Текст книги "Убийца - Лис"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Эллери Квин
«Убийца – Лис»
Часть первая
Глава 1ЛИСЯТА[1]1
В данном романе Лисы, Лисята, Лисьи норы и пр. происходят от фамилии Фокс, что по-английски означает «лисицу».
[Закрыть]
– Который теперь час, Тальбот? – спросила Эмили Фокс у мужа. Будто она не задавала только что этого вопроса.
– Хватит уже, Эмили, – со вздохом отозвался Тальбот Фокс. – До прибытия «Атлантического экспресса» еще добрых десять минут, не меньше.
Линда сидела, зажатая между приемными родителями, в открытом прогулочном автомобиле, который был выделен специально по такому случаю Комитетом по организации встречи. На бледном овале ее личика застыла пугающе решительная улыбка, как на дагерротипе прабабки папы Тальбота с материнской стороны, стоящем на пианино в гостиной Фоксов. Но Линда вовсе не чувствовала уверенности; внутри у нее все дрожало, как перед операцией.
И в каком-то смысле ей действительно предстояла операция.
Солнце – дружелюбная звезда! – поигрывало на скопище народа, снующего вокруг приземистого, почтенного вокзала Райтсвилла, в данный момент целиком вмещавшего в себя простой и ясный мирок Ли. Мама Эмили теребила букетик мелких орхидей, подарок от Энди Биробатьяна из цветочного магазина, который взял на себя все цветочное оформление официального приема и ленча, это будет позднее в Большом зале отеля «Холлис», на Площади. Папа Тальбот изо всех сил старался не смотреть на часы.
Принаряженные члены городского правления болтали о политике, зерне и конверсии. Музыканты оркестра Американского легиона в вычищенной форме ходили по кругу, как призовые бычки на ярмарке в Слоукеме, и солнце бликовало у них на серебряных шлемах. Из дверей своей конторы однозубый начальник станции Гэбби Уоррум пытался пристрожить стайку галдящих мальчишек в пыльных башмаках, пихающих друг друга на тележки носильщиков. Миссис Брэдфорд, урожденная Патриция Райт, председатель Комитета по проведению городских мероприятий, летала вдоль платформы, бросая реплики направо и налево, и иногда останавливалась, чтобы обсудить с тем или иным официальным лицом внесенные по ходу дела изменения. Мисс Долорес Эйкин, заведующая библиотекой Карнеги и заодно главный специалист по генеалогии первых семейств Райтсвилла, прижимая к себе блокнот и ручку и вытянувшись на цыпочках на краю платформы, встревоженно оглядывала местность в направлении станции Райтсвилл-Узловая, откуда вскоре должен был появиться поезд с героем. В предвкушении знаменательного дня Эмелин Дюпре, которая зарабатывала себе на жизнь давая уроки танцев и драматического искусства детям райтсвиллской знати, металась от группы к группе. Мисс Глэдис Хеммингуорт, редактор светских новостей «Архива» Фрэнка Ллойда, помахивала неизменным своим карандашиком, силилась, не выходя за рамки приличий, привлечь внимание председателя Комитета по организации встречи Гермионы Райт, жены Джона Ф. Райта, того самого, чей прапрапрапракто-то в 1702 году основал городок Райтсвилл. Старый пьяница Андерсон ковылял к двери закусочной «У Фила», размахивая двумя американскими флажками.
И все ради Дэви.
Прямо над головой Линды висело длинное полотнище, натянутое через пути от крыши вокзала до водонапорной башни.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, КАПИТАН ДЭВИ ФОКС!!!
РАЙТСВИЛЛ ГОРДИТСЯ ТОБОЙ!
Правда, гордитесь?
Как изменились времена.
* * *
Дэви Фокс не всегда был героем. И не всегда Дэви Фокс был «просто» мальчиком из Райтсвилла, каких встретишь на каждом углу в Лоу-Виллидж и в каждом доме на Холме.
Тогда из-за Дэви не создавались комитеты… во всяком случае, приветственные.
Что-то в окружающей сцене заставило Линду мысленно вернуться в прошлое.
Дэви Фокс жил не у Тальбота Фокса. Он жил в соседнем доме. И только позже – в тот незабываемый день, когда мама Эмили заперлась у себя в спальне, папа Тальбот, как привидение, бродил по дому, а Линде не разрешили выходить из детской, – только тогда Дэви переселился к ним и стал жить вместе с дядей, тетей и маленькой девочкой, взятой за пять лет до того из сиротского приюта.
