Текст книги "Воссоединенные"

Автор книги: Элли Каунди (Конди)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 50. Ксандер

– Кто скажет слово в защиту Ксандера? – спрашивает Колин.

Все молчат.

Анна смотрит на меня. Я вижу, что ей жаль, но я все понимаю. Конечно, ей пришлось использовать все свое красноречие, защищая Хантера. Он ей как сын, она поступила правильно.

Но здесь больше нет никого. Кассии нужно сидеть в лазарете с Каем, давать ему лекарство и ждать, когда он очнется. Кай встал бы на мою сторону: но он неподвижен.

Люди переминаются с ноги на ногу и смотрят в сторону Колина. Они злятся на него за то, что тот затягивает сцену. Я тоже хочу, чтобы все поскорее закончилось. Я закрываю глаза и слушаю стук своего сердца, свое дыхание и шум ветра высоко в деревьях.

Кто-то выкрикивает, и голос мне знаком. – Я скажу. – Я открываю глаза и вижу Кассию, пробирающуюся сквозь толпу. Она все-таки пришла.

Ее лицо светится. Лекарство, должно быть, помогло.

Но что-то не так со мной. Я бы должен радоваться, что Кассия пришла, и что лекарство действует. Но я могу думать лишь о больных из провинций и о Лей, во мне растет беспокойство, что уже слишком поздно. Как много людей мы в состоянии вернуть из комы? Подействует ли лечение снова? Найдем ли мы достаточное количество луковиц? И кто будет решать, какие люди получат лекарство в первую очередь? Столько вопросов, и я не уверен, что мы сможем найти ответы достаточно быстро.

Никогда еще я не чувствовал такого опустошения.

Глава 51. Кассия

Люди подходят, чтобы забрать свои камешки, которые они использовали, проголосовав за Хантера. Камни еще мокрые, и вода каплями стекает на одежду поселенцев, оставляя крошечные темные пятна. Некоторые люди, ожидая, нервно перекатывают камни в ладони.

– Это корыто, – говорит Колин, указывая на то, что ближе к нему, – для максимального наказания. Другое, – которое у ног Ксандера, – для более легкого наказания.

Он не уточняет, что это за наказания. Все уже и так знают? Анна предполагала, что наихудшим приговором для Ксандера может стать изгнание, потому что его преступление было не таким тяжким, как у Хантера.

Но для Ксандера ссылка будет означатьсмерть. Ему некуда идти. Он не выживет в одиночестве, и, чтобы вернуться в Камас, понадобится долго идти по труднопроходимой местности. Возможно, он найдет Хантера.

Но что потом?

Я смотрю на Ксандера. Солнце прокралось сквозь кроны деревьев и зажглось золотом в его волосах.

Мне никогда не приходилось задумываться, какого цвета его глаза, в отличие от глаз Кая. Я всегда знала, что у Ксандера глаза синие, и что он будет смотреть на тебя взглядом, полным доброты и искренности. Но сейчас, хотя цвет и не изменился, я знаю, что изменился Ксандер.

– Иногда мне с тобой одиноко, – совсем недавно сказал он мне в лазарете. – Я не думал, что такое может случиться.

А сейчас ты одинок, Ксандер?

Мне даже нет нужды спрашивать.

По деревьям скачут птички, люди переминаются с ноги на ногу, ветер шелестит в траве и скатывается по тропинке, но все, что чувствую я, это его молчание – и его силу.

Он поворачивается к толпе, расправляя плечи и прочищая горло. У него получится, думаю я.

Он улыбнется той самой улыбкой, и его голос зазвучит над толпой, подобно голосу Лоцмана, которым он, может быть, когда-нибудь станет. Люди поймут, какой он хороший, и больше не будут хотеть уничтожить его – они окружат его, придвинутся поближе и улыбнутся ему в ответ. Так всегда было с Ксандером. Все девчонки в городке любили его; чиновники жаждали видеть его в качестве работника их департаментов; больные хотели, чтобы их лечил только он.

– Клянусь, – говорит Ксандер, – я делал лишь то, о чем просил меня Окер. Он хотел, чтобы лекарство было уничтожено, потому что понял, что совершил ошибку.

Пожалуйста, думаю я. Пожалуйста, поверьте ему. Он говорит правду.

