Текст книги "Корона клинков"

Автор книги: Елизавета Берестова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Можно подумать, вы в силах это осуществить! – в сердцах воскликнул казначей.

Но Флорестан просто проигнорировал его, ударив деревянным молоточком в гонг. Это означало, что вопрос поставлен на голосование.

Секретарь Государственного совета, молчаливый лысый как колено человек с вечно озабоченным лицом, поднялся со своего места с бархатным мешочком в руках. Он поочерёдно обходил голосующих, которые по древнему обычаю опускали в мешочек белый или чёрный камешек.

Когда Флорестан вытряхнул камешки на поднос, среди белых, означающих согласие, затесались два чёрных, выражающих протест. Первый консул догадывался, что против проголосовали казначей Африй и министр финансов, заместитель Бестии Клавдий был слишком умён и дальновиден, чтобы выгораживать своего патрона.

– Решение принято! – звонкий удар гонга будто ставил последнюю точку. – Я думаю, адмирал перехватит мятежного Второго консула на море. Позволить ему высадиться в Рие было бы ошибкой.

– Это нам вполне по силам, – довольно замерил адмирал Ксерос, – я только просил бы дать мне нескольких боевых магов для усиления. Не зря ведь болтают, что Бестия гораздо лучший клирик, чем принято думать. Не хочу попусту гробить своих людей. Что скажете, господин Верховный жрец?

Островитянин повернулся в сторону незаметного старичка в скромном светском платье.

– Мои лучшие маги в вашем распоряжении, – проговорил Верховный жрец глубоким и звучным голосом, – хотя я крайне сомневаюсь, что Марк Луций прибегнет к магической защите.

– Вы, Ксерос, получите усиление и соответствующие полномочия, – резюмировал Флорестан, – вплоть до физического уничтожения упомянутого лица в случае необходимости. Подробности операции я целиком и полностью оставляю на ваше усмотрение.

Смоляная бровь адмирала едва заметно дёрнулась, он кивнул, скрыв улыбку удовлетворения в щегольских усах.

– Какие есть ещё вопросы, господа? – устало спросил Первый консул в тайной надежде, что вопросов-то никаких не окажется.

– Меня интересует мальчик, – вопреки его ожиданиям подал голос Верховный жрец, – насколько мне известно, принц-регент Аурон физически не сможет короноваться Короной клинков. По моим сведениям заклятие, наложенное Прорголом, личностное и связано кровью.

– Вы, как всегда прекрасно осведомлены и абсолютно правы, – Флорестан скривил губы в некоем подобии усмешки, – что вы имели в виду, поднимая данный вопрос?

– Я всего лишь подумал, что Корона клинков может стать прекрасным испытанием для объявившегося из небытия наследника и предполагаемого сына покойного императора. – Жрец окинул присутствующих острым взглядом, – в случае положительного исхода мы с вами получим нового императора, в случае же отрицательного, – он развёл руками, – проблема решится сама собой. По крайней мере, от подменыша мы загарантированы.

Речь Верховного жреца произвела на присутствующих благоприятное впечатление, но заместитель, а теперь и исполняющий обязанности Второго консула, Клавдий попросил слова:

– Что мы станем делать, когда этот никому неизвестный подросток наденет легендарную корону?

– Мы опустимся на одно колено и принесём присягу, – раздражённо ответил Флорестан, – а вы что предлагаете?

– Но ведь он – вещь в себе! Неизвестно, умный он или дурачок, вдруг он и ложкой с вилкой есть не умеет? Никто не станет прятать от людей совершенно здорового принца.

– Не стоит преувеличивать, молодой человек, – поморщился Верховный жрец, – не думаю, что покойный император не позаботился о достойном воспитании своего единственного сына. – Он бросил взгляд на Первого консула, и тот отвёл глаза. – Не забывайте, Клавдий, Аэций – всего лишь не огранённый камень, а придать ему форму, заставить нужные грани сверкать предстоит нам, собравшимся в этой комнате.

– Главная неприятность заключается не в мальчике, а в его дяде, – поморщась, от нежелания раскрывать все карты, сказал Флорестан, – я вынужден несколько остудить ваш оптимизм.

