Текст книги "Воровская семейка"

Автор книги: Элли Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Пять дней до истечения срока
Париж, Франция

Глава двадцать первая

Амелия Беннет из Интерпола не была самым молодым детективом из Отдела по расследованию преступлений в области искусства. Как не была и единственным сотрудником женского пола. И все же в агентстве, состоявшем сплошь из «парней» и «стариков», каждый, кто ее видел, сразу отмечал, что она была женщиной, и далеко не старой. Впрочем, это было лишь одной из загадок, окружавших Амелию Беннет, когда та перевелась из лондонского офиса в парижский. Что больше всего интриговало профессиональных охотников за загадками в маленьком отделении Главного европейского офиса Интерпола – это удача, сопутствовавшая Амелии Беннет повсюду.

И это утро, конечно же, не было исключением.

Едва она вошла в обшарпанный и невзрачный офис, один из «стариков» встретил ее у дверей.

– Нашелся свидетель ограбления твоей галереи, – сказал он по-английски, и детектив Беннет, казалось, нисколько не удивилась, что ее давно мертвое расследование внезапно ожило. – Американская девушка, – продолжил мужчина. – Туристка. Она была на улице той ночью. Говорит, что видела мужчину, который вел себя подозрительно.

Детектив Беннет приподняла брови.

– Мы его знаем?

Мужчина улыбнулся, входя вместе с ней в комнату, где ждала миниатюрная девушка.

– Большое спасибо, что пришли. Я детектив Беннет, – сказала женщина. – Простите, я не знаю вашего имени.

– О’Хара, – представилась девушка. – Мелани О’Хара.

– Хенли?

Кэт услышала голос отца. В маленький бинокль, который она всегда носила с собой, девушка видела, как он пробирается сквозь толпу по знакомой площади, прижимая к уху телефон и даже не догадываясь, что его единственная дочь в ту самую минуту наблюдает за ним с церковной колокольни.

– Отличное приветствие любящего отца. Никаких тебе «Привет, солнышко, как дела в школе?» – поддразнила Кэт.

Девушка заметила, что левую руку отец прячет в кармане кашемирового пальто, и подумала, что за последнюю неделю здесь сильно похолодало.

– Музей Хенли? – снова спросил он. – Знаешь, кто-то говорил мне, что моя дочь собирается… – Мужчина остановился, оглядывая толпу, и понизил голос. – …собирается ограбить Хенли, но я-то сказал, что такого просто не может быть. Что моя дочь учится в Колгане.

– Папа, я…

– Оставь в покое Хенли, Кэт, – быстро сказал мужчина. – Напиши пару тестов. Сходи на собрание болельщиц или…

– Собрание болельщиц?

– Кэт, детка, ты ведь не хочешь этого делать.

– Конечно же, не хочу, папа, – с чувством сказала Кэт, в очередной раз понимая, как сильно любит отца. – Но мы должны.

– Мы? Что еще за мы?

– Гейл, – сказала Кэт и даже издалека увидела, как отец поморщился. – Саймон. Габриэль. – Кэт изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал твердо и уверенно. – Хэмиш и Ангус…

– Бэгшоу? – переспросил отец, не скрывая неодобрения.

– Но они ведь не знали, что это была монашка!

Холодный ветер подул на башню и на площадь, где стоял ее отец.

– И что же теперь? – спросил отец. – У вас теперь собственное воровское сообщество, и вы собираетесь вот так взять и ограбить Хенли? – Он повернулся и пошел по оживленной улице. – Позвони дяде Эдди, Кэт. Скажи ему, что все кончено. Что ты выходишь из игры.

– Думаешь, это идея дяди Эдди? – Кэт почувствовала, что застала отца врасплох. – Ты думаешь, он еще не прилетел на самолете и не сказал мне, что займется этим сам?

– Так пусть он займется этим сам!

– Ага, – Кэт подавила смешок. – Ведь дядя Эдди всегда заботится о твоих интересах.

– Кэт… – голос отца смягчился. – Держись подальше от Артуро Такконе. Он…

– Придет за тобой.

– Я в порядке, Кэт.

– Это пока что, отец. Пока что ты в порядке. Ты можешь попивать кофе, читать газеты, разыгрывать парней из Интерпола. Но если Такконе не получит назад свои картины, через пять дней придет момент, когда Интерпол отвлечется, а ты расслабишься, и тогда Артуро Такконе придет за тобой, и ты больше никогда не будешь в порядке.

