается. Говорит: бережет его, как сестрице своей, лучику милому, обещал.
Если бы Лана стояла сейчас, то к ногам ухмыляющейся Златы рухнула бы без промедления. Покачнувшись на взбрыкнувшей лавке, княжна стиснула рукоделие, не замечая, как острая игла входить под кожу.
– Где? – просипел Лана, жадно вглядываясь в холодные, как два темных камня глаза оборотницы, – Где он?! Скажи!
– Ух, как запела. Приказывать девкам дворовым будешь. А меня попросить надобно… Может и скажу. Но поторопись, у нас чужаков не любят, не ровен час, укоротят твоего братца на голову.
Лана облизнула пересохшие губы.
– Пожалуйста! – умоляюще прижала руки к груди она, – Прошу тебя! Чего ты хочешь? Ответь мне! Что выполнить? Только скажи, где искать?
Злата вовсю наслаждалась видом бледной немощи, готовой пасть на колени по первому щелчку. Брюхатая кикимора согласна была шеей рискнуть за братца-оборванца. Ох и дура!
Все еще легче оказалось, чем ей Вьюн расписывал. Уж теперь-то она помучает девку, как следует. Рассорит с муженьком ревнивым. Пускай грызутся, а она в стороне и посмеется. А потом и про обещание напомнит. Уж выдумки не пожалеет!
– Хвати сопли по лавке мазать! – усмехнулась оборотница, – Твои слова я услышала и запомнила. Успокойся для начала и слушай, что я говорить буду!
Княжна была на все согласна. Хоть ползком, хоть бегом, но готова идти куда скажут и делать, что велят. В голове только мысли о брате и бились. Лана поверить не могла, что Ратимир смог сюда пробраться. Но рассказ Златы обратное доказывал. Только брат звал ее Лучиком и про обережное полотенце никто кроме Ратимира не знал. Отирая о платье мокнущие ладошки, Лана приготовилась слушать.
– Так вот, – довольно мурлыкнула оборотница, – Братец твой недалече. Аккурат под полом. В камерах!
Княжна помертвела. Сердце отяжелело, словно до краев студеной водой налилось.
– В камерах…, – прошелестела княжна.
– И муженек твой славный что ни день туда спускается. Беседует с дорогим пленником. Как думаешь, давно знает – кем он тебе приходится? – продолжала шипеть волчица, а Лана дышала через раз. Каждое злое слово острым мечом отсекало от ее души кусок за куском. Так вот что тревожило Яра! Обманщик… Предатель бессовестный! Ей в глаза лгал, хоть бы поморщился!
– Что так вздыхаешь тяжко? – глумливо продолжила волчица, – Никак обозлилась на милого друга? Яр он такой, говорит одно, делает другое, а на уме и вовсе третье…
Лана отшвырнула испачканное кровью рукоделие и в упор глянула на усмехающуюся Злату.
– Как мне его спасти? Ты не пришла бы так просто!
Глаза женщины опасно блеснули.
– Вот сама и вытаскивай, – зарычала она, – Пособницей быть не намерена. Ты своим пузом прикроешься, а мне головы не сносить, а впрочем…
Из недр платья волчица вытащила небольшую склянку.
– Есть одно средство для крепкого сна. Пара капель и сильнейшего оборотня с ног свалит. Спать будет Яр сном младенца. А ты можешь рискнуть пробраться в темницы.
– А стража?
Злата плечами своими крутыми повела, мол – не моя печаль.
– Проведи! – взмолилась Лана, – Озолочу!
– Что мне твое золото!
Княжна молча метнулась в друг комнату, где хранился ларец с драгоценностями. Вытащила крупный изумруд искусной огранки и понеслась обратно.
– Вот!
Оборотница выхватила драгоценность. Жадно повертела в пальцах.
– Хорошо. Для задатка…
– Пяток таких получишь!
– Хм… Ладно. Но только туда, обратно сама иди как хочешь!
Да хоть бы и в одну сторону. Только бы Ратимира увидеть и спасти попробовать.
До вечера Лана кое-как сумела совладать с собой и обдумать, что делать дальше. На ее счастье Яр ни разу не заглянул в светлицу. И хорошо. В голове шумело всякий раз, стоило подумать о его поступке. Любовь больше не согревала душу, а ледяной колючкой рвало сердце на сотни кусков. Не могла она принять его поступка и оправдывать не хотела! Над собой жестокость простить смогла, а за Ратимира не простит!