– Что ещё за дядя? – брезгливо спросил казначей, которому надоело обсуждать политику, а не финансы, – кто может стать на пути Государственного совета Священной Лирийской империи и помешать нашим планам?

– Принц Меллорн – коротко ответил Первый консул.

– Вы имеете в виду того самого Меллорна, который заключал Северный мир? – нахмурил брови Верховный жрец.

Флорестан утвердительно кивнул.

– Полагаю, в донесениях ваших людей содержатся ошибочные сведения, – адмирал Ксерос, скрестил на груди руки, – или хуже того, кто-то намеренно вводит вас в заблуждение. Великий эльфийский полководец давно погиб. Мне кажется, случилось это сразу после подписания Северного мира.

– Вынужден разочаровать вас, адмирал, но Меллорн жив. И именно благодаря его стараниям Бестия не заполучил мальчика до сих пор. Не думаю, что он позволит нам влиять на ребёнка, как бы не вышло, что мы получим проклятого эльфа во главе империи. Это и есть наша главная проблема.

– Подобно всем присутствующим я не знаком с этим мужем лично, – перекрыл возбужденное обсуждение звучный голос Верховного жреца, – но думаю, нам нечего опасаться.

– Нечего опасаться? – передразнил его казначей Африй, – эльф, разбойник и злодей будет стоять за спиной молодого императора, можно сказать, одной ногой на троне, а вы благостно говорите, что нам нечего опасаться!

– Конечно, я продолжаю оставаться в своей твёрдой уверенности, – старый жрец даже головы не повернул, – если кто-то не умеет делать выводы из имеющийся информации, то я советовал бы ему прислушиваться к мнению тех, кто умеет, и не ставить себя в дурацкое положение неуместными замечаниями. Меллорн дважды отказался от власти. Сначала от Морозного трона. Мои источники докладывали, что на исходе Северной войны он имел основательную поддержку. Затем, после заключения Северного мира, он вторично уклонился от места при дворе, хотя его родная сестра стала женой Барса. Я даже думаю, Барс предлагал ему Морозную корону, императору он был бы более выгоден, чем повёрнутый на чистоте эльфийской крови Эверетт.

– Я не желаю иметь дело с эльфийским отребьем! – буквально прокричал Африй, – вы предлагаете договариваться вместо того, чтобы повесить его или содрать кожу, как только он объявится в столице!

– Сегодня меня мучает вопрос, – нахмурился Флорестан, – как такой ограниченный, если не сказать неумный, человек может быть имперским казначеем? Вы что, купили свою должность, Африй? – тот обиженно засопел, – убейте дядю и вы станете кровным врагом мальчика. Не забывайте, он – сын Барса. А теперь напрягите воображение и представьте, как он поступит с вами, если ему хотя бы в незначительной степени передался нрав отца. Меллорн нам нужен живым, господа, по крайней мере, на первых порах. И мы с ним будем договариваться и торговаться. Ибо каждому человеку что-то нужно, не думаю, что с эльфами по-другому.

Глава 19 КОРОНА КЛИНКОВ

Дорога до Рии оказалась несколько длиннее, чем рассчитывал Аэций, хотя Осокорь, действительно, творил чудеса. Но принц чувствовал, что даже этого месяца ему не хватило, чтобы подготовиться к тому, что его ожидало. И теперь, когда они стояли на холме, а перед ними в тёплом предзакатном сиянии лежала столица, у Аэция упало сердце. Что ждало его в этом величественном дворце, гордо возвышавшемся над городом, утопающим в густой зелени, лишь кое-где тронутой осенним золотом?

– Сначала нужно сходить в город на разведку, – вывел принца из задумчивости голос Осокоря, – а пока пойдём в гости.

Ясень хмыкнул, а Осокорь пояснил:

– Имеется у меня тут поблизости один надёжный человечек.

– Тогда веди нас, легат, – Ясень поудобнее перехватил дорожный мешок.

Утоптанная дорожка вывела их к высокому прочному забору с массивной калиткой. Осокорь погремел щеколдой, из-за забора залаяли собаки. Послышались тяжёлые шаги по камешкам дорожки, и хриплый мужской голос поинтересовался:

– Если это снова ты, Хлыст, и снова с прежними отговорками, клянусь бородой любимого деда, я вспорю твоё брюхо и накормлю своих псов твоей требухой.