Мужчина покачал головой.

– Ты не можешь этого знать.

– Могу. – Кэт повернулась и облокотилась на холодную грубую каменную стену башни. Она тихо произнесла в трубку: – Я знаю это, потому что он сказал мне.

Кэт снова посмотрела на площадь как раз вовремя, чтобы увидеть на лице отца шок, быстро сменившийся страхом.

– Держись от него подальше, Кэт! Держись подальше от…

– Слишком поздно, папочка.

– Это еще что значит?

Когда звук сирены прорезал влажный и холодный воздух площади, Бобби Бишоп, казалось, нисколько не удивился. Он давно ждал этого, но не знал, что совесть его дочери была не совсем чиста. Она поежилась.

– Это значит, что ты отлично меня выучил.

– Роберт Бишоп? – Кэт отчетливо услышала в телефонной трубке голос Амелии Беннет. Она смотрела, как отец изучает женщину, шагавшую прямо к нему, ее шикарное пальто и модную стрижку – и понимала, что если бы не значок в руке женщины, отец в жизни не догадался бы, что перед ним полицейский офицер. Точнее, детектив Интерпола.

– Положите телефон и заведите руки за спину, сэр, – произнес полицейский в форме, подходя прямо к отцу Кэт. Но тот не пошевелился. Вместо этого он крикнул в трубку:

– Не делай этого, Кэт!

Девушка видела, как офицер забрал телефон ее отца, но тот успел выкрикнуть последний раз:

– Возвращайся в школу, Кэт!

И все закончилось. Сцена на площади теперь казалась эпизодом немого кино. Кэт произнесла:

– Папа. – Но ее никто не услышал. Толпа разошлась. Сирены продолжали выть. А высоко над всем этим хаосом Кэт прошептала: – Прости меня.

Глава двадцать вторая

Кэт всегда любила Париж, но в тот вечер, когда она оставила там своего отца, все переулки казались ей слишком людными, чужими и холодными. Она хотела домой. Где бы ни был ее дом.

Внезапно кто-то влетел в Кэт, чуть не сбив ее с ног, пока она ждала на переходе зеленого сигнала светофора. Она услышала тихое «Простите», но даже не повернулась, чтобы посмотреть, кто говорил на ее родном языке в этом чужом городе.

Конечно, когда Кэт вспоминала об этом потом, она чувствовала себя немного глупо. У нее было полно забот тогда – это правда. Она беспокоилась об отце. Беспокоилась, что полицейские разнюхают, что Мелани О’Хара и Катарина Бишоп – одно и то же лицо и что свидетельства первой насчет отца последней будет достаточно, чтобы уберечь его на время от Такконе, но недостаточно, чтобы удержать его в тюрьме.

Она беспокоилась, что скажет дядя Эдди, когда узнает, что она нарушила кодекс вора (и кодекс дочери в придачу).

Учитывая все эти обстоятельства, можно было понять Кэт, которая, повинуясь инстинкту, бессознательно обшарила карманы парня, за пару секунд до этого обчистившего ее собственные карманы.

«А может, – думала Кэт потом, – это была судьба».

– Она нашла вас, сэр? – спросил посыльный, проходя мимо молодого человека по лестнице отеля.

Тот остановился.

– Простите?

– Юная леди, сэр. Она представилась вашей кузиной… – Посыльный замолчал, явно обеспокоившись. – Она сказала, у нее есть ключ. И она знала ваше имя и номер комнаты.

Посыльный не заметил, что в глазах молодого человека на секунду промелькнула тревога.

– А, очень хорошо, она все-таки приехала, – спокойно произнес тот, обдумывая новость, которая вовсе не казалась ему хорошей.

Посыльный видел, как молодой человек повернулся и как ни в чем не бывало пошел дальше по коридору. Но он не мог видеть выражения шока на лице постояльца, когда незапертая дверь в номер 157 свободно распахнулась.

И уж точно посыльный не видел девушки, которая сидела в кресле, перебросив ноги через подлокотник. Она вздернула одну бровь и произнесла:

– Добро пожаловать домой.

