Текст книги "Корона клинков"

Автор книги: Елизавета Берестова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

– Заявления политиков мало чего стоят, – презрительно бросил Осокорь, – они говорят одно, думают другое, делают третье. Верить заявлениям Флорестана (я более чем уверен, лживым) – себя не уважать.

– Конечно, – поддакнул Торки, – мой хозяин добавил бы ещё: провалить всё дело!

– Флорестан говорил о некоем Меллорне – дяде мальчика по материнской линии, – Гораций внимательно смотрел на друга, – полагаю, раз тебе удалось отыскать принца, ты нашёл и дядю?

Осокорь кивнул.

– И как он тебе?

– Отличный мужик.

– В твоих устах это дорогого стоит, – проговорил военный комендант, потирая подбородок, – но нам пора расставить все точки над i. Ты просишь моего содействия в государственном перевороте, – и, увидев довольные усмешки обоих собеседников, продолжил, – хватит мне играть словами: переворот, так переворот. Не могу сказать, что решение, которое я принимаю, даётся мне легко. Слишком многое поставлено на карту. Но перед тем как я это сделаю, я хотел бы знать, ты полностью исключаешь возможность ошибки или фальсификации? Мальчик, которого ты нашёл действительно сын Барса? Я даже думать не хочу о том, что с нами будет, если Корона клинков убьёт его.

– Я уверен абсолютно. Достаточно взглянуть на Аэция, чтобы убедиться в том, что он – сын своего отца.

– Вся беда в том, что взглянуть на него я смогу только позже, – раздражённо бросил Гораций Ладун, – а решение принять я должен сейчас.

– Отчего же позже? – широко улыбнулся Осокорь, – ничто не мешает тебе прямо сейчас посмотреть на Аэция. Торки, покажи господину Ладуну нашего мальчика.

Как подавляющее большинство лирийцев, Гораций знал о способности фавнов менять облик, но только редкий человек мог похвастаться, что видел превращение своими глазами. Военный комендант в их число не входил, потому с огромным интересом наблюдал, как здоровенная волосатая обезьяна в остатках матросского костюмчика на его глазах преобразилась в высокого подростка-полуэльфа. Пристрастный взгляд военного коменданта скользнул по светлым, выгоревшим на солнце волосам, удлинённому лицу с голубыми глазами, переместился на тонкие кисти рук. Несомненно, Аэций уродился больше эльфом, чем варваром, но нечто неуловимое в тёмных бровях, коротком прямом носе, упрямо сжатых, ещё по-детски пухлых, губах сразу напомнило Горацию великого полководца. А уж когда по просьбе Осокоря фавн прошёлся по комнате и хорошо знакомым жестом откинул назад волосы, исчезли последние крупицы сомнений. Перед Горацием стоял сын Барса. Любой человек, особенно из ветеранов, воевавших вместе с покойным императором, мгновенно признает мальчика.

– Я полностью удовлетворён, – сказал военный комендант Рии, всё ещё находясь под впечатлением от увиденного, – и даю вам своё официальное согласие. Теперь самое время обсудить детали предстоящей операции.

Осокорь оживился, у него отлегло от сердца, а планирование было его родной стихией.

– Значит так, – проговорил он, со звоном ставя бокал на серебряный поднос, – мы появимся в Военном городке перед утренним построением, представим принца, и сразу в город. С учётом всех возможных осложнений между десятью и одиннадцатью часами мы окажемся на Дворцовой площади. Какая жалость, – заметил легат с притворным сожалением, – придётся оторвать Флорестана от второго завтрака. Ну что ж, мы перейдём и эту последнюю черту.

– Стоп, стоп, – запротетовал Гораций Ладун, – по-моему, ты выбрал не самое подходящее время.

– Из-за завтрака Флорестана? – встрял Торки, снова ставший унылой обезьяной.

