Текст книги "Близость"
Автор книги: Элизабет Гейдж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
Лесли лежала на животе, считая удары своего сердца, и собственной неподвижностью и молчанием выказывала, что она по-прежнему отвергает Тони, отвергает бесповоротно.
– Подумай обо всем, что случилось сегодня, – предупредил он. – Ты возвратишься ко мне, так и знай. И ничто меня не остановит.
Лесли стоило больших усилий сдержать себя. "Пусть только уберется отсюда, – думала она, – а позже я найду способ навсегда избавиться от него".
– И не звони полиции, – продолжал он. – Потому что, если ты сделаешь это, я убью Росса.
Лесли опять ничего не сказала.
– Он все равно препятствие, ведь правда? Ничего хорошего ты с ним не увидишь, слишком уж болен и стар для… и к тому же стоит на пути, в этом все дело.
Вот какую игру он ведет! Тони угрожал Россу, не ей, видел в Россе главную причину ее сопротивления. И в каком-то смысле не ошибался.
– Ты никогда не любила его, – твердил Тони. – Я чувствовал это. И сейчас вижу. Он просто барьер, который ты воздвигла между собой и прошлым. Но тебе это не удастся, Лесли. Ты должна уйти от него и вернуться ко мне, иначе он плохо кончит. Лесли, я не шучу.
И, помедлив, добавил:
– Он все равно уже почти мертвец.
Тони знал, чем напугать Лесли. Угрозы похитить ее, изнасиловать, даже убить не подействуют. Лучше пообещать убить Росса, беззащитного инвалида.
Он постоял несколько минут, оценивая, какое действие произвели его слова, и, расправив плечи, направился к выходу.
– Меня здесь не было, – бросил он, – алиби у меня безупречное. Да-да, я и об этом подумал, Лесли. Ты не сможешь помешать мне вернуть свое.
Тони, искривив губы в усмешке, вновь взглянул на Лесли.
– Но ведь ты и не подумаешь вызвать копов, так ведь? Если, конечно, не хочешь, чтобы твой муженек отправился на тот свет.
Он стоял, расставил ноги, глядя на нее сверху вниз. Лесли казалась жалкой, сломленной и в то же время невыразимо прекрасной, даже в таком виде. И в этот момент Тони показалось, что он каким-то образом вернул себе власть над ней и теперь любил ее больше, чем прежде.
– Приведи себя в порядок и отправляйся на работу, – велел он. – И помни, мы еще встретимся.
С этими словами Тони вышел из комнаты.
Глава 5
Нью-Йорк. 10 января 1980 года
Это была первая встреча Джил с прессой после рождения Мег. По настоянию журналистов и просьбам собственных советников Джордан наконец попросил жену дать интервью и показать ребенка. Мировая пресса сгорала от нетерпеливого любопытства увидеть первенца одного из самых богатых людей Америки. Женитьба Джордана вызвала такую сенсацию особенно потому, что произошла почти немедленно после развода с Барбарой, поэтому плод этого брака вызвал не меньший интерес.
Но была еще одна, более важная причина, почему Джордан убедил жену уступить просьбам представителей прессы: он нуждался во всех, каких только можно, хвалебных высказываниях о себе теперь, когда настал критический момент осуществления первого этапа плана Лазаруса. Джордан обнаружил, что прохождение законопроекта через Конгресс – только начало. Кроме того, на каждой стадии процесса необходимо было получить поддержку влиятельных людей, членов правительства, могущественных бизнесменов и политиков.
Поэтому для него было жизненно важным не только сохранить закулисное влияние, но и выглядеть в глазах общества человеком высокой морали и безупречно нравственным. Как самый молодой и обаятельный из всех богатых людей Америки, Джордан обладал блеском и романтическим ореолом, которого были лишены его финансовые союзники. И теперь было необходимо использовать все эти преимущества.
Прежде всего нужно было перетянуть на свою сторону прессу. А прессе, в свою очередь, не терпелось увидеть Джил и Мег.
– Это займет не больше часа, – пообещал Джордан Джил. – Я велю своему пресс-секретарю все расписать по минутам.
Во время разговора с женой он держал на руках малышку и теперь, улыбнувшись Мег, поднял ее повыше.
– Хочешь увидеться с журналистами, милая? – спросил он и, пощекотав девочку под подбородком, поцеловал в щечку. Двухмесячная Мег расплылась в улыбке и заворковала.