Элемент сюрприза – одно из главных оружий вора, и Кэт поняла, что не прогадала, когда увидела лицо нового знакомого. Он стоял на пороге собственного гостиничного номера, пораженно глядя на нее.

– Что? – спросила Кэт с напускной наивностью. – Никакого «привет»? Никакого «милая, я дома»?

– Ты. – Парень повернул голову и посмотрел в пустой узкий коридор, словно она только что ворвалась оттуда в комнату, а он не заметил этого.

– Кажется, мы не представились друг другу на улице. – Кэт грациозно спустила ноги с обитого шелком кресла. – Меня зовут Катарина Бишоп. Но ты уже наверняка это знаешь, если успел заглянуть в кошелек, который лежит в левом внутреннем кармане твоего пальто.

Парень дотронулся до кармана, словно проверяя, права ли его гостья. Она была права.

– Друзья зовут меня Кэт. – Девушка смерила парня оценивающим взглядом. – Но я пока не уверена, что ты можешь называть меня так.

В конце коридора работал телевизор. Кэт услышала, как французская ведущая новостей объявила об аресте подозреваемого в ограблении местной галереи, откуда была украдена ценная статуя. Кэт вздрогнула, надеясь, что парень ничего не заметил.

– Как ты сюда попала?

Кэт приподняла брови.

– Ты умеешь обшаривать карманы. – Кэт увидела, как рука парня скользнула в задний карман. – А я умею открывать замки. Ищешь вот это? – спросила Кэт, крутя в руках его бумажник. – Ой. Кажется, я тоже умею обшаривать карманы.

Девушка протянула ему бумажник.

– Поменяемся? – Она открыла бумажник и посмотрела на удостоверение личности. – Николас Смит. Шестнадцать лет. Гражданин Великобритании. – Кэт посмотрела на фото в удостоверении и на парня, стоявшего перед ней. – Не слишком фотогеничный.

Она вскочила с кресла и выхватила свой кошелек из рук Николаса. Его бумажник она бросила на кровать.

– Как… – начал парень, но взгляд Кэт остановил его.

– А сейчас ты расскажешь мне, кто ты такой, – сказала девушка без тени сомнения в голосе.

Кэт была готова к спорам, ко лжи – к чему угодно, кроме того, что парень улыбнется и скажет:

– Ого. Талантливая, да еще и симпатичная. Приятно познакомиться с тобой, Катарина. – Он плюхнулся на край кровати и принялся стягивать ботинки. – А сколько тебе лет?

Кэт не ответила. Вместо этого она повернулась к столику и провела пальцем по свежему букету цветов, глядя на шелковые шторы, закрывавшие окно.

– Какое милое место. Ты зарабатываешь на все это мелким воровством?

Парень взглянул на нее. У него были короткие темные волосы, ярко-голубые глаза и улыбка, которая заставляла забыть обо всем на свете.

– В том числе.

– А занимаешься ты этим… – Кэт снова оценивающе посмотрела на него. – Пару лет? – предположила она. Парень не ответил, но на его лице появилась довольная улыбка. – Где ты научился?

– Да так, – он пожал плечами. – Ходил по улицам. Практиковался.

Кэт практиковалась с тех пор, как ей исполнилось три – когда отец Хэмиша и Ангуса повел их всех в цирк, потому что ему понадобилось «одолжить» слона.

– Ты когда-нибудь попадался? – спросила Кэт, и парень снова пожал плечами.

– Полиции – ни разу.

– На тебя заводили дело?

Парень покачал головой.

– У тебя есть команда? – продолжала Кэт.

– Я работаю один.

Кэт задумалась, был ли этот паренек, влетевший в нее на парижской улице, так хорош, как ей показалось. И знал ли он об этом.

Она пристально изучала его, гадая, не мог ли он стать тем самым недостающим элементом ее грандиозного плана.

– Не хочешь сменить амплуа?

Четыре дня до истечения срока
Поместье Виндхэм, Англия

Глава двадцать третья

За эти несколько дней Катарине Бишоп пришлось привыкнуть делать многие вещи. И прежде всего – пробираться в дом (особенно в этот самый дом) в три часа ночи. В конце концов, ей были известны все сильные и слабые стороны охранной системы (ведь она сама ее посоветовала). И сам дом был ей прекрасно знаком: она знала, что во внутренний двор вела стеклянная дверь, закрашенная темной краской, и что розовые кусты под окном столовой обладали исключительно острыми и неприятными шипами.

