Текст книги "Воровская семейка"
Автор книги: Элли Картер
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Девять дней до истечения срока
Вена, Австрия
Глава двенадцатая
Единственная мысль, которая не посетила Кэт в поезде, пришла ей в голову, как только они сошли на станцию следующим утром: иногда очень приятно иметь дело с миллиардером.
– Как прошла ваша поездка, мисс? – спросил Маркус, появившийся, словно из воздуха, на платформе, полной людей. Весь багаж стоял на тележке рядом с ним. Кэт поежилась на ледяном воздухе, но, к счастью, машина уже ждала их.
Первый снег был аккуратно собран в кучи на обочинах дорог, а на тротуарах сновали туристы и местные жители, спешившие по делам. Кэт смотрела из окна, думая: «Визили Романи может быть среди них».
Визили Романи мог быть где угодно.
Визили Романи мог быть кем угодно.
Ни в машине, ни в холле отеля никто не произнес ни слова. Кэт вяло подумала, что подниматься в пентхаус на лифте значительно приятнее, чем пробираться туда по вентиляционной трубе, и закрыла глаза. Она могла бы простоять так целый день. Целую неделю. Целый год. Но в ту же секунду двери лифта разъехались в стороны.
И Кэт услышала глубокий низкий голос:
– Здравствуй, Катарина.
Кэт, конечно, слышала о президентском номере в «Das Palace Hotel» в Вене. Каждый уважающий себя вор знал, что в этой комнате обычно принимали королей и принцесс, президентов и высших чиновников. Но Кэт смутило вовсе не это: прямо посреди комнаты, у пылающего камина, их ждал дядя Эдди.
– Добро пожаловать в Вену.
Когда дядя Эдди протянул руки, Габриэль бросилась в его объятия, быстро тараторя что-то по-русски. Никто не переводил ее слова, но Гейл уловил суть. Четыре дня назад Кэт явилась в дом своего дяди и мгновенно вернула себе его расположение – но никто не замечает, что Габриэль, которая провела последние шесть месяцев, обчищая лучшие карманы на Ривьере при помощи своих ловких рук и глубокого декольте, никогда и не покидала семейной кухни.
– Что твоя мама? – спросил дядя Эдди, держа Габриэль на расстоянии вытянутой руки.
– Помолвлена, – вздохнула девушка.
Дядя Эдди кивнул так, словно уже слышал об этом ранее.
– Он как-то связан с искусством?
– С драгоценными камнями, – сказала Габриэль. – Это его семейный бизнес. Он граф.
– Или герцог, – вмешался Гейл.
– Я их путаю, – призналась Габриэль.
– Все путают, – проговорил дядя Эдди, пожимая плечами и улыбаясь. Не отпуская племянницу, он сказал: – Рад видеть тебя, малышка. – Он опустил глаза на ее крошечную юбку. – Жаль только, что я вижу слишком многое.
Габриэль проигнорировала замечание.
– Я тоже рада тебя видеть! Но как ты…
Дядя Эдди покачал головой. Вопрос был не в том, как он здесь оказался. Кэт знала, что важнее другое: что он пришел сказать им? Что он узнал такого, что нельзя было сообщить по телефону? И что она, Кэт, будет с этим делать?
Старик уселся в кресло поближе к огню и взглянул на Кэт.
– Вы уже навестили синьора Мариано?
Кэт уловила аромат хорошего кофе и заметила, что в какой-то момент в руке старика появилась фарфоровая чашка. Но все ее внимание, как и внимание ее спутников, было поглощено тем, что дядя Эдди собирался сказать.
– Визили Романи. – Дядя обращался ко всем сразу, но Кэт чувствовала, как его взгляд сосредотачивается на ней. – Это имя знакомо вам, не так ли?
– Это не настоящее имя? – спросила Кэт.
– Конечно, – улыбнулся Гейл с таким видом, словно Кэт была маленькой девочкой, и его это забавляло.
– Вы знаете его адрес здесь, в Австрии? – спросил Гейл.
– А вы, я вижу, даром времени не теряли, – усмехнулся дядя Эдди, но быстро посерьезнел. – Я только надеюсь, что ваши усилия не будут напрасны.
– Кто он? – спросила Кэт.
– Он – никто. – Дядя Эдди перевел взгляд на Габриэль. – Он – все.