Джил тихо сидела у окна, разглядывая мужа и дочь. Незадолго до этого она снова приняла таблетку сильнодействующего транквилизатора, как делала постоянно, почти с самого рождения ребенка. За эти последние месяцы реальность, казалось, приобрела для нее новые грани. В Мег сквозило нечто неестественное: в быстром развитии, росте, улыбках, неизменной любви отца к дочери, так, по крайней мере, казалось Джил.
– Думаю, у меня нет выбора, – глухо пробормотала она. Последнее время у нее появилась привычка разговаривать с мужем ледяным тоном. Инстинктивная потребность в обороне заставляла ее держать Джордана на возможно большем расстоянии.
С самого рождения девочки Джордан ни разу не попытался заняться любовью с Джил. Сначала Джил надеялась, что, вновь обретя стройную фигуру, вернет былую страсть мужа, и поэтому старательно занималась гимнастикой, уделяла особое внимание косметике и туалетам, но без всякого успеха. Чувства Джордана исчезли навеки. Теперь его сердце принадлежало Мег.
Пресс-конференция проходила в просторной детской, обставленной по указаниям самого Джордана. Ребенок лежал в колыбельке среди плюшевых игрушек, пока репортеры задавали вопросы.
– Скажите, миссис Лазарус, – начал нью-йоркский телерепортер, чье интервью должны были передавать по телеканалам, – каково это быть матерью ребенка Джордана Лазаруса?
– Я никогда еще не была так счастлива, – сказала она наконец. – С самого детства я мечтала о таком доме и дружной семье, но в жизни не думала, что это сбудется на самом деле.
Фальшь собственных слов потрясла Джил. Она физически почувствовала, как неожиданно усилилось действие лекарства, не позволяя говорить внятно – язык еле ворочался. Словно сквозь сон спросила себя, сможет ли убедительно лгать в таком состоянии.
– На кого, по-вашему, похож ребенок – на вас или отца? – спросил другой репортер.
– Видите ли, – улыбнулась Джил, – характер у нее отцовский, уж это точно. – Но, думаю, она унаследовала…
Как подобрать нужное слово? За все два месяца она не отыскала в Мег ни единой черты, которую передала бы дочери.
– Мое чувство юмора, – пробормотала она наконец, сама не понимая, что говорит.
– А что сказал мистер Лазарус, когда узнал, что родилась дочь? Может, он больше хотел сына?
Джил громко рассмеялась.
– Сказать, что он был рад, значит, попросту солгать. Он без ума от малышки, на седьмом небе, вне себя от счастья.
– Могу я предположить, что чувство взаимно? – улыбнулся репортер.
Джил кивнула.
– Они прекрасно поладили, чуть не с первых дней. Обожают друг друга, и, кроме того, совершенно одинаковы.
– Что вы имеете в виду? – настаивал репортер.
И снова лекарство лишило Джил возможности ясно мыслить. В самом деле, что она хотела сказать? Как Джордан и Мег могут быть одинаковы? О чем она говорит? Что делает в обществе этих странных людей с холодными жадными глазами, которым она безразлична, и которые стремятся лишь побольше выкачать сенсационных сведений?
– Ну… у них обоих невероятная способность развлекаться, не требуя внимания других. Мег может часами смотреть на погремушки над колыбелькой, а Джордан – сидеть в кабинете, разглядывая картину или просто наблюдая за пешеходами на улице… или уставясь на Мег. Они так освоились с собственным внутренним миром, что меня это поражает. Я… я, наверное, по натуре более деятельна и совсем не мечтатель. Всегда находятся срочные дела… И совершенно лишена привычки к самосозерцанию…
Голос ее постепенно затих, Джил сама не понимала, что говорит. С каждым предложением она словно все глубже опускалась в бездонную пропасть, темную дыру, из которой нет возврата.
А вопросы все продолжались, минута за минутой, еще целый час беспощадные, безжалостные, назойливые, иногда бестактные, почти все такие же, какие обычно журналисты задают женам известных людей. Но чем сильнее разгоралась боль, тем изобретательнее становились лживые ответы Джил.
Она ощущала, как правда о ее браке вот-вот выплывет на поверхность безбрежного моря обмана, созданного ими обоими. Она словно горела на адском огне, и избавления не было.
Наконец, после полуторачасовой пытки, вопросы иссякли. Джил уже хотела попрощаться с репортерами, когда случилось поразительное.
