Текст книги "Холм демонов"

Автор книги: Елизавета Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– ... В руке сверкнул турецкий ствол,

Нагайка щелк – и, как орел,

Он кинулся... и выстрел снова!

И дикий крик и стон глухой

Промчались в глубине долины

Недолго продолжался бой:

Бежали робкие грузины!

– с выражением прочла Хелен фон Ачкасофф стихотворный отрывок под репродукцией. – А что написал бы Лермонтов, если бы ему довелось побывать на современных постсоветских фронтах? И как бы все это проиллюстрировал Врубель? Но на этой картине, посмотрите внимательно, он очень тщательно передал и обстановку боя, и особенности одежды той эпохи, и оружие...

– Да, но не в ущерб ли основной идее поэмы? – вновь осторожно возразил доктор. – И не потому ли в более поздних иллюстрациях он отказался от изображения сиюминутных подробностей и сосредоточился на главном?..

– И напрасно, – покачала головой баронесса. – По-моему, одно другому не помеха. И если поэт в своей общемировой поэме все-таки нашел место и для чисто земных реалий, значит, на то были какие-то причины! – И Хелен фон Ачкасофф принялась за обед. Правда, уже порядком поостывший.

– Общемировое значение – это, конечно, хорошо, – отметил бизнесмен Ерофеев, который как раз только что расправился с обедом, – но есть вещи и поважнее. Вот скажите, доктор, что бы вы сделали, если бы эти врубелевские картины каким-то образом оказались у вас?

– Конечно, отдал бы в музей, – не задумываясь ответил Серапионыч. – А уж если бы при входе в зал приколотили табличку "Подарено музею доктором таким-то"...

– Но главное – люди могли бы наслаждаться высоким искусством, – добавил Дубов.

– Люди! – фыркнул Ерофеев. – Да давайте выйдем на улицу и спросим у людей, известно ли им вообще, кто такой Врубель!

– Ну, знаете!.. – возмутилась баронесса.

– Знаю-знаю, – перебил Ерофеев, – народ надо воспитывать на высоких образцах и все такое прочее. Да народу, дорогие мои, совсем другое нужно модно одеться, сытно пожрать, да допьяна напиться. И лишь тогда ему можно предлагать – нет, не Лермонтова со Врубелем, а "Богатые тоже плачут" с Тополем и Незнанским. И это еще в лучшем случае. И, может быть, только после Незнанского один из ста захочет почитать что-то более серьезное хоть того же "Демона". А прочитав "Демона", встать с дивана, сходить в музей и посмотреть картины Врубеля. Я, конечно, утрирую, но, поверьте мне, самую малость!

– Ну хорошо, – искоса глянул на бизнесмена доктор, – а как бы вы сами, дорогой Георгий Иваныч, распорядились, ежели бы картины попали к вам?

– Очень просто, – не задумываясь ответил Ерофеев, – продал бы где-нибудь на "Сотби" – у них там, на Западе, богатых чудиков хватает, а деньги бы вложил в развитие промышленности и сельского хозяйства...

– Вы еще скажите – в ваш любимый туристический бизнес, – подпустила баронесса.

– Напрасно иронизируете, – с азартом подхватил Ерофеев. – Мы имеем все предпосылки сделаться страной развитого туризма, нужно только не полениться и поднять с земли то, что там лежит. Построить отели, привести в порядок исторические и архитектурные объекты, отремонтировать дороги, привлечь инвестиции... Что вы там говорили, доктор, о чудовище на водохранилище? Да шотландцы давно уже превратили свою Несси в настоящий бизнес, источник доходов, а мы чем хуже?

– Ну, вас послушать, так все художественные ценности надо продать, а выручку пустить в оборот, – не выдержал и Дубов.

– Ну почему же, – чуть поостыл господин Ерофеев, – в оборот можно пустить и сами художественные ценности. Картины Врубеля в Старгородском музее, наверное, лет сто висели, и никто об этом и не знал, кроме разве что знатоков и ценителей. А они там запросто могли воспользоваться этим обстоятельством и превратить Старгород в мировой центр врубелеведения. Или берите выше – в настоящую Мекку изящных искусств!