Но я слышу звенящую пустоту в его голосе, и когда он обращает взгляд на меня, я замечаю, что его улыбка уже не та, что раньше. И не потому, что он лжет, а потому, что он просто выдохся. Он месяцами заботился о неподвижных, почти не отдыхая. Он видел, как слегла его подруга Лей. Он верил в Лоцмана, потом верил в Окера, а они все просили его о невозможных вещах. Найди лекарство, сказал Лоцман. Уничтожь лекарство, приказал Окер.

И я виновата не меньше. Сделай другое лекарство, попросила я его. Еще один разочек. Я хотела найти это лекарство так сильно, как никто другой, во что бы то ни стало. Мы все просили, и Ксандер давал. В ущельях, я видела, как Кай исцеляется. Но здесь, в горах, я вижу, что Ксандер сломался.

В корыте возле ног Колина задребезжал первый камень.

– Подождите, – останавливает Колин, нагибаясь, чтобы вынуть его. – Ему еще не дали шанс договорить.

– Не важно, – говорит кто-то. – Окер мертв.

Они любили Окера, и теперь его нет. Они хотят кого-то обвинить. Когда камни заполнят корыто, возможно, Ксандера приговорят совсем не к изгнанию. Возможно, это будет кое-что похуже. Я бросаю взгляд на охранников, которые привели сюда Ксандера и которые разрешили ему сделать лекарство. Они виновато отводят глаза.

Я неожиданно вижу другую сторону выбора. Выбора, который имеет каждый из нас.

Иногда мы делаем неправильный выбор.

– Нет, – говорю я. Я хватаюсь за рукав, вытаскивая шприц с лекарством, приготовленным Ксандером. Если я покажу людям его и присланный мамой цветок, который увидел Окер, то им придетсяпонять. Мы должны были сделать это раньше, прежде чем начался суд. – Пожалуйста, – начинаю я, – послушайте…

Следующий камень летит в корыто, и в это время что-то огромное заслоняет солнце.

Корабль.

– Лоцман! – выкрикивает кто-то.

Но вместо того, чтобы двинуться дальше к посадочному полю, корабль, бешено вращая лопастями, зависает над нашими головами. Элай вздрагивает, и некоторые люди инстинктивно пригибаются. В памяти еще свежи обстрелы в Отдаленных провинциях.

В толпе раздаются стоны.

Корабль немного спускается вниз, но тут же снова поднимается. Его маневр ясен даже мне. Он хочет оттеснить нас, чтобы приземлиться в центре площади.

– Он же говорил, что никогда не будет пытаться сесть здесь, – говорит Колин с побледневшим лицом. – Он обещал.

– Площадь достаточно велика? – спрашиваю я.

– Я не знаю.

И потом все приходят в движение. Мы с Ксандером подскакиваем друг к другу, и он хватает меня за руку. Мы бежим прочь, наши ноги едва касаются земли, и ветер свистит над головами. Лоцман стремительно приближается к земле. Он может не пережить посадку, так же как и мы.

Что толкнуло Лоцмана на подобное безрассудство? Там же совсем немного пройти от посадочного поля до деревни. У него нет времени в запасе? Что такого случилось в провинциях?

Корабль резко дергается и кренится, – в горах всегда такой ветер. Лопасти корабля вращаются, в ушах свистит ветер, и мы не слышим ничего, кроме воя и крика, пока Лоцман падает, круша деревья и переворачивая корабль на бок.

Он не в состоянии посадить его, думаю я и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Ксандера. Мы стоим, прижавшись к стене здания, чтобы укрыться, и Ксандер закрыл свои глаза, не в силах смотреть на разыгрывающуюся перед ним драму.

– Ксандер, – окликаю я, но он не слышит.

Корабль снова наклоняется, разворачивается, содрогается, приближаясь к нам, слишком близко к краю площади. А бежать больше некуда. Нет времени или свободного места, чтобы обойти здание. Эти мысли стремительно мелькают в моей голове.

Я тоже закрываю глаза и прижимаюсь к Ксандеру, как будто один из нас может защитить другого. Он обнимает меня, и я чувствую его теплое упругое тело, – неплохое место в ожидании конца. Я жду скрежета металла, рушащихся камней и ломающихся деревьев, жду огня и жара, и смерти, такой же внезапной, как наводнение.

