Текст книги "Лицом к лицу (пер. Тирдатов)"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 29

Инспектор Квин вел допрос до трех часов ночи. Берк и Эллери дважды выходили в ночной кафетерий выпить кофе – холод в ночлежке пробирал до костей.

– У него точно было что сказать, – пробормотал Берк. – А этот чертов Фрэнкелл спугнул его.

– Вы не узнали никого, входящего сюда, Гарри? – спросил Эллери.

– Я высматривал только Спотти.

– Скверно.

– Не сыпьте мне соль на рану. Я пытаюсь убедить себя, что убийца мог войти и выйти через заднюю дверь в переулке.

Эллери кивнул, потягивая скверный, но горячий кофе. Больше он ничего не сказал. Берк, похоже, воспринимал убийство бродяги как личное горе – от этой болезни не было лекарства.

– Здесь мы ничего не узнаем, – сказал инспектор, закончив опросы. – Орудием послужил дешевый пружинный нож, отпечатков на нем нет. А если этим бомжам что-то известно, они держат язык за зубами.

– Тогда чего ради мы здесь околачиваемся? – осведомился Эллери. – Я бы предпочел другое место – например, мою мягкую чистую постель.

– Пока ты и Берк выходили, – сказал его отец, – я допрашивал человека, который заявил, что у Спотти был закадычный друг по кличке Маггер.[42]42
  Грабитель и кривляка (англ.).


[Закрыть] По словам Вели, прозвище ему подходит.

– Его «послужной список» длинный, как ваша рука, – заговорил сержант Вели. – Работает в уединенных местах по ночам. Насколько мы знаем, никогда не прибегает к насилию. В качестве жертв обычно выбирает стариков.

– Вы уже с ним беседовали? – спросил Берк.

– Его здесь нет, – ответил инспектор. – Поэтому я сижу и жду на случай, если он появится.

Маггер появился в половине четвертого утра, мертвецки пьяный. Понадобились три стакана крепкого кофе, чтобы он хоть немного протрезвел. Когда сержант Вели с намеренной черствостью сообщил ему, что его друга Спотти прикончили, воткнув нож в спину, Маггер не сдержал слез.

Зрелище было весьма причудливым, поскольку лицом и фигурой он напоминал боксера-тяжеловеса. Ни на один вопрос он не отвечал абсолютно ничего.

Но поведение Маггера резко изменилось, когда его привезли в морг и показали ему тело друга.

– О'кей, – буркнул он и плюнул на пол.

Ему нашли стул, на который он тяжело опустился, злобно глядя на антисептические стены.

– Теперь вы будете говорить? – осведомился инспектор Квин.

– Это зависит…

– От чего?

– От того, что вы будете спрашивать. – Было очевидно, что любой вопрос, касающийся его ночной деятельности, окажется за пределами зоны ответов.

– Ладно, – кивнул инспектор. – Давайте попробуем. Вы знали, что Спотти собирался продать, верно?

– Сведения о девушке, которую сегодня начнут судить за убийство.

– Вы с ним были партнерами? Намеревались поделить выручку?

– Спотти не знал, что мне это известно.

– Что это были за сведения?

Маггер молчал. Его налитые кровью глаза бегали, словно в поисках убежища.

– У вас могут быть неприятности, – предупредил его инспектор. – Спотти что-то знал, что, по его словам, должно было помочь мисс Спанье, и собирался получить за свои сведения тысячу долларов. А вы знаете, о чем идет речь. Это дает вам веский мотив стремиться убрать Спотти с дороги. Если бы Спотти умер, вы могли бы получить деньги сами. Пожалуй, нам лучше выяснить, не ваш ли это нож.

– Я прикончил Спотти? – Пустые глаза ожили. – Моего дружка?

– Не болтайте мне о дружбе. Такого понятия не существует в вашей компании, если дело касается денег.

– Мы были друзьями, – серьезно сказал Маггер. – Спросите любого.