– Мне плевать на режим Первого консула, – военный комендант был серьёзен, – прийти в центр Рии с двумя легионами среди бела дня – идея не из лучших. Сохранить в тайне, что с нами наследный принц не удастся. При теперешних настроениях в столице ситуация легко выйдет из-под контроля. На Дворцовой площади соберутся десятки тысяч. Это, друг ты мой Марин, не переворот, а натуральная революция. Голову даю на отсечение, у гвардии Аурона в обтянутых штанишках не выдержат нервы. Тогда кровопролития точно не избежать.

– Верно, – согласился Осокорь, – ночное время предпочтительнее. Кроме того, ночью на нашей стороне будет фактор внезапности, а это всегда плюс. Это я вам, как профессионал говорю. Если нужно обескуражить человека, застать его врасплох, сломить волю – завалитесь к нему ночью с вооружённой охраной, – и половина дела сделана. Конечно, Флорестан – это вам не чиновник средней руки, потративший казённые деньги на смазливых мальчиков, но и он почувствует себя неуютно. Остальное – дело техники. Два легиона в полном вооружении – аргумент веский. Когда они выстроятся на Дворцовой площади, не думаю, что Первый консул станет упрямиться и откажет законному наследнику престола в такой малости, как примерка Короны клинков.

– Да, – подтвердил Торки, – иначе консул запросто может нарваться на план «Б».

– План «Б»? – недоумённо переспросил Осокорь, – какой ещё план «Б»?

– Это как в хлебной лавке, помните? Флорестана и всех его прихвостней придётся просто убрать.

– Да уж, – засмеялся Осокорь, потому что очень комично звучал смертный приговор Первому консулу из уст унылой обезьяны, – хлебная лавка – это, конечно, здорово. Но, я надеюсь, до резни дело не дойдёт.

– Тогда я буду ждать вас в половине десятого у малых четвёртых ворот, – подвёл итог обсуждению Гораций Ладун, – ты подготовишь мальчика. Ему самому придётся говорить с легионами. А я заранее продумаю детали прохода в центр города.

– Не знаю, – Осокорь с сомнением покачал головой, – как пятнадцатилетний принц сможет разговаривать с армией. Может, лучше, я?

– Нет, – твёрдо произнёс военный комендант Рии, – легионеры ждут Аэция и поверят именно ему. Так что подготовьте вместе с Меллорном его как следует. У вас целый день впереди.

***

Время медленно ползло к полуночи, а Первому консулу Священной Лирийской империи Флорестану Озёрному не спалось. Ему радикально испортили настроение счета принца-регента, которые принесли на подпись. Нет, положительно, его племяннику власть ударила в голову. Чего только стоит одна форма, в которую он обрядил личную гвардию. Эта весьма неприличная одежда (принц-регент настаивал, чтобы штаны непременно обрисовывали промежность) стоила ещё и неприлично много денег. Добавить к этому сотни локтей дорогущих тканей для обивки стен и мебели в новых покоях принца, безделушки, редкостные, привозные из-за моря масла для бани, драгоценности, вороха новой одежды и ещё много подобного, без чего Аурон с недавних пор не мыслил своего существования.

Флорестан дважды пересчитал итог. Милые пустячки племянника складывались во внушительную сумму. Эта сумма разозлила и расстроила Первого консула, бывшего по натуре человеком расчётливым до скуповатости. Он не переносил, когда деньги бросали на ветер. Не без злорадства Флорестан размышлял, как завтра станет вставлять племянника в рамки. Пора положить конец безрассудным и ненужным покупкам. Эта мысль несколько подняла настроение. Естественно, поначалу Аурон вскинется, попытается, напустив на себя царственный вид, безуспешно поставить дядю на место. Но куда ему, щенку с ослабевшей от алкоголя волей, противостоять Флорестану, царедворцу с сорокалетним опытом.

Первый консул немного ослабил узел шейного платка-галстука. Конечно, он надавит на племянника (и сделает это даже с удовольствием), и всё пойдёт по накатанному сценарию: тот выступит, потом смешается, опадёт, и разговор завершится обычными жалобами на жестокую судьбу и униженными просьбами денег, которых он, натурально, не получит.