Какая-то женщина отделилась от группы журналистов и направилась к ней. Несколько человек обернулись посмотреть, кто это. Блистательная, в великолепном костюме от Шанель, позволявшем ей выглядеть одетой нарядно и одновременно скромно, с волосами, выкрашенными в новый, более светлый тон, в элегантной шляпке и с сумочкой Барбара Консидайн, как ни в чем не бывало, подошла к Джил.
– Джил! – окликнула она, – как я рада видеть тебя!
Джил попыталась взять себя в руки, принять спокойный, равнодушный вид, поскольку уже заметила, как защелкали камеры репортеров, спешивших заснять обеих жен Джордана Лазаруса. Непонятно, как Барбара умудрилась пробраться сюда!
Джил выступила вперед и протянула руку.
Барбара притянула Джил к себе и дружески обняла.
– Как я рада наконец познакомиться с тобой! – воскликнула она.
К ужасу Джил несколько репортеров мгновенно очутились рядом, открывая блокноты, телевизионные прожекторы вновь загорелись. Барбара приветливо улыбалась журналистам.
– Поверьте, нам крайне приятно видеть вас вместе, – заявила представительница известного дамского журнала. – Какая необычная вещь в этом мире!
Барбара уверенно повернулась к репортеру.
– Вовсе нет, – покачала она головой. – Джил и я давно стали друзьями, и между нами никогда не возникало неприязни. У нас с Джорданом был хороший брак, но потом наступило охлаждение. Я была счастлива за него, когда он женился на Джил. Она прекрасная женщина и замечательный человек.
Барбара обернулась к Мег, лежавшей на руках у няни.
– Но сегодня я пришла увидеть именно этого человека, – воскликнула она, забирая ребенка у няни. – Как ты, дорогая? Эти глупые репортеры, наверное, совсем тебя замучили!
Репортеры послушно заулыбались.
– Похоже, вы по-прежнему принадлежите к этой семье, – заметил кто-то. – Вы намереваетесь стать для ребенка родственницей?
– Конечно, – кивнула Барбара. – Я ее добрая старая тетя Барбара, и таковой навсегда останусь. Ни одного малыша в мире не будут так баловать, как эту девицу, особенно если я смогу уговорить Джил и Джордана отпускать ее ко мне на ночь. Пока что отца от нее и клещами не отодрать.
Барбара была в прекрасной форме, шутила с репортерами, прижимала к себе девочку, расписывала, как симпатизирует Джил, говорила об искренней дружбе с Джорданом. Ни следа застенчивости, которая всегда заставляла ее тушеваться на людях. Сегодня она вела себя словно знаменитость, известная всему миру, и явно наслаждалась вниманием представителей прессы.
Только один раз она стала серьезной, когда рассказывала о своей любви к Джордану, их браке и разводе.
– По правде говоря, – объяснила она, – я испытываю особое чувство к Мег и Джил. Видите ли, я никогда бы не смогла дать Джордану ребенка, которого тот так хотел. Мы разошлись не по этой причине, но я всегда ощущала отсутствие ребенка как огромную потерю. Когда Джордан женился на Джил, я с самого начала ждала появления младенца. И теперь, с рождением Мег, я чувствую себя настоящей крестной матерью. Никто не хотел ее прихода в этот мир больше, чем я, и никто не любит ее сильнее, за исключением родителей, конечно.
Джил с изумлением наблюдала за происходящим. Барбара играла не хуже опытной актрисы. С каким искусством она лгала! Репортеры были искренне тронуты ее преданностью ребенку. Им и в голову не приходило, что ноги Барбары здесь никогда не было, даже не послала поздравительной открытки, когда Джил забеременела или по случаю рождения Мег, не говоря уж об ее искренней ненависти к Джил.
Собравшиеся наблюдали великий спектакль – представление, достойное самой Джил.
Но Джил и понятия не имела, к чему приведет эта встреча.
Поболтав четверть часа с репортерами, Барбара объявила, что пора уходить. Джил не терпелось выпроводить ее и вернуться к себе.
Потом няня забрала ребенка, и Джил осталась наедине с Барбарой, пока репортеры собирали свои принадлежности во второй раз. Джил посмотрела на Барбару, не отрывавшую взгляда от малышки.
– Как вы попали сюда? – спросила она тихо, зная, что репортеры не могут их слышать.
