Текст книги "Воровская семейка"

Автор книги: Элли Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Элли Картер
Воровская семейка

Моей семье

Глава первая

Никто не мог сказать точно, когда в элитном пансионе Колган начались неприятности. Некоторые из прежних выпускников считали, что напрасно в школу стали принимать девочек. Другие винили во всем новомодные либеральные идеалы и отсутствие должного уважения к старшим. Теории высказывались самые разные, но в одном все были согласны: с некоторых пор жизнь в Колгане сильно изменилась.

Нет-нет, с виду все было чинно и благополучно, как и всегда. Три четверти старшеклассников, как и многие поколения учеников до них, готовились досрочно поступить в один из университетов Лиги Плюща. [1]1
  Лига Плюща (Ivy League) – неформальная ассоциация, состоящая из восьми самых элитных университетов Соединенных Штатов Америки.


[Закрыть]У кабинета директора, как и раньше, на обитых темным деревом стенах висели портреты президентов, сенаторов и важных чиновников.

Но в старые времена никому и в голову не пришло бы отказаться от зачисления в Колган за день до начала занятий, заставив администрацию школы сбиться с ног, чтобы найти претендента на освободившееся место. Раньше у дверей Колгана выстроилась бы очередь длиной в километр, но в этом году в столь поздний срок почему-то нашелся всего один желающий.

Было время, когда понятие чести в Колгане не было пустым звуком, когда ученики бережно относились к школьному имуществу, а преподаватели пользовались заслуженным почетом: в те дни директорский «порше спидстер» – 1958 года выпуска, в идеальном состоянии – просто не мог бы оказаться в фонтане посреди школьного двора, подобно открытому шлюзу, со струями воды, бьющими из фар. А ведь именно это произошло одним необычно теплым ноябрьским вечером.

Было время, когда виновнице происшествия – той самой девушке, которой посчастливилось занять освободившееся место всего пару месяцев назад, – хватило бы приличия признать свой проступок и тихо уйти из школы. Но, к сожалению, той эпохе, как и машине директора, пришел конец.

Спустя два дня после происшествия с «поршлюзом», как прозвали этот случай студенты, та самая юная девица невозмутимо восседала в коридоре школьной администрации под пристальными взглядами трех сенаторов, двух президентов и верховного судьи, гордо подняв голову, словно ни в чем не была виновата.

В тот день коридор был полон учеников, которые из кожи вон лезли, чтобы разглядеть провинившуюся, и взволнованно перешептывались:

– Это она!

– Та самая девчонка, про которую я тебе рассказывал!

– Как, думаешь, ей это удалось?

Любой другой школьник непременно растерялся бы от такого внимания, но только не Катарина Бишоп: с того самого дня, как девушка переступила порог Колгана, она оставалась для всех загадкой. Кто-то уверял, что она получила внезапно освободившееся место, потому что была дочерью баснословно богатого бизнесмена из Европы, который сделал невероятно щедрый взнос. Ходили даже слухи, что девочка – наследница русских царей из династии Романовых: уж больно необычными у нее были имя, идеальная осанка и невозмутимая манера держаться.

Одни считали ее настоящей героиней, другие – настоящим чудовищем.

У каждого была своя теория на счет Катарины, но никто не знал правды – что на самом деле Кэт выросла в Европе, но вовсе не была богатой наследницей. Что у нее было настоящее яйцо Фаберже – но она не имела отношения к Романовым. Сама Кэт могла распустить о себе еще тысячу разных слухов, но она держала рот на замке. Девушка знала: чему уж точно никто не поверит, так это правде.

– Катарина? – раздался голос секретаря директора. – Суд готов выслушать вас.

Кэт спокойно поднялась и направилась к открытой двери. Но метрах в пяти от кабинета директора, едва сделав первый шаг, девушка услышала, как скрипнули ее туфли, и ощутила неприятное покалывание в ладонях. Каждый нерв в ее теле напрягся при мысли о том, что за последние три месяца она умудрилась превратиться в человека в скрипучих туфлях.