Стрелка старинных часов-клепсидры перешла через двенадцатую отметку, и консул уже собирался отправляться спать, когда раздался нервный стук в дверь. Столь поздним посетителем оказался его личный секретарь – Фаддей. Он был явно чем-то встревожен.

– В чём дело, Фаддей, – ворчливо поинтересовался Флорестан, – вы небрежно одеты, без галстука. Что случилось: мы горим, или эльфы Морозного трона стоят у ворот?

Но его сарказм пропал даром. Фаддей мотнул головой с какой-то обречённостью, проглотил комок в горле и хрипло сказал:

– Оба столичных легиона идут по улицам Рии.

– Идут? – вскинул седеющие брови Первый консул, – куда идут? Да говорите же вы толком!

– Мне доложили, что после вечернего построения легионеры не разошлись, как обычно, по казармам, а в полном составе покинули Военный лагерь и вошли в Рию по старой дороге Дементия. Они продвигаются в направлении Дворцовой площади.

– Все десять тысяч?

– Так точно, все десять тысяч, – почему-то неожиданно для себя чётко, по-военному, ответил секретарь, – они идут со знамёнами маршевым шагом.

– Как долго им ещё идти до дворца?

– Полчаса, кажется.

Флорестан встал и прошёлся по комнате, не в силах совладать с охватившим его волнением.

– И сколько времени вы в курсе дела, позвольте узнать? – ему страшно хотелось накричать на Фаддея за его дурость и трусость.

– Часа полтора или около того, – голос секретаря в ожидании нагоняя стал совсем тихим, – городская стража доложила о странном поведении военных, и ко мне пришёл заместитель начальника стражи дворца. Он вытащил меня из постели, – Фаддей сокрушённо развёл руками, давая всем своим видом понять, что не имел времени привести себя в порядок.

– И после этого вы – пара идиотов, – сидели и ждали? – загремел Флорестан, – ждали вместо того, чтобы немедленно идти ко мне!

– Мы думали…, – залепетал секретарь, – в смысле, хотели убедиться, удостовериться.

– Они думали! Желали удостовериться! В чём? Что десять тысяч легионеров вышли на улицы Рии, чтобы совершить променад перед сном, а для пущей важности приняли боевое построение и взяли оружие. Кстати, они вооружены?

– Кажется, да.

– За полтора часа вы с заместителем начальника стражи так и не удосужились выяснить точно, вооружены ли люди, марширующие к Дворцовой площади. Отлично. Идите. Завтра вы оба понесёте соответствующее наказание.

Секретарь с облегчением от того, что гроза миновала, часто-часто закивал головой, и, чтоб хоть как-то оправдаться в глазах шефа, многозначительно произнёс:

– Мне кажется, я догадываюсь, зачем они идут во дворец.

– Надо же! – криво усмехнулся Первый консул, – какая похвальная прозорливость. Так просветите и меня.

– Доложили, что с ними вроде бы принц Аэций, о котором в последнее время ходило много слухов.

– Так. – Флорестан остановился и сел назад в кресло, – это в корне меняет дело. Это уже не просто бунт.

– Нас убьют? Всех? – задушено пискнул секретарь, побледневший ещё больше, хотя и так казалось, что больше некуда.

– Это, господин Фаддей, будет зависеть от обстоятельств. Хотя занимаемая вами должность достаточно высока, чтобы в случае чего быть казнённым вместе с низложенным правительством.

Фаддей невольно схватился за горло, словно верёвка уже готовилась сжать его.

– Перестаньте, – презрительно бросил Флорестан, – возьмите себя в руки, умойтесь, выпейте вина, в конце концов! Сейчас не время впадать в истерику, вы мне будете нужны.

– Но там, – секретарь махнул рукой куда-то туда, где по его представлению печатали шаг по булыжникам мостовой десять тысяч человек в полном военном облачении.

– Ну не всё ещё потеряно, – ободрительно сказал Флорестан, – выслушаем их требования, а там кто знает? Ступайте, мне нужно подумать.

