Текст книги "Убийца - Лис"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Толстяк что-то промычал невразумительно.

– Хорошо, Хауи, – сказал Эллери уже из дверей, – я думаю, вы освободитесь от этого неприятного вам задания очень и очень скоро. Спокойной ночи.

Глава 21
ЛИС НЕВИНОВНЫЙ

На следующий вечер перед домом Тальбота Фокса остановился седан шефа полиции, и из него, с неумелой помощью Дейкина, вышла высокая женщина с впалой грудью и в черных одеждах. Пока она вместе с Дейкином приближалась к веранде, напряженно ожидавшая группа осознала, что она уродлива почти до гротеска. Но за таким типом гоняются портретисты, и действительно, в лучшую свою пору Габриэль Боннэр позировала многим знаменитостям по всему миру. Свою уродливость она несла как красоту.

Выдающаяся женщина – вот первое, что подумал Эллери.

При встрече особой неловкости не возникло, поскольку оказалось, что Габриэль Боннэр ни с кем не была лично знакома из семьи своей покойной подруги. Она холодновато держалась с Баярдом, любезно – с Линдой, а прекрасную фигуру Дэви в военной форме удостоила одобрительного взгляда.

– А это, – хриплым голосом проговорила она, – это супруги Тальбот Фокс?

Эмили занервничала.

– Джесси так хорошо о вас говорила, мисс Боннэр.

– Джессика была моим другом, миссис Фокс.

Певица произнесла имя Джессики без эмоций, как будто давно, очень давно спрятала в потайной ящик все, что ее связывало с умершей. В самом деле, вдруг подумал Эллери, наблюдая за этим благородно некрасивым лицом, ей ведь пришлось пережить катастрофы гораздо более опустошительные, чем гибель подруги, и в противостоянии им Габриэль Боннэр выучилась сдерживать любые чувства.

По-английски она говорила точно и чересчур старательно, подыскивая порой в памяти когда-то известное, но давно не употреблявшееся слово.

– Ну, вот я и здесь, – просто сказала она, усаживаясь в кресло, придвинутое Дейкином. – Полагаю, мистер Квин, вас интересует то самое письмо, о котором я говорила… – И она взялась за сумочку.

– Нет никакой спешки, мисс Боннэр, – улыбнулся Эллери. – Увидев вас теперь, я безо всяких усилий переношусь в прошлое, когда в Карнеги-Холл я слушал ваше исполнение Баха: «Komm’, susser Tod».

– Вы помните? – Прекрасные глаза сверкнули и тут же угасли. Она вздохнула. – Я не должна предаваться воспоминаниям. Это вредно старой женщине.

– Ста-арой? – вскричала Линда. – Но, мисс Боннэр…

– Вы очень добры, дорогая, но то, что я видела… – Черты ее подвижного выразительного лица напряженно застыли. – От этого люди старятся. Особенно сильно от этого стареют женщины.

Прокурор Хендрикс, который начал бегать взад-вперед по веранде еще за час до приезда певицы, кашлянул и взглянул на Эллери. Они договорились, что вести беседу будет Эллери, но Хендриксу, очевидно, не терпелось перейти к делу.

Шеф Дейкин вообще не смог сдержаться.

– Вот что хотелось бы мне знать, мисс Боннэр, – требовательно начал он, – это почему же, гром меня расшиби, вы не приехали со своей историей двенадцать лет назад – пока шел суд над мистером Фоксом?

– Для джентльменов из органов правопорядка Райтсвилла, – вставил Эллери, – вполне естественно настойчивое стремление получить ответ на этот вопрос, мисс Боннэр.

– Ох, да я не могла! – быстро ответила Габриэль. – Во-первых, я находилась на другом континенте. И еще – об убийстве Джессики я узнала лишь несколько месяцев спустя, после того как ее мужа отправили в тюрьму за это.

Слова «убийство» и «тюрьма» она выговорила очень легко, так, как если бы они постоянно были у нее на уме, а то и на языке… на любом языке.

– Может быть, вы расскажете нам тот случай, мисс Боннэр, все целиком, как помните.

Рассказ этой непонятной женщины развивался спокойно, без драматических жестов или особенной интонации. И пока Эллери его слушал, в нем крепло впечатление колоссальной усталости, накопившейся в Габриэль Боннэр, великой усталости, ставшей частью ее натуры, привычным, ежесекундным ощущением смерти.

