Текст книги "Имя мне - Смерть (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Холлоуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Вы сказали, что были с Аароном всю ночь. Что Вы делали? – Я стараюсь не съеживаться, говоря это. Не хочу слышать о сеансе поцелуев с участием Аарона и любой другой девушки, тем более Миссис Лутц.

Я ожидаю, что она покраснеет, но нет. Вместо этого ее глаза расширяются, а щеки бледнеют. Встряхивая руки, она несколько раз крутит кольца, затем выпрямляется, сплетая пальцы вместе перед собой, и встречает мой взгляд.

– Это было сорок лет назад, Либби. Я не помню. – Она сердито смотрит на меня. – Мы не убивали его родителей, если ты об этом.

– Я вовсе не это имела ввиду, – говорю, радуясь, что она не умеет читать мысли. – Я просто пытаюсь понять, что случилось той ночью. – И почему у нее на душе метка, которая попала туда якобы по неизвестным причинам.

– Это было очень давно. Не стоит ожидать, что я буду помнить каждую деталь.

– Уверена, что Вы не можете помнить все. Но как тогда можете быть уверенной, что Аарон невиновен, когда даже не можете вспомнить, что делали той ночью?

Она молчит. Ее руки сжимаются в кулаки, а затем расслабляются, когда ее карие глаза сужаются до щелочек.

– Я знала, что это все будет большой ошибкой. – Она наклоняется и берет свои пакеты с продуктами. – Забудь про Аарона. Забудь, что я тебе говорила. Мне правда нужно домой. – Она встает, поднимая сумки. – Спасибо за мороженое.

– Постойте. – Я хватаюсь за ручку одной из ее сумок.

– Прости, но я ничем не могу тебе помочь.

Она делает шаг назад. Я должна отпустить ее сумку или я рискую упасть лицом прямо перед всеми в кафе. Женщина пробирается между столиками к двери. Колокольчик издает звон, когда дверь отворяется, и Миссис Лутц выбегает, оставляя меня одну в кафе-мороженом.

Глава 16

Захлопываю входную дверь ногой; бросаю сумочку на стол за дверью, там же где и всегда. Храню её там с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы носить сумки без радуги и принцесс.

Странно возвращаться домой. Я думала, что никогда больше не увижу это место. Кажется, еще утром, когда уходила отсюда, знала, что сегодня точно умру. Но теперь, когда слышу щелчок закрывающейся за мной двери, чувствую, что нахожусь в горько-сладком сне, смешанным с воздушным ароматом лаванды.

– Либби? Это ты? – Мамин голос доносится из ванны наверху.

– Да, – говорю я, пытаясь сдержать эмоции. Этим утром была уверена, что больше никогда не услышу ее, а сейчас она зовет меня из ванной.

– Я в ванне, – говорит она, но запах ее лавандовой пены уже говорит мне об этом. – Останешься на ужин? Я думала приготовить спагетти.

– Да. Звучит отлично. – Надеюсь, она не слышит горечь и слезы в моем голосе. Сегодня утром она видела достаточно.

Я тащусь в гостиную, плюхаюсь в свое любимое мягкое кресло в углу и вздыхаю. Еще даже не вечер, а я так устала. Мышцы болят, и требуется гораздо больше усилий держать глаза открытыми чем, как мне казалось, должно быть. Тихое пение мамы доносится с лестницы; такое успокаивающее и знакомое, хоть и слегка фальшивое. Ничего не мешает вздремнуть, пока буду ждать ужина. Я могла бы поджать под себя ноги, завернуться в стеганое одеяло, которое лежит на спинке стула рядом со мной, и поспать.

Но не могу. Согласие на работу Аарона, возможно, и продлило мне жизнь на семь дней, но это не значит, что у меня куча времени. Во всяком случае, чувствую, что за это время, мне нужно выполнить очень много дел. Я сажусь прямо и усердно потираю глаза. Засыпать опасно. Слишком многое нужно сделать за эти семь дней: найти причину, почему Хейли злится на меня, и помириться с ней. Я должна остановить цепную реакцию, которая в конечном итоге может привести к самоубийству Кайла, и исцелить его метку. Я должна тренироваться, чтобы стать Жнецом и разгадать тайну Аарона Шефферда. Узнать все его секреты – то, что я хочу сделать больше, чем должна, но все же.

