Текст книги "Женатые холостяки"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7. ОТМОРОЗКИ

Странной была эта семья. Никто во всем дворе не понимал семейную пару. Глядя на них, люди крутили пальцем у виска, качали головами и никак не понимали, зачем вот такие плодятся и живут на свете, без тепла и радости, без понимания самих себя. Их видели все, но с ними не общались. А и как, если с самого раннего утра выскакивал мужик из квартиры, неся в руке громадный, облезлый чемодан, тянувший человека к земле. Он еле волок его за собою.

– Ну, все! Не успел обжиться как вытурила баба вместе с гардеробом! С раннего утра взашей выкинула! – говорил вслед мужику Иван Кузьмич.

– Хто ж его примет, такого бедолагу? На него глядеть тяжко. Ведь вовсе срамной! Морда помятая, небритая, небось, позабыл, когда в последний раз умывался. На голове волосьев меньше чем на коленках. А и те нечесаные, – глянула на мужика бабка-сторожиха.

– Вы ж посмотрите на одежу его! Срамно в таком с дому выйти, а ен на улицу поперся, – хихикала дворничиха добавив:

– Не иначе как бомж! Куртка, будто на свалке подобранная, портки не лучше. А уж про ботинки вовсе молчу. Стыд единый! – осуждали человека хором.

– А ведь при бабе живет! Куда она глядит? Или не совестно ей за него?

– Наш сантехник Юрка, супротив него, даже в своей робе лучше выглядит! – соглашалась уборщица.

– А можа он где на свалке работает? – сочувствовала сторожиха.

– Где б ни вкалывал, а вот с дома его турнули! – говорил Кузьмич.

– Жалко мужика. Хочь и похож на полоумного, но все ж человек! Куда ему нынче деваться, кто такого примет? – сочувствовали жильцу.

Где-то, через час из подъезда выходила жена этого мужика. Худая женщина, с узким темным лицом, скромно и опрятно одетая, она наспех здоровалась со стариками двора и спешила к автобусной остановке.

– Сама, человек как человек, а мужика вовсе запустила…

– Не любит. Что поделаешь? – вздыхал Кузьмич, добавив грустное:

– Не успели обустроиться, с дому прогнала! Во, какой поганый люд пошел.

Они не знали, как зовут эту пару, кто они, как попали в микрорайон? Но и сами не захотели подойти и познакомиться. Не потянуло людей к этой паре. А и она не проявила желания к общению. Жили в одном доме и в то же время – в своей норе.

– Навовсе прогнала мужика или еще помирятся? – гадали старики и увидели, что поздним вечером тот самый мужик с чемоданом снова появился во дворе. Подтащив чемодан, загрузился в лифт и поехал на свой этаж.

– Позвала! Теперь помирятся.

– Кто ж теперь мужиками швыряется? Только шумные! Он, какой ни на есть, в своей семье хозяин, голова дома, как без него? Какой ни на есть плюгавый, на него желающие всегда найдутся. Вот и опомнилась баба, вернула благоверного! – встрял в разговор Никита Попов.

И кто знает, сколько длился б этот нейтралитет между людьми, не подведи ту пару домашняя сантехника. Пришлось срочно искать Юрку. А тот в подвале дома отопление проверял. Что-то в трех квартирах завоздушило. Человек проверял систему отопления, когда услышал от входа в подвал голос, похожий на стон:

– Юрий! Ну, где же вы?

Сантехник не любил, когда ему мешали. Он сморщился недовольно. Не поспешил откликнуться на зов. Но голос простонал еще жалобней:

– Юра! Помоги!

– Чего там у тебя порвалось? Где протекла? – спросил не оглядываясь. Ведь сыскал вентиль, тот самый, виноватый в завоздушке. Открыл его, из системы с гулом пошел воздух:

– О-о! Теперь порядок! Нынче весь стояк прогреется! Старики не поморозят задницы. А и в квартирах будет тепло! Давай-давай, шустрее выходи! – открутил вентиль побольше и только тогда, когда весь воздух вышел, перекрыл трубу и оглянулся, вспомнил, что кто-то его звал.

Он увидел женщину, о какой никто ничего не знал. Никто не был знаком и даже ее имя не слышали.