На той неделе двенадцать лет назад Габриэль Боннэр пела в Нью-Йорке – это был заключительный концерт триумфального турне по Америке. Она знала о болезни Джессики, но ее обязательства не позволяли навестить подругу. После концерта, сама чувствуя, как вымоталась от длительного турне, и стремясь быстрее добраться домой в пригород Монреаля, она тем не менее поступила импульсивно и остановила «Атлантический экспресс» в Райтсвилле.

– Как бы я ни устала, – сказала Габриэль, – но просто проехать мимо, не испытывая угрызений совести, я не могла. Мы с Джессикой были настоящие друзья и постоянно переписывались многие годы. Мне сообщили, что я смогу следовать дальше через час, местным поездом. Получалось, что у меня есть для нее по крайней мере полчаса. Такси довезло меня прямо от станции до дома Джессики… – она повела черными глазами в сторону тихого, темного соседнего дома, – и заехало за мной вовремя, чтобы я успела на местный поезд. У Джессики я пробыла, вероятно, минут тридцать пять. Она очень обрадовалась, увидев меня, хотя, как мне показалось, ее сильно беспокоила какая-то мысль. А я – я была счастлива узнать, что она начала выздоравливать после пневмонии.

Габриэль сразу же пригласила Джессику приехать к ней погостить.

– Каждая женщина нуждается в перемене обстановки, – с улыбкой сказала Габриэль подруге, – а ты только что перенесла серьезную болезнь. У меня в Монсьеле, Джессика, ты сможешь проводить время в абсолютной праздности – будешь изображать grande dame, ma cherie[14]14
  Знатную даму, дорогая (фр.).


[Закрыть] и быстро-быстро поправляться. Мы будем в доме совсем одни, ты и я. И живи там сколько хочешь – пока вытерпишь мое общество. Что ты скажешь? Поехали ко мне прямо сейчас! Или приезжай завтра.

Но Джессика слабо улыбнулась, поблагодарила Габриэль и сказала, что не сможет, во всяком случае, не теперь, хотя ей этого очень бы хотелось. Габриэль ее не упрашивала, поскольку Джессика казалась расстроенной и думала о чем-то другом. Несколько минут ностальгических воспоминаний и объятий – и Габриэль уехала, села на часовой поезд и продолжила путь домой.

А дома ее уже поджидал импресарио.

– Я чуть с ума не сошла, – вздохнула мисс Боннэр. – Этот мерзавец прилетел из Нью-Йорка, спеша опередить меня. У него были полны руки билетов и контрактов. Совершенно неожиданно передо мной открылась блестящая возможность, сказал он, совершить большое турне по Южной Америке и Европе. Такого шанса ждут годами. Я пыталась пожаловаться на усталость, но он был неумолим.

Короче, я даже не распаковала вещи. Той же ночью мы были в Нью-Йорке, а там мой импресарио посадил меня на самолет во Флориду. В Майами я еще раз сделала пересадку и полетела в Южную Америку. У меня не было времени даже дух перевести. Вот так я и не узнала, что во время моего перелета на другой континент Джессика скончалась. И позднее, концертируя в Южной Америке, я ничего не знала об аресте ее мужа. Ко времени окончания процесса я уже находилась в Европе.

Неподвижно глядя в темноту, она замолчала.

– Письмо, – мягко напомнил Эллери.

Она очнулась:

– Ах да, письмо. После моего спешного отъезда из Монреаля оно догоняло меня несколько месяцев. Ничего не зная о моем турне, Джессика, естественно, адресовала его в Монсьель. Глупая служанка переправила его по неверному адресу в Южную Америку, вот оно и носилось за мной по всей Южной Америке и Европе, пока не настигло в Праге. Но и тогда я еще не знала о смерти Джессики. Я хотела сразу же ответить на письмо, объяснить свой неожиданный отъезд, но те дни были очень плотные, и прошла целая неделя. В это время я узнала печальную новость.

– Каким образом? – перебил прокурор Хендрикс.