– Вы либо всадили в него этот нож – а если так, мы это узнаем, – либо ждали, пока Спотти получит деньги, чтобы потребовать свою долю. Что вам больше нравится?

Маггер провел тыльной стороной ладони по перебитому носу и снова огляделся вокруг, но не увидел ничего, кроме враждебных взглядов.

– О'кей, – вздохнул он. – Я собирался позволить Спотти получить бабки и попросить у него половину. Он бы со мной поделился.

– Какие именно сведения собирался продать Спотти? – снова спросил инспектор Квин.

Было почти шесть утра, когда Маггер смог наконец выдавить из себя драгоценную информацию, и то после того, как сержант Вели поделился собственной информацией. Маггера условно освободили из тюрьмы, где он отбывал срок за попытку ограбления. Одно слово надзирающему за ним чиновнику о его нежелании сотрудничать с полицией – и он бы снова оказался за решеткой. По крайней мере, так говорил Вели. Маггер не стал это оспаривать и быстро раскололся.

В качестве рутинной процедуры сержант проверил его на предмет возможной причастности к убийству Спотти. Алиби Маггера подтвердили два бармена в одной из забегаловок Бауэри. Он не покидал бар с трех часов дня до полуночи (чем он занимался от полуночи до половины четвертого утра, можно было легко догадаться, учитывая род деятельности, подаривший ему кличку).

Алиби усиливало надежность его показаний относительно Лоретт Спанье, хотя инспектор Квин напомнил, что в суде не приветствуют криками «ура» защиту, основанную на свидетельствах личностей типа Маггера.

Последнее, что они сделали на рассвете, – это отвезли громилу в уединенный отель, где заперли его под охраной полиции.

– Кто бы ни убил Спотти, – сказал Эллери, – он имеет тот же мотив для убийства Маггера. Постараемся продержать его в живых, по крайней мере, пока он не сможет дать показания.

После этого Эллери и Гарри Берк отправились по домам, чтобы поспать хотя бы несколько часов. Но Эллери никак не мог попасть в объятия Морфея. Ворочаясь в постели, он думал, что видит уже половину таинственного лица, также вращающегося вокруг своей оси. Но когда это лицо окажется в поле зрения хотя бы на три четверти, оставалось неведомым.

Часть третья
ТРИ ЧЕТВЕРТИ ЛИЦА

Черты лица – это портрет души, а глаза – ее очевидцы.

Цицерон

Глава 30

Для человека, так уверенного в том, что он может зародить у суда сомнение в виновности его клиентки, Юрай Фрэнкелл ухватился за соломинку, протянутую ему неожиданным свидетелем защиты, с необычайным проворством.

– Естественно, – заявил адвокат, – в суде присяжных я предпочитаю позитивное доказательство негативному.

– Почему бы вам не попытаться убедить окружного прокурора отозвать обвинение? – спросил Эллери. – Тогда вам вовсе не придется иметь дело с присяжными.

– Херман на это не купится, – ответил Фрэнкелл, – учитывая личность моего свидетеля. Фактически, это наш главный повод для беспокойства. Он будет вгрызаться в Маггера, как бродяга в индейку от Армии спасения.

– Тем не менее вы решаете разумным ограничить меню индейкой?

– Это лучшее, что у нас есть.

– Я полагал, что вы рассчитываете на саму Лоретт. Вы уже передумали вызывать ее свидетельницей?

– Посмотрим. Все зависит от того, как пойдет дело с Маггером, – осторожно сказал Фрэнкелл. – Вы уверены, что ему не обещали деньги за его показания?

– Абсолютно уверен.

– Тогда почему он так охотно согласился свидетельствовать? Я не мог вытянуть у него причину.

– Во время полицейского допроса ему тактично намекнули, что он может отправиться назад в тюрьму, если откажется сотрудничать. Его освободили условно.

– Но ему угрожала полиция, а не кто-то с нашей стороны?

– Совершенно верно.

Фрэнкелл выглядел обрадованным.

