Текст книги "Женатые холостяки"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Зачем могилу поганил? – подступил к нему Степан.

– Тебе дочку, а мне обоих жаль. Будь живы, у нас с тобой были бы внуки! А теперь никого, слышишь?!

Мы оба дураки перед ними. Ни о наказаньи, о жизни, их будущем стоило подумать и уладить все дело миром. Правы те, у кого живы дети! Если б она тогда согласилась, мы стали б дедами, а теперь уже не отцы. Думаешь, ты прав? Нет, Степка! Мы до фоба не простим себе той роковой ошибки. Она вместо детей станет у наших могил. И даже мертвыми будем просить прощенья у детей за свою глупость.

Эти двое и не заметили, что сидят на скамейке рядом, плечом к плечу, два мужика, отцы-одиночки, оставшиеся сиротами на целом свете.

Отца Николая обвернули одеялом, на каком спал бульдог. Он пообещал, что теперь не будет осквернять могилу, и слово свое сдержал…

Глава 4. ВЕЗУЧИЙ

Никиту Попова в микрорайоне знали все. И не только люди. Едва он появлялся в своем дворе, поблизости не оставалось ни кошки, ни собаки. Их, всех до единого, словно ветром сдувало. Даже грозный бульдог Марата Агваняна старался не встречаться с этим человеком и, увидев, презрительно отворачивался от него.

Все дело было в запахе, какой исходил от человека, ведь он больше двух десятков лет работал патологоанатомом в морге и, как ни тщательно мыл руки, сколько бы ни отмокал в душистой ванне, не признавали человека животные и все тут. Даже синички не подлетали к его окну поклевать семечек, какие сыпал мужик в кормушку. Их склевывали неразборчивые воробьи.

Люди, соседи Никиты, тоже долго присматривались к человеку и далеко не сразу стали подавать ему при встрече руку. Может, брезговали или присматривались, кто их знает.

Вселились Поповы в дом позже всех. Не спешили въехать в свою трехкомнатную квартиру. И лишь после доводки, когда отделочники попотели над жильем почти полгода, Поповы перебрались в новое жилье.

Они приехали на своем «Фольксвагене». Сначала из машины вышел сам Никита. Он открыл дверцу, подал руку жене, помог ей выйти. Все увидели, что баба беременная и скоро будет рожать.

Дворовый люд удивился. Никите на вид было не меньше полсотни лет. А женщине совсем немного. Лет двадцать пять, а то и меньше.

– Дочка, не иначе, – перешептывались соседи.

– А где ее мужик?

– Да и он без бабы! Как так?

– Они и есть муж с женой! – хихикнул Боря.

– Да ты замолкни. Она ж в дочки годится этому козлу! – не выдержал Женька.

– Подумаешь, невидаль! Нынче и на внучках женятся! Это все от возможностей! – вставил Иван Кузьмич. И добавил вполголоса:

– Опрежь от мужских, а там и от материальных.

– Ну, мужское налицо! Гля, у бабы пузо на нос полезло. А и с деньгами не маются как мы. Вона фатеру под музей им сделали, – заметил дворник.

Мужики согласно закивали головами:

– А и верно!

– Кучеряво канает! Интересно, где он вкалывает?

– Понятно, что не в работягах! Глянь, какой у него прикид! Весь как с выставки.

…Обычно, въезжая в дом, люди сразу подходили к мужикам, знакомились. И соседи дружно помогали новоселам внести мебель, вещи, расставить все по местам и, конечно, отметить новоселье, сбрызнуть углы. Но в этот раз такого не случилось. Всех соседей заменила бригада грузчиков. Они приехали следом за фурой и долго возились в квартире Попова. Вышли недовольные, злые, ругали хозяина за жадность.

– Все мужики! Ни знакомства, ни обмывки не ждите! Человек приехал паскудный. Вон как люди хают! Заместо имени, матюком называют, – прислушался Иван Кузьмич и сказал, вздохнув:

– Что делать? Город ни без собаки…

Люди видели, как новосел, поднявшись на свой этаж, открыл окно, оглядел двор и, постояв, скрылся в комнате молча.

Его никто не задел и не окликнул, каждый здесь имел свою гордость, никто первым не делал шаг навстречу. Тут на все были свои давние, неписаные правила.

