Текст книги "Убийца - Лис"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Я чувствую, что Дэви… ох, что-то он скрывает, – нахмурилась Эмили.

Муж выразительно посмотрел на нее:

– Да вот то самое!

Линда крутанулась юлой:

– Что – то самое?

– Старую беду. Сейчас до меня дошло. Сердечко мое, о чем я всегда говорил? С тех пор как Дэви вернулся, я то и дело ловлю его на том, как он таращится в ту сторону. На дом Баярда. Прямо одолел его этот дом!

– Дом… Баярда? – Эмили бросила туда опасливый взгляд. Он так и стоял рядом – пустой дом, откуда двенадцать лет назад Тальбот привел к ним мальчика Дэви.

– Я всегда говорил, что это ошибка, что нельзя им жениться, Лин и Дэви, – бросал тяжелые, как валуны, слова Тальбот Фокс. – Я понимал, что Дэви не сумеет вычеркнуть прошлое.

– Все не так! – крикнула Линда. Она побледнела, как трава под луной.

– А что же еще… – Тальбот растерянно сморгнул.

– Ах, Тальбот, Тальбот, – запричитала Эмили.

– Даже обсуждать это не хочу! – И Линда убежала в дом.

Глава 4
ЛИС ВО СНЕ

Он плывет по реке густой и красной, как томатный сок, плывет быстро, мощными гребками, полный рвущейся из горла радости, но скоро начинает злиться, потому что она пляшет перед самыми его пальцами, а он никак до нее не дотянется, сколько бы ни старался. Открыв рот, чтобы окликнуть ее, он хлебнул из потока и понял, что это не томатный сок, а что-то соленое, крепкое, резкое и острое на вкус.

И вот уже Лью Бинкс лежит и кашляет у его ног, а снизу из колючек ведут пулеметный огонь миллионы японцев, и все пули летят в скалу, образуя сплошной тоннель живого металла, поднимая вокруг них каменные осколки и завывая… И вдруг Дэви видит, как один японец встает и шагает прямиком к скале, улыбаясь, приветливо кланяясь и стреляя от бедра на ходу. Тогда Дэви приподнялся и бросил в него камнем, но камень свободно пролетел сквозь его тело, а японец все идет себе и идет, и по мере его приближения Дэви увидел, что у японца-то лицо Элвина Кейна. Кейн подходил все ближе, улыбаясь, расшаркиваясь и постреливая, и руки Дэви начали чесаться, трястись и…

Дэви открыл глаза.

Он был в тюрьме. Над ним висела серебряная решетка.

Прогоняя сон, он сел на кровати. Порыв ветра проник сквозь жалюзи, серебряная решетка на потолке заколыхалась с ними в такт и снова застыла в неподвижности.

Он не мог справиться с руками. Их трясло просто жестоко. А внутри еще эти колючие пузырьки.

Скорчившись на кровати, он чувствовал жар простыни, липнущей к телу. Пот каплями стекал по щекам, по груди и по спине.

Он буравил глазами ладони, пытаясь разглядеть пузырьки и унять дрожь.

Потерпев фиаско, он в бешенстве засунул ладони под себя. Но тряска просто поднялась вверх по рукам. Плечи тоже охватила дрожь.

Дэви облизнул губы, попытался рассуждать. Но мозг тоже не поддавался управлению. Ты садишься ему на хвост…

Тихий стон заставил его резко повернуть голову. Линда.

На второй кровати.

Лунный свет падал ей на шею. На горло.

Она лежала на спине, разметав от жары руки и ноги.

Горло.

Серебряное, нежное, живое и беспомощное в лунном свете, и тоненькая жилка бьется слабым пульсом.

Кровь, Бинкс, скала, завывание, японец и лицо Элвина Кейна.

Пульс у нее в горле.

Теперь закололо и в ногах; он высвободил ладони.

Внезапно он оказался на полоске блеклого коврика между их кроватями – стоял и смотрел вниз на лунно-призрачную плоть.

