Текст книги "Корона клинков"

Автор книги: Елизавета Берестова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Я бы очень высоко оценил, если бы вы, сударь, взяли на себя труд объяснить мне, что случилось.

– Конечно, объясню, – кивнул Брэк, – но позднее. У нас мало времени. Поговорим, когда дойдём до безопасного места. Пока скажу лишь, что я был другом Антония, друг я и тебе, а все мои действия, какими бы они странными не казались, в твоих интересах.

– Среди друзей моего деда никогда не числились хладнокровные убийцы, – заявил мальчик, останавливаясь. Подбородок его дрогнул, но глаза оставались сухими и колючими. – И почему вы говорите об Антонии в прошедшем времени?! – почти выкрикнул он, – может, вы его сами убили, как тех бедных солдат в хлебной лавке? Убили только потому, что вам не понравился их невежливый тон.

– Бедных солдат в хлебной лавке мне пришлось убить, чтобы спасти твою жизнь, да и свою, впрочем, тоже, – спокойно объяснил эльф.

– Глупости, мне ничего не угрожало. Ведь вы же не думаете, будто я и вправду воровал на рынке медовые пряники? – в голосе принца чувствовалось откровенное негодование.

– Ошибаешься, Аэций. Чтобы поверить в мою правоту, достаточно вспомнить, что легионеры говорили о голубоглазом мальчике. И даже хорошие деньги, что я готов был заплатить им, не возымели действия. И потом, ты не подумал, откуда я знаю твоё имя?

Аэций задумался, внимательно рассматривая своего, дарованного обстоятельствами, спутника. Мужчина, стоявший перед ним на залитой солнцем пыльной улочке, был эльфом. Это стало заметно, когда он снял свой плат. Мальчик знал, что он сам эльф наполовину, и странный незнакомец его заинтересовал. По крайней мере, его стоило выслушать.

– Идёмте в ваше безопасное место, – сказал он вполне мирно, – и извините за грубость. Не каждый день на твоих глазах людям перерезают горло.

– Извинения приняты, пошли.

Всю дорогу Аэций при всяком удобном и неудобном случае глазел на эльфа. И он всё больше убеждался, что встретил, наконец, своего отца. Дед говорил о родителях крайне мало, туманно намекая, что в урочный час Аэций всё узнает. Он рассказал лишь, что мать умерла очень рано. Об отце Антоний говорил только в возвышенных тонах, называл его великим воином и в высшей степени достойным человеком. Но имён не называл никогда, отговариваясь старинной клятвой, и повторял, что не за горами тот день, когда отец заберёт Аэция к себе, и его жизнь кардинально переменится. На вопрос, заберут ли они с собой ещё и Антония, тот вилял и повторял, будто ни за что не променяет спокойную жизнь деревенского травника на все золото Лирийской империи. Из всего этого мальчик делал вывод, что его отец – человек не бедный. Улучив подходящий момент, Аэций спросил:

– А правда, откуда вы знаете моё имя?

– Я был другом твоего деда, и знал тебя ещё совсем маленьким.

– Но я вас ни разу не видел. Разве бывает так, что друзья не видятся десятилетиями?

– Бывает.

– Может, вы приходили, когда я рыбачил на озере? – Аэций очень надеялся, что синеглазый незнакомец проговорится.

– Я не бывал в Камышовом плёсе двенадцать лет, – Ясень оглянулся проверить, нет ли позади преследователей, – иногда ты можешь стать опасностью для дорогих тебе людей. Тогда приходится отказывать себе в радости видеться с ними и обходить стороной место, куда стремишься всей душой.

Аэций скептически оглядывал искривлённые временем стволы старых олив и заросли лопухов вперемешку с чертополохом. Заброшенный сад никак не соответствовал его представлению о том, как должно выглядеть безопасное место.

Торки ждал их, сидя с тени разбитого жома для масла.

– Наконец-то! – воскликнул фавн, вскакивая, – я уже почти начал волноваться. Особенно после поросячьего визга в хлебной лавке. Вы что, нарезали хозяина на бутерброды?

– Не совсем хозяина, и не то, чтобы на бутерброды, но суть событий уловлена верно. А теперь давайте знакомиться.