Но гнев и обида были ею надежно упрятаны в самый темный закуток души. И когда Яр вошел в светлицу то увидел не заплаканную, голосящую бабу, а покорную, приветливую жену.
– Любый, – беззаботная улыбка осветила лицо, но внутренне Лана содрогнулась – тяжко лицедейство дается! – Где так долго ходил?
Вместо ответа Яр внимательно оглядел покои. Нахмурился. Но Лана и бровью не повела. Запах Златы ему не учуять, она уж об этом позаботилась.
– Дела, – отозвался ее муж и прошел в комнату, на ходу стаскивая одежду.
– Опять в южной стороне неспокойно? – не смогла удержаться княжна. Яр аж вздрогнул, будто ее слова хлыстом по спине пришлись.
– Да… Нет. С Всемиром беседовали, – пробормотал он.
Лана подхватила со столика заготовленный кубок и медленно пошла к мужу.
– Вина бы испить, – тихо вздохнула она, круто меняя разговор.
Мужчина встрепенулся.
– Нельзя тебе.
– А с твоих губ? Хоть капельку попробовать. Так хочется, сил нет…
Золотые глаза потемнели. Что ж, она знала, с какого бока зайти. Особенно сейчас, когда Яр давно с ней как муж с женой ложа не делил. Подло, да! Но его подлость не меньше. Лана медленно облизнулась и мужчина не выдержал. В два глотка осушил кубок и отшвырнул его в сторону. Сгреб Лану в охапку и голодным, диким поцелуем впился в губы.
– Любимая… любимая моя…, – хрипел он, срывая с нее платье, – Хочу тебя! Не могу больше…
Рухнул с ней на кровать, не отрывая своих губ от ее лица и тела. Шептал что-то бессвязное, не обращая внимания, что отвечает она ему через силу. Но с каждым мигом жаркие ласки теряли свой напор и ярость. А еще через минутку дыхание мужчины выровнялось и больше не сбивалось от рычания и поцелуев.
Лана высвободилась из-под спящего мужа. Поправила содранное до пояса платье и притушила свечу. Пора было собирать узелок для Ратимира.
Ожидание было хуже всего. Страх на грудь плитой давил. Такой же сильный, как в ночь, когда ждала княжна Воята, сидя под стражей в горнице.
Яр спал беспробудным сном, даже не шелохнулся, когда в дверь послышался легкий стук. Запахнувшись в плащ, Лана осторожно выглянула за порог.
– Идем.
Злата схватила ее за руку и бесцеремонно выволокла из комнаты. Поскорее оттащила туда, где мрак гуще.
– Ежели вдруг что – воды испить захотела, да кувшина не нашла. Ясно? – шикнула оборотница. Лана кивнула.
Прислушавшись как следует, Злата повела дурную девку к темницам. Бестолочь она бестолочь и есть. Провести бы ее Злата и так провела. Вьюн наказывал доставить девку до коморки Родана, из которого тюремщик, как из этой немочи красавица румяная. Старый оборотень пол ночи пленного стерег с закрытыми глазами и храпом своим запугивал. Особенно старался после чарки сладкого вина, а уж Вьюн обещал напоить в лучшем виде. Только бы проснулся тюремщик липовый вовремя, ну да девка своей возней разбудит, ведь непременно попробует братца спасти. Ох, крику-то будет…
Лана чуть не вскрикнула, увидев за одним из поворотов сутулую фигурку мужчины. Кинула взгляд на свою проводницу, но та была спокойна. Уверенна подошла к ожидающему и что-то прошептала. Обернулась и махнула рукой, мол, чего встала? Лана робко приблизилась. В полумраке плохо было видно лицо мужчины, но где то она его встречала. Невысокий рост, бороденка козлиная…
– Пойдем, краса, дальше я проведу, – чуть шевеля тонкими губами, шепнул он.
Злата же круто развернулась и пошла обратно. На нее не глянула, только бросила сквозь зубы:
– К утру наведаюсь, – и скрылась с глаз долой. Делать нечего, пришлось следовать за новым своим провожатым.