Дядя Эдди не особенно жаловал загадки, так что Кэт знала: его слова что-то значили. Вот только она никак не могла понять, что именно.
– Я… не понимаю, – сказала она, качнув головой.
– Это Элиас Мэн, Катарина, – сказал ее дядя, и Габриэль резко выдохнула. Кэт моргнула, ошеломленно глядя в огонь. Снаружи мягко падал снег, но Кэт показалось, что вся Австрия вдруг замерла – ничто не могло нарушить всеобщего оцепенения, разве что…
– Что значит Элиас Мэн?
Кэт перевела взгляд на Гейла и моргнула, вспомнив, что, хотя он отлично владел языком воров, он никогда не был его носителем. Не был одним из их клана.
– Что? – голос Гейла звучал раздраженно. – Что такое Элиас…
– Человек псевдонима, – прошептала Габриэль. – Элиас Мэн – это человек псевдонима.
Но дословный перевод для Гейла ничего не значил. Кэт видела это по его глазам, по нервным движениям рук.
– В старых семьях, – проговорила Кэт, глядя на него, – были особые имена – псевдонимы – которые использовали, исключительно когда затевалось что-то очень серьезное, очень опасное – что-то, что нужно было тщательно скрывать… даже друг от друга. Это были секретные имена, Гейл. Священные имена.
Кэт посмотрела на своего дядю. Она сразу поняла, что за все эти годы он крайне редко сталкивался с псевдонимами. Если бы Кэт попросила старика рассказать ей несколько историй, она могла бы услышать, что Визили Романи однажды украл документы, серьезно компрометирующие одного царя, и похитил бриллианты одной королевы. Он тайно вывез из Германии бумаги с планами нацистов и проделал колоссальную работу за «железным занавесом». Но дядя Эдди не рассказывал ей ничего подобного.
Он только посмотрел на младшее поколение с ироничной улыбкой и произнес:
– Если бы Визили Романи был реальным человеком, ему сейчас было бы четыреста лет и он был бы величайшим вором из всех живших когда-либо.
Гейл по очереди посмотрел на каждого.
– Я все еще не понимаю.
– Это псевдоним, который так просто не используют, молодой человек, – ответил дядя Эдди, но Кэт знала, что на самом деле его слова предназначались ей. – Это имя, которым не может назваться кто угодно.
Дядя Эдди поднялся со стула.
– Все кончено, Катарина. – Он направился к двери с таким видом, будто ему срочно понадобилось помешать что-то в кастрюле на кухне. – Я скажу это твоему отцу. И попробую как-нибудь сам справиться с мистером Такконе.
– Но… – Габриэль вскочила на ноги.
– Псевдоним – это нечто священное! – Старик резко обернулся. – Ни в какую работу, сделанную от имени Визили Романи, не могут вмешиваться дети!
В какой-то степени Кэт отлично знала это, каждый вор в душе был ребенком, а она просто обладала соответствующим телом, которое было как нельзя кстати, если вентиляционная труба была узкой, а охранник – наивным. Но с ней никто и никогда не разговаривал, как с маленькой девочкой.
Дядя Эдди остановился в дверях. Маркус тихо стоял у выхода, держа в руках его пальто.
– Ты можешь отправляться обратно в школу, если хочешь, Катарина. – Старик надел шляпу, и Маркус открыл перед ним дверь. – Боюсь, теперь это дело не по силам даже тебе.
Глава тринадцатая
Кэт даже не посмотрела дяде вслед. Она неподвижно сидела на диване, краем уха слушая, как Габриэль рассказывает о своих планах отправиться на зиму в Швейцарию и поработать там в лыжных шале. В какой-то момент – Кэт едва заметила это – Гейл отправил Маркуса за едой. Она подумала: «Интересно, как он вообще сейчас может есть», – но в этот момент Гейл повернулся к ней и произнес:
– Ну что?
Кэт слышала, как в соседней комнате Габриэль щебечет по телефону, рассказывая кому-то, что скоро приедет в город: «О, Свен, ты такой милый…»
Но в ее ушах все еще звучала фраза дяди Эдди: «Теперь это не по силам даже тебе» – и другие слова, которых он не произнес.
Кто-то очень-очень могущественный украл картины Такконе.
Кто-то очень-очень умный знает столько, что не побоялся вступить в одну из древнейших игр мира.