Он подтолкнул вперёд мальчика.

– Это Аэций, прошу любить и жаловать. Перед собой, друг мой, – Ясень обратился к мальчику, – ты видишь во всех отношениях достойного мужа, носящего гордое имя Торквиний, для приятелей – Торки. Но для самых близких друзей у него припасено особое имечко – Дурында.

– Очень приятно, господин Дурында, – склонил светловолосую голову Аэций.

– А чуть позади тебя, – сверкнул глазами обиженный фавн, – господин Этан Брэк Меллорн. Можно Этан, можно Брэк, для врагов – Ясень.

– Дед много говорил о вас, – улыбнулся мальчик, но тут же погрустнел, – я не видел его уже давно. После условного знака я покинул Камышовый плёс.

– Шляпа в окне? – понимающе спросил Торки.

Аэций кивнул.

– Я взял в тайнике деньги и немедленно отправился в Осэну, в таверну «Бережок», снял комнату. Дед говорил, что когда опасность минует, он меня найдёт. Но его до сих пор нет. – В глазах мальчика сверкнула надежда, – вы виделись с ним? Конечно, виделись, как я не догадался. Иначе откуда вам знать, что меня надо искать в Осэне. Правильно? Это дед вас послал?

– Отчасти, – эльф смотрел на племянника с болью в душе, – когда мы пришли в Камышовый плёс, Антоний был уже мёртв.

– Я так и знал, – принц склонил голову, чтобы скрыть против воли набежавшие слёзы, – его нельзя было оставлять одного. Дед так плохо себя чувствовал в последнее время.

– Ты всё правильно сделал, – Ясень положил руку на плечо расстроенного принца, – твоё присутствие ничего не изменило бы, но ситуацию осложнило.

Казалось, мальчик не услышал его слов.

– И потом мне было видение, – произнёс он, немного смущаясь, будто опасался, что окружающие станут над ним смеяться.

– Что за видение? – сразу оживился Торки.

– Я видел деда, – почему-то шёпотом сообщил Аэций, – вчера возле хлебной лавки. Он вышел мне навстречу в своём старом голубом хитоне, который обычно надевал дома. Сначала я очень обрадовался, бросился к нему, а он заговорил не своим голосом. Тут я догадался, что он умер, но зачем-то явился мне. То ли предупредить хотел, то ли ещё что. Но тогда я с перепугу деру дал.

Торки, крепившийся изо всех сил, не выдержал и рассмеялся.

– Зря потешаетесь, господин Дурында, – обиделся мальчик, – разве там, откуда вы родом, не боятся ходячих мертвецов? В подобном страхе ничего постыдного нет. Поглядел бы я на вас на моем месте.

– Мальчик мой, – утробным голосом пробасил Торки, закатив глаза, – какая неожиданная встреча.

Аэций отпрянул.

– Прекрати, Торки, – остановил представление Брэк, – нужно всё объяснить. Видишь ли, Аэций, Торки у нас фавн. И он может по своему желанию превращаться в кого угодно. Приняв вчера облик Антония-травника, он неудачно пытался свести с тобой знакомство.

– Вы и взаправду фавн? – мгновенно забыл обиды мальчик, – настоящий, с рожками?

Торки солидно подтвердил.

– А не могли бы вы, господин фавн, превратиться в самого себя. Ну, пожалуйста, всего на минуточку. О представителях вашего племени мне доводилось только читать, и, честное слово, я ни разу не видел ни одного фавна.

– Я, право, не знаю, – смутился сам объект неожиданного интереса.

– Сделай милость, не заставляй себя долго упрашивать, – подал голос Ясень, – этим ты хоть немного загладишь вину за вчерашний испуг парня.

– Ладно уж, только, чур, не смеяться.

Аэций во все глаза следил за чудесным превращением, происходившим прямо у него на глазах. В натуральном виде Торки понравился ему ещё больше. Особенно восхищали аккуратные рожки, выглядывавшие из рыжеватых кудрей. Хотя и мощные копыта, переходящие в заросшие густой шерстью ноги тоже произвели впечатление.

– А хвост? – наивно поинтересовался мальчик, – знаете такой длинный с кисточкой на конце.