– Увидишь тюремщика, не пугайся, спит он крепко. Однако если хочешь вывести отсюда брата нужно поторопиться.
Лана сжала под накидкой тяжелый узелок.
– Я не…
Мужчина одарил ее слабой улыбкой через плечо.
– Друг я вам, не сомневайся. Сердце щемит, когда кровь безвинных меч пачкает.
И горький вздох тем же мечом резанул по сердцу. Лана глаза отвела. Ощутила себя чуть ли не предательницей. Ей помочь хотят, а она носом вертит.
Тюремщик и правда спал, непонятно как уместившись на тонкой лавке. Под тихий храп она тенью проскользнула к узкой каменной лестнице, ведущей в подвал. Ее проводник двигался быстро, но все равно казалось, что улиткой ползет. Мимо клеток шла как в дурмане, а у последней ноги так и подломились.
– Ратимирушка!
– Лана! Лучик мой!
Брат кинулся к ней и протянул руки сквозь прутья. Она тотчас поспешила в родные объятья.
– Хорошая моя, сестрица любимая… Натерпелась, бедная… Как же так…
Шептал Ратимир, нежно гладя ее по волосам и щекам.
– Братец мой, – всхлипывала она, – родненький…
– Потом наговоритесь, – зашипел их помощник, – каждый миг на вес золота! А ну-ка, отворяй, а я пока мест осмотрюсь…
Мужичонка сунул ей в руки небольшой железный ключ, а сам посеменил к выходу. Княжна с замком быстро справилась, а клепки с ножных пут брат сам сковырнул кинжалом, что она принесла.
– Готово, – выпрямился Ратимир, – бежим! Вьюн обещал, что до рассвета след собьем!
– Но я…, – однако ее робкие слова перебил вернувшийся мужичок.
– Идем, все спокойно.
– Нет, – Лана даже на шаг отступила, – не могу. Выведи его, – попросила она Вьюна, – а я вернусь.
– Говорил, говорил ведь, – забормотал Вьюн, – нет, идти надо. Брату помочь хочешь? Стражу если что обманешь, время выгадаем…
Ратимир молчал, позволяя уговаривать свою сестру. Вьюн предупреждал, что Ланушка может на попятную пойти. От испуга. Главное, сейчас им до леса добраться, а там она поймет, что в безопасности и перестанет глупости говорить.
– Ладно, – после некоторого раздумья, решительно кивнула княжна, – но только до леса.
И Лана проследовала за мужчинами. Сердце колотилось как сумасшедшее. Не за себя боялась, за Ратимира. А ей пусть хоть что делают, главное – брат жив.
Из терема они выбрались все же не без труда. Наткнулись на дозорного. Лана и вскрикнуть не успела, как Ратимир метнулся к опешившему мужчине и одним ударом свалил его с ног. Тускло блеснуло лезвие кинжала, готовое оборвать жизнь стонущего оборотня.
– Брат! Не надо, стой! Стой! – повисла на нем княжна, – Не губи!
Ратимир заскрежетал зубами, но оружие убрал. Оглушил незадачливого стража напоследок и сдернул перевязь с мечом. Лана украдкой бросила взгляд на стоящего в стороне Вьюна. Резкие тени делали его лицо злым и насмешливым, будто мужчина был рад страданиям своего соплеменника.
Дальше они бежали без остановки. Вьюн все подгонял их, зорко посматривая по сторонам и прислушиваясь к малейшему шороху. А Лана задыхалась от быстрого бега. Ветер в лицо снег горстями швырял, острый, колючий, как ледяные иголочки, а плащик тонкий совсем не спасал от мороза. Хватая ртом холодный воздух, княжна осторожно накрыла рукой живот. Только бы детям вреда не было! Сердце так и надрывалось, но и брата она оставить никак не могла. На озябшие плечи легла накидка.
– Ничего сестрица, скоро выберемся. Вьюн обещал, что человек нас ждет, с одеждой и едой.
Она бы и хотела возразить, да только дыхания не хватило. Про себя решила, что доберётся лишь до первых деревьев, а там попрощается и обратно повернет.
– Уже скоро, скоро, – приговаривал на бегу Вьюн, – полянка недалече есть. Передохнем.