Весь Райтсвилл во враждебном молчании наблюдал с дорожки на Холме, как десятилетний мальчуган в драных штанах, держась за дядину руку, переходит через две лужайки из одного дома в другой – как будто он с луны свалился. Мальчик шел, плотно сжав губы, чтобы не дать прорваться слезам, напуганный и недоверчивый; он был какой-то слишком послушный, тихий и весь в себе – пока не оказался в доме дяди, вне поля зрения этих обвиняющих глаз. И тут, в объятиях своей тети Эмили, он сломался. Дэви часто насмешливо говорил, что в тот день ему вообще-то хотелось все топтать, лягать и крушить, но вместо этого он расплакался от вероломной нежности тетки.
Из конторы начальника станции донесся трубный глас Гэбби Уоррума:
– Прибывает по расписанию!
«Шшш!» – прошелестело в толпе, и оркестр Американского легиона ударил по нервам всей мощью духовых.
Говорить о происшедшем было запрещено. Тем не менее, когда Эмили и Тальбот Фокс почивали в большой комнате в конце коридора, Дэви и Линда иногда нарушали табу, шептались об этом через тонкую перегородку между их детскими. Но не очень часто… Тема эта была слишком огромна и слишком ужасна; все это было очень взрослое и напичкано тайнами взрослых и не давалось вот так просто в руки – чтобы можно было обсудить, привыкнуть и со временем забыть. Но если в отдельные моменты об этом почти забывалось, то соседний дом ведь так и стоял рядом в своей назойливой заброшенности и становился все молчаливее год от года. Линда до смерти боялась этого дряхлеющего укора. В нем таились для них слепые угрозы. А Дэви никогда не подходил к нему близко. Он избегал даже смотреть в его сторону.
– Привет, Линда! – Делегация средней школы Райтсвилла отвоевывала себе место, чтобы построиться в плотный квадрат с одной стороны платформы. Они размахивали плакатами, прикрепленными к ручкам от швабр. «Ты заставил их запомнить Куньмин, Дэви!!!», «Ты превратил их в яичницу, Летучий Лис!!!», «Ты самая большая надежда школы!!! Ты о-го-го!!!» Линда улыбнулась и помахала в ответ.
Как Дэви их ненавидел, их глумливые морды. Потому что они знали, весь город знал. Дети, лавочники из Хай-Виллидж, завсегдатаи Сельского клуба, даже фермеры с задубевшей на ветру кожей, приезжавшие по субботам нагрузиться в здешних кабаках; знали даже сезонники с мельниц Лоу-Виллидж. А работники из компании «Баярд и Тальбот Фокс. Слесарные инструменты» стали издеваться над ним еще больше, когда однажды утром начало вывески «Баярд и…» исчезло со стены фабрики, оставив после себя побеленную полосу, словно повязку на свежей ране. Этой части его родного Райтсвилла Дэви остерегался.
Взрослых он ненавидел еще больше, чем ребят, потому что на мальчишек он мог броситься с кулаками или застращать по-другому, просто выступая в роли, назначенной для него Райтсвиллом – то есть оставаясь сыном своего отца. Ему пришлось драться несколько лет – бить и получать удары. А теперь другие дети размахивают плакатами и готовятся устроить ему, как выпускнику их школы, такой шумный прием, какого не удостаивалась даже футбольная команда, когда побеждала слоукемскую школу.
– Сколько времени? – спросила Эмили Фокс.
– Ну, Эмили, – раздраженно сказал Тальбот Фокс, – еще целых семь минут.
Толпа смотрела вдоль сверкающих рельсов в сторону узловой станции, находившейся в трех милях отсюда, как будто их взглядам ничего не стоило проникнуть за поворот, лес и водонапорную башню.
Теперь в Райтсвилле больше десяти тысяч человек… Другие времена, другие скандалы. Одна польская семья – со всеми их «ж» и «щ» – открыла газ в своей двухкомнатной лачуге в Лоу-Виллидж, и их нашли мертвыми, всю семью – отца, мать и восемь чумазых ребятишек, – но почему они это сделали, так никто и не понял. Дело Джима Хейта затронуло благородных Райтов – а сегодня Патриция Райт-Брэдфорд замужем за человеком, обвинявшим мужа ее сестры в убийстве, но лишь немногие, как Эми Дюпре, вспоминают об этом деле. Лола Райт сбежала с майором, а толстяка Билла Кетчема, страхового агента, арестовали, когда он пересекал границу штата с самой младшей из дочерей Грейси, «дрянной девчонкой». Мир Райтсвилла изменился и отдалился от Дэви Фокса и от той тени, под которой он вырос и возмужал. Сидя в автомобиле, Линда улыбалась и кивала людям, которых знала с четырех лет. Они забыли. Или делали вид.