Но как бы ни складывалось, жить среди людей и остаться в незамеченных было невозможно. Все соседи увидели, что мужик каждое утро уезжает на работу, а к жене приходит молодая женщина домработница, она убирает и готовит, даже ходит в магазины за продуктами. Сам хозяин возвращался домой уже поздним вечером. Он даже не оглядывался на людей, собравшихся в углу двора перед пестрой, душистой клумбой. Человек делал вид, что никого не замечает, и ему нет дела до соседей. Так прошло недели три и вдруг поздним вечером, когда мужики собрались расходиться по домам, увидели, как выскочил из подъезда новичок. В домашней пижаме и в тапках он бросился к машине, сел, включил зажигание, но машина не заводилась. Человек нервничал, куда-то спешил. Но «Гольфу» его спешка была по барабану. И вот тут мужик разразился матом. Он толкал, пинал машину, обзывал последними словами, а та ни с места.

– Ребята! Мужики! Помогите! Жена рожает! А машина, как назло сдохла! – завопил на весь двор.

Люди переглянулись, подошли:

– Чего ж блажишь? У тебя бензина нет. Зачем машину костыляешь, заправить надо, – увидел Степан, и вскоре принес канистру бензина, залил в машину, она тут же завелась. Никита полез в карман, забыв, что он в пижаме. Извинившись, побежал наверх за деньгами и женой. И вскоре все услышали дикий крик бабы.

Никита, выставившись в окно, орал еще громче:

– Мужики! Здесь средь вас есть врач? Позовите!

– Глумной какой-то! Нешто «неотложку» не может вызвать? Там тебе врачей на всяк спрос!

– Пока они приедут, ни то баба, мужик родит! – заметил Боря и побежал за Порвой.

Александр Петрович уже ложился спать. А тут срочность:

– Я не гинеколог! Это не мой профиль!

– Сашок! Сдохнет баба, покуда «скорая» приедет. Вот тогда всем нам не то в профиль, в самую морду наплюют. Великое дело дитенка из хварьи выдернуть. Ты и не с таким справлялся. Бегим скорее.

Александр Петрович уже на ходу позвонил в неотложку. Но когда подошел к женщине, увидел, что ребенок уже наполовину вышел и вот-вот появится на свет целиком.

– Мама родная! Что ж вы так промедлили? Почему не поехали в роддом загодя? – с упреком глянул на хозяина и узнал Попова.

– Понимаешь, все спокойно было, а тут вдруг аврал. Сразу схватки, тут же воды отошли. Я к родам никакого отношения не имею. Был бы чужой, может, и решился б! Здесь же свой, страшно стало, – внимательно следил за всем, что делает Порва. Тот бережно помогал роженице и ребенку.

– Подожди, голубушка! Не тужься, набери силенок, не спеши! И помни, тужься ни резко, а плавно, чтоб порывов не было, – аккуратно взял в руки голову ребенка и сказал:

– Начинай вдох. На выдохе родим. Ну, с Богом! Не спеши, спокойно, моя хорошая! Вот так! Молодчина! Еще передышка! Все отлично идет, все хорошо!

Немного усилий и мы появимся полностью! Вот так! Ну, давай, покажи кого выносила! О, дочка! Какая красавица! Все в порядке! Лежи мамочка, дай все закончу! – перевязал пуповину ребенку, продул рот и нос, качнул пару раз, ребенок закричал.

– Все в порядке! – завернул ребенка в пеленку и оглянулся на звонок в дверь. Это приехала «скорая».

– Долгонько же вы собирались! Человек уже родился. А роженице помогите, не торопитесь уходить. У женщины детское место еще не отошло. Сделайте стимулирующий укол.

– Саш, ты как гинеколог, давай к нам, а то врачей катастрофически не хватает! – улыбались медики с неотложки. Они сделали укол, посмотрели на ребенка, запеленали. Присели ненадолго. Роженица вскрикнула от внезапной короткой боли. Это вышло детское место. Врачи вздохнули, что все обошлось без осложнений.

Александр Петрович пожелал роженице и ребенку здоровья, пошел к двери, но его нагнал хозяин, придержал за локоть, совал деньги.