До полянки они не добрались. Лана остановилась сразу же, как только темные столбы деревьев скрыли последнее жилище. Опершись рукой на заледенелый ствол, она с трудом перевела дыхание
– Ра… тимир. Все.
– Ланушка, немного еще. Потерпи, – отозвался брат. Во тьме ночи она не могла разобрать его лица, но голос его выдавал тревогу и нетерпение.
– Не… не пойду. Дальше – Вьюн, – коротко возразила она, пытаясь отдышаться.
– Бросай свои глупости! – зашипел Ратимир, – Опять в плен к мучителю своему хочется?
– До поляны доведи, – встрял Вьюн, не давая ей ответить, – а там и поговорим кто куда. Да и ты с братом побеседуешь спокойно.
Лана отчаянно оглянулась подошедшего с другого бока Вьюна. Как она пойдет? Снега по колено намело, тьма вокруг, хоть глаз выколи, а в глубине темной чаще так и мерещатся что-то не доброе. Красные искры вспыхивают и гаснут, не то хищные звериные очи, не то блажь разыгравшегося не на шутку страха.
– Не могу, – простонала княжна, – Выведи брата, молю! А я… Я не могу! Не за себя, за детей тревога съедает!
– Детей?! – пораженно воскликнул Ратимир, а Вьюн как-то недобро хмыкнул
– А ведь по хорошему просил…
В следующий миг острая сталь уперлась ей под горло, а за шею ухватили тощие, цепкие пальцы. Лана застыла, не смея дохнуть от ужаса.
"Попалась"– жутко захохотало в голове на разные лады.
– Лана! – бросился к ней Ратимир. Острый кончик ножа надавил сильнее и по шее потекло теплое.
– Стой! – рявкнул предатель страшным, не своим голосом, – Еще шаг и на нежной шейке твоей сестры улыбка появится.
Ратимир замер как вкопанный. А хотелось упасть! Взвыть в равнодушное, снежное небо раненым зверем. Ведь чувствовал! Знал, что нельзя верить плешивому, тощему выродку.
А все равно повелся. Как глупец последний в бескорыстие уверовал.
– Надоели вы мне, хуже редьки тертой, – змеей зашипел Вьюн, – Порешил бы прямо здесь. Ног зря не бил.
– Отпусти сестру!
Смех ударил по ушам сильнее оплеухи. Столько злобы в нем было – волосы от ужаса шевелились.
– Твоя сестра мне и нужна была, олух доверчивый. Она и ее сучье отродье. А теперь давай, вперед двигай. А шаг в сторону сделаешь, сдохнет девчонка и ты заодно.
На деревянных ногах Ратимир развернулся и пошел вперед, тараня им тропу. Едва шевелился, прибавляя ходу лишь на угрозы шелудивого пса-предателя. Холодные объятья Мораны не страшили княжича. Заслужил он их, за то, что сестру свою в тягости на убой привел. Ратимир вздрогнул, вспомнив, кто и как стал отцом ее детей. А может, лучше смерть, чем… Нет! Он с силой пнул рыхлый, скрипучий снег. Они будут жить! Сам голову сложит, но сестру отстоит. Только бы этот поганец безродный свою железку убрал…
Лана не помнила, сколько шла. Перед глазами качалась сгорбленная фигура ее брата, а шею у самого подбородка сильно кололо острое лезвие. Но боли она не замечала, а все от того, что сердце страдало в сотню раз горше. Нет, не жалела она, что брата своего спасти попробовала, жалела, что сразу обмана не почуяла. Вот и расплата – три смерти в довесок к ее собственной.
Деревья расступились и Вьюн вытолкнул ее на полянку.
– Вот и свиделись мы, Ланушка-мастерица, – довольно промурлыкал чей то голос. И ей не нужен был свет, чтобы понять, кто стоит на поляне.
– Лучезар, – выплюнула княжна ненавистное имя.
Глава 20
Метель снова и снова стучалась к крепкие стены хибарки, а ветер на разные голоса выл в печной трубе. Уже который час Дарина ворочалась на растревоженной постели, а сон словить так и не могла. Ох и тяжко старикам зимой! Кости ломит, а на грудь словно кучу камней бросили. С печи подняться невозможно! Как никогда она жалела об добровольно запертых силах, что из широкой, полноводной реки питающей тело превратились в едва живой ручеек. А эта зима что-то совсем тяжко дается.