Глава 52. Кай

– Кассии здесь больше нет, – говорю я шепотом, слабым и трескучим.

Я чувствую себя не так, как обычно после сна. Я знаю, что прошло много времени. Я знаю, что я находился здесь, и что какое-то время был в отключке. Я пытаюсь пошевелить рукой. Успешно ли?

– Кассия, – зову я. – Может кто-нибудь найти Кассию?

Никто не отвечает.

Может, Инди найдет ее, думаю я, и потом вспоминаю.

Инди ушла.

Но я вернулся.

Глава 53. Ксандер

Открывая глаза, я вижу, что воздушный корабль заполнил собой всю площадь. Кассия спряталась в моих объятиях, вцепившись намертво. Никто не шевелится, когда Лоцман спускается с корабля и встает на том же самом месте, где недавно стоял я, возле корыт.

Колин идет прямиком к нему. – О чем ты думал, делая это? – спрашивает он разъяренным голосом. – Ты чуть не разрушил часть деревни. Почему ты не полетел к посадочному полю?

– У меня нет на это времени, – говорит Лоцман. – Провинции распадаются, и дорога каждая минута. Вы достали лекарство?

Колин не отвечает. Лоцман смотрит мимо Колина в сторону исследовательской лаборатории. – Найдите Окера, – говорит он. – Я хочу поговорить с ним.

– Это невозможно, – отвечает Лейна. – Он мертв.

Лоцман ругается. – Как это произошло?

– Мы считаем, это был сердечный приступ, – говорит Колин.

Все смотрят в мою сторону. Они по-прежнему считают, что я в ответе за случившееся с Окером.

– Значит, лекарства нет, – говорит Лоцман безжизненным голосом. – И нет шансов ни для кого. – Он возвращается к кораблю.

– Окер оставил нам лекарство, – кричит вдогонку Лейна. – Мы собирались испытать его на пациентах…

– Мне нужно лекарство, которое подействует немедленно, – говорит Лоцман, оборачиваясь. – Я не знаю, смогу ли прилететь сюда снова. Это – конец, понимаете?

– Ты имеешь в виду… – начинает Лейна.

– В Восстании появилась группа, которая хочет свергнуть меня с должности, – говорит Лоцман. – Они уже взяли под контроль больницы и склады с продовольствием. Если им удастся сместить меня, – а у них это получится, – у меня не будет никакого доступа к кораблям или способа отправить вас в Иные земли. Нам необходимо лекарство. Сейчас же. – Лоцман замолкает. – Восстание приказало отключить от капельниц определенный процент неподвижных.

– Сколько процентов? – спрашивает Кассия. Она выходит в центр площади, как будто у нее есть все права находиться здесь. Лейна, прищурившись, смотрит на Кассию, но разрешает ей говорить дальше. – Мы планировали, что они отключат около двух процентов неподвижных, чтобы оградить от заражения наибольшее число работников.

– Так было в самом начале, – уточняет Лоцман. – Но они повысили планку, и теперь рекомендуют двадцать процентов, и далее по нарастающей.

Один к пяти. Кого будут отключать в первых рядах? Тех, кто раньше впал в кому? Или позже? А в каком состоянии Лей?

– Это слишком много, – говорит Кассия. – В подобных мерах нет никакой необходимости.

– Алгоритм действий предусматривал, что люди будут готовы помогать,– объясняет Лоцман.– Что они не оставят неподвижных без присмотра. И Восстание распечатало хранилище образцов. Они выдают образцы тканей тем людям, которые соглашаются на отключение своих неподвижных близких в целях экономии места.

– И люди действительно идут на такой риск? – удивляется Касиия.

– Некоторые, да.

– Но они же не смогут никого вернуть. Ни у кого нет таких технологий. Ни у Общества, ни у Восстания.

– Пробирки с образцами никогда не предназначались для того, чтобы возвращать людей, – говорит Лоцман. – Их всегда использовали, чтобы контролировать народ. Поэтому я спрашиваю еще раз: Вы достали лекарство?

– Нам нужно еще время, – говорит Лейна. – Совсем чуть-чуть.