– Ты что? Стебанулся ненароком? Кто за это деньги берет, да еще с соседа! Не забывай, ты не в морге! – отбросил руку Попова резко и вышел в дверь, не оглянувшись.

А через пару дней, вернувшись вечером с работы, выставил Никита мужикам целую сумку спиртного. Чего тут только не было! Коньяк и водка, вино и пиво, на любой вкус. От закусок стол ломился:

– За дочку! За знакомство и новоселье! За все разом! Пейте, мужики! – угощал Попов.

– А сам чего в стороне остался?

– У меня сегодня дежурство. В любую минуту могут вызвать. Не приведись малейший запах, неприятностей полные штаны навалят. И докажи, что не ишак.

– Твоим покойникам какая разница, пьяный или трезвый? Ты их распотрошил, зашил, и теперь не нужен. Их без тебя похоронят, лишь бы не перепутали трупы твои рабочие, – смеялся Порва.

Никиту передернуло от напоминания. Хотя давно это было, но нет-нет, да и прикалывались горожане к Попову, не подсунули ль им чужака.

…Привезли из «горячей точки» погибшего офицера. Не на вскрытие, попросили подготовить к похоронам, чтоб все честь по чести было. Человека помыли и побрили. Только одеть решили после обеда. И только по стаканчику пропустили, за двумя старухами родня приехала. Понятное дело, обед сорвали, стали торопить. Люди, не успев закусить, быстро захмелели и все перепутали. Одну из бабок запихали в военный гроб, а офицера в старушечий. Закрыли крышками всех. Покойников вскоре разобрали. Бабку до самой могилы сопровождали военные музыканты. А офицера – кучка старух и горсть бомжей. Все спешили. Шел промозглый дождь. Но на кладбище, так уж полагалось, открыли крышку гроба для прощания с военным и онемели люди, глазам не поверили. Как их боевой офицер вдруг превратился в дряхлую старуху. Ну, а с бабкой никто прощаться не хотел. Даже в гроб не глянули. Забили гвоздями понадежнее, опустили в могилу, спешно забросали землей и сразу потянулись к стаканам, хотелось помянуть усопшую, поскорее. Тут видят, по кладбищу бегом мчатся военные, с гробом и музыкой.

Бомжи и соседи старухи, не поняв в чем дело, на всякий случай по могилам расползлись. Ждут, что дальше будет? А военные давай бабкину могилу раскапывать, сами кого-то матом бранят.

– Сбесились вы что ли? Чего нашу старуху отрываете с земли? Мы ж ее только что урыли, – не выдержал один из бомжей.

– Не бабку, офицера закопали! Перепутали покойников работники морга! Заберите свою каргу! Вон, вместе с гробом доставили!

– Поначалу покажьте, наша ли там лежит?

Солдаты открыли гроб, боясь повредить бархат.

– Ой, Ксенька! Это ж надо как ты хорошо тут примостилася! Вся в бархате и шелке, в цветах и орденах. Это за что они тебе подвернулись? Хотела кучеряво зарыться и не дали? Эх, подруга, ни с нашим суконным рылом в чести канать. Хотя какая разница усопшему как хоронят, лишь бы землей засыпали, – говорила соседка бабки. Пока она причитала, старуху уже переложили из офицерского фоба, опустили в могилу, а военного спешно увезли, ославив работников морга на весь город.

Об этом случае целую неделю брехали торговки городского рынка, прибавив к случившемуся свои небылицы.

– А бабка, когда в ее родной гроб переложили, всем военным кулаком вслед грозилась и ругалась матерно, ей хотелось быть в чести похороненной, серед приличных мужиков! Да не обломилось! – брехали обыватели.

– Видать, по молодости озорной была! – хохотали торговки, понятливо перемаргиваясь.

Никите Попову эта путаница не обошлась даром. Уж куда только ни таскали человека, упрекали, стыдили, предупреждали и грозили. За неделю со всем начальством познакомился. А, выходя из кабинетов, говорил злорадно:

– И ты, бурдюк ишачий не минешь моих рук.

