Текст книги "Календарь преступлений"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Май
ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ГЕТТИСБЕРГСКИМ ГОРНОМ

Эта старая история произошла в дни молодости Эллери, когда он разбрасывался своими талантами, как шеф-повар по воскресеньям, а рыжеволосая девица по имени Никки Портер только-только приковала себя к его пишущей машинке. Однако история не утратила свежести – она сохранила свой аромат, которым до сих пор наслаждаются те, кто принимал в ней участие.

В Америке имеются гурманы, чей аппетит возбуждают любые блюда, датированные 1861–1865 годами.[36]36
  Годы Гражданской войны между Севером и Югом США.


[Закрыть] У них слюнки текут при одном упоминании таких кушаний, как «Кровавый угол»,[37]37
  Так называют битву при Спотсильвании, деревне на северо-востоке штата Вирджиния, 8—21 мая 1864 г.


[Закрыть] «Пули Минье»,[38]38
  Широко применявшиеся в Гражданской войне конические пули с полым основанием, которые расширялись при выстреле, изобретенные французским офицером Клодом Этьеном Минье (1814–1879).


[Закрыть] «Малыш Мак», «Ночной лагерь»,[39]39
  Популярные боевые песни времен Гражданской войны.


[Закрыть] любимое виски Улиссиса Гранта,[40]40
  Грант, Улиссис Симпсон (1822–1885) – генерал юнионистской армии, в 1869–1877 гг. 18-й президент США.


[Закрыть] не говоря уже об «Отце Аврааме».[41]41
  То есть Авраам Линкольн.


[Закрыть] Для их сентиментальных сердец Гражданская война – это Война с большой буквы, а армии «синих» и «серых»[42]42
  Юнионисты носили синие мундиры, а конфедераты – серые.


[Закрыть] – нечто большее, чем скопление людей. Конечно, романтики приукрашивают историю. Но именно они стоят на часах у ночного Потомака, слыша скрип колес фургонов с боеприпасами, потрескивание лагерных костров, стоны раненых. Они скачут через пылающий Уилдернесс[43]43
  Лесистый район на северо-востоке Вирджинии; место ряда сражений в 1864 г.


[Закрыть] рядом с давно усопшими, склоняются вместе с хирургами над умирающими в хлюпающей грязи. Благодаря им развеваются флажки и зеленеет плющ на могилах ветеранов.

Эллери принадлежал к числу романтиков и поэтому отнесся к делу стариков из Джексберга в штате Пенсильвания с особым вниманием.

Эллери и Никки наткнулись на деревушку Джексберг случайно, как это часто бывает, когда люди ненароком натыкаются на самое лучшее. Они ехали в Нью-Йорк из Вашингтона, где Эллери занимался детективной деятельностью на стеллажах Библиотеки Конгресса. Возможно, зрелище Потомака, геометрических пропорций Арлингтона,[44]44
  Арлингтон – национальное кладбище в Арлингтоне, штат Вирджиния.


[Закрыть] гигантской статуи застывшего в печальной позе Авраама Линкольна побудило Эллери свернуть в сторону Геттисберга, где убийство приобрело национальный характер.[45]45
  В битве при Геттисберге, деревне на юге штата Пенсильвания, 1–3 июля 1863 г. произошла одна из самых кровопролитных битв Гражданской войны, завершившаяся разгромом конфедератов.


[Закрыть] К тому же Никки ни разу там не была, а погода настраивала на сентиментальность, так как был конец мая.

Они пересекли границу Мэриленда и Пенсильвании и провели бесконечные часы, бродя по Калпс-Хилл, Семинари-Ридж, Литтл-Раунд-Топ и Спэнглерс-Спринг[46]46
  Места отдельных эпизодов битвы при Геттисберге.


[Закрыть] среди молча наблюдающих за ними памятников. Это было место вечной жизни, где Пикетт и Джеб Стюарт[47]47
  Пикетт, Джордж Эдуард (1825–1875), Стюарт, Джеймс Юэлл Браун (Джеб) (1833–1864) – генералы армии конфедератов.


[Закрыть] все еще вели людей в атаку, где все еще лилась свежая, хотя и бесцветная кровь, где над могилами все еще звучал голос высокого некрасивого человека.[48]48
  19 ноября 1863 г. президент Линкольн выступил с краткой речью на открытии национального кладбища в Геттисберге.