Эллери заметил, что окружной прокурор выполняет свою работу без обычного joie d'ouvrer.[43]43
  Радость от труда (фр).


[Закрыть] Очевидно, подумал Эллери, ему не по душе ни само дело, ни его свидетели. За исключением официальных лиц вроде инспектора Квина и сержанта Вели, свидетели обвинения, вызванные в суд повесткой – Карлос Армандо, Гарри Берк, Роберта Уэст и сам Эллери, – сочувствовали подсудимой. При перекрестном допросе они вели себя куда более покладисто, чем при прямом.

Тем не менее окружному прокурору удалось весьма убедительно изложить дело против Лоретт Спанье. Насколько известно, она последней находилась наедине с Глори Гилд перед смертью певицы. Ее показания относительно времени ухода из квартиры Гилд, возвращения домой пешком через Центральный парк и прибытия в свою квартиру ничем не подтверждались. Револьвер 38-го калибра, ставший орудием убийства Глори, был найден в квартире обвиняемой в ее шляпной картонке. Она являлась главной наследницей огромного состояния жертвы. Наконец, прокурор добавил, что она брошена жертвой в раннем детстве на произвол судьбы, намекая, что мотивом могла быть не только корысть, но и ненависть.

Присяжные выглядели достаточно впечатленными. Они упорно избегали смотреть на детское личико подсудимой.

Единственным свидетелем защиты был Маггер. Он совсем не походил на того оборванца, каким его в прошлый раз видели друзья Лоретт. На нем были аккуратно выглаженный костюм, чистая белая рубашка, темный галстук и начищенные до блеска ботинки; он был гладко выбрит и абсолютно трезв, напоминая работягу-водопроводчика, приодевшегося перед походом в церковь.

– Херман наверняка заявит, что это мы его принарядили, – шепнул адвокат Эллери. – Но присяжных будет нелегко заставить забыть, как прилично выглядит этот парень. Лично я думаю, что Херману придется потрудиться. Более того, он это знает. Посмотрите на его нос.

Ноздри окружного прокурора раздувались и втягивались, словно ища дурной запах, который они, несмотря на весь свой опыт, не могли учуять.

Выяснилось, что настоящее имя Маггера – Кертис Перри Хэтауэй. Фрэнкелл быстро вытянул из него сведения о том, почему его «иногда» называют Маггером. («Зачем вы об этом спросили?» – осведомился позже Эллери. «Потому что, – ответил адвокат, – если бы я этого не сделал, то его спросил бы об этом Херман. Я просто вырвал у него жало».)

– Каким образом вы получили это прозвище, мистер Хэтауэй?

– В детстве я сломал нос, играя в бейсбол, – ответил Маггер. – Это обезобразило мою физиономию, а я к тому же привык строить рожи, так как стыдился этого. Вот меня и прозвали Маггером.

– О господи! – пробормотал Гарри Берк.

– Вы находитесь под присягой как свидетель защиты, я бы сказал – самый важный свидетель, – продолжал Юрай Фрэнкелл. – Поэтому нам нужно быть твердо уверенными, что судья и присяжные понимают, кто вы и какое отношение имеете к делу, дабы позднее никто не мог заявить, будто мы пытались что-то скрыть…

– Он имеет в виду меня! – всполошился окружной прокурор. – Я возражаю против такой формулировки!

– Мистер Фрэнкелл, у вас имеются еще вопросы к этому свидетелю?

– Очень много, ваша честь.

– Тогда задавайте их.

– Мистер Хэтауэй, вы только что объяснили нам, каким образом получили прозвище Маггер. Есть для этого какая-либо иная причина?

– Для чего?

– Для того, чтобы вас так называли.

– Нет, сэр, – ответил Маггер.

– Мистер Хэтауэй… – снова начал Фрэнкелл.

– Подсказка свидетелю! – перебил окружной прокурор.

– Не вижу, в чем произнесение имени свидетеля может быть подсказкой, – отозвался судья. – Продолжайте, мистер Фрэнкелл.

