Текст книги "Темное искушение"
Автор книги: Эллисон Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 15
Чад налетел на худощавого, сутулого человека у столешницы. Буфет внизу зашатался от удара обутых в сапоги ног. Стекло выпало и разбилось. Нож со звоном упал на пол. Чад наклонил человека назад, прижав сухопарые плечи к поверхности. Осунувшееся лицо, глаза, уставившиеся на бутылку в руке Чада.
Другой рукой он схватил незваного гостя за шею. – Кто, черт побери, вы такой и какого дьявола вам надо? – полузадушенный ответ заставил его немного ослабить хватку. – Кто вы такой?
– Н-Натаниель.
Чад посмотрел на испуганное лицо, дикие, закатывающиеся глаза. Незваный гость вообще не сопротивлялся, и Чад решил, что, кем бы ни был этот Натаниель, он вряд ли представлял угрозу. Бедняга был напуган до смерти.
Чад отпустил его, поставил бутылку на полку и отступил. – Что вы тут делаете?
Долговязый мужчина сполз со столешницы. Скрюченным пальцем он указал на железную плиту. – Готовлю завтрак.
Чад заметил жареный хлеб на плите. Рядом с ним булькал кофейник, испуская струи пара. Тут же на рабочем столе стояли кувшин с молоком, несколько яиц и тонкий ломтик бекона.
– Келлин послала тебя?
– Она сказала, что мне надо приготовить еду и убрать, присмотреть за лошадью и сделать то, что милорд потребует.
Чад посмотрел на твердые черты лица Натаниеля, на его озадаченные светло-карие глаза. Человек стоял, сжав руки и неуверенно переступая с ноги на ногу.
Эта поза вызвала сочувствие в Чаде. Несмотря на возраст, Натаниель казался скорее ребенком. Чад улыбнулся, чтобы успокоить его. – Ты – мастер на все руки, верно?
– Ага. Я подстригал.
– Подстригал? Ты, должно быть, имеешь в виду садоводство. Ты садовник, нанятый моим стряпчим? – в ответ тот посмотрел на него озадаченно. Натаниель пожал плечами. – Я подрезаю и подметаю. – Нахмурившись, он отошел назад, ногами сильно ударив по дверцам буфета. – Только днем. Ночью небезопасно.
Видя волнение этого человека, Чад поднял руки, уверяя его. – Всё в порядке, Натаниель. Я не стану просить тебя приходить ночью, и я определенно буду отпускать тебя до того, как станет темно. Келлин обсуждала с тобой твое жалованье?
Натаниель пожал плечами.
– Значит, мы что-то устроим, – внезапная мысль заставила Чада спросить. – Натаниель, так как ты присматривал за Эджкомбом для меня, не видел ли ты кого-то в доме или на территории?
Широко раскрыв глаза, он решительно покачал головой. – Никого не видел.
– Ты совершенно уверен?
– Никого, – опять ногой ударил по буфетным дверцам.
Слишком быстрый ответ, по мнению Чада. Как будто кто-то наказал Натаниелю так отвечать. Думая о том, что вряд ли он получит полезные сведения от своего нового слуги, он указал на плиту. – Ты продолжай готовить завтрак. Натаниель, потом подогрей его для меня. Мне нравится поджаренный бекон. А я тем временем снова спущусь вниз на какое-то время.
– Никогда не ходите вниз, – услышал он шепот за спиной.
Чад повернулся. – Кто тебе это сказал? Келлин?
Натаниель лишь смотрел на него, его неясные глаза были непроницаемы.
– Чад? Ты здесь?
Эхо от собственного зова Софи заставило ее подпрыгнуть, а звучащая тишина дома вызвала тревожные мурашки. Подойдя к лестнице, она поставила ногу на нижнюю ступеньку и вытянула шею, чтобы увидеть коридор наверху. – Чад? Это Софи.
Наверху ли его комната? Упрямое ощущение желания притупило ее опасения. В последний раз, когда она поднималась по этим ступенькам, то нашла восторг запретного удовольствия в объятиях Чада. Восторг, который мог бы повториться прошлой ночью, если бы только они не были в часовне.