В калитке отворилось маленькое оконце, и на пришедших уставился карий глаз в сеточке воспалённых сосудов.

– Я имею честь говорить с господином Буром по прозванию Пасечник? – широко улыбнулся Осокорь и сделал шаг вперёд, чтобы его можно было лучше рассмотреть в оконце.

Воспалённый глаз передвигался с одного гостя на другого, и его хозяин поинтересовался.

– Откуда ты знаешь меня, человек?

– Привет тебе, Пасечник, от Снорри Полная кружка.

– Тебя прислал мой брат? – казалось, недоверия в голосе за калиткой только прибавилось, – и где сейчас этот бродяга? Ещё не двинул кони на своей треклятой службе?

– Снорри жив и здоров, – ответил легат, – после победы над некромантами он собирался выйти в отставку и отправиться домой. Сказал, что навоевался, собирался таверну открыть.

Почему-то слова насчёт таверны, которую собирался открыть никому из остальных неизвестный Снорри, произвели на его брата впечатление. Смотровое оконце закрылось, глухо звякнули запоры, калитка отворилась, и прозвучало короткое приглашение:

– Заходите.

Перед ними стоял низенький мужичок, ширина плеч которого могла бы посоперничать с его ростом. Широколобый, с нечёсаной гривой каштановых волос, собранных в небрежный хвост, он из-под густых бровей недобро поглядывал на пришельцев. Очевидно, по крайней мере один из его родителей был гномом.

– Ну, с чем пожаловали? Коли от Снорри и ко мне за помощью, видать, ваши дела совсем плохи. Но для начала надо бы узнать, с кем я имею честь, – тут гном криво усмехнулся, – представьтесь, что ли.

– Я – легат Первого Безымянного легиона, Марин Туллий Осокорь.

– Ага, – не то крякнул, не то кашлянул гном. – Уж не вы тот центурион, а за тем трибун Осокорь, о котором писал мой правильный брат?

– Он самый, но с тех пор я получил повышение.

– Как я понимаю, вы ко мне не по долгу службы? – гном покосился на двух громадных собак, серыми тенями застывшими в отдалении, – мне не придётся жалеть, что я впустил вас в дом?

– Поверьте мне, не придётся. Возможно, вы ещё и выгоду сможете извлечь из нашего неожиданного знакомства.

– Лады, – гном наклонил лобастую голову, – тогда я, Бур Пасечник, к вашим услугам.

– Очень приятно, – чуть наклонил голову Брэк, – мы …,

– Да не утруждайтесь выдумыванием имён, я ведь прав, вы не хотите, чтобы я знал, кто вы? Не беспокойтесь, у меня бывают гости, и не редко, которые тоже не любят раскрывать инкогнито. Идёмте в дом, поужинаете вместе со мной.

Аэция заинтересовали собаки. Он никогда раньше не видел таких: высокие, поджарые с грубой жёсткой шерстью и квадратными мордами. Морды эти, отнюдь не дружелюбные, украшали немаленькие зубы в обрамлённых чёрным пастях.

Увидев, что гости с опаской проходят мимо них, Бур Пасечник рявкнул с притворной сердитостью:

– Свои! А ну, захребетники, марш на место, не то к зиме на шапки пущу!

Собаки синхронно повернулись и бесшумно исчезли в глубине неухоженного, заросшего высокой сорной травой сада. Аэций с любопытством и удивлением оглядывался вокруг. У деда Антония был близкий друг, который водил пчёл и с гордостью называл себя пасечником. Но он совершенно не походил на этого лохматого грубого Бура, во всём обширном саду которого не было даже намёка на ульи.