Быстрые пузырьки толкнули его руки вперед, и они потянулись к ней, продолжая трястись, но чувствуя появившуюся цель. Они двигались к этой плоти – коснуться ее, ощутить ее, закопаться в ней и таким образом покончить с тряской, пузырьками и непрерывной головной болью.

Глаза Линды раскрылись.

– Дэви?

Он выпрямился. Холодный, напряженный, в полном сознании.

– Что случилось, дорогой? – Она зевнула.

В зевке приоткрылись зубы, видна стала изогнутая линия горла, нежная, безвинная и совсем беззащитная.

– Ничего особенного, Линни, – пробормотал Дэви. – Я не мог заснуть. Подошел тебя поцеловать.

Она улыбнулась, закопавшись в подушку.

– Ты мой ангел.

Дэви наклонился и коснулся ее губ.

– Спи, милая.

– Я тебя люблю, Дэви.

Линда вздохнула, еще раз улыбнулась, закрыла глаза и еще повозилась в подушках.

Дэви стоял и смотрел на спящую жену.

Через жалюзи в комнату проникли звуки колокола католической церкви в Лоу-Виллидж; удары отсчитывали время земной жизни.

Его сразу, всего целиком, охватила дрожь. Он весь съежился, дрожал и не мог остановиться. Кажется, все тело покрылось ледяной коркой.

Он бросился на свою кровать и плотно подоткнул простыню вокруг собственного горла. Так и лежал, дрожа и молясь о вечной и пустой тьме.

Глава 5
ЛИСЬИ ЛАПЫ

Следующие ночи Дэви посвятил попыткам перехитрить приступ, который покалывал, тряс и направлял его руки.

Это всегда начиналось одинаково: живописный сон с кровью, преследованием, смертью и опасностью, затем пробуждение в поту, в удушье и с дрожью в руках, рядом с Линдой, по-летнему раскинувшейся во сне на соседней кровати.

А дальше надо было вступать в игру.

Оставаться в своей постели.

Оставаться в своей постели, так чтобы ни в коем случае не дать себе подойти к другой кровати. И не подчиняться покалыванию в пальцах и ладонях!

Он боролся беззвучно, Линда ничего не знала.

В такие моменты в его голове возникали как бы пустые пространства, в которых бушевали беззвучно завывавшие чудовищные бури. Из-за этого неслышного урагана он не мог мыслить строгими образами. Линда превращалась из женщины в ненавистную идею, и для него самого это было ужасно, поскольку более спокойные отсеки его мозга хранили образ настоящей Линды – живой, осязаемой, верной, любимой и любящей Линды. Но эти отсеки были спрятаны очень глубоко, словно в морских пещерах. На поверхности свирепствовал шторм, сотрясавший его, как судно, брошенное на волю волн, – сотрясавший его целиком, но особенно сильно пальцы.

Не Элвин Кейн был подлинным героем этой драмы. Дэви распознал это не сразу – он как будто смотрел через затемненное стекло. Картина была смазанная, но что-то вроде первобытного чутья пробилось сквозь путаницу по крайней мере к одному факту: Элвин Кейн – это только предлог. Нет, истинная ненависть была направлена против Линды, и именно из-за того, что это было так истерически беспричинно, Дэви обнаружил в себе волю сразиться с этой ненавистью. И он сражался, внутренне побежденный, ночь за ночью и снова очередную нескончаемую ночь. А Линда спала, иногда поворачиваясь так, что ее горло опасно открывалось. Сон приходил к нему только с полным изнеможением. Обычно Дэви проваливался в бессознательное состояние, выиграв еще один бой, когда в комнату уже проникал холодный, серовато-белый рассвет.

Но в долгих боях и неубедительных победах Дэви познал еще более пугающую истину: рано или поздно в этом жестком соперничестве он уступит. Рано или поздно он проиграет схватку, не сможет себе помешать переползти со своей кровати на соседнюю.

* * *

Вечер давил мертвой тяжестью – ни ветерка, ни шороха. Малейшее напряжение – и сразу потоки пота. Нервы трещали.

