Текст книги "Нуждаясь в ней (ЛП)"
Автор книги: Элли Эверхарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Элли Эверхарт
Нуждаясь в ней
ГЛАВА 1
ПИРС
Лимузин проезжает ту часть Нью-Хейвена, в которой я никогда раньше не был.
Полицейские сирены стихают вдали, и я вижу только старые кирпичные здания с окнами, которые либо разбиты, либо заколочены картоном. Граффити покрывают почти каждую поверхность: скамейки, рекламные щиты, дорожные знаки. Мы медленно проезжаем мимо женщины, толкающей тележку, заполненную картонными коробками и прикрытую одеялами. Ее волосы сальные и спутанные, и, похоже, что она не принимала душ вот уже несколько недель.
– Что мы здесь делаем? – спрашиваю я отца.
На его лице слабое подобие улыбки.
– Сейчас увидишь.
Мне не нравится, когда он улыбается. Когда другие люди улыбаются, это хорошо. Это означает, что они счастливы. Но когда улыбается мой отец, это либо потому, что он на публике и должен соблюдать правила приличия, принятые в обществе, либо произойдет что-то плохое. Поскольку я единственный человек в салоне лимузина, ему нет необходимости улыбаться. И это означает, что он что-то задумал.
У меня скручивает желудок, мышцы деревенеют. Не знаю, что он собирается делать, но отец привез меня сюда по какой-то причине. И я знаю, что это не хорошо.
Смотрю на него, сидя напротив.
– Скажи мне, что мы здесь делаем.
Он указывает в боковое окно.
– Ты видишь этих людей? Двое мужчин и женщина?
Он кивает на несколько бездомных людей в рваной одежде, их кожа потная от августовской жары и влажности. Женщина рыщет в мусорной корзине, а двое мужчин стоят так близко, шепчутся, вероятно, проворачивают какую-то сделку с наркотиками.
– И что с ними? – спрашиваю я.
Его взгляд задерживается в окне, когда мы проезжаем мимо еще парочки бездомных.
– Это отбросы общества. Остатки, которые всех нас тянут на дно. Занимают пространство и тратят ресурсы. Напрягают нашу экономику за счет своей зависимости от правительства.
Его взгляд возвращается ко мне.
– И все же они нужны. Они позволяют таким людям, как мы, хорошо выглядеть в глазах масс. Мы жертвуем деньги в приюты. Создаем рабочие места. Устраиваем благотворительные мероприятия. И взамен мы поставлены на пьедестал за наши добрые дела.
Я занервничал, когда он заговорил. Что-то должно произойти. Что-то плохое.
– Скажи мне, что мы делаем. Пожалуйста, отец. Просто скажи мне.
Мы остановились на знаке «стоп», и он лениво наблюдает, как бездомный мужчина, несущий сумку, пересекает улицу.
– Они служат другой цели. Той, которую я собираюсь тебе продемонстрировать.
– Я хочу уйти отсюда, – говорю я. – Поехали домой.
– Мы так и сделаем. Позже.
Его глаза все еще направлены на человека, идущего через улицу.
– Но сначала мы должны выполнить свою миссию.
– О чем ты?
Мое сердце забилось быстрее, а рука сжала сиденье.
Отец смотрит на меня.
– Расслабься, сынок. С каждым разом становится легче.
– Что становится? Пожалуйста, просто скажи мне, что мы здесь делаем.
Отец поднимается и слегка постукивает по стеклу, отделяющее нас от водителя. Лимузин притормаживает, когда мы проезжаем приют для бездомных. Уже вечер, люди выстроились в очередь, вероятно, в ожидании еды. Наш водитель сворачивает на право, в переулок. Затем машина останавливается, а сам он выходит наружу.
– Пришло время, Пирс.
Теперь мой отец довольно улыбается, но его глаза темные, почти черные. Я вижу, как он запускает руку в карман у окна и вытаскивает пистолет с прикрепленным глушителем.
Мое сердцебиение снова ускоряется, в затылке покалывает от страха.
– Отец, что ты делаешь?
Он не отвечает. Нажимает кнопку, стекло ползет вниз. Я вижу человека спиной к нам, мочившегося на угол здания. Его седые волосы торчат в разные стороны, он в рваных джинсах, забрызганных грязью, испачканной белой футболке, покрытой пятнами.