Совершила ли она ошибку, придя сюда? Одна в пустом доме… с ним? Желание ударило и вызвало его запах, его вкус, жар его прикосновений к ее обнаженной плоти. В то же время беспокойный страх чего-то, что она даже не могла назвать, тихонько дышал ей в затылок.
Берегись… я не джентльмен.
О, он хотел, чтобы она в это поверила и, возможно, это было правдой. Но что-то большее было внутри него. Что-то, чего он боялся… и боялся, что она узнает…
Но она пришла сюда не ради соблазнения или попытки разузнать его секреты. Она позвала его еще раз, потом отошла от лестницы и пошла наугад. Она зашла в гостиную, просторную, элегантную в мужском стиле, но Чада там не было.
Перейдя в следующую комнату, она подошла к закрытой двери, и снова ее сердце подпрыгнуло. Может быть, это та комната, где она впервые заметила Чада? Она приложила ухо к двери. Ничего не услышав, она постучала и позвала его по имени. Быстро оглянувшись через плечо, она повернула ручку двери, посмотрела… и изумилась. В тот день, когда она видела Чада, пройдя через террасу, чтобы посмотреть в окно, то видела мебель, множество книг. По всем признакам, эта комната была библиотекой.
Теперь у стен стояли пустые полки, и мебели не было вообще. Она провела рукой по ближайшей пустой полке, стряхнула пыль с пальцев и подошла к окну, выходящему на террасу. Ставни закрывали вид. Она открыла окно, а потом деревянные ставни, затем снова закрыла окно.
Да, это должно быть та самая комната. Рифленые оконные стекла были запачканы, но она сумела увидеть неухоженный ряд грушевых деревьев, кизила и дикой местной рябины. В тот день Чад смотрел прямо на нее, достаточно, чтобы запомнить ее. И всё же когда они встретились в часовне, он не показал, что узнал ее, а потом отрицал, что вообще был здесь.
Почему?
Ее внимание привлекло окно. Она отошла, чтобы осмотреть ромбовидные застекленные средники и каменный подоконник. Снова вспомнились подробности того утра.
Окно немного выступало, а не было вровень со стенами, как сейчас, выходило наружу под покрытым черепицей наклонным выступом.
Шепот у ее плеча заставил ее подпрыгнуть. Она развернулась, ожидая увидеть Чада позади себя. Комната была пуста, полки пустовали. Шипение коснулось ее позвоночника.
Уууубийсссство.
Развернувшись, она снова посмотрела в окно, но не увидела ничего, кроме пейзажа снаружи, деревья и изгороди трепетали на морском ветру.
Она поспешно вернулась в холл. – Чад – Ой!
Она поднесла руку ко рту, но не смогла заглушить крика. Из косых теней официальной столовой появилась высокая, худощавая, сутулая фигура. Когда он подошел к двери на террасу, свет позади него осветил его лицо. Она увидела лишь глубоко посаженные глаза и мрачно сжатый рот.
Сердце подскочило к горлу, Софи отошла к лестнице. Быстро посмотрев на входную дверь, она оценила свои шансы на побег. Она, вероятно, и смогла бы выбраться отсюда, но он с легкостью поймал бы ее во дворе.
Она вздернула подбородок и сказала приказным тоном. – Кто вы такой? Где Лорд Уайклифф?
– Я – Натаниель, – он не подошел к ней. – Милорд внизу.
– Внизу – это где? В кухне? В кладовых?
Свежевырытой могиле?
– Я настаиваю, чтобы вы мне сообщили, где именно находится лорд Уайклифф, – приказала она. – Сию же минуту, и не говорите что «внизу».
Острые плечи дернулись под поношенным твидовым пиджаком. – Не знаю.
– Не знаете или не скажете? – ее предчувствия нахлынули, как морские волны. – С-с ним что-то случилось? П-почему вы здесь?
– Готовлю еду, ухаживаю за лошадью, подрезаю сад.
Она моргнула. – Что?
– Его коню нужен овес, и его следует почистить щеткой. – Он отвернулся.
Испытывая предчувствие, что столкнулась со сложностями, Софи отошла от лестницы. – Боже милостивый, вы – его слуга, да?
На его лице появилась настороженность. – Днем. Только днем.
Странное замечание вызвало ее любопытство. – Почему только днем? Что происходит после заката?