[Закрыть] Эллери и Никки забыли о времени, темнеющем небе и направлении, на которое был сориентирован нос «дюзенберга». Их привел в чувство тревожный сигнал самой природы. Небеса над ними разверзлись, хлынувший дождь промочил их до костей. Геттисберг позади них снова стал полем битвы, посылая во тьму огненные молнии под аккомпанемент небесной канонады. Эллери поднял верх автомобиля, но обнаружил, что с зажиганием что-то произошло. Они оказались брошенными на волю судьбы в пустыне. Никки хныкала, а Эллери сердился, хотя понимал, что она права.

– Мы не можем двигаться дальше в мокрой одежде, Эллери!

– Вы предлагаете, чтобы мы остались в ней здесь? Я заведу эту чертову перечницу или… – Но в это время молния осветила впереди, совсем неподалеку, дом, и Эллери снова повеселел. – По крайней мере, мы узнаем, где находимся и насколько это далеко от места, где нам следует быть. Может, у них даже есть гараж.

Это был маленький белый дом, окруженный маленькой каменной оградой, покрытой вьющимися розами. Дверь путникам открыл маленький человечек в подтяжках, с кожей и глазами, напоминающими о скалах и расщелинах Пенсильвании. Человечек гостеприимно улыбался, но улыбка стала беспокойной, когда он увидел, насколько они промокли.

– Не приму никаких возражений, – заявил маленький человечек удивительно низким голосом и усмехнулся. – Это приказ врача, хотя думаю, вы еще не видели моей вывески – она вся укрыта плющом. У вас в машине есть сухая одежда?

– Да! – радостно отозвалась Никки.

Эллери, ощущая себя суровым мужчиной, колебался. Дом выглядел чистым и опрятным, в камине соблазнительно потрескивал огонь, а позади шумел ливень.

– Ну, благодарю вас… но если бы я мог воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить в гараж…

– Лучше дайте мне ключ от багажника.

– Но мы не можем превратить ваш дом в кемпинг.

– Он становится им, когда Господь посылает мне путников. Буря будет продолжаться всю ночь, и дороги превратятся в месиво. – Человечек надел дождевик и галоши. – Попрошу Лу Бэгли отвезти в гараж вашу машину, а пока что дайте мне ключ.

Спустя час они сидели в уютной гостиной доктора Мартина Стронга, закусывая плетенками с маком и кофе. Доктор жил один и сам готовил еду. К тому же он являлся мэром и шефом полиции деревни Джексберг, о чем поведал с усмешкой.

– Большинство жителей деревни имеет две работы. Билл Йодер из скобяной лавки – владелец похоронного бюро. Лу Бэгли из автомастерской – брандмейстер. Эд Мак-Шейн…

– Вы можете владеть всеми профессиями, доктор Стронг, – сказал Эллери, – но для меня вы навсегда останетесь прежде всего добрым самаритянином.

– Аллилуйя! – благочестиво воскликнула Никки.

– С моей стороны это всего лишь эгоизм, мистер Квин, – промолвил их хозяин. – Мы живем в стороне от проезжей дороги и рады каждому новому лицу. Думаю, я знаю все шишки и шрамы у каждого из пятисот тридцати четырех жителей Джексберга.

– Очевидно, работа шефа полиции не отнимает у вас много времени.

Доктор Стронг рассмеялся:

– Почти вовсе не отнимает. Хотя в прошлом году… – Прищурившись, он встал и пошевелил кочергой в камине. – Вы говорили, мисс Портер, что мистер Квин – кто-то вроде детектива.

– Вроде! – возмутилась Никки. – Доктор Стронг, он раскрыл несколько совершенно невероят…

– Мой отец – инспектор нью-йоркского департамента полиции, – прервал Эллери, взглядом обуздав энтузиазм своей секретарши. – Иногда я сую нос в его дела. Так что насчет прошлого года, док?

– Я вспомнил об этом, – задумчиво произнес мэр Джексберга, – так как вы сказали, что побывали сегодня в Геттисберге. К тому же вы интересуетесь преступлениями… Может быть, это глупо, но я беспокоюсь.

– Беспокоитесь из-за чего?

– Ну… Завтра День памяти павших в войнах,[49]49
  День памяти павших в войнах отмечается в США 30 мая.


[Закрыть] и впервые в жизни я не жду его с нетерпением. В Джексберге по этому поводу все вверх дном. Не каждая деревня может похвастаться тремя живыми ветеранами Гражданской войны.

– Тремя? – воскликнула Никки. – Как интересно!

– Это поможет вам представить, каково быть здесь врачом, – усмехнулся доктор Стронг. – Мы могли бы занять первое место по долгожительству… Мне следовало сказать, что у нас было три ветерана Гражданской войны: Калеб Этуэлл девяноста семи лет – Этуэллов полным-полно в округе; Зэк Бигелоу девяноста пяти лет, который живет с внуком Энди, его женой и их семью детьми, и Эбнер Чейс девяноста четырех лет – прадедушка Сисси Чейс. В этом году их осталось двое – Калеб Этуэлл умер в прошлый День памяти павших.