– Ага, а в конце концов устроить междупланетный шахматный конгресс "По Демонским местам", – ухмыльнулся Серапионыч.

– А что, неплохая идея, – подхватил Ерофеев. – Но только поздно картины-то тю-тю!

– В том-то и дело, – печально развел руками Василий.

***

Частный детектив возвращался из ресторана в свою сыскную контору, бережно неся альбом и размышляя об услышанном от баронессы Хелен фон Ачкасофф. При этом он бормотал себе под нос:

– Стоит ли браться за поиски? Баронесса зашла в полный тупик, иначе черта с два она бы стала меня посвящать в это дело. Но, с другой стороны, она вела как бы историческое расследование, а мои методы несколько иные... Конечно, если грузовик сгорел при бомбежке, то ничего не осталось и искать нет смысла. Но если ближе к истине Ерофеев? То есть не обязательно ценности похитил директор Козицкий – их мог присвоить кто угодно и даже через труп директора. В таком случае я уже не просто могу, но и обязан что-то делать.

Надо будет съездить в Старгород... Но перед этим постараюсь все же что-то разведать и в Кислоярске.

В конторе Василия ждал приятный сюрприз – он расположился в свободной позе прямо за рабочим столом Дубова и имел облик московской журналистки Надежды Чаликовой, с которой Великого Сыщика связывала не только взаимоглубокая симпатия, но и совместное участие во многих приключениях. Сразу по прибытии из Царь-Города Надя отъехала в Москву, и столь неожиданное ее возвращение не только обрадовало, но и несколько удивило Василия.

– Вообще-то я не совсем к вам, Васенька, – сообщила Надежда после первых бурных приветствий. – У меня редакционная командировка в Придурильскую республику, просто я решила на пару деньков заглянуть к вам. Вот прямо в город на Кислоярке, потом в город на Дурилке, а потом в город на Неве. И еще могу открыть вам небольшой секрет – поскольку я так и так провожу в здешних краях больше времени, чем у себя дома, то редактор собирается назначить меня спецкором по вашему региону.

– Очень хорошо! – обрадовался Дубов. – А то, что вы едете в Старгород это просто чудесное совпадение. Похоже, что и мой путь лежит туда же, так что поедем вместе. Кстати, Наденька, а что вы собираетесь делать в Петербурге?

– Вот когда приеду, тогда и расскажу, – улыбнулась Чаликова. – А сейчас лучше угостите меня кофейком. И если вы в него капнете немножечко коньячку, то я не буду возражать.

– А вы, Наденька, идете по скользкому пути нашего Серапионыча, засмеялся Василий.

***

– Да, дело сложное, почти безнадежное, – сказала Надя, когда Василий пересказал ей все, что узнал от баронессы Хелен фон Ачкасофф. – Но попытаться все же надо. Тем более что речь идет о народном достоянии. Я имею в виду отнюдь не только Мордавскую или Придурильскую республики ведь творчество Врубеля, согласитесь, имеет мировое значение.

– И что же вы предлагаете? – спросил Василий. Надя на минутку призадумалась:

– Искать людей, которые что-то знают, видели или слышали, и из их показаний делать логические выводы – ну, это уже по вашей части. Баронесса, как истинный историк, вела поиски по архивам и библиотекам, но это явно не тот случай. Начинать нужно с другого конца. Знаете, Вася, я ведь была в Придурильской республике в самый разгар военных действий... Да-да-да, я своими глазами видела, как омоновцы на северном выезде из столицы сожгли какой-то грузовик. Но был ли он тот самый – сомневаюсь. Ведь подобное происходило чуть ли не каждый день и на каждом шагу. Мы непременно должны поехать в Старгород вместе – у меня там немало знакомых, вплоть до мэра города...

– Майор Селезень! – вдруг воскликнул Дубов. Надя чуть вздрогнула:

– Ах, Вася, вы меня так напугали! Что майор Селезень?

– Он же был там во время всей этой заварушки. Вот кто нам поможет!