Натаниель свел кустистые брови. – Милорд обещал, что я буду уходить до темноты.
– Понимаю. Ну, если его лордство обещали, то вам не стоит волноваться, – больше не опасаясь его, она прошла мимо сбитого с толку слуги и зашла в столовую. – Я полагаю, что так можно дойти до лестницы для слуг и вниз на кухню? Там я найду графа?
Натаниель не ответил. Когда Софи прошла до середины комнаты, неясный грохот потряс пол под ее ногами. Хрустальная люстра зазвенела над столом.
– Что происходит?
Она почувствовала его один толчок; потом всё стихло. Натаниель стоял в дверях за ней, руками держась за проем с обеих сторон.
– Небезопасно. – Его глаза закатились и показались белки. – Должен уходить.
Она не успела возразить, а он уже побежал к двери на террасу и исчез.
Тишина сгустилась вокруг нее. Чад всё еще был где-то внизу…
Она заставила ноги двигаться, несмотря на дрожь. Еще одна пустая комната полная тишины, а потом еще одна, пока она не нашла служебный коридор и лестницу. Внизу она зашла в помещение для мытья посуды, где сковородки, кастрюли, тарелки сушились на доске рядом с водяным насосом. Не увидев никаких признаков беспорядка, она зашла в главную кухню, где весь воздух был пропитан ароматом жареного бекона.
– Чад? – она прокашлялась и позвала громче. – Твой слуга сказал мне, что я найду тебя внизу, здесь. Прошу, только не появляйся слишком неожиданно.
Какая она глупая, разумеется, он ничего подобного не сделает. Входная дверь в кладовую для продуктов была немного приоткрыта. От порога каменные ступеньки вели во тьму. Она наклонилась и позвала его по имени. При далеком эхо внизу она почувствовала, как ее желудок сжимается от переживаний.
– Полагаю, что если я собираюсь прыгать, – дрожащим голосом прошептала она. – Я должна, по крайней мере, видеть, куда именно.
Прокравшись на кухню, она схватила фонарь с подоконника и зажгла его от огня плиты. Потом вернулась к лестнице, собираясь спуститься.
Внизу ее охватил подземный озноб. Свет фонаря мерцал на побеленных стенах и арочных потолках, а тени танцевали в дверях рабочих помещений и кладовых. Ее шаги по полу, покрытому плиткой и камнем, были очень громкими, и поэтому она чувствовала некое раздражение.
Коридор заканчивался у входа в винный погреб, неясный свет ее лампы упал на многочисленные бутылки. Не увидев Чада, она повернулась, чтобы уйти.
Софи.
– Чад? – она развернулась.
В комнате не было никакого движения; не слышалось ни звука из коридора. Вероятно, она слышала лишь шелест своих юбок. Софи подняла фонарь повыше, отогнав тени от ниши в углу. В плиточном полу зияла дыра.
Она осветила это отверстие. Ступеньки, выдолбленные, скорее всего, в части естественной подстилающей породы, спускались к земляному полу. Пульс Софи участился. Может, этот туннель вел к морю?
– Чад? Прошу, ответь, если слышишь меня.
Ее слова эхом вернулись к ней, затихнув на пустой, далекой ноте. Означал ли тот грохот, что она услышала наверху, то, что он был ранен? Одной рукой крепко держа фонарь, она подобрала юбки и спустилась в место, которое было холоднее, сырее и темнее подвалов. По ее рукам забегали мурашки. Пол резко скатывался вниз.
Двигаясь уже несколько минут по узкому проходу, она подумала, что, скорее всего, находится больше не под домом, а под садом. Под деревьями, травой, землей и камнями.
Как в могиле.
Туннель сузился, стал более неровным. Камни скользили под ее ногами, и вокруг слышались звуки скользящей земли и стекающей воды. Она подвернула лодыжку на неровной поверхности и споткнулась о груду камней. Прижав руку к мокрой стене, она сохранила равновесие, и удержала фонарь. Через несколько футов путь ей преградила стена из камня и сломанной древесины. Крутые земляные холмы, бывшие прежде потолком туннеля, исчезали в темноте.