– Эй, Би, Си, – пробормотал Эллери.

– Что-что?

– У меня мозг бухгалтера, док. Этуэлл, Бигелоу и Чейс. Можете назвать это сиюминутной вспышкой мнемонической системы. «Эй» умер в прошлогодний День памяти павших. Поэтому вы опасаетесь завтрашнего дня? Думаете, что «Би» последует за «Эй»?[50]50
  Эй, Би, Си (A, B, C) – первые буквы английского алфавита, с которых начинаются фамилии Этуэлл (Atwell), Бигелоу (Bigelow) и Чейс (Chase).


[Закрыть]

– Разве не таков порядок алфавита? – сказал доктор Стронг. – Хотя боюсь, тут все не так просто. Лучше я расскажу вам, как умер Калеб Этуэлл. Каждый год Калеб, Зэк и Эбнер были звездами торжеств в День памяти павших, которые происходят на старом кладбище по дороге в Хукерстаун. Самый старший из всех трех…

– «Эй» – Калеб Этуэлл.

– Совершенно верно. В качестве старшего Калеб всегда сигналил в горн – почти такой же древний, как он сам. Калеб, Зэк и Эбнер служили в пенсильванском 72-м полку Второго корпуса Хэнкока[51]51
  Xэнкок, Уинфилд Скотт (1824–1886) – генерал армии юнионистов.


[Закрыть] под командованием генерала Александера С. Уэбба. Они покрыли себя бессмертной славой – я имею в виду 72-й полк, – сражаясь при Геттисберге против Пикетта, и этот горн играл большую роль в битве. С тех пор его называют геттисбергским горном – во всяком случае, в Джексберге. – Маленький мэр словно взирал на прошедшие годы. – Сколько я себя помню, существовала традиция, что старейший из ветеранов трубит в этот горн. Я еще мальчишкой наблюдал разинув рот, как ветераны Великой республиканской армии – тогда их было значительно больше – стояли у магазина Марони Оффката (старина Оффкат умер тридцать восемь лет назад), по очереди упражняясь в игре на горне, чтобы не ударить в грязь лицом, когда придет их черед. – Доктор тяжко вздохнул. – Зэк Бигелоу, самый старший после Калеба Этуэлла, был знаменосцем, а Эб Чейс, следующий по возрасту, возлагал венок к памятнику на кладбище. В прошлый День памяти, пока Зэк держал знамя, а Эб – венок, Калеб дул в горн, что он проделывал уже раз двадцать до того. И внезапно на самой высокой ноте Калеб свалился замертво – он был мертвее, чем церковь в понедельник.

– Старик перенапрягся, – сочувственно вздохнула Никки. – Какая поэтичная смерть для ветерана Гражданской войны!

Доктор Стронг бросил на нее странный взгляд:

– Возможно, если вам нравится поэзия подобного рода. – Он подтолкнул ногой полено, отчего искры взметнулись в дымоход.

– Но разумеется, док, – заметил Эллери с улыбкой, ибо в те дни он был еще молод, – у вас не могла вызвать подозрений смерть девяностосемилетнего старца.

– Может быть, и могла, – покачал головой врач. – Дело в том, что я тщательно обследовал Калеба всего за день до его смерти. Я был готов держать пари на свой диплом, что он доживет до ста и протянет еще несколько лет сверх того. Самый здоровый старик, какого я когда-либо видел, хоть он и потерял глаз на Гражданской войне… Очевидно, я просто дряхлею, что и твердил себе целый год.

– Что именно вы заподозрили, док? – На сей раз Эллери удержался от улыбки, так как доктор Стронг был явно расстроен.

– Я не знал, что подозревать. Предложил сделать вскрытие, но Этуэллы даже не пожелали слышать об этом. Заявили, что я осел, если думаю, будто человек в возрасте девяноста семи лет может умереть от чего-либо, кроме старости. Мне пришлось согласиться. В итоге тело Калеба было похоронено непотревоженным.

– Но, док, в таком возрасте человеческий организм действительно может отказать без предупреждения. У вас должна быть другая причина для беспокойства. Вам был известен какой-то мотив?

– Ну… может быть.

– Он был богатым человеком? – мудро предположила Никки.