Они все сидели на веранде, дыша как рыбы на песке.

– Дело к дождю, – вымолвил Тальбот и вытер шею. – Да еще и с грозой. А, летчик?

– Да. – Дэви вяло посмотрел на небо. Беспорядочные облака постепенно собирались в многослойные нагромождения.

Линда пожаловалась:

– У меня голову как железными обручами стиснуло. Дэви, пойдем наверх.

– Я не хочу спать, Лин. Ты иди.

– Без тебя не пойду, дружок.

«Плохая будет ночь, – подумал Дэви. – Лучше не испытывать судьбу. Сегодня мне вообще нельзя спать. Она не заметит».

Поднявшись с кресла-качалки, он подошел к ней, шаркая ногами.

– Не будь упрямой девчонкой.

Она подняла к нему открытое, незащищенное лицо. Даже в сумерках было видно, что под глазами у нее залегли фиолетовые полукружья. Она знает, вдруг прозвучало у него в голове. Но как она узнала?

– Зачем же нам обоим не спать? А ты иди, Линни. Не майся.

Вот так. Ненавязчиво.

– Только вместе с тобой.

– Черт побери, Линни…

– Ну хватит уже, дети, – заворчала Эмили. – Господи спаси, какая тяжесть в воздухе! Еле дышу.

– Дэви нуждается в покое, – упрямилась Линда. – Посмотри на него, мама. Он опять теряет в весе. Выглядит как черт после мессы.

Дэви дернулся:

– Вот же глазастая, все-то ты замечаешь, Линда-Лисичка.

Линда встала.

– И не думай, что сможешь меня надуть, Лисенок, ничего у тебя не получится. Ты сию же секунду пойдешь со мной и ляжешь в постель.

«Я ее одурачу, – без особой надежды думал Дэви, пока они, обнявшись, тащились вверх по лестнице. – Надо будет убраться из спальни. И проболтаться где-нибудь на улице. Уж сегодня-то обязательно».

– Ты не против, если я немного почитаю, Лин? – небрежно бросил он, возясь со шнурками.

Линда раздевалась.

– Не стоит, дорогой.

– Говорю же тебе, я не засну.

Контролируй голос!

– Ну хорошо, – сказала Линда. – Почитай тогда мне вслух.

В первые недели после возвращения Дэви часто ей читал. Вроде бы делал что-то полезное. И Линда любила лежать на кровати с каким-нибудь мелким шитьем и слушать его чистый, глубокий голос.

– Ты уже сколько мне не читал, – продолжала Линда. – А ведь классная идея!

– Ладно.

Он поднялся. Никакой надежды.

– А чего ж ты не разулся? – донимала она. – Все долой, генерал!

Он молча кивнул.

Когда он вышел из ванной комнаты, Линда лежала в его постели.

Ну нет, подумал он. Нет. Он зевнул.

– Где та книга, которую мы читаем?

– Прямо перед твоим глупым носом, – мурлыкнула Линда. Она лежала на спине, с загадочной улыбкой глядя в потолок. Она порозовела и посверкивала глазами – он уже давно ее такой не видел. Волосы цвета старого золота она перевязала изумрудно-зеленой лентой, в тон шифоновой ночной рубашке. – На твоем столике, милый.

– А, ну да, конечно! – Дэви нервно хмыкнул.

Он взял переиздание «Жизни и времени арчи и мехитабля»,[5]5
  Таракан Арчи и кот Мехитабль – литературные персонажи, придуманные американским журналистом и драматургом Робертом Маркизом (1878–1937). Эти имена автор начинал со строчных букв.


[Закрыть] вытащил служившую закладкой старую фотографию, на которой они с Линдой были запечатлены у яблони, и начал быстро читать вслух, расхаживая взад-вперед по комнате.

– Ну же, Дэви! – прервала его Линда и похлопала по кровати. – Ты что, так и будешь читать на ходу?

У Дэви затряслись руки. Он тупо на нее посмотрел:

– Ну… хорошо.