Ее бьющееся сердце замерло. Потом она вздохнула и выкрикивала его имя, пока новый страх не заставил ее замолчать. Она посмотрела на землю у себя над головой. Не обвалится ли потолок туннеля от громких звуков? Ей придется рискнуть. Она нашла камешек рядом. Помолившись и надеясь, что не совершает ужасную ошибку, она ударила по камню побольше.
Несколько минут спустя она остановилась. Ее сердце и все тело замерли, пока она прислушалась. И затем, словно издалека, послушался слабый стук. Она вскрикнула, снова ударив камнем, на этот раз сильнее. Три удара, потом пауза, потом еще три удара.
Она услышала заглушенное и неясное повторение ее сообщения с другой стороны завала. В волнении она позабыла об осторожности, поскользнулась на камнях и прижалась к радеющему каменному завалу.
– Чад, это Софи. Ты меня слышишь? Ты ранен?
– Нет… не думаю… – сцепив зубы, Чад подтянулся и сел.
Головокружение накатило на него. Софи снова позвала его по имени, и он понял, что его ответ был слишком тих, и она его не услышала. Он вздохнул. – Я в порядке.
Но это было не так. Боль охватила его правую лодыжку. Камни врезались в его ноги. Он прикоснулся кончиками пальцев к виску и поморщился. Как долго он был без сознания?
В его мозгу мелькнуло воспоминание. И он начал отпихивать камни от себя. Чад наткнулся на обвал и решил, что это произошло давно. Но он обнаружил пространство между обломками древесины и пролез через него. С фонарем в руке он прошел лишь три четверти пути, когда осадочная порода стала падать. Он лишь успел проскользнуть через отверстие, пока оно не исчезло. Если бы Чад двигался медленнее, то его могло бы раздавить.
Чад приземлился головой вперед на пол пещеры. Фонарь с треском упал, но прежде он увидел душераздирающее зрелище. Хотя теперь в темноте он не мог их видеть, но отчетливо чувствовал в нескольких футах от себя присутствие двух скелетов.
– Софи, – позвал он. – Посвети фонарем насколько можно близко. Постарайся найти щель.
Когда она нашла одну, то лучи света осветили пещеру. Рядом на земле мерцал металлический объект. Он потянулся и схватил меч за рукоятку. Он поднес его ближе, и во время осмотра меча на него нахлынул шок узнавания. От оружия, казалось, исходил холодный поток, а может быть, это была лишь его собственная реакция на находку?
– Думаю, что я нашла выход, – закричала Софи. – Ты видишь его? Я пройду там. Попытайся схватить меня за руку.
Он опустил меч. – Нет, Софи, просто поставь фонарь вниз и отойди.
– Не смеши меня. Ты видишь, где я нахожусь?
Осознав, что она не послушает его, он начал искать щели, куда проникал свет, и согнулся у самой большой из них. Его рука прошла, но плечо застряло в отверстии. Он пальцами касался мягкости, тепла, надежды. Она обхватила пальцами его пальцы. На одно долгое мгновение он думал, что она сможет волшебным образом его вытащить. Он не мог ее видеть. Но в его голове появился ее образ – ее лицо, ее улыбка, ее большие серьезные глаза. Чувство целеустремленности и доверия захватили его.
– Софи, отойди. У меня возникла идея, и я попытаюсь это сделать со своей стороны.
Сжав в руках меч, он вставил оружие в отверстие. Металл зазвенел, посылая волнообразную вибрацию от оружия к его руке. Но он чувствовал самые легкие движения, осадочная порода и камешки падали на землю.
– Еще раз так сделай, – подсказала она ему.
Звуки трения металла раздавались в пещере. Прилагая огромные усилия, он отбрасывал в сторону землю и камни, расширяя отверстие. Пока он работал, то холодел при одной мысли о еще одном обрушении и о том, что Софи могла быть ранена, но выбора у него практически не было. Без своего фонаря у него едва ли есть шансы пройти до конца туннеля. В такой кромешной тьме он бы шел вслепую, вероятно, наткнулся бы на еще одну стену обломков или впадину в земле, или бы мог пропустить поворот и заблудиться в этом лабиринте.
– Я вижу тебя, – с той стороны стены раздался крик триумфа Софи. – Попытайся пробраться.