– Я фавн, а не бес, – обиженно заявил Торки, плавно перетекая в привычный облик Дурынды. – Фавнам такой хвост без надобности, попросту сказать, нет у нас никакого хвоста. Вот люди! увидят рога с копытами, так им и хвост непременно подавай.

– Извините, господин Дурында, – забормотал Аэций, на щеках которого пламенели алые маки румянца, – я нисколечко не хотел вас обидеть.

– Ладно, только перестань титуловать меня господином Дурындой и переходи на «ты». Просто Торки идёт?

– Хорошо, я согласен.

– Вот и славно, – фавн потянулся, – неплохо было бы сейчас брюхо набить, а? ты, небось, сегодня и позавтракать не успел.

Принц кивнул. Фавн важно извлёк из-под развесистого лопуха копчёную курицу, плачущую на жаре прозрачным жиром, свёрнутые сциллийские лепёшки и целый пук зелени, – ведь моему господину было не до того, чтобы на базар заглянуть.

– Зато ты обо всем позаботился.

– Пришлось вспомнить старое ремесло, – с фальшивым вздохом раскаяния ответил Торки.

– Неужели ты украл всё это? – нахмурил Аэций брови.

– Думаю, он просто разыгрывает тебя, парень, – эльф ловко нарезал курицу, – у него полно денег, а воровство для него скорее развлечение, возможность пощекотать нервы и получить иногда по шее.

– Разоблачён, разоблачён целиком и полностью, – засмеялся фавн, – да ты ешь, Аэций, не смущайся. За курицу и лепёшки я честно заплатил своими кровными. А вот чеснок и зелень, каюсь, спёр. А то при честной жизни всю квалификацию растерять недолго.

Аэций только теперь ощутил, насколько он голоден. Еда показалась ему просто божественной.

Глава 7 ОСЭНА В ОСАДЕ

Легат Первого безымянного легиона Марин Туллий, больше известный как Осокорь, щурился полутьме хлебной лавки. Трупы стражников уже унесли. О недавнем убийстве напоминала лишь лужа крови на полу, кое-как присыпанная песком, да бледное до зелени лицо хозяина. Он всеми силами избегал смотреть в пол и, заикаясь, давал показания.

– Он, говоришь, метнул твои ножи? – Осокорь вытер испарину на лбу.

– Ножи, – как эхо отозвался лавочник. – Он сперва схватил один, затем другой, и кинул их, будто жонглёр на ярмарке.

– Уверен, что у него не было посоха с двумя лезвиями?

– Ножи, ваше превосходительство, – затряс головой сциллиец, – у того паломника ни посоха, ни даже палки не было, это я точно запомнил. Он руки в рукавах спрятанными держал, пока за ножи не схватился.

– Хорошо, ножи так ножи.

Легат брезгливо провёл пальцем по грязноватому прилавку.

– Мужик тот был эльфом?

– Эльфом? – как глуховатый переспросил торговец, – вы шутите! Не эльф он никакой, а просто обыкновенный паломник: в халате, платке, рожа ещё такая небритая. А вот пацанёнок сразу видать, не из местных. Волосы на солнце уж больно сильно выгорели, и глаза светлые. Я на его глаза уже давно внимание обратил.

Так. Осокорь остановился. Упустил, из-под самого носа ушёл. Что бы там ни говорил этот испуганный торговец, а здесь был Меллорн. Он нарядился паломником и всё время слонялся по Осэне, выслеживая мальчика. И преуспел в этом куда больше солдат, усиленных ночными сторожами. Однако ж ловок, мерзавец! Уложить двоих вооружённых мужиков двумя хлебными ножами. Это не могло не вызвать уважения.

Осокорь прошёл мимо застывшего в просительной позе хозяина злосчастной хлебной лавки, и вышел на улицу.

Итак, их уже трое, ну что ж, ловить троих куда проще, чем одного. Нужно перекрыть все ворота из города и заблокировать порт. Однако легату никак не удавалось сосредоточиться на обдумывании необходимых распоряжений. В неприкосновенных тайниках его памяти ворочалось воспоминание. Оно впивалось в мозг неприятным зудящим чувством, скребло подспудной тревогой, будто Осокорь пропустил, оставив без внимания что-то важное.