– Времени больше нет, – отрезает Лоцман. – У нас заканчивается запас продовольствия. Люди из больших городов бегут в провинции, где нападают на немногочисленных оставшихся жителей, или они покидают страну и погибают от мутаций, потому что нам не удается добраться до них вовремя. У нас заканчиваются ингредиенты для растворов, рекомендованные Окером, и пакеты для капельниц, и пока ни один ученый из провинций не сумел найти лекарство.

– Лекарство есть, – говорит Кассия. – Ксандер может показать вашим фармацевтам, как его приготовить. – И она показывает Лоцману шприц с лекарством. Кассия словно сидит за игровым столом и раскрывает все свои карты.

На секунду мне кажется, что Лейна и Колин не дадут Кассии уйти с лекарством, но никто из них не произносит ни слова. Каждый ждет следующего хода Кассии.

– На скольких пациентах вы испробовали его? – спрашивает Лоцман, выхватывая лекарство у Кассии.

– Только на одном, – говорит Кассия. – На Кае. Но мы можем сделать больше.

Эти слова вызывают у Лоцмана приступ смеха. – Один человек, – говорит он. – И почем мне знать, что Кай действительно выздоровел? Когда я видел его в последний раз, он даже еще не впал в кому.

– Он был болен, – говорит Кассия. – Ты сам видел его. И каждый здесь может подтвердить его болезнь.

– Конечно, они подтвердят, – смеется Лоцман. – Они хотят улететь в Иные Земли и согласятся со всем, что ты скажешь.

– Если у тебя больше не будет шанса приехать в деревню, – говорит Кассия, – тогда ты должен хотя бы поглядеть, что у нас есть. Это не займет много времени.

Лейна подходит ближе, улыбаясь, как будто ей изначально было все известно. Но подойдя вплотную к Кассии, тихо, чтобы не услышал Лоцман, Лейна шипит: – Кто? Кто помог тебе?

Кассия не отвечает. Она защищает людей, которые помогали ей с лекарством: меня, охранников, Анну, Ноа, Тесс.

– Лекарство приготовлено по рецепту Окера, – говорит она громко. Она смотрит на Лоцмана, но говорит для каждого, пытаясь расположить их на свою сторону. – И оно содержит ингредиент, который хотел использовать Окер. Это настоящеелекарство Окера и оно действует. – Она ступает на тропу, ведущую к лазарету. – Было бы стыдно, – бросает она Лоцману через плечо, – если бы ты проделал весь этот путь, и не получил того, что тебе нужно.

Лоцман следует за ней через площадь, и все остальные спешат за ними. Кассия распахивает дверь лазарета так, будто полностью уверена в том, что внутри дела идут замечательно. Но я замечаю, как дрожат ее губы, когда Кай смотрит на нее чистым и осознанным взглядом. Она не знала, что лекарство подействует, во всяком случае, не была уверена на сто процентов. И потом, на секунду, для них двоих исчезает весь мир, как будто никого из нас нет рядом. – Кай, – говорит она.

– Теперь мы можем убежать? – спрашивает он ее едва различимым шепотом. Каждый, включая Лейну и Колина, наклоняется поближе, чтобы услышать Кая, хотя то, что он говорит, не имеет значения ни для кого из нас.

– Нет, – говорит она. – Пока нет.

– Знаю, – отвечает он, и на его лице загорается слабая улыбка. Кассия наклоняется, чтобы поцеловать его, и его дрожащая рука тянется к ней, но безвольно повисает на полпути. И тогда я поднимаю его руку и кладу поверх ее рук. Я помогаю им воссоединиться. Всего лишь на мгновение я становлюсь частью их, но тут же отступаю в сторону.

Лоцман смотрит на Кая, потом поднимает глаза на меня. Он нам поверил? По его лицу невозможно ничего прочитать. – Окер сказал тебе лично, что это то самое лекарство? – спрашивает он напрямую. Теперь моя очередь убеждать его. Кассия и Кай сделали все от них зависящее.

– Окер рассказал мне о его работе в Обществе, – говорю я. – Я знаю, что он был частью команды, которая создавала вирусы. Знаю, как сильно он хотел найти лекарство. И я думаю, ему это удалось.