– Отойди. – С мечом в руке, он втиснулся в отверстие, которое было едва достаточным для ширины его плеч. Его рубашка порвалась. Из-за острых углов камней, царапающих его кожу, он испытывал боль. Пригибаясь, изгибаясь, он двигался к свету Софи и ее подбадривающему голосу.
Его движение застопорилось. Он застрял. Крепко. Пойманный в ловушку каменной стены, которая могла в любой момент обвалиться на него, он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Не мог ни двигаться вперед, ни вернуться назад тем же путем. Его наполнила беспомощность, пока сила позади него не толкнула его вперед.
ГЛАВА 16
– Чад, ты ранен? Ты можешь дотянуться рукой до меня?
Горло Софи сжалось от внезапного страха. Почему он остановился? Она до боли хотела обнять его, спасти, как он спас ее прошлой ночью.
Сияние золотых волос промелькнуло в свете фонаря, и у нее закружилась голова от облегчения. Следом появилось его плечо. Затем показалась рука, держащая над головой какой-то предмет. Металл бряцал и царапал. Чад хмыкнул. Что это он держал?
Ответ она получила, когда он бросил ей рапиру с эфесом в виде чашки. Ошеломленная, она поймала оружие и положила его на землю.
– Схвати меня за руки, – он выглядел изнуренным, полностью обессилевшим, – и тащи.
Софи так и сделала. Она тащила его, словно ее жизнь, его жизнь, – всё, чем она дорожила, зависели от этого. Она полагалась на ту же самую, взятую взаймы силу, которая позволила ей забраться на вершину скалы у моря и пройти по торфяникам, когда те люди преследовали их.
Сам процесс спасения Чада походил на роды, или, во всяком случае, на то, как она себе это представляла. Боль. Препятствия. Страх. Усилия, вызывающие пот. Понемногу, с ее помощью, он пролез через камни, ранящие тело, и вот голова и плечи расширили отверстие с ее стороны. С последним рывком, он выпал из проема, руками обхватил ее за талию, и его вес лишил ее равновесия.
Они вместе упали среди камней, их ноги и руки переплелись. Она оказалась и на нем и под ним. Камни вонзились в ее бедро, его крепкий торс удобно укрыл остальное ее тело, а ее пальцы сжали прядь его волос.
Слезы катились по ее лицу, и его плечо, к которому она прижалась щекой, промокло. Она не знала, почему плакала. За исключением некоторых мелких повреждений, казалось, он был в порядке. И она тоже. По правде говоря, это было несравнимо с бегством от вооруженных бандитов в темноту ночи. Но, тем не менее, она заливалась слезами и к тому же икала.
Его дыхание было неровным и горячим. – С тобой всё в порядке?
Безумный смех поднимался в ее горле. Она зарылась лицом в его рубашку и крепко обняла его, пока не перестала дрожать, хотя и не могла сказать, кто из них дрожал сильнее. Он мягко разжал объятия, поднялся на ноги и помог подняться ей.
Держа ее лицо в ладонях, он решительно смотрел на нее и улыбался.
– У тебя такая же реакция, как была у меня прошлой ночью, когда я понял, что тебя не застрелили.
В ответ она рассмеялась, всё еще всхлипывая. Он ладонями вытер слезы с ее щек.
Она рукой указала на каменный лаз. – Это туннель контрабандистов?
– Если и был им, то не использовался уже давно. – Носком ботинка он оттолкнул упавший камень.
– Я не был причиной обвала. Я лишь вызвал его гнев, – он покачал головой и пошевелил левым плечом. – Давай выбираться отсюда, а потом я объясню.
– Давно пора.
Софи взяла фонарь. Чад нес меч, словно побывавший в битве воин в своей рваной, покрытой кровью рубашке. Рукав был почти оторван у левого плеча, зигзагообразные ссадины покрывали кожу. Образ солдата подтверждался его лицом, застывшими чертами и жуткой усталостью в глазах. Вдобавок он хромал, осторожно ступая на правую ногу.
Быстро оглядев муслиновое платье, она заметила темные пятна, сияющие и мокрые в свете фонаря. Кровь Чада. Совсем не чувствуя отвращения, она прижала свободную руку к пятну и почувствовала странное ощущение кровных уз, которые выдержат всё, что преподнесет им будущее.