Кабинет коменданта порта дохнул в лицо духотой, разогнать которую не могли хилые сквозняки от раскрытых настежь окон. Легат в очередной раз утёр пот, которым мгновенно покрылся, войдя в помещение, хотел потребовать холодного вина, но посмотрев на тугую повязку, стягивающую левую руку после кровопускания, поморщился и велел подать фруктов со льдом.

Если бы румяному адъютанту вместо того, чтобы со всех ног мчаться на кухню, пришла в голову мысль возвратиться и тихонько заглянуть в кабинет, он мог застигнуть своего патрона за весьма странным занятием. Легат вышагивал по комнате взад-вперёд со скрещёнными на груди руками. Глаза его при этом были плотно закрыты.

Таким, необычным с точки зрения простого человека, способом он пытался выудить беспокоивший его факт из целой вереницы воспоминаний суматошного сегодняшнего дня, встававшего перед его внутренним взором яркими картинами. Для этого необходимо было расслабиться и хотя бы на время отрешиться от бесконечного внутреннего диалога, который всякий мыслящий человек ведёт с собой беспрерывно. Поток сознания вынес Осокоря в хлебную лавку. Он снова мысленным взором увидел полного, небрежно выбритого хозяина с темными разводами пота под мышками и раздражающей привычкой постоянно заправлять за ухо прядь волос. Но это – только зацепка, так сказать, привязка к местности. И он начал поиск. Медленно, неуверенно, как двигается внезапно ослепший человек, отсчитывая узлы вдоль натянутых в разных направлениях верёвок в своём, вдруг ставшим незнакомом доме. Осокорь видел перепуганного до зеленоватой бледности торговца хлебом, он не в силах отвести взгляда от темных луж крови, жадно впитывающих небрежно насыпанный песок. Не то. Десятник близоруко щурится и подбадривает солдат, которых прислали убрать убитых. Люди, деловитый нестройный гул голосов, начисто лишённый той многозначительной приглушённости, какую обычно вызывает смерть. Здесь просто работа. Не то.

– Эй, поднавались, братва! – браво командует десятник, – да не стой, будто девка на смотринах! Берись ловчее, за плечи его, бедолагу. Нешто трупаков прежде не видал?

Последние слова относились к выкатившему глаза новобранцу, который шумно дышал ртом и мог сам в любой момент грохнуться в обморок.

– Ничего, ничего, обвыкнешься. На поле боя ещё и не такое бывает. Там кишки и конечности всяческие отрубленные повсюду валяются, – подбадривающе сказал более опытный солдат. – Опосля их в огромадные кучи стаскивают.

Новичка шатнуло. От этого неловкого движения голова убитого откинулась подобно крышке жбана, рана раскрылась, обнажая перерезанные жилы и окровавленную плоть до смутно белевших костей позвоночника.

– На воздух, на воздух, – командовал десятник, – а ты, парень, продержись ещё чуток. Дыши поглубже и не гляди сюда.

Вот оно. Стоп. Воспоминание потянуло за собой то самое, спрятанное и давно забытое: перерезанное горло одного и нож, торчащий в глазнице второго убитого, напомнил об очень давних временах, тогда Осокорь не прибавлял ещё к своему имени патрицианское Туллий, и имел куда как более скромное воинское звание. Он исполнял обязанности старшего письмоводителя и страшно гордился новыми знаками отличия. Именно тогда, незадолго до окончания Северной войны, много говорили о своеобразной манере лидера эльфийского сопротивления расправляться со своими врагами. В голове всплыло имя Ясень. Да, в те времена это звучало. По всему приграничью мало нашлось бы чиновников, ведавших финансами, кто мог спать спокойно. Небольшая группа эльфов появлялась, словно по волшебству, забирала деньги, с отчаянной жестокостью расправляясь с начальством. Они исчезали так же ловко, как и появлялись, оставив на груди одного из убитых веточку ясеня. Чего только не болтали об этих эльфах! И волшебное оружие, и боевые заклинания, и ещё бог знает, что. Но по сводкам, проходившим через руки Осокоря, фигурировал знаменитые удары Ясеня – точно в глаз или по горлу до позвоночника. Причём оружием при этом служили самые безобидные предметы, какие найдутся в любой комнате. Например, нож для разрезания бумаг. Или хлебный нож…

Неужели это Ясень? Осокорь уселся за стол. Адъютант, предварив своё появление вежливым стуком, поставил перед легатом тарелку персиков с мёдом, пересыпанных осколками льда.