– Юра, помогите! Колено в ванной пропускает воду, и на кухне сифон засорился. Помогите нам! – просила сантехника.

Юрка не стал ломаться. Пошел следом за женщиной, собрав в сумку инструмент. Баба открыла дверь в ванную, покраснела. Спешно стала вымакивать воду тряпкой. Юрка прошел на кухню. За десяток минут почистил сифон. А глянув под ванную, сказал, что тут нужна замена, прежнее колено вконец рассыпалось, хотя прослужило недолго. Видно бракованное или старое поставили с самого начала. Оно и не выдержало.

– Что ж делать? Мужу каждый день мыться нужно. А тут, вы говорите, раствором надо замазать, дать высохнуть, прежде чем пользоваться.

– Да! Дня два, а то и три потерпеть придется, – подтвердил Юрка.

– Так долго? – округлились глаза женщины.

– Это не моя прихоть. Раствор быстрее не высохнет. А коли не дождетесь, снова потечет. И тогда все заново переделывать. Но меня уже не зовите. Я предупредил вас! – строго глянул на женщину.

– Я понимаю! Только где раздобыть эту запчасть? – спросила робко.

– В хозяйственном или магазине «Сантехника».

– Я и не знаю где такие есть. Юра, может, купите для нас. Я дам деньги. Но мне могут продать браковку или сама что-то перепутаю, не смогу объяснить, в чем нуждаюсь! Как назло через час на концерт…

– Вам на концерт, а у меня работа! Я не нянька! Сами о себе позаботьтесь! – раздраженно откинул руку бабы с деньгами.

– Это моя работа. Я музыкант, скрипачка. Если опоздаю, будет большая неприятность. Меня не поймут. С работы уволят за срыв концерта! – оправдывалась женщина.

– Как вас зовут? – хмурился сантехник.

– Лариса, – ответила осмелев.

– Ну, хорошо. Я куплю, а когда вы будете дома, чтоб я колено поставил?

– Я вам ключи оставлю от квартиры, чтобы не теряли времени зря.

– Вот это не надо! – запротестовал человек.

– Юрий, вы зря так! Зайдите в зал, вам смешно станет. Мы живем как туристы, до смешного бедно; Кроме двух раскладушек, стола и двух табуреток в доме ничего нет. Нам, если кто придет, посадить некуда. Вор из сочувствия десятку оставит. Чего вы испугались?

– Иль мужик беспробудный алкаш? – огляделся человек, войдя в зал. Ему ни по себе стало от убогой пустоты. Зашарпанный стол и две облезлые табуретки, больше ничего. Даже занавесок на окнах не имелось.

– Нет! Павлик не пьяница. Он художник, – указала на стены, сплошь увешанные картинами. Их было очень много. Все разные, но очень грустные. То дерево тянется в мольбе тонкими руками к небу, там ива роняет на землю черные слезы, а вот и клен, рассеченный молнией пополам, совсем рядом черный родник со скелетом человека на поверхности. Жирный паук доедает бабочку, попавшую в паутину. Черная рябина роняет на снег капли крови.

Юрка бегло глянул на картины, передернул плечами:

– А они для чего вам нужны? – спросил бабу.

– Для души. Мужу. Он их рисует, – ответила вяло.

– Дай нам вот эти две. Одну в подвале, другую в подъезд приспособлю.

– Зачем? – удивилась Лариса.

– Ну, глянь! Вишь, крыса покойника жрет! А на этой, дерево из мужика кровь пьет. Как увидят наши отморозки, перестанут колоться и курить в подъезде и подвале. Другое место найдут.

– Выходит, лучшего применения им нет? – усмехнулась грустно.

– У вас они совсем без дела висят. А там хоть какую-то пользу принесут. Вам мужик за вечер десяток таких же наваляет…

– Юрий, а вы злой человек. Не зная мужа, так его унизили, оскорбили. А ведь он ничего плохого вам не сделал. За что же так?

– Я, конечно, не силен в искусстве. Но хорошую картину от плохой всегда сумею отличить. Вот эти, даже вместе с матюком нельзя назвать картинами. Сплошная хренатень и мазня. За такое вломить стоит по соплям, чтоб ерундой не занимался, а шел бы и работал, деньги в семью приносил. Это что такое, когда в квартире хуже, чем в пустыне. Этому мужику кулак на глаз примерить надо. Нынче бомжи клевее дышат! – возмущался человек.