Надя скептически повела плечиками:

– Нет-нет, Александр Иваныч появился там, как я понимаю, уже много позже, во главе международного миротворческого контингента. Но вы правы поговорить с ним следовало бы в любом случае.

А Дубов уже листал записную книжку, отыскивая букву "С".

– Селезень у аппарата, – после нескольких длинных гудков раздался в трубке характерный бас бравого майора. – Ба, да это вы, Василий Николаевич! Всегда рад слышать.

– Александр Иваныч, у меня к вам одно дельце, не могли бы мы с вами встретиться лично? – предложил детектив. – К тому же не совсем безызвестная вам госпожа Чаликова жаждет снять с вас интервью.

– Ха-ха-ха! – От раскатистого майорского хохота едва не лопнула телефонная мембрана. – Голову с меня уже снимали, и, как слышите, все еще жив и трепыхаюсь. Так что операция по снятию интервью... Да-да, пардон, вы человек занятой, не буду вам пудрить мозги. Только вот еще один нюанс о дамах: я тут на днях видел эту бешеную кошку Анну Сергевну. Или мне так, по крайней мере, показалось.

– Глухареву? – удивился Василий. – Так ведь на ней до сих пор висит уголовное дело, и появляться здесь для нее слишком рискованно.

– А может, я и обознался, – хмыкнул майор. – Действительно, что ей здесь делать?

– Да бог с ней, с этой Анной Сергеевной, – в тон отвечал Дубов, – пусть ею милиция занимается. Так как насчет нашей встречи?

– Где и когда? – снова перешел Селезень на деловой тон.

***

Анна Сергеевна Глухарева, чье имя упомянул майор, была странной женщиной. И странность эта выражалась в увлечении идеями маркиза де Сада. Например, ей нравилось, чтобы ее унижали и третировали. Именно ради этого она в свое время пошла работать в администрацию Кислоярского президента. И даже стала его пресс-секретарем. Видимо, тиранские замашки главы государства находили отклик в ее садо-мазохической душе. Но Анна Сергеевна совершила роковую ошибку – она попыталась шантажировать президента, дабы привязать его к себе покрепче. Странная форма любви, конечно, но, начитавшись де Сада, и не до такого можно додуматься...

А дальше жизнь госпожи Глухаревой закрутилась еще более необычным образом.

Она связалась с экстрасенсом и аферистом Каширским. Трудно сказать, что их объединяло, так как Каширского интересовали в этом мире лишь две вещи:

деньги и власть. А Анну Сергевну – лишь мучения и страдания, как свои, так и чужие. Апофеозом же наслаждения было насилие. Но Каширский, в свою очередь, считал насилие грубой и примитивной формой власти. В этом отношении он был эстет. И, соответственно, всегда старался подчинить людей хитростью и коварством. Но, так или иначе, экстрасенс и садо-мазохистка частенько действовали заодно. Естественно, когда подворачивалось подходящее дельце.

Для Дубова же из всей этой информации было важно лишь одно – связь Глухаревой с Каширским. Вот это надо было держать в уме. Ведь дыма без огня, как известно, не бывает.

***

К месту встречи, небольшому скверику в центре Кислоярска, хорошо известный нам вездеходный "Джип" майора Селезня подъехал минута в минуту. Дубов и Чаликова уже ожидали его на скамеечке. Едва Василий заикнулся о музейной коллекции, майор сразу смекнул, в чем дело:

– А, вы ищете тот самосвал с картинами! Добре, добре. Правда, все это случилось еще до моего миротворческого въезда, но я этим делом занимался.

Даже опрашивал местных жителей.

– И что же? – нетерпеливо спросил Дубов.

– Да негусто. Я ведь туда не картины приехал искать, а мир наводить. Ну вот, мир навел, а картины не нашел. Хотя кое-что выяснил. Правда, больше на уровне слухов.

– И что же это за слухи? – заинтересовалась Чаликова.

– Машина якобы выехала из города в восточном направлении, – охотно пояснил Селезень. – Если она, конечно, та самая. Ну а дальше следует уже полная клиника: будто бы во время бомбежки некий грузовик, похожий на тот, в котором везли музейные ценности, был взят на небо спустившимися оттуда инопланетянами.