Но той ночью, когда Кэт вошла в парадную дверь поместья Гейла, она чувствовала себя так, словно переступила порог кухни дяди Эдди. Словно она ушла без разрешения и рисковала навсегда остаться здесь чужой.

Стараясь держаться в тени, Кэт изо всех сил пожелала, чтобы ее друзья уже разошлись спать.

– Кэт?

Девушка застыла на месте, проклиная скрипучие полы.

– Кэт, это ты? – Голос Габриэль был высоким и пронзительным. Несмотря на темноту, Кэт сразу различила силуэт кузины, сидевшей на верхней ступеньке лестницы. Габриэль обхватила колени руками, ее волосы были собраны на макушке в растрепанный пучок.

– Что случилось? – быстро спросила Кэт. – Что-то не так? Здесь был Такконе? Он…

– Твой отец, Кэт. Его арестовали.

В одной из комнат наверху зажегся свет. Кэт услышала приближающиеся голоса.

Она посмотрела на Габриэль, молясь, чтобы та ее поняла.

– Что ты сделала?!

Кэт не была уверена в том, чей голос она услышала первым: ей показалось, что все ее друзья выпалили это одновременно. Она даже не знала, на кого посмотреть – потому что каждая пара глаз в бильярдной комнате смотрела на нее так пристально и гневно, что Кэт была готова зажмуриться.

– Я приняла разумное решение, – сказала Кэт.

– Так это ты сдала его полиции? – спросил Саймон с таким видом, словно от услышанного его гениальный мозг завис, как сломанный компьютер.

– Вообще-то, Интерполу. – Кэт пожала плечами, стараясь выглядеть спокойной. – Формально.

– И ты настучала на собственного отца?! – возмутился Ангус.

– Там ему будет лучше. Поверьте мне, – ответила Кэт.

– Но ты его дочь, Кэт! – глаза Хэмиша расширились. – Дядя Эдди убьет тебя.

– А еще я изо всех сил стараюсь помешать единственному псевдониму, с которым мы столкнулись за всю нашу жизнь, Хэмиш. Даже дядя Эдди не сможет убить меня дважды.

Саймон плюхнулся на диван.

– Не думаю, что мне понравилось бы в тюрьме.

Кэт старалась не обращать внимания на то, как Ангус и Хэмиш сжали свои бильярдные кии, а Габриэль тихо села у окна с озабоченным выражением лица.

– Послушайте, я…

– Она поступила правильно. – Это были слова, которые Кэт меньше всего ожидала услышать от человека, который все это время молчал. Гейл рухнул в кресло. – Если наш план не сработает, – он почти улыбнулся, – а должно произойти чудо, чтобы он сработал… Тогда твоему отцу понадобятся любые средства, чтобы оказаться как можно дальше от Такконе.

Гейл повернулся к Кэт. Они посмотрели друг другу в глаза, и Кэт почувствовала, что никто не станет перечить Гейлу – или сомневаться в его словах. Никто не пойдет против них обоих. И все могло бы на этом закончиться. Всеобщее напряжение развеялось бы само собой, если бы в этот самый момент в комнату не шагнул незнакомый парень.

– Привет.

Саймон бросился к ноутбуку, стоявшему на барной стойке, и захлопнул его. Хэмиш в мгновение ока набросил куртку на модель музея Хенли, лежавшую на полу рядом с диваном, но Гейл даже не шелохнулся. Он только посмотрел на парня, стоявшего в дверях, и перевел взгляд на Кэт.

– Кто это такой? – спросил он, кивком головы указывая на незнакомца, протянувшего ему руку.

– Привет, я Ник. Кэт сказала мне…

– Подождать снаружи! – рявкнула Кэт.

– И что? – спросил Гейл.

– Ник – карманник. Мы с ним… столкнулись на улице в Париже. – Кэт изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал уверенно – как у человека, который уж точно заслуживал быть здесь. – Ник, это Габриэль. – Ее кузина еле заметно помахала двумя пальцами. – Это братья Бэгшоу, Ангус и Хэмиш. Это Саймон, я тебе о нем рассказывала. А это Гейл, – представила своих друзей Кэт. – Гейл…

– Гейл никак не может понять, что Ник здесь делает.