Перевожу взгляд на отца, он пистолетом указывает на того человека. И потом, словно в замедленной съемке, его палец нажимает на курок, а затем отпускает.
– Нет! – Слышу собственный крик.
Но уже слишком поздно. Пистолет выстрелил. Звук, который он издал, просто тупое «хлоп», а не громкое, отражающееся эхо, как это было бы без глушителя. Я гляжу на человека, стоявшего у здания, но его тело теперь распростёрто на земле, а футболка пропитывается кровью, вытекающей из дыры от пули, прошедшей через его спину прямо в сердце.
Картинка смазывается, когда тонированное стекло поднимается. Я чувствую, как лимузин отъезжает. Медленно поворачиваюсь, чтобы посмотреть на отца. Пистолет исчез, а он наливает себе стакан скотча.
Смотрит на меня, а улыбка все еще, как приклеенная, на его лице.
– И это, мой сын, то, что значит быть Кенсингтоном.
ГЛАВА 2
ПИРС
Ранее в 1990 – х
Я лежу в постели, моя голая грудь скользкая от пота, а сердце колотится. Зажмуриваюсь, затем открываю глаза и вижу картину напротив моей кровати, а прямо под ней комод из темного дерева. И тогда звук Бетховена наполняет помещение. Это срабатывает будильник.
Снова закрываю глаза и потираю лоб. Это был просто сон, или, скорее, кошмар. Я годами не думал о том дне. Но вчера, по дороге на встречу с клиентом, когда машина притормозила на светофоре и, посмотрев направо, я увидел бездомного. Он справлял нужду на угол здания, и память о том, что тогда произошло, захлестнула меня.
Мне было шестнадцать, когда это случилось, и после того дня моя жизнь изменилась. Я изменился. Мой отец сказал, что это был мой первый шаг в становлении, как мужчины. Тогда я даже не подозревал, что дальше все станет только хуже. И что у меня не было выбора.
Моя жизнь была распланирована с того дня, как я родился. Наверное, даже прежде, чем я родился. И до сих пор я следовал плану. Сопротивляться не было смысла. Даже если бы я каким-то образом смог избежать подобной жизни, то не уверен, что поступил бы так. Это единственная жизнь, которую знаю. Я даже не знаю, что означает жить, как нормальный человек. Человек, который просто живет своей повседневной жизнью, без всяких секретов. Не зная, что убивают, лишь бы доказать свою точку зрения. Чтобы показать, что ты мужчина. Член тайного общества. Кенсингтон.
– Выключи его, – бормочет голос рядом со мной. – Еще слишком рано.
Я поворачиваюсь, и нахожу в своей постели девушку. Она смотрит на меня, ее длинные светлые волосы рассыпаны по подушке. Глаза закрыты, и она улыбается.
– Выключи будильник и иди сюда, – говорит она, ее рука двигается вверх по моей ноге, направляясь к промежности. – Я еще не закончила с тобой.
Внутри меня разгорается ярость. Какого черта она все еще здесь? Я не позволяю им ночевать. Это не их правило. Это мое правило. Но, очевидно, прошлой ночью я его нарушил. Слишком много выпил и, должно быть, уснул, и эта особа решила, что может спать в моей постели.
Я убираю ее руку.
– Тебе нужно уйти. Мне пора на работу.
Она стягивает с себя покрывало, выставляя свое обнаженное тело.
– Ты не можешь опоздать?
Мои глаза скользят по ней. Она великолепна. Большая грудь, плоский живот, длинные ноги, золотистый цвет кожи. Она может легко стать моделью. Это тело сможет продать что угодно. Одежда. Аромат. Кошельки. Обувь. Она из тех женщин, которых другие хотят убить, лишь бы выглядеть, как она. Я не уверен, насколько она реальна. Уверен, она пашет, как проклятая, чтобы так выглядеть. Ее груди определенно подделка, но кто бы это ни сделал, он отлично справился. Они смотрятся естественно. Их сделали с должным профессионализмом.