– Пять минут, Эмили, – нервно объявил Тальбот Фокс.
– Прямо хоть бы кто-нибудь подтолкнул его, этот дурацкий поезд, – засуетилась его жена. – Чтобы уж все это было позади и мы бы забрали Дэви домой. Прямо не знаю. У меня какое-то предчувствие.
– В связи с Дэви? Ну что ты, Эмили, – рассмеялся Тальбот. Но как-то натужно.
– Почему, мама? – Линда чуть-чуть нахмурилась. – Что за предчувствие?
– Ох, сама не знаю, Линни.
– Но с ним же все в порядке? Ну, то есть, конечно, он многое испытал и совершенно измотан, но в остальном… Мама, ты что-то знаешь о Дэви и скрываешь от меня!
– Нет, милая, нет. Поверь, – поспешно сказала Эмили Фокс.
– Эмили, ты чертовски много болтаешь, – проворчал ее муж. – Предчувствия! Мы что, не говорили с Дэви по телефону, когда его привезли во Флориду?
Линда успокоилась. Но она не могла не задуматься о странных нотках в голосе папы Тальбота.
– Вообразите только! – со вздохом проговорила Эмили. – Все это для Дэви.
– И его женушки! Так ведь, сердечко мое? – Тальбот Фокс похлопал Линду по руке.
– Линда, а нос-то у тебя! – сообразила Эмили, увидев курносую миссис Дональд Маккензи. – У тебя нос блестит.
* * *
«Жена», – сказала про себя Линда, нащупывая в сумочке пудреницу. В тот день, когда он в последний раз получил увольнение перед отъездом… Они отправились на пикник в сосновую рощу, племянник и приемная дочь Тальбота и Эмили Фокс. И каким-то образом, когда она пролила майонез ему на китель и принялась его счищать, это случилось. Она всегда знала, что это должно случиться, но ведь не в такой нелепой ситуации. Их всегда связывало что-то гораздо более глубокое, чем родство, это был непостижимо прочный союз – крепкие узы между сиротами, сотканные из множества тайн. Она оказалась в объятиях Дэви, и он ее поцеловал с пугающей страстью, которая сказала ей так много. Он спрашивал ее, спрашивал без слов, как будто боялся словами все испортить. Слова пришли позднее, когда они лежали бок о бок на хвое, глядя вверх на сосны и крепко сцепив руки. И даже тогда это были довольно рассудительные речи.
– А как же дядя Тальбот и тетя Эмили? – спросил Дэви. – Они на это не пойдут, Линни.
– Что ты, Дэви, они же тебя любят, милый!
– Да, конечно. Но ты их единственная дочь, а кто я?
– Ты мой Дэви. – Затем Линда поняла, что он имел в виду, и уселась с рассерженным видом на траве. – Послушай, Дэви Фокс. Во-первых, меня удочерили, я Фокс-приемыш, а ты Фокс по крови…
– Кровь, – с кривой усмешкой произнес Дэви. – Это ты точно заметила, сладкий перчик.
– Во-вторых, о том, что произошло с тобой в детстве: по какому праву, Дэви, кто-то смел тебя осуждать одиннадцать лет назад? Ребенок не должен страдать из-за того, что сделали его родители. Посмотри на меня. Я даже не знаю, кто мои настоящие отец и мать. Не знаю, живы они или… вообще ничего!
– Совсем другое дело. У тебя – чистое отрицание, неизвестность, а у меня – определенное утверждение.
Линда испугалась и поэтому рассердилась еще больше:
– Дэви Фокс, если ты хочешь начать нашу совместную жизнь в таком настроении, чувствуя только жалость к себе, и позволишь… этому… встать у нас на пути, то лучше тебе остаться одному!
– Ну, Линда… – протянул Дэви таким же разнесчастным тоном, как Тальбот говаривал: «Ну, Эмили».
– Вот что мы сделаем, Дэви. Мы сейчас же все расскажем маме с папой. Если они одобрят – прекрасно. Нам будет легче, и все мы станем гораздо счастливее. А если они упрутся…
– Ты все равно выйдешь за меня?