В человека, чьи шаги всегда слышны.

Кэт привыкла, что при входе в помещение нужно оглядеть сразу все его углы. Такую комнату она видела впервые.

Коридор был прямым и длинным, кабинет же имел круглую форму. Его стены были обиты темным деревом, с потолка свешивались тусклые лампы. Кэт поначалу показалось, что она в пещере, – впечатление нарушало только узкое окно, через которое в комнату проник солнечный луч. Внезапно Кэт захотелось протянуть руку и дотронуться до луча. Но тут кто-то откашлялся, по столу с громким звуком покатился карандаш, а туфли девушки снова скрипнули, возвращая ее к реальности.

– Вы можете сесть.

Слова прозвучали из глубины комнаты, и Кэт не сразу поняла, кто их произнес. Голос был незнакомым, как и лица сидевших перед ней людей: двенадцать человек справа были совсем молоды – ученики, такие же, как и сама Катарина (насколько она могла походить на учеников Колгана, конечно). Лица же двенадцати людей по левую сторону от девушки были не так свежи, а их волосы – не так густы. Но, несмотря на разницу в возрасте, все члены Колганского Суда Чести были одеты в идентичные черные мантии и одинаково бесстрастно следили за Кэт, когда она вышла в центр круглого зала.

– Присядьте, мисс Бишоп, – произнес директор Франклин со своего места в первом ряду.

В черной мантии он казался еще бледнее, чем обычно. У него были пухлые щеки и прилизанные волосы. Кэт подумала, что в глубине души он наверняка мечтал быть таким же быстрым и спортивным, как его машина. Девушка не смогла сдержать улыбку, представив, как сам директор торчит в фонтане и пускает изо рта струйки воды.

Дождавшись, когда девушка займет свое место, один из старшеклассников, сидевших рядом с директором, поднялся и объявил:

– Колганский Суд Чести начинает заседание, – его голос разнесся по всей комнате. – Все, кто говорят, да будут услышаны. Все, кто следуют за светом, да обретут его. Все, кто ищут справедливости, да познают истину. Честь для каждого, – парень сделал паузу, и не успела Кэт толком вникнуть в услышанное, как хор отозвался:

– Честь для всех.

Парень сел на место и принялся шуршать страницами старой книги в кожаном переплете, пока директор не произнес:

– Джейсон…

– Ах да, – Джейсон раскрыл тяжелый том. – Колганский Суд Чести рассмотрит дело Катарины Бишоп, второкурсницы. Собравшиеся заслушают свидетельство о том, что десятого ноября мисс Бишоп сознательно… э-э-э… совершила хищение личной собственности.

Хотя Джейсон тщательно выбирал слова, девочка во втором ряду с трудом подавила смешок.

– Совершив означенное преступление в два часа ночи, она также нарушила комендантский час. Кроме того, мисс Бишоп сознательно нанесла вред школьному имуществу.

Джейсон опустил книгу, и повисла пауза. «Вот так драма», – подумала Кэт, но тут парень продолжил:

– Согласно Колганскому Кодексу Чести, данные преступления влекут за собой исключение. Вы понимаете зачитанное мной обвинение?

Кэт помолчала, удостоверившись, что собравшиеся и правда ждут ее ответа, и проговорила:

– Я не делала этого.

– Обвинение, – директор Франклин наклонился вперед. – Вопрос, мисс Бишоп, заключался в том, понимаете ли вы обвинение.

– Понимаю, – Кэт почувствовала, как ее сердце забилось сильнее. – Но я с ним не согласна.

– Я… – директор хотел продолжить, но женщина, сидевшая по правую руку от него, дотронулась до рукава его мантии. Улыбнувшись Кэт, она произнесла:

– Директор, насколько я помню, в таких случаях принимается во внимание личное дело ученика. Может быть, стоит заглянуть в дело мисс Бишоп?