Ситуация встревожила Первого консула до чрезвычайности. Предстояло придумать, как совладать с легионами и заставить возвратиться в Военный лагерь назад. Для этого нужно было заболтать их, выиграть время, пойти на незначительные уступки немедленно, пообещать рассмотреть возможность удовлетворить их требования позднее и тому подобное. Флорестан вздрогнул. Со стороны Дворцовой площади раздался ритмичный низкий стук. Это легионы подошли к императорскому дворцу и по старой военной традиции выражали недовольство стуком копей о мостовую и мечей о щиты.

В кабинет влетел запыхавшийся Аурон.

– Вы слышите это? – спросил он срывающимся от волнения голосом, – вы видели, сколько их? Чего им надо? Говорят, они пришили с факелами, и их миллион!

– Всего-то десять тысяч, – механически поправил племянника Флорестан, он всё ещё обдумывал, что скажет бунтовщикам, когда выйдет на парадный балкон. А в том, что это придётся делать довольно скоро, сомнений не осталось.

Аурон заметался по кабинету, затем налил полный кубок вина, выхлебал его как воду и упал в кресло для посетителей.

– Меня разбудил этот проклятый шум, – плаксивым голосом заговорил он, – я послал Виго узнать, что происходит, и вот, пожалуйста! Какого чёрта все эти люди припёрлись сюда среди ночи да ещё подняли невообразимый гвалт? У меня от этого стука мурашки по коже. Вот, взгляните! – он отвернул рукав шёлкового вышитого халата и обнажил полную руку.

Но Флорестан даже не взглянул на мурашки племянника. Он завязывал галстук и сосредоточенно думал, как обернётся ситуация. Раз легионы привели с собой Аэция, они непременно потребуют Корону клинков. Как поступить в этом случае Первый консул пока не решил.

– Чего они хотят, дядя? – не выдержал принц-регент, готовый заткнуть уши, лишь бы только не слышать ритмичного гула.

– Чтобы узнать их требования, Аурон, мы должны выйти к ним и спросить. Чем раньше мы это сделаем, тем будет лучше. Никогда не следует злить толпу.

– Мы? – недоверчиво переспросил принц-регент, – не хотите же вы сказать, что я тоже должен выйти к этим десяти тысячам стучащих легионеров?

– Именно. Но парадном балконе тебе совершенно ничего не угрожает. Можешь взять с собой хоть дюжину гвардейцев и этого своего гладиатора.

На лице Аурона читалось откровенное и сильное нежелание выходить вместе с дядей на парадный балкон. Пусть даже его будут сопровождать Виго и гвардейцы. Он нахмуренно грыз ноготь и искал предлог для отказа.

– Я совершенно не представляю, что мне надеть, – он хитро, снизу вверх глянул на Флорестана, – дворцовый этикет не предусматривает подобной ситуации. Выйти же в такой ответственный момент в неподобающем платье было бы фатальной ошибкой. Вдруг это спровоцирует бунт?

– Никогда в истории одежда правителя не была причиной для бунта, – отрезал Первый консул, – не морочь мне голову, надень, что хочешь, но побыстрее.

Видя, что уловка не сработала, Аурон сделал последнюю отчаянную попытку. Он надулся, насупил брови и выкрикнул громко и визгливо:

– А если я не хочу! Не желаю выходить к этим ублюдкам! Я имею такое право, я – почти император. Не выйду, и всё тут. И никто мне ничего не сделает. Я даже одеваться не собираюсь, – в знак своей особой решительности добавил он.

– Тогда, – Флорестан резко обернулся к племяннику и сказал тихим не обещающим ничего хорошего голосом, – я прикажу охране, и тебя выволокут на балкон в ночной сорочке с заломленными за спину руками. Тебя, мой мальчик, армия буквально терпеть не может, и такой вот выход принца-регента их хоть немного развлечёт.