– Я не могу опоздать, – говорю ей, когда встаю с кровати. – Мне нужно привести себя в порядок. Ты можешь воспользоваться гостевой ванной, если хочешь.
Она пялится на мое обнаженное тело, и мне от этого некомфортно. Мне не нравится чувствовать себя незащищенным. Моя жизнь – это утаивание определенных вещей. Секреты. Ложь. Реальность о том, кто я и чем занимаюсь. Отворачиваюсь от нее и иду к шкафу за своей одеждой.
– Не одевайся, – слышу ее голос. – Такое тело должно быть на виду. Восхитительное. Мускулистое. – Она делает паузу. – Щедро одаренное.
Я игнорирую ее комплименты. Знаю, что она говорит их только потому, что обязана. Уверен, она говорит то же самое всем остальным, даже дряхлым старикам.
Я надел халат и развернулся, она стояла прямо передо мной. Голая. Ее рука пробирается под мой халат, в районе талии, и двигается южнее.
– Давай. Еще один раунд?
Она ласкает меня, демонстрируя свои навыки. И они у нее в этой области определенно есть. Опять же, она делает это постоянно. У нее много практики, знает, как физически угодить мужчине. Если бы она не была так хороша, они бы не держали ее в штате.
Я не знаю имя этой девушки, но она работает на нас. На организацию, секретную группу, частью которой я являюсь. Небольшая, но избранная община богатых, влиятельных людей, которые контролируют мир. Или, по крайней мере, так нам нравится думать.
– Разве тебе не хорошо? – она шепчет, ее мягкая рука все еще гладит меня.
Мои плечи расслабляются, и я наклоняю голову назад.
– Да.
Организация нанимает таких девушек, чтобы заботиться о потребностях своих членов. Большинство из них женаты по расчету, но жены не более чем ширма. Они занимают место рядом со своими мужьями на мероприятиях в высшем обществе или всякий раз, когда выходят в люди. Затем, за закрытыми дверями, они расходятся в разные стороны, удовлетворяя свои потребности за пределами супружеской кровати. Но у большинства мужчин нет времени, чтобы найти женщину хотя бы для того, чтобы переспать с ней, по крайней мере, правильную женщину. Мы не можем выбрать незнакомку в баре. Мы должны быть осторожными. Когда ты богатый и могущественный, ты не доверяешь никому, особенно девушке, которую только что встретил.
Таким образом, чтобы облегчить нам ситуацию, девушки идут бонусом с членством в обществе. Проходят психологический и физический осмотры, дабы убедиться, что они подходят для работы. В резерв кандидатов входят красивые женщины всех рас и национальностей. Некоторые бы сказали, что они элитные девушки по вызову, но мы называем их коллегами. Это кодовое слово, которое мы можем использовать в повседневной беседе, не опасаясь, что нас подслушивают. Только участники организации знают, и это стало чем-то вроде внутренней шутки. Я сегодня выпиваю с коллегой. Мы все знаем, что это означает. Даже жены знают.
В отличие от коллег, жены – одни из нас. У них правильное имя, хорошее образование, порядочная родословная. У большинства отцы или братья, которые входят в состав общества. Вот почему они в паре с нами. Они знают свое место. Они знают свое предназначение. И большинство с радостью приняли свою роль, даже если это означает жизнь в браке без любви.
– Боже, ты чувствуешься так хорошо, – я слышу ее слова, девушка прижимается ко мне, обвивая меня ногами.
Я не собирался трахаться с ней, но она меня завела, и теперь мы снова в постели, чтобы закончить начатое. Ее груди подпрыгивают перед моим лицом, но я закрываю глаза и пытаюсь представить себя в другом месте. С кем-то, кто мне дорог. Кто что-то ко мне чувствует. Я не знаю, почему это делаю. Почему я представляю подобное, зная, что такого у меня никогда не будет. Я даже не уверен, что настоящая любовь существует. Если это так, я знаю, что никогда ее не испытаю.
Это мое будущее. Такая женщина, как она. Кого я не знаю. Кто-то, кто более чем счастлив меня развлечь, но кому наплевать на меня. Она просто выполняет свою работу. И завтра вечером она будет ублажать кого-то другого.
Так будет до конца моей жизни. Я всегда буду с такими женщинами, как она, даже если меня снова заставят жениться.