– Одна из них – моя приятельница, – объяснила Барбара. – Она и рассказала о вашей небольшой, но приятной встрече, так что я решила тоже прийти, посмотреть на дочь Джордана.
Она снова сузившимися глазами уставилась на Мег.
– Красавица, правда?
– Верно, – кивнула Джил.
Последовала пауза, крохотная, но вполне достаточная, чтобы Джил почувствовала, что Барбара вновь оттачивает оружие для невидимой схватки.
– Но совсем не похожа на вас, не так ли? – добавила Барбара тихо.
Джил попыталась скрыть реакцию на слова соперницы. Приходилось улыбаться, поскольку один из фотографов продолжал щелкать камерой.
– Не понимаю, о чем вы, – пробормотала она.
– Прекрасно понимаете, – бросила Барбара, властно беря Джил под руку и улыбаясь репортерам. – Между вами ни малейшего сходства. Малышка – ее копия. Поэтому Джордан и потерял голову.
– Чья копия? – выдохнула Джил, смертельно побледнев.
Барбара, повернувшись, взглянула Джил прямо в глаза.
– Если вы еще не успели узнать этого, мне вас искренне жаль.
У Джил закружилась голова, накатила волна дурноты. Комната покачнулась и поплыла перед глазами. Слова Барбары были так близки к правде, что вонзились в рану, пылавшую в сердце, и разлились по телу, словно яд. Происходящее проносилось перед глазами, как на искривленном измятом экране. Вот малышку снова отдают Барбаре, и та целует ее на прощанье. Потом Барбара обнимает Джил и удаляется, сопровождаемая аплодисментами и пожеланиями счастья.
"Ни малейшего сходства с вами. Она – ее копия".
Слова звучали в мозгу зловещим гимном, звоном похоронного колокола. И была в них правда, страшная, неумолимая правда, потому что они вторили ее неразумным страхам, преследовавшим ее с самого рождения ребенка, страхам, окончательно разлучавшим ее с Мег и Джорданом и бросавшим в пучину одиночества и отчаяния.
Глава 6
Джонсонвилль, Лонг-Айленд
Они занимались любовью медленно, осторожно, не спеша, как привыкли со времени болезни Росса, но по-прежнему наслаждаясь друг другом. И теперь, когда семя Росса было в ней, Лесли чувствовала себя по-настоящему счастливой.
Он молча лежал, восхищаясь женой. Какой-то внутренний свет делал ее неотразимой. Росс осторожно коснулся груди Лесли, наслаждаясь близостью, словно пил из неиссякаемого источника любви.
– Какая женщина, – улыбнулся он наконец. – Не знаю, чем это я смог заслужить тебя.
Лесли нагнулась и поцеловала мужа в губы.
– Спокойной ночи, Росс. Я люблю тебя.
– Взаимно, – пробормотал он, уже засыпая.
Лесли потушила свет и, выходя, услыхала мерное дыхание. Потом направилась в кухню и перечитала список дел на завтра. Предстоит долгий трудный день, включая обед с клиентом. Кроме того, в холодильнике почти пусто, придется заехать в магазин. Обычный утомительный день, один из многих, к которым она уже успела привыкнуть.
Из кухни Лесли спустилась в подвал, проверяя, все ли двери закрыты. Потом проверила гостиную, гараж, заднее крыльцо, черный ход, прокралась наверх и заперла окна.
Наконец удовлетворенная, Лесли вернулась в гостиную, где над пианино горел единственный ночник, и с полчаса читала, медленно переворачивая страницы библиотечной книги.
В половине одиннадцатого Лесли выключила свет и уселась в глубокое кресло, прислушиваясь к ночным звукам. Далеко в роще прокричала сова. Машина завернула за угол где-то в конце улицы, тихо прошуршав шинами по тротуару. Белка, затрещав, пробежала в ветвях.
В руке Лесли сжимала самый острый, самый длинный нож, который нашла в кухне, зная, что может уснуть в кресле, как бесчисленное множество раз в прошлом. Росс никогда не узнает об этом, потому что ночью Лесли всегда ложилась в кровать и будила его утром.
Лесли охраняла свой дом.
Она решилась на это после нескольких долгих и бесплодных разговоров с начальником местной полиции Грегом Клеменсом.
Лейтенант отнесся к ней с пониманием и сочувствием, но помочь отказался.