– Если то, о чем ты говоришь, правда, – говорит Лоцман, – нам необходимо провести полное испытание препарата на ком-то еще.

– Насколько надежен медицинский центр в Камасе, где меня нашла Инди? – спрашиваю я.

– Пока еще под нашим контролем, – заверяет Лоцман. Какое странное чувство – видеть, что кто-то, кому я однажды поверил, сейчас решает: верить мне или нет. Наши взгляды задерживаются друг на друге на мгновение.

Он понимает, что я чего-то не договариваю, но решает, что этого достаточно. – Я могу отвезти вас троих прямо сейчас, – говорит Лоцман. – Мы покажем Кая врачам и фармацевтам и убедим их начать испытания лекарства. Где нам найти это растение? И сколько у вас есть в наличии?

– Есть немного, – отвечает Анна. – Я выкапывала луковицы всю ночь.

– И я, кажется, знаю, где мы можем собрать еще, – добавляет Кассия. – Моя мама однажды видела целое поле таких цветов. Общество уничтожило поле и реклассифицировало земледельца, но что-то должно было остаться. Если мы сможем вылечить маму, она вспомнит, где видела цветы.

– Тогда вперед, – говорит Лоцман. – Несите Кая на корабль. – Он разворачивается на каблуках и, не оглядываясь, выходит за дверь.

– Спасибо, – говорит мне Кай, после того, как мы заносим его на борт корабля. Кассия не отходит от него ни на шаг.

– Ты бы сделал то же самое, – отмахиваюсь я.

Кассия оглядывается кругом, будто ожидает увидеть еще кого-то, но Лоцман управляет кораблем один.

– Где Инди? – спрашивает она Лоцмана, когда мы рассаживаемся по местам. – С ней все в порядке?

– Нет, – отвечает Лоцман. – Она заболела, потом сбежала и летела до тех пор, пока не закончилось топливо. Ее корабль упал на старой территории Врага. У нас не было возможности отправить хоть кого-то за ее телом.

Инди мертва. Я смотрю сначала на Кая, наблюдая за его реакцией, – его лицо искажено от боли, но он не выглядит удивленным. Непонятно как, но он уже знал. Кассия шокирована, не в силах поверить, что это правда. Тем не менее, это так. Я знаю, что вирус не может ни думать, ни чувствовать, но все равно создается впечатление, будто ему нравится забирать самых лучших из живущих на этом свете.

Глава 54. Кассия

Произошли две невозможные вещи. Кай выздоровел.

А Инди... мертва?

Огромное количество образов Инди роится в моей памяти. Инди, взбирающаяся по стенам Каньона, Инди, управляющая лодкой на реке, Инди, осторожно сжимающая в руках осиное гнездо. Как она могла умереть? Нет. Это невозможно.

Но Кай в это верит.

Кай вернулся.

Но времени нет задерживаться на этом чуде, наблюдать за его возвращением, сидеть рядом и держать его за руку, говорить с ним. Вместо этого нас спешно сажают на борт, и спустя лишь несколько минут после приземления, корабль Лоцмана снова набирает высоту. У меня не остается шанса поблагодарить Анну за луковицы, попрощаться с Элаем, поглядеть на Лейну и Колина, провожающих нас и надеющихся, что мы когда-нибудь вернемся, но уже на тех кораблях, которые повезут их в Иные земли.

***

Ксандер устроился в кресле второго пилота, а носилки Кая мы надежно закрепили в трюме, где он будет в большей безопасности. Ксандер рассказал Тесс и Ноа, какие ингредиенты он добавил в лекарство, а они поделились с ним формулой раствора Окера. Таким образом, мы расскажем провинциальным врачам рецепт лекарства, а жители деревни смогут начать лечение оставшихся неподвижных. И вновь сотрудничество, совместное дело значительно сэкономит нам время и силы.

– Будем считать это дополнительным опробованием лекарства, – сказала Лейна Лоцману. – Когда ты вернешься за нами, мы уже вылечим всех больным, и ты сможешь отвезти их назад к семьям. – Это прозвучало так, будто она никогда не сомневалась в Ксандере; будто за уничтожение лекарства из камассии они не планировали изгнать его, или еще чего похуже. Но правда в том, что лекарство по-настоящему принадлежит деревне. Анна и Окер, Колин и Лейна, Тесс и Ноа, охранники – они все являются, в своем роде, лоцманами лекарства.