– Юра, зря вы так! Картины от настроения, – защищала Лариса мужа.

– А для чего они? Вот он их наверно загнать хочет?

– Ну да, – согласилась робко.

– Кто купит такое говно? Я даже по бухой ни одну с них в квартире не повешу. Сплошной мрак. На любую глянь и, что пил, что не пил, тут же отрезвеешь. Ведь картина, на мое кондовое понимание, радовать должна, а не бить по нервам кулаком! Короче, отмо

розок твой мужик. Ничего доброго про него не скажешь, Если он и не квасит, значит, вовсе глумной, одним словом придурок!

– Павлик очень хороший человек! Зря вы так о нем. Хотя, вы, не первый! Вам, обычным людям, сложно распознать в человеке гения. Павел очень талантливый, но робкий. Потому, не умеет рекламировать свои картины, стесняется их предлагать в магазины и на выставки. Боится, что не оценят и не поймут. Потому что большинство смотрят на его работы как и вы. Боятся правды! Вот вы увидели рябину, с нее черными каплями капает кровь. А не приметили рядом могилу. Вот этого покойника оплакивает дерево, потому что ушел человек из жизни безвременно. Видите, под ивой невеста плачет. Не дождалась любимого. Не вернулся из Чечни, погиб на растяжке. А девушку жаль. Потому вместе с нею плачет ива. У нее сострадания больше, – говорила Лариса.

– А этот, какого крыса жрет? Он кто?

– Пленник, не доживший до воли!

– Ваш муж был в Чечне?

– Да! Воевал. Потом попал в плен. Три года над ним издевались. Держали в яме, все грозили убить, каждый день говорили, что последнюю ночь живет. И сбежать не удавалось. Пока свои не нашли. Вытащили из ямы, а он идти не мог. А ну, посиди в яме больше трех лет, дышать разучишься. Павлик в госпитале долго лежал, пока его подлечили. На войну не взяли, списали человека. За психику опасались. Она больше всего пострадала. Уже сколько лет прошло, а муж никак в себя не приходит. Ночами не спит. Срывается среди ночи и все шарит вокруг себя, крыс и мышей отгоняет. Я боюсь вместе с ним ложиться. Страшно, – призналась Лариса и, глянув на часы, спохватилась:

– Ой, мне пора! Вот вам ключи и деньги. Сделайте, Юра! Я очень прошу вас…

Вечером, когда человек отремонтировал ванну и, убрав за собою весь мусор и грязь, собрался покинуть

квартиру, дверь внезапно резко открылась, и в прихожую вошел Павел. Он удивленно уставился на Юрку:

– Что вам тут надо?

Сантехник объяснил, показал свою работу, напомнил человеку, что ванной пользоваться нельзя, покуда раствор не просохнет. Человек понятливо кивал головой, а потом спросил:

– Сколько я должен? – полез в карман.

– Ничего…

– Откуда знаешь, что и сегодня не продал ни одной картины? – заглянул в глаза.

– Да потому что сам не купил бы ни единой, – сказал честно.

– А почему?

– Хочешь правду знать?

– Конечно!

– Горя и неприятностей хватает каждому за стенами дома. От них не знаешь куда спрятаться. Одна радость, вернуться домой вечером, в свою семью, в квартиру, где каждый угол родной. Ну и зачем мне твоя картина, какая повесит тяжесть на душу и плечи. На кой черт мне это говно? Оно будет злить всех. Дом должен улыбаться хозяину, а не давить на его душу. Ну, вот скажи, зачем тебе эта хренатень на всех стенах?

– Для памяти, – ответил глухо.

– Ты от нее никуда не денешься. Она всегда с тобой! В душе и сердце, в самой середке приморилась. А другие этого не хотят.

– Они не воевали в Чечне и не были в плену. Им нечего помнить, но, пусть знают…

– Пашка! Хватает нам и без твоих картин по самое горло. Твоя война уже закончилась. А вот у нас своя непруха одолела, почище твоей. Вот с нею окаянной справиться бы…

– Это ты о чем? Что может быть хуже войны? – подвинул табуретку Юрке, сам присел рядом.

