Текст книги "Утро без рассвета. Книга 3"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

КТО ТЫ, ГИЕНА?

Начальнику явно не по душе был визит следователя:

– А что вы им интересуетесь? Журавлев – человек больной, от преступного мира далек. Его от самого себя охрана наша бережет, да и все мы.

– Но у него имеется и свободное время.

– За это время выспаться нормальный человек не успеет. Ведь он с восьми утра до десяти вечера на работе. Где ж оно – его время?

– Но вы говорите, что он больной. Почему ж перегружаете? – поинтересовался следователь.

– А я что – нянчиться обязан?! У всех свои заботы! Нам рабочие нужны. А не интеллигенты-воры! Его зачем прислали к нам?

– Сколько часов он должен работать? – прервал Яровой.

– Восемь.

– А на неделе получается четырнадцать. Без перерыва! Это же нагрузка двоих сортировщиков! Да к тому же без выходных!

– Где я возьму второго? Нет людей! Не хватает. К тому же не каждого на эту должность поставишь. Работа трудная. Ответственная. Человека долго подбирать надо.

– А как оплачивается труд Владимира?

– Этим бухгалтерия занимается.

– Да, но табель на него вы подаете?

– Учетчица. Она на всех табели ведет.

– И сколько часов ставите?

– Сколько работает, столько и ставим.

– А в денежном выражении как получается?

– Это в бухгалтерии.

– Табель можно глянуть?

– Возьмите! – нервничал начальник.

Яровой смотрел табель за три дня. В нем везде стояли – Р. Работал. А по скольку часов? Надо узнать в бухгалтерии. Но это – потом. Сейчас нужно продолжить разговор. Только поспокойнее.

– Видно, тяжело у вас с кадрами? – спросил следователь.

– Север. Всюду так. Вот и мы. Каждому поселенцу рады. Пусть он последним проходимцем был.

– Да, но проходимцу эту работу не доверили бы, – вставил Яровой.

– Этот лучше остальных.

– Чем же?

– Исполнителен. Аккуратен.

– И только-то? – удивился Яровой.

– Другой бы не выдержал.

– Почему?

– Работать приходится много.

– Говорят, все так.

– Все, да не все. Этот, как белка в колесе целыми днями. И не жалуется. Не просит помощников. Сам управляется.

– Поощрять нужно, значит.

– И так поощряем.

– Как? – насторожился Яровой.

– Деньгами. Премией.

– И как часто?

– По выполнению плана.

– Ежемесячно?

– Да. Когда план есть.

– Аслучаются невыполнения?

– Редко. Особо по его складу. Но бывает.

– В какие месяцы? – спросил следователь.

– Зимой.

– А именно?

– В январе, феврале.

– А почему?

– Со сплавом хуже. Сами понимаете. Зима.

– А в марте?

– Уже легче. Весна.

– Значит, за два месяца он не получал премии?

– Точно не знаю. Но в зимние месяцы у нас всегда тяжело с планом.

– А как все-таки оплачиваются Журавлеву переработки? И праздничные?

– Это в бухгалтерии. Я не занимаюсь этим делом. Сходите к ним.

В бухгалтерии Яровому показали ведомости по зарплате Журавлева.

Расчеты. Вопреки ожиданиям, Владимиру сверхурочные не оплачивались. Сказали, что у сортировщика рабочий день не нормирован. А оплата предусмотрена повышенная. Потому ставятся в табеле не часы, а просто «Р», работал. И все тут!

– Такова специфика, – развел руками главбух.

– Да, но и на ненормированный день есть свои нормы, – сказал Яровой.

– Знаем. Но не будем же мы из-за четырех часов брать второго человека. И сам Журавлев не согласится на напарника. Сложно это.

– Почему? Ведь порт работает круглосуточно. В три смены. Вы загружаете суда. И за каждый непредусмотренный час простоя платите штраф. Причем, в солидных размерах. И вместо того, чтобы держать на сортировке двоих…

– Но это же невозможно!

– Почему?

– Территория и проходимость леса, количество отгруза – все предусмотрено по смете. И они не позволяют взять второго человека.

– Кто не позволяет? – не понял следователь.

– Объем работы.

– А почасово? Он же не должен работать по четырнадцать часов. Без выходных! Без отгулов.

– Все мы перерабатываем. Все, как один.

Яровой не смутился.

– Все, говорите? Но вы знаете, что он болен.