Когда мы взлетаем, я сижу в кресле бегуна, но как только полет стабилизируется, я расстегиваю ремни и усаживаюсь на колени рядом с Каем, крепко сжимая его руку.

Он смотрит на обшивку корабля, и я вижу, что там нарисована настоящая картина, а не какие-то зарубки или пометки: люди стоят и смотрят в небеса, которые, кажется, падают прямо на них. Но некоторые – не все – собирают осколки неба и кладут их в рот.

– Пьют небо, – говорит Кай. – Вот что они делают, как и говорила Инди. Подобная картина была нарисована на одном из наших кораблей. – Он делает глубокий вдох. Его голос звучит тверже. – На этой картине ты привозишь воду Врагам, чтобы помочь им пережить чуму, – обращается он к Лоцману. – Не так ли?

Некоторое время Лоцман не отвечает. Затем из динамика доносится его голос, тихий и грустный, и я думаю о том, что нам в первый раз доводится слышать его настоящий голос. – Общество сказало нам, что если Враг заразится чумой, их будет легко победить и взять в плен, – говорит Лоцман. – Но когда чума начала действовать, нам дали приказ оставить их на месте.

– И смотреть, как они умирают, – произносит Ксандер.

– Да. Когда некоторые из нас брали на себя риск привезти им воду, большинство не пили ее, несмотря на засуху. Они не доверяли нам. Да и с чего бы? Мы годами убивали их одного за другим.

Я думаю о тех жаждущих, умирающих людях, которые не могли ничего пить, кроме дождя, который все не проливался.

– Значит, Враг все-таки существовал, – говорит Кай. – Но когда они исчезли, Восстание стало разыгрывать их роль. Это вы убили тех фермеров на вершине Большого Каньона, чтобы они не разоблачили вас?

– Нет, это сделало Общество. Годами они использовали жителей Отдаленных провинций в качестве заслона между центральными провинциями и Врагом. – Лоцман прочищает глотку. – Мне пришлось осознать тот факт, что нам никогда не стать настоящими мятежниками, если мы позволим фермерам, Аномалиям и Отклоненным умирать. Мы уверяли себя, что наше время еще не пришло, но мы все равно должны были попытаться.

Теплая рука Кая в темноте сжимает мою ладонь. Если бы Восстание вышло на сцену еще тогда, скольких можно было бы спасти: семью Кая, Вика, мальчика, принявшего синюю таблетку.

– Вы должны знать, что Восстание действительно существовало, – говорит Лоцман. – Ученые, придумавшие иммунитет к красной таблетке, были настоящими мятежниками. Как и твоя прабабушка. Как и многие другие, особенно те, кто служил в армии. Но потом Общество осознало, что силы их тают и что в их собственных рядах назревает бунт. Они пытались как-то контролировать положение, избавляясь от Отклоненных и Аномалий. А затем Общество начало проникать в ряды мятежников, а мы в их ряды, и все смешалось. Сейчас я уже не могу сказать, кто есть кто.

– А кто же тогда пустил чуму в водные ресурсы городов? – спрашиваю я. – Кто организовывал диверсии в Восстании, если не сторонники Общества?

– Получается, – говорит Лоцман, – что запасы воды были инфицированы последователями Восстания с благими намерениями. Им казалось, что мятеж слишком затянулся, и следовало его ускорить.

Несколько минут мы молчим, переваривая сказанное. Если случаются такие вещи – если то, что кажется помощью, превращается в горе, если бальзам приносит боль вместо исцеления, – становится ясно, какими ошибочными могут быть решения, вначале казавшиеся правильными.

– Но почему Общество не уничтожило Восстание, прекрасно зная о его существовании? – спрашивает Ксандер, прерывая молчание. – Общество могло вылечить своими силами каждого больного: Окер сказал мне, что у них всегдабыло лекарство. Почему Общество не заготовило достаточно лекарства, ведь тогда онимогли бы контролировать болезнь и ситуацию в целом?

– Общество решило, что проще будет допуститьВосстание, – произносит Кай. – Не так ли?