Кто-то очень-очень жадный сделал так, что ее отец оказался с Такконе лицом к лицу.
Только кто-то очень-очень глупый ослушается дядю Эдди и попытается все изменить.
Если что-то еще можно изменить.
– Ты же знаешь, мы всегда можем… – начал Гейл, но Кэт уже поднялась на ноги и направилась к двери.
– Я вернусь… – Она остановилась, глядя на Гейла. По его глазам Кэт поняла, что если бы безопасность ее отца можно было купить за деньги, он выписал бы ей чек, продал бы своего Моне, свой «бентли», свою душу. Она хотела поблагодарить его, хотела спросить, почему такой парень, как он, добровольно таскается по всему свету за ней, Кэт.
Но все, что она смогла выдавить, было жалкое:
– Я скоро вернусь.
И она вышла за дверь, на холодную улицу.
Кэт не знала точно, сколько времени она провела на улице и куда именно направлялась. Прошло несколько часов. Видео с камеры наблюдения Артуро Такконе безостановочно проигрывалось в ее голове, пока Кэт, сама того не заметив, не оказалась на пороге кондитерской. Она почувствовала запах теплого хлеба и поняла, что очень проголодалась. И что она была не одна.
– Если ты умрешь от воспаления легких, я уверен, найдется не меньше дюжины парней, которые попытаются убить меня и выдать это за несчастный случай.
Кэт изучала отражение Гейла в окне кондитерской. Он не улыбался ей. Не ругал ее. Он просто вручил девушке стакан горячего шоколада и набросил ей на плечи свое тяжелое пальто.
Вокруг падал снег, покрывая улицы пушистым белым одеялом, – самое время для тех, кто хочет начать все с чистого листа. Но Кэт была отличным вором и знала, что даже австрийская зима не спрячет их следов.
Девушка повернулась и внимательно оглядела улицу. По площади, вымощенной брусчаткой, медленно ехал трамвай. Справа и слева простирались горы, покрытые снегом; повсюду высились солидные здания восемнадцатого века с затейливым орнаментом. В тени Альп Кэт вдруг почувствовала себя крошечной – очень маленькой девочкой в очень старом месте.
– Что нам делать теперь, Гейл? – Кэт не хотела плакать. Усилием воли она заставила свой голос звучать твердо. – Что нам делать?
– Дядя Эдди велел ничего не делать. – Гейл обнял девушку за плечи и мягко повел ее по тротуару. На минуту Кэт показалось, что ее ноги заледенели: она словно забыла, как двигаться.
– Ты доверяешь ему? – спросил Гейл.
– Конечно. Он для меня что угодно сделает.
Гейл остановился. Его дыхание на морозном воздухе превращалось в облачка теплого дыма.
– А что он сделает для твоего отца?
Иногда, чтобы увидеть правду, нужно посмотреть на нее свежим взглядом, со стороны. Стоя посреди улицы, Кэт поняла, что именно этим вопросом ей следовало задаться прежде всего. Она вспомнила суровый приказ дяди Эдди и ледяной взгляд Артуро Такконе.
Артуро Такконе не вернет свои картины.
Он больше никогда их не увидит.
Девушка поднесла стакан с горячим шоколадом к губам, но он был слишком горячим. Она посмотрела на густые завитки шоколада: в картонный стаканчик одна за другой медленно падали снежинки. В ее голове все еще крутилась картинка с камеры наблюдения.
– Мы с ума сошли, – заметил Гейл, дрожа от холода без пальто. Он взял девушку за руку и потянул ее к ближайшему кафе. Но Кэт стояла на месте, глядя, как хлопья снега тают в дымящемся стакане. Внезапно девушку осенило: она вспомнила красную дверь. Она вспомнила, как играла со стопками книг, как тихо сидела у матери на коленях.
– Что случилось? – спросил Гейл, подходя ближе.
Кэт закрыла глаза и попыталась вообразить, что она снова в Колгане, пишет контрольную. Ответ был в книге, которую она читала, в лекции, которую она слышала: ей оставалось лишь найти потайную комнату в своей голове и выкрасть правду, которая там таилась.
– Кэт! – Гейл попытался отвлечь ее. – Я говорю…
– Почему Такконе не пошел в полицию? – выпалила Кэт.
Гейл развел руками, словно ответ был очевиден. А так оно и было.