Так Дэви в первый раз сказал это слово.
Чтобы он не увидел страха у нее в глазах, Линда припала губами к его руке. И очень нескоро нашла в себе силы оттолкнуться от него и сесть прямо.
– Дэви, самый дорогой мой человек. Давай все им расскажем. У нас… не очень-то много времени, ведь так?
И вечно ей приходилось бояться. Она боялась в тот день и боится сейчас, пусть даже этот длинный яркий транспарант протянут у нее над головой и весь Райтсвилл принарядился, чтобы поздравить Дэви с возвращением.
* * *
– Завтра? – медленно проговорил Тальбот Фокс. – Завтра, ты сказала?
– Надо бы сегодня, папа, – ответила Линда, – только я думаю, потребуется какое-то время, чтобы получить разрешение, договориться с доктором Дулиттлом из методистской церкви и все такое…
– Они хотят пожениться, – повторила Эмили Фокс и взглянула с состраданием на высокого седого мужчину, своего мужа, стоявшего у пианино, чуть отвернувшись от них. Линда знала, о чем думает растерянно улыбающаяся круглолицая приемная мать: Эмили думает, какой он сильный на вид, ее Тальбот, и каким слабым он порой бывает.
– Ты против, дядя, – сказал Дэви воинственно.
– Знаешь, Дэви, все ведь довольно сложно.
– А что я тебе говорил, Линни…
– Нет, Дэви, погоди. Не сходи с ума. – Было ясно, что Тальбот с трудом подыскивает слова. – Дэви… вы оба еще так молоды. Двадцать один год и двадцать лет. Очень молоды, сынок.
– Вы с мамой были еще моложе, – возразила Линда.
– И правда, Тальбот, – сказала обеспокоенная Эмили Фокс. – Мы были моложе.
– Кроме того, время сейчас другое, – продолжала Линда. – Сейчас все происходит быстрее, чем тогда. Дэви достаточно взрослый, чтобы летать на истребителях, и я не думаю, папа, чтобы ты всерьез считал ребенком двадцатилетнюю девушку.
– Линда, – остановил ее Дэви. И она уязвленно замолчала. – Это же просто отговорка, дядя, и ты это знаешь. Почему ты не скажешь, что думаешь на самом деле?
– О чем ты, молодой человек? – проворчал Тальбот Фокс.
– Не надо хитрить, дядя Тальбот, – сказал Дэви. – Ты знаешь, что я имею в виду.
– Хорошо. – Тальбот помолчал, сжав крупный рот. – Тебе не дает – и не даст – покоя прошлое, Дэви.
– Так я и знал! – крикнул Дэви. Линда довольно сильно пихнула его в бок, но не смогла заставить замолчать. – Ты боишься разговоров, боишься скандала!
– Ты думаешь, привел бы я тебя в свой дом одиннадцать лет назад и стал бы растить как собственного сына, если бы боялся скандала?
– Не слишком-то справедливо по отношению к нам с твоим дядей, Дэви, – дрожащим голосом добавила Эмили.
Пристыженный Дэви опустил голову.
– Извини, тетя Эмили, но…
– Я думаю не только о Линде, – сохраняя спокойствие, продолжал Тальбот. – О тебе тоже. Я изучил тебя, мальчик. Ты всегда был очень восприимчивым ребенком, и события тех дней, естественно, оставили на тебе свой след. Плохой след.
Линда увидела, что приемная мать смотрит во все глаза на высокого мужчину у пианино – как будто после стольких лет брака он все еще не перестал ее удивлять.
– Ты не сможешь успокоиться, Дэви. И никогда не мог. Другой бы мальчик давно забыл или пересилил это. А ты позволил своей беде проникнуть тебе под кожу. И я боюсь, она снова вырвется наружу, если вы с Линдой поженитесь. Вот единственная причина, заставляющая меня колебаться, – другой нет.
Ну да, а то одной этой маловато.
Дэви выпятил упрямый подбородок.
– Если тебя пугают старые райтсвиллские сплетницы, то мы с Лин после войны уедем отсюда. Найдем себе место, где они нас не достанут!
– Я тебя знаю, Дэви. Тебе не будет легче ни в Чикаго, ни в Нью-Йорке, ни даже на Фиджи. Да поможет тебе Бог.
Пора вмешаться, подумала Линда.
– Папа, – спокойно сказала она, – ты не принимаешь во внимание одну вещь.
Ох, как бы ей самой хотелось закрыть глаза на прошлое!