Мне выбрали жену в двадцать два года. Ей было столько же, и она только окончила Вассар по специальности «Русская литература». Я закончил Йельский университет по специальности «Финансы». Никто из нас не хотел жениться, но мы были молоды, послушны, и делали то, что нам говорили.
Ее звали Кристина, и она мечтала провести свои молодые годы, путешествуя за границей, а не играя роль жены Пирса Кенсингтона. И у меня не было желания играть роль ее мужа. Я был сфокусирован на прохождении аспирантуры в Гарварде и старался учиться как можно усерднее, чтобы когда-нибудь доказать своему отцу, что я лучше управляю нашей компанией, чем он.
После нашей с Кристиной свадьбы, смехотворно стилизованной под летнюю, и на которой присутствовали шестьсот ближайших друзей наших родителей, мы переехали в Бостон, где я учился в Гарварде и начал работать над своей MBA1. Как и у других пар, у которых были браки по расчету, мы с Кристиной жили раздельными жизнями. Она проводила время, читая или принимая участие в благотворительных мероприятиях высокого класса, пытаясь занять свое место в качестве светской львицы. Я же посещал университет и проводил свободное время с одногруппниками, некоторые из них также были членами организации.
Мой брак с Кристиной был далек от реального. Мы с ней занимались сексом только один раз, в нашу брачную ночь. Мы думали, что должны хотя бы попытаться, учитывая, что мы были мужем и женой. Но это было неловко и дискомфортно, а закончилось тем, что мы оба решили никогда больше не сближаться. Мое влечение к ней было нулевым. Она среднего роста с рыжеватыми волосами до плеч, стянутыми в пучок на затылке, что делало ее в глазах окружающих намного старше, чем было на самом деле. Она не любила гулять или вообще какую-либо физическую активность, предпочитая сидеть дома и читать. Образ жизни, который не шел на пользу ее телу. Ее кожа была бледной, и сама она была очень худой, без намека на мышцы.
Брак завершился год спустя после того, как Кристина призналась, что она лесбиянка. Я подозревал нечто подобное, когда впервые встретил ее, но она умело скрывала это десять месяцев нашей супружеской жизни. Организация решила, что Кристина не сможет адекватно притвориться моей женой, учитывая ее сексуальные предпочтения, и поэтому позволила нам развестись. Это была лучшая новость за последние годы. Кристина была достаточно милой девушкой, но я с облегчением расторгнул брак, как и она.
Я больше никогда не хочу жениться, но знаю, они заставят меня. Быть холостяком не принято в моем мире. Не только среди моих богатых друзей, но и в моей деловой жизни. Когда-нибудь я буду генеральным директором «Кенсингтон Кемикал», и наши клиенты, и деловые партнеры, скорее всего, будут доверять генеральному директору со стабильной семейной жизнью, чем одинокому холостяку. И мне нужно, чтобы кто-то сопровождал меня на светские мероприятия.
Но после моего развода почти два года назад, я ни с кем не встречался. Думаю, они хотят, чтобы я достиг высот в карьере, прежде чем они подтолкнут меня к другому браку. Или, может быть, они думают, еще слишком рано. Мой мир – это внешний вид, и было бы лучше, если бы я выждал несколько лет, прежде чем снова жениться.
После моего развода с Кристиной я получил MBA, а затем вернулся в Коннектикут. Меня ждала должность в «Кенсингтон Кемикал» под руководством отца, генерального директора. Мне сейчас двадцать пять, и я провел последний год, работая и изучая бизнес.
Мыслями возвращаюсь к женщине, которая делает то, что она умеет лучше всего. Мое тело инстинктивно напрягается, когда я кончаю, а затем расслабляется, когда я скатываюсь в сторону. Она отодвигается от меня и просто лежит на кровати.
– Ты ведь не собираешься им рассказывать? – спрашивает она.
– Тебе не стоило этого делать. – Я встаю с кровати, надевая халат. – Ты знаешь правила. Не спать здесь.
Она садится на колени, чуть не плача.
– Я слишком много выпила. Устала. И заснула. Это была случайность. Я не хотела. И я пыталась загладить свою вину этим утром.