– Знаешь, мы с женой много лет мечтали о ребенке. Теперь у нас сын. Он уже бегает. Говорит,

зубешки, правда еще ни все выросли. И меня уже папкой зовет, вернусь с работы, он навстречу бежит, на руки просится. Кто может быть дороже своего мальца? Да лучше его на свете нет. Я думал, что все так же своих любят. Ан нет! Сегодня с напарником открыли люк, засорился он, хотели почистить. Глянули, а там ребенок! Ведь вот какая-то стерва решилась и сгубила душу. У меня руки задрожали, хоть мужик. Напарник и вовсе напугался. Чуть сам не угодил в канализацию. Вызвали милицию, а оперативники глянули на нас и хохочут, мол, у них такие находки чуть не каждый день. То в мусоропроводе, то в контейнерах, в туалетах, короче часто мертвых ребятишек находят. Давно перестали удивляться. А я до сих пор в себя не могу придти. Вот где ужас! Своих детей убивают родные матери! Ты говоришь война? А это чем объяснишь? Или вон старуху из квартиры невестка выкинула. А за счет бабкиного дома квартиру получили. Трехкомнатную! Что, места мало? Или воспользовалась пока мужик в командировке, сын той бабки. Короче, мы, мужики двора, милицию вызвали. Вернули всех по своим местам. Старушку в квартиру, невестку с кодлой на улицу, вернулась к родителям. Мужик в дом воротился и уже не пустил бабу. А сам вместе с матерью живет. Хотя мог потерять ее. Вот где изверги! Разве это люди? Но подумай сам, если человеков всегда грузить горем, они не вынесут, свихнутся. И кому от того радость, если вокруг одни зацикленные останутся, совсем просвета в жизни не будет!

– Люди не должны жить бездумно! – не соглашался Павел.

– Да никто не живет легко. Заботы точат каждого. От них не то дома, во сне ворочаешься. Нет теперь веселых и бездумных. Даже дети озабоченные. А ты последнее отнять хочешь – тепло своего дома. Кому охота родную квартиру в склеп превращать? Уж и не знаю, как Лариса терпит, Nho никакая другая не согласилась бы!

– Она меня любит!

– Так ты ею дорожить должен!

– Она меня понимает! Вот ты неправ! Человек должен жить духовно! Понимаешь, есть другие, бесценные ценности. А ты о настроениях и бытовухе. Она всегда губила даже самые светлые умы.

– А перестань мне мозги канифолить. Сам признался, что не продал ни одной картины. Жрать-то, что будешь? Духовность или свой талант? Ими сыт не будешь. Ты про жизнь подумай. Она у тебя на кухне в пустом холодильнике совсем замерзла.

– Ни черта ты не смыслишь в искусстве! А потому, говорим впустую. Разные мы! – поник головою Павел. Юрка молча ушел. Хозяин вернулся в свои воспоминания. Он не слышал, как закрылась дверь за сантехником, не сказал ему ни спасибо, ни до свидания. Юрка, обслужив еще несколько вызовов, вынес сына во двор, чтоб погулял малыш на свежем воздухе.

Он долго сидел в одиночестве, пока не спустились во двор несколько мужиков. Поговорили о своем, насущном. И вдруг сантехник увидел Ларису. С тяжелой сумкой она спешила домой.

– Лариса! Не забудьте, не пользуйтесь ванной. А ключи от квартиры я отдал Павлу. Он давно дома, – окликнул женщину. Та благодарно кивнула, даже забытое мужем спасибо сказала. И, вспомнив, вернулась к Юрию:

– Сколько я вам должна? – спросила торопливо.

– Как-нибудь по возможности оплатите «колено», вот чек. Там сумма проставлена.

Баба порылась в кошельке, покраснела:

– Можно завтра отдам? – спросила еле слышно.

– Ладно, – ответил мужик согласно. Вскоре он забыл о семье чудаков.

Весь дом удивляло то, что в окнах этой квартиры почти до утра горит свет. Иногда его гасили, но вскоре зажигали вновь.

Случалось, на балкон выходил человек, он смотрел куда-то вдаль, потом, будто спохватившись, убегал в квартиру. Все окна этот человек закрыл газетами. Даже в спальне и на кухне не было занавесок.