– Случайно мне попался номер «Парижского вестника», и в нем я прочитала о cause celebre Райтсвилла – о том, что Баярд Фокс «только что» осужден за убийство своей жены, Джессики Фокс. Маленькая заметка, без каких-либо деталей – в ней не указывались ни даты, ни способ убийства – всего несколько строк. И я никак не связывала свой приезд в Райтсвилл с гибелью Джессики. Узнав, что Джессика умерла и похоронена, я настолько упала духом, что отменила оставшиеся выступления в Праге. После этого я пела уже только в Вене. В Венской опере.

Взгляд ее блуждал в прошлом.

– Конечно, я не писала – кому бы я могла написать? А после этого… Но я сохранила письмо Джессики. Столько всего произошло. Но оно сохранилось у меня – как память о друге.

Габриэль достала из сумочки сложенный конверт и передала Эллери. Он включил на веранде еще один светильник и жадно впился в письмо глазами. Прокурор Хендрикс и шеф Дейкин читали у него из-за плеча.

– После этого, – пробормотала Габриэль Боннэр, – потоп.

– Простите, о чем вы, мисс Боннэр? – спросила Линда, разрываясь между письмом и пленившей ее гостьей.

Певица пожала плечами:

– Это не совсем то, что можно слушать славным юным девушкам, как вы. Забудьте.

– Нацисты? – спросил капитан Фокс.

Она окинула его взглядом черных глаз:

– Да, капитан Фокс. Я лишь на днях вернулась домой в Канаду из немецкого концлагеря. Тем немцам не нужно искусство, разве что картины, живописующие толстых женщин… Мне повезло гораздо больше других – удалось бежать. В Монреале я совсем недавно. Там так спокойно.

– Но вы вернетесь на сцену, мисс Боннэр? – спросила Линда. – Когда отдохнете?

Габриэль улыбнулась:

– Разве что в качестве пианистки.

– Пианистки? Я не понимаю…

– Нацистские хирурги сделали мне небольшую операцию на горле, – сказала певица. – Они решили, что это хорошая шутка.

* * *

Прокурор Хендрикс откашлялся:

– Мы… чрезвычайно вам благодарны, мисс Боннэр. Вы специально приехали… – Поскольку она не торопилась отвечать, он резко повернулся к Эллери и сказал: – Давайте дальше, Квин.

Но Эллери смотрел на певицу.

– Простите, мисс Боннэр. Если б вы мне сказали…

– Не важно, мистер Квин. Пожалуйста, не думайте обо мне.

– Спасибо.

Он похлопал по конверту, обращаясь к остальным:

– Доктор Уиллоби рассказывал, что это письмо Джессика писала, когда он зашел к ней на следующий день после случая с виноградным соком, а вечером она умерла. Она попросила доктора отправить его вместе с другой корреспонденцией – счетами и прочим. Вероятно, доктор Уиллоби даже не взглянул на конверт, а просто опустил все письма в ближайший почтовый ящик.

– Это точно то самое письмо, – веско добавил шеф Дейкин. – Подтверждением служат дата, поставленная ее рукой, и почтовый штемпель.

Эллери сказал:

– Позвольте мне прочитать его вам: все мы должны знать, о чем писала Джессика Фокс своей лучшей подруге в последнее утро своей жизни.

Он начал быстро читать:

«Габриэль, милая!!

Наверное, ты не ожидала получить от меня письмо так скоро после твоего визита, но я просто должна написать. Во-первых, прошло буквально несколько минут, как твое такси отъехало от нашего дома, и мне опять стало очень плохо, доктор Уиллоби говорит, что это рецидив, он переживает, что позволил мне встать с постели так «рано» после пневмонии, хотя бог свидетель, я провалялась целую вечность! Конечно, это вызвано волнением, что я наконец встала, но и еще одним обстоятельством, о котором я не говорила никому. Ты знаешь, что могут сотворить с человеком тревога и душевное смятение…

Габриэль, дорогая, я все взвесила и переменила решение. Ты не станешь считать меня абсолютно кошмарной особой, если после вчерашнего отказа я все-таки приму твое чудесное приглашение погостить у тебя в Монсьеле? Мне бы хотелось провести с тобой несколько недель, если ты позволишь. Мне это будет устроить довольно легко – скоро у Дэви заканчиваются занятия в школе, и он уезжает в лагерь на все лето, поэтому мне не нужно будет беспокоиться о нем, а что до Баярда… видишь ли, мой муж является частью моей «проблемы», и, кроме того, он сам твердит, что мне нужно поехать отдохнуть в такое место, где ни дом, ни семья не будут меня тревожить…