Аурон понял, причём понял чётко, что на этот раз слова дяди – не преувеличение и не пустая угроза. Первый консул готов так поступить только для того, чтобы хоть как-то снизить накал страстей на Дворцовой площади. В голове принца промелькнуло ужасное видение: дядя властным жестом простирает руку, и его, бедного полуодетого гвардейцы швыряют но ощетинившиеся копья. Перед мысленным взором почему-то мелькнули собственные босые ноги, запутавшиеся в ошметках окровавленной ночной сорочки. Нет, сердить Флорестана определённо не следовало.

– Хорошо, – проговорил Аурон поспешно, – я пойду и быстренько накину на себя что-нибудь.

Принц-регент встал, запахнул халат и рысью ринулся в свою комнату.

Флорестан кивнул, но мысли его были далеко: он по которому кругу прокручивал варианты грядущих событий, вычленял для себя подводные камни осложнений, прикидывал собственные возражения и аргуметы.

Парадный балкон императорского дворца выходил прямо на Дворцовую площадь. Уже не одно столетие во время всевозможных торжеств, триумфальных шествий и праздников императорская семья взирала на подданных с этого балкона, милостиво позволяя подданным взирать на своего государя. Балкон был настолько велик, что там без стеснения могло разместиться человек сорок (обычно с императором выходили министры, гвардейцы личной охраны, дамы из окружения императрицы). И вот теперь Аурон на ватных ногах ступил на знакомый с детства балкон. Для храбрости он изрядно выпил, но даже алкоголю было не под силу унять ту внутреннюю дрожь, что сотрясала принца-регента в такт мерных ударов копей о брусчатку. Не спасала и верная рука Виго, за которую Аурон цеплялся с упорством утопающего.

Ещё в детстве Аурон считал Дворцовую площадь способной вместить всё население Рии, хотя дядя с омерзительной педантичностью всякий раз говорил, что максимум – пятнадцать тысяч. Но в эту ночь на ней собралось гораздо больше людей, чем он мог себе представить. В парадном построении вытянулись шеренги сверкающих шлемов, отсветы многочисленных факелов играли на броне, медной обивке щитов, наконечниках длинных пик. Повсюду виднелись знамёна с золотым лирийским орлом, казавшиеся ночью не тёмно синими, а зловеще чёрными. И все эти тысячи легионеров стучали своим оружием с ужасающей равномерностью и упорством. Простые люди, пришедшие вместе с легионами, заполнили всё оставшееся свободное место.

Флорестан вышел к парапету и поднял руку, призывая к тишине. Стук стих, словно оборвался, тишина ударила в уши.

– Господа, – проговорил Первый консул хорошо поставленным ораторским голосом, – свободные граждане Священной Лирийской империи, братья, что привело вас сюда в столь позднее время? Какие проблемы заставили вас покинуть свои посты, Военный лагерь и нарушить многолетний уклад? Без стеснения скажите мне. Я, Первый консул, обещаю вам, своё внимание и участие.

Аурон вытягивал шею, силясь разглядеть из-за спины дяди, что именно в данный момент происходит на площади внизу. Там вперёд вышел поджарый седой военный, в котором принц-регент немедленно узнал военного коменданта Рии, присланного отцом несколько месяцев назад. Гораций Ладун отсалютовал по уставу и заговорил:

– Сегодня вечером к нам пришёл младший сын и законный наследник императора Хелвуда Барса – принц Аэций. Он готов прямо сейчас надеть Корону клинков, чтобы доказать законность своих притязаний.

Этого Аурон стерпеть не мог, он рванулся вперёд, вцепился руками в мраморный парапет балкона и заорал визгливо, со злобой брызжа слюной:

– Какой ещё наследник Аэций?! Вы, Ладун, совсем с ума сошли? Я, я – наследник и ваш государь! К ним заявляется неизвестно кто и неизвестно откуда, а наша армия верит первому встречному проходимцу и самозванцу. Более того, сам военный комендант ведёт его во дворец, это неописуемо! Это – бунт, восстание, мятеж! Вы помните, Ладун, что у нас в стране полагается за мятеж? При этом вы столь старательно прячете своего претендента, что ни я, ни Первый консул, ни другие важные лица пока его в глаза не видели. Может, вы всё выдумали? Нашли, так сказать предлог, чтобы побунтовать, проявить характер!