– Какое, сердечко мое?
– Через три дня Дэви уезжает.
– Через три дня? – слабым голосом повторила Эмили.
– Да, – с горьким удовлетворением сказал Дэви. – И может, больше не вернусь.
– Дэви, – простонала тетя, – не говори таких ужасных вещей!
– Минутку, – проговорил Тальбот. – А что, если так и будет? Что, если он не вернется, Линни?
В тот момент Линда ненавидела этого высокого седого человека. Это было подло – то, что он сказал. И еще подлее – оттого, что так действительно могло случиться. А он пошел дальше:
– А если он не вернется, сердце мое, то, наверное, было бы справедливей по отношению к тебе…
– Да при чем здесь справедливость? – взорвалась Линда. – Мы можем тебе сразу сказать, что мы чувствуем. Мы с Дэви хотим вашего согласия – от тебя и мамы. Но если его не будет, то мы все равно попросим доктора Дулиттла завтра нас поженить. – У нее губы задрожали. – Ты не можешь отнять у нас целых два дня. Может быть, только эти два дня у нас и будут… – И она бросилась Дэви на шею.
– Так-то, дядя, – усмехнулся через ее голову Дэви.
– Ладно. – Тальбот Фокс ответил ему такой же усмешкой. – Похоже, нам обсуждать-то особо и нечего. Как думаешь, мать?
Оказавшись в центре внимания, Эмили вспыхнула. Но голос прозвучал твердо:
– Дэви, родной, по мне, так лучше бы этого не случилось. Я согласна с твоим дядей. Как-нибудь, когда-нибудь это все равно вернется и помешает вашему счастью. Да, мы эгоистичны. Мы не хотим смотреть, как рушится жизнь Линды или твоя жизнь, Дэви, а сами… – Тут Эмили беспомощно потрясла головой. – Все так перепуталось, и я так люблю вас обоих. Дети, если вы действительно считаете, что в этом ваше счастье, тогда благослови вас Господь.
* * *
– Интересно, как он выглядит, – сдвинув брови, проговорила Эмили Фокс.
С другой стороны от Линды заерзал Тальбот Фокс.
– Хватит уже, Эмили, – забубнил он. – Целый год прошел, мальчик знаешь сколько налетал там в Китае. А ты прям ждешь чуда.
Что-то в его голосе задело Линду, она вынырнула из задумчивости и повернулась к нему спросить…
– Хватит, Линни! – рявкнул Тальбот. – Хоть ты не изводи меня, черт побери!
Линда побледнела. А Эмили Фокс в ужасе уставилась на мужа.
– Но ты нас уверял, что у Дэви все распрекрасно. – Собственный голос донесся до Линды откуда-то издалека.
– Неважный я актер, наверное, – опять забормотал Тальбот. – Мне нужно было раньше рассказать вам с мамой. Может быть, остановили бы эту церемонию.
– Тальбот Фокс, – сурово произнесла его жена, – что с тобой?
– Как только мы узнали, что Дэви доставили из индийской больницы в центр реабилитации в Сент-Питерсберг, – с несчастным видом сказал Тальбот, – я туда позвонил и переговорил с военным врачом. Кажется, сейчас Дэви… ну… не совсем такой, как… я имею в виду…
Линда спросила одеревеневшими губами:
– У него не все цело?
– Нет-нет-нет! – вскричал ее приемный отец. – Он цел! Что за дурацкие мысли! Понимаешь… Дэви как бы надломился. Врач говорит, у него нервы немного истрепались. Ох, да ничего серьезного! Все поправимо. Вот поживет пару месяцев дома, с женой, на теткиной стряпне – и все наладится.
Тальбот Фокс убеждал женщин так горячо, что даже очки запотели. Он принялся яростно протирать стекла.
Где-то бесконечно далеко перекатывался еле слышимый гул голосов. Их прорезал заносчивый свисток «Атлантического экспресса».
Ей казалось, что все это сон, а реальные события происходят в заброшенном доме с покосившейся крышей и из дверей, как из тайны, возникает мальчик в драных штанах… растерянный малыш, расплакавшийся сразу, как только почувствовал тепло заботливых рук.
Глава 2ЛЕТУЧИЙ ЛИС
Садишься ему на хвост и задаешь жару. Садишься ему на хвост и задаешь жару. Садишься ему на…
– Красивая местность, да, капитан?