Он подошел к качалке, стоявшей у окна, и стал монотонно читать дальше, Линда не сводила с него глаз. Он нудно читал: «Всегда веселиться – вот мой девиз, всегда веселиться…»

Внезапно она соскочила с его кровати и забралась на свою. Ее маленькое личико съежилось и побледнело.

– Не обращай внимания, Дэви. Кажется, я засыпаю.

Дэви перестал читать. Значит, вот что она удумала. Линда закрыла лицо руками и уткнулась в подушку. Он заметил, что у нее руки вздрагивают. Он перевел глаза на свои: то же самое. Дэви быстро засунул их в карманы халата.

* * *

Когда Линда, наплакавшись, заснула, Дэви вылез из качалки и прошел мимо ее кровати, убеждая себя, что ее здесь нет. Тихонько присел на край своей постели. Руки он так и держал в карманах. Не вынимал, даже чтобы лечь. Просто подогнул колени и упал навзничь.

А свет-то.

Свет-то они не выключили.

Но Дэви не посмел сделать лишнее движение.

Он лежал и прислушивался к тяжелому дыханию Линды, к порывам ветра, к шуму листвы, к шлепкам и пощелкиванию штор о ставни – слыша все и не воспринимая ничего.

И началась долгая ночь.

Маленькие хризопразовые часики на столике Линды показывали 2.11, когда разразилась гроза.

Ослабленный борьбой Дэви услышал шепот дождя. Поначалу это не имело для него значения. Затем быстрые вспышки, словно далекие залпы тяжелой артиллерии, разорвали ночь; а под ворчание и треск сильного грома он уже сидел на кровати.

Дождь усиливался. И молнии, и гром, и потоки ливня обрушивались на землю и сталкивались между собой.

Линда застонала, заворочалась, и пружины неприятно заскрипели. Дэви осторожно повернулся взглянуть на нее. Он увидел раздражающе красную щеку и золотистые волосы – они взмокли на виске и спутались.

Он заставил себя отвести взгляд. Каждый удар грома отдавался прямо в его мозгу. Каждая молния высекала в нем вспышку огня.

И тяжелые хлопки мокрых штор.

Дождь заливал в комнату. Как раз на коврик, который связала еще матушка тетки Эмили в 1893 году. Тетя отдала его Линде, и Линда очень им дорожит.

Теперь он отсыреет, водой пропитается.

«Ну, вставай. Встань с постели, подойди к окнам и закрой их».

Довольно простая задача.

Даже чересчур.

«Ловушка, – с презрением подумал Дэви. – Чертова западня, а я в нее не попадусь». Он рассмеялся про себя: «Считаешь себя умным, да? Но эту хитрость я разгадал».

Он не сдвинулся с места.

Но Линни здорово рассердится. Может быть, вещь сядет от дождя. Будет забавно, если Линда проснется утром, а коврик съежится до размеров почтовой марки. При этой мысли опять где-то глубоко внутри зародился смех, но тут же перешел в глухое рычание, которое толчком выбросило его из постели. И вот он уже наклоняется к жене, скрючив пальцы.

Он уже ни о чем не думал.

У него не было воли.

Его телом руководила некая внешняя сила, громадный сгусток энергии.

Его руки вытянулись; чужие руки, не его. Он наблюдал за ними отстраненно.

Линда проснулась мгновенно.

Просто открыла глаза и пристально на него уставилась. А руки уже метнулись к горлу, вцепились в его пальцы и принялись их оттаскивать.

Шторы хлопали, дождь хлестал в комнату, а тело Линды резко дергалось, пытаясь вырваться из тисков. Рот широко раскрылся, дыхание со свистом вырывалось из груди, щеки из красных сделались фиолетовыми с серым налетом, глаза затуманились.

Свист перешел в бульканье. Ноздри затрепетали, как лист осиновый… Руки ее ослабли, но тело еще подергивалось или выгибалось, словно без костей.

* * *

Из глубочайшей тьмы замирающей жизни возник свет. Он поразил не только зрение; этот свет в равной мере был доступен и чувствам, он обладал мощью, способной сдвигать горы. И Дэви эта сила передвинула.