Не успевают эти слова слететь с его губ, как я тут же понимаю, что он прав. Вот почему переход власти прошел так гладко, с минимальным сопротивлением.

– Потому что, допустив Восстание к власти, – говорю я, – они с легкостью предвосхитили исход дела.

Предвидение конечного исхода дел. Вот, о чем говорила моя чиновница в музее Ории. Вот, чего она добивалась в моем случае, и что Общество всегда принимало во внимание.

– Общество обнаружило, что мы нашли иммунитет к красной таблетке, – говорит Лоцман.

– Люди перестали забывать события, – мне все становится понятно. – Люди жаждали перемен, мятежа, – и они его получили. А Общество осталось у власти, лишившись своего народа – включая многих, участвовавших в Восстании – и отлично сознавая, что случилось в действительности. Общество могло бы кое-что изменить, но в целом все продолжало бы идти своим чередом. – Общество должно было знать (и, скорее всего, предвидело это), что люди, в конечном счете, потеряют покой. Почему бы не допуститьмятеж, если можно рассчитать итог и сохранить власть, но только под другим именем? Почему не использовать Восстание, представив его поначалу как настоящий, правдоподобно выглядящий мятеж? Общество использовало веру народа в Лоцмана и извлекло из этого выгоду.

Но все пошло наперекосяк. Чума мутировала. Люди имели больше знаний и еще больше желаний, чем предполагало Общество, даже те, кому не выпало шанса приобрести иммунитет к красной таблетке. Такие люди, как я.

Общество мертво, даже если оно еще не знает об этом.

Я верю в новое начало. Как и многие другие – те, кто писали на обрывках бумаги, вывешивая их в Галерее, те, кто из последних сил продолжали работать, чтобы позаботиться о больных, те, кто осмелились поверить, что всемы можем быть лоцманами чего-то нового и лучшего.

 
Шаги легки – как бархат,
Бесплотны – словно снег.
Пустыня с Морем пройдены,
За ними – пара Рек.
 

Я смотрю на Кая и мысленно переписываю конец стихотворения.

 
Поход мой завершился,
Итог: ты мой навек.
 

***

Дверь трюма открывается, и Ксандер спускается вниз, из кабины за его спиной струится мягкий свет. – Я подумал, что неплохо бы осмотреть Кая, – говорит он, и я улыбаюсь Ксандеру и получаю улыбку в ответ, на мгновение все кажется таким же, как раньше. Ксандер смотрит на меня с желанием и болью в глазах; мы бешено летим над неизвестными землями, и я начинаю понимать, почему Кай ответил на поцелуй Инди.

А потом все исчезает, и я могу уверенно сказать, что для нас, для Ксандера и меня, уже слишком поздно. Не потому, что больше не могу его любить, но потому, что больше не смогу достичь его.

– Спасибо, – говорю я Ксандеру, вкладывая в это слово столько же смысла, как и в слова Я люблю тебя, как и во все значимое, когда-либо произнесенное мною. И еще во мне вибрирует сильная, низкая и страстная нота сожаления. Ведь, в конце концов, я отказываю ему не потому, что не люблю его, а именнопотому, что люблю. Потому, что я не смогу совершить ради него те подвиги, которые ради меня совершает Кай. Я не смогу наполнить сердце Ксандера музыкой.

***

Когда мы приземляемся в Камасе, я узнаю, что мне предстоит лететь дальше. Мы делаем остановку только для того, чтобы Ксандер мог приготовить запас лекарства, которое я возьму с собой в Кейю.

И хотя я давно мечтала об этой поездке, мне очень тяжело оставлять Кая и Ксандера.

– Я скоро вернусь, – обещаю я им обоим, и я вернусь, через несколько часов, а не дней и недель.

В глазах Кая я замечаю беспокойство, которое, несомненно, плещется и в моих глазах тоже. Нас просто преследуют прощания, так много прощаний.

Вот и у Ксандера тоже. Хантер был прав насчет одной вещи. Здесь слишком много расставаний.

***

Мы приземляемся в большом поле, совсем не похожем на посадочную полосу, неподалеку от городка в Кейе, где жили мои родители. Когда мы с пилотом и врачом покидаем корабль, я замечаю несколько фигур, идущих на встречу. Одна из них, поменьше других, вдруг срывается с места, и моя ходьба тоже превращается в бег.