– А кто здоров?

– Но вы, к примеру, не в таком состоянии, как Журавлев?

– Никто невиноват.

– Но рабочее время существуют…

– Вам это к чему? Мы перевоспитываем преступников трудом. Вам же помогаем. Если бы мы ему ставили все рабочие часы, он давно бы по зачетам должен был освободиться. Но куда он пойдет? Ни вы, ни я – не можем поручиться. Может, снова воровать бы стал?

– Как знать… – сказал Яровой.

– Да что там знать? Что знать-то? Чего их жалеть?

– Скажите, он никуда не отлучался на несколько дней?

– Вовка? Что вы! Нормальному, свободному отсюда выбраться нелегко. Этот же – псих, поселенец! Его в больнице на особом учете держат.

– Это верно. Но кто его непосредственный начальник? – поинтересовался следователь.

– Мастер.

– Он случайно не был в отпуске в этом году?

– Был. А что?

– Ничего. Я вот о чем подумал. По всей видимости, Журавлев решил остаться у вас и после поселения.

– Хорошо бы было.

– Так вот, мастер ваш мог бы проконсультироваться с врачом Журавлева, может, какие-то лекарства нужны ему, каких у вас нет… Или фрукты.

– Какие фрукты в марте? – рассмеялся главбух.

– В марте?

– Ну да! Он же в марте отдыхал.

– А где?

– Кто ж его знает? Билетов к оплате не предъявил. Значит, здесь отдыхал.

– А почему в марте он взял отпуск? Тепла еще нет. Купаться нельзя. Холодно.

– Летом мы ему отпуска не дали бы.

– Почему?

– Самый разгар работы.

– И долго он в отпуске был?

– Кто?

– Мастер, – уточнил следователь.

– За год взял.

– Так мало?

– А больше мы не дали бы. В апреле – разгар сплавных работ. Не до отпусков. Да и что хорошего в отпуске? В дороге измотаешься. Деньги за две недели потратишь и просишь телеграммами у родни на дорогу. Какая радость от такого отпуска? – смеялся главбух.

– Я попрошу у вас список всех, кто отдыхал в этом году из раб о тников порта, подчеркните фамилии тех, кто связан непосредственно по работе с Владимиром. И еще мне понадобится список всех работников порта.

– А зачем вам это? – удивился главбух.

– Нужно. Я убедительно прошу вас об этом, – сказал Яровой .

Главбух пообещал, что поручение Ярового к концу дня буд ет выполнено. И тут же позвонил начальнику отдела кадров… Арка дий вышел, решив позднее сверить данные кадровиков со своими, д ля большей точности.

Мастер… С ним можно встретиться вечером, когда придет списками, а пока…

Следователь торопился в больницу. Оставалось еще три часа того, как Журавлева могут отпустить на работу.

Уже немолодой врач – невропатолог встретил Ярового в кор ид оре.

— Вы к Журавлеву?

— Да.

— Он плох.

– Бредит.

– Приступ не прошел? – спросил следователь.

– Нет. Это затяжной приступ.

— Мне можно взглянуть на него?

– Зачем? Он не сможет с вами говорить. Не то состояние.

– Понимаете, мне нужно, – объяснял Яровой.

– Ну что ж, если вы так настаиваете, то я должен разрешит ь вам. Но пойти к нему м ы должны будем вместе.

– Я не возражаю, – согласился Яровой.

Вовка лежал в одноместной палате. Окна были задернуты пло т ными занавесками. Рядом с поселенцем сидела пожилая женщин-санитарка. Она поправляла подушку, удерживала больного, чтоб не упал. Вытирала полотенцем лицо Журавлева. И уговаривала поселенца тихим, ровным голосом.

А он метался по койке, кричал:

– Муха! Я ничего вам теперь не должен! Отвяжитесь от меня . Я боюсь вас!

— Вы знаете, о ком это он? – наклонился врач к Яро во му .

– Наверное, свое вспоминает.

– Он тут все про женщину кричал. Ох и жутко, – передернул плечами санитарка.

— А имя ее какое? Не запомнили? – спросил Яровой.

– Имя не говорит. Обзывает.

– Гиеной? – вспомнил следователь.

– Во-во, – подтвердила санитарка.

Гиена. Но Торшину он так не называл. Причем, Валентин никак не могла никого «засыпать». Она далека от Клеща и Мухи . А вот Гиена… Но кто это? Женщина или мужчина?