– И в каком месте это произошло? – без малейшего удивления спросил сыщик.

– Не имею понятия, – пробасил майор. – Я ведь об этом слышал не из первых рук, а хорошо если из восьмых.

– Александр Иваныч, вы сказали – "грузовик, похожий на тот". А что, он чем-то отличался от других грузовиков? – продолжал Василий свои расспросы.

– Номером, – кратко ответил Селезень. – Судя по накладной, директору музея Козицкому был выделен грузовик "Зил-130" номер 33-33 МОР, и именно такие цифры были у машины, вознесенной на небо. Впрочем, все это бабские сказки. – Было видно, что даже невероятные приключения в Царь-Городе и в Белой Пуще ничуть не поколебали уверенность майора в том, что чудес на свете не бывает.

– Сказки-то сказки, – заметила Надя, – но, насколько я поняла, это единственный случай, когда грузовик после выезда из города хоть как-то "засветился".

– Пожалуй, что так точно, – согласился майор. – Но это все, чем я могу помочь вашим поискам. Ну, разве что черкну парочку рекомендательных писем в Старгород, чтобы вас приняли ласково и оказали всевозможное содействие, ежели вы туда отправитесь... А это у вас что – альбом с картинами? Неужто тот самый?

– Да, там Врубель и еще многое другое, – ответил Василий, доставая альбом.

Тот был столь широкоформатен, что в портфель сыщика целиком не помещался.

– Позвольте взглянуть. Да, редкий экземпляр. – Майор перелистал несколько страниц и остановился на иллюстрации, изображавшей жениха Тамары в национальной воинской одежде. – Да, так я и думал, – с некоторым разочарованием пробасил Селезень. – Именно так я и предполагал.

– В каком смысле? – удивилась Чаликова. Майор Селезень вместо ответа зачитал стихи под репродукцией:

– Он сам, властитель Синодала,

Ведет богатый караван.

Ремнем затянут ловкий стан;

Оправа сабли и кинжала

Блестит на солнце; за спиной

Ружье с насечкой вырезной.

Играет ветер рукавами

Его чухи – кругом она

Вся галуном обложена.

Цветными вышита шелками

Его седло; узда с кистями;

Под ним весь в мыле конь лихой

Бесценной масти, золотой.

Питомец резвый Карабаха...

– Кстати, я раньше на все сто был уверен, что Карабах – это фамилия конезаводчика, – заметил майор. – А о том, что это такое на самом деле, узнал только году так в восемьдесят восьмом. Нет, все же так писать нельзя!

И иллюстрировать тоже негоже.

– А в чем дело? – пожала плечами Надя. – Прекрасные стихи. И иллюстрация неплохая...

– Так-то так, – отложил альбом Селезень, – но что получается? И Тамара, и Демон – это личности незаурядные, наделенные могучим духом и высокими страстями, а жених Тамары – просто ничтожество, о котором как о человеке и сказать-то нечего? Только о его сабле да ружье да о коне!

– Выходит, что так, – согласился Дубов.

– Нет, не так! – стукнул кулачищем по скамейке майор Селезень. Почему-то считается, что раз военный – значит, солдафон или полный кретин.

Ну ладно, Врубель его изобразил так же, как в поэме, но Лермонтов-то что? Он ведь сам был офицером, а так пренебрежительно пишет о человеке с ружьем! Или возьмем "Песню про купца Калашникова": купец – благородный человек и образцовый семьянин, а царский опричник – негодяй и прелюбодей... Нет, может быть, поэтом он был и неплохим, но настоящим патриотом не был. Вот скажите пожалуйста: когда мордавско-придурильский конфликт разгорелся, кого позвали – высокодуховных художников? яйцеголовых профессоров? Нет – позвали тупого вояку Селезня. И он, этот примат в майорской фуражке, навел мир!.. Ну ладно, чегой-то я маленько зарапортовался. Бывает, знаете, когда до глубины души проймут. У майоров, видите ли, тоже душа есть. – И, уже успокоившись, Селезень добавил: – А вообще-то вы будьте поосторожней. С чертовщиной свяжешься, так потом не развяжешься. Лермонтов "Демона" написал – и погиб в расцвете лет. А Врубель так и вовсе с крыши съехал... Ну, бывайте, – резко прервал майор содержательную беседу и двинулся к своему "Джипу", оставив Надю и Василия переваривать новую информацию.