Ох, милая, у меня возникла самая ужасная проблема! Разговаривая вчера с тобой, я еще не решила, что делать, потому и отказалась от приглашения. Но внезапно почувствовав себя так плохо после твоего отъезда – этой ночью у меня было много времени для серьезных размышлений, – почему-то я увидела все в более ярком свете и поняла, что могу с этим сделать только одно – я имею в виду свою «проблему». Но прежде я хочу, чтобы ты узнала, что именно я решила и почему. Мне нужно знать, согласишься ли ты, обладающая всей мудростью мира – а тебе известно, как я восхищаюсь тобой, Габриэль, – согласишься ли ты, что я выбрала единственно возможное решение. Вероятно, это свидетельствует о моей слабости, и я даже думаю, если ты назовешь мое решение неверным, я все равно так поступлю, но… О, Габриэль, я так надеюсь, что ты дашь мне тот совет, который я хочу услышать!

Только что пришел мой врач, он отправит это письмо на обратном пути, поэтому ты должна его получить завтра. Напиши или лучше позвони, чтобы я знала, могу ли я приехать. Габриэль, я рассчитываю на тебя.

С любовью,

Джессика».

– Да, но я-то и понятия не имела, что это за проблема, – сказала Габриэль Боннэр, глядя во тьму вокруг веранды. – Я часто об этом думала.

– Она решилась, – сказала Эмили Фокс.

Она посмотрела на мужа, потом на Баярда и перевела невидящий взгляд в ту сторону, где вилась в темноте дорога, бегущая с Холма.

Габриэль Боннэр заметила эту сложную игру и задумалась, печальная и мудрая.

– Это не имеет значения, Эмили, – хрипло произнес Тальбот. – Уж теперь-то это не имеет значения, Эмили…

– Со мной все в порядке, Тальбот.

– Мы никогда не узнаем, как решила Джессика, – пробормотал Тальбот. – Может быть, оно и к лучшему.

Баярд помолчал, потом наклонил голову:

– Да, наверное, ты прав, Тальбот.

И Эмили тоже кивнула.

* * *

Эллери встал, напряженно глядя в опустошенное лицо Габриэль Боннэр.

– Мисс Боннэр, только рок помешал вам урегулировать это дело двенадцать лет назад, – напористо заговорил он. – Теперь вы здесь, и от ваших ответов зависят очень серьезные вещи. Мы пришли к выводу, что во время того визита к Джессике – тридцатипятиминутного визита – вы выпили немного виноградного сока из кувшина пурпурного стекла, который стоял на кофейном столике рядом с диваном Джессики. Скажите – это верно? Вы пили виноградный сок из того кувшина?

Габриэль Боннэр пристально посмотрела на него:

– Да.

Прокурор Хендрикс подавился и закашлялся.

– Можете рассказать нам об этом подробнее? – попросил Эллери. В глазах у него заплясали чертики.

Габриэль кивнула.

– Пока мы там сидели за разговором, Джессика меня спросила, не хочу ли я виноградного сока. Она показала на пурпурный кувшин и сказала, что сок приготовил ее муж вот только что, перед уходом. Она выпила целый стакан, и, по ее словам, это ей прибавило сил. Я ответила: да, хочу. Джессика начала подниматься с дивана. «Я принесу тебе чистый стакан, Габриэль», – сказала она.

Но я заставила ее улечься. «Ты не будешь делать ничего такого, – сказала я ей. – Где у тебя стаканы?» Джессика засмеялась и объяснила, где кухня. Я прошла туда, взяла из шкафчика стакан из того же набора и принесла в гостиную. Джессика налила мне виноградного сока…

– Из кувшина, – быстро вставил Эллери.

– Ну конечно, мистер Квин.

– И вы его пили? Сколько?

Певица пожала плечами:

– Она налила полный стакан. Я и выпила весь.

Все уставились на нее, как на привидение.

– А почему же мы-то не нашли этот стакан? – проворчал Дейкин.

– Тот, из которого я пила? – Габриэль Боннэр засмеялась. – Да перед самым уходом я опять зашла на кухню, выпить воды, и захватила свой стакан. Я его сполоснула под краном, выпила воды, а потом… – она снова пожала плечами, – женщины ведь такие хозяйственные, нет? – я вымыла стакан, вытерла и поставила обратно в шкафчик.