– О, – директор слегка сник. – Это так, мисс Коннорс, но поскольку мисс Бишоп провела с нами всего несколько месяцев, ее личное дело здесь не поможет.

– Но ведь Колган – не первое учебное заведение, которое посещала эта юная девушка? – спросила мисс Коннорс, и Кэт подавила нервный смешок.

– Не первое, – мрачно признал директор, – конечно. И мы попытались связаться с предыдущими, но в Тринити-колледж недавно был пожар, уничтоживший весь офис администрации и большую часть документов. А Бернский университет прошлым летом подвергся ужасной хакерской атаке, так что нам оказалось непросто найти… сведения о ней.

Директор посмотрел на Кэт так, словно несчастья преследовали ее повсюду. Мисс Коннорс, напротив, выглядела впечатленной.

– Но ведь это два лучших учебных заведения в Европе!

– Да, мэм. Мой отец, он… много работает там.

– А чем занимаются ваши родители?

Отыскав глазами девочку из второго ряда, задавшую этот вопрос, Кэт хотела было вежливо поинтересоваться, причем тут ее родители. Но вовремя вспомнила, что в заведениях вроде Колгана всегда считалось важным, кем являются твои родственники и чем они занимаются.

– Моя мать умерла, когда мне было шесть лет.

Несколько людей сочувственно вздохнули, услышав это, но директор Франклин был непреклонен.

– А отец? – спросил он, не желая позволить покойной матери Кэт заработать голоса в пользу дочери. – Он чем занимается?

– Искусством, – осторожно ответила Кэт. – У него много разной работы, но в основном она связана с искусством.

Услышав это, глава факультета искусств явно оживился.

– Он коллекционирует картины? – спросил мужчина.

Кэт снова не смогла сдержать улыбку.

– Скорее… распространяет.

– Это все, конечно, любопытно, – перебил директор Франклин, – но не относится напрямую к… нашему делу.

Кэт готова была поклясться, что он хотел сказать «к моему кабриолету».

Повисло молчание. Все сидели неподвижно, лишь пылинки весело плясали в узком лучике света. Наконец директор Франклин потянулся вперед и прищурился. Кэт подумала, что его взгляд мог бы дать фору лазерному прицелу. Директор резко спросил:

– Мисс Бишоп, где вы были ночью десятого ноября?

– В своей комнате. Я готовилась к занятиям.

– Готовились? В пятницу вечером? – директор посмотрел на своих коллег с таким видом, словно это была самая наглая ложь, какую ему доводилось слышать за все годы работы в Колгане.

– Ну, Колган ведь чрезвычайно серьезное учебное заведение. Мне нужно много заниматься.

– И вы никого не видели? – спросил Джейсон.

– Нет, я…

– Но вот вас кто-то видел, не так ли, мисс Бишоп? – голос директора Франклина был холоден и суров. – На территории Колгана имеются камеры. Или вам это не было известно? – спросил он, сдавленно усмехнувшись.

Разумеется, Кэт знала о камерах. Она была осведомлена обо всех деталях местной системы безопасности куда лучше самого директора, но сейчас был не самый подходящий момент, чтобы в этом признаваться. Слишком много свидетелей. И слишком многое на кону. К тому же, директор уже с победной улыбкой нажал на пульте кнопку, отключающую свет. Кэт повернулась, чтобы посмотреть, как часть круглой стены отъезжает в сторону, открывая гигантский экран.

– Эта юная девушка удивительно на вас похожа, не так ли, мисс Бишоп?

Кэт вгляделась в зернистое черно-белое изображение: она, конечно, узнала колганский двор, но вот человека в черном свитере с капюшоном, бежавшего по дорожке, видела впервые.

– Это не я.

– Но двери общежития в ту ночь открывались лишь однажды – в 2:27 – при помощи студенческой карточки. Этой карточки.

В животе Кэт все сжалось, когда она увидела на экране свою худшую в жизни фотографию.