Впрочем, о патологоанатоме вскоре забыли. Горожане любили свежие новости. А Никита, уволив алкашей из морга, набрал новых работников, заранее зная, что через полгода и этих придется заменить на новых, потому как угощенья и чаевые быстро портят людей… Не все способны устоять и отказаться, выпив, держаться на ногах. Многие называли работу в морге вредной для человеков, а потому, мол, без выпивки здесь никак нельзя.

Никита спорил, убеждал в обратном, доказывал, что работающие здесь должны задуматься о вечном, подумать о душе и не оскорблять мертвецов пьяными рылами и скабрезными анекдотами. Но все его слова сыпались мимо слуха. Не умел Попов убеждать. И как говорило городское начальство, что не умел он подобрать кадры, потому что не разбирался в людях.

– Вот чудаки! Зачем мне в людях разбираться? Гляньте как спокойно и тихо они лежат! Никто пальцем не пошевелит, слова не обронит. Все тихони и ангелы! – подходил к бывшему директору рынка и, грозя пальцем, говорил:

– Притих, козел! А помнишь, как меня опозорил перед всей своей базарной сворой? Хотел я кусок мяса взять получше. Ну и решил пройти вне очереди. Толпа хай подняла. Ты мимо проходил. Помнишь, что сказал?

–¦ Трупной мухе мясо ни к чему. Пусть говно жрет и радуется!

– Теперь ты в моих руках. Я из тебя при желании такое могу изобразить, родня со страху стебанется, родные дети не узнают. А всего-то, маленькая подтяжка с внутренней стороны щеки и ты страшнее Квазимодо! – усмехается Попов.

– Помнишь, козел, как распускал слухи, будто я в морге глумлюсь над мертвыми девками и бабами. Твои сплетни привели сюда много проверяющих и экспертов. Всех покойниц осмотрели, даже мужикам в задницы заглядывали. Но ничего не подтвердилось. А и тебя не притянули к ответу. Хотя я настаивал. Ты ловко вывернулся. Сказал, что не ты базарил. Но я знаю точно, это была твоя грязь. За нее ответишь и на том свете! – дал пощечину покойному и сказал:

– Ладно! Оставайся как есть! Тебе за нутро поганое едино не простится.

…В городе Никиту обходили стороной. И не только за работу. Ходили слухи, что этот мужик за пределами морга отменный ловелас, что он знаком со всеми путанками города и лично отметился на каждой. Мол, нет в городе ни одной одинокой бабы, с какою Никита не состоял бы в близких отношениях.

– Ну и насочиняли отморозки! Состряпали из меня полового гиганта и зачем это надо? Я ж путан, как огня боюсь. Вернее заразы. И одиночек по той же причине не признаю. Лучше всего иметь дело с семейными бабами. Это уже с гарантией, что ничего не зацепишь, и главное, они всегда без претензий и прицела на будущее, – говорил своему брату Илье.

– Какая гарантия? Ты ж на семейной поймал лобковых. Иль забыл, что я тебе политань по всему городу искал. Нашел. А ты через неделю с битой рожей пришел. Мужик той бабы тебя отмудохал. Она тебя высветила, прозвенела, что ты ее заразил. Бабы все одинаковы. Есть порядочные средь одиноких, и шлюхи меж замужних…

Когда-то Никита был женат. Это случилось на заре его юности. Влюбился он безнадежно. Страдал и мучился. В то время он только что закончил школу. Его возлюбленная только что получила диплом, и ее направили в городскую больницу хирургом. Она и не замечала Никиту. Кто он был для нее тот лохматый мальчишка в узких брюках, в туфлях на толстой подошве, с гитарой, скулящей про любовь, про глаза, те, что сердце ранили…

Она была старше его на целых шесть лет. Но для Никиты этой разницы не существовало.

Парень добился благосклонности девицы. Она узнала, что отец Никиты главный врач больницы. Знала бы она, что именно он – старший Попов, был категорически против их встреч, дружбы и каких бы то ни было отношений. Он жестоко высмеивал сына, обещал, что на порог не пустит престарелую бабу, а ему, глупому барану, оторвет уши за глупость.

– Погоди! Через пяток лет ты себя проклинать станешь, а через десять разведешься с нею и сбежишь, куда глаза глядят. Зачем она тебе такая древняя?

Но Никита все-таки женился. Он выполнил одно условие отца и поступил в мединститут.