– Да, ребята! – внезапно обернулся Селезень. – Если наклюнется еще какое-нибудь интересное приключение, не забудьте про меня.

– Всенепременно, Александр Иваныч! – улыбнулся Василий, и "Джип", взревев мотором, сорвался с места.

– Да, Наденька, похоже, надо ехать в Старгород, – проводив взглядом машину Селезня, резюмировал Дубов. – Тут мы ничего толком не узнаем. Предлагаю отправляться завтра с утра.

– Да, так и сделаем. Но сегодня я хочу заглянуть еще в одно место.

– В какое?

– В Кислоярский музей. Шансов, конечно, немного, но вдруг его работники что-то расскажут про своего коллегу Козицкого.

– Может быть, – без особого энтузиазма отозвался Василий. – Ну хорошо, вы идите в музей, а я пока начну собираться в дорогу.

***

Директриса Кислоярского городского музея Тамара Михайловна Свешникова встретила Чаликову очень любезно, а узнав о целях ее визита, даже попросила секретаршу никого к ней в кабинет не пропускать и не соединять, если вдруг паче чаяния кто-то позвонит.

– Знаете, госпожа Чаликова, а ведь вы не первая, кто приходил ко мне по этому делу, – говорила Тамара Михайловна, проницательно поглядывая на Надю.

– Одна дама уже интересовалась, но я предпочла с нею не слишком откровенничать. Но вам я расскажу все, что мне известно, хотя, по правде говоря, и известно мне не слишком-то много.

– Что за дама, я уже догадываюсь, – заметила Надя. – Но почему ко мне такое доверие?

Директриса чуть смутилась:

– Видите ли, у меня нет уверенности, если так можно выразиться, в чистоте замыслов госпожи баронессы фон Ачкасофф. А вы – другое дело, тем более что действуете не совсем сами, а вместе с Василием Николаевичем Дубовым, не так ли? – Надя кивнула. – А уж господина Дубова я давно знаю за исключительно честного и бескорыстного человека. Между прочим, однажды он уже помог обогатить нашу коллекцию необычайно ценным экспонатом...

– Тамара Михайловна, может быть, вы были знакомы со своим Старгородским коллегой Всеволодом Борисовичем Козицким? – спросила Надя. – Что это был за человек?

Госпожа Свешникова на минутку задумалась:

– Н-нет, лично с ним знакома не была, может, и видела когда на слете музейных работников. Но все наши общие знакомые, искусствоведы и музейщики, говорили буквально в один голос – умница, эрудит, специалист в самых разных областях искусства, полиглот... А когда начались военные действия, Козицкий прислал мне письмо, в котором спрашивал совета, что делать с ценностями Старгородского музея.

– Письмо сохранилось? – спросила Надя.

– Да нет, Всеволод Борисович прислал его, что называется, с оказией и просил по прочтении сжечь, а ответ послать с той же оказией. Он писал, что готовится к эвакуации музейных ценностей из Старгорода, и спрашивал, смогу ли я разместить их у себя в музее. Естественно, я написала, что согласна и сделаю все, что только смогу, чтобы музейные экспонаты были в целости и сохранности. Но даже не знаю, успел ли он получить мой ответ, так как вскоре все ценности были вывезены из Старгорода и исчезли вместе с директором.

– Тамара Михайловна, а почему он собирался их вывезти именно в Кислоярск?

– спросила несколько удивленная Надя.