– Неужель так тяжело живут? – не выдержал как-то Никита Попов.

– И детей у них нет…

– Небось алкаши или наркоманы, – отозвался Степа.

– Ни то и ни другое, – оборвал Юрка и рассказал, как побывал в этой семье.

– Недавно к ним старуха приходила. Днем наведывалась, квартиру проветривала. Я ее на балконе видел, чья-то мать. Уже в сумерках ушла. Вот так же быстрой мышью двор проскочила, а ночевать не осталась. Наверное, неспроста, – сказал Женька.

– А ведь вроде интеллигенты, – поддержал Борис.

– А что, по-твоему, интеллигентность барахлом измеряется? Круто же ты загнул! Теперь зайди к любому, в квартире как в ломбарде, чего только нет! И чешский хрусталь, и китайский фарфор, и японская техника, и персидские ковры, хочешь убедить меня, что там живут интеллигенты? Как бы ни так! Сплошные проходимцы и негодяи! Нахапали, наворовали и сидят за семью замками. По нескольку собак держат. В своей квартире громко чхнуть боятся, чтоб на лестничной площадке не услышали, что они дома взаперти сидят, деньги пересчитывают, друг другу не доверяют. Интеллигентами не становятся, ими рождаются. А тряпки и мебель ничего не прибавят к человеку. Поверь, пастуху хоть корону нацепи, царем он все равно не станет. Происхожденье даст трещину. Так что, не болтай пустое, Борис! Не знаем мы тех людей. А и нужны ли мы друг другу? Лично мне никакого дела нет до ^их! – сказал Александр Петрович Порва и пошел навстречу бабульке, ради какой пришел во двор. Старушке нужно было замерить давление, сделать уколы, проверить общее состояние

человека. Сколько таких было во дворе. Стоило врачу появиться, люди шли к нему торопливо. Может потому не выносил Порва пустых разговоров, пересудов и сплетен, искренне считая, что люди должны помогать, а не вредить друг другу.

Так же думали и Лариса с Павлом. Одно их частенько угнетало, что помочь другим они никак не могут из-за скудных возможностей. Потому не подходили к соседям, ни у кого ничего не просили. Старались жить незаметнее, не привлекая к себе внимание, никому не навязывались в друзья.

О том, что Павел иногда ходил продавать свои картины, в микрорайоне долго не знали. Ведь продавал он их в городском парке на аллее. Не один, обычно в воскресенье, когда в парке собирались все художники и выставляли свои работы на обозрение и суд горожан.

Что и говорить, народу здесь было немного, в основном молодежь. Многие из них и не смотрели на картины. Проскакивали мимо, даже не взглянув на работы, не задержав взгляд ни на одной картине.

Редко когда здесь появлялись солидные люди. Эти интересовались, долго рассматривали, а потом покупали одну или две работы. Возле Пашки никто не задерживался. Глянут мимоходом и дальше проходят. Его работы не замечают, не хотят всмотреться, вдуматься.

Павла это обижало. Он считал, что горожане отупели, не способны по достоинству оценить его картины. И вот однажды возле него остановилась пожилая женщина. Она долго рассматривала картины, а потом спросила внезапно:

– Ты долго был в Чечне?

– Как узнали?

– Я сама там была, медсестрой. И, указав на картину, где подбитая снарядом санитарная машина перевернулась в кювет, спросила:

– Сколько стоит?

Узнав цену, заплатила не торгуясь.

– У вас кто-то остался в Чечне? – спросил женщину.

– Да! Молодость, память и любимый. Это не забыть, – поторопилась уйти.

А вскоре подошли военные. Их было пятеро. Внимательно всматривались в Пашкины картины.

– Крутой ты человек. В самую душу бьешь не щадя. После твоих работ ночи покажутся мукой. Ведь и так пережито нимало, – заметил пожилой майор.

– Война закончилась. А твои картины все еще пахнут порохом и смертью. Стоит ли душу изводить такою памятью? Жизнь короткая! Каждой минутой дорожить надо, – купил одну из работ капитан, сказав тихо:

– В кабинете повешу. Домой не возьму, а то снова спать перестану.