Нет, родители не согласились принять невестку к себе и купили сыну однокомнатную кооперативную квартиру, оформив ее на Никиту, обставили неброско и сказали веско:

– Старайтесь жить по средствам. Тебе Никита я ежемесячно буду давать понемногу, ну, а когда закончишь институт, станете жить самостоятельно.

Никиту это предупреждение не испугало. Он верил, что сумеет подработать грузчиком, дворником, даже медбратом. Но жена поморщилась. Она мечтала о другом отношении к себе со стороны родни мужа. Знай Нонка о таком повороте заранее, вряд ли согласилась стать женой Никиты. Нона рассчитывала на учебу в аспирантуре, но свекор о том слышать не захотел. Невестка затаила обиду и решила добиться своего через Никиту. Муж, было, насел на отца, но тот ответил конкретно:

– Рано ей! Пусть опыта наберется, проявит себя в работе, куда так спешить? – усмехался ядовито.

Невестка становилась раздражительной и все чаще срывалась на Никите. То он куртку не туда повесил, то почему фомко сморкается и пьет чай как деревенский мужик. Случалось, среди ночи выталкивала из постели, заставляя мыть ноги.

– Нона, я весь мылся! Ты же видела!

– Не знаю, от тебя жуткий запах, – зажимала нос. То вдруг уходила из-за стола, раздражало, что муж чавкает. То вдруг громко завидовала подругам, как удачно они вышли замуж. Притом, рассматривая себя в зеркале, возмущалась:

– А ведь я красивее их всех! Почему же мне не повезло?

Никита долго не обращал внимания на эти выпады, обращал их в шутку. Но, как-то не выдержав, спросил:

– С чего взяла что ты красивая?

– А как-иначе женился бы на мне?

– Разве тебе недостаточно моей любви? Зачем хочешь нравиться другим?

– Я женщина, это естественное желание!

– Почему у меня его не возникает?

– Ты, грубый человек! Нет в тебе тонкого понимания жизни. Ты, просто самец!

– Раньше говорила, что я глава семьи.

– Я шутила. С жалкой подачкой от отца ты не скоро будешь хозяином и мужчиной!

– Нона! Я почти каждый день приношу деньги, свой приработок! Разве этого мало?

– Ты называешь эту пыль деньгами? Не смеши! Вот вчера моей подруге муж подарил браслет с бриллиантами. Знаешь, сколько он стоит?

– Я знаю, сколько он за него получит, – рассмеялся Никита злорадно.

– Другого найдет взамен. Дураки не перевелись… Вон Валька Ткачева пожила со своим лохом три года и оттяпала у него двухкомнатную квартиру вместе с имуществом. Да еще алименты выдавила. Теперь живет припеваючи, а тот отморозок вкалывает как негр. Так вот и учат придурков! – смеялась Нонка.

– А ты когда родишь? – прикинулся простаком.

– Я тоже в положении. Но недавно, нужно провериться. Только одно плохо, квартира у нас тесновата. Ну кто рожает в однокомнатной? Тут ребенку даже научиться ходить негде. Побеспокой отца, чтоб о внуке позаботился.

– Не могу! Отец сделал все, что мог! К тому же сама неуверенна в беременности. Пусть сначала родится ребенок, тогда хоть причина будет говорить с родителями.

Нонка насупилась. Ей не понравилась несговорчивость Никиты, и она стала раздражаться по каждому пустяку.

Ей постоянно не хватало денег. Сколько бы ни дал вечером, на другой день не оставалось ни копейки.

– На что потратила? Что купила?

– Ты еще и проверяешь, контролируешь меня? Это низко, недостойно мужчины!

– Чего заходишься? Я имею право знать, куда делись деньги? – злился Никита.

– Это наглость требовать с меня отчет! Выходит, ты ни в чем мне не доверяешь!

– С чего завелась? Сколько вместе живем, ты ни одной пары носков мне не купила. Родители снабжают, видя, что в дырявых хожу. Носовые платки выбрасываешь, стирать брезгуешь. Моя мать никогда так не делала. Уж о рубашках молчу, ты не только покупать, размеров не знаешь. А куда деньги текут? – возмущался Никита бледнея.