– Калеб не имел ни гроша, который мог бы назвать своим собственным, – ответил доктор Стронг. – Но тем не менее, если старая история правдива, кое-кто выиграл с его смертью. Понимаете, мистер Квин, в Джексберге об этих стариках существовало нечто вроде легенды. Впервые я услышал о ней, когда бегал босиком в коротких штанишках. Люди болтали и болтают до сих пор, что в 1865 году Калеб, Зэк и Эб, служившие в одной роте, нашли какое-то сокровище.

– Сокровище?.. – Никки закашлялась, скрывая смех.

– Сокровище, – упрямо повторил доктор Стронг. – Легенда гласит, что они притащили его с собой в Джексберг, спрятали и поклялись не говорить ни единой душе, где оно находится. Конечно, о Гражданской войне существует множество подобных историй, – он сурово посмотрел на Никки, – и многие кашляют и впадают в истерику, слыша их, но в эту историю я всегда отчасти верил. Это уже второй признак старческого маразма. Все же я вздохну спокойно, когда завтрашняя церемония кончится и Зэк Бигелоу отложит горн Калеба Этуэлла до следующего года. Как старейший ветеран, именно Зэк завтра должен горнить.

– Выходит, они прятали сокровище более пятидесяти лет? – Эллери снова улыбнулся. – Это не кажется мне разумным, док. Разве только сокровище воображаемое – тогда его незачем предъявлять.

– Согласно легенде, – пробормотал мэр Джексберга, – они поклялись…

– Не прикасаться к сокровищу, пока в живых не останется только один из них, – закончил Эллери, разражаясь хохотом. – Переживший остальных забирает все. Так всегда бывает в подобных сказках, док. – Он зевнул и поднялся. – Кажется, я слышу зов перины в соседней комнате для гостей. Никки, у вас слипаются глаза. Послушайтесь моего совета, док, и ложитесь спать. Вам не о чем беспокоиться, кроме того, чтобы дети вели себя тихо, когда вы завтра будете произносить речь.

* * *

Как выяснилось, природа разделяла заботы доктора Мартина Стронга насчет Дня павших в войнах. Эллери и Никки проснулись в чисто вымытом дождем и сверкающем на солнце мире. Спустившись, они обнаружили мэра Джексберга снующим по кухне со спущенными подтяжками.

– Доброе утро, – рассеянно приветствовал их доктор Стронг. – Решил приготовить вам завтрак, прежде чем вздремнуть часок.

– Вы просто душка, – улыбнулась Никки. – Но неужели вы не выспались ночью, доктор?

– Я вообще не сомкнул глаз. Метался в постели, а только начал засыпать, как меня срочно вызвала по телефону Сисси Чейс. Надеюсь, это вас не потревожило.

– Сисси Чейс… – Эллери посмотрел на хозяина дома. – Это не ее вы упоминали вчера вечером как…

– Как правнучку старого Эбнера Чейса. Совершенно верно, мистер Квин. Сисси – сирота и единственная родственница Эба. Она вела хозяйство в доме старика и заботилась о нем с десяти лет. – Плечи доктора поникли.

– Значит, старый Эбнер… – странным тоном начал Эллери.

– Я пробыл с Эбом всю ночь. В половине седьмого утра он скончался.

– В День памяти павших! – воскликнула Никки, словно маленькая девочка, впервые столкнувшаяся с суровой реальностью.

Последовала пауза, нарушаемая шипением бекона, который жарил доктор Стронг.

– От чего умер Эбнер Чейс? – спросил наконец Эллери.

Доктор Стронг сердито посмотрел на него и покачал головой:

– Я не один из братьев Мейо,[52]52
  Братья Мейо, Чарлз Хорас (1865–1939) и Уильям Джеймс (1861–1939) – американские хирурги.


[Закрыть] мистер Квин, и полагаю, что мои познания в медицине далеко не всеобъемлющи, но их вполне достаточно, чтобы распознать кровоизлияние в мозг. В возрасте девяноста четырех лет это самая естественная смерть, какую только можно себе представить. Тут не было ничего необычного.

– Кроме того, – пробормотал Эллери, – что это снова случилось в День памяти павших.

– Человек – странное существо. Ложь он проглатывает, а правдой давится. Возможно, Господь устал от своей неблагодарной работы и обрывает нити жизни с некоторой долей юмора. – Казалось, доктор Стронг обращается не к собеседникам, а к самому себе. – Как вам приготовить яйца?

– Предоставьте яичницу мне, доктор, – твердо заявила Никки. – Лучше поспите немного.