Павел возвращался домой счастливый. Две картины продал! Конечно, это мало. Но все ж…

– Павлик! Отходи от войны, перестань ее рисовать! Ты оглядись вокруг! Рисуй жизнь! – просила Лариса мужа.

– И ты туда же! – передернуло человека.

– Паша! Я уже не могу дольше терпеть. Ведь ты совсем забыл обо мне. Посмотри, в чем хожу, стыдно из дома выйти. Туфли сносились, вконец порвались, подошвы протерлись, облезли, колготки порвались вдрызг. У меня, если порвутся юбка или кофта, не в чем пойти на работу. Мне стыдно приходить в театр в таком виде. Ведь я на виду у людей. Никто не одевается так убого. Вспомни, что в театре работаю! Пощади! – напомнила Лариса мужу.

– Я тоже одет не по-королевски, но не обращаю внимания на окружение. У меня другая мораль и свои взгляды на жизнь. Важно не то в чем одеты, а что в душе. Я не пропиваю, сама знаешь. Живу искусством и трачу только на дело. Вот и сегодня, купил холст, краски, рамки для картин. Они наше сокровище. Не пойму, на что сетуешь? Другие живут иначе. Я такого не признаю. Жить животными инстинктами постыдно для человека! Я никогда не соглашусь на такое существование. Меня никогда не поняли б мои ребята. Они остались там – в Чечне, навсегда, их не поднять. Разве за пузо воевали, ради него погибли? Меня сколько раз спасли от смерти, чтоб я выжил. А теперь ты меня уговариваешь забыть все! Говоришь о тряпках, как мещанка! Не ожидал от тебя такого падения!

– Паша! Но куда денешься от жизни? Мы не на войне, среди обычных людей живем, надо пересмотреть свой нынешний день. Ведь ни один ты воевал. Но другие живут нормально, заботятся о семьях, о близких, – обняла мужа.

– Я тоже заботился, – сбросил с плеч руки жены. Еще как лелеял! Дышал над ними, а что получил? Сама знаешь! – вскипал человек.

Павел не всегда был таким. Когда-то ему прочили большое будущее. Его учителя говорили о таланте молодого художника, необычном видении и ощущении мира, называли гением. Картины Павла раскупались быстро и охотно. Он не знал нужды в деньгах. Картины человека представлялись на выставках и занимали видное место. Тематика работ была многообразной, впечатляющей. Вот так изобразил строительство дома, по-своему, без груды кирпича и бетонных плит, его дом словно вырастал из большого белого облака, как из сказки. Он будто на крыльях поднимался вверх, навстречу солнцу и небу. Эта работа получила самую высокую оценку на выставке. Была и другая, казалось бы, совсем неприметная: лесная избушка в самом сердце глухоманной чащи. Снежные сугробы да могучие деревья стоят в обнимку, вокруг темно и холодно, кажется, нет здесь места живой душе. Но из окон избушки льется наружу тихий свет жизни. Он так похож на добрую, теплую улыбку человека. Нет, здесь не погибнет, не пропадет живая душа. Тут

она всегда сыщет приют и отдых. Эта работа запомнилась многим. Каждый понял и воспринял ее по-своему. Художник сказал, что хотел утвердить еще раз торжество жизни на земле. Что за каждым ненастьем наступает рассвет, а в конце пути любого человека обязательно ждет свет в его окне… Он искренне верил в это.

Пашку любили все. У него было много друзей и подруг. Девчонки не сводили с него влюбленных глаз. Парень был их кумиром.

Но… Несмотря на славу и известность, женился на скромной девушке, какая отказалась стать натурщицей. Другие на такое предложение соглашались с радостью. Эти картины полуобнаженных и голых девиц пользовались особым спросом у горожан. Их раскупали мигом. Конечно, успех кружил голову, но человек вовремя обзавелся семьей, а вскоре стал отцом. Жена художника оказалась на редкость ревнивой. И Павел, поняв, что эта болезнь неизлечима, вскоре стал остывать к женщине и даже стыдился ее. Сгладило лишь появление сына. Он стал радостью человека и тот почувствовал смысл, цель своей жизни. Он будто получил от судьбы сильные крылья, способные удержать в любых испытаниях.

Но художнику, как и всем людям искусства, постоянно требовались новые впечатления, перемена обстановки, окружения, они диктовали новые темы, они вдохновляли.