Кэт попыталась уловить в голосе Гейла знакомую издевку, но его все это явно нисколько не забавляло.

– Ты же сам говорил, Гейл, – тихо сказала Кэт. – Нам нужен еще человек.

– Двое, – поправил ее Гейл. – Вообще-то, я говорил о двоих, и он…

– Он в деле, – твердо сказала Кэт. – Всемером мы справимся. Он с нами.

Кэт оглядела свою команду: Ангус был самым старшим, Саймон – самым умным, Габриэль – самой быстрой, а Хэмиш – самым сильным. Но Гейл был единственным, кто произнес то, что подумали все.

– Я так и знал, – сказал он, отворачиваясь. – Я знал, что надо было ехать с тобой. Сначала ты плетешь полицейским какую-то чушь про своего отца…

– Интерполу, – в один голос поправили его Хэмиш, Ангус и Саймон.

– А теперь ты возвращаешься домой с… этим? – фыркнул Гейл, показывая на Ника, словно тот не мог его услышать. Словно Кэт была новичком. Маленькой дурочкой.

Кэт тряхнула головой, изо всех сил надеясь, что Гейл не окажется прав.

– Можно тебя на минутку? – Кэт выразительно посмотрела на Гейла, открыла стеклянную дверь и вышла на веранду.

Когда Гейл закрыл дверь за их спинами, Кэт услышала, как Ангус произнес:

– Только не это! Мама и папа будут ругаться…

На улице было прохладно. Кэт пожалела, что не захватила пальто и что Гейл не обнимет ее, как раньше, и не пошутит, что она вечно таскает домой каких-то оборванцев. Его голос звучал холодно и жестко.

– На этот раз ты перегнула палку, Кэт. Ты слишком увлеклась, чтобы…

– Я знаю! – девушка почти кричала. – Да, я увлеклась. Но это моя жизнь, Гейл, моя! Мой отец. Мое дело. Моя ответственность.

– Понятно. – Он был таким спокойным и таким независимым. Не то что Кэт.

– Я знаю, что делаю, Гейл.

– Правда? Потому что я готов поклясться, что за последние двадцать четыре часа ты сдала своего отца…

– Пять минут назад ты считал, что это отличная идея, – напомнила ему Кэт. Но Гейл не отступал.

– Ты сдала его копам, а потом приволокла домой неизвестно кого.

– Ник отлично работает, Гейл. Он обобрал меня до нитки, а я даже не поняла, в чем дело.

Гейл покачал головой.

– Все это плохо, Кэт. Если бы дядя Эдди был здесь…

– Дяди Эдди здесь нет! – фыркнула девушка. – И не будет. – Ее голос дрогнул, но Гейл то ли не заметил этого, то ли просто проигнорировал.

– Дядя Эдди остановил бы тебя.

Кэт посмотрела ему в глаза, но увидела только холодное безразличие.

– Так что же ты сделаешь? – спросила она. – Попытаешься меня остановить?

Ей хотелось, чтобы Гейл сказал: «Конечно, нет», – но вместо этого он произнес, глядя ей прямо в глаза:

– Возможно, я должен. – Он подошел ближе к девушке. – Этот парень, он…

– Что, Гейл? – выкрикнула Кэт. – Что с ним не так?

– Он не член семьи.

– Да, ну что ж… – Кэт вздохнула. – Точно так же, как и ты.

Катарина Бишоп была преступницей. Но она никогда не держала в руках оружия. Никогда никого не ударила. И до этого момента она не знала, каково это – причинить человеку сильную боль. Но как только она взглянула Гейлу в лицо, ей захотелось взять свои слова назад.

И одновременно захотелось сделать ему еще больнее.

Но она не могла сделать ни того, ни другого, так что молча развернулась и вошла обратно в комнату.

Глава двадцать четвертая

Грегори Реджинальд Уэйнрайт был в музее Хенли относительным новичком. Нет-нет, девяти месяцев оказалось более чем достаточно, чтобы личные качества нового директора проявились в полной мере. И чтобы он запомнил имена всех экскурсоводов и охранников, которые работали в музее с десяти утра до шести вечера. Но его медовый месяц, как говорили, неумолимо подходил к концу. Совет директоров уже начал спрашивать с него ежемесячные отчеты о доходах от пожертвований, о превышении бюджета и, конечно, о загадочном мужчине по имени Визили Романи.