Всё внутри нее перевернулось. Связь с Чадом, с мужчиной, лазившим по скалам, убегавшим от пуль, бросавшим вызов обвалам… и он вызывал в ней поразительные, возбуждающие ощущения. Да, само пребывание с этим человеком наполняло ее радостью такой же яркой и сияющей, как его волосы.
Но в этом мужчине была еще одна сторона, погруженная в тайны и темноту, скрытая за стенами, за которые он не позволял ей проникнуть, как бы она не пыталась. А она была женщиной, не перестававшей пытаться, недовольной ограничениями, неполной его частью, которую он ей предлагал.
И всё-таки он вообще ничего не предлагал. Несмотря на то, через что они вместе прошли, что они пережили, она не должна забывать, что он не давал ей никаких обещаний. Он не говорил об их совместном будущем. Просто иногда, из-за той близости, которую они испытали, будучи знакомы так недолго, она чувствовала так, словно это будущее у них было.
Она с сожалением смотрела на его широкие плечи и упругий изгиб его зада, следуя за ним по туннелю, а потом вверх по лестнице. Предложив ей руку, чтобы она смогла забраться в винный погреб, он остановился, чтобы осмотреть бутылки, расставленные на ближайшей полке. Всё так же сжимая в руке меч, он схватил бутылку и пошел дальше. До того, как они вышли за дверь, он грустно посмотрел на нее, устроил бутылку в локтевом изгибе и взял ее за руку.
– Ты собираешься рассказать мне об этой вещи? – она указала на оружие.
– После того, как выпью достаточно вина.
Они оба заморгали от сравнительно яркого света кухни. Софи поморщилась от количества кровавых пятен на льняной рубашке Чада.
– Я займусь твоими ранами. – Она открыла ящик наугад, в надежде найти тряпки для мытья посуды.
Рукой он схватил ее за запястье, бедром закрыв ящик. – Позже. После вина будет меньше болеть.
Он поискал в буфете бокалы и штопор. Протянул их ей, снова взял бутылки, меч и, прихрамывая, прошел в смежную комнату.
Длинный дубовый стол и скамейки по обеим сторонам от него указывали на то, что раньше тут была столовая для слуг. Чад прошел до конца скамьи и положил на стол бутылки и меч.
– Передай мне штопор, – он отодвинул стул с высокой спинкой от торца стола и похлопал по сиденью. – Устраивайся поудобнее. Мы пробудем здесь какое-то время.
Наклонившись над столом, он не произнес больше ни слова, пока не выпил два бокала кларета, а потом налил себе еще. Софи понемногу отпила из своего, пока ее бокал не опустел на две трети. Затем она поняла, что пьет едва ли не наравне с Чадом. Головная боль после туннеля почти прошла. Ее тело казалось легким, разум – спокойным. В первый раз за несколько недель она чувствовала себя свободнее.
Ладонью придерживая подбородок, девушка смотрела, как Чад подносил бокал к губам, следила за тем, как вино проходило по его горлу, как явно выраженное Адамово яблоко двигалось под кожей. Он закатал до локтей порванные и покрытые кровью рукава, открыв взгляду синяки.
Она снова посмотрела на его строгие черты, – изгиб его бровей, сильная линия носа, и рот, единственный, опустошительный намек на нежность, проявляющуюся с такой бездумной уверенностью, с такой устойчивостью. Она напряглась. Он настолько красив. Настолько мужественен. Настолько идеален.
Почему она не может иметь никаких отношений с этим мужчиной? Еще несколько глотков вина и она уже не помнила причин, по которым это было невозможно.
При звуке удара бокала о стол эти причины поспешно дали о себе знать. Она поморщилась, пытаясь собраться с мыслями, и почувствовала стыд из-за своих неприличных желаний, когда ей следовало бы волноваться о его самочувствии.
Тыльной стороной руки он вытер рот и окинул ее взглядом. – С одной стороны я чертовски благодарен, что ты сегодня пришла сюда, с другой – я бы с удовольствием свернул твою прелестную шею.