Время летит. Не могу дремать в своем любимом кресле, слушая беспощадный голос матери, исполняющий «Bad Romance». Нужно кое в чем разобраться.

Я лезу в карман джинсов за телефоном. Кайл сказал, что я могу написать ему позже, если про него не забуду. Что ж, уже поздно, но Кайл намного важнее любого времени, и мне точно нужно ему написать. Мои пальцы порхают по сенсорному экрану.

Я: Видишь, я не забыла. Ты уже говорил с Хейли? Есть хоть какие-нибудь идеи, почему она злится на меня?

Я барабаню руками по бедрам в ожидании ответа. Мой телефон загорается и начинает вибрировать на журнальном столике.

Кайл: Она не хочет говорить со мной об этом.

Замечательно. Еще одно подтверждение того, что она думает, будто я потеряла девственность и не сказала ей. Хейли все рассказывает Кайлу. Единственное, что она от него скрыла, это ночь с Майком. Я заканчиваю разговор с Кайлом и пытаюсь найти номер Хейли. Она может и не ответит, но я знаю, что подруга, по крайней мере, точно прочтет всё, что ей напишу.

Я: Не знаю, почему ты злишься, но если думаешь, что я переспала с кем-то, то я этого не делала. Я бы рассказала тебе. И ты это знаешь.

Решив подождать пару минут, пока Хейли ответит или нет, я протираю экран телефона о колено. Через несколько секунд телефон вибрирует, и я подпрыгиваю.

Хейли: Серьезно?

Через еще считанные секунды, телефон снова подает сигнал.

Хейли: Оставь меня в покое, Либби.

Я: Почему? Что я сделала?

Проходит целых пять минут, прежде чем понимаю, что она не ответит. Отлично. Если она хочет, чтобы я оставила ее в покое, пусть так. Ненадолго, в любом случае. Я не могу тратить свое драгоценное время, пытаясь убедить Хейли поговорить со мной, когда есть и другие, более важные заботы. Например, Кайл и его метка.

Я заканчиваю разговор с Хейли и возвращаюсь к Кайлу. Мой разум пустеет, когда смотрю на мигающий курсор. Как мне подойти к этой теме? Если я напишу: «Привет, Кайл! Я заметила у тебя на лице черную, бурлящую дыру, которую ты не видишь. Хочешь поговорить об этом?» Это точно закончится провалом. – Но я должна сделать хоть что-то, или мое обещание заменить Аарона будет пустым.

После нескольких проб написания и детального подбора каждого слова, я, наконец, заканчиваю сообщение и нажимаю «отправить». Это сообщение короткое и емкое, но понимаю – это лучшее и единственное, что могу сказать на данный момент.

Я: Можешь прийти ко мне сегодня вечером? Нам нужно поговорить.

Все равно не могу понять, почему Кайл хочет совершить самоубийство. Нам нужно встретиться и поговорить; нужно посмотреть ему в глаза и держать его за руку или обнимать парня, если ему это поможет раскрыться. Я не могу провернуть все эти штуки по переписке.

Бзз, Бзз. Телефон танцует у меня на бедре

Кайл: Сегодня никак. Есть планы.

– Что за бред! – Я говорю это телефону. Знаю, что эта самая элементарная отговорка, когда читаю ее. Он не хочет меня видеть. Не то, чтобы винила его, в последнее время я ужасно с ним обращалась, но все же.

Я: О, правда? Что делаешь?

Я подыгрываю. Возможно, я совершила несколько вещей, которые могли вывести его из себя, но не думаю, что это было настолько ужасно, что он готов солгать, чтобы не видеть меня. Может, если я признаю свои ошибки, то пойму, почему мои лучшие друзья ведут себя так, словно я вербую детей-солдат для армии антихриста, и что пришло время Армагеддона.

Кайл: Ухожу.

Я: Можно мне с тобой?

Кайл: Нет. Это семейные дела.

– Полная чушь, – говорю пустой гостиной. – Деннисы пригласили бы меня.

Я: А как насчет завтра? Ты занят?

Кайл: Не могу. Есть планы. Батарея вот-вот сдохнет. Выключаю телефон.

Руки опускаются. Сотовый выскальзывает из пальцев и падает на пол, но я и не думаю поднимать его. Какой смысл? Мои друзья не хотят со мной разговаривать.