– А почему вы думаете, что он женщину так обзывал? – спросил Яровой у санитарки.

– Гиена! Уходи, Гиена! – Они убьют тебя! Не верь Клещу , него есть сын! Гиена! Ты была нужна на время. А теперь все! Т ы слышишь меня? Тебя убьют! А потом и меня! Но ты еще можешь спастись! Ты ж свободна. А я – нет! Я должен вернуться на Сахалин. Мне нужно вернуть… Мне они дадут вернуться! А тебе– нет! Ты не вернешься и не приедешь! Я знаю! Ты не веришь?! Но я их знаю лучше, чем ты!.,

– Вот видите? Я ж говорю – про женщину. И все время так. Странное говорит, – посмотрела на Ярового санитарка.

– Скажите, а имя Авангард, он называл?

– Нет.

– А о Скальпе не говорил?

– Да, это слышала.

– И что он говорил?

– Кричал, что не хочет убивать.

– Извините, но у нас больница. И то, что говорит больной в бреду, или рассказал врачу, мы не должны разглашать, – сурово глянул врач на санитарку.

Та угнула голову. Замолчала.

– Я всегда помню обо всех тонкостях вашей работы. Но есть случаи, когда вы должны вспоминать то, что ради интересов самого человека приходится пренебрегать излишней щепетильностью. Вы боретесь за здоровье и жизни людей. Я тоже! Но кроме того, я должен и предупреждать преступления. А коли оно совершено, установить – кем, как и причину. Ведь вы, дорогой доктор, чтоб вылечить человека, иногда вникаете в интимные стороны жизни больного, но опять же, чтоб принести благо больному исцелением. Разве я не прав? К тому же, я не веду протокола допроса, как видите. Я просто слушаю. И поверьте, что я, как и вы, заинтересован, чтобы этот человек был здоров. А значит, наш и интересы совпадают, – убеждал Яровой невропатолога.

– Но он не отдает отчет в сказанном.

– Именно так. Но и я не заношу его слова в протокол. Но сказанное, даже в этом состоянии, имеет прямое отношение к реальным событиям. Этого вы, как я надеюсь, не станете отрицать.

– Могу спорить.

– Я слушаю.

– В данном случае сказанное не обязательно должно принадлежать к интересующим вас конкретным событиям. Этот человек серьезно болен. И то, что он говорит, может иметь отношение к давним событиям. Может быть – ко времени его юности…

– Извините, доктор. Но давние события остались за границами времени заболевания. А значит, не могут являться причиной приступа и, тем более, бреда.

– В бреду человек не признает факторов времени. Он прост болен, – упрямился врач.

– Ты поверь, я же не враг тебе. Уезжай! Подальше от Клеща! Так тебе лучше. У тебя есть деньги. И пока еще есть время. Но скор о его не будет у тебя. Совсем не будет. Муха тоже убийца! Да! И сиде л за это. Они не потерпят свидетелей. Сначала – ты, потом я! Но ты еще сможешь уехать! Я тоже их боюсь. Наверно, больше, чем ты! Потому, что знаю обоих. Слишком хорошо. Лучше, чем ты! – кричал Трубочист.

– Жаль человека, – покачал головой врач.

Яровой о своем думал. «Кто она, та, которую так уговаривает Вовка убежать, скрыться от Клеща и Мухи? Кто она? Откуда взялась? И почему он называет ее по кличке? Но даже если все сопоставить, то Клещ, Муха и Трубочист на свободе не знали друг друга. Познакомились лишь на Колыме. Потом поселение. Но Муха не поддерживал отношения с женщинами по вполне понятным причинам. У Клеща была жена. А переписка с одесситкой? Но в этом случае исключалась возможность ее знакомства с Сенькой и Вовкой. Тем более, что ни один из двух последних в Одессе никогда не был. Но кто же эта Г иена? Кто? Почему ее знают все трое? Надо узнать в милиции, есть ли здесь кто-либо с этой кличкой? Может, поселенки? Но почему ее должны убить? За что? И почему она имела возможность уехать? А Трубочист – нет? Он говорит, что она свободна. Значит…»

Следователь внимательно слушал, но Вовка успокоился. Лежал тихо. Лицо перестало потеть.

– Проходит приступ, – улыбнулся врач.