– Ну что ж, – чуть дрогнувшим голосом сказала директриса, – я вам открою все, что мне известно, до конца. Но убедительно прошу в случае чего на меня не ссылаться. Всеволод Борисович писал, что, по его сведениям, Придурильские власти намерены продать картины Врубеля куда-то на Запад, а на вырученные деньги приобрести партию оружия. Естественно, Козицкий не мог допустить, чтобы искусство служило войне и смерти. Более того, он был одним из немногих, кто во времена военно-патриотической истерии имел мужество открыто выступать за мирное разрешение мордавско-придурильского конфликта. И потому опасался, что власти могут в любой момент снять его с должности "за пацифизм и измену Родине" и поставить послушного им человека. Оттого-то он так и торопился с эвакуацией. Но это не для протокола, – еще раз подчеркнула Тамара Михайловна. – И вот еще один момент – скорее всего, он не имеет никакого отношения к вашим разысканьям, но имеет некоторое отношение к содержанию исчезнувших картин Врубеля.

– Да, это весьма любопытно. – После таких откровений госпожи Свешниковой Наде уже было бы не совсем удобно не проявить должной заинтересованности даже в том вопросе, который ее в данный момент не слишком волновал.

***

Пока Чаликова беседовала с директрисой музея, Дубов сидел у себя в сыскной конторе и составлял список предметов, который нужно взять с собой в поездку.

В отличие от неутомимой путешественницы Нади, Василий редко выезжал на дальние расстояния из родного Кислоярска, тем более – на собственном "Москвиче". Когда детектив записывал пункт сто двадцать восьмой – зубную щетку и мыло – зазвонил телефон. С видимым неудовольствием оторвавшись от своего списка, Василий поднял трубку:

– Дубов у аппарата.

– Привет, Василий Николаич, это Ерофеев, – раздался в трубке голос туристического бизнесмена. – Помните наш разговор за обедом?

– Уточните, какой именно – о летающих тарелках, туристическом бизнесе или Лох-Несском чудовище?

– Да нет, о Придурильском музее. Если вас это все еще интересует, то я к вам сейчас пришлю одного человечка.

– Что за человечек? – стараясь не выдать заинтересованности, как можно более равнодушно спросил сыщик.

– Да мой шофер. В смысле, водитель автобуса из Старгородского филиала моей турфирмы – он сейчас как раз прибыл из рейса. Я его решил расспросить о том деле – может, он чего слыхал о своем коллеге, что вывозил музейные экспонаты вместе с директором, и знаете что оказалось?

– Что он был с ним знаком?

– В известной степени, – не без гордости сообщил Ерофеев. – А если точнее – это он сам и есть.

– Кто? – подскочил на стуле детектив. – Тот самый водитель?!

– Ну да, – подтвердил Ерофеев. – Ну так как, прислать его к вам?

– Непременно! – воскликнул Василий. – И чем скорее, тем лучше!

***

– Совсем недавно я получила письмо на адрес музея, – продолжала госпожа Свешникова, – вернее, это даже не столько письмо, сколько небольшая искусствоведческая статья, которую я передала в газету "Литература и искусство". Обещали напечатать...

– А о чем статья? – опять-таки больше из вежливости поинтересовалась Чаликова. Тамара Михайловна извлекла из стола почтовый конверт, а из конверта – сложенный вдвое листок, и протянула его журналистке. Вот что там было написано:

"Когда большой художник пишет картины к произведению большого писателя, то это уже не просто иллюстрирование, а нечто гораздо большее. Мне было очень интересно проследить это явление на примере "Демона" поэта Лермонтова и художника Врубеля, причем в динамике, в развитии. Оба мастера работали над поэмой и серией картин долгие годы и создали несколько вариантов – известны как ранние "очерки" лермонтовского Демона, так и картины молодого Врубеля, которые я видел несколько лет назад в Старгородском музее. Цель моего исследования – не сравнивать ранние и поздние варианты, а проследить сам процесс, как оба автора постигали глубины затронутых ими вопросов. Не уверен, что мне это удалось в полной степени – ведь для того чтобы судить о творчестве столь великих мастеров, надо и самому быть незаурядной личностью.

Однако буду очень вам признателен, если вы поспособствуете публикации моей статьи. С глубоким уважением, Сидоров".

– Статья показалась мне очень интересной, хотя и довольно спорной, пояснила Тамара Михайловна, – и было бы совсем неплохо, если бы "Литература и искусство" ее опубликовала. У меня у самой появились кое-какие мысли по этому поводу, но жаль – не смогу ими поделиться с господином Сидоровым.