Какого черта вообще происходит? За все время, что знаю близнецов Деннисов, они никогда не вели себя подобным образом. Конечно, у нас были разногласия, споры и несколько тотальных драк, но все быстро заканчивалось. Не могу вспомнить время, когда ссора длилась дольше сорока восьми часов, и всегда был хотя бы намек на то, почему мы злились друг на друга.

Теперь всё иначе. С Кайлом вроде как разобралась, поняла, по крайней мере, почему он злится на меня, хотя это совершенно не похоже на его обычные обиды. Что касается Хейли, то я совершенно ничего не понимаю в причине её обид.

Я ожидаю упрямства от Хейли. На самом деле, это одна из вещей, которыми я восхищаюсь в ней, когда она не использует её против меня. А Кайл… Кайл-судья. Обычно он стоит между нами, девчонками, и пытается заставить нас увидеть и принять точку зрения каждой. Конечно, он злится, но когда это делает, то обычно уходит и бьет в барабаны пару часов, и тогда ему становится легче.

Что вообще происходит с этими двумя?

Глава 17

Приближаясь к последнему повороту, я понимаю, что опаздываю ровно на две минуты и тридцать три секунды. У меня появилась сила, которая подсказывает время. Должно быть, Аарон был совсем рядом, раз я могу точно определить время без часов. Смотрю вниз на свои руки, чтобы увидеть, есть ли на коже тоже самое яркое свечение, которое было вчера, когда мы были вместе. Словно по сигналу, мои руки, ладони и пальцы вспыхивают от обжигающего глаза света.

Общее сияние и способности. Теперь я могу использовать его силы, а он – мои.

Перекрещенные опоры перемычки моста медленно появляются из-за деревьев. Аарон прислоняется к груде полусгнивших железнодорожных шпал на краю леса, наблюдая за мной.

Я улыбаюсь и машу рукой, сходя с рельсов и скользя вниз по гравийному холму к траве, но он хмурится. Что же теперь делать? Неужели все в моей жизни злятся на меня?

– Ты опоздала, – говорит он, когда я подхожу достаточно близко, чтобы услышать его.

– Всего лишь на пару минут, – говорю. Я натягиваю футболку, и горячий воздух обдувает мое лицо. Надо было надеть майку. Сейчас только девять часов утра, а пот уже стекает по моей спине, на пояс джинсовых шорт.

– Всего на пару минут? – Он хмурится еще сильнее и скрещивает руки на груди. – Твоя работа, как Жнеца – быть вовремя, Либби.

Его ледяные глаза впились в меня, и я знаю, что должна извиниться и пресмыкаться перед ним или что-то в этом роде, но не буду. Ему нужно очнуться и открыть глаза.

– Дай мне передохнуть, Аарон. Это мой первый день, – говорю я. – И у меня нет такой удобной штуковины для составления расписания, когда тебя нет рядом.

– Тогда предлагаю тебе купить часы получше. – Он бросает на меня неодобрительный взгляд.

– Ладно, ладно. – Я убираю волосы с лица и шеи и скручиваю их в свободный пучок. – В следующий раз я приду вовремя.

– И не только. Каждый раз.

– Конечно. Каждый раз, – говорю я. – Я даже приду пораньше.

– Хорошо.

Он бросает на меня последний взгляд, отталкивается от кучи дров и идет вдоль основания гравийного склона в сторону моста. Я бегу, чтобы догнать его.

Сегодня утром, идя по рельсам к мосту Прыгунов, я решила поговорить с Аароном о Миссис Лутц, его сестре и убийствах. Даже сейчас, когда смотрю, как он сердито стряхивает грязь со своих джинсов, он морщит лоб, а я прокручиваю в голове речь, которую хочу сказать ему.

Я разговаривала с Миссис Лутц и знаю о Саре и убийствах. Я разговаривала с Миссис Лутц и знаю о Саре и убийствах.

Мои губы приоткрываются, слова готовы сорваться с губ.

– Итак, думаю, что приходить вовремя действительно важно для работы, – говорю я вместо этого, без понятия, почему.

Может, все дело в напряженном, сердитом изгибе его губ. Или, возможно, это печаль, которая видна в уголках его глаз. Я не знаю причины, но знаю, что не собираюсь поднимать тему о Миссис Лутц сегодня. Я уже достаточно его расстроила.