– Мне придется это сделать, чтобы достойно выполнить свои обязанности, – со вздохом промолвил мэр Джексберга. – Хотя смерть Эбнера Чейса сделает церемонию еще более торжественной. Билл Йодер клянется, что не посрамит свою древнюю почтенную профессию и обеспечит похороны Эба по высшему разряду. Думаю, это к лучшему. Если мы добавим к сегодняшней программе похороны Чейса, то с ней не смогут соперничать даже бессмертные слова Эйба Линкольна! Между прочим, мистер Квин, я утром разговаривал с Лу Бэгли и он сказал, что ваша машина будет готова через час. Спецобслуживание гостя мэра, – усмехнулся доктор Стронг. – Когда вы собираетесь уезжать?

– Я собирался… – Эллери нахмурился. Никки бросила на него насмешливый взгляд. Она уже научилась различать на физиономии своего босса определенные признаки его расположенности к работе.

– Интересно, – пробормотал Эллери, – как воспримет эту новость Зэк Бигелоу?

– Он ее уже воспринял, мистер Квин. Я заглянул в дом Энди Бигелоу по пути домой. Пришлось сделать крюк, но я решил пораньше сообщить новость Зэку.

– Бедняга, – сказала Никки. – Каково ему было узнать, что он остался в одиночестве? – Она разбила яйцо.

– Мне не показалось, что Зэк очень потрясен, – сухо ответил доктор Стронг. – Он только сказал: «Черт возьми, кто же теперь возложит венок к памятнику после того, как я протрублю в геттисбергский горн?» Очевидно, в возрасте девяноста пяти лет смерть значит не так много, как для молодых шестидесятитрехлетних парней, вроде меня. Так когда вы собираетесь уезжать, мистер Квин?

– Разве мы очень спешим, Никки? – осведомился Эллери.

– Не знаю. А вы как считаете?

– Кроме того, уезжать до торжества было бы непатриотично. Как вам кажется, док, Джексберг не будет возражать, если пара янки из Нью-Йорка пригласят сами себя на ваше празднование Дня памяти павших?

* * *

Деловой район Джексберга состоял из единственной мощеной улицы, ограниченной с одной стороны незрячим глазом сломанного светофора, а с другой – двумя бензиновыми насосами перед гаражом Лу Бэгли. В промежутке грелись на солнышке несколько нуждающихся в краске магазинов. Над головами трепетали красные, белые и голубые транспаранты. Ветхие каркасные домики, украшенные американскими флагами, обрамляли улицу с обоих концов.

Эллери и Никки нашли дом Чейса в том месте, где он должен был находиться по описанию доктора Стронга – за углом гаража Бэгли, между укрытой плющом церковью и зданием, где размещалась пожарная команда. Но объяснения мэра были излишними, так как народ толпился только возле этого дома.

В центре толпы сидела в кресле-качалке широкоплечая девица в черном платье. Нос у нее был таким же красным, как и ее большие руки, но она пыталась улыбаться в ответ на раздававшиеся со всех сторон соболезнования.

– Благодарю вас, мисс Плам… Да, мистер Шмидт, я знаю… Он был таким бодрым стариком, Эмерсон, что я просто не могу поверить…

– Мисс Сисси Чейс?

Даже если бы голос принадлежал шпиону конфедератов, в толпе не воцарилось бы более глубокого молчания. Глаза жителей Джексберга с холодным любопытством изучали Эллери и Никки.

– Моя фамилия Квин, а это мисс Портер. Мы присутствуем на торжестве по случаю Дня памяти, как гости мэра Стронга… – атмосфера на крыльце тотчас же потеплела, как от дуновения теплого ветерка, – и он просил нас подождать его здесь. Очень сожалею о кончине вашего прадеда, мисс Чейс.

– Должно быть, вы им очень гордились, – добавила Никки.

– Да, благодарю вас. Это случилось так внезапно… Не хотите ли присесть… я имею в виду, войти в дом? Прадедушки здесь нет – он у Билла Йодера, в холодильнике…

Девушка заплакала. Никки взяла ее за руку и повела в дом. Эллери задержался на минуту, дабы обменяться подобающими замечаниями с соседями, которые утратили холодность, но не любопытство, а потом тоже вошел в дом, очутившись в маленькой сырой гостиной.

* * *

– Ну-ну, не надо плакать, Сисси – можно я буду вас так называть? – успокаивала девушку Никки. – Вам сейчас лучше держаться подальше от толпы. Эллери, она ведь совсем ребенок!

И очень некрасивый ребенок, подумал Эллери. Со сморщенным лицом и пустыми глазами. Он почти желал, чтобы они проехали мимо сломанного светофора и повернули к северу.

– Насколько я понял, шествие к кладбищу начнется от вашего дома, Сисси, – сказал Эллери. – Кстати, Эндрю Бигелоу и его дедушка Зэк уже прибыли?