Болезнь так и гуляет по домам оборотней. Вот она первая, пока неопасная, но уже ощутимая волна от растущего могущества темных. И ей, ослабевшей женщине, в который раз приходится идти сквозь снежный лес на зов о помощи. А только вернешься, да отдохнешь немного, как опять в дорогу надо. Хорошо хоть, что княжна под заботливой опекой своего мужа день ото дня расцветает все краше. А две крохотные жизни внутри нее исправно силой наливаются. Дружненько растут. Благословение и надежда волчьего племени. Надо бы завтра к вожаку заглянуть, рассказать о делах в Болотинках, да самой взглянуть на будущую мать.
Дарина все-таки слезла с печи и затеплила свечку. Богам что ли молитву вознести, да поворожить немного? Авось полегчает и сил прибавится. Знахарка поплелась в горницу, шепча начало молитвенных слов. Но едва взглянула на каменных идолов, как плошка со свечой выпала из дрожащих пальцев. Заветная восковая фигурка ничком лежала на каменной подставке. Человечье тело было оплывшим и перекрученным, а волчья голова почти оторвана.
– Яр, – прошептала Дарина севшим голосом, – Лана!
Рухнув на колени, знахарка трясущимися руками рванула с шеи один из шнурков и плотно обмотала покалеченную восковую фигурку. Сбивающийся голос вспорол плотный шум вьюги и звуки торопливой молитвы наполнили тесную горницу.
***
– Любимый мой, ненаглядный… Хочу тебя, всего хочу… внутри. Да, так… еще… еще!
Нежные девичьи губы шептали сладкие, грешные слова. Ласковые ручки гладили, царапали маленькими ноготками, пока он иступлено погружался в тесное, влажное лоно, стискивая свою возлюбленную в нерушимых объятьях. Волны сладкой истомы омывали сердце в такт сильным, быстрым толчкам. Лана… Ланушка… Любимая, весна ненаглядная… О, как восхитительны эти тихие стоны, как покорно, отзывчиво его ласкам стройное тело, как приятна и нежна под рукой ее кожа… Белая, точно снег и такая же… ледяная… Ледяная?! Яр застонал от внезапной болезненной вспышки, что молнией прошила голову. Почему она холодная? Будто не живая совсем?
Но мысли ускользали, разбегались в голове пугливыми мышками. Так не хотелось ни о чем думать, когда рядом его возлюбленная. Когда она так настойчиво, горячо просит ласки, смотрит на него полными нежности глазами и подставляет под жаркие поцелуи изрезанное, окровавленное горло. С ужасом глядя на глубокие раны, Яр попытался отшатнуться, но мир вдруг поплыл и тьма обрушилась на него горным потоком, топя в непроглядной мгле все вокруг и его самого. Ласкавшие его руки замерли и безвольно соскользнули с шеи, а стройное тело, еще миг назад содрогающееся в удовольствии осыпалось сквозь пальцы текучим песком. А он захлебывался, давился наступающей тьмой и как мог пытался вырваться из удушающего плена.
– Любимый, – звенел где-то далекий, угасающий голос – любимый… помоги…
Да что это такое?! Что с ним? Где его жена, его Лана? Невозможным, чудовищным усилием Яр рванулся куда-то вверх, за ней и… распахнул глаза.
– Лана…
Рука слепо шарила по холодной, пустой кровати. Сердце болезненно кольнуло острой ледяной иглой, и эта боль совершенно привела его в чувство. Весь в холодном поту и дрожащий, как новорожденный щенок, он сел на кровати и окинул безумным взглядом пустую горницу. В распахнутое настежь окно дул порывистый ветер и летел снег, а на полу валялся пустой кубок.
На подкашивающихся ногах он бросился к хлопающим ставням и вгляделся в снежную муть. Грудь сдавило такой болью и тоской, что на миг в глазах поплыло.
– Лана!!! – сотряс горницу жуткий рык.
А мгновение спустя огромный черный волк выпрыгнул из распахнутого настежь окна, и длинными прыжками понесся в строну стонущего леса. А буря хохотала рокочущим голосом и порывами ветра сбивала животное с ног. Но зверь только сильнее рвался вперед, черной стрелой пробиваясь сквозь снежную пелену.