Аркадий вышел из больницы. И тут же пошел в милицию. Начальника райотдела не было. Яровой встретился с заместителем. Попросил его посмотреть всю картотеку поселенок и найти, если есть, женщину с кличкой – Гиена.

– Возможно, она отбывала поселение у вас и освободилась. Я прошу вас, посмотрите, – попросил Яровой.

– Я, конечно, посмотрю. Но могу вам ск аз ать заранее, что баб с такой кличкой у нас не было. Я всех поселенок знаю. И помню освободившихся. Не было Гиены, хватило с нас своих волчиц. Гиен не попадалось, – уверенно отвечал заместитель. И пообещал, что для надежности он все же посмотрит картотеку. И, чтобы не терять времени, с разу взялся за нее.

– Я позвоню вам, – сказал следователь.

– Да, часа через два смогу точно ответить, – поднял голову от картотеки заместитель начальника.

ГИЕН НА САХАЛИНЕ НЕ ВОДИТСЯ.

Аркадий поспешил в порт. Там он получил списки отпускников, всех работников порта, в особый список были включены те, кто работой был связан непосредственно с сортировкой леса.

Забрав списки. Яровой решил найти мастера по сортировке леса. Того, который в марте уходил в отпуск.

Следователь вскоре нашел его. Тот командовал отгрузкой леса с сортировочной площадки Журавлева. Яровой подождал, пока уйдет последняя машина, и подозвал мастера. Назвался. Тот удивился. Следователь начал обыденный разговор. Поговорили о работе, о загруженности. Яровой начал осторожно направлять разговор в нужное русло.

– Давно работаете вместе с Журавлевым?

– Скоро три года, – ответил мастер.

– Скажите, не мешает его болезнь работе?

– Нет. Нисколько. Наоборот. Он до щепетильного аккуратен в замерах. Никогда не ошибается. Педант. С территории порта во время работы лишь на процедуры отлучается.

– Нет никаких факторов, мешающих ему?

– Он все время чего-то боится. Сядет обедать – обязательно где-нибудь в углу. Все озирается, прислушивается. Словно ждет кого-то.

– Не делился – останется после поселения здесь, или уедет? Что вы об этом знаете?

– Куда ему ехать? Паровоз гуднет – он в штаны наложит. Конечно, останется.

– А вы не говорили с его врачом? Может, чем помочь бы смогли. Ведь многое в его болезни зависит от окружающих. С кем он общается? – спросил Яровой.

– Я к нему по-хорошему отношусь. Да и как можно иначе? Б ольной человек– несчастный. Но только и помочь мне нечем. Не во мне дело. В его прошлом.

– Возможно, лекарств каких не хватает или не имеется?

– Тут я беспомощен.

– Ну, вот я слышал, что вы в отпуске были. Вот бы и спросили врача. Может сумели бы помочь чем.

– Я здесь, на Сахалине, отдыхал. У родственников. А что там, у них, что здесь – все одинаково.

– На материк не ездили?

– Нет. Да и зачем? К кому? Цирк, театры – так этого у нас на работе хватает. Бесплатно. Чего только не увидишь и не наслушаешься за день! К концу дня идешь – забываешь, как самого зовут.

– А не случалось вам давать какие-либо поручения Журавлевую не связанные с работой? Или он, возможно, обращался к вам с просьбой какой-либо? – поинтересовался следователь.

– У меня к нему и не могло быть никаких просьб, А поручения – кто ему доверит? Вы ж видели – нельзя! Он же болен! А у него ко мне… Тоже, вроде, не было. Ну, разве мелочь какая? Так и то вряд ли.

– Скажите, прежде чем перейти на сортировку леса, он к кому обратился за переводом?

– Ко мне.

– Чем он мотивировал просьбу свою?

– Погодите. Ведь давно это было. Надо вспомнить, – мастер помолчал. Потом заговорил торопливо, боясь забыть.

– А вот! Он пришел ко мне утром. На нем лица не было. Бледный, весь дрожит. И говорит мне, мол, возьмите к себе на сортировку работать. Я его спросил, а в чем дело, почему приемщиком работать не хочешь? Он мне сказал, что боится работать ночью. Что темнота его пугает. Всякие кошмары видятся ему. Не может сосредоточиться, а отсюда – может напутать что-либо при обмере кубатуры леса. А ему не хочется снова за решетку.

– С кем вы обговаривали перевод?

– С начальником порта. Объяснил ему все. И он согласился тут же.

– Скажите, он с плотогонами видится? Журавлев?