– Позови ко мне прокуратора, коменданта порта и Петрокла, – приказал Осокорь, с удовольствием ощущая прохладу в желудке уже от первой ложки, – да пускай поторопятся. И ещё, пошли вестового за легатом расквартированного в Осэне легиона.

Кто бы сказал – не поверил, а так по всему получается Ясень, – думал он. Пятнадцать, нет почти семнадцать лет полной безвестности, и вот снова. Великодушный император Барс объявил полную амнистию, всем эльфам по случаю подписания долгожданного мира и своего бракосочетания с эльфийской принцессой Ирис. О Ясене забыли, как о страшном сне. Кто-то говорил, будто он погиб в самом конце войны, другие склонялись к мысли, что легендарный герой покинул пределы империи, одним словом, о нём все это время не было ни слуху, ни духу.

Совпадение? Нет, Осокорь давно расстался с наивностью, позволявшей верить в подобные совпадения.

Интересно, господин Второй консул, – подумал он, выуживая последние ледяные крупинки из медового сиропа, – вы во время нашего приватного разговора в Рие знали, что Меллорн – это Ясень? Почти наверняка знали, но промолчали. Как промолчали о внуке травника с голубыми глазами. С некоторых пор мальчику в Лирийской империи опасно иметь голубые глаза.

Адъютант доложил, что те, за кем посылали, прибыли.

Прокуратор расположился возле стола, Мироний присел у двери, а Петрокл остался стоять, потому как сесть больше было не на что.

– Доложите нам, Петрокл, обо всех происшествиях, имевших место нынешним утром. – Кашлянув, велел прокуратор. Он как бы ставил этим себя почти рядом со столичным порученцем, всем своим видом показывая, каких нерадивых подчинённых послали ему боги.

– Чего ж тут докладывать, – повёл могучими плечами Петрокл, – вам я всё обсказал, а господин легат самолично в хлебной лавке были. Получше нас с вами знают, что к чему.

– Ты не разговаривай мне! – Герний Транквил сделал строгие глаза, – докладывай по всей форме, как договаривались.

Начальник городской стражи послушно выпрямил спину и затараторил, будто нерадивый школяр, затвердивший урок из-под палки.

– За минувшее утро в столице провинции Сциллия, городе-порте Осэна, случилось шесть краж, из которых четыре – срезанные кошельки, три драки и одно убийство.

Прокуратор слушал доклад полузакрыв глаза. Так знатоки музыки наслаждаются игрой талантливого музыканта.

– Довольно, господа, – прервал доклад Осокорь, – прекратите спектакль. Я собрал вас по куда более серьёзной причине, нежели подробный отчёт об отловленных карманниках и потасовках в тавернах. Говорит ли вам что-нибудь имя «Ясень»? Я не жду от вас мгновенного ответа, подумайте, поройтесь в памяти.

Петрокл, собрал лоб глубокими складками и что-то бормотал себе под нос. Прокуратор Герний Транквил, улучив минутку, когда порученец с самыми широкими полномочиями смотрел в другую сторону, скорчил мину, которая означала: как можно отнимать время у людей, всей душой обеспокоенных процветанием государства?

Странное имя-прозвище произвело впечатление только на одного Медузия. Он рефлекторным движением расправил редкие волосы на вспотевшей лысине, и его розовое полнокровное лицо стала заливать нездоровая бледность.

– Экселенц изволил помянуть Ясеня, который печально прославился в Северную войну? – обеспокоенно спросил он, игнорируя скептическое хмыканье прокуратора.

– Именно его, – заверил легат, – я полагаю, в данный момент Ясень находится в Осэне.

– В Осэне? – как эхо повторил комендант.