Эллери сделал глубокий вдох и сказал:

– Мисс Боннэр, вы выпили целый стакан виноградного сока из этого кувшина. От этого вам стало плохо?

– Плохо? – Она широко раскрыла глаза.

– Да, мисс Боннэр. Вы сразу поехали на вокзал и сели на часовой поезд. Вам не стало плохо в поезде, на пути в Монреаль?

– Да нет же!

– У вас не болел желудок, вас не тошнило, когда вы приехали домой?

– Нет…

– Может быть, вы почувствовали что-то необычное в работе сердца, мисс Боннэр?

– Сердца? Определенно нет!

– Ощутили ли вы заметные изменения в состоянии вашего здоровья, скажем, в течение сорока восьми часов, после того как выпили виноградный сок, налитый для вас Джессикой из темно-красного кувшина?

– Нет, нет и нет, мистер Квин! А почему я должна была это ощутить?

– Потому что, – закричал Эллери, – из-за содержимого этого кувшина один человек был приговорен к пожизненному тюремному заключению. – Он шагнул туда, где сидели рядышком Линда и Дэви, оба бледные как полотно. – Послушайте, Дэви, – сказал Эллери. – Я хочу, чтобы вы точно уяснили себе, что я сейчас скажу. Вы следили за нашей беседой с мисс Боннэр?

– Да, конечно, мистер Квин.

– Ваша мать выпила стакан сока до приезда мисс Боннэр – она сказала об этом мисс Боннэр, что соответствует показаниям вашего отца. Можно сказать и наоборот: мисс Боннэр выпила свой стакан после того, как ваша мать выпила свой. И для мисс Боннэр сок наливался из того же кувшина – это был тот же самый виноградный сок.

Дэви подпрыгнул:

– Но мисс Боннэр говорит, что она не заболела после этого сока, мистер Квин!

– Правильно, Дэви. Мисс Боннэр на себе испробовала содержимое этого кувшина и не испытала вообще никаких болезненных ощущений. Следовательно, содержимое этого кувшина не было отравлено. До вас дошло, Дэви? Ну? Вы все поняли?

– Еще бы! – завопил Дэви.

– В этом кувшине не могло быть ни дигиталиса, ни любого другого ядовитого вещества – что следует из показаний мисс Боннэр о состоянии ее здоровья. Однако штат осудил вашего отца за убийство вашей матери на том основании, что яд был ей дан вместе с виноградным соком, находившимся в кувшине, а ваш отец был единственным человеком, который мог положить лекарство в кувшин. Вы это понимаете?

– Понимаю! – сдавленным голосом произнес Дэви. – Папа, они ошиблись – Гарбек, Дейкин, присяжные, судья – все было наоборот, папа! Виноградный сок в кувшине не был отравлен, значит, ты эту отраву туда не клал! Ты невиновен, как ты и утверждал все это время! И никакой ты не убийца!

И капитан Фокс подбежал к отцу. Он начал прыгать и скакать по всей веранде, как безумный, изредка хлопая отца по костлявым плечам.

Баярд оцепенело терпел шлепки сына и посматривал на Эллери.

Линда плакала и смеялась, повиснув на Эмили и Тальботе, вроде бы онемевших.

Детектив Хауи сидел разинув рот, как пойманная рыба. Он тоже смотрел на Эллери.

– Будь я проклят, – сказал он. – А ведь он сумел. Все-таки раскусил!

Глава 22
ЛИС ВИНОВНЫЙ

В тот же вечер Габриэль Боннэр официально повторила свое заявление в присутствии стенографистки в кабинете прокурора.

Подписав заявление, она сказала:

– Буду рада лично повторить это заявление, когда и где потребуется, в суде или в других органах власти. Пожалуйста, обращайтесь ко мне в любое время.

Шеф Дейкин выделил ей полицейский эскорт до отеля «Апем-Хаус», где она собиралась переночевать.

Когда эта некрасивая, но величественная женщина уехала, прокурор Хендрикс разворчался:

– Все это поразительно, но мы оказываемся в довольно жалком положении. Разумеется, Фокс может настоять на новом процессе – показания этой Боннэр уничтожают старое обвинение, основанное на косвенных доказательствах. И на этот раз его обязательно оправдают. Подумать только – двенадцать лет в тюрьме!