– Ничего не исключено. Ведь все в одном порту. Только зачем они ему? – удивился мастер.

– Ну, там тоже поселенцы, как я слышал. Может, общался с кем?

– Нет. Я не замечал. Может, мужики в общежитии знают. А я не видел.

– Какого числа вы ушли в отпуск? – спросил следователь.

– Двенадцатого марта.

– А вернулись?

– Как начальство велело.

– А когда велело?

– Тридцатого марта.

– Вас кто-либо замещал на это время?

– Да. Мастер экспортного склада. Совмещал.

– Он где сейчас?

– На работе. На судах. На рейде. Там командует загрузкой. На берегу не бывает.

– Спасибо! – поблагодарил Яровой мастера. И пошел к баржам, которые уже собирались пойти к рейду.

Мастер Экспортного леса стоял на палубе японского судна, командовал разгрузкой.

– Вира помалу! – кричал он крановщику на судне. И крановщик, широкоскулый японец, улыбаясь, поднимал с баржи на палубу судна очередную пачку сортиментов.

– Майна! Майнай легче! – надрывал горло мастер. И пачка леса ложилась на палубу тихо.

Шло время. Вот и последняя баржа разгружена. Голодными кишками повисли тросы грузовой лебедки. Умолк кран. Мастер ждал подхода следующих барж. Яровой подошел. Разговорились.

– Совмещал я его склад. Верно! – заговорил он хриплым, простуженным голосом. И, ругнувшись, добавил: – На свою шею связался.

– Почему? – удивился следователь.

– У них же черт ногу сломит в работе. Не то, что у нас. Экспорт – есть экспорт. Там же! Ольха и первого и второго сортимента. Ель – тоже. А различи сортность? Чуть сучки небрежно спилены, ошкуренность высокая – кидай из пачки на хознужды. Каждую пачку по бревну надо смотреть. Со всех сторон. Морока одна.

– И смотрел?

– Приходилось.

– А как же со своей работой справлялся?

– Разрывался на части. Ничему не рад был.

– Лес со склада отправлял на суда? – поинтересовался Аркадий.

– С ихнего?

– Ну да!

– Нет. При погрузке и обмерял, и сортировал. Прямо в море. На судах.

– А на сортировке? Там что ж, никого не было, кроме сортировщика?

– Конечно, грузчики были. Десятник, прораб.

– Много леса шло с того склада?

– Как всегда. У них без особых перемен.

– Вы с сортировщиком того склада виделись? – спросил Яровой.

– Виделся. Один раз. Отлаял его на чем свет стоит.

– За что? – изумился следователь.

– Скотина! Все время пил! Гнус какой-то!

– Не может быть!

– Чего там не может быть?! Старик! Дохлятина!

– А как его фамилия? – спросил следователь.

– Хрен его знает. Нужна она мне, как зайцу лапти!

– А имя его?

– Сказал бы, если б не японцы!

– Он поселенец – не помнишь?

– Кой хрен поселенец. Я еще когда мальчишкой был – его знал. Чабулдыга! Елку от пихты отличить не мог. Насилу отделались от шарамыги! Укатил на материк с месяц назад. Насовсем. Получи, пенсию и поехал к детям. Да не доехал. Окочурился в дороге. Даже не добрался до дома.

– А где он жил здесь, в Ногликах?

– Да этот его дом снесли. Он – не лучше хозяина, от малог о ветра шатался. Теперь там школу строят.

– Ну что ж, извините, задержал я вас, – попрощался Яровой и решил сходить в общежитие, где жил Журавлев.

Грузчики уже вернулись с работы и теперь отдыхали. Аркадий присел к столу. Мужчины сначала робко, а потом все смелее подсаживались поближе. Разговор завязывался.

– Сколько времени живет с вами Журавлев?

– Скоро четыре года, – ответил громоздкий, квадратный Павел.

– Скажите, он в марте нынешнего года отлучался куда-нибудь? Из общежития?

– Мы на судах работали. В море. Все как один. Кто же его знает. Может и сходил к какой бабе.

– А у него есть женщины? – вспомнил Яровой о загадочной Гиене.

– Была одна. Фроська.

– Была? А куда же делась? – спросил следователь.

– Улетела. Думала Вовку приженить на себе. Да ничего не вышло.

— А когда уехала она? – Год, а может больше.

— У нее кличка какая-нибудь была?