Дэви Фокс с улыбкой оторвался от хорошо знакомых видов за окном поезда. Сосед по купе, дородный мужчина в помятом льняном костюме, весь сиял, глядя на него.
– Угу, – сказал Дэви.
И снова повернулся к окну. Садишься ему на хвост…
– Я заметил, как ты любуешься пейзажами, – сказал толстяк. – Такие мирные, да? У тебя даже улыбка появилась на лице.
Прекрасно. Теперь заткнись.
– Индокитай, да? Знаю этот участок. Четырнадцатая воздушная или десятая? Сколько япошек сбил? У тебя, смотрю, полно наградных ленточек, сынок! Слушай, готов поспорить, ты можешь рассказать массу захватывающих историй своим старикам…
Например, о том, как во время налета Зеро,[2]2
Зеро – японский истребитель «Мицубиси А6М».
[Закрыть] когда они крутятся и кувыркаются по всему небу, ты вжимаешься в вонючую грязь на китайском рисовом поле. Или как вытаскиваешь из кабины Майерса, умудрившегося с кишками на коленях посадить свой старый «Р-40».[3]3
«Р-40» – американский истребитель «Кертисс Р-40» «Военный ястреб».
[Закрыть] Или еще истории о таинственном исчезновении мертвых японских летчиков, которых ты расстрелял в голодной деревне желтокожих под Куньминем. О зверски кусачих мухах, о зловонии, поднимающемся отовсюду, о медном солнце Китая – оно поджарит тебя заживо; а эти дрожащие псы – как они разбегаются от пустых суповых мисок… Можно рассказать о том, как сломалась твоя тарахтелка посреди бандитского улья, и ты сел на брюхо в заросли кустарника на острый, как нож, гребень горы, наблюдая, как падает пылающий «гроб» Лью Бинкса, а сам Бинкс, доверчивый парень, распускает парашют, и япошки жужжат вокруг и плюются трассирующими пулями. О том, как ты тащил на спине Бинкса сто шестьдесят семь миль по занятой японцами местности, с автоматом Томпсона под другой рукой и с двумя магазинами на поясе. А у Бинкса ноги болтаются, все всмятку… Как, отсиживаясь в серых скалах, ты склонялся над серым лицом Бинкса, прислушивался к его кашлю, с которым из него уходили остатки жизни, и думал, кому из двоих повезет больше, когда эти «сынишки неба» подойдут поближе… Да, друг, захватывающих историй у меня накопилось много.
– И долго тебя не было, капитан?
– Год, наверное. Не знаю.
– И ни разу за все это время не виделся с семьей? Ну, парень, могу себе представить, что ты чувствуешь! Женат?
– Да. Да.
– Вот здорово! Ты возвращаешься домой, и там тебя ждет девчонка. Сынок, я тебе завидую.
«Послушай, ты…
Нельзя ей со мной. Я не тот, кого она ждет. Нормально, да? Она думает встретить того мечтательного мальчишку – еще и молоко на губах не обсохло, – а получит великого героя, Летучего Лиса, убийцу, обвешанного медалями.
Надо будет ей сказать, – вяло подумал Дэви под непрерывную болтовню толстяка. – Она должна знать, что получает обратно».
Глядя в окно, он продолжал улыбаться.
И так-то все было паршиво, когда он уезжал. И как ей объяснить, что после полетов на «Р-38»[4]4
«Р-38» – американский истребитель-перехватчик «Локхид Р-38» «Молния».
[Закрыть] над Южным Китаем стало не лучше, а хуже? Ты стреляешь, ты убиваешь, но ты можешь сбросить прошлое. Оно становится еще тяжелей.
– Родина, милая родина. Замечательная штука – родной дом, да, капитан?
Для большинства – да, наверное. Для парней, которые воспринимают жизнь легко. Для тех, кто просто любит свою жену или девушку и кого не пожирает изнутри рак.
– Теперь, когда мы снова обращаемся к мирной жизни…
В тот раз, сбив один, а может, и два Зеро, он посадил свой изрешеченный пулями драндулет на бурое поле Куньмина… На негнущихся ногах, со вкусом смерти во рту, он прошел в радиорубку и обнаружил там шесть задержавшихся писем с родины. Из одного конверта со штемпелем Райтсвилла выпало несколько газетных вырезок. Только вырезки – и хоть бы словечко от руки, которое могло бы указать на отправителя. Источник был ему хорошо знаком: «Райтсвиллский архив». Одна вырезка была из «Колонки сплетен» – он узнал этот типографский макет:
«В торговой палате на вечере Красного Креста мы встретили: мистера и миссис Дональд Маккензи, мистера и миссис Хэллам Лак, мистера и миссис Джон Ф. Райт, сенатора и миссис Картер Брэдфорд, доктора Майлоу Уиллоби, судью и миссис Илай Мартин, миссис Дэви Фокс об руку с мистером Элвином Кейном, мисс Нэнси Логан в сопровождении сержанта-техника Мортона Ф. Данцига».