– Я их не пропиваю и по ресторанам не хожу. Тебе нужен отчет? Пожалуйста, с завтрашнего дня буду вести список всех покупок! Я трачу твои деньги на продукты!

– А свои куда деваешь? Ведь мы живем семьей!

– Ну, это слишком! Своими деньгами буду распоряжаться, как хочу!

– Как так? Или ты особая?

– Ты сам называл меня перед свадьбой несравненной, самой лучшей! Я и поверила…

– Плохо знал тебя, молодым был, глупым, – впервые всерьез пожалел о женитьбе.

А через полгода Нонка родила дочь. Никита совсем забыл об отдыхе. Ребенок кричал сутками напролет и человек нередко оставался ночевать у родителей, иначе сбивался с ног. Жена ночами толкала в бок, чтобы он укачал дочь.

– Я уже не могу с нею! Совсем извела! – жаловалась баба, добавляя:

– В кого пошла такая скандальная крикуха?

Человек терял терпение:

– Но ведь другие растят! И не по одному!

– Им родня помогает. А у нас она что есть, что нету!

– Моя мама сама нас с Ильей вырастила. Ей никто не помогал. Это точно! Зато тебе во всем помощники нужны! – злился Никита.

– Знаешь, я устала от вечных сравнений с твоей мамой. Только она человек, остальные отбросы. В таком случае, пусть забирает Наташку и подрастит ее у себя до трех лет. А я на работу выйду. Хоть какая-то польза будет от бабки! – швырнула в кровать расходившуюся дочку.

– Ты не в своем уме! Хоть подумай, что предлагаешь? – изумился Никита и выскочил вон.

Ему все тяжелее приходилось дома. Он чувствовал, что задыхается наедине с женой. Баба становилась ненавистной. Однажды, придя к родителям, он откровенно разрыдался и сказал:

– Я не могу больше жить с нею. Я наложу на себя руки. Мамка, отец, простите меня. Как виноват, что не послушался вас в самом начале и женился себе на горе.

– Разводись пока не поздно. Плюнь на все! Оставь ей квартиру, все, что в ней, и возвращайся домой! – приказал отец.

– Еще чего? Не оставлю ничего!

– Никита! Себе дороже обойдется, – предупредила мать. Но сын уже решился и в тот же день объявил Нонке о разводе. Он думал, что жена испугается, предложит примирение, постарается изменить свое отношение к нему, но к его удивлению баба только обрадовалась, захлопала в ладоши, сказала:

– Наконец до тебя дошло! Но не мечтай выселить меня с дочкой. Ты не получишь ничего. Наготове такие адвокаты, что уроют тебя вместе со всей родней. Я давно подготовилась к такому итогу. Эта квартира лишь жалкая плата за прожитые с тобой годы!

Никита, уходя, порвал свидетельство о браке. Обозвал Нонку путаной, никчемной, дрянной бабой, половой тряпкой, пожелал ей полный подол горестей и болезней и выскочил из квартиры с полупустым чемоданом. Вскоре Нонка потребовала алименты на содержание дочери.

Никита уже заканчивал институт, готовился к защите диплома. Когда его вызвали в суд по поводу алиментов, даже судья удивился нетерпению жены и сказал:

– Разводись ты с нею поскорее…

– Пока она тебя не заставила платить на чужого! – объяснил отец доходчиво.

Алименты Никита стал платить с самого начала работы в морге. Он давно забыл, что такое нормальная жизнь со всеми своими человеческими радостями. Уйдя от жены, он словно родился заново и наверстывал упущенное. Он увидел, сколько вокруг него поистине красивых девчат. Он ринулся к ним, словно головой в омут. Он ласкал их, восторгался ими так, будто утолял ненасытную жажду. Человек неделями не ночевал дома, но каждое утро звонил с работы отцу сказать, что он жив, здоров и у него все в порядке. Дома, в своей семье его понимали. И когда Никита клялся, что больше никогда в жизни не женится, отец смеялся:

– Не говори глупостей! Не давай пустых обещаний. Все живые люди ошибаются. Но зарок давать нельзя. Жизнь штука коварная. Кому как в ней повезет. Может, тебя наградит судьба, а может еще раз обманет. Главное в жизни не теряй: свое званье мужчины, честь и имя. Все остальное изменчиво и несущественно. Никогда не бросайся жизнью и здоровьем ради женщины. Поверь, ни одна этого не стоит.