– Он не очень-то дружен с полицейскими. И не хочет, чтобы они трогали своими грязными пальцами его прекрасные картины.
– Но что, если дело не в этом… – продолжила Кэт. – Зачем он прячет их в комнате подо рвом? Почему не застрахует их? Что, если…
– Если они вовсе не принадлежат ему?
Магазины вокруг них один за другим закрывались на ночь. Кэт посмотрела в одно из темных окон все еще в поисках красной двери, которая находилась в сотнях километров отсюда.
– Кэт…
– Варшава.
Где-то зазвонил церковный колокол.
– Мы едем в Варшаву.
Восемь дней до истечения срока
Варшава, Польша
Глава четырнадцатая
Молодые люди нередко приходили к Абираму Штайну. Большинство из них представлялись ему студентами, которые надеются получить высокие оценки, порывшись в его многочисленных папках и стопках книг. Другие были искателями сокровищ, убежденными, что нашли на бабушкином чердаке случайно попавший туда подлинник Ренуара или Рембрандта, и желавшими узнать, сколько за него можно получить.
Но проснувшись однажды в понедельник от неожиданного стука в дверь, Абирам Штайн надел халат и вышел в темную гостиную, даже не подозревая о том, что увидит за дверью.
– Wer ist da? [11]11
Кто там? (нем.)
[Закрыть]– спросил он, распахивая дверь, и по привычке прищурился, ожидая увидеть солнечный свет. Но он ошибся со временем: солнце едва взошло и было еще слишком низко, чтобы добраться до книжного магазинчика через дорогу.
– Was wollen Sie? Es ist mal smach er früh, [12]12
Что вам угодно? Еще слишком рано (нем.).
[Закрыть]– проворчал Штайн на родном немецком.
У девушки и молодого человека, стоявших на пороге, за спинами были рюкзаки – как у студентов, а их глаза были полны тревоги и надежды – как у охотников за сокровищами. Мистер Штайн не смог с первого взгляда определить, к какой из двух категорий они принадлежали. Но зато он знал, что кровать наверху была теплой и мягкой, а порог – холодным и твердым, и у него не было никаких сомнений в том, где бы он хотел провести это утро.
– Ich entschuldige mich für die Stunde, Herr Stein. [13]13
Простите за беспокойство в столь ранний час, мистер Штайн (нем.).
[Закрыть]
Девушка говорила по-немецки с легким американским акцентом. Ее спутник не говорил вовсе.
Больше всего на свете в эту минуту мистеру Штайну хотелось захлопнуть дверь и отправиться в спальню, но что-то остановило его: эта девушка показалась ему любопытной. Да и молодой человек тоже. Потому что никаких рюкзаков и никаких тревожных глаз Штайн еще не видел на крыльце своего дома до восхода солнца.
– Вы бы предпочли говорить по-английски, я полагаю?
Кэт неприятно удивило, что, хотя она старалась говорить по-немецки как можно лучше, мужчина тут же уловил ее акцент. Она подумала, что потеряла в Колгане больше, чем ей казалось.
– Мне все равно, – сказала девушка, но мистер Штайн кивнул в сторону ее спутника.
– Боюсь, ваш друг не согласится.
Гейл зевнул, его лицо не выражало ничего. Кэт подумала, что, несмотря на личных водителей и частные самолеты, даже Гейлы не могли купить некоторые вещи – например, здоровый ночной сон.
– Простите за ранний час, мистер Штайн, – сказала Кэт, оставив свой (по-видимому, слегка заржавевший) немецкий. – Дело в том, что мы только что прибыли в Варшаву. Мы могли бы подождать…
– Тогда подождите! – ворчливо перебил ее мужчина, собираясь закрыть дверь.
Гейл хотел спать, но его реакция по-прежнему была молниеносной: он всем весом оперся о косяк красной двери, словно валился с ног от усталости.
– Боюсь, у нас нет времени ждать, сэр, – сказала Кэт.
– Мое время тоже чего-то стоит, fräulein. [14]14
Девушка (нем.) – обращение к незамужней девушке по-немецки.
[Закрыть]А мой сон – еще дороже.