– Не знаю, – скучным голосом ответила Сисси. – Это все как во сне…

– Ну конечно. Вы теперь совсем одна, Сисси, – у вас не осталось никаких родственников?

– Нет.

– Может быть, какой-нибудь молодой человек…

Сисси печально покачала головой:

– Кто на мне женится? Это единственное приличное платье, которое у меня есть, и ему уже четыре года. Мы жили на прадедушкину пенсию и на то, что мне удавалось случайно заработать, – а это бывало редко и помалу. Ну а теперь…

– Уверена, что вы найдете чем заняться, – утешила ее Никки.

– В Джексберге?

Никки промолчала.

– Сисси, – снова заговорил Эллери, но девушка даже не подняла взгляд. – Док Стронг упоминал что-то о сокровище. Вы что-нибудь знаете об этом?

– О! – Сисси пожала плечами. – Только то, что рассказывал мне прадедушка, а он редко рассказывал одинаково одну и ту же историю. Насколько я поняла, во время войны он, Калеб Этуэлл и Зэк Бигелоу отправились из лагеря на разведку, за фуражом или еще за чем-то. Это было где-то на юге, и они провели ночь в пустом полусгоревшем доме. Наутро они стали смотреть, чем там можно поживиться, и нашли в подвале сокровище. Прадедушка говорил, что там была зарыта целая куча денег. Они побоялись брать их с собой, поэтому зарыли деньги там же, нарисовали план места, а после войны вернулись туда втроем и выкопали деньги. Потом они заключили договор…

– Ах да, – сказал Эллери. – Договор.

– Они поклялись не прикасаться к деньгам до тех пор, пока в живых не останется только один из них, который получит все. Не знаю, почему они так решили. По крайней мере, так говорил прадедушка. Эту часть истории он всегда рассказывал одинаково.

– А он когда-нибудь говорил, сколько там было денег?

Сисси засмеялась.

– Около двухсот тысяч долларов. Не то чтобы прадедушка был чокнутым, но вы знаете, как бывает со стариками.

– Он ни разу не намекал, где они спрятали деньги, вернувшись на север?

– Нет, только хлопал себя по колену и подмигивал.

– Может быть, в этой истории что-то есть, – заметил Эллери.

Никки уставилась на него:

– Но, Эллери, вы же говорили… Слышали, Сисси?

Девушка покачала головой:

– Даже если так, все это теперь принадлежит Зэку Бигелоу.

Вошел доктор Стронг, свежий как маргаритка, в выглаженном голубом костюме, с накрахмаленным воротничком и галстуком-бабочкой. Вместе с ним вошли еще несколько человек. Эллери и Никки были вынуждены уступить Сисси Чейс Джексбергу.

– Если в этой истории что-то есть, – шепнула Никки Эллери, – и если мэр Стронг прав, значит, старый негодяй Бигелоу убил своих друзей, чтобы получить деньги.

– Спустя столько времени, Никки? В возрасте девяноста пяти лет? – Эллери покачал головой.

– Но тогда почему…

– Не знаю. – Но, найдя в толпе маленького мэра, Эллери отвел его в сторону и зашептал ему на ухо.

* * *

Процессия – почти все автомобили Джексберга, о чем с гордостью объявил доктор Стронг, – тронулась в путь ровно в два.

Никки была смущена, но не удивлена, когда ее посадили в головную машину – старый, но отполированный до блеска туристский автомобиль, предоставленный по случаю торжества Лу Бэгли. В тот момент, когда Никки заметила на переднем сиденье седую дрожащую голову под форменной шляпой юнионистской армии, она услышала шепот своего босса. Тощая трясущаяся фигура Зэка Бигелоу восседала между водителем и крепышом с красной шеей и грубой физиономией, который, как предположила Никки, был внуком старика, Энди Бигелоу. Никки оглянулась назад, где развевался флаг, прикрепленный к багажнику автомобиля. Сисси Чейс в черной вуали ехала во второй машине, плача на плече толстой женщины. Сама Никки сидела между Эллери и мэром Стронгом, прижимаясь к цветам, из которых торчал флажок, и глядя в затылки обоим Бигелоу, чью роль в этом деле она уже давно для себя определила. Когда доктор Стронг представил их друг другу, Никки едва кивнула оставшемуся в единственном числе джексбергскому ветерану Великой республиканской армии, да и то лишь в знак признания его исторических заслуг.

Однако Эллери был сама сердечность и вежливость, даже разговаривая с звероподобным внучком. Склонившись к его волосатому уху, он зашептал:

– Как мне обращаться к вашему дедушке, мистер Бигелоу? Я не хочу ошибиться в его воинском звании.