– А мать?

– О ней особо! С нею у нас все пополам.

Никита работал в морге с раннего утра до позднего вечера. Учился у старого патологоанатома, набирался опыта. И тот увидел в нем своего преемника, не считался со временем, каждый день давал человеку что-то новое. Он приучил Никиту к спокойному восприятию работы патологоанатома.

– Да, нам приходится постоянно устанавливать причину смерти людей. Зато видим, как можно было вылечить, избежать такого финиша, и подсказываем методы лечения. Знаешь, сколько жизней спасено благодаря нашим рекомендациям и советам! С нами всегда будут считаться! – говорил убежденно.

– Конечно! У нас нет летальных исходов. На нас не строчат жалобы, нам нечего опасаться за свои выводы и диагнозы. Ну, скажите, кому взбредет в голову проверить наше с вами заключение и снова лезть в труп?

– Случалось и такое! Ты слышал что-нибудь о повторной эксгумации? Это как раз тот самый случай, когда у следствия прокуратуры или милиции возникали сомненья в наших заключениях или требовалась дополнительная информация.

– И зачем людям нужно тревожить покойного? Ведь ничто уже не оживит его! – возмутился Попов.

– Это понятно, но людям нужна правда! Вот недавний случай к примеру. Умерла пожилая женщина. Ей где-то под восемьдесят лет. Казалось бы, ничего необычного для такого почтенного возраста. К тому же ее родная дочь много лет проработала медсестрой и попросила похоронить мать без вскрытия. Конечно, ей пошли навстречу. Старушку отпели в церкви и похоронили. А через год приехал с Севера брат той медсестры и потребовал провести эксгумацию, выяснить причину смерти матери. Мы, понятное дело, изумились. Но братец оказался настырным человеком и настоял на своем. Труп матери подняли из могилы и привезли сюда в морг. А вот когда бабулю раздели, всем стало понятно, что умерла не естественной, а насильственной смертью. Цвет кожи лица и тела, гримаса боли на лице выдали состояние последних минут жизни. Проверили, и подтвердилось. Бабулю поторопили уйти. Отравили белым мышьяком. Как потом выяснили следователи, утворила это ее дочь. Свои личные дела вздумала скорее уладить. Мать при жизни не соглашалась и настаивала, чтобы ее дом был поделен поровну между детьми и внуками. Дочь все под себя сгребла. И подавилась. Вот так оно получается. Вишь, решила воспользоваться тем, что все последние. годы она одна ухаживала за матерью, а брат не помогал. Так вот и досмотрела бабку в самую могилу. С тех пор каждого покойника вскрываем. Никому на слово не верим! И ты не будь простаком. Не давай себя облапошить. Иди сюда! Глянь вот на этого мужика! Как считаешь, от чего помер?

Никита внимательно осмотрел человека. Никаких следов насилия, ни пулевых, ни ножевых следов, ни струмбуляционной полосы от повешения. И лицо спокойное, будто уснул человек.

– Сердечко подвело. Либо тромб заклинил клапан, а может, внезапный приступ свалил. Жаль, еще молодой, такому бы жить и жить.

– Сейчас проверим! – подошел к трупу со скальпелем. А через полчаса подтвердил:

– Молодец! Правильно определил. Тромб убил мужика. А всего-то тридцать шесть лет. У него, как говорила родня, жена сущая язва. Она до погибели довела. Я его знал. Он спортом занимался. Женился года три назад. Даже ребенка на свет не успел пустить. Или та жаба не захотела беременеть. Короче, лучше бы он один жил. Ведь никогда на здоровье не жаловался. Вот и ты смотри, будет звонить Нонка, не поддавайся на уговоры и не возвращайся к ней ни под каким предлогом. Неблагодарное это дело склеивать осколки. Ничего хорошего из этого не получится.