– А что, обратного адреса нет? – удивилась Надя.

– Увы, – развела руками директриса. – видите, здесь только штамп, да и тот какой-то устаревший: "ПОЧТА СССР П/О СУББОТИНО".

– Разрешите мне пока взять конверт, – попросила Надя. – Может быть, Василий Николаевич сможет установить, что это за "Субботино".

– Да, пожалуйста, – кивнула директриса. – Как, вы уже уходите? А я хотела чайком вас напоить...

– Извините, Тамара Михайловна, я должна подготовиться к отъезду, ведь завтра мы отправляемся в Придурильскую республику – попытаемся что-нибудь выяснить на месте. Спасибо вам за помощь!

– Желаю удачи, – совершенно искренне сказала госпожа Свешникова.

***

Василий с нетерпением ждал водителя автобуса – и вскоре в дверь постучали.

– Да-да, пожалуйста! – крикнул сыщик. В кабинет вошел невысокого роста коренастый парень лет на вид двадцати пяти или чуть старше.

– Ну вот, пришел, – сказал он, неловко встав в дверях.

– Да вы проходите, присаживайтесь, – засуетился Дубов. – Рассказывайте, рассказывайте скорее!..

– Да чего там рассказывать, – совсем смутился водитель. – Я ведь только до омоновского поста доехал, а там мне эти гады так наваляли – два ребра сломали, сотрясение мозгов, и ни черта не помню.

– Погодите-погодите, – прервал Василий, – что за гады?.. Кстати, как вас звать-величать?

– Костя.

– Давайте, Костя, с самого начала. Значит, вы помогли директору музея Козицкому погрузить музейное имущество в грузовик и поехали. Так?

– Так, – кивнул Костя. – Дядя Сева сказывал, что это очень ценные вещи и что их нужно вывезти подальше из города.

– Дядя Сева? – удивился Василий. – Вы что, его племянник?

– Да нет, просто сосед по коммуналке. Я его с детства знал.

– Но вы профессиональный водитель?

– Ну, тогда я как раз на права сдал. А Сева позвонил и сказал – срочно нужна твоя помощь.

– А куда вы должны были ехать? – продолжал выспрашивать сыщик. Всеволод Борисович говорил о конечной цели?

Костя на минутку задумался:

– Да нет, говорил, что надо подальше из Старгорода, где не бомбят. А куда – не сказал. Должно быть, и сам толком не знал.

– Ну хорошо, – Василий попытался зайти с другого конца, – а много ли было в баке бензина? Например, до Кислоярска хватило бы?

– До Кислоярска? – прикинул Костя. – Пожалуй, хватило бы.

– А в каком направлении вы поехали – помните?

– Почему не помню? Такое разве забудешь – в восточном. Там нас при выезде из города омоновцы и тормознули. Выволокли из машины и стали бить.

– За что? – изумился Дубов. Костя глянул на него с недоумением:

– Да омоновцы потому что. Спасибо еще, хоть не убили. Я уже потом только в больнице очухался, доктор сказал – перелом двух ребер и сотрясение мозга. И ничего не помню.

– А куда девался грузовик – тоже не знаете? – уже почти безнадежно спросил Дубов.

– Ну я ж говорю – сознание потерял, – ответил водитель. – А грузовика этого я больше не видел. И дядю Севу тоже. Хороший был мужик, жаль, что погиб.

– Как погиб? – тряхнул головой Василий. – Ведь про него известно только то, что он пропал без вести!

– Погиб, – совсем повесил голову Костя. – Такого человека убили!

– Постой-постой, почему ты так уверен, что Всеволод Борисович Козицкий погиб? – продолжал допытываться Дубов.

– Так ведь в газете об этом писали! – объяснил Костя. – Мол, погиб, но не отдал достояние Республики мордавскому агрессору...

– А, ну если в газете – то уж конечно, – тяжело вздохнул детектив. – Ну ладно, Костя, спасибо за помощь, не буду больше тебя терзать, но оставь свои координаты – если что, я к тебе еще обращусь.