Он потянулся и положил руку на ее ключицу, лаская горло большим пальцем, а длинными пальцами вызывал покалывание на затылке. – О чем, черт возьми, ты думала, что пришла сюда одна после того, что случилось прошлой ночью, не говоря уже о том, чтобы спуститься в туннель, когда ты и понятия не имела, что там произошло?
– Ты будешь ругать меня за то, что я спасла твою чертову шкуру?
– Нет, – его рука скользнула к ее плечу. Он легонько встряхнул ее. – Я собираюсь бранить тебя за то, что ты рисковала своей шкурой.
– Ах, вот опять то же самое.
– Да, то же самое, – еще раз встряхнул ее. – Ты станешь отрицать, что ты поступила глупо?
– Мои поступки не были глупее твоих. О чем ты думал, пробираясь через туннель в одиночку? Что, если бы я не хотела найти тебя? Поверь мне, я несколько раз подумывала оставить это дело, – она содрогнулась, вспомнив тот шепот, который встревожил ее. Он был так похож на его голос… но этого не могло быть. – Ты думаешь, что твой слуга пришел бы тебя искать?
– Натаниель? Боже, нет, – его рука опустилась. Он схватил бокал и сделал большой глоток.
– Но те мужчины стреляли в тебя прошлой ночью? Разве это не говорит о том, что следует проявить осторожность? Не говоря уже о том, как ты рискуешь, испытывая терпение своего дяди, когда тайком уходишь с фермы.
– Угрозы дяди Барнаби – просто слова. Я теперь это понимаю. Его связь с теми людьми доказывает, что у него секретов больше, чем у меня, и он не станет рисковать и привлекать внимание моего дедушки и ни причинит мне боли, ни сообщит о моем поведении. К тому же я пришла именно из-за того, что случилось прошлой ночью.
Он так быстро опустил бокал, что алая жидкость едва не перелилась через край. – Ты узнала что-то еще? Что-то произошло?
– Ничего подобного. Но мои тетя и дядя уехали из Пенхоллоу утром сразу после завтрака. Они направились в Маллион по делам, касающимся их фермы, и вернутся поздно.
– Ты говоришь Маллион?
– Да. Может быть, они даже останутся там на ночь, – она наклонилась вперед. – Доминик несколько часов будет занят стадами. Я подумала, что мы могли бы воспользоваться этой возможностью, чтобы осмотреть ферму и поискать то, что прячет мой дядя. Я могла бы отвлечь Рейчел, а ты – она запнулась и оглядела его. – О, да посмотри же на себя. Ты весь в крови и хромаешь. Тебе не стоит никуда идти, а тем более на ферму.
– По крайней мере, не сегодня. – Он нахмурился и задумался. – Ты говоришь, что они вернутся поздно. Если бы ты смогла отвлечь своих кузенов, я бы мог осмотреться. Хотя сомнительно, что Гордон хранил бы что-то незаконное на своей территории. Скорее для этого используется усадьба на торфяниках.
– Как ты знаешь? Мы же не…
– Я сам был там. После того, как привел тебя домой, я вернулся. Амбар полон груза. Без сомнения, незаконного, так как я полагаю, что нет никакой логической причины складывать законный груз где-то, кроме складов в Бухте Пенхоллоу.
Его первая фраза привлекла всё внимание Софи, и она почти не слышала остальное. Она положила руки на бедра. – И ты называешь меня безрассудной.
Увидев его боевое выражение лица, она решила, что сейчас ничего не добьется, затеяв ссору. И на месте возмущения появилось нежная благодарность. Милый человек, разумеется, он вернулся один, чтобы не рисковать тем, что в нее опять выстрелят. Ее мысли, должно быть, были видны на ее лице, так как он нахмурился еще сильнее и плеснул себе еще вина в бокал.
Она сменила тему. – Вероятно, дядя Барнаби не хранит украденные товары на своей ферме, но у него должны быть инструменты, чтобы уводить судна из бухты по ночам. Я знаю, что он имеет какое-то отношение к этим береговым огням, которые я видела. Прошлая ночь еще больше убедила меня в этом.
– Я признаю, что ты можешь оказаться права.
– Тогда мы должны…
Она вздрогнула, когда он со стуком опустил бокал на стол. Вино пролилось на его рубашку, на ее платье. Свободной рукой он взъерошил свои волосы. – Ты не можешь оставить это? Мы не должны делать ничего.