– Мистер Хэтауэй, на вас есть досье в полиции?

Маггер выглядел обескураженным.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Не важно почему. Отвечайте.

– Меня несколько раз арестовывали. – Тон Маггера подразумевал: «А кого нет?»

– По какому обвинению?

– Они называли это уличным ограблением. Да я в жизни никого не грабил! Когда грабишь людей, ты их обижаешь, а я не из таких. Но если тебе хоть раз это пришили…

– Свидетель, ограничьтесь ответом на вопрос, – прервал судья. – Мистер Фрэнкелл, мне не нужны речи вашего свидетеля.

– Отвечайте на мой вопрос, мистер Маггер.

– Но они мне шьют…

– Не является ли это еще одной причиной, по которой вас иногда называют Маггер, мистер Хэтауэй? Ведь полиция несколько раз ловила вас во время попытки ограбления.

– Я же говорил вам – они мне пришили…

– Хорошо, мистер Хэтауэй, мы вас поняли. Но главная причина, по которой вы с детства носите это прозвище, заключается в том, что вы в детстве сломали нос, играя в бейсбол, а потом часто корчили забавные гримасы?

– Да, сэр.

– Мне казалось, этого свидетеля вызвали давать показания в пользу вашей подзащитной, а не себя самого, – обратился судья к Фрэнкеллу. – Нельзя ли перейти к делу?

– Да, ваша честь, но мы не хотим ничего утаивать от суда и присяжных…

– Попрошу без демагогии, адвокат!

– Хорошо, сэр. Мистер Хэтауэй, вы знали человека по имени Джон Тьюмелти?

– Кого-кого? – переспросил Маггер.

– Более известного как Спотти.

– Ах, Спотти! Конечно, знал. Он был моим приятелем.

– Где он сейчас?

– В холодильнике.

– Вы имеете в виду, в городском морге?

– Ага. Вчера вечером его прикончили. Кто-то воткнул ему перо в спину, пока он дремал. – Маггер говорил с возмущением, словно ему было бы легче, если бы Спотти погиб, будучи настороже и стоя лицом к лицу с убийцей.

– Поэтому Спотти не свидетельствует сегодня в пользу мисс Спанье?

– Возражаю! – крикнул прокурор, взмахнув кулаком.

– Протест принят, – кивнул судья. – Вы сами отлично это знаете, мистер Фрэнкелл. Вычеркните вопрос. Присяжные не должны его учитывать. – Маггер открыл рот. – Свидетель, не отвечайте! – Маггер тут же закрыл рот. – Продолжайте, защитник.

– Прежде чем мы перейдем к самой сути вашего свидетельства, мистер Хэтауэй, – сказал Фрэнкелл, – я хочу прояснить кое-что для этих добрых леди и джентльменов из жюри. Я спрашиваю вас – и помните, что вы под присягой, – предлагали ли вам деньги или другое материальное вознаграждение за ваши показания по этому делу?

– Не предлагали ни цента, – не без горечи ответил Маггер.

– Вы в этом уверены?

– Конечно, уверен.

– Подзащитная тоже не предлагала?

– Кто-кто?

– Леди, которую обвиняют.

– Нет, сэр.

– И я тоже?

– Вы? Нет, сэр.

– А кто-либо из друзей мисс Спанье?

– Нет, сэр.

– И никто…

– Сколько раз он должен отвечать на один и тот же вопрос? – осведомился окружной прокурор.

– И никто из связанных с защитой?

– Я уже говорил. Никто.

– Тогда почему вы согласились свидетельствовать, мистер Хэтауэй?

– Коп сказал мне, что, если я не буду отвечать на их вопросы, они сообщат офицеру, который отвечает за меня после условного освобождения.

– Вот как? Полиция предупредила вас об этом во время допроса? Когда это было?

– Ночью, когда прикончили Спотти.

– Значит, вы даете показания – правдивые показания – под давлением полиции?