– У нас не было бы способности определять время, если бы не было важно вовремя прийти. – Он сердито смотрит на меня через плечо, и я улыбаюсь ему своей самой милой раскаивающейся улыбкой. Он не улыбается в ответ, но его хмурый взгляд исчезает, возвращая его брови в естественное положение. – Это нужно нам, чтобы отслеживать запланированные смерти и мы знали, когда появиться.

– Разве у тебя не болит голова перед этим? – спрашиваю я.

Железная дорога прорезает чистый проход через густой лес и превращается в поляну прямо перед мостом. Бурлящая чистая вода водопада переливается через край утеса над нами, окутывая поле туманом.

– Каким-то образом. – Аарон уходит от следов и идет вдоль линии деревьев на краю леса. Несмотря на жару, я дрожу, когда мы проходим мимо маленького дерева, где Макенна расстилала свое одеяло, а Аарон буквально напугал насильников. – Головная боль – это звонок на будильнике. Он раздражает и пробуждает тебя ото сна. Но наша способность определять время – это сами часы. Будильник – вещь полезная, но тебе нужны часы, чтобы все планировать заранее.

– Ладно, – говорю я. – Но почему? Какое это имеет значение, если я планирую? Головная боль предупредит меня, когда кто-то умрет, верно? Почему не могу дождаться головной боли, а потом просто появиться?

Аарон останавливается у трех десятифутовых валунов на краю леса. Они торчат из земли под разными углами, как гигантские зубы.

– Ты можешь так сделать, но это ужасно рискованно. И потенциально жестоко. Душа может оставаться внутри своего мертвого тела всего несколько минут, прежде чем она станет мучительной для них. Если Жнец не успеет вовремя извлечь душу из тела, он не сможет выдержать боль и попытается выбраться самостоятельно.

– Значит, они не могут выбраться из своих тел без нас? – говорю, когда мягкий туман клубится между нами и обвивает толстой лентой талию Аарона.

– Нет, – говорит он. – Когда боль становится невыносимой, душа буквально разрывает себя на части, пытаясь убежать. Тогда все, что останется – это объедки. На месте, где приземляется тело, остаются лишь клочья воспоминаний, которые повторяются снова и снова. Запах духов или сигар человека. Звук их шагов. Но сама душа исчезла, уничтожена.

– Это так печально, – шепчу я, и Аарон кивает. – Так это что-то вроде привидения?

– Скорее, призрак, – он одобрительно кивает мне. – Вот почему так много призраков появляется на местах убийств и самоубийств. Убийство – это неожиданное изменение плана смерти. Нет никакого предупреждения, прежде чем это произойдет, нет предупреждающей головной боли. Жнец может не понять, что кто-то собирается совершить самоубийство или убийство, пока не станет слишком поздно, чтобы забрать душу. Жертвы уничтожают себя, пытаясь вырваться из своих тел и не оставить после себя ничего, кроме обрывков воспоминаний. Призраки. – Он высокомерно улыбается и откидывает волосы с глаз. – Но с тех пор, как стал Жнецом, я не пропустил ни одного.

– Серьезно? – Я вытираю пот со лба. – Откуда ты знаешь, когда быть на месте преступления?

– Метка. – Он прислоняется к ближайшему из трех валунов и засовывает руки в карманы. – Я чувствую, когда кого-то помечают. Следую за ними, внимательно наблюдаю, и до сих пор я всегда был там, чтобы забрать души, когда они осуществляют то, что давно планировали.

– А как же Миссис Лутц? – Я говорю, не подумав. Перестаралась, потому что не упомянула ее имя сегодня. – Она даже не знает, что была замешана в убийстве. Почему она помечена?

Я думаю, что Аарон съеживается, но это произошло слишком быстро, и я не могу сказать наверняка. Но знаю, что он не смотрит на меня. Он проводит пальцами по волосам, не сводя глаз с точки за моим плечом. Его голос смягчается, и я наклоняюсь, чтобы услышать его сквозь рев водопада.

– Она не знала, что делает, но, если бы Марджи не помогла убийце, жертва не умерла бы, следовательно, она косвенно причастна к убийству. И теперь помечена.