– Конечно, – проговорила Кэт, опуская глаза. Несмотря на ледяной ветер, она сняла свою черную лыжную шапочку. В стекле дверного окошка она увидела, как ее волосы зашевелились от статического электричества, и почувствовала ток, бегущий по всему телу, – заряд, который назревал в ней уже несколько дней. Она знала, что за этой дверью находились ответы. Не все, но многие. И она боялась, что если сейчас развернется, чтобы уйти, и дотронется рукой до металлических перил, этот заряд остановит ее сердце.
– У нас есть пара вопросов, сэр… Об искусстве. – Кэт замолчала, ожидая ответа, но мужчина молча смотрел на нее, сонно моргая. За его спиной тянулись длинные, закрывающие солнечный свет ряды шкафов с какими-то папками. По всей комнате, словно причудливый лабиринт, были разложены стопки бумаги.
– Хорошеньким американкам вроде вас больше подошел бы музей «Смитсониан», [15]15
Музеи «Смитсониан» (англ. Smithsonian Museums) – комплекс музеев в Вашингтоне, в котором находятся этнографические и исторические экспонаты, охватывающие все без исключения эпохи существования США.
[Закрыть]– сказал мужчина с еле заметной улыбкой. – А я просто сумасшедший старик, у которого слишком много времени и слишком мало друзей.
– Сэр, мне сказали, что вы могли бы мне помочь.
– И кто же, интересно? – проворчал мужчина.
Гейл посмотрел на Кэт с таким видом, словно и сам хотел задать ей тот же вопрос. Мистер Штайн сделал шаг вперед. Первые лучи солнца озарили дома на другой стороне улицы. Они осветили черты хрупкой девушки с копной темных волос, и не успела она заговорить, как Гейл уже знал ответ.
– Моя мать.
– Ты очень похожа на нее, – сказал Абирам Штайн, вручая Кэт чашку с кофе. – Подозреваю, что ты уже слышала об этом.
Кэт часто задумывалась, что было бы хуже: до боли напоминать мать, которая ушла из жизни слишком рано и сделала тебя одновременно дочерью и собственным призраком, – или быть вовсе не похожей на нее, словно из твоего рода вычеркнули целое поколение? Но Кэт нравилось, как на нее смотрел мистер Штайн. Не так, как дядя Эдди, который постоянно сравнивал ее профессиональные навыки с мастерством покойной матери. Или ее отец, который порой смотрел на девушку в оцепенении, словно не мог поверить, что перед ним дочь, а не любимая жена, потерянная много лет назад.
Но мистер Штайн пил маленькими глотками горячий кофе, смотрел, как Кэт прихлебывает свой, и улыбался – так, словно увидел в окне магазина копию своей любимой детской игрушки и счастлив, что дорогой его сердцу предмет не исчез бесследно.
– Я ждал, что однажды ты придешь меня навестить, – признался он после долгого молчания.
Гейл потихоньку просыпался, сидя рядом с Кэт. Он с интересом рассматривал загроможденную комнату мистера Штайна.
– У вас что, нет компьютера?
Мистер Штайн усмехнулся. Кэт ответила за него:
– Он сам и есть компьютер.
Мистер Штайн снова посмотрел на нее и одобрительно кивнул.
– Я стараюсь держать свои исследования, – мужчина выразительно постучал себя по голове, – в надежном месте. – Он наклонился над заваленным бумагами столом. – Но что-то подсказывает мне, что вряд ли вы пришли обсудить мои организационные способности.
– Мы путешествовали, и у нас возникло несколько вопросов…
– Об искусстве, – продолжил мистер Штайн и покрутил рукой в воздухе, указывая Кэт, чтобы та переходила к делу.
– А моя мать всегда благосклонно отзывалась о вас.
– Ты помнишь свой первый визит сюда? – спросил мужчина.
Кэт кивнула.
– Мое какао было слишком горячим, а вы открыли окно, выставили чашку наружу и поймали туда несколько снежинок. – Кэт улыбнулась воспоминанию. – Я потом месяцами сводила родителей с ума, отказываясь пить какао без свежего снега.
Мистер Штайн выглядел так, словно хотел было засмеяться, но забыл.
– Ты была совсем крошкой тогда. И так похожа на мать. Ты потеряла ее слишком рано, Катарина, – сказал он. – Мы. Мы все потеряли ее слишком рано.
– Спасибо. Ваша работа была очень важна для нее.
– И ты пришла, потому что сделала открытие, имеющее отношение к нашей работе?