– А может, всем будет гораздо легче, – предложил выход Дейкин, – если ты, Фил, сообщишь все факты губернатору и получишь для мистера Фокса помилование и что-то вроде общественного оправдания.

– Да-да, это было бы не так хлопотно. По моей рекомендации губернатор, конечно, на это пойдет. Тем более, что заключенный – отец первого героя Райтсвилла. – Хендрикс стыдливо взглянул на Баярда. – Но конечно, это всего лишь помилование…

– Я не хочу никому доставлять лишних хлопот, мистер Хендрикс, – медленно произнес Баярд. – И не хочу пережить новый процесс. – Он заметно передернулся. – Я соглашусь на помилование.

– Отлично. – Прокурор явно почувствовал облегчение. – Это во всех отношениях удобнее. Весьма великодушно с вашей стороны, Фокс… мистер Фокс. Конечно, пока вы остаетесь на попечении моего ведомства, не забывайте об этом. Но в сложившихся обстоятельствах… – Он развел руками. – Ступайте домой, мистер Фокс, и да благословит вас Бог.

– Без Хауи, – счел нужным уточнить Эллери Квин.

Хендрикс покраснел:

– О да, да, разумеется. Без Хауи.

* * *

На следующее утро, когда Эллери запихивал в чемодан рубашки, послышался тихий стук в дверь.

– Входите, – крикнул он.

Это был Баярд Фокс.

– О… Доброе утро, Баярд. Я тут вот укладываюсь.

Баярд прикрыл дверь.

– Да, Дэви мне сказал, мистер Квин, что сегодня вы уезжаете.

– Дейкин вызвался отвезти меня в Слоукем к экспрессу на Нью-Йорк, он отходит в час ноль пять.

– Мистер Квин, – нерешительно начал Баярд. – Я пытался поговорить с вами вчера вечером после встречи в кабинете прокурора, но вы исчезли…

– Мне пора в Нью-Йорк, но я не мог уехать, не повидав своих друзей в этом городе. Семьи Райт и Брэдфорд. Все-таки несколько часов я с ними провел. А вернулся уже около трех часов ночи.

– Знаете, я… – все так же нерешительно проговорил Баярд.

– Послушайте-ка, – сварливо произнес Эллери, – если вы пытаетесь меня поблагодарить и все такое…

– Спасибо.

Эллери поднял голову. И молча пожал протянутую руку.

Отец Дэви сел в кресло-качалку, вытащил из кармана носовой платок и мощно высморкался. Эллери же занялся чемоданом.

– Какие у вас планы? – спросил он между делом.

– Планы? – Баярд посмотрел в окно. – Просто погулять по городу. Поболтать со стариком Финни Бейкером из «Архива». Заскочить к Элу Брауну, съесть мороженое, выпить газировки. Пройтись по магазинам…

– Когда все формальности будут улажены, вы вернетесь в бизнес?

– Тальбот предлагает.

– Это потребует серьезных усилий, – пробормотал Эллери. – После двенадцатилетнего… отсутствия.

Баярд выпятил подбородок и бодрым тоном заявил:

– Это же мой город.

– Молодец, – с одобрительной улыбкой сказал Эллери. – Но вы зашли ко мне не просто так?

– Конечно.

Эллери снова взглянул на него.

– Кто убил мою жену? – спокойно, ровно, отчетливо выговорил Баярд.

Прежде чем Эллери успел что-то ответить, снова постучали. Эллери открыл дверь и широко улыбнулся:

– Так, так. Весь клан Фоксов в сборе.

В коридоре стояли Линда с Дэви и Тальбот с Эмили. У всех были торжественные лица.

Спикером попытался выступить капитан Фокс.

– Мистер Квин, мы не можем выразить…

– Это точно. Но все же зайдите.

Сохраняя полную серьезность, они вошли в комнату, Баярд тоже поднялся и встал рядом с сыном.

– Как вы теперь себя чувствуете, капитан?

– Здорово!

– А зуд и дрожь в руках?

– Исчезли без следа.

– Всю оставшуюся жизнь вы должны Линде подол целовать. Самого длинного платья.

– Обязательно.

Линда обняла Эллери и поцеловала.

– До сих пор не могу поверить, я словно в бреду… Дэви, не смотри так ревниво!