* * *

В комнате пахло озоном.

Дэви попытался думать. Его руки спокойно висели вдоль тела.

Затем он увидел Линду. Она лежала в своей постели неподвижно, все еще держа руки у горла, все еще глядя на него. Она с трудом ловила воздух. А вот глаза жили своей, отдельной жизнью. Она не боялась, она смирилась.

Она готова была к смерти.

Память обрушилась на него, он отшатнулся, упал на свою кровать и, сам себе не веря, уставился на жену.

Линда пошевелила губами. Она силилась что-то сказать, но получился лишь набор прерывистых, неясных звуков. Она проглотила слюну и поморщилась.

Все же ей удалось выговорить:

– Ты пытался меня убить, Дэви.

У нее был неузнаваемый голос. Он смотрел на нее не отрываясь.

– Дэви.

Он облизнул губы.

– Ты меня убивал.

– Наверно.

Дэви потряс головой – простой, ничего не значащий жест. Но, начав трясти головой, он уже не смог остановиться. Так и сидел на кровати, тряся головой. Неожиданно он ощутил прохладные ладони на своем лице. Линда стояла перед ним на коленях, растрепанная и полная сострадания. Шея у нее раздулась и побагровела. Он издал слабый, умоляющий звук и попытался откинуть голову. Но ее руки держали крепко.

– Дэви…

Раздался стук в дверь, и Линда вскочила на ноги. Быстро сделала несколько глотательных движений.

– Да? – отозвалась она и сглотнула снова.

– У вас с Дэви все в порядке? – послышался встревоженный голос Тальбота Фокса.

– Да, папа.

– Слава богу. Последняя молния ударила в трубу. Линни, у вас правда все хорошо?

– Да, папа. Мы испугались, но теперь все прекрасно.

– Насколько я понял, серьезного ущерба она не нанесла, только выбила несколько кирпичей. Нам повезло. Мама здорово перепугалась. Скажи, сердечко мое, а что у тебя с голосом?

– Да так, ничего, папа. Охрипла. Может быть, простудилась. Этот дождь залил нам комнату. Не беспокойся о нас. – Да, утром придется надеть шарф и сказать, что горло болит. – Спокойной ночи, папочка.

– Спокойной ночи, дети. Послышались тяжелые шаги на лестнице.

– Дэви.

– Почему ты ему не сказала?

– Почему ты это сделал?

– Я не знаю. Почему ты не сказала дяде Тальботу?

– Разве ты не знаешь?

– Я не жду, что ты мне поверишь. – Слова никак не соотносились с действительностью. У него был плоский голос, бесцветный и механический.

Линда с силой встряхнула его:

– Дэви, посмотри на меня! Ты же должен знать. Ты что – так сильно меня ненавидишь?

– Я люблю тебя.

– Но тогда…

– С этим желанием я борюсь каждую ночь вот уже… не знаю, с каких пор, Линни. Ведь это только руки, пальцы. Что-то приходит ко мне, и я сражаюсь. Все перепуталось. Я ничего не понимаю. Сегодня была духота, гроза… Совершенно внезапно я потерпел поражение, Линни… – Дэви поднял на нее красные, потерянные глаза. – Ты ведь не думаешь, что я хотел сделать такое.

– А как же ты смог?

– Не знаю. Все это время я был болен. Но я не мог остановиться… Не смотри на меня так! Точно так на меня смотрел Лью Бинкс в Карачи!

Он попытался отстраниться, но Линда обняла его крепче.

– Я никак на тебя не смотрю, дорогой. Просто я пытаюсь посмотреть на это. И хватит враждовать со мной, Дэви. Лучше выговорись. Пожалуйста, дорогой. Давай я помогу тебе…

Дэви тупо таращился на нее.

– Ты хочешь сказать, что даже теперь…

– Я же люблю тебя. Может, я полная дура, но… Ни за что я не поверю, что ты действительно хотел меня убить.

Он затряс головой.

Она погладила его голову и остановила тряску.