Петлявшая дорожка вывела к приземистому каменному дому с весёлой красной черепичной крышей. Собаки безмолвными изваяниями застыли у входной двери. Обстановка внутри дома оказалась неожиданно богатой, но с налётом холостяцкого аскетизма. На стене висела внушительная коллекция секир и топоров, а накрытый к ужину стол радовал глаз простым деревенским изобилием. Хозяин не спеша наполнил кружки пивом и пробасил:

– Угощайтесь, чем боги послали, не тушуйтесь, у меня всё по-простому. – Он залпом выхлебал пиво, утёр пену с пышных усов и, хитро прищурившись, сказал: – догадываюсь, почему легат Первого Безымянного пожаловал ко мне.

– Не думаю, что ваша проницательность столь велика, – Осокорь поставил кружку на стол и потянулся к розовому салу.

– Хоть я и на отшибе живу, но слухи до меня кое-какие доходят: например, о том, что маги Ордена спалили вашего шефа Бестию вместе с его шикарной галерой.

– Подумаешь, новость, – протянул Осокорь, отправляя в рот очередной кусок сала, – эту новость по всем трактирам империи обсуждают.

– Есть и ещё кое-что, – гном налил себе пива, отхлебнул с ужасающей громкостью и сказал: – волнения в Рие. Всё из-за неизвестно откуда взявшегося наследника Барса. А началось это после одного предсказания. Да слыхали, поди?

– Нет, о предсказании мы ничего не знаем, – за всех ответил Ясень, – мы несколько месяцев не были в столице.

Бур Пасечник уселся поудобнее, закурил длинную трубку и с явным удовольствием начал рассказ:

– Руда – чародейка и предсказательница, надо сказать, баба знающая, из наших, ворожила некоему вельможе. Сей осмотрительный тип личность свою под маской спрятал, однако ж осмотрительность его немного однобокой вышла, потому как для гадания он предъявил ни больше, ни меньше, как императорский перстень с орлом.

– Благородная шпинель особой огранки в красном золоте? – уточнил старший из эльфов.

– Он самый. Тут Руда, бабёнка головастая, догадалась, что за блондин судьбой бедного брата интересуется. Она провела обряд честь по чести, и вышло из того гадания, что пропавший без вести брат жив и здоров, что ждут его клинки и корона. Одним словом, всё указывало на младшего принца Аэция, которого раньше считали умершим. Руда обсказала клиенту почти всё, но кое-что утаила. По ходу ритуала она точно узнала, что наш уродец-регент и Аэций – не братья, даже вообще не родственники.

Осокорь бросил украдкой взгляд на Брэка, пытаясь угадать, был ли он в курсе дела.

– Гадание это каким то образом стало известно многим, в армии волнения, поговаривают о введении комендантского часа. Мои страшно недовольны. Нам комендантский час ни к чему.

– Ваши? – не выдержал Аэций, на которого рассказ Бура произвёл сильное впечатление, – чем пчёлам может помешать комендантский час?

Гном посмотрел на Аэция с недоумением, но потом оглушительно расхохотался.

– Юноша, – проговорил он сквозь слёзы, – вы серьёзно считаете моими подопечными пчёл?

– Ну да, – насупился принц, – ведь вы – пасечник.

– Да, Пасечник, – продолжая смеяться, согласился Бур, – только пасу я отнюдь не пчёл, а сынов человеческих.

– Когда-то наш радушный хозяин действительно занимался разведением пчёл, – разъяснил Осокорь, – Снорри говорил, что именно этому факту он и обязан своим прозванием. Но уже давно он зарабатывает себе на хлеб иным образом.

– Я руковожу преступным миром Рии, юноша, – не без гордости заявил гном, но потом из скромности поправился, – по крайней мере, немаленькой его частью. Что, удивлены? Но ведь кто-то должен следить за поступлением контрабанды и не позволять ворам слишком зарываться. Благодаря мне мелкая преступность на улицах Рии практически вообще перестала существовать, – важно закончил он.

Торки, сидевший возле Осокоря и заведший глядя на него обширные залысины, воскликнул:

– Я слышал о вас, господин Бур!

– Польщён, польщён, – заулыбался хозяин, – но что ж мы всё обо мне. Давайте-ка лучше поговорим о том, чем я могу вам помочь.

– Нас устроит крыша над головой на пару дней, – сказал Осокорь, – и ещё понадобится кое-что из старой одежды. Придётся выйти в город в маскарадном виде и посетить одного знакомца.