– Протестую! – рявкнул окружной прокурор. – Необоснованный вывод! Дальше мы услышим о жестокости полиции при рутинном следствии!

– Сядьте на место, мистер окружной прокурор, – вздохнул судья. – Мистер Фрэнкелл, формулируйте ваши вопросы должным образом. Я уже устал напоминать вам. Никакие показания этого свидетеля не указывают на полицейское давление.

– Прошу прощения, ваша честь, – виноватым голосом произнес Юрай Фрэнкелл. – Суть в том, что свидетель дает показания в результате допроса с пристрастием, проведенного полицией, а не подкупа со стороны защиты…

– И не употребляете слова «допрос с пристрастием», мистер Фрэнкелл! Продолжайте!

– Да, ваша честь. Теперь, мистер Хэтауэй, я хочу вернуться к определенным событиям, происшедшим вечером в среду 30 декабря.

Атмосфера в зале суда сразу же стала напряженной. Казалось, все присутствующие – присяжные, публика, пресса – говорят себе: «Сейчас начнется!», не зная, что именно начнется, но чувствуя по поведению Фрэнкелла, что беднягу обвинителя ждет серьезный удар. Даже судья склонился вперед. Ведь именно вечером 30 декабря Джи-Джи Гилд отправилась в мир иной.

– Вы помните этот вечер, мистер Хэтауэй?

– Да, – ответил Маггер так горячо, словно стоял у алтаря.

– Прошло уже немало времени. Почему вы запомнили именно этот вечер?

– Потому что мне здорово повезло. – Маггер облизнул пересохшие губы. – Такого со мной еще не случалось.

– Что же столь необычное произошло в тот памятный вечер, мистер Хэтауэй?

Маггер колебался, беззвучно шевеля губами.

– Мы ждем, мистер Хэтауэй, – терпеливо произнес Фрэнкелл. Его взгляд говорил: «Перестань выглядеть так, будто репетируешь твои показания, черт тебя побери!»

– Ну, дело было так, – заговорил Маггер. – Вечер был холодный, а у меня не было ни гроша. Вот я и подошел к тому парню и спросил, не поможет ли он мне. «Конечно, приятель», – ответил он, достал бумажник, порылся в нем и сунул мне в руку деньги. Я посмотрел и чуть не свалился в обморок. Пятьдесят баксов! Я все еще размышлял, не снится ли мне это, а он говорит: «Сейчас время веселиться, старина. Но не будем забывать, что уже гораздо позже, чем мы думаем. Так что возьмите и это». Он вынул из кармана часы, протянул мне и ушел, шатаясь, прежде чем я успел хоть слово сказать.

– Шатаясь? Вы имеете в виду, что он был пьян? – быстро спросил Фрэнкелл, не глядя на присяжных.

– Я не имею в виду, что он был трезв, – ответил Маггер. – Успел здорово нагрузиться. Славный парень. Лучший из всех, кого я встречал. – Эллери не удивился, когда Маггер добавил: – Благослови его Бог.

– Где произошла эта встреча?

– На углу Сорок третьей улицы и Восьмой авеню.

На сей раз Фрэнкелл посмотрел на жюри. Эллери мог только восхищаться его прозорливостью. Фрэнкелл знал, что ни один мужчина и ни одна женщина в зале суда не поверили рассказу Маггера о его неожиданной удаче. Он попросту ограбил беднягу. Требовалась фронтальная атака на неправдоподобную историю.

– Давайте говорить прямо. Вы сказали, что подошли к пьяному в района Таймс-сквер и попросили у него милостыню, а он добровольно отдал вам пятьдесят долларов и наручные часы?

– Я и не ожидал, что мне кто-то поверит, – отозвался Маггер. – Ведь я сам думал, что мне это приснилось. Но он сделал именно это, хотя я его и пальцем не тронул.

– И это произошло за день до кануна Нового года?

– Да. Должно быть, он заранее приложился к бутылке.