Вот так решил, отправляясь в Чечню, что уж там он окончательно сформируется как зрелый художник. Эту идею подсказали друзья художники, какие тоже хотели встряхнуться, хлебнуть свежего ветра перемен.

Сколько лет им было тогда? Ни одному не исполнилось тридцати.

По-разному восприняли этот отъезд в семьях. И Павла не поняли. Ведь мог при желании «откосить» от призыва. Было нимало веских причин. Но человек сам рвался на войну. Что его так неотвратимо тянуло

туда? Он был уверен, что вернется совсем другим человеком и не ошибся.

Павел, как мог, утешал и успокаивал жену и мать Обещал, что скоро вернется живым и невредимым, будет беречь себя, не станет собою рисковать. Но чего стоили пустые обещания? Ведь человек не видел и не представлял себе войну. Он никогда не рисовал мертвых. Тут довелось не рисовать, а стрелять самому, стрелять и защищаться, чтоб не убили его.

Что такое война? Это понял сразу. Ему навсегда запомнились улыбки и смех вчерашних друзей. Их с каждым днем становилось все меньше. Иных увозили домой в гробах, других хоронили здесь, неподалеку от поля боя. Где-то в распадке, по дороге нарвались на мину, и разнесло ребят по обочинам, по кустам, такое лучше не видеть родным, не знать, какою жестокой бывает смерть.

Пашка видел все. Уж, какие там картины, кровь стыла в жилах, белели виски. Руки хватали автомат. О кисти и мольбертах не вспоминал. Не до них ему было.

Ведь вот только недавно сидели рядом. Говорили о доме, о семьях и детях, какие ждут их, своих отцов:

– Мой сынишка уже в детсад пошел. Совсем мужчиной стал. Все обо мне спрашивает, – прятал письмо из дома в нагрудный карман закадычный друг Виталий.

– А мой только ходить научился. Зубы еще не все прорезались. Меня помнит. По фото узнает. И говорят, что скучает. А еще очень ждет, – вздыхал Павел.

Вечером Виталия не стало. Вместе с ним погибли еще трое ребят. Павел не верил глазам. Лишь по случайности он не оказался с ними.

– Пашка, держись, мы вместе, нам нужно это видеть, самим. Когда вернемся, расскажем людям, что такое война. Будь она проклята! – чернел Митька. Его с самого детства дразнили губошлепом. Здесь его

прозвали стариком. Конечно, не случайно. Появись Митька в то время дома, родная мать не узнала б сына.

Сколько раз попадали они под обстрелы – ни счесть. За год трижды лежал в госпитале Павел, осколки и пули никого не щадили. Человек не писал домашним о своих невзгодах. Другим приходилось много хуже. Он все же выживал, вскоре снова становился в строй. Его в шутку называли заговоренным.

г– Павел, мы тебя ждем и любим! – писала жена. Человек улыбался в ответ, собирался вечером написать своим. Но… Не повезло. Снаряд попал в палатку. Пашка услышал жуткий грохот, яркую вспышку, нечеловеческую боль в животе и в ногах, потом все померкло. Давящая темнота навалилась на плечи. Где он и что с ним, человек не знал и не помнил. Его, умирающего доставили в госпиталь, и никто не верил, что этот человек выживет.

Пашка никого не слышал, не узнавал, едва дышал и не приходил в сознание.

– Конец мужику, этот не выживет и до госпиталя не дотянет, – сказал полевой врач с уверенностью и добавил:

– Дорогу не выдержит, зря мучаем.

Человек даже не стонал…

А через три дня в семью художника была отправлена «похоронка». В ней было сказано, что человек геройски погиб, защищая интересы своей России…

Павел пришел в себя в госпитале, там он долго не мог понять, где он и почему здесь оказался? Память дала осечку и восстановилась лишь через месяц. А еще через два месяца он уже подлечился, уверенно встал на ноги. И снова оказался на передовой.

До конца службы оставалось всего полгода. Но война не считалась со временем. Она косила людей днем и ночью. 1

Из письма матери человек узнал о «похоронке» на себя и, зло усмехаясь, сказал:

– Поспешили меня списать. Я еще повоюю! За себя и ребят!