Гном поскрёб бороду и довольно произнёс:

– Это и всего-то? Конечно, и одёжу подберём, только вот вам, господин хороший, сложновато переодеться будет. Внешность уж больно приметная, и рост высокий.

– Я в город не пойду, – ответил Брэк, – Осокорь Дурынду с собой возьмёт.

– Это другое дело. Молодого человека нарядим в лучшем виде.

– Ему-то как раз переодевание не потребуется, – улыбнулся легат.

– Интересно, – Бур прищурил круглые карие глаза под набрякшими веками, – да ты, парень, никак фавн?

– А если и фавн, то что? – заносчиво произнёс Торки, – вам-то что за дело? – он побаивался реакции окружающих и терпеть не мог, когда его разоблачали.

– Везёт тебе, парень, – со сладким вздохом заметил Бур, – счастливчик, можно сказать. Я вот в былые времена знавал одного фавна. Знатный домушник был, ас из асов. Мог озолотеть, жить не хуже патриция.

– И что? – Торки заинтересовала судьба талантливого по части воровства собрата.

– Шибко жаден оказался, стал крысятничать, то бишь, утаивал заработанное. Пришлось зарезать. И нечего смотреть на меня такими глазами, юноша, – это уже относилось к Аэцию, – у нас в преступном мире дисциплина не хуже чем в армии должна быть. Пришлось, хоть и жаль парня было до слёз. Талант погубил. Так что, коли тебя, Дурында, хозяин твой прогонит, приходи. Ремеслу лично обучу, по высшему разряду.

– Нет, – одновременно воскликнули Осокорь и Ясень, опередив фавна.

– Если его услуги станут господину без надобности, я его в своё ведомство пристрою, – заявил Осокорь, – так что вы, господин Пасечник, нашего парня воровской романтикой не соблазняйте. Иначе власти могут ведь перестать закрывать глаза на вашу деятельность в Рие.

– Я тоже в долгу не останусь, – пообещал Брэк.

– Ладно, ладно, – поднял руки Бур Пасечник, – я ж просто предложил, так сказать, для поддержания разговора. – И чтобы окончательно свернуть опасную тему, предложил: – пойдёмте, господин легат, подберём вам что-нибудь подходящее случаю.

Как только они скрылись за дверью, Аэций нахмурился и тихо сказал:

– Получается, этот Бур – преступник, и не рядовой, но при всём этом он кажется мне хорошим человеком. Как такое может быть?

– Бывает, – проговорил Ясень, – поверь, мне доводилось встречать людей, которые не брали чужого и не поднимали руку на ближнего своего, но при этом оказывались мерзавцами и подлецами. А бывало, что воры и убийцы проявляли благородство и самоотверженность.

Разговор прервало появление самого объекта недавнего обсуждения.

– Оцените наши старания, – предложил Бур, пропуская вперёд Осокоря.

Надо сказать, им было чем гордиться. Даже родная мать с одного взгляда не признала бы в вошедшем легата Первого Безымянного легиона. В комнату, подволакивая ногу, вошёл пожилой матрос. Вся его внешность, от неряшливых седоватых волос, схваченных косынкой, до растоптанных башмаков имела налёт той особой безрадостной бедности, в которую впадают через пьянство. Сходство усиливали багровый нос и побитая маленькая шарманка, болтавшаяся на плече.

Ясень только руками развёл.

– Здорово! – воскликнул Торки, – нищие – это мой конёк. Сейчас я сооружу такого попрошайку под пару матросу, вы закачаетесь.

– Э, нет, – возразил Осокорь, – здесь второй нищий не подойдёт.

– Что верно, то верно, – поддакнул со знанием дела Бур, – попрошайки, даже дети, парами не ходят, больно подозрительно. Тут необходимо что-то особенное придумать.

– Ослом не буду ни за что! – категорично заявил фавн, – если только собакой.

– Собака твоего размера вызовет в Рие куда больше переполоха, чем двое нищих матросов, – отклонил предложение Брэк, – а что если попробовать обезьяну? Шарманщик с обезьяной – вполне обычное дело.

Торки насуплено зыркнул на хозяина. Обезьяна казалась ему даже унизительней осла.