– Если бы вы сразу обвинили его в изнасиловании, мы смогли бы что-то сделать. Обстоятельства довольно затруднительны…
У полиции почти не было шансов посадить Тони за решетку. У Лесли нет никаких доказательств. Кроме того, Тони не зря хвастался, что запасся хорошим алиби. Возможно, он не лгал.
– Что я могу сделать сейчас? – спросила она. – Тони вернется. Я знаю это. И думаю, попытается убить Росса? Он считает мужа препятствием между ним и мной.
Детектив задумчиво кивнул.
– Ну что ж, – решил он, – я могу узнать его адрес через страховую компанию, в которой он работает. Мы проверим и узнаем, не возбуждалось ли против него уголовных дел и не преследовался ли он судом. Но кроме этого, ничего не удастся сделать, если только он не выкинет что-нибудь новенькое. Нельзя арестовать кого-то только за то, что он намеревается сделать. Я могу приказать, чтобы патрульная машина каждую ночь проезжала мимо вашего дома, просто чтобы убедиться, все ли у вас в порядке. Но это все. Я крайне вам сочувствую, но у нас не хватает ни людей, ни возможностей, чтобы постоянно следить за ним или охранять вас.
Заметив страх и беспокойство в глазах Лесли, лейтенант наклонился ближе.
– Я знаю нескольких надежных частных детективов. Можете нанять человека для наблюдения за домом. Правда, это недешево обойдется.
"И не остановит Тони", – мысленно добавила Лесли. Кроме того, у нее попросту нет лишних денег. Болезнь съела все сбережения, которые удалось накопить ей и Россу.
С этого дня она сидела по ночам в гостиной, не выпуская оружия, ожидая, пока Тони сделает очередной ход.
Лесли чувствовала в себе силу. Изнасиловав ее, Тони в каком-то смысле лишился оружия, которым мог бы сражаться с ней. Тони оставил спальню в тоске и ярости, потому что в глубине души понимал: изнасиловав Лесли, он не смог ее завоевать. Тони мог по-прежнему хотеть ее, но теперь Лесли была морально подготовлена к новой встрече. Она его не боится!
И с этими мыслями Лесли продолжала сидеть в кресле, вслушиваясь в звуки спящего дома. Они казались теперь более дружелюбными и ободряющими, потому что стены вокруг были родными и вместе с Лесли молча выжидали, пока пройдет ночь, и они с Россом вновь будут вместе.
Голова Лесли откинулась на спинку кресла. Все тихо и спокойно. Она снова закрыла глаза, и прихотливые сонные видения начали наплывать теплыми волнами, чтобы унести Лесли в восхитительный мир грез…
Тихий голос внезапно вернул ее к реальности:
– Не получится, Лесли.
Лесли испуганно вскинулась. Пальцы конвульсивно сжали рукоять ножа. Она ощущала ледяной холод, мгновенно разлившийся по телу.
Тони. Это Тони!
Лесли пыталась взять себя в руки. Она ждала этого момента, и теперь он настал. Она готова.
– Убирайся отсюда, – сказала она в темноту. – Уходи, или я убью тебя.
Она услышала хриплый смех.
– Никого ты не убьешь, – сказал голос. – Ты любовница, помнишь? Не солдат.
Наступило молчание. Лесли трясло крупной дрожью. Если бы только она могла увидеть Тони, убила бы его голыми руками. Довольно он портил ей жизнь!
– Слушай внимательно. Ты сейчас пойдешь со мной. Вещи складывать ни к чему. Я дам тебе все, что захочешь. Когда твой муженек проснется завтра, тебя уже не будет.
Он снова замолчал, по-прежнему сливаясь с мраком. Лесли вертела головой, пытаясь хоть что-то разглядеть.
– Но если попытаешься сопротивляться, – прошипел Тони, – если откажешься пойти добровольно, Росс никогда не проснется. Потому что будет мертв.
Тони снова помолчал, чтобы дать время Лесли вникнуть в смысл его слов.
– Я слышал вас наверху сегодня, – презрительно бросил он. – И это ты называешь заниматься любовью? Твоя жизнь – сплошной обман, Лесли. Ты не жена, а сиделка.
Лесли почувствовала, что Тони подходит все ближе. Через мгновение он окажется совсем рядом, и тогда она нанесет удар!
Она схватилась обеими руками за рукоятку. Если хотя бы ранить его, можно выиграть время. Расстояние до лестницы, до телефона совсем маленькое, и она хорошо знала дорогу в темноте.