Флорестан каким-то шестым чувством уловил волну тихого возмущения, прокатившуюся по рядам военных на площади. Не хватало ещё, чтобы Аурон подлил масла в огонь своими глупыми выкриками. Консул негромко сказал что-то начальнику своей личной охраны, и принца-регента аккуратно, но твёрдо убрали назад.

– Стойте спокойно, ваше высочество, – шепнул ему бритый наголо начальник охраны, – и позвольте вашему дяде самому разобраться с ситуацией. – Он продолжал железной хваткой сжимать предплечье Аурона, показывая, что совершить ещё одну глупость ему просто не позволят.

– Пустите руку, мне больно, – возмущённо зашипел принц-регент, – я буду стоять смирно, я всё понял, довольно.

Тем временем внизу военный комендант подал знак своим людям, и они подняли на сомкнутых щитах высокого подростка в синем бархатном костюме. Флорестан ничем не выдавший жгучего интереса, с пристрастием разглядывал претендента. Конечно, эльфийская кровь бросалась в глаза, но сходство Аэция с отцом заметил бы всякий, кто знал Барса. Сходство это проявлялось не столько в чертах лица, сколько в привычке упрямо наклонять голову, позе и всей манере держать себя, которую, как отлично знал Первый консул, невозможно подделать никакими силами. Легионы приветствовали парня дружным рёвом: «Аэций»!

Флорестан вновь прекратил шум, так терзавший сердце и уши Аурона.

– Прекрасно, – воскликнул он, словно наследника на площадь перед дворцом доставили по его личному распоряжению, – я рад видеть вас, молодой человек, и ваше намерение испытать (он специально избегал слова «короноваться») Корону клинков в высшей степени похвально. Как и всякий свободный гражданин Священной Лирийской империи вы от рождения имеете неотъемлемые права. Но зачем же пытаться осуществить эти права таким экзотическим и необдуманным образом? – Первый консул говорил мягко с оттенком отеческой укоризны, будто Аэций на полученном в подарок на день рождения пони потоптал любимую клумбу консула. – Существует же законный порядок. Подайте прошение в Сенат, его рассмотрят, назначат комиссию, которая, в свою очередь, разработает регламент испытания, потом определим день, и вы сможете реализовать свои права. Приходите завтра с утра прямо ко мне безо всякого стеснения, и мы с вами вместе составим прошение в Сенат. Идёт?

– Нет, – звонко сказал Аэций, – мне не нужны регламенты и испытания. Я – законный наследник лирийского престола и намерен короноваться Короной клинков немедленно. Вынесите мне её сейчас же, Флорестан.

Легионы отреагировали одобрительным гулом.

– Боюсь, в настоящий момент сделать это не представляется возможным, – Первый консул сокрушённо покачал головой, – причина в том, что я не знаю, где именно находится Корона клинков. Скорее всего, она заперта в императорской сокровищнице. Ключи и опись имеются только в распоряжении имперского казначея. Пока мы пошлём за ним, пока отыщем нужную нам вещь, уже, как минимум, рассветёт. Я, право, даже не знаю, как поступить.

– Зато я знаю.

Взгляды всех присутствующих обратились к высокому мужчине, опирающемуся на чёрный посох. Он вышел вперёд и встал рядом с принцем и Горацием Ладуном.

– Я знаю, где Хелвуд Барс хранил свою корону. Пойдёмте, я покажу.

Флорестан мгновенно узнал говорившего: это был брат покойной императрицы Ирис, эльфийский принц Меллорн, дядя мальчика. Однако он решил не показывать виду и надменно спросил:

– Ваша осведомлённость вызывает некие сомнения. Откуда вы знаете, где Корона клинков?