– Это так несправедливо. – Я качаю головой, чтобы избавиться от воспоминаний о метке Миссис Лутц – метке, за которую отвечает Аарон.

– Ты права. Несправедливо. Это самое несправедливое, что я могу придумать, – говорит Аарон, утыкаясь взглядом в свои ботинки, – но это правда и я не могу это изменить. Дело сделано.

Прежде чем успеваю сказать что-нибудь еще о Миссис Лутц или убийствах, Аарон отталкивает меня от себя, прислоняется к валуну и закрывает глаза. Одним быстрым движением он поворачивается и входит в массивную скалу, как будто это какая-то сложная голограмма, через которую он может пройти, и исчезает.

– Аарон? – Я кладу руку на поверхность валуна, где он исчез. Он прохладный, грубый и определенно твердый. Проходит несколько минут, и я начинаю сомневаться, вернется ли он, когда его лицо с глупой ухмылкой высовывается из темно-серого камня в пару дюймах от моей руки. Сердце подпрыгивает в груди, но я не позволяю ему увидеть удивление на моем лице. Я уже привыкла к его хвастовству.

– Знаешь, меня уже тошнит от твоих дурацких игр.

– Я не играю в игры. – Его колено торчит из скалы, а за ним остальная часть тела, как будто он прошел сквозь стену дыма вместо твердого камня. Он стоит в траве рядом со мной и улыбается. Аарон может говорить, что это вовсе не игра, но он, похоже, наслаждается собой.

– Если это не игра, то как это называется? – Я свирепо смотрю на него. – Подлость?

– Это урок.

– Что? – Я вытаращила на него глаза. – Я могу… Ты действительно ждешь, что я это повторю? Сейчас?

– Сначала тебе придется научиться, но да. Тебе пригодится это для первого дела.

Я сглатываю.

– Когда мое первое дело?

– Сегодня вечером.

– Сегодня? – У меня внезапно пересохло во рту, и влага переместилась на ладони.

– Не волнуйся, Либби. На этот раз большую часть тяжелой работы сделаю я. – Он успокаивающе похлопывает меня по руке, но мне не становится лучше. Помню, как неуместно и беспомощно чувствовала себя после смерти Рози, и все, что я делала, это стояла и смотрела.

– Закрой глаза, – говорит он.

Я слегка хмурюсь и продолжаю смотреть на него

– Перестань упрямиться и просто сделай это, – говорит он. – Прежде чем мы начнем ходить сквозь валуны, мне нужно кое-что сделать. Закрой глаза.

– Конечно. – Я подчиняюсь.

– А теперь сосредоточься на своем теле. – Теплая рука Аарона касается моей груди. Его пальцы на моей обнаженной кожи. Надеюсь, он не чувствует, как колотится мое сердце под его ладонью. – Чувствуешь что-нибудь? – Его голос срывается на последнем слове. Я сдерживаю желание взглянуть на него.

– Например? – Я хмурюсь.

– Это похоже на тянущую боль. Прямо здесь. – Он мягко похлопывает меня по груди, и мое сердце решает, что лучше бы оно жило в моем горле.

– Похожая на головную? – Мой голос звучит почти так же пискляво, как и его, но он, кажется, не замечает этого.

– Не совсем. Это происходит прямо перед запланированной смертью и намного сильнее. Такое чувство присутствует все время, и это глубже, чем головная боль. Вот, дай мне попробовать кое-что. – Он убирает руку с моей груди. – Эм, не бей меня, Либби, но мне нужно коснуться твоей кожи.

Его рука скользит под ворот моей футболки, и он прижимает всю ладонь к моей груди. Мои глаза распахиваются, и я забываю, что должна дышать. Аарон наблюдает за мной со странным, почти болезненным выражением на лице. Он сглатывает и закрывает глаза, и я следую его примеру.

В месте его прикосновения мою кожу покалывает и это чувство впитывается внутрь. По груди разливается тепло, и я знаю, что это не имеет никакого отношения к тому, что я нервничаю от его прикосновения. Жжение исходит от его кольца. Если открою глаза, уверена, что эта штука будет пылать на моей коже.

– Когда ты возьмешь косу, ты сможешь использовать эти силы без моей помощи. Но до тех пор, это будет трудно. Однако тебе все равно нужно знать, как это делать. Так что не расстраивайся. – Свободной рукой он скользит по моей. – А теперь я хочу, чтобы ты сосредоточилась на часах в своей голове. Сколько сейчас времени? Точно.