И никто не осудит ее. Что ни говори, она защищает свой дом…
Но прежде, чем Лесли успела додумать до конца, что-то с силой ударило ее по запястьям так, что она невольно вскрикнула. Нож упал на ковер. Руки мгновенно онемели. Потом резкая боль прострелила пальцы и ладони.
Должно быть, Тони ударил ее изо всех сил и сейчас возился у ее ног, разыскивая нож. Лесли, полагаясь лишь на интуицию, наугад выбросила ногу вперед, и, услыхав приглушенный вопль, поняла, что попала то ли в лицо, то ли в шею.
– Попробуй только еще раз выкинуть такое, – прорычал он ей в ухо. – И я гроша не дам за жизнь твоего мужа.
Тони подтащил ее к себе. Лесли почувствовала исходивший от него запах, нечто прокисшее, зловонное, словно исходившее из звериной пасти. Одержимость превратила его из человека в животное.
Тони снова перехитрил ее. А наверху, ничего не подозревая, спал ее муж.
Лесли обмякла в руках Тони.
– Хорошо, – пробормотала она. – Я иду с тобой.
Она мгновенно почувствовала реакцию Тони. Он расслабился, объятия стали более нежными. Но руки и запястья Лесли еще не отошли. Она чувствовала себя бессильной, как новорожденный котенок.
– Ну что ж, это похоже на дело, – начал Тони. – Я знал, что ты опомнишься…
Он продолжал говорить что-то, но Лесли, собрав все силы, вырвалась, оттолкнула кресло и помчалась к лестнице. Тони на мгновение растерялся, и это дало ей преимущество. И кроме того, Лесли была права: она знала дорогу в темноте гораздо лучше, чем он. Позади послышался грохот опрокинутого стола, о который наверняка споткнулся Тони. Лесли взлетела по лестнице через две ступеньки. Но топот раздавался все ближе. Уже на верхней ступеньке Тони успел схватить ее за ногу. Лесли повернулась, изо всех сил лягнула его в лицо свободной ногой, попав пяткой в нос. Тонн грязно выругался, но Лесли вцепилась в перила и лихорадочно наносила удары в темноту.
Все происходило в полнейшей тишине. Слова были ни к чему. Битва разгорелась не на жизнь, а на смерть. Лесли сопротивлялась отчаянно, но Тони был слишком силен. Он не выпускал ее щиколотки, сумел поймать вторую ногу, и начал медленно клонить Лесли к полу. Лесли удвоила усилия и впилась ногтями в его лицо. В эти минуты ей хотелось только одного – убить Тони.
– Сука, – тихо взвыл он, – маленькая сучка.
Сквозь безудержную страсть проглядывала годами не находившая выхода потребность насилия. Теперь она понимала, что не любовь была причиной его настойчивых преследований. Ненависть. Только ненависть. Ненависть за собственное ничтожество, за проигранную жизнь, ненависть к ее независимости и гордости. Несчастный, жалкий человек, трагическая фигура! И сейчас он пытается сломить ее, снова обрести над ней потерянную власть!
Силы Лесли постепенно таяли. Она не могла совладать с ним – слишком силен был Тони. Лесли так долго боролась, столько ночей ждала, месяцы тяжелой работы, скудного питания и бессонницы окончательно измотали ее. Она не могла больше сопротивляться.
Тони почувствовал, что она вот-вот сдастся, и лег на нее, накрыв всем телом, почти как в тот день, когда изнасиловал Лесли в постели. Она все еще цеплялась за перила, но Тони с торжествующей медлительностью обвил рукой ее талию, словно наслаждаясь собственной властью. Сейчас он уведет ее отсюда и тогда сможет делать с ней все, что захочет.
Тони упивался этими мыслями, когда в холле неожиданно вспыхнул свет. На мгновение ослепленный, Тони поднял голову. На площадке стоял Росс Уилер, глядя на них сверху вниз.
Это был странный момент: красивый молодой человек смотрит в глаза пожилого, здоровый мужчина сталкивается лицом к лицу с больным соперником.
Яростный вопль вырвался из горла Тони. Он попытался оттолкнуть Лесли, чтобы броситься на Росса, и только сейчас заметил револьвер в руке старика. Слишком поздно. Прогремел выстрел.
Да, Росс Уилер был стар и немощен. Но он умел обращаться с оружием и был неплохим стрелком.