Все это беспокоило его тем пятничным утром, не давая спокойно почитать газету. Возможно, поэтому директор Хенли был даже рад отвлечься, когда внутренний телефон на его столе пронзительно заверещал.

– Мистер Уэйнрайт, – послышался в трубке голос его секретарши, – здесь молодой человек, он просит несколько минут вашего внимания.

Директор застонал. Музей Хенли был вечно полон молодых людей. Как, впрочем, и девушек. Это был не более чем вежливый способ называть детей. Они разливали газировку в кафе и оставляли отпечатки грязных пальцев на стеклянной стене внутреннего дворика. Они наводняли его музей каждый день в течение всего учебного года, толпясь перед экспонатами и громко болтая, так что директору Хенли не оставалось ничего, кроме как запираться в священных стенах своего кабинета с чаем и газетами.

– Мистер Уэйнрайт? – голос секретарши звучал встревоженно. – Мне попросить молодого человека подождать? Он не договаривался о встрече, но надеется, что вы уделите ему минутку.

Грегори Уэйнрайт думал, что́ ответить – какой предлог найти, чтобы отказаться, – но не успел он сообщить, что ждет посетителя или собирается сделать важный звонок, как секретарша добавила:

– Его имя – У. У. Гейл Пятый.

– Он хорош в своем деле? – Горячее дыхание Ника щекотало ухо Кэт. «Он слишком близко», – думала девушка. Они стояли в холле музея Хенли, не сводя глаз с небольшой двери без опознавательных знаков, находившейся на Т-образном пересечении двух длинных коридоров. Кэт волновалась, что кто-то заметит. Подумает что-нибудь. И все же он стоял прямо за ее спиной, вглядываясь в коридор, пока дверь в кабинет директора не открылась, и оттуда не появился слегка лысый, слегка пухлый, слегка странный человек в сопровождении парня, который был полной его противоположностью.

Кэт наблюдала, как Гейл нарочито вежливо распахнул дверь перед пожилым мужчиной, пропуская его вперед. Только опытный профессионал мог бы заметить, как Гейл наклеил на замок двери директорского кабинета маленький кусочек клейкой ленты, бросив быстрый взгляд в сторону Кэт.

Девушка выдохнула и произнесла:

– Да. Еще как хорош. – Но про себя она подумала: «Он все еще злится».

Директор вынул из внутреннего кармана пиджака маленькую карточку, а затем провел ею через электронный считыватель. Его жест как бы говорил: «Оцените нашу новейшую систему безопасности. Искусство в Хенли под надежной защитой, что бы там ни писали в газетах всякие люди».

Но, конечно, он и не подозревал о намерениях Гейла и о его клейкой ленте.

Как только мужчина вернул карточку в карман, Кэт повернулась к Нику.

– Она у тебя? – спросила она. Тот кивнул.

– В левом кармане. – Ник чуть наклонился к девушке, бесшабашно улыбаясь. – Какая удача, что я левша.

– Удача, дружок, тут ни при чем. – Голос Габриэль, внезапно прошедшей мимо, был абсолютно ровным. В нем не было ни тени кокетства или притворства. Она казалась полностью погруженной в работу. Девушка продефилировала в конец коридора и позвала: – За мной, пожалуйста.

Крошечный наушник в ухе Кэт вдруг наполнился шумом, словно в ее голове защебетали сотни птиц, каркающих и пищащих одновременно. Это были около ста пятидесяти школьников, которые, толкаясь и болтая без умолку, последовали за Габриэль по узкому коридору.

Шум был просто оглушительным. Кэт и Ник прижались к стене, пропуская толпу детей в темно-синих форменных свитерах и отутюженных брюках со стрелками.

– Простите за неудобство, – прокричала Габриэль учителям, возглавлявшим толпу. – Сегодня все группы начинают осмотр с сада скульптур.

В свой наушник сквозь галдеж детей Кэт услышала, как Гейл начинает с директором светскую беседу про Лондон. Он сказал что-то про дождь. Про безуспешный поиск идеального лондонского блюда – жареной рыбы с картошкой. Охранники в конце коридора тоже прижались к стенам, забыв о своих обязанностях из-за хаоса, тщательно продуманного и устроенного Габриэль.