– Это ваша карточка, не так ли, мисс Бишоп?

– Да, но…

– А это, – директор Франклин пошарил под креслом, – было найдено в ваших личных вещах во время обыска.

Директор поднял над головой свой уникальный автомобильный номер с надписью «КОЛГАН-1». Табличка словно светилась в темноте.

Кэт вдруг показалось, что в комнате не осталось воздуха: ее охватило странное чувство. В конце концов, обвинение она могла выдержать легко, но несправедливое обвинение – такое с ней случилось впервые.

– Катарина? – произнесла мисс Коннорс таким голосом, словно умоляла девушку доказать свою невиновность.

– Я понимаю, что эти улики кажутся очень убедительными, – проговорила Кэт, ее мозг судорожно работал. – Но, может быть, они чересчур убедительны? Вы думаете, я просто взяла бы и воспользовалась собственной карточкой, если бы пошла на такое?

– Вы хотите сказать, что улики, указывающие на вашу виновность, должны доказать вашу невиновность? – даже голос мисс Коннорс зазвучал скептически.

– Ну, – сказала Кэт, – я ведь не настолько глупа.

Директор расхохотался.

– Ах вот как, тогда позвольте узнать, как бы это сделали вы? – Он провоцировал ее, дразнил. Кэт не удержалась и мысленно ответила ему: «Можно срезать путь за Холлом Уоррен – это гораздо ближе, к тому же там темно и нет ни одной камеры…

Дверь необязательно открывать карточкой, если у тебя есть жевательная резинка, которой можно заклеить датчик на выходе…

Если хочешь провернуть такое дело, не стоит выбирать ночь перед субботой, когда сотрудники школы проснутся намного раньше учеников…»

Директор Франклин самодовольно улыбнулся, наслаждаясь молчанием Кэт и собственным триумфом.

Но Кэт давно успела понять, что в Колгане все часто ошибались – например, когда преподаватель итальянского сообщил, что с таким акцентом она всегда будет чужой на улицах Рима. (Хотя как-то раз в Ватикане, выполняя особенно трудное задание, девушка весьма успешно прикинулась францисканской монашкой.) Она припомнила и преподавательницу истории искусства, соловьем разливавшуюся о том, как ей удалось увидеть настоящую «Мону Лизу». (Хотя Кэт точно знала, что оригинал в Лувре был заменен копией еще в 1862 году.)

До того, как поступить в Колган, Кэт узнала немало любопытных вещей – и лучше всего она запомнила, что в некоторых местах свои знания стоит держать при себе.

– Я не знаю, как там в Тринити, Берне и прочих европейских заведениях, но в Колгане мы всегда следуем правилам. – Директор стукнул кулаком по столу. – Мы уважаем чужую собственность. Мы соблюдаем кодекс чести этого заведения и законы этой страны.

Но Кэт прекрасно знала, что такое честь. Она выросла со своими собственными представлениями о правилах. И первое правило семьи Катарины Бишоп было простым: не попадись.

– Катарина, – проговорила мисс Коннорс, – вы можете как-то все это объяснить?

Кэт, конечно, могла сказать: «Это не я», или «Здесь произошла какая-то ошибка». Но ирония заключалась в том, что, будь это один из обычных трюков, она наврала бы с три короба и как-нибудь выпуталась. Но сказать правду? В этом Кэт не была сильна.

Ее карточку подделали. В ее комнату подбросили номер директорской машины. Кто-то оделся, как она, и засветился перед камерами.

Ее подставили. И, хотя Кэт не могла себе в этом признаться, тот, кто провернул этот фокус, был очень хорош.

Через двадцать минут вещи Кэт были собраны. Она могла бы задержаться, чтобы попрощаться со всеми, но ей не с кем было прощаться. Кэт провела в Колгане три месяца и теперь думала, не станет ли день ее исключения из элитного пансиона одним из поводов для гордости в богатой истории ее семьи. Она представила, как много лет спустя все сидят за столом на кухне дяди Эдди и рассказывают легенду о том, как маленькая Катарина стащила целую жизнь совершенно другой девушки, а потом исчезла без следа.