Никита знал, что Нонка уже состоит в гражданском браке с каким-то долговязым мужиком. Слышал, что он работает барменом в кафе, работает с утра до ночи. С Нонкой живут неважно, часто ругаются. Наташка уже ходит в садик. Сожителя матери не называет никак. Никита приходил в садик. Пообщался с дочкой. Принес ей на день рождения много конфет и куклу. Наташка все спрашивала, почему они не живут вместе. Когда Никита уходил, она заплакала и все спрашивала, когда он придет снова.

Вечером ему позвонила Нонка.

– Ты чего? Помириться хочешь? Так зачем к дочке подкатываешься, давай ко мне подваливай!

– У тебя уже есть! Не хочу быть третьим лишним.

– Вот чудак! Переночевать и днем можно без проблем! – рассмеялась развязно.

– Нет. Не получится. Времени не сыщу!

– Ну и отморозок! Такие «бабки» выкинул дарма!

– Это ж я для дочки купил! Как это дарма?

– Ты был лопух и навсегда им останешься! – ответила презрительно и положила трубку.

Никита долго не навещал Наташку, понял, его визиты истолковывают превратно, высмеивают, не понимают его. Даже отец, при всей своей мудрости, сказал как-то:

– Наташке дай подрасти, чтоб девчушка сама решила, у кого жить, с кем остаться. Пока пусть присматривается к матери, делает выводы. Пусть растет, взрослеет. Ей нельзя надолго оставаться в детстве. Ни то окружение. Не рви ей душу своими посещениями. Она покуда мала. Оставь все как есть.

Никита, подумав, согласился. У него к тому времени завязался роман со студенткой мединститута, учившейся на третьем курсе.

Тонька вошла в морг вместе с однокурсниками, тискала в зубах мятную жвачку. И вдруг увидела покойников. Их было много. Мужчины, женщины и даже ребенок, погибший в автоаварии.

Студенты мигом притихли, сбились в кучу, прятались за спины друг друга, говорили шепотом.

– Ребята, не надо бояться покойников. Рано или поздно каждому придется столкнуться со смертью в своей работе. К сожалению, никто из врачей этого не минул. А чтобы меньше было летальных исходов, изучайте причины смерти у покойных. Они помогут вам лечить живых, – оглядел студентов и спросил:

– Приглашаю на вскрытие к столу самых смелых!

Тонька, зажмурившись, шагнула вперед. Из тридцати человек всего трое смельчаков набралось. Никита поставил двоих напротив себя. Тоню слева. Велел наблюдать за каждым движением. Он только вскрыл брюшную полость, как несносно тяжелый запах ударил в лица. Все трое смельчаков заткнули носы.

– Не нужно так реагировать. Давайте все поближе к столу. Здесь нет ничего страшного. Вот смотрите! Это желудок, а уже здесь кишечник. Но смерть наступила по другой причине. Потому что оба эти органа здоровы. А вот печень! Смотрите сюда! Не отвлекайтесь на посторонние разговоры! – повысил голос и только тут увидел, что Тонька валяется на полу без сознанья.

– Вынесите ее из морга. Там скамейки для ожидающих. Положите, пусть в себя придет, после этого объявим ей об отчислении из института…

– Как так, доктор! Зачем же так круто! Тонька первый раз в морге. Ну не выдержала, зато к столу сама, первая подошла. А вы ее наказать хотите. Вот сейчас придет в себя и все будет в порядке. Тонька у нас самая смелая! – вступились однокурсники за студентку.

Девчонке давали нюхать нашатырный спирт, обтирали лицо влажными салфетками, тормошили. Едва она открыла глаза, ей сказали, чем грозит обморок. Тонька поспешила встать и вскоре снова стояла у стола, но Никита заметил, на покойника она не смотрела. К этой уловке прибегли многие студенты. Занятия в морге для большинства были проклятьем.

И тогда Никита решил изменить практику занятий, не грузить их психику сразу видом мертвецов. Он показывал органы, пораженные смертельными недугами, рассказывал о причинах возникновения болезней, о методах лечения. Студенты слушали внимательно, задавали много вопросов. И когда сами стали вскрывать желудки и кишечники, мочевые пузыри, сердце и легкие, спокойно отнеслись к виду покойного на столе.

– Спасибо вам, доктор! Я так боялась тогда, что меня отчислят из института. Это было бы слишком круто. Я три года поступала и все проваливалась. А тут и вовсе не пережила б.