– Я не просил об этом. А что касается алкоголя, то твоя обязанность – ограничивать себя, чтобы подобное не происходило.
Она кивает и смотрит в пол.
Полагаю, в ее глазах я веду себя как редкостный мудак. Она молода и красива, но каким-то образом вынуждена выполнять подобную работу. Мне любопытно, как давно она в деле. Вербовка может быть выполнена любым из членов, хотя я сам ни разу этого не делал. Как это работает? Партнер находит красивую молодую девушку и предлагает воплотить ее мечты в реальность за определенную цену. Для некоторых из этих девушек мечта – стать моделью или актрисой. Другие просто хотят много денег, чтобы тратить, как им угодно.
Независимо от мечты, цена заключается в том, что они должны заботиться о физических потребностях членов организации. Я уверен, что эта девушка не хочет этого делать. Но теперь она завязла. Она никогда не выберется. Когда потеряет внешнюю привлекательность, что сделает ее нежеланной для остальных, ее все равно будут контролировать, лишь бы убедиться, что она не раскроет свой рот и не выболтает наши секреты.
– Как тебя зовут? – обращаюсь к ней. Я же не знаю их имен.
Она осторожно смотрит на меня.
– София.
– София, ты должна уйти. И я больше не хочу тебя видеть. Если ты заметишь мое имя в списке, другая девушка придёт вместо тебя. Я не скажу никому, что ты провела здесь ночь, но в следующий раз ты должна быть более осторожной. Они очень строги по отношению к Правилам. Если бы это был кто-то другой, ну, ты знаешь, что могло бы случиться.
Она качает головой.
– Нет. Не знаю. Что могло бы случиться?
Разве они не сказали ей? Может, она новенькая. Это первый раз, когда я был с ней, и она выглядит примерно на двадцать или двадцать один. Тем не менее, они должны были озвучить ей правила и наказание за их нарушение.
– Ты можешь пострадать.
Мне нужно быть с ней честным. Нарушение правил послужило причиной смерти других девушек. Я не знаю наверняка, но предполагаю, именно это и случилось, когда я больше никогда не видел ни одну из них.
Она встает с кровати, прикрываясь простыней.
– Они никогда не говорили об этом. Когда я начала работать, никто ничего не говорил о…
– София, у меня нет времени на обсуждения. Мне нужно на работу.
Она кивает.
– Хорошо. Прости меня, я уйду.
Подхватив свое нижнее белье с пола, в спешке одевается.
Я иду мимо нее в уборную.
– Водитель ждет внизу. Он отвезет тебя обратно.
– Спасибо.
Я оглядываюсь назад, она пытается застегнуть платье. Возвращаюсь и помогаю ей. Она поворачивается, касаясь моей руки.
–Ты хороший человек, Пирс. Не такой, как остальные.
И затем она наклоняется, хватает свои туфли и исчезает за дверью.
Хороший человек. Она заблуждается. Если бы она только знала, что я сделал.
Я не хороший человек. Я Кенсингтон.
ГЛАВА 3
РЭЙЧЕЛ
Я тащу продукты вверх по трем лестничным пролетам в свою квартиру, пот стекает с моего лба. В такие моменты я отчаянно мечтаю, чтобы в этом доме был лифт. Это старое, очаровательное здание, и мне оно нравится, за исключением лестницы. И обычно я не возражаю, но сегодня снаружи ужасно жарко и влажно, и подниматься по ступенькам – смерти подобно.
В Коннектикуте осень, почему же так жарко? Технически еще не совсем осень. Только первое сентября. Может через неделю или две станет прохладнее.
Мой телефон звонит, когда добираюсь до квартиры. Быстро открываю дверь и мчусь на кухню, бросая четыре тяжелых пакета на стойку.
Хватаю телефон со стены, дергаю за шнур, пытаясь распутать.
– Привет?
– Привет, милая, это мама.
– Привет, мам. Я только пришла. Немного запыхалась.
– Ты должна переехать в место получше. Туда, где есть лифт.
– Мне он не нужен. Ходьба по лестнице сродни физкультуре. И моя квартира близко к школе.