Слова «об руку» были жирно подчеркнуты красным карандашом.
Трясущимися руками Дэви перебрал другие вырезки.
«Одна новобрачная, жена фронтовика, хорошо известная на Холме, появилась в субботу вечером 16 сентября в «Перекрестке» с неким сорокадвухлетним фармацевтом. Кто же это такая?»
«Второй приз на благотворительном вечере в дансинге «Роща» присужден Линде Фокс и Элвину Кейну за румбу».
Были еще две-три заметки. У Дэви так сильно дрожали руки, что старший офицер пристально на него посмотрел, и Дэви пришлось их спрятать. А ведь Линни ему обещала! И этот щеголеватый, вкрадчивый, ироничный Кейн! Вечно он норовил приударить за Лин, еще со школы. И на выпускном вечере… «И вот, пока я, герой-идиот, летаю над Китаем, сорокадвухлетний фармацевт пользуется удобным моментом. И Линда ему позволяет. Конечно. Откуда ей знать? Может быть, я не вернусь…» Весь кипя, Дэви схватил другое письмо. От Линды.
«Дорогой… так скучаю… у нас никаких известий о тебе… там есть малярия?.. Элвина Кейна…
На этом имени Дэви сфокусировал взгляд и стал читать внимательнее.
Курьезный случай, дорогой. Ты помнишь Элвина Кейна? Как я его раньше презирала? Так вот, Элвин стал другим человеком – правда, дорогой, – ты бы его не узнал. Недавно я с ним столкнулась на вечере, организованном Красным Крестом, он был так мил, так не похож на прежнего Элвина, и я подумала: ничего страшного, если я схожу с ним в кино в большой компании, включая Пэтти и Карта Брэдфорд, Кармел Петтигру с каким-то морячком – это последний дружок Кармел! – и так далее. Думаю, ты бы не возражал, любимый. В конце концов, супруг мой, я не выходила из дому с тех пор, как ты меня «покинул»!!!
Ну и вот, мы все пошли в кино – это было вечером в следующую субботу, – а потом заскочили в «Перекресток», заказали пива, пришлось сидеть за отдельными столиками, и мы с Элвином говорили только о тебе, дорогой Дэви. Элвин искренне очень гордится тобой. После этого я с ним еще виделась пару раз. Ах да, мама, папа и я вместе ходили на танцевальный вечер в «Рощу» (специально для владельцев облигаций военного займа), и, конечно, Элвин был там – все там были, – и он подошел к маме и спросил разрешения, чтобы он был моим партнером в танцевальном конкурсе. Бедная мама перепугалась – ты ведь знаешь, какая она скромница! – но папа похмыкал, почесал в затылке и сказал, что вреда не будет… В общем, Дэви, как это ни глупо, но вокруг начались разговоры, и я резко это оборвала. Наверное, я вела себя неблагоразумно – ты же знаешь наш Райтсвилл!!!
В колонке сплетен «Архива» появилась пара грязных заметок, в них сразу можно узнать мастерицу пускать слухи Эми Дюпре… Мне захотелось купить рекламное место в «Архиве» и поместить объявление: «Дорогой Райтсвилл, все это неправда!» Может ли быть что-либо глупее? Ну просто на пустом месте! Элвин Кейн – подумать только… Я уверена, что бедняга ошеломлен совершенно. Он мне звонил несколько раз – разумеется, я старалась не делать ему больно – несмотря на всю эту манерность, он, кажется, довольно одинок, и он так трогательно стремится стать нашим другом, но, естественно, я каждый раз отделывалась от него. О, Дэви, мой родной, ты не знаешь, как у меня замирает сердце при каждом телефонном звонке и каждой телеграмме, как я жду весточки от моего дорогого, дорогого, дорогого. Люблю тебя».