Мне даже не нужно об этом думать. Ответ уже у меня в голове, еще до того, как он закончил вопрос.

– Сейчас 9:23 и сорок четыре секунды. Назвать миллисекунды?

– Нет, так пойдет. – Он сжимает мою руку. – А теперь сделай еще один шаг. Представь, что крутишь стрелки часов вперед, но вдруг они застревают и как бы сильно ты не пыталась их сдвинуть, не можешь.

Это гораздо труднее сделать. Я сосредотачиваюсь на образе часов в своей голове, но у них нет стрелок. Мои часы цифровые. Поэтому вместо того, чтобы вращать руками, делаю вид, что нажимаю на кнопки. На освещенном циферблате секунды становятся размытыми, а минуты мерцают. Затем часы меняются, все быстрее и быстрее, пока светящиеся красные цифры, наконец, не останавливаются. Несколько раз нажимаю на кнопки своих воображаемых часов, но цифры замерли на месте. Они встали.

– Они остановились? – спрашивает он.

Я киваю.

– Когда?

– В 6:27 и тридцать восемь секунд, – отвечаю.

– Идеально. У тебя это получается само собой. – Еще одно пожатие руки. – А теперь я хочу, чтобы ты очень внимательно посмотрела на эти часы, Либби. Ты видишь что-нибудь в стекле?

Красные цифры часов в моем воображении расплываются, когда фокусируюсь на стеклянной поверхности в поиске какого-то изображения. И, не прошло и года, я вижу. Отражение настолько ясное, что я не знаю, как не заметила его раньше.

Бледный мужчина средних лет раскачивается взад-вперед на розовой кушетке, прижав руку к сердцу.

Пот собирается на верхней губе и капает с подбородка. Его губы растягиваются в гримасе.

– Я вижу его, Аарон. Кажется, у него сердечный приступ.

– Ну, еще нет. Но это случится сегодня. И он умрет в 6:27 и тридцать восемь секунд.

– И мы ничем не можем ему помочь?

– Да. Но мы можем прийти туда, к нему. Вовремя, – говорит Аарон. Я слышу упрек в его голосе, но игнорирую. – А теперь хочу, чтобы ты попробовала сама, Либби. Сохрани этот образ. Держи его в голове, несмотря ни на что. Без моей помощи.

Он сжимает мою руку в последний раз и отпускает ее, но держит ладонь и кольцо прижатыми к моему сердцу. Часы в моем воображении тускнеют, и образ человека в стекле то появляется, то исчезает. Я стискиваю зубы и сосредотачиваюсь на мужчине, желая, чтобы картина вернулась такой же ясной, какой была, когда Аарон коснулся меня. Мои пальцы болят от сжимания рук в кулаки, и я слышу, как кто-то хрюкает. Лишь мутно понимаю, что шум исходит от меня.

– Ты все еще его видишь? – Аарон спрашивает через несколько секунд.

– Да. Вроде. – Картинка снова расплывается, и я вполголоса проклинаю Аарона за то, что он отвлек меня.

– А теперь назови мне его имя.

Как, черт возьми, я должна узнать его имя? Я с трудом удерживаю в голове образ этого парня. Мои ногти впиваются в ладони, и картинка мужчины становится четче – выпученные глаза, бледная кожа, трясущиеся руки. Я хочу, чтобы он сказал мне свое имя. Ничего не происходит.

Пытаюсь снова, но на этот раз спрашиваю вслух.

– Как тебя зовут? – Мой скрипучий, напряженный голос пугает. Говорю так, будто я ранена или больна каким-то обезьяньим гриппом. Изображение человека мерцает, а затем исчезает до красных цифр на табло часов. Я пытаюсь сфокусироваться и вернуть этого человека, но не могу.

У меня такое чувство, словно пробежала пять миль, и не могу отдышаться. Опускаюсь на землю и обхватываю руками колени, пыхтя и отдуваясь, как будто у меня приступ астмы. Аарон садится на корточки рядом со мной и кладет руку мне на плечо.