– Нет, нет, – узкие губы Герния Транквила сложились не то в усмешку, не то в гримасу, – сие просто немыслимо. Мне доподлинно известно, что персоны, о коей вы говорите, давно нет в живых, а значит, он никак не может находиться сейчас во вверенном мне городе. Эльфийского проходимца, прикрывавшегося именем Ясень, казнили.

– Да ну? – очень натурально удивился Осокорь, – уж не вы ли?

– Нет, не я. Но я точно помню, я слышал во время одного из своих визитов в столицу, что его повесили или отрубили голову. Если бы он попался мне, я сжёг бы его живьём.

– Я оставлю без комментариев ту коллекцию досужих слухов и сплетен, которую вы скармливаете нам, игемон, – продолжил легат Первого Безымянного легиона, – перейду сразу к делу. Разыскиваемый ранее Меллорн и есть Ясень. Проинструктируйте своих людей вкупе с ночными сторожами. Усиление постов я обеспечу.

– И что я должен буду сказать? – не понял Петорокл, – пускай этот ваш Меллорн оказался ещё и каким-то Ясенем, хотя мне и претит называть преступников по их позорным кличкам. Даже то, что сам господин прокуратор готов сжечь его на костре, мало что проясняет. Почему мои люди должны быть осторожны, мы и не таких видали.

– Вот именно, что не таких. Ясень играючи отправил на тот свет двоих ваших людей у озера, они даже оружие обнажить не успели. Двоих уложил в хлебной лавке. Может, довольно пустых жертв? – устало сказал Осокорь, в висках которого опять начинало стучать. – В хлебной лавке они были в броне, а мальчик мог служить живым щитом.

– Вы не допускаете совпадения? – заговорил Медузий, он, как показалось Осокорю, единственный понимал серьёзность ситуации, – вдруг всё же не Ясень? У вас есть его точное описание, чтобы свериться с описанием Меллорна.

– Нет. Не существует ни одного внятного описания Ясеня. Высокий эльф, и всё. Но я располагаю кое-чем посущественнее описания, – Осокорь обвёл присутствующих взглядом, – манера убивать выдает человека не хуже самого подробного словесного портрета. Ясень расправлялся со своими жертвами, перерезая горло, или бил в глаз. Совсем как пушного зверя, чтобы, так сказать, шкурку не попортить. У нас на руках четыре трупа, умерщвлённых именно таким способом. Получается, господа, хотим мы или не хотим, а в Осэне орудует Ясень. И оружием ему может служить и хлебные ножи, и щегольская трость, и даже шест, выломанный из ближайшего забора, или хотя бы это изящное стило, – для наглядности он покрутил в руках шикарное подарочное стило из слоновой кости, оправленной в золото. – Пускай ваше воображение дорисует вам, на что способен Ясень, будь у него в руках меч или эльфийское оружие с волшебными клинками.

– И всё равно нас не запугаете! – неожиданно рявкнул Петрокл, рубанув рукой воздух, – может, у вас в Рие, и модно проявлять слабонервность пополам с чувствительностью, навроде беременной бабы, а мы здесь покрепче будем. Мы, сциллийцы, не привыкли перед преступниками хвост поджимать, у нас поджилки не затрясутся. Много с кем разобрались, и с Ясенем вашим разберёмся, будьте покойны, чай, не первый год следить за порядком поставлены. Он ни меч, ни стило вытащить не успеет, арбалетный болт, он, знаете ли, не разбирает, хороший ты убийца или плохой. Утыкаем гада, словно ежа, дайте только найтить. Вот батяня мой, да упокоят боги его душу, воевал в Северную войну и говаривал, что не смотря на всяческие россказни, кровь у эльфов столь же красная, как и у нас, и умирают они по тем же причинам. Значится, и Ясеня вашего изловим в два счета, не извольте беспокоиться. А там уж распинайте его, сжигайте, хоть в кипятке варите, ну то, что опосля ареста останется, – Петрокл удовлетворённо булькнул, проглотив смешок.

– Петрокл, Петрокл, – покачал головой Медузий, – вы – ещё больший осел, чем я о вас думал. Обычно недалёкие люди, поднимаясь по служебной лестнице, вырабатывают полезную привычку прислушиваться к мнению и советам более умных, на худой конец, более опытных коллег. Вам же удалось сохранить свои дремучие взгляды в неприкосновенности.