— Имелась, – усмехнулся Паве л .

— Кака я же?

— Блядь. Вот какая.

— Хм.

— Да.

– А она – свободная или была поселенкой?

– Таких сук даже в тюрьму не берут, – усмехнулись мужики.

– Свободный охотник! Ловец на мужиков! Куда уж ей второе клеймо? От одного все собаки шарахались. Не только люди, – подал голос тощий старик.

– Она с Володькой переписывается? – оглядел мужиков Яровой.

— Нужна она ему.

— Пошел ссать – забыл как звать.

— А она ему писала?

— Не-е. Они еще здесь – зад об зад – и дружба врозь.

— Разладилось-то с чего у н их?

– Так оно и особого ладу не было. Походил к ней мужик, покуда на баб голодный бы л. А там послал ее… и будь здорова, не кашляй.

– Она с другими путалась?

– С теми – кто не хуже Вовки, живой бабы лет десять не видел. На нее ж глянуть тошно было.

– Она с другими поселенцами знакома?

– Кто ж знает, у ней ни фотоаппарата, ни счетчика нет, – хлопнул себя Павел пониже живота.

Мужики расхохотались так, что стекла задрожали в окнах.

– У Вовки дружков здесь нет?

– Где ж им взяться? Он же один работает. Уходит рано. Приходит поздно. До кого ему? Захоти он иметь – и то не смог бы.

– Вы когда с рейда вернулись?

– С неделю назад.

– А уехали?

– Числа третьего марта.

– Володька не говорил, как он жил без вас?

– А чего говорить? й так знаем. Как и теперь.

– Перемен в нем никаких не заметили?

– Такой, как и был. С чего меняться? Хоть и больной, но мужик, – говорил Павел.

– Ему письма приходят? – спросил Яровой.

– Кому до него нужда есть?

– А о работе своей он что-либо говорит?

– Нет. Без слов видим. Заездили мужика. За двоих вкалывает. Без роздыху. И чуть что – все дрожит, как бы не ошибиться. Охмуряют его там. Так, как он работает, – давно пора на воле быть! По зачетам! А у него мастер – сволочь! Такой – только о себе думает. Все сортировщики, какие до Вовки там были, ушли. Не выдержали. Объем работ большой. Не справлялись. А Вовка терпит. Поселенец. Те– свободные были. Плюнули, да и ушли в другое место. Не весь свет в окне – этот порт. Роздыху живой душе не дают. Не иначе, как и здесь все не так просто! Верно, имеют они что-то с того, что второго человека не берут. А поселенец, он что – будет молчать. Жаловаться кому? Да и все они там заодно. Все!..

Яровой долго говорил с грузчиками. Потом, когда стало смеркаться, решил зайти в милицию. Узнать, нашел ли в картотеке заместитель начальника поселенку с кличкой Гиена.

Но… Заместитель лишь руками развел.

– Нет. Всю картотеку перевернул. И мужиков, и баб. Но Гиены нет. Шакал – есть. Белая лошадь имеется. Клопы, Клещи, Мухи, даже Таракан, Скорпион. Но это насекомые. А вам зверь нужен. Да еще такой хищный. У нас таких не водится. Ни на поселении, ни в картотеке. Ничем помочь не могу, – сокрушенно вздыхал он.

– Я слышал о женщине, с какою одно время Журавлев был близок.

– Уж не Фроська ли?

– Да! Так не ее ли эта кличка? – спросил следователь.

– Нет, она кличек не имела. В «малине» не была. А фартовых кличек не за что было дать. Фроська – обычная потаскуха. Старая баба. Такую ни в одну «малину» не возьмут. Пьет. И ни к чему, кроме разврата, не приспособлена. Страшная, как смертный грех. Ее разве на мосту оставлять, так прохожие – сами кошельки забудут, чтоб от такой подальше уйти. Нет, дорогой мой, для такой шлюхи эта кличка – слишком громкая.

Аркадий, выйдя из милиции, направился к пристани. Он собрал сведения о Журавлеве, – теперь нужно вплотную заняться Клещом.

Утром Яровой прибыл в Ныш и сразу направился к начальнику сплава.

– А что? Катеры? Хе-хе! Это ж не игрушка! Катер! Вы знаете, сколько он стоит по нынешним временам? На вес золота! Так! Да и кто особо претендует? Плотогоны? Неверно! У нас все обговорено. Взаимопонимание полное. Не то что на других участках. Мои плотогоны – наша опора! – философствовал начальник.