Он бросается меня обнимать. Он вырос, но я все равно выше и старше, и меня не было здесь, чтобы защитить его. – Брэм, – говорю я, а затем мое горло так сильно сжимается в спазме, что больше ни слова не могу произнести.

Из-за спины Брэма появляется офицер Восстания. – Мы нашли его незадолго до вашего приземления.

– Спасибо, – выдавливаю я, а затем отступаю назад, чтобы разглядеть Брэма. Он смотрит на меня снизу вверх. Грязный, исхудавший, его глаза изменились и потемнели. Но это по-прежнему мой брат. Я поворачиваю его и облегченно вздыхаю, когда вижу красное пятно на шее.

– Они оба заболели, – говорит Брэм. – Даже несмотря на проведенную иммунизацию.

– Кажется, мы нашли лекарство, – отвечаю я, делая глубокий вздох. – Не слишком поздно? Ты знаешь, где они?

– Да, – говорит Брэм и трясет головой. Его глаза наполняются слезами, он всем своим видом умоляет меня ничего больше не говорить, не спрашивать, на какой из вопросов он ответил.

– Идем со мной, – говорит он и снова начинает бежать, как всегда мечтал сделать, прямо под открытым небом, по улицам города. Никакой офицер не останавливает ни его, ни нас, пока мы спешим по пустынным улицам под сверкающим беззаботным солнцем.

***

К моему удивлению, Брэм приводит нас не к медицинскому центру, а к крохотному городскому музею. Внутри музея все витрины оказываются разбитыми, а стекло давно сметено. Все хранившиеся здесь артефакты теперь исчезли, карта Общества закрашена и изменена. Мне хочется разглядеть поближе, что на ней отмечено, но у нас нет на это времени.

В зале лежат десятки неподвижных, занимающих каждый клочок пола. Некоторые люди поднимают глаза, когда мы входим, и их лица немного разглаживаются при виде Брэма. Он здесь свой человек.

– У них не хватало места в медицинском центре, – говорит Брэм, – поэтому мне пришлось принести ее сюда. Повезло, что у меня были кое-какие предметы для торговли. Другим людям приходится делать все возможное, сидя в своих домах. Здесь, по крайней мере, у больных есть запас питательных пакетов.

Ее. Маму. Но что с ним? Что с моим отцом?

Брэм опускается на колени.

Она выглядит такой неживой. Я стараюсь сдержать панику. Россыпь веснушек резко выделяется на фоне бледного лица; в волосах добавилось седины, но с широко открытыми глазами она выглядит очень юной. Юной и потерянной для нас.

– Я переворачиваю ее каждые два часа, как мне сказали, и раны уже зажили, хотя поначалу выглядели ужасно. – Тараторит Брэм. – Погляди, у нее есть пакет с питательными веществами, здорово, да? Их сложно достать.

– Да, просто отлично. – Я сильнее обнимаю его. – Как ты это устроил?

– Я торговал с архивистами, – отвечает Брэм.

– Я думала, все архивисты сбежали.

– Некоторые из тех, у кого оказались красные метки, вернулись и снова начали вести торговлю. – Удивляться нечему. Конечно же, некоторые архивисты не смогли противиться желанию вернуться, предчувствуя ту выгоду, которую они могут извлечь, продавая свои товары и другие безделушки.

Я наклоняюсь поближе к Брэму, шепча ему на ухо. – Мы заберем ее с собой.

– Это безопасно? – шепчет Брэм в ответ.

– Вполне, – заверяет врач Восстания. – Ее можно перевозить. Состояние стабильное, признаков инфекции нет.

– Брэм, – мягко произношу я, – у нас пока недостаточно лекарства. Восстание полагает, что мама сможет помочь им, поэтому они согласились, чтобы ее вылечили одной из первых. – Я бросаю взгляд на маму, на ее неподвижные раскрытые глаза. – И я заранее договорилась, чтобы вылечили и отца. Но где же он? Где папа?

Брэм не отвечает на мой вопрос. Он отводит взгляд.

– Брэм, ты знаешь, где папа? Они пообещали, что он может поехать с нами. У нас мало времени, нужно найти его немедленно.