Начальник городской стражи недовольно заворчал, но говоривший лишь отмахнулся от него, как от неразумного, но приставучего ребёнка.

– Господа, если Ясень действительно в городе, это катастрофа, конец света, случившийся персонально для нас.

– Сдаётся мне, – презрительно произнёс прокуратор, старавшийся не уронить достоинства в присутствии столичного гостя, проявляя неподобающее беспокойство, – панические настроения совершенно помутили у вас те остатки разума, которые ещё не заплыли жиром. В Осэне стоит целый легион. В нём достаточно клинков, арбалетов и пик, чтобы защитить нас с вами, равно как и всех остальных честных граждан, проживающих на вверенной Сенатом мне провинции. Автономию эльфов от нас отделяет море, горы и тысячи миль государственного пространства. Я, конечно, не могу судить о достоверности информации, которой располагает господин Туллий, – короткий, в меру уважительный кивок в сторону Осокоря, – но лично мне представляется крайне сомнительным, что упомянутый эльф, даже если предположить, что он выжил, проделал столь долгое и утомительное путешествие. И ради чего? Что интересного он мог найти здесь?

– К слову о расстоянии, – подхватил Осокорь, – Гардую от Северных гор тоже отделяло немалое расстояние. Не забудьте прибавить к этому военное положение, комендантский час, разъезды на дорогах, и что?

– Что? – как эхо повторил прокуратор, испытывая сосущее чувство в желудке, которое обыкновенно предваряло получение крайне неприятных новостей.

– А то, что прокуратор провинции был убит в своих личных покоях вместе со своей личной гвардией. Не пострадали только жена, дети и любимая собака прокуратора.

Герний Транквил прижал руку к груди, стараясь унять сердцебиение.

– У вас есть собака, игемон? – как ни в чем не бывало, продолжал Осокорь.

– Да, – машинально ответил прокуратор, вспомнив породистую леронскую гончую.

– Вот за её жизнь я абсолютно спокоен, Ясень не воюет с домашними животными.

– В чём же была причина столь беспримерной жестокости? Что толкало его на все эти ужасы?

– Деньги, банальные сестерции, динарии и асы. Они были необходимы повстанцам. Война – дело дорогое, господа. Прибавьте к этому секретные сведения, документы, печати. К слову сказать, Ясень никогда не брал оружия, вещей или ещё чего, что могло бы замедлить продвижение его отряда.

– Но у нас же есть целый легион, – неожиданно громко произнёс начальник городской стражи. – По-моему, один этот факт отобьёт у Ясеня всяческую охоту соваться сюда.

– В Яринне было два легиона, – криво усмехнулся Осокорь, – однако ж, вылазка Ясеня в Яринну наделала много шума и оставила много трупов.

– Я понимаю, тогда шла война, – Медузий нахмурился, – а сейчас, скажите на милость, на кой ляд ему сдались документация и бухгалтерские книги моего порта? Или, – он замер от неожиданной догадки, – эльфы опять что-то затевают? Они сидели себе смирно, пока был жив Барс, но сейчас всё изменилось. Боюсь, господа, мы на пороге новой войны. Наши дела плохи. Ясень – это всё равно, что атташе из царства мёртвых. Полагаю, мы обречены.

– Успокойтесь, – Осокорь уже порядком устал от бестолкового топтания на месте, – я уверен, Ясеня не заинтересует бухгалтерия порта, равно как и всей Осэны.

– Тогда что? Какая причина заставила его прервать многолетнее инкогнито и проделать путешествие с севера на юг?

Комендант порта взял себя в руки, его лицо снова обрело краски.

– Ребёнок. Голубоглазый мальчик, из-за которого он убил солдат в хлебной лавке.

– Очень хотелось бы знать, кто этот таинственный мальчик, ради которого мы недосыпаем ночей и перевернули полгорода.

Прокуратор Герний Транквил говорил отрывисто и резко, стараясь прикрыть раздражительностью охватившее его беспокойство.