– Помнишь в минувшем году мы видели такую в труппе бродячих циркачей? – голос Брэка был как всегда спокоен, и Торки сразу вспомнил огромную лохматую образину с выразительными клыками.

– Ага, вы ещё тогда сказали, что такие обезьяны живут в Кумее. Ну, что с вами делать? Пойду перекинусь.

Он встал, почему то размял пальцы и со словами: «я быстро» скрылся за дверью.

– Давненько я не видал фокусов фавна, – пробормотал гном.

Перевоплощение Торки как всегда было на высоте. Перед восхищёнными зрителями стояла здоровенная лохматая обезьяна с унылым коричневым лицом. Клочковатая рыжая шерсть её оказалась отчаянно грязна, а кое-где свалялась омерзительными колтунами. На голове обезьяны криво сидела видавшая виды матросская шапочка. Ещё одной деталью туалета были ветхие парусиновые штаны, с волочащимися по земле штанинами.

– То, что надо, – похвалил Осокорь.

В ответ обезьяна сначала издала печальный утробный вой, а затем довольным голосом Торки сказала:

– Мне бы для полноты картины курительную трубку, да побольше.

Трубка в доме Бура Пасечника, естественно, нашлась, и в сумерках матрос в обезьяной отправились в город.

– В случае чего, – предупредил перед уходом Осокорь, – уводи мальчишку. Эльф вас прикроет.

Бур сначала удивлённо вскинул кустистые брови, но почему-то посмотрев на Аэция, согласно кивнул:

– Не беспокойтесь, я ж – гном. У меня тут подземный ход по заветам предков, не единожды выручал. А после последнего случая я кое-какие новшества придумал, – он поскрёб бороду с довольным видом, – ежели чужие полезут, мало им не будет.

***

Столица встретила Осокоря и Торки той особой тревожащей тишиной, какая бывает в преддверии серьёзных событий. Легат отметил про себя, что патрулей с момента его отъезда стало больше, хотя никто из них не цеплялся к нищему матросу. А вот на обезьяну глазели не без любопытства. До Облачного холма, где жил военный комендант Рии Гораций Ладун, они добрались без приключений. Виллу коменданта срывал от посторонних глаз высокий забор, сплошь увитый декоративным виноградом. Его несъедобные грозди обильно алели среди только начавшей желтеть листвы.

Слуга у ворот неспешно подливал масло в уличные фонари, чтобы зажечь их от длинной лучины. Стемнело. Городская стража дважды промаршировала по мостовой, не удостоив вниманием Осокоря наигрывавшего на расстоенной шарманке унылую мелодию.

– Где нелёгкая носит вашего приятеля? – негромко поинтересовался Торки, когда поблизости не было прохожих. Он недавно скорчил страшную рожу мальчишке, который выгуливал черырёх разнопородных псов и долго ошивался возле них, разглядывая курящую обезьяну.

– В десять у Горация вечерняя поверка, он слушает доклады, а потом едет домой. В четверг он до полуночи играет в покер в офицерском клубе.

– Хорошо, что сегодня вторник, – заметил фавн, – надеюсь, нам не придётся торчать тут до утра, по случаю раннего приезда вашего знакомого домой.

Очень скоро послышался стук копыт, и на дороге показались четверо всадников, которые сопровождали пятого. Когда вся кавалькада приблизилась к воротам, Осокорь что было мочи закрутил ручку шарманки и сопроводил визгливую мелодию драматическим речитативом:

– Не оставьте без внимания нужды страждущих, пострадавших единственно через свою беззаветную преданность и не жалевших живота своего ради блага империи и её граждан!

– Позвольте, экселенц, мне примерно наказать наглого попрошайку, – воскликнул молодой офицер на горячем соловом жеребце, нервно перебиравшем ногами.

– Кто вообще пустил его в приличный квартал! – возмутился второй, – вы только взгляните на его грязную скотину!

Торки издал фирменный жалобный вой, но на всякий случай показал молодым офицерам солидные жёлтые клыки.