Жюри попалось на крючок. В голосе Маггера слышалось изумление, напоминающее чувство Золушки при прикосновении волшебной палочки феи-крестной. Фрэнкелл был удовлетворен.

– Что случилось потом?

– Ничего. Мне не терпелось рассказать обо всем Спотти, поэтому я отправился в Центральный парк…

– Почему именно в Центральный парк?

– Спотти любил там делать свои дела. Я решил, что он работает на обычной территории, и действительно нашел его там.

– Давайте уточним, мистер Хэтауэй. Вы спешили рассказать вашему приятелю Джону Тьюмелти, или Спотти, как вы его называете, о вашей удаче, поэтому пошли в Центральный парк, где он обычно работал, и разыскали его. Вы сразу же заговорили с ним?

– Я шел по аллее и увидел, как Спотти остановил эту молодую бабенку… леди. Поэтому я подождал за кустом, пока он с ней не поговорит.

– Значит, он просил милостыню у молодой леди. Вы видите ее в этом зале, мистер Хэтауэй?

– Конечно, вижу.

– Пожалуйста, покажите ее нам.

Маггер ткнул вымытым указательным пальцем в сторону Лоретт.

– Прошу занести в протокол, что свидетель указал на мою подзащитную, Лоретт Спанье. – Теперь Фрэнкелл был сама уверенность. – А сейчас, мистер Хэтауэй, я прошу вас быть внимательным и отвечать как можно точнее. В течение времени, когда вы ожидали за кустом, пока Спотти говорил с мисс Спанье в Центральном парке, вы смотрели на часы, которые отдал вам пьяный?

– Еще как смотрел.

– Почему?

– Да я смотрел на них всю дорогу в парк! У меня сто лет не было часов, и я едва мог поверить, что мне это не снится.

– Значит, вы смотрели на часы, пока ваш приятель Спотти попрошайничал у мисс Спанье, только чтобы порадоваться обновке?

– Можно сказать и так.

– Не знаете, часы показывали правильное время?

– Я по пути дюжину раз сверял их с уличными часами и часами в витринах магазинов. Какой смысл иметь часы, если они врут?

– Никакого, мистер Хэтауэй, полностью с вами согласен. А какое время показывали ваши часы, когда вы видели, как Спотти остановил мисс Спанье, чтобы попросить милостыню?

– Точно без двадцати двенадцать, – быстро ответил Маггер.

– Вы в этом уверены, мистер Хэтауэй?

– Конечно, уверен.

– То есть это произошло за двадцать минут до полуночи?

– Как я сказал.

– В среду 30 декабря – в ту ночь, когда была убита Глори Гилд?

– Да, сэр.

– В Центральном парке?

– Да.

Фрэнкелл направился к столу защиты. Выражение лица окружного прокурора, казалось, вызвало у него сочувствие. Он печально улыбнулся, словно говоря: «Простите, старина, mais c'est la guerre, n'est-ce pas?[44]44
  Но это война, не так ли? (фр.)


[Закрыть]» Внезапно он снова повернулся к Маггеру.

– Еще один вопрос. Мисс Спанье – молодая леди, сидящая там, – дала что-нибудь Спотти?

– Да. Когда она отошла, я выбрался из-за куста и подошел к Спотти. Он показал мне двадцать пять центов, которые она ему дала, с таким видом, будто это сокровище. – Маггер покачал головой. – Бедный старина Спотти. Паршивый двадцатипятицентовик – когда у меня в кармане джинсов лежало полсотни баксов. Мне едва хватило духу показать их ему.

– Вы, случайно, не заметили, в какую сторону пошла мисс Спанье, расставшись со Спотти?

– Заметил – на запад. Это было на перекрестке аллей, и она пошла к западному выходу.

– Благодарю вас, мистер Хэтауэй. Свидетель ваш. – Фрэнкелл махнул рукой окружному прокурору, который поднялся с места, слегка согнувшись, как будто у него были колики в животе.