«Ну, почти без следа», – подумала Кэт, волоча свои сумки по когда-то идеальной лужайке. Глубокие рытвины и колеи окружали разрушенный фонтан в центре двора: это напоминание останется здесь как минимум до весны.

Девушка услышала чей-то смех за спиной и обернулась. Неподалеку, хихикая и перешептываясь, топталась группа восьмиклассников. Наконец один смельчак отделился от группы.

– Э-э-э… – начал он, оглядываясь на друзей, чтобы набраться храбрости. – Мы тут думали… э-э-э… Как ты это сделала?

В эту минуту в затейливо украшенные ворота Колгана въехал гладкий лимузин и остановился у края лужайки. Багажник машины распахнулся. Водитель направился к сумкам Катарины, та посмотрела на мальчиков и перевела взгляд на Колган – в последний раз.

– Это отличный вопрос.

Раздался звонок. Школьники побежали через двор, торопясь на занятия. Скользнув на сиденье лимузина, Кэт почувствовала легкую грусть – точнее то, что чувствуют люди, потерявшие нечто, по праву им не принадлежавшее. Откинувшись на спинку, она вздохнула:

– Ну что ж, кажется, все кончено.

И так бы оно и было… если бы другой голос не произнес:

– Вообще-то, все только начинается.

Глава вторая

Кэт подскочила. В полутьме салона она не заметила фигуру человека, расположившегося на другом конце сиденья. Он улыбался ей.

– Гейл? – спросила девушка, словно на его месте мог быть кто-то другой. Но тут же ей в голову пришел новый вопрос: – Гейл, что ты здесь делаешь?

– Я подумал, тебя не помешает подбросить.

– Но директор уже вызвал для меня машину.

Парень пожал плечами, не обращая внимания на ее слова, но явно развеселившись.

– А я тут, можно подумать, в подводной лодке.

Как только лимузин выехал с территории Колгана, Гейл повернулся и выглянул в окно. Кэт смотрела, как он с легкой улыбкой провожает взглядом здания пансиона, словно в целом мире не было места, которое могло бы его удержать. Кэт иногда думала: неужели такую уверенность в себе можно только купить за очень большие и очень старые деньги? Или же ее можно украсть?

Гейл помахал рукой воротам Колгана, растворившимся вдалеке.

– Прощай, Колган! – Он повернулся к девушке: – Привет, Китти-Кэт.

– Гейл, как ты узнал, что я…

Кэт осеклась. Она мысленно перенеслась из лимузина в темную комнату, где еще недавно сидела на жестком стуле и смотрела черно-белую запись с камеры наблюдения – как человек в свитере с капюшоном бежит по школьному двору. Как на экране появляется ее собственная фотография. Как директор Франклин победно поднимает над головой покореженный номер своего автомобиля.

– Гейл, – вздохнула Кэт. – Машина директора? Серьезно? Разве это не слишком банально для тебя?

– Что я могу сказать? – пожал плечами парень. – Я старомоден. К тому же, классика всегда уместна. – Гейл прислонился к окну. – Я рад видеть тебя, Кэт.

Кэт не знала, что ответить. «Я тоже рада»? «Спасибо, что вышиб меня из школы»? «Как тебе удалось стать таким красавчиком»? «Похоже, мне тебя не хватало»?

Вместо всего этого она проговорила:

– Это мой отец тебя надоумил?

Гейл издал короткий смешок и покачал головой.

– Он не отвечает на мои звонки после Барселоны.

Парень придвинулся ближе к Кэт и прошептал:

– По-моему, он все еще зол на меня.

– Ну что ж, теперь нас двое.

– Эй, – фыркнул Гейл, – ведь все тогда согласились, что обезьянка была отлично выдрессирована.