– Кто здесь ревнует? Целуй его еще, Линни!

Все рассмеялись, но смех очень быстро стих, и они опять примолкли.

Эллери критически оглядел всю группу. Тальбот поковырял ногой ковер.

– Мистер Квин, – пробормотал он, – после всего, что вы сделали для нас, нам неловко снова… но и Дэви с Линни, и мы с Эмили все досконально обсудили…

– И хотите знать, кто отравил Джессику, раз это не Баярд.

– Да! – хором ответили они.

– Ответ будет – никто.

Пять пар глаз расширились от потрясения.

– Все очень просто, – сказал Эллери. – В то утро, когда Джессике стало плохо, она выпила только один стакан виноградного сока. Мы уже показали, что напиток в кувшине не был отравлен. Однако, выпив сок, налитый в ее стакан из кувшина, Джессика отравилась. Есть лишь одно возможное объяснение: был отравлен стакан, из которого пила Джессика. Дигиталис накапали в этот стакан, пока он еще был пустой.

В чьих руках побывал этот стакан? Вспомните. Это Джессика взяла его из кухонного шкафчика после того, как разбила тот, что принес для нее в гостиную Баярд. Это Джессика принесла его из кухни в гостиную, где стоял кувшин с соком. Джессика сама протянула этот стакан Баярду, чтобы он налил сок, а затем выпила из него. Все время Джессика. Следовательно, только Джессика и могла влить в этот стакан дигиталис.

– Джессика, – прошептала Эмили. – Сама!

– Но как бы она смогла? – Баярд Фокс нахмурился. – Ведь я говорил и вам, и суду, что у нее не было такой возможности. Если бы она это сделала, мистер Квин, я бы заметил. Она не могла ничего опустить в стакан, я же видел! Все это время я находился рядом с ней.

Эллери покачал головой:

– Вы заблуждаетесь, Баярд. Логика говорит, что поскольку мы исключили кувшин, значит, яд был в стакане. Логика говорит, что единственным лицом, которое могло положить яд в стакан, была сама Джессика. Следовательно, мы делаем заключение, что это сделала она.

– Но как? Когда?

– Возможно, в тот момент, когда вы на кухне бросали осколки стакана в мусорное ведро. Возможно, когда она доставала стакан из шкафчика. Не знаю. Но факты говорят, что она это сделала прямо у вас на глазах.

– Значит… – Глаза Дэви наполнились страхом. – Моя мать совершила самоубийство, мистер Квин?

– Это единственно возможное объяснение.

– Но почему? – вскричала Линда.

– Линда, мать Дэви столкнулась с неразрешимой дилеммой. Если бы она оставила Баярда, чтобы выйти замуж за Тальбота, это означало бы распад двух семей, скандал, потерю маленького сына. Если бы она осталась с мужем, то провела бы всю оставшуюся жизнь, тоскуя о другом. Она была серьезно больна. Очень ослаблена физически и эмоционально. Самоубийство могло показаться ей выходом. Не вините ее, Дэви, – мягко сказал Эллери. – И вы, Баярд. И вы, Тальбот. И в первую очередь вы, Эмили. Мой совет всем вам – забудьте. Этого хотела бы от вас Джессика после той боли, трагедии и несправедливости, к которым привел ее истерический поступок.

* * *

Когда они его оставили, Эллери опять закурил, глубоко затянулся и выпустил длинную-предлинную струйку дыма.

Вот так-то, подумал он. Самая трудная часть этой трудной работы. И он снова взялся за свои пожитки. Но дотронуться до чемодана так и не успел. Еле слышный стук в дверь заставил его замереть на месте.

Стучавший не стал ждать от Эллери приглашения войти. Дверь беззвучно и быстро открылась и так же быстро закрылась.

Баярд Фокс вернулся. Но на этот раз он прислонился спиной к двери и жестко потребовал:

– А теперь, мистер Квин, вы расскажете мне правду.

* * *

– Все это неубедительно, вы не подчистили концы. – Баярд говорил тихо, понизив голос, не желая, чтобы его услышал кто-то третий. – Джесси себя не убивала, и вы это знаете.

Эллери прищурился.