– Пока всё, кто так или иначе оказался связанным с этим ребёнком, мертвы, – спокойно ответил Осокорь, – число таких несчастных – пять. Вы, игемон, готовы удовлетворить своё любопытство столь высокой ценой? Я бы не советовал. Иногда незнание может служить неплохой защитой. Господа, если у вас нет больше вопросов, я вас не задерживаю.

Легат прикрыл налившиеся тяжёлой, тупой болью глаза. Жалкие, ни на что не годные люди. Как только государство ещё живёт, если в провинциях засели исполнительные идиоты и владетельные трусы. Хотя толстый Медузий далеко не дурак, и соображает быстрее прочих.

Повязка на локте пропиталась кровью. Нет, – думал Осокорь, – хватит с меня ночных скачек и нервотрёпки. Закончу с помощью богов это дело, и в отставку. Уеду из столицы в Белокозье, построю там виллу, чтоб свежий воздух и лошади. Отосплюсь, наконец-то…

Адъютант осторожно приоткрыл дверь и увидел, что его патрон задремал прямо за столом, уронив голову на сложенные руки.

– Экселенц, – негромко окликнул он, – простите за беспокойство, но к вам посетитель.

– Проси, – Осокорь потёр шею, затёкшую от неудобной позы.

Посетителем оказался мужчина в легатской форме, не старый, серьёзный и спокойный. Отрекомендовался он Аврием Юном. Осокорь представился в ответ. Не принадлежность к Первому Безымянному легиону, ни особые полномочия не вызвали у Аврия Юна ни малейшего удивления. Он опустился на стул и коротко кивнул.

– В Осэне скрывается особо опасный преступник, – начал Осокорь, – этот эльф убил за пару дней четверых солдат. Описание его вы найдёте в моем пергаменте.

Ни глупых вопросов, ни удивления. Юн взял документ, быстро пробежал его глазами. Он положительно начинал нравиться Осокорю, спокойный и уверенный, побольше бы таких подчинённых.

– Не стану скрывать, вам предстоит охота на самого Ясеня. Да, да, того самого, известного с Северной войны. Он очень опасен, поэтому ориентируйте людей правильно. Нам ни к чему лишние жертвы. Усильте патрулирование порта и ворот, по городской стене расставьте арбалетчиков. Ясень нашёл то, что искал, и теперь постарается покинуть город. Этот сукин сын великий мастер маскировки. С него станется натянуть женское платье и спрятать свою эльфийскую рожу под чадру. Так что задерживайте всех без исключения эльфов, полуэльфов, а так же тех, кто хоть отдалённо смахивает на эльфа. С Ясенем будут двое: парень-слуга и мальчишка лет пятнадцати. Ясеня живым не берите, слугу – как получится, но упаси вас боги тронуть пацанёнка. За малейший вред лично головой ответите.

Аврий Юн опять коротко кивнул. Одного взгляда на сидящего за столом мужчину хватило, чтобы понять: его слова – не пустая угроза.

– Итак, – какие у вас соображения? И хорошо бы посмотреть карту.

Легат Юн всё схватывал налету. Ему не потребовалось много времени, чтобы на стол Осокоря легла добротно сработанная карта осэнского порта и морской бухты с отмелями.

– Этого недостаточно, – покачал головой Осокорь, – порт – всего лишь часть города, к тому же и так патрулируемая военными. Я имел в виду карту, вернее, план города с расположением улиц, площадей, ворот. Надеюсь, у вас есть нечто подобное?

Медузий, появившийся вместе с картой порта и Юном, облегчённо хлопнул себя по бедру:

– Так вы о плане! Конечно, у нас есть план Осэны, да ещё какой. Он находится в Прокуратории. И поверьте мне на слово, ни в каждом городе вам встретится подобное.

– Вот и пошлите за своим замечательным планом как можно скорее.

– Сие невозможно.

– Почему? – Осокорю не представлялось хоть сколько-нибудь веской причины, по которой нельзя было бы доставить документы из Прокуратории в порт.

– Видите ли, экселенц, – проговорил комендант со смесью смущения и гордости в голосе, – план Осэны, он выполнен не на пергаменте.

– А на чем же? – вскинул тёмную бровь столичный порученец с самыми широкими полномочиями, – на гранитной глыбе?