– Ангус, Саймон, все чисто, – прошептала Кэт.

Охранники не видели, как неприметная дверь вдруг приоткрылась. В толпе детей никто не заметил, как два паренька, которых никто не знал, вдруг куда-то испарились.

– Мы вошли, – послышался в наушнике Кэт голос Ангуса пару секунд спустя. Школьники продолжали свой путь по коридорам музея, словно огромная волна, но Кэт развернулась и направилась в противоположную сторону. Ей было с ними не по пути.

Катарина Бишоп всегда была сама по себе.

– Насколько я знаю, один Визили Романи все же был настоящим.

– Не спускай с двери глаз, Хэмиш, – предупредила Кэт.

– Я смотрю, Китти, не волнуйся. Так вот, послушай, этот типчик, Романи – он был лучшим вором в округе, вот оно как. Пока не свалился со сторожевой башни…

– А я слышал, он утонул, – в наушнике Кэт послышался голос Ангуса, перебивающего брата.

– Эй, это я рассказываю историю!

– Саймон? – позвала Кэт, оглядывая шумный коридор. – Сколько еще?

– Пятнадцать минут, – ответил Саймон.

– Но на самом-то деле Романи не умер, понимаешь? – продолжал неугомонный Хэмиш. – То есть, строго говоря, он, конечно, умер, но…

– Хэмиш, ты смотришь за дверью или нет? – прошипела Габриэль, присоединяясь к диалогу и следуя за Гейлом и почтенным директором музея на внушительной дистанции.

– Детка, я весь внимание. Тут пусто, как в бочонке. Так вот, я говорил о том, что он умер, но потом возродился, дошло? И теперь в каждом поколении новый Романи!

– Это не так, ты же понимаешь, Хэмиш? – попыталась возразить Кэт.

– Точно, – встрял Ангус, поучительным тоном одергивая младшего брата. – Настоящий Романи утонул. И не в каждом он поколении, а через одно!

– Ребята, прекратите, – начала Кэт. Но что-то вдруг остановило ее. Она не могла ругать братьев – у нее вовсе пропал дар речи, когда она осознала, как близко к ней стоял Ник и как он смотрел на нее – так, как никто никогда не смотрел.

– Так что, Ник, ты долго жил в Париже? – Девушка отошла на шаг от статуи, которую они пристально рассматривали.

Ник пожал плечами, тоже отходя назад.

– Не особо.

Кэт почувствовала укол раздражения. А может, и чего-то другого.

– Твой акцент не на сто процентов британский. Я угадала? – спросила Кэт.

– Мой отец был американцем. Но мама из Англии.

– Она, наверное, скучает по тебе сейчас?

Ник обвел глазами бесценные статуи Хенли и покачал головой.

– У меня есть пара свободных дней.

– Это все, что нам нужно, – сказала Кэт.

Ник хотел сделать шаг, но остановился и только улыбнулся девушке.

– Тогда это все, что вы получите, мисс Бишоп.

Эти слова встревожили Кэт. Хотя, может, и не сами слова, а то, как Ник их произнес. Девушка внимательно посмотрела на него, стараясь изучить каждую черту нового знакомого.

– О, – произнес он с еще более загадочной улыбкой и шагнул вперед. Просто турист, обычный парень. – Ты и правда думала, что я не наведу справки? Что не узнаю, что ты та самая Катарина Бишоп?

– И что же за справки обо мне можно навести? – Кэт не была уверена, что именно заставило ее покраснеть.

– Если я работаю один, это не значит, что у меня нет источников. Только вот, по слухам, ты отошла от дел.

– Я не… – Кэт тряхнула головой и продолжила более уверенно. – Никуда не отходила. Я все еще иду.

И она шла по роскошному холлу, через толпы людей, которые становились все меньше, – посетители разбредались по многочисленным выставкам. Когда Кэт и Ник поравнялись с залом, посвященным эпохе Возрождения, девушка заметила, что гордость Хенли больше не пустовала. Туристы толпились перед последним шедевром Да Винчи, словно все вернулось на круги своя, а Земля снова начала крутиться вокруг солнца.