В его взрыве не было ничего нежного, лишь резкий, колючий гнев. Обиженное разочарование сжало ее горло и не дало ей ничего сказать в ответ. Несколько секунд прошли в натянутом молчании, которое нарушалось лишь напряженным ритмом их дыхания. Осторожный незнакомец вернулся, и она снова почувствовала, как ее отталкивают, отправляют прочь.
Со смиренным вздохом, она встала рядом с ним и тихо сказала. – Теперь я займусь твоими ранами. Снимай рубашку.
Софи вернулась из главной кухни через несколько минут, захватив тряпки и миску с водой. Чад не снял рубашку. Он не сделал ничего, а только размышлял и пил вино, думая, перестанет ли она, наконец, испытывать его.
Хотя прошлой ночью он не узнал тех мужчин с фермы, но был совершенно уверен, что они были частью той же банды контрабандистов, с которой он имел дело два года. И однажды их лидер придет к нему, чтобы втянуть его глубже или заставить заплатить за то, что он дал показания против своих сообщников.
Боже милостивый. А если бы этот день наступил сегодня, а Софи была бы тут?
Когда она поставила миску и тряпки на стол, он бутылку и налил остатки в свой бокал. – Не сейчас.
– Да, сейчас, – она наклонилась к нему и просто начала расстегивать пуговицы на его рубашке.
Кончики пальцев задевали его тело и заставили его сделать резкий вздох, когда его охватила какая-то боль, – его пронзило сильное желание, желание ее. Он желал ее всю и знал, что не заслужил. Руками он накрыл ее руки. – Я сам.
Она кивнула. Ее щечки порозовели. Ее румянец стал гуще, когда он снял рубашку и бросил на скамью рядом с собой. Холодный воздух касался сети царапин, покрывающих его плечи, руки и грудь. А ее взгляд по контрасту обжигал его.
– Милостивые небеса, – нахмурившись, она смочила тряпочку, выкрутила ее над миской и приложила к его грудной клетке. Он поморщился, шипя сквозь зубы. – Извини, – прошептала она.
Нежные, изящные ручки очистили его раны. Царапины болели там, где их касалась тряпка, но кончики ее пальцев вызывали мучительные уколы удовольствия. Она постоянно извинялась за то, что причиняла ему боль, ее дыхание нежно касалось его кожи. Желание сражалось с болью, пока они не смешались и не превратились в болезненную, искреннюю решимость.
Он схватил ее запястье. – Прекрати.
– Прости, но ты же не хочешь получить инфекцию, не так ли? – в воздухе с тряпочки стекала вода на его брюки. Ее щеки запылали; в ее глазах были те же бунтующие эмоции, что у него самого.
– К черту инфекцию. Ты меня до смерти доведешь, Софи Сент-Клер.
Он рывком притянул ее к себе на колени. Она вскрикнула, ее крик он быстро поглотил, прижавшись ртом к ее губам. Он почувствовал некую нерешительность, а потом она зарылась пальцами в его волосы, а ее тело плавилось при его прикосновении. Ее губы открылись, и она отвечала на его поцелуи, издавая стоны и встречая каждое касание его языка.
От пульсирующего желания его брюки стали тесны, настойчивая потребность стала сильнее, когда смешались ее сладкий вкус и выпитое им вино. Он опьянел, – опьянел от желания к ней, от нетерпения оказаться внутри нее. Он знал, что правильно, а что – нет, но, тем не менее, потянулся к тому блаженству, которое жаждал с той первой ночи в часовне.
И находились они не в часовне, а в Эджкомбе, где он был хозяином.
– Я скажу это тебе лишь раз, – он открыл рот, коснулся им ее подбородка. Прикусывая, облизывая языком мягкий угол, пока она не задрожала. – Ты тут не в безопасности, Софи. Не в безопасности со мной. Иди. Если хочешь. Но только быстро.
– Вечно ты говоришь мне уйти. Чтобы оказаться в безопасности, – ее губы коснулись его брови, оставляя за собой жидкое, нежное пламя. – Ты разве не понял, что мне вовсе е нравится безопасность?