Кэт покачала головой. Гейл пошевелился, и Кэт почувствовала, как в нем нарастает нетерпение.
– К сожалению, я здесь по другому делу.
Мужчина откинулся на спинку старого деревянного стула.
– Понятно. И что же это за дело?
Гейл бросил на Кэт быстрый взгляд, значивший только одно: «Мы можем ему доверять?»
Ее ответ был прост: «У нас нет выбора».
– Это дело из тех, которыми занималась моя мать, когда не помогала вам. С исследованиями.
Кэт провела последние несколько часов, гадая, насколько хорошо мистер Штайн знал ее мать. Но ответ, как оказалось, легко читался в его глазах. Он улыбнулся:
– Понятно.
– Нам нужно узнать… – Кэт продолжила. – Мне нужно узнать, говорит ли вам о чем-то… вот это.
Гейл сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда пять листков бумаги. Пять фотографий – зернистых снимков со странными ракурсами, сделанных с видеозаписи. Мистер Штайн разложил их на заваленном бумагами столе и принялся что-то шептать на языке, которого Кэт не понимала. На какое-то мгновение она подумала, что мужчина вовсе забыл об их с Гейлом присутствии. Он внимательно изучал фотографии, словно перед ним была колода карт, а сам он был предсказателем, пытавшимся прочесть по ним собственную судьбу.
– Это… – произнес он наконец. Голос мужчины стал резче, когда он спросил: – Как? Где?
– Мы… – промямлила Кэт, неожиданно обнаружив перед собой человека, которому она никак не могла солгать.
К счастью, у Гейла не было такой проблемы.
– Мы смотрели кое-что недавно, одно домашнее видео. Они были на нем.
Глаза мистера Штайна расширились.
– Все? В одном месте?
Гейл кивнул.
– Мы так думаем. Это коллекция, которая…
– Это никакая не коллекция! – выкрикнул Абирам Штайн. – Это узники, военнопленные!
Кэт вспомнила комнату, спрятанную подо рвом, охранявшуюся лучшими в мире системами безопасности, и поняла, что он прав. Артуро Такконе захватил пять бесценных полотен, пять свидетельств истории – и запер их в плену до той самой ночи, когда их освободил Визили Романи.
– Вы знаете, что это такое, молодой человек? – спросил мистер Штайн у Гейла, показывая тому фотографию картины, на которой была изображена молодая женщина в белом платье, выглядывавшая на сцену из-за занавеса.
– Похоже на Дега, – ответил Гейл.
– Так и есть. – Мистер Штайн кивнул, словно одобряя спутника, выбранного Кэт. – Эта картина называется «Танцовщица, ожидающая за кулисами».
Мужчина поднялся на ноги и пересек комнату, направляясь к шкафчику, ломившемуся под тяжестью книг, журналов и ползучих растений, вившихся прямо по пыльному полу. Он открыл шкаф и, достав толстую папку, положил ее на стол.
– Я полагаю, вы образованный молодой человек, – проговорил мистер Штайн. – Скажите, вы видели это полотно раньше?
Гейл отрицательно помотал головой.
– Именно. Потому что никто не видел его вот уже более пятидесяти лет. – Мистер Штайн тяжело опустился на стул, будто потратил всю энергию, добираясь до шкафа, и не мог больше держаться на ногах. – Йохан Шульхофф был банкиром в одном маленьком, но процветающем городке у австрийской границы, в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. У него была хорошенькая дочка. Красавица-жена. Уютный дом.
Мистер Штайн раскрыл папку: к одной из страниц была прикреплена копия семейного портрета, с которого широко улыбались три человека в нарядной одежде, а из-за их спин выглядывала «Танцовщица, ожидающая за кулисами».
– Эта картина висела в их столовой до того самого дня, когда пришли нацисты и забрали ее – и всех до одного членов семьи Шульхоффа. Никого из них с тех пор не видели. – Мужчина не сводил глаз с фотографии. На его глазах выступили слезы, и он прошептал: – До этого дня.
Кэт подумала о своей матери, которая сидела на этом самом стуле и просматривала эти самые папки, но так и не приблизилась к тому, что казалось навсегда потерянным.
– Но ты ведь знала это и раньше, не так ли, Катарина? – спросил мистер Штайн. Он взял в руки другой снимок.
– А это Ренуар – «Два мальчика, бегущих по полю ржи».