– А здесь вы видите картину Леонардо да Винчи «Ангел, возвращающийся на небеса», – произнес сотрудник музея в нескольких метрах от них. – Приобретенная в 1946 году самой Вероникой Хенли, эта картина считается одним из ценнейших произведений искусства во всем мире – а может, по словам миссис Хенли, и самым ценным. Когда журналисты спросили ее незадолго до смерти, какую картину ей больше хотелось бы иметь в своей коллекции – эту или «Мону Лизу», – миссис Хенли ответила: «Пусть дама Леонардо остается в Лувре – ведь мне достался его ангел».

Группа туристов двинулась дальше, и Кэт подошла к картине Да Винчи.

– Большой соблазн? – спросил Ник.

Была ли эта картина красивой? Безусловно. Ценной? Безумно. Но стоя перед одним из важнейших произведений искусства в мире, Кэт с удивлением обнаружила, что практически не чувствует соблазна.

Не потому, что достать эту картину было невероятно трудно, а продать – практически невозможно, даже на черном рынке. И не по одной из других причин, которые мог бы перечислить хороший вор. Она не украла бы это полотно, думала, а может, просто надеялась Кэт, по причинам, по которым этого не сделал бы любой хороший человек.

– У тебя за спиной большие победы, я прав? – спросил Ник.

Кэт пожала плечами.

– Большие – понятие относительное.

– Токийская фондовая биржа в прошлом году – это ведь ваше с отцом рук дело? – Кэт улыбнулась, но не ответила. – И посольство в Париже… И…

– Что ты хочешь узнать на самом деле, Ник?

Ник минуту помолчал. Потом тряхнул головой и спросил:

– Что за дело было в Колгане?

– Это не было делом. Это было что-то вроде… жизни? – Ник уставился на Кэт в недоумении, так что она добавила: – Вроде моего личного способа расширить горизонты познания.

Ник расхохотался.

– И чему же девушка вроде тебя могла научиться в таком месте? Ученики Колгана ведь всего лишь… дети.

– Да. – Кэт развернулась и пошла прочь. – В этом и был смысл.

– Видите, мистер Гейл, в этом крыле ваш Моне почувствует себя как дома. – Грегори Уэйнрайт широко развел руками, словно предлагал Гейлу целую стену за приобретение его бесценной картины. Но тот и раньше видел подобные жесты. Именно из-за таких, как Уэйнрайт, Гейл находил особое удовольствие в своем способе приобретения картин. – Мы выставляли здесь самые лучшие полотна, доставшиеся нам от самых респектабельных семейств, – разливался соловьем директор, пока Гейл поворачивался туда-сюда и рассматривал шикарный зал со скучающим видом. Он чрезвычайно убедительно изображал равнодушие – в конце концов, это была его коронная роль с самого детства. Но тут директор посмотрел на часы и произнес: – О, как быстро летит время, – и Гейл почувствовал, что тот теряет интерес.

– Скажите мне, мистер… Уортингтон, – проговорил Гейл, показывая на полотно Мане, – какие гарантии вы можете дать, что моей картине не будет нанесен никакой ущерб?

Директор поперхнулся, разворачиваясь к молодому человеку и глядя ему в лицо.

– Мы – музей Хенли, юноша. У нас только самые лучшие системы безопасности, последнее слово техники…

– Охранники или служители залов находятся при картинах постоянно, когда здание музея открыто?

– Да.

– А как насчет протоколов Международной федерации музеев по защите от стихийных бедствий? – спросил Гейл, едва мужчина дернулся в направлении выхода. – Золотой уровень?

Директор выглядел оскорбленным.

– Платиновый, вообще-то.

– А магнитные элементы на датчиках каждого входа и выхода?

– Разумеется. – Директор остановился. В первый раз с начала беседы с этим молодым человеком Грегори Уэйнрайт осмелился взглянуть на него так, словно это был просто очередной надоедливый подросток. – Вообще-то, раз уж вы заговорили о защите, я должен вас покинуть: в десять часов у меня важная встреча с главой службы безопасности.

В наушник Гейл услышал, как Кэт задала вопрос, на который он сам хотел получить ответ.

– Саймон, ты готов встретить гостей?

– Пять минут, – послышался голос Саймона из другого крыла.

Директор продолжал.

– Я уверяю вас, наш отдел по работе с ценными приобретениями может удовлетворить любые запросы, так что если вы готовы заняться бумагами, нам стоит…