– Это все старая беда, правда? – мягко спросила она.

Ответ она прочитала по глазам, еще до того, как он рот открыл. Но он все равно заговорил, и теперь слова полились бурным потоком облегчения. Он был как растерянный мальчишка, оказавшийся в материнских руках.

– Я думал, что все это умерло и похоронено, Линни! Но в Китае оно вернулось. Все перемешалось, говорю тебе! Последние недели – наверное, война как-то повлияла, не знаю, я просто зациклился: Бинкс, кровавые сны, а тут еще этот ублюдок Кейн… Господи, Линни, ты думаешь, я псих?

Он все-таки сумел разжать обнимавшие его руки и отлепился от нее, как будто боялся ее заразить.

– Дэви, если бы это было так, военные психиатры обнаружили бы.

– Да, верно, это не так! – Он принялся шагать по комнате. – Они говорили, что я не сумасшедший. Что-то о «неврозе страха»…

– Ну вот. – Линда медленно поднялась на ноги и опять обняла его. – По крайней мере, мы знаем причину.

– И что с того, что мы знаем причину? – заорал он. – Эти психиатры пытались накачать меня наркотиками, и я послал их ко всем чертям!

– Ну что ты, Дэви. Знание причины – это путь к исцелению.

– Только не в моем случае, Лин! Я уже пытался выполнять все их предписания. Они прописывали мне все виды «терапии» – даже заставляли меня вязать. Вязать! Вроде успокаивает нервы. О, теперь я умею вязать, плести кружева, распускать петли не хуже самых искусных мастериц, – горько произнес он, – но это не помогает. Проклятие какое-то. Проклятие, которое я несу в себе с тех самых пор, как был ребенком, а мой отец… – Дэви замолчал. Затем спокойно сказал: – Линни, мне нужно уйти от тебя. Я обязан был это сделать уже давно. Еще одну такую ночку я не выдержу. Едва ли в следующий раз шарахнет молния, чтобы меня остановить.

Линда опустила руки. После грозы похолодало, ее бил озноб. Обхватив себя за плечи, она села на край своей кровати. А Дэви все больше распалялся:

– Ну? Почему ты ничего не скажешь? О чем думаешь?

– «Всегда веселиться, всегда». Вот так-то, Дэви.

– Что-о?

– Я думаю, Дэви, – сказала она, подняв голову, – нам нужна помощь извне. И немедленно.

– От колдуна какого-нибудь, что ли?

– Ну хватит уже, Дэви, – невозмутимо произнесла она. – Что толку рвать на себе волосы. Думаю, что тебе можно помочь, и мне кажется, я знаю, как именно. Эта мысль крутится у меня в голове уже несколько дней. Но как-то нелепо было упоминать об этом раньше. А теперь, после того, что случилось…

Какое-то голодное выражение появилось в его глазах, надежда на выздоровление, вероятно. Но вслух он проговорил:

– Мне никто не поможет.

– Кажется, я знаю человека, которому это по силам.

– Я не хочу никаких врачей!

– А он не врач.

– Нет? – Дэви посмотрел на нее с подозрением. – А кто же?

– Ты помнишь, какая беда стряслась в семье Пэтти Брэдфорд несколько лет назад?

– Ты говоришь о том писателе! – изумился Дэви.

– Он не только писатель, Дэви. Он детектив.

– Ну и что, Линни?

– Он уже приезжал однажды в Райтсвилл и пытался помочь Райтам в их беде. Как я понимаю, обычно он помогает людям. Не исключено, что поможет и нам.

– Интересно, каким образом детектив сумеет что-либо сделать для меня, Линни? Двенадцать лет назад он еще мог как-то пригодиться. А теперь?

– Не тряси головой, Дэви. По этому поводу у меня есть соображения, – решительно заявила Линда. – Может, это дикость, может, ребячество. Но я долго ломала голову, и получается, что это единственное, чего мы не пробовали. Давай напишем Эллери Квину и условимся о встрече. И не спорь со мной, Дэви Фокс.