– Дедуля у нас генерал, – громко отозвался Энди Бигелоу. – Верно, дедуля? – Но Зэк Бигелоу гордо смотрел вперед, что-то сжимая в лежащем у него на коленях вещевом мешке. – Он прошел всю войну рядовым, – признался его внук, – но не любит об этом говорить.

– Генерал Бигелоу… – начал Эллери.

– Это ухо у него не слышит, – сказал внук. – Попробуйте другое.

– Генерал Бигелоу!

– А? – Старик повернул дрожащую голову. – Говорите громче! Чего вы там бормочете?

– Генерал Бигелоу! – крикнул Эллери. – Теперь, когда все деньги ваши, что вы намерены с ними делать?

– Какие деньги?

– Сокровище, дедуля! – рявкнул Энди Бигелоу. – Они прослышали о нем даже в Нью-Йорке. Он хочет знать, что ты собираешься с ним делать.

– Вот оно что! – Старый Зэк мрачно ухмыльнулся. – Не могу разговаривать, Энди. Шея болит.

– Сколько там денег, генерал? – настаивал Эллери.

Старик обернулся и посмотрел на него:

– Любопытный парень, а? – Он захихикал. – Когда мы последний раз их пересчитывали – Калеб, Эб и я, – там был почти миллион долларов. Да, сэр, один миллион. – Левый глаз старика закрылся. – Все самоуверенные нахалы и фомы неверующие здорово удивятся. Погодите немного – и сами увидите.

Энди Бигелоу усмехнулся, и Никки захотелось придушить его.

– По словам Сисси, – шепнула она доктору Стронгу, – Эбнер Чейс говорил, что там было только двести тысяч.

– Зэк с каждым разом увеличивает сумму, – кисло отозвался мэр.

– Я слышал тебя, Мартин Стронг! – завопил Зэк Бигелоу, повернув тощую шею настолько неожиданно, что Никки испугалась, как бы она не треснула. – Погоди! Я покажу тебе, проклятое ничтожество, кто из нас пустозвон!

– Ну-ну, Зэк, – успокаивающе произнес доктор Стронг. – Поберегите дыхание для горна.

Зэк Бигелоу вновь захихикал и вцепился в вещевой мешок, с торжеством глядя перед собой, словно одержал великую победу.

Эллери умолк. Как ни странно, он смотрел не на старика, а на Энди Бигелоу, который сидел рядом с дедом, усмехаясь невидимым зрителям, как будто также был на пути к триумфу.

* * *

Солнце здорово припекало. Мужчины сняли пиджаки, а женщины обмахивались носовыми платками и сумочками.

– «Это больше нужно живым…»

Дети бегали среди надгробий, преследуемые матерями. На большинстве могил виднелись свежие цветы.

– «…чем этим достойнейшим мертвецам…»

Надгробия также украшали американские флажки.

– «…продемонстрировать в полной мере…»

Голос доктора Мартина Стронга был глубоким и уверенным, совсем не походя на голос высокого некрасивого человека, который произносил те же слова много лет назад тихо и виновато.

– «…что они умерли не напрасно…»

Доктор стоял на пьедестале памятника павшим в Гражданскую войну, украшенном флагами, и смотрел на ряды выщербленных надгробий, словно главнокомандующий в полной униформе.

– «…что, даст Бог, эта нация…»

Почетный караул джексбергского поста Американского легиона вытянулся по стойке «смирно» между мэром и публикой. В руках группы легионеров, стоящей лицом к могилам, были старинные снайперские винтовки.

– «…и это государство…»

Позади мэра стоял «генерал» Зэк Бигелоу, прямой, как дуло винтовки, с вещевым мешком, прикрепленным к синему мундиру.

– «…не исчезнут с лица Земли».

Старик нетерпеливо кивнул и начал рыться в мешке.

– «Отряд – на караул!»

– Давай, дедуля! – крикнул Энди Бигелоу.

Старик с трудом вытаскивал из мешка горн.

– Дай я тебе помогу.

– Оставь старика в покое, Энди, – тихо сказал мэр Джексберга. – Мы не торопимся.

Наконец был извлечен армейский горн, такой же старый, как Зэк Бигелоу, и поцарапанный в сотне мест.

Старик поднес его к землистого цвета губам. Теперь его руки не дрожали. Даже дети угомонились, а легионеры застыли как вкопанные.

Старик начал сигналить.