– Покойный император сам показал мне, – спокойно проговорил Брэк, – возможно, он предвидел подобный оборот событий. А вот ты, Флорестан, лжёшь, утверждая, будто в глаза не видел Корону клинков. Неужели ты ещё не понял: либо ты без проволочек вынесешь сюда Корону, либо мы возьмём её сами, но для многих из вас это будет концом. Я бы советовал тебе поступить по первому варианту.

Флорестан сразу почему-то поверил словам эльфа.

– Хорошо, – чуть склонил голову он, – если молодой человек столь упорен в своём желании прямо сейчас примерить Корону клинков, будь по-вашему.

Он сделал приглашающий жест и вместе со всеми, кто стоял в эту ночь на парадном балконе, удалился.

– Смотрите в оба, – приказал Осокорь стоящим чуть поодаль военным, – чтобы ни одна сволочь не попыталась сделать глупость.

К своему собственному удивлению Аэций совсем избавился от лихорадочного волнения, снедавшего его с самого утра. Единственным желанием принца было желание, чтобы всё поскорее закончилось.

Флорестан обернулся довольно быстро. На этот раз вся честная компания во главе с ним появилась из дверей парадного входа. Двое гвардейцев в облегающих штанах с осторожной торжественностью несли за углы бархатную подушечку, на которой тускло отсвечивала старым золотом легендарная корона.

– Ну вот, юноша, – Флорестан театральным жестом повёл рукой, – вы получили то, что хотели. Дерзайте!

Неожиданно вперёд рванулся принц-регент Аурон.

– Корона моя! – завопил он с совершенно невменяемым видом, – только я имею право носить её!

И он с проворством, удивительным для столь полного и рыхлого человека, схватил корону, игнорируя призрачные клинки, что возникли, как только его пальцы коснулись золотого обруча. Издав сдавленный вопль не то боли, не то восторга Аурон водрузил волшебную корону себе на голову. Сначала ничего не происходило: он просто стоял с ошалелым видом. Потом вдруг капризный рот Аурона стал открываться, словно ему не доставало воздуха, и лишь позднее из горла принца-регента вылетел крик нечеловеческой боли, который аккомпанировал тёмно-фиолетовому пламени, охватившему его с головы до ног. Несмотря на то, что пламя было почти что чёрным, оно слепило и заставляло отводить глаза в сторону.

Через несколько мгновений всё было кончено. То, что осталось от Аурона осело вниз, словно рассыпавшаяся скульптура из песка. Только на этот раз осыпался не песок, а пепел. На эту кучку пепла медленно и торжественно опустилась Корона клинков, принявшая снова вид обыкновенного золотого обруча с варварски огромными самоцветами. На Дворцовой площади воцарилась тишина, нарушаемая лишь сдавленными рыданиями Виго. Гладиатор сидел на корточках и, раскачиваясь из стороны в сторону, горько оплакивал безвременную кончину друга.

– Ну как, молодой человек, – кашлянув, поинтересовался Флорестан, – вы всё ещё имеете желание примерить Корону клинков?

Аэций растеряно посмотрел на дымящийся пепел и перевёл взгляд на дядю. Тот ободряюще кивнул. Мальчик сделал шаг вперёд, упрямо наклонил голову и громко, так, чтобы его услышало как можно больше людей, сказал:

– Да!

Под напряжёнными и ожидающими взглядами он подошёл к останкам принца-регента, присел на корточки и взял в руки Корону. Она была чуть тёплой и приятной на ощупь. Затем мальчик встал и спокойно надел Корону клинков на свою светловолосую голову.

Флорестан невольно отвернулся. Ему не хотелось видеть повторение шаманского колдовства Проргола. Однако ничего подобного не произошло. Аэций стоял, как ни в чём не бывало в волшебной короне. И тут из тысяч глоток вылетел вопль восторга. Принца снова вознесли на щитах высоко над толпой, чтобы каждый, как бы далеко он не стоял, мог увидеть своего нового императора.

Дворцовую площадь сотрясалась от криков:

– Да здравствует император Аэций!

КОНЕЦ.

30.04.2011 г.