Тони отпрянул назад и закричал от боли, чувствуя, как пуля разрывает плоть, потом покатился по ступенькам, и тьма, царившая в гостиной, окутала его. Послышался грохот падающей мебели, затем стук кухонной двери: очевидно, Тони удалось удрать.
Лесли лежала у ног мужа, все еще жалко цепляясь за столбик перил. Росс медленно встал на колени, чтобы помочь ей. Револьвер выскользнул из рук на ковер. Тело у Лесли тупо ныло. Обняв Росса, она прижалась к нему.
– О, Бог мой, – пролепетала она. – О, Росс…
Росс нежно прижал ее к себе, поглаживая по плечу, и, ощутив наготу ее тела сквозь ночную сорочку, улыбнулся.
Лесли взглянула на мужа.
– Что ты?.. Как?..
– Я знал, что случилось неладное, – пояснил Росс. – Не нужно быть слишком уж проницательным, чтобы понять это. И у меня было много времени для размышлений, Лесли. Я еще не превратился в окончательного идиота.
– Где… Откуда у тебя пистолет?
– Он всегда у меня был. Это ведь Дикий Запад, не помнишь? Я должен защищать своих женщин.
Потрясенная присутствием духа, позволившим Россу сохранить юмор в столь тяжелой ситуации, Лесли улыбнулась и поцеловала мужа, но тут же, к собственному удивлению, разразилась слезами.
Росс долго молча обнимал ее, продолжая стоять на коленях на верхней площадке, положив голову Лесли себе на плечо и гладя волосы жены.
– Тебе следовало рассказать мне об этом. Я сумел бы помочь тебе раньше.
Лесли кивнула.
– Я не хотела, чтобы ты знал обо всей этой грязи. Это произошло так много лет назад. Он просто обезумел, и я ничего не смогла с ним поделать. Я думала, что сумею справиться сама… нет, не знаю, на что я надеялась…
Росс с трудом сел рядом с Лесли на верхнюю ступеньку, Лесли снова осознала, что муж стал инвалидом, человеком, неспособным делать многие вещи… Однако он, возможно, только что спас ей жизнь и только что сумел защитить свой дом. Лесли разрывалась между невыразимой гордостью и стыдом, позором, который она навлекла на них обоих.
Но его слова застали Лесли врасплох.
– Ты рассказала об этом Бейерам? – спросил Росс.
Лесли покачала головой.
– Я не подумала об этом, ему нужна была только я. И упомянул он Терри, только чтобы убедить меня…
– Тебе следовало бы позвонить им. И полиции.
– Да, ты прав.
Лесли неожиданно побледнела и неверяще взглянула на Росса.
– Хочешь сказать, что ты знал…
– Очень давно. Еще до того, как мы поженились. Просто не хотел говорить тебе. Это твое личное дело, и я был уверен, что ты все расскажешь сама, когда захочешь.
– И ты никогда… не осуждал меня?
– За что? – удивился Росс. – За прошлое? За то, что ты была молода и порывиста? Я лишь еще больше любил тебя за это. И жалею только, что тебе пришлось столько вынести одной. Это я должен был оборонять тебя, а не наоборот.
Лесли прижала его к себе.
– Ты защитил и спас меня.
И она говорила правду. В этот момент, впервые за много месяцев, Лесли почувствовала себя в безопасности.
Через два дня после нападения Тони Дорренса на Лесли, вечером какой-то человек постучал в дверь дома Клиффа Бейера в Фармингтоне. Дверь открыла Джорджия. Мужчина наставил на нее пистолет и велел немедленно привести мальчика. Джорджия медленно подалась назад. Незнакомец последовал за ней.
За дверью оказались шесть полисменов в мундирах и с пистолетами наготове. За какие-нибудь несколько секунд незваного гости обезоружили, надели на него наручники и арестовали.
Тони Дорренс, с забинтованной левой рукой, куда два дня назад попала пуля Росса Уилера, был доставлен в патрульной машине в полицейское управление, где местный судья разрешил задержать его до суда. Через месяц ему было предъявлено обвинение в попытке похищения ребенка, нападении, избиении, вторжении в частное владение, незаконном владении незарегистрированным оружием, ношении оружия и других преступлениях, в частности, запугивании и попытке похитить Лесли Уилер.
Присяжные единогласно признали его виновным, и Тони Дорренс был приговорен к сорока годам тюремного заключения. После суда его отправили в тюрьму города Аттики, где он начал жизнь заключенного.