– Его зовут Джон Хилкрест. – Его пальцы медленно массируют мою шею, успокаивая. Волна легкой дрожи пробегает по позвоночнику. – Не волнуйся. Со временем будет легче. И с большей практикой, когда будешь с косой, сможешь подключаться к ним без всяких проблем.

– Правда? – Я хихикаю, но мой смех звучит слабо. – Что-то сомневаюсь.

– Я не… Закрой глаза снова, – говорит он, и на этот раз делаю это без колебаний. – Ты чувствуешь этот рывок сейчас?

Что-то шевелится глубоко в моей груди, но это не сердце. Дело не только в нем. Оно пульсирует и тянет, как будто что-то живет внутри меня, пытаясь вырваться на свободу. Это боль, но не острая… Это боль. Тупая и тянущая. Как и говорил Аарон.

– Что это за чертовщина? – Мои веки открываются.

– Это и есть связь с Абаддон. – Он наклоняет голову и улыбается. Я рада, что ему весело. – Именно это делает коса. Она связывает тебя, так что появляется доступ к плану смерти. Это также дает тебе возможность подключиться к душам и удалить их из тел. И когда ты научишься это делать, то сможешь подключаться к любому человеку в городе, в любое время, и увидеть запланированную дату и время их смерти. И когда свет души начнет угасать, ты будешь знать, когда, как и где они умрут. – Аарон крутит кольцо вокруг большого пальца. – Жаль, что я не могу позволить тебе его надеть. Это чувство сильнее, когда ты носишь его, и это сделает обучение намного легче.

– Почему я не могу его надеть?

– Оно не снимется, пока я не буду знать, что ты готова.

Я дотрагиваюсь до серебряного кольца-косы. Мой палец скользит по ледяному металлу, хотя я чувствую теплую кожу Аарона по обе стороны от него.

– Так как давно ты обо мне знаешь? – спрашиваю я.

– О тебе? – Его глаза расширяются. – Это маленький городок, Либби. Я знаю о тебе уже давно.

– Я имею в виду, как долго ты знал о моей смерти?

Он смотрит вниз, перекатывая шнурки между пальцами. Его волосы падают вперед, частично закрывая лицо. Все, что я вижу – мягкие изгибы его губ. Я делаю мысленный снимок и откладываю его на потом, когда у меня под рукой будет альбом для рисования.

– Я знал подробности твоей смерти в течение месяца.

– Если ты знал обо мне все, почему не поговорил со мной раньше? – спрашиваю я. – Потому что ты напугал меня, если честно

– Правда? – Он смотрит на меня, застигая врасплох с беспокойством в глазах. – Мне очень жаль. Я не могу ни с кем разговаривать до тех пор, пока не пройдет двадцать четыре часа до их запланированной смерти. Я пытался поговорить с тобой в тот вечер на выставке, но твоя мама помешала. А потом у меня окоченели ноги. – Он пожимает плечами и снова смотрит на свои шнурки. – Я собирался позволить тебе погибнуть в аварии в четверг. Я не решился просить тебя снова взяться за работу, пока не пришел забрать твою душу. И к тому времени у меня уже не было времени объясниться. Я старался не выглядеть сумасшедшим.

– И ты думал, что если выскочишь из ниоткуда и будешь следовать за мной, как ползучая тварь, то покажешься менее сумасшедшим? – Я толкаю его локтем в колено, и он смеется – настоящим смехом, без скрытой грусти. Это мило.

– Я же сказал, что пытался. – Он хихикает, и на его щеках появляются ямочки. – Думаю, это не сработало.

– О, это сработало, все хорошо, – говорю, сдерживая смешок. – Я не думала, что ты псих, скорее, сумасшедший преследователь.

– Я думал, что сказал тебе, – он игриво наклоняется ко мне, и я отклоняюсь в сторону. – Я не сумасшедший.

– Кто бы говорил! – Я изо всех сил толкаю его в плечо обеими руками. Он наклоняется и падает на бок в траву с мелодраматическим фырканьем и стоном.

– Почему ты постоянно бьешь меня? – Он перекатывается на спину. Ухмыляясь, парень закидывает руки за голову, и его футболка задирается на несколько дюймов, открывая кусочек голого тела. Темно-розовые морщинистые линии пересекают кожу, перемежаясь маленькими круглыми отметинами.

Шрамы.