«И я люблю тебя, Линни. Люблю, но теперь я совсем другой человек, ты меня совсем не знаешь. Что-то у меня случилось с головой. Я тебя люблю, это подло – в тебе сомневаться, но все-таки там что-то нехорошо, нехорошо…»
Волна слепой ярости накрыла его, и он снова придирчиво осмотрел конверт с газетными клочками, выискивая намеки, улики… Все впустую. Наконец он решил, что отправителем была Эмелин Дюпре – все это дурно пахло и соответствовало приемам старой сплетницы, – и его гнев ослаб, оставив… как всегда… зуд и дрожь в руках.
* * *
– Капитан Фокс! – воскликнул кондуктор. – Мы только что проехали Райтсвилл-Узловую. Вам выходить через две минуты.
– О! Спасибо.
Дэви поднялся с кресла и потянулся за сумкой. У толстяка даже челюсть отвисла.
– Слушай! Ты тот самый Летучий Лис, о котором я читал? Герой из Райтсвилла, который сбил массу япошек и еще на земле, когда они обложили вас с Бинксом, перестрелял кучу из своего «томми», пока части Чинка вас не выручили. Я читал, что конгресс награждает тебя медалью Славы. Так, так… – И вдруг толстяк встревожился: – Что случилось, капитан? Ты как? У тебя руки дрожат. Ну-ка, я помогу тебе с сумкой. Нет-нет, мне это не составит труда. Для меня это честь…
Дэви напрягся, стараясь удержаться на ногах в тряском вагоне, и, опустив глаза, посмотрел на руки. Действительно. Дрожат. Опять. И как всегда, вместе с дрожью возникло ощущение зуда. Будто миллион пляшущих вразнобой иголочек. Или пузырьки газа ползут по рукам и выпрыгивают через кожу. «Все это у вас в голове, капитан Фокс, – говорил военный врач. – Нервная реакция на то, что вам пришлось пережить в том пешем походе по японским тылам». И врач ВВС в Куньмине говорил то же самое. Но Дэви не рассказывал ни врачу ВВС, ни тому врачу в Карачи, ни другим докторам, что эта колкая дрожь появлялась в тех случаях, когда он мысленно возвращался в Райтсвилл, на двенадцать лет назад… к тому, что произошло там и тогда с маленьким мальчиком в драных штанах.
Между тем толстяк уже вовсю сражался с сумками.
– Порядок, – сказал Дэви, не расставаясь с любезной улыбкой, так обеспокоившей военных врачей.
* * *
«Атлантический экспресс» замедлил ход у вокзала Райтсвилла, чтобы герой мог сойти, и Дэви увидел громадное скопище народа. Люди смеялись, размахивали флажками, сверкали трубы военного оркестра, музыканты раздували красные щеки, наяривая что-то бравурное; отстраненный взгляд скользил по ликующей толпе без интереса… Непонятно только, почему все они такие нарядные, в воскресных костюмах – в будний-то день. Дэви даже засомневался, не перепутал ли он дату: а может быть, сегодня Четвертое июля? Определенно шум они подняли изрядный.
Поезд остановился, и ему бросился в глаза гигантский транспарант с его именем, протянутый над путями. В следующий момент он увидел Линду.
* * *
– Линни, Линни…
– Ничего не говори, любимый. Просто дай мне обнять тебя крепче.
Мисс Эйкин, библиотекарь и специалист по генеалогии, в сбившейся набок шляпке, перегнулась через дверцу автомобиля и пронзительно закричала:
– Капитан! Капитан Фокс! Поставьте вашу подпись, пожалуйста! Пожалуйста, капитан! – Дрожащей рукой она протягивала ему лист плотной бумаги и авторучку.
– Это мисс Эйкин, милый, – сказала Эмили Фокс, покусывая носовой платок.
– Для вашей коллекции, мисс Эйкин? – прогудел Тальбот Фокс. – Теперь ты занял прочное положение в этом городке, Дэви. Давай, никто тебя не укусит. Расписывайся.
– А что такое-то? – Весь этот шум смущал Дэви, и он никак не мог понять, в чем его причина.
– Мисс Эйкин хочет получить твой автограф для своей коллекции знаменитых райтсвиллцев, дорогой, – на ухо объяснила ему Линда. – Она уже многие годы собирает эту коллекцию, помнишь?
– Пожалуйста, капитан! – опять взвизгнула мисс Эйкин.
– Но, черт побери, я же не…
– Но вы должны!
– Пожалуйста, дорогой, – попросила Линда.
Дэви взял ручку из костлявых пальцев мисс Эйкин. Все это казалось ему нереальным. Очень старательно он вывел: «Дэви Фокс, капитан ВВС США».