***
Довольному смешку Лучезара вторил скрип качающихся деревьев.
– Гляди-ка, запомнила. Ну, хоть на это ума хватило.
– Лучше б не хватило, всякую грязь помнить!
Нож кольнул сильнее.
– Замолкни девка, – пролаял Вьюн.
Лана скрипнула зубами, но ничем не показала, что ей больно. Не отрывая взгляда следила, как подходит к ним оборотень. Мощный, опасный. Ему и меч был не нужен. Поджилки тряслись от одного взгляда на высокую, укрытую темным плащом фигуру.
– Оставь, – коротко бросил он и нож пропал. Вьюн послушным псом отполз в сторону. И тут же наперерез Лучезару бросился Ратимир.
– Брат, стой! – но ее остерегающий крик опоздал лишь на мгновение. Смазанным движением оборотень отмахнулся от княжича и того отбросило на две сажени в сторону.
Она бросилась на помощь к замершему брату. Колотилась вся, когда его подымала. Кровь темными струями лилась из разбитого рта и падала на одежду и ее руки горячими каплями.
– Живучий щенок, – с усмешкой бросил Лучезар.
– Сразись со мной! – прохрипел Ратимир, – Ты, шавка!
– С тобой? – издевательски протянул оборотень, – Да я лишь погладил слегка, а ты уже скулишь и через раз дышишь. А впрочем…
Лана изо всех сил цеплялась за Ратимира, но злой оборотень растащил их за шкирки, словно котят.
– Вьюн, – свистнул Лучезар своему прихлебале. Тот только знака и ждал. Холодная сталь вновь скользнула под израненное горло и ее брат тут же застыл. Позволил схватить себя за шею и даже не дернулся.
– За этакую глупую храбрость, – прошипел Лучезар, – так и быть – дарую тебе выбор. Или убьешь девку сам или сдохнет она в мучениях!
Ратимир так и обмер. Не мог придумать паршивый оборотень пытки хуже и болезненней. Убить сестру… Да от одной такой мысли хотелось руки на себя наложить! А не убить – лишь страданий ей перед смертью добавить. Лес стонал от порывов злого ветра, а взбесившаяся метель слепой, зубастой старухой, тянула свои ледяные пальцы сквозь деревья. И Ратимир чувствовал, как дрожат его руки, а в груди горячо-горячо, словно вся кровь хлынула прямиком к сердцу.
– Ратимирушка…, – имя его оборвалось стоном боли.
– Послушай! – отчаянно взмолился княжич, – Я богат! Деньги, камни драгоценные, все отдам, только не тронь! Хоть ее не тронь!
Их палач вроде задумался.
– Богат? И откуда же у простого дружинника золоту взяться?
И Ратимир решился. Выкинул свой последний козырь, надеясь, что алчность поглотит собой жажду убийства.
– Я сын Беригора! И у меня хватит драгоценностей, чтобы заменить свою сестру мешком золота такого же веса!
Глаза Лучезара так и вспыхнули.
– Княжич значит? Что ж – это много объясняет. Ах, Яр… Шавка меченная.
Надежда встрепенулась раненой птицей. Но в следующий миг оборотень рявкнул.
– Нет! Деньги мне не нужны! А вот пустить вашу гнилую кровь… Вьюн!
И новый стон вплелся в погребальную песнь вьюги.
– Нет! Я сам… сам, – обреченно прошептал княжич.
Щурясь от падающего снега, Лана смотрела, как приближается к ней брат. По щекам вода текла, не то талая, не то горько-соленая. Ладони так и просились лечь на живот в последней попытке защитить, уберечь своих не рожденных детей от злой судьбы, но стоило лишь дрогнуть, как острое лезвие нещадно кромсало кожу, нанося один порез за другим.
Ратимир приближался медленно. Должно быть, говорил что-то, но слова не могли пробиться сквозь свист и шум ветра. Все кружилось перед глазами. Черные деревья давили, обступали со всех сторон, белые мухи кусали лицо, а лютый холод пробирался по дрожащим ногам все выше и выше. Не в силах держать глаза открытыми, княжна крепко зажмурилась. С дрожащих губ сорвалась тихая просьба-мольба:
– Не тяни.
И в следующий миг ее как пушинку смело в сторону неведомой силой.