Я аспирант Хиршфилда, небольшого колледжа гуманитарных наук в Нью-Хейвене. При нем не так уж и много студенческого жилья, и квартиры рядом все заняты, так что мне пришлось поискать апартаменты недалеко от Йеля, но, благо, до Хиршфилда всего несколько миль.
– Мы с твоим отцом уже соскучились по тебе, – говорит мама. – Две недели недостаточно.
– Я знаю.
Начинаю выгружать продукты, первая на очереди морозильная камера.
– Я тоже скучаю по вам, ребята, но возобновляются занятия, и я не могу уделять вам больше времени.
Моя специальность – история, и я работаю неполный рабочий день в музее. Главенствую на стойке регистрации, но также провожу туры, которые являются моей любимой частью.
– Я вернусь на День Благодарения. Осталось всего несколько месяцев. Надеюсь, папа не планирует снова жарить индейку.
Мои родители живут на ферме, и в прошлом году мой отец почти сжег сарай, пытаясь приготовить индейку. Мама не позволила ему установить фритюрницу где-нибудь рядом с домом, поэтому он отнес ее туда, и он загорелся. К счастью, папа потушил огонь до того, как был нанесен реальный ущерб.
– Дни, когда твой отец жарил индейку, закончились.
Она смеется.
– В этом году индейка займет место в духовке. Пока я не забыла, твой отец хочет, чтобы я купила билеты, и мы прилетели на твой выпускной. Но если ты возвращаешься, я подумала, может, мы с твоим отцом просто поедем туда и поможем с переездом.
Я выпускаюсь в декабре, и моя мама открыто намекала, что я должна сразу же вернуться в Индиану. Она хочет, чтобы я жила рядом, а она могла постоянно меня контролировать. Мама стала гиперопекающей после того, как моя сестра-близнец умерла от рака. Это произошло, когда мне было шесть лет, и мама думала, что я тоже заболею. Она брала меня к врачу всякий раз, когда у меня был хоть малейший намек на простуду.
Даже сейчас она постоянно беспокоится обо мне. И не только о моем здоровье. Обо всем. Она не любит, когда я езжу или хожу куда-нибудь одна. Она не хочет, чтобы я гуляла ночью. Она против, чтобы я встречалась с парнем, если она не знает его семью.
У нее так много правил и так много ограничений, что я чувствовала, как задыхаюсь, живя с ней под одной крышей. Я люблю ее и знаю, что она желает мне только добра, но мне нужно было немного личного пространства. Поэтому, я втайне обрадовалась, когда Хиршфилд предложил мне стипендию, покрывающую половину стоимости моего обучения. Это дало мне повод покинуть Индиану и, наконец, стать самостоятельной.
Я живу здесь уже год, и мне нравится. Все в новинку и совсем иначе, чем дома. И я чувствую, что нахожусь в своем собственном мини-приключении. Мне только что исполнилось двадцать четыре, и я, наконец, живу в полную силу. С родителями я всегда чувствовала себя ребенком, потому что они отказывались позволить мне повзрослеть.
– Мам, давай, купи билеты на самолет. Я не знаю, что буду делать после окончания школы. Моя аренда продлится до конца декабря, и я надеюсь получить к тому времени работу, так что не буду переезжать обратно.
– В Индиане тоже есть исторические музеи. Ты должна хотя бы попытаться подать заявление.
Мама предложила это, когда я была дома на прошлой неделе. Даже дала мне несколько брошюр о музеях Индианы, проехав до туристического информационного киоска на шоссе, чтобы их заполучить. Я просто взяла их и ничего не сказала. Она знает, что я не хочу возвращаться домой. Хочу устроиться на работу в большой исторический музей в мегаполисе, таком, как Нью-Йорк.
Когда я не отвечаю, она говорит:
– Ну, думаю, я куплю билеты. Мы всегда можем задержаться и помочь тебе собрать вещи.
Я тянусь вглубь пакета за мороженым. Коробка уже мягкая, она хлюпает в руке, и спадает крышка. Итог – сладкая масса повсюду.
– Мама, мое мороженое растаяло, и теперь от него огромный беспорядок. Нужно прибраться. Я позвоню тебе позже. Передай папе привет.
– Передам, милая. Пока.