Кэт просто покачала головой.

– Из-за тебя я вылетела из школы, Гейл.

Парень ухмыльнулся, медленно кивая.

– Не стоит благодарности.

– Ты разбил машину директора.

– Эту машину директору подарил У. У. Гейл Четвертый, об этом они не забыли упомянуть? В качестве извинения за тот пожар, что У. У. Гейл Пятый, по неподтвержденным данным, устроил в восьмом классе – еще до того, как они договорились, что все настоящие и будущие У. У. Гейлы продолжат свое обучение в других местах. Что не так уж и плохо – лично я теперь в Институте Найтсбери.

– Я никогда не слышала об этом.

– Мой отец на прошлой неделе получил письмо, в котором говорится, что я – образцовый студент.

– Поздравляю. – В голосе Кэт прозвучало сомнение.

– Ну, дело в том, что я единственный студент. – Он улыбнулся фирменной гейловской улыбкой. – Конечно, у выдуманного института есть и свои недостатки – например, наша команда по лакроссу [2]2
  Лакросс (англ. lacrosse) – командная игра, в которой две команды стремятся поразить ворота соперника резиновым мячом, пользуясь ногами и снарядом, представляющим собой нечто среднее между клюшкой и ракеткой.


[Закрыть]просто ужасна. В общем, если уж в Колгане такое значение придают деталям, то я разбил свою собственную машину.

Кэт изучала У. У. Гейла Пятого. Он выглядел старше своих шестнадцати и обладал копной непослушных светло-каштановых волос, золотистой кожей и именем, которое Кэт за два года отчаянных попыток так и не сумела узнать.

– Сомневаюсь, что им так кажется… Уэсли? – попыталась угадать она.

Гейл усмехнулся.

– Совсем холодно.

За эти годы Кэт перебрала все имена на «У», которые только могла вообразить, но Гейл не был ни Уолтером, ни Уордом, ни Уошингтоном. Он отказался также от Уоррена и Уэйверли. Услышав об Уотсоне по дороге в Эдинбург, столицу Шотландии, он изобразил неудачную пародию на Шерлока Холмса. А Уэйн настолько не подходил ему, что об этом имени Кэт его даже не спрашивала.

Гейл был просто Гейлом. И его таинственное «У.» постоянно напоминало Кэт о том, что в жизни есть вещи, которые можно только дать, но никак нельзя украсть.

Впрочем, это никогда не останавливало ее попыток.

– Ну что, сколько тебе потребовалось, чтобы добраться до личных дел? – спросил Гейл. – Неделя?

Кэт почувствовала, как к ее щекам приливает кровь.

– Но ведь ты все равно ничего на меня не нашла, не так ли? – Он приподнял бровь. – Кэт… – вздохнул Гейл. – Это так мило. И так невинно. Тебе идет наивность.

– На твоем месте я не стала бы к этому привыкать.

Гейл покачал головой.

– Ну что ты.

Мотор машины мягко заурчал, когда лимузин выехал на проселочную дорогу.

– Зачем ты это сделал, Гейл?

– Тебе там не место.

– Зачем ты это сделал? – повторила Кэт, ее терпение было на исходе. – Я не шучу, Гейл.

– И я не шучу, Кэт.

– У тебя есть…

– Работа для тебя, – сказал Гейл. – Исключительно для тебя, – добавил он, не дав времени девушке возразить.

Холмы вокруг становились все круче. Листья кружились на ветру, а вдалеке виднелось озеро, сверкавшее на солнце. Но Кэт не сводила глаз с Гейла. Она произнесла:

– Не хочу я никакой работы.

– Эту – захочешь.

– Я бросила семейный бизнес. Или ты не слышал об этом?

– Ладно. – Скрестив руки на груди, Гейл развалился в кресле. Он откинул голову на спинку и закрыл глаза. Кэт готова была поклясться, что он уже задремал, когда Гейл вдруг произнес: – Но ведь семью ты не бросала?