– Я понимаю, почему вы сейчас навесили это на мою жену. Вам нужно было умиротворить Дэви, ну и Линду, конечно, и Тальбота, и Эмили. И вам это удалось – они спускались по лестнице, строя планы на будущее и вполне счастливые. Но Джесси была моей женой, мистер Квин. Я знал ее лучше, чем все остальные. И меня ваша версия не убеждает.

– Я что-то плохо схватываю, из-за чего вы сейчас-то терзаетесь, Баярд. – Эллери говорил, осторожно подбирая слова.

– А вы вспомните то письмо, которое она написала Габриэль Боннэр в день смерти, – упрямо гнул свое Баярд. – По вашим словам получается, уже после попытки отравиться. И что она сообщила подруге в этом письме? Она написала, что у нее был «рецидив». Утверждала, что внезапный приступ болезни был вызван «волнением», тревогой и усталостью. Она просила у мисс Боннэр разрешения приехать в Монреаль и погостить несколько недель. По-вашему, так могла писать женщина, только что принявшая яд? Но и это не все! В этом письме она пишет, что окончательно решила, что ей нужно сделать. Она имела в виду выбор между моим братом Тальботом и мной.

– Не обязательно, – сказал Эллери. – Под тем, что «ей нужно сделать», она могла иметь в виду самоубийство.

– И поэтому она хотела приехать к Габриэль за «советом»? – разозлился Баярд. – Какой совет хотела она получить? Совершать ли самоубийство? Вы когда-нибудь слышали о самоубийцах, которым требуется совет, мистер Квин? Нет, сэр! Когда Джесси писала письмо подруге, она меньше всего думала о самоубийстве. Такая мысль не могла прийти ей в голову, и вы это прекрасно знаете.

– Предположим, – медленно проговорил Эллери, – предположим, что накануне, поддавшись слабости, она приняла яд, а затем пожалела об этом. Так часто бывает у людей с суицидальными наклонностями. И вот на следующий день, обнаружив, что она жива и избежала последствий собственного импульсивного поступка, Джессика осознает совершенную ею глупость и пишет письмо Габриэль Боннэр, как будто и не было вовсе попытки покончить с собой. Именно это объяснение я предложил вчера вечером Хендриксу и Дейкину. Оно их удовлетворило.

– Ну а меня оно не удовлетворяет, – твердо заявил Баярд. – И если таков ваш ответ, тогда я спрошу вас снова: когда ей представился случай влить яд в стакан? Я утверждаю, что такого случая у нее не было, мистер Квин! Она ничего не опускала в тот стакан. Ваша версия неверна – от начала до конца. Это было не самоубийство, и попытки самоубийства тоже не было. Ее убили, и я хочу знать кто.

Эллери долго молча смотрел на Баярда. Потом вздохнул, взял этого хрупкого человечка под локоть и подвел к креслу, а сам пошел запереть дверь на ключ.

Баярд застыл в ожидании на краешке кресла.

Эллери обернулся:

– Конечно, вы правы, Баярд. Ваша жена самоубийства не совершала.

* * *

– Кто же это сделал? – спросил отец Дэви.

– А вы не понимаете?

– А что я должен понять? – Баярд не сдержал раздражения. – То есть вы все еще считаете, что это я ее отравил? Вот только не говорите мне, что вы наплели всю эту чушь о самоубийстве Джесси ради спокойствия Дэви и Линды – чтобы они не считали меня убийцей.

– Да нет, Баярд, это не вы.

– А кто? Как вы доказали, дигиталис должен был находиться в стакане, из которого она пила. Если это не самоубийство, значит, яд туда налила не она. Вот чего я никак не могу понять, мистер Квин. Как это объяснить?

Эллери уселся на кровать.

– Я надеялся, что мне вообще не придется это объяснять, Баярд… Вы уверены, что хотите это от меня услышать?

– Мне не будет покоя, пока не пойму, мистер Квин.

Эллери вздохнул:

– Итак, яд должен был находиться в стакане, и только ваша жена держала его в руках – с того момента, как достала его из шкафчика. Однако она не лила в него яд. Загвоздка именно в этом. Вернемся немного назад. Откуда Джессика взяла этот стакан?

– Из кухонного шкафчика.

– Это был стакан из набора, находившегося в этом шкафчике.

– Да.

– Джессика открыла дверцу шкафчика, протянула руку и сделала – что?

– Ну… взяла один из темно-красных стаканов.