Едва ли это можно было назвать игрой. Он дул в горн, и из раструба вырывались хриплые звуки. Когда звуков не было вовсе, вены на шее старика раздувались, а лицо становилось багровым. Время от времени он отсасывал через мундштук слюну, а потом продолжал свои упражнения. Деревья кивали от теплого ветерка, а люди внимательно слушали, как будто этот кошачий концерт был райской музыкой.

Но внезапно звуки прекратились. Старый Бигелоу выпучил глаза. Геттисбергский горн со звоном покатился к пьедесталу.

Все словно застыло – движения детей, дыхание слушателей, даже шелест листьев.

Затем послышалось испуганное бормотание, и Никки открыла глаза, которые только что зажмурила, успев увидеть, как последний из ветеранов Великой республиканской армии рухнул к ногам доктора Стронга и Энди Бигелоу.

* * *

– Вы были правы в первый раз, док, – сказал Эллери.

Они находились в доме Энди Бигелоу, куда доставили с кладбища тело старого Зэка. Дом наполняли болтающие женщины и бегающие дети, но в этой комнате было всего несколько человек, и они разговаривали очень тихо. Старик лежал на диване, прикрытый лоскутным одеялом. Выглядевший постаревшим доктор Стронг сидел в качалке рядом с телом.

– Это моя вина, – бормотал он. – В прошлом году я не стал обследовать рот Калеба и мундштук горна. Это моя вина, мистер Квин.

Эллери успокаивал его:

– Вы ведь знаете, док, что этот яд нелегко обнаружить. Кроме того, подозрения казались нелепыми. Конечно, вы бы нашли следы яда при вскрытии, но Этуэллы не позволили вам его произвести.

– Они все умерли – все трое. – Доктор Стронг свирепо уставился на Энди Бигелоу: – Кто отравил горн?

– Господи, да не смотрите вы на меня! – взмолился Энди. – Это мог сделать кто угодно, док.

– Кто угодно, Энди?! – крикнул мэр. – После смерти Калеба Этуэлла Зэк забрал горн, и он находился в этом доме весь год!

– Кто угодно, – упрямо повторил Энди. – Горн висел над камином, и любой мог сюда проскользнуть. Как бы то ни было, до прошлого Дня памяти он был у Калеба. Кто отравил горн в его доме?

– Так мы ни к чему не придем, док, – прервал Эллери. – Бигелоу, ваш дед когда-нибудь говорил, где спрятано сокровище времен Гражданской войны?

– Допустим, говорил. – Энди облизнул губы. – А вам что до этого?

– Убийства совершены из-за этих денег, Бигелоу.

– Это еще надо доказать. В любом случае на них никто не имеет права, кроме меня. – Энди Бигелоу выпятил широкую грудь. – Когда умер Эб Чейс, дедуля остался последним из трех. Деньги принадлежали Зэку Бигелоу, а я его ближайший родственник – значит, они мои!

– Ты знаешь, где они спрятаны, Энди? – Доктор Стронг вскочил с качалки, сверкая глазами. – Где?

– Не скажу! Убирайтесь из моего дома!

– Не забывай, Энди, что я представляю в Джексберге закон, – предупредил мэр, – а это убийство. Где деньги?

Энди расхохотался.

– Вы не знали этого, верно, Бигелоу? – сказал Эллери.

– Конечно нет. – Он снова засмеялся. – Видите, док? Этот тип на вашей стороне, но тоже говорит, что я этого не знаю.

– Не знали, – поправил Эллери, – но узнали несколько минут назад.

Улыбка исчезла с лица Энди.

– О чем вы?

– Этим утром Зэк Бигелоу написал записку, как только док Стронг сообщил ему о смерти Эбнер Чейса…

Лицо Энди стало пепельным.

– …и запечатал ее в конверт…

– Кто вам это рассказал? – рявкнул Бигелоу.

– Один из ваших детей. И первое, что вы сделали, когда мы вернулись с кладбища с телом вашего деда, – это проскользнули в спальню старика. Дайте мне записку.

Бигелоу стиснул кулаки, но потом опять расхохотался:

– Ладно, я покажу ее вам! Черт возьми, я даже позволю вам выкопать для меня денежки! Почему бы и нет? Ведь они мои по закону. Вот, читайте! Видите, он написал мое имя на конверте!

Так оно и было. Записка оказалась написанной теми же чернилами и той же дрожащей рукой.

«Дарагой Энди тепер когда Эб Чейс тоже помер если что случится со мной ты найдеш денги что мы прятали много лет в железной коропке в гробу где мы пахаранили Калеба Этуэлла. Я оставляю все тебе патаму што ты был харошим внуком. Твой Зэк Бигелоу».