Мороженое – в раковину. Ополаскиваю руку и хватаю бумажное полотенце, чтобы высушить воду, затем иду к кондиционеру, размещенному в окне, и включаю его на максимум. Вентилятор ускоряется, но воздух, выходящий из него, все еще теплый.
Выгружаю оставшиеся два пакета, убирая все, кроме шоколадного печенья. Достаю миску, наполняю растаявшим мороженым, затем вскрываю пакет с печеньем и крошу его. Это мой любимый десерт. Мне особенно нравится, когда мороженое тает в печенье, поэтому тот факт, что мое мороженое подтаяло, на самом деле хорошо. Просто мне так больше нравится. Сейчас 6:15, так что я должна нормально поесть, но пока достаточно и этого.
Ложусь на диван и включаю телевизор. У меня нет кабельного, поэтому мои возможности ограничены. Когда клацаю каналы, слышу сирены за окном. Такое случается часто. Полицейские сирены всегда слышны. Моя квартира не в самом безопасном месте. Побег из дома имеет свою непривлекательную сторону. Но у меня никогда не было никаких проблем с законом, может потому, что я всегда осторожна, запираю дверь и не выхожу ночью.
Мои родители были здесь несколько раз, и когда моя мама увидела, где я живу, она стала еще больше беспокоиться за меня. Мама убеждена, что меня убьют, если я останусь здесь.
Есть много бездомных, которые тусуются в моем районе. Я предполагаю, что, по крайней мере, некоторые из них были в тюрьме, и им было некуда идти, когда они вышли на свободу, поэтому оказались на улицах. И есть некоторые парни, которые живут в моем здании. Они похожи на обычных парней из колледжа, но я почти уверена, что они наркоторговцы.
Знаю, что здесь опасно, но я не позволяю себе переживать. Может быть, я наивна или слишком оптимистична, но предпочитаю верить, что люди по своей природе хороши, но потом что-то происходит, и они сворачивают на кривую дорожку. Я не оправдываю преступников. Просто говорю, что каждый заслуживает второго шанса, и мы не должны судить людей на основе ошибок, которые они совершили в прошлом. Это просто заставляет их идти неправильным путем, и они никогда не находят дорогу обратно.
Вот почему я работаю волонтером в приюте для бездомных раз в неделю. Я учу читать и писать тех, кто хочет учиться. Многие из этих людей никогда не заканчивали школу и не умеют читать, поэтому они не могут найти работу и живут на улицах. Некоторые из них были в тюрьме, но теперь они пытаются изменить свою жизнь, и я хочу им помочь.
Я не рассказывала родителям о своей волонтерской работе. Они бы одобрили, что я помогаю людям, но не тогда, когда увидели бы район, где расположен приют. Та часть города просто ужасна.
Кондиционер начинает охлаждать мою квартиру, но я все еще чувствую себя потной, мне жарко, и я быстро принимаю душ. Выйдя из ванной, чувствую, что голодна и пора поесть чего-нибудь существенного. Как аспирант, который работает неполный рабочий день, я ограничена в средствах, поэтому стараюсь не увлекаться едой на вынос. Но сегодня я слишком устала, чтобы что-то готовить, и я действительно хочу пиццы. Это ночь перед началом занятий, так что я могу насладиться своей последней ночью свободы с фаст-фудом.
Заказываю большую комбинированную, сажусь на диван, листая каналы, и пытаясь найти фильм для просмотра. Я видела все, что показывали ранее. В старших классах мы с друзьями пересмотрели кучу фильмов. В маленьком фермерском городке больше нечем было заняться.
– Дерьмо!
Я слышу женский голос в коридоре.
– Проклятье!
Вскакиваю с дивана и мчусь, чтобы посмотреть в глазок. Девушка моего возраста, кажется, переезжает по соседству. У нее полно коробок. Все апартаменты меблированы, что делает переезд легче, так как вам не придется заморачиваться с мебелью.
Я выхожу в холл.
– Нужна помощь?
Девушка подпрыгивает, когда я обращаюсь к ней. Она, должно быть, не видела, как я выходила из квартиры.
– Возможно.
Она дернула ручку двери, пытаясь ее открыть.
– Эти двери хитрые. Ты должна держать ручку очень неподвижно, а затем повернуть ключ.