– Возможно, хозяина этого шикарного особняка заинтересует история бедолаги, проливавшего кровь на фронтах последней войны? – спросил Осокорь уже своим обычным голосом и вышел в желтоватый кругляш света от фонаря, чтобы Ладун мог лучше разглядеть его.

– Да он и не думает успокаиваться! – первый офицер вытащил из-за голенища хлыст.

– Господа, – проговорил военный комендант Рии спокойным усталым голосом, – благодарю вас за верную службу. До завтрашнего утра все свободны. Доброй ночи, господа.

Офицеры поклонились, поворотили коней и поскакали по улице, плавно спускавшейся к подножию Облачного холма. Невидимый слуга уже вовсю гремел запорами ворот, встречая господина.

– Я с любопытством и вниманием выслушаю историю твоего возвращения, – спешиваясь и бросая поводья слуге, проговорил комендант. – Проходи.

– Узнал, – довольно усмехнулся Осокорь.

– Узнал, конечно, хоть и не сразу. Ещё немного и моя столичная гвардия наставила бы тебе синяков и шишек. Я рад, что ты спасся, легат. Пойдём в дом, я сильно голоден, только вот зверюгу твою надо куда-нибудь определить.

– Дурында поужинает с нами. Собственно, он и не зверь вовсе.

– Да? – комендант с сомнением поглядел на сморщенное лицо обезьяны, на неопрятную шерсть и нехотя согласился, – пусть идёт с нами, раз ты за него отвечаешь.

В доме Гораций Ладун отдал какие-то негромкие распоряжения и повёл необычных гостей в библиотеку. Торки, оскорблённый до глубины души пренебрежительным отношением к своей персоне, решил показать, насколько ошибается на его счёт военный комендант Рии. Он занял свободное кресло с той особой аристократической непринуждённостью, какую не раз наблюдал у Брэка. Затем он с лёгким поклоном принял хрустальный бокал из рук опешевшего Горация Ладуна, оценил вино на просвет, поболтал им и отпил маленький глоток с видом знатока, предпочитающего букет вкуса скорому опьянению.

Хозяин закусил бутербродом с рыбой и спросил:

– Что произошло, Марин? Почему ты здесь в маскарадном виде? Хотя я чертовски рад, что ты спасся с «Горгоны». В докладе на Государственном совете Верховный жрец не пожалел красок, описывая работу своих боевых магов во время ликвидации Второго консула, и утверждал, что ни один человек не выжил. Бестия отказался подчиниться предписанию и попытался уничтожить адмиральскую галеру.

Осокорь потёр лоб под засаленной матросской косынкой и сказал:

– Меня не было на «Горгоне». Но я пришёл к тебе не из-за Бестии. Ты слышал о предсказании Руды?

– Об этом предсказании в Рие не слышал только глухой, – криво усмехнулся военный комендант, – я же слышал о нём гораздо больше, нежели мне хотелось бы. Предсказание взбудоражило легионы, особенно тот, с которым я пришёл в столицу. Начальство, естественно, требует немедленных и эффективных мер по пресечению крамольных разговоров. Да как их пресечь, если Аурон сам каждый день всё больше и больше возбуждает против себя не только армию, но и простых людей. Мы на грани катастрофы, Марин, бунт, гражданская война (говорят на севере снова что-то затевается) или ещё что-нибудь, но случится обязательно. Все ждут появления Аэция. Кто-то говорит, что мальчишка воскрес, но более приземлённо мыслящие склоняются к тому, что он и не умирал вовсе.

– Как раз об этом я и хотел поговорить с тобой, – хотя Осокорь давно знал Горация, он немного опасался разговора, который им предстоял. И самым лучшим было говорить прямо без обиняков: – я приехал в Рию не один. Со мной младший сын Барса – Аэций.

Гораций удивлённо посмотрел на гостя, потом кивнул головой, словно ожидал он того чего-то подобного.

– Нам нужна твоя помощь, чтобы Аэций мог короноваться Короной клинков, выполнив тем самым последнюю волю отца, – закончил Осокорь.

– Полагаю, у тебя имеется план, как именно осуществить это?

– Поскольку охрана императорского дворца подчиняется тебе, нам остаётся лишь добраться до короны, водрузить её на голову принца и представить его легионам. Думается мне, что для этого мероприятия больше подходит ночь. Охраны меньше, да и обслуга в основном спит.