– А что, завсегда пожалуйста, – откликнулся Костя. – Буду рад помочь.

***

Вечером, когда вещи в дорогу были собраны, Василий Дубов и Надежда Чаликова сошлись на "военный совет" в гостиной дубовской квартиры – а квартира эта занимала второй этаж особняка на Барбосовской улице, принадлежащего вдове банкира Лавантуса Софье Ивановне. Приглашен был и доктор Владлен Серапионыч – его советы, подкрепленные опытом и житейской мудростью, не раз помогали Василию в его запутанных расследованиях. А то дело, ради которого Дубов и Чаликова собирались с утра отправляться в Старгород, было именно таким – запутанным и требующим опыта и житейской мудрости.

Надя и Василий рассказывали друг другу и Серапионычу о том, что узнали за день, а доктор с непроницаемым лицом попивал чаек, одновременно разглядывая альбом Старгородского музея, и время от времени что-то записывал на листке бумаги.

Выслушав сообщения журналистки и детектива, доктор отложил альбом:

– Ну что ж, можем подвести некоторые общие итоги. Первое – давайте определимся, в каком направлении директор вывозил музейные ценности?

– В восточном! – уверенно заявил Василий. – Ведь Костя это очень хорошо помнит.

Серапионыч покачал головой:

– Я ни в коей мере не ставлю под сомнения слова Кости, – доктор заглянул в свои записи, – подтверждающиеся сведениями майора Селезня, но никак нельзя скидывать со счетов и письмо Козицкого к его кислоярской коллеге Тамаре Михайловне, где он вентилировал возможность эвакуации ценностей в Кислоярск.

И в заявке на грузовик, которую отыскала баронесса фон Ачкасофф, директор писал о перевозке ценностей в северном направлении – это еще не Кислоярск, но уже в сторону нашей границы.

– Действительно, полная путаница, – заметил Василий.

– И кругом тупик, – добавила Надя. – Выходит, так – на грузовик напали омоновцы, водитель пострадал, но остался жив, а грузовик вместе с директором исчез бесследно. Если, конечно, не считать его вознесения на небеса во время бомбежки...

Серапионыч отпил чаю:

– Само собой напрашивается следующее объяснение. Директор Козицкий хотел во что бы то ни стало спасти музейные ценности, а власти Придурильской республики собирались их продать и купить оружие. Догадываясь о планах властей, директор вместо ранее заявленного северного выехал в восточном направлении, с тем чтобы дальше действовать по обстоятельствам. Ведь даже водителю, которого Козицкий лично знал и которому мог доверять, он не сказал, куда собирается ехать. Скорее всего не из скрытности, а просто потому что сам не знал. Однако перехитрить власти директору не удалось – на восточном выезде грузовик задержали омоновцы, водителя нейтрализовали, ценности передали по назначению, а уж о судьбе Козицкого можно только догадываться...

– Да, эта версия выглядит очень правдоподобно, – вздохнул Дубов. – Но если картины действительно продали куда-то на Запад, или куда бы то ни было, то почему о них до сих пор ни слуху ни духу?

– Ну, почему же ни слуху ни духу? – возразила Чаликова. – Вот господин Сидоров из села Субботино до сих пор о них исследования сочиняет... Ну, насчет Сидорова – это я шучу, но во всем мире существуют такие, с позволения сказать, искусстволюбы, которые анонимно скупают произведения и держат их в своих особняках. Возможно, картины Врубеля попали к одному из них. Но, как бы то ни было, в одном ваша версия имеет очень весомое подтверждение – вскоре после эвакуации музея резко активизировались военные действия и придурильские войска перешли в наступление. Может быть, Врубель помог.

– А все-таки картины удивительные, – протянул Серапионыч и продемонстрировал Дубову и Чаликовой репродукцию "Демона в полете", открывавшего "демонскую" серию. – Не говорю уж о стихах:

Печальный Демон, дух изгнанья,

Блуждал под сводом голубым,

И лучших дней воспоминанья

Чредой теснились перед ним.

Тех дней, когда он не был злым,