– Что с тобой случилось? – Я протягиваю руку, чтобы поднять его футболку, но прежде, чем успеваю это сделать, он крепко хватает меня за запястье и отталкивает.

– Ничего. – Он натягивает футболку на живот и быстро садится.

– Неправда. – Я снова задираю его футболку, но он отступает.

– Слушай, я бы предпочел не говорить об этом, ладно? – Аарон скрестил руки на груди, словно защищаясь. – Это не имеет значения.

– Наоборот. Кто-то причинил тебе вред, Аарон. – Я подхожу ближе и нежно обнимаю его за запястье. – Пожалуйста, просто дай посмотреть.

Когда он ничего не говорит, я осторожно убираю его руку с талии, затем вторую. Он смотрит, как я подцепляю подол его рубашки кончиками пальцев. Выражение его лица непроницаемо, смесь паники и принятия, когда я поднимаю ткань.

Шрамы покрывают всю его грудь и живот. Каждый дюйм кожи, который вижу под его рубашкой, изрезан жесткими морщинистыми линиями. Некоторые из них обернуты вокруг его спины, а некоторые из маленьких, круглых формируют узоры, как следы укусов. От чего-то действительно чертовски большого.

– О Боже, что с тобой случилось? – повторяю я приглушенным голосом. – Похоже, динозавр проживал и выплюнула тебя как жевательную игрушку.

Мои пальцы дрожат, когда провожу по длинному и уродливому шраму, пересекающему его ребра, все дальше и дальше и заканчивающемуся где-то в самом низу. Когда мои пальцы достигают части шрама чуть ниже его пупка, Аарон хватает меня за запястье. Я смотрю в его полные боли глаза. Мы стоим лицом к лицу и так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его кожи.

Внезапно я чувствую свое тело лучше, чем когда-либо в жизни. Каждое нервное окончание, каждая пора и волосяной фолликул. Наши лица придвигаются ближе, и я вдыхаю тот же воздух, что и он. Страх и боль исчезают, и его глаза наполняются напряженностью и тоской.

Волна покалывания пробегает по моей коже, когда он отпускает мое запястье и скользит кончиками пальцев по моей руке. Он слегка касается ими моей ключицы, а затем берет за подбородок и поднимает мое лицо вверх. Его большой палец нежно убирает волосы с моих губ.

Я закрываю глаза и концентрируюсь. На этот раз мне не станет плохо. Я готова к этому. Я хочу этого. Живот скручивает, но это не неприятный, вызывающий рвоту позыв, который был раньше. Это волнение. И тревога. Но в основном волнение.

Это не похоже на поцелуй с Кайлом. Поцелуй Кайла был странным, и я прервала его на прикосновении губ. Но ждать, когда Аарон поцелует меня – совсем другое. Мне немного неловко – в основном потому, что боюсь все испортить – но я не чувствую себя странно. И знаю, когда это произойдет, когда наши губы наконец соприкоснутся, я не остановлюсь.

Но они не касаются друг друга. Вместо этого его лоб на мгновение прижимается к моему, а затем он вздыхает и отстраняется. Я открываю один глаз, потом другой.

Аарон наблюдает за мной с той же напряженностью в глазах, что и раньше, но тоска исчезла. На ее месте появляется едва заметная хмурость.

– Прости меня, Аарон. Что бы ни случилось с тобой, это не… я имею в виду, мне не нужно знать. Ты в порядке?

Он моргает несколько раз и качает головой.

– Да. – Он мягко отталкивает меня и садится. – Тебе не за что извиняться. Ты ничего не сделала. Если кому и нужно просить прощения, то мне. Не знаю, что на меня тогда нашло. Это было уже слишком.

– Нет. Все нормально. Правда. – Я дотрагиваюсь до его руки, боясь, что он может отстраниться, но не делает этого.

– Ну, а я нет. – Он поднимается с земли и отступает на несколько шагов, как будто я зверь, который разорвет его.

– Но почему? – спрашиваю. – Я что-то сделала не так?

– Нет. Ты ни причем. – Он шагает передо мной, прижимая руку ко лбу. – Ты ни в чем не виновата. Ты умная, веселая, красивая и такая талантливая. Это Абаддон и правила, и вся эта глупая ситуация – отстой, – говорит он, но все, что слышу, это слово «красивая». Он думает, что я красивая.