Кэт и Гейл наклонились над изображением двух детей. Шляпу одного из них унес ветер, она летела по полю, и мальчики гнались за ней.
– Эта картина была заказана одним французским государственным лицом, очень богатым. Здесь изображены два его сына, играющие у семейного замка под Ниццей. Картина висела в доме старшего сына, в Париже, до фашистской оккупации. Один из братьев выжил в лагерях. А она… – мистер Штайн вытер глаза и на мгновение замолчал. – Мы боялись, что она не выжила.
Кэт и Гейл не произнесли ни слова, пока мистер Штайн рассказывал им о картине Вермеера под названием «Философ» и о полотне Рембрандта, изображавшем блудного сына. Но дойдя до последней картины, мистер Штайн еще больше посуровел. Он держал фотографию так бережно, словно в его руках был сам пропавший шедевр.
– Тебе знакомо это полотно, Катарина?
– Нет… – голос Кэт задрожал.
– Посмотри внимательно, – настойчиво повторил мужчина.
– Я не знаю эту картину, – сказала Кэт, чувствуя его разочарование.
– Она называется «Девушка, молящаяся Святому Николаю», – сказал мистер Штайн, переводя взгляд с картины на Кэт и обратно. – И она очень, очень далеко от дома.
Мистер Штайн внимательно посмотрел на Кэт.
– Твоя мать когда-то сидела на этом самом стуле. Она слушала, как этот самый старик разглагольствовал о линиях на карте и о законах в книгах, которые даже много лет спустя находятся где-то между добром и злом. Государства с их законами о происхождении, – мистер Штайн презрительно усмехнулся, – музеи с их фальшивыми документами о покупках.
Тихая грусть мистера Штайна внезапно сменилась лихорадочным пылом:
– И вот зачем твоя мать явилась тогда в эту комнату… Она сказала мне, что иногда лишь вор может поймать вора. – Его глаза засверкали. – Ты собираешься украсть эти картины, не так ли, Катарина?
Кэт хотела все объяснить, но правда вдруг показалась ей слишком жестокой.
– Мистер Штайн. – Голос Гейла был ровным и спокойным. – Боюсь, это очень долгая история.
Мужчина кивнул.
– Понятно. – Он посмотрел на Кэт с видом человека, который давно бросил попытки искоренить все зло на земле.
– Люди, которые сорвали «Танцовщицу, ожидающую за кулисами» со стены столовой Шульхоффа, были очень плохими, девочка моя. Люди, которым они принесли ее, были еще хуже. Эти картины служили расплатой за страшные сделки в страшные времена. – Мистер Штайн сделал глубокий вдох. – Хороший человек не может владеть этими полотнами, Катарина. – Кэт кивнула. – Так что куда бы ты ни направилась, – мужчина поднялся на ноги, – что бы ты ни собиралась предпринять…
Мистер Штайн вытянул руку. Когда маленькая ладонь Кэт оказалась в его руке, он заглянул ей прямо в глаза и произнес:
– Будь осторожна.
Стоя на крыльце дома Абирама Штайна и глядя на улицу, Кэт чувствовала себя совсем иначе, чем сорок минут назад, когда она стояла на том же пороге лицом к двери. Ее подозрения подтвердились фактами. Страхи оправдались. А призраки ожили, когда Кэт замерла в нерешительности на том самом месте, где когда-то стояла ее мать. Куда вели ее следы, Кэт не знала.
– Я был рад встретиться с тобой снова, Катарина, – проговорил мистер Штайн из коридора. – Когда я понял, кто ты такая…
– Что? – спросила Кэт, и мужчина улыбнулся.
– Я подумал, может, ты здесь из-за того, что случилось в Хенли?
Гейл был уже в машине, но название величайшего музея мира привлекло его внимание.
– А что случилось в Хенли?
Мистер Штайн издал короткий, гортанный смешок.
– Вам двоим это лучше знать. Его ограбили, – мистер Штайн произнес последнее слово шепотом. – Во всяком случае, так говорят, – добавил он, пожимая плечами, и, несмотря ни на что, Кэт улыбнулась ему.
– Не волнуйтесь, мистер Штайн. Боюсь, я никак не могла ограбить Хенли.
– О, – кивнул старик, – я знаю. Полиция уже ищет кого-то – мужчину по имени Визили Романи.