Гораций Ладун хмурился, и нервно теребил кисть винограда, забывая при этом отправлять ягоды в рот.

– В столице произошли серьёзные перемены с тех пор, как ты уехал, – заговорил он, – мои люди больше не охраняют дворец. Наш уродец, принц-регент, завёл свою собственную личную гвардию. Он даже форму для неё придумал сам. Боюсь, если он вознамерится переодеть в такую срамоту всю армию, бунт будет даже без участия выжившего сына императора Барса, – лицо коменданта перекосилось от невесёлой усмешки, – так что ни на внешних постах, ни во внутренних покоях нет тех, кому я могу приказать или попросить. Меня же Аурон вообще не сильно жалует, как впрочем, и всех людей своего отца. Думаю, он при первой же моей оплошности отправит меня в отставку.

– А я слыхал, будто из замечательного во всех отношениях предсказания гномской чародейки следует, что принц-регент не брат Аэция, вроде они вообще не родственники, – заговорил уставший от вынужденного молчания Торки, чем несказанно удивил хозяина.

– Он – фавн, – пояснил Осокорь, – и просто обожает шокировать окружающих.

Гораций кивнул, но продолжал заинтересованно разглядывать внезапно заговорившую обезьяну.

– Если это правда, – развивал свою мысль Торки, – он и его дядя – Первый консул просто так не отдадут Корону клинков, тем более, что Аурон-то надеть её не сможет.

– Если тихий путь во дворец для нас закрыт, придётся поступить иначе, – Осокорь прямо посмотрел в глаза Горация, – как ты думаешь, если твоим людям предъявить живого и здорового наследника Барса, готового надеть Корону клинков, они согласятся проводить его во дворец?

– Согласятся? – переспросил комендант, – да они его на руках отнесут. Они ждут появления принца Аэция, как чуда, которое возвратит прежние порядки и жизнь, что была при его отце.

– Тогда всё замечательно, – удовлетворённо воскликнул Осокорь, наливая себе вина, – Аэций поговорит с легионами, заявит о своих намерениях, после этого при поддержке армии мы идём во дворец и требуем от Флорестана Корону клинков.

– Вот так легко и просто? – недоверчиво переспросил военный комендант.

– Именно. Куда уж проще-то.

Гораций Ладун побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, у него был вид человека, которому предстоит принять нелёгкое решение. После недолгого раздумия он сказал:

– Тебе не кажется, Марин, что твой план несколько непродуман? Может, сначала следовало бы обратиться с прошением к Сенату или к Первому консулу лично? Хотя я знаю Флорестана не так уж долго, он произвёл на меня впечатление человека весьма разумного. В твоём же плане есть оттенок пожара, который ты устраиваешь, чтобы погреть руки.

– Я собираюсь устроить контролируемый пожар, – уточнил со смешком Осокорь, – вариант с Сенатом не пройдёт: слишком много возможностей для затягиваний и юридическо-политического крючкотворства. Я ни на йоту не доверяю столичным чиновникам, попробовавшим вкус власти, когда над ними нет карающей десницы Барса.

– Одним словом, ты предлагаешь участие в бунте или, хуже того, в революции?

– Лично мне по душе вполне мирное слово «переворот», – скромно заметил Осокорь, – но если тебя, Гораций, так волнуют термины, назови наше предприятие реставрацией законной власти в Лирийской империи.

– Да, реставрация звучит гораздо лучше, – согласился Гораций Ладун, – особенно, если учесть законность наследования.

– Это ещё одна причина, из-за которой я отбросил идею обращения в Сенат или к Первому консулу лично. Неизвестно, насколько ему нужен законный наследник Барса, а если нужен, то в каком виде? Не исключено, что в виде тела.

– На предпоследнем заседании Государственного совета он прямо заявил о неприкосновенности принца Аэция, и даже более того, сказал, что лично готов присягнуть ему, – военный комендант выглядел уставшим, и немного подавленным. – Это, естественно, строго между нами, и при условии, что мальчик сможет надеть Корону клинков.