В часы затишья человек выходил из укрытий. Долга смотрел на развалины домов, на обгоревшие сады, на изуродованную воронками землю, на лица людей, на серое небо, на горы, похожие на могильные памятники. Какой горький след оставила здесь война! Кто виноват в ней, а кто прав? Не скоро найдется ответ на вопрос. Надо зажить ранам, тогда не будет болеть сердце, – думал художник.

Он совсем недалеко ушел от расположения своей части. Его внимание привлекли дети, плескавшиеся в реке. Они смеялись, играли, ныряли в воду, резвились так беззаботно, словно не было совсем рядом никакой войны. Над головами детей светило солнце.

Человек решил обязательно запечатлеть этот эпизод: дети, купающиеся в реке, а вокруг воронки от снарядов. !

– Живи живое! – так назову работу! – решил человек. Он запоздало хотел оглянуться на звук шагов. Сильный удар по голове опередил Пашку. Его схватили чьи-то грубые руки, поволокли от реки к дороге, затолкали в машину и повезли в горы.

Его долго держали в яме. Один раз в день кормили. Иногда опускали лестницу, чтоб работал по хозяйству. Но, Пашка ничего не умел. Живя всю жизнь в городской квартире, не имел понятия о дровах и печке, об огородах. Этому удивлялись чеченцы и жестоко избивали человека за никчемность, считая, что с этим пленником им крупно не повезло. Обучению он поддавался плохо и долго. Потому кормили скудно. Пашка страдал не столько от голода, сколько от побоев и разлуки с семьей. Он только теперь осознал, как ненадежна его жизнь. Понимал, что вырваться отсюда, нет никаких надежд. Дом, огород и яма окружены высоким, неприступным забором. Вдобавок все это охранялось целой сворой громадных свирепых собак, способных разнести в клочья любого чужака.

Лишь один раз в месяц разрешали ему помыться в реке. Но все это время на берегу стоял сын хозяина с оружием в руках. Он не сводил глаз с Пашки. И если бы тот попытался сбежать, его бы тут же пристрелили.

Человек не знал, что в его семью пришло извещение, что Павел пропал без вести. Он давно потерял счет времени и одичал, зарос до неузнаваемости. Над ним смеялись хозяева, говоря, что скоро этого мужика станет невозможно отличить от сторожевых собак.

И только во сне он возвращался к нормальной жизни, общался с матерью, сыном, женой. Он даже радовался, забывая о плене. Но сон кончался, и наступало новое утро.

– Ребята! Вы погибли как мужчины. А я пропаду в этой яме. Сил больше нет! Заберите меня от позора! Помогите! Лучше смерть, чем такая жизнь! – умолял погибших.

Неумолимо шло время. Три зимы прошли с того времени как Павла бросили в яму и он стал пленником. Из слов хозяев понял, что таких как он здесь хватает, в каждом доме держат пленников. Их либо сами захватили, либо купили. Иные куда дольше Пашки живут у чеченцев, они много умеют и даже приняли мусульманство. Потому живут хорошо и ни на что не жалуются.

Человеку не предлагали сменить веру. В представлении хозяев Пашка был недостоин этого. И, прежде всего, потому, что не умел и не любил работать.

– Держу тебя из жалости, как глупого барана! Но когда надоешь, убью! Может, завтра, – говорил хозяин.

– Какой тебе толк от моей смерти? Лучше отпусти меня! – отвечал художник.

– Много хочешь! Моего брата ваши убили. Почему его не отпустили? V него тоже остались жена и дети! Кто за его смерть ответит? Теперь я их кормлю! Почему тебя отпущу, нет, не жди! Будешь здесь, – в яме, живым покойником. За моего брата мучайся. Я за него не прощу!

Однажды к его яме прибежали дети. Увидели, что хозяин пошел с собаками в горы проверить свои отары овец, и ребятишки решили заглянуть к соседу. Увидели Павла. О чем-то спрашивали его. Он не понял, они смеялись. Но потом девчонка бросила человеку кусок лепешки. Мужик проглотил мигом. Хозяин, уходя в горы, забыл дать поесть. А дети сжалились. Даже мяса принесли. Долго пробыли возле Пашки, пока из дома не вышла старуха и не прогнала злою бранью.