Она смеется.
– А я делаю прямо противоположное?
Я тоже смеюсь.
– Да, вроде как. Хочешь, покажу тебе?
Она протягивает мне ключ, и я открываю дверь без проблем.
– Ты просто должна попрактиковаться несколько раз.
– Спасибо.
Она берет ключ назад и засовывает его в карман своих шорт.
– Я Шелби. Твоя новая соседка.
– Я Рэйчел. Живу здесь чуть больше года. Я аспирантка в Хиршфилде.
– О, да?
Она хихикает.
– Так я живу рядом с гением.
Улыбаюсь.
– Я сказала Хиршфилд, а не Йель. Я не гений.
– Хиршфилд так же хорош, как Йель, так что, если ты учишься в Хиршфилде, ты гений. Вряд ли туда принимают всех подряд. И я это знаю, потому что раньше работала в приемной комиссии. Секретарем. Сейчас работаю в юридической фирме. Тоже в качестве секретаря.
– И как тебе, нравится?
Она пожимает плечами.
– Нормально. Это просто работа. Что-то, что помогает оплачивать счета. Я работаю только три дня в неделю.
Я киваю на стопку коробок у ее двери.
– Тебе нужна помощь с ними?
– Конечно. Не откажусь.
Шелби заправляет волосы за ухо, а затем дергает мочку.
– Дерьмо. Я потеряла сережку.
– Как она выглядит?
Она показывает мне свое другое ухо. Это крыло ангела с фальшивым бриллиантом в центре.
– Это дешевые серьги, так что ничего страшного.
– Я могу помочь найти ее.
– Все хорошо. Я думаю, она в машине. Позже поищу.
Она указывает на пол.
– Смотри под ноги. Из коробки выпала ваза. Вот поэтому я и кричала.
Я смотрю вниз и вижу зеленые осколки стекла вокруг ее сандалий.
– Я помогу убрать. Только совок возьму.
– Не обращай внимания. Потом сама уберу. Заходи.
Мы обе берем по коробке и заходим в ее квартиру. Она похожа на мою, но здесь жарче и намного более душно, потому что ее кондиционер не работает.
Она включает его, затем стоит прямо перед ним. От воздуха с вентилятора ее длинные светлые волосы развеваются. Она одета в обтягивающие красные шорты, которые открывают ее длинные ноги. Шелби ростом около ста восьмидесяти см, такого же роста, как и я. У нас похожее телосложение; худощавое, но с плавными изгибами в нужных местах, хотя ее груди намного больше, чем мои. Плотная белая майка едва их прикрывает.
– Что не так с этой погодой? – спрашивает она – Почему так чертовски жарко?
– Если хочешь, пошли ко мне, пока тут не станет прохладнее.
Шелби смотрит на меня.
– Ты откуда?
– Индиана. А что?
– Я знала, что ты не местная. Слишком милая. Итак... Индиана. Это считается средним Западом, верно?
– Да. Я выросла на ферме. Мои родители все еще живут там.
– Фермерская девчонка из Индианы, – говорит она с фальшивым южным акцентом. – Там все такие порядочные.
Я знаю, она шутит, но мне это не нравится. Ненавижу, когда люди смеются над тем, откуда я родом. Достаточно пренебрежения со стороны моих профессоров, они ведут себя так, будто я менее умна и трудолюбива, чем студенты с восточного побережья.
Это совсем не так. Я работаю больше, чем кто-либо другой в моей аспирантуре, и у меня самые высокие показатели. У меня есть работа, в то время как мои одноклассники и вовсе не работают. Большинство выходцы из богатых семей и не нуждаются в деньгах.
– Возьму еще несколько коробок.
Я иду к двери.
– Эй!
Она бежит за мной, хватая за руку.
– Прости. Это было грубо, не так ли? Я не это имела в виду. Совсем. Я просто нервничаю, когда встречаю умных людей, потому что я даже не закончила среднюю школу. У меня есть GED2. В любом случае, я не должна была смеяться. Я ничего не знаю о людях из Индианы. Ты первый человек оттуда, которого я встретила. Вроде неплохая, но можешь быть сумасшедшей шлюхой, которая продает наркотики на улице.