– А на чем оно держится, ваше взаимопонимание? – спросил следователь.

– На общих задачах.

– Каких?

– Рабочих.

– А точнее?

– Где-то они рискуют, а в чем-то и другие.

– Другим-то нечем рисковать. А плотогонам – головами, – возразил Аркадий.

– Вы не больше меня знаете. А когда плотогоны пьют – кто отвечает? Мы! То-то. С нас спрашивают.

– Так уж все и пьют? – не поверил Яровой.

– Кто не пьет – тот работает. Но зато премии получает.

– Но и вы их получаете.

– Я ж работаю! – вскипел начальник.

– А кто отрицает очевидное? – не смутился Яровой и спросил: – Как же пьющие с непьющими ладят?

– Никто не в обиде. Эти так просто не дадутся.

– Вы непосредственный начальник плотогонов?

– Я их главный руководитель. Но, кроме меня, еще промежуточные имеются. Прораб. Он там с ними воюет. Каждый день. Но этот сам хитер. Он любого заставит крутиться и работать столько, сколько нужно. Церемониться ни с кем не будет.

– Как же у него плотогоны пьют? – поинтересовался Яровой.

– Запьешь. Они ведь детей лишь ночами видят. Когда спят. С плотов почти сутками не слезают. Ну и наберется иной когда-нибудь. С усталости. Ведь люди же они! Коняга старая – и та иной раз взбрыкнет. А эти – все-таки люди. Понимаем. Журим. Ну и прощаем. Потому что заменить некем. Туго с людьми у нас. Очень

туго. Вот и обходимся теми, какие есть.

– Значит, они от вас зависимы, а вы от них? Верно я понял? – спросил Яровой.

– Оно всюду так. Не только у нас, – усмехнулся начальник сплава.

– Ну, пьющим куда ни шло. Хоть не обидно. А непьющие что ж? Без всяких поощрений остаются?

– Поощрил бы их! Да что делать? Иногда идем на уступки.

– Какие? – насторожился Аркадий.

– Ну, жилье получим – выделим для семьи. Стиральную машину разрешаем купить в первую очередь. Они пока дефицит. Ну, еще холодильники.

– А отпускали кого-нибудь на несколько дней с мест поселения?

– Что? – начальник сплава поперхнулся. Глаза его, казалось, были готовы выскочить из орбит. Он откашлялся. Посмотрел на Ярового удивленно и вдруг рассмеялся: – О чем вы говорите?! Да они, я же сказал, все время на плотах.

– И все же, я хотел бы знать, имеют ли они возможность…

– Что вы! Что вы! – замахал руками начальник сплава.

– Ну, вот я слышал, что Беник ушел от семьи. А где живет?

– Да его любой плотогон приютит у себя дома. Велика ль морока пустить своего же человека переночевать?

– Но это длится уже давно.

– Ну и что?

– Все время по чужим углам? – не поверил Яровой.

– Я за ним не слежу. Может, какую бабу завел.

– У вас здесь поселенки живут? – спросил следователь.

– Имеются.

– Вы их всех знаете?

– По долгу работы – знаю.

– Вы не слышали, не помните, есть ли, а может была такая – по кличке Гиена?

Начальник вздохнул облегченно. Кажется, с плотогонами пронесло. Бабами заинтересовался следователь. Что ж, понятно. Тоже ведь мужик. И стал вспоминать.

– Кобра, Кубышка, Стрекоза, Щелкунчик – во баба! Еще не старуха. И на рожу ничего. А? – он подморгнул Яровому.

– Гиена! – повторил тот, посуровев.

Начальник застегнул пуговку на рубашке, зашевелил губами. Помолчал, припоминая. Вздохнул:

– Нету. И не было.

– А прораб ваш в этом году был в отпуске? – спросил Аркадий.

– Нет. В сентябре пойдет. А что?

– А кто уже был в отпуске из ваших работников?

– Мои осенью ездят.

– А в командировки кто-либо выезжал?

– Нет, – уверенно сказал начальник.

– Так, мне понадобится список всех сотрудников вашей сплав– конторы.

– Зачем? – удивился начальник.

– Хочу узнать, действительно ли никто из ваших работников никуда не ездил в нынешнем году.

К вечеру Яровой получил списки всех работников сплава. И подчеркнул фамилии прораба, мастера и десятника.