Текст книги "Любовь не кончается: Эйлит"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
В дверях она столкнулась с двумя оруженосцами, выносящими амуницию Рольфа. Один из них, совсем еще юноша, повесил меч хозяина за спину, а в руках нес копье и датскую секиру.
Арлетт сочла эту встречу дурным предзнаменованием. Солнечный свет, игравший на клинке секиры, на мгновение ослепил ее.
Оруженосец попятился, уступая дорогу хозяйке, и, поравнявшись с ним, она словно бы ощутила, как отточенное острие секиры коснулось ее шеи.
В зале, расположившись у камина, Берта кормила грудью Жизель… Рядом сидела ее прабабка Ранильда… Никто не помнил, сколько старухе лет, но поговаривали, что видела она, по меньшей мере, восемьдесят зим. Одно время она слыла лучшей повитухой в округе, но лет пять назад распухшие суставы и старческая слабость заставили ее уйти на покой. Почтенный возраст не мешал Ранильде сохранять ясный и острый, как лезвие ножа, ум. Жители окрестных деревень до сих пор приходили к ней за советами и целебными настойками на травах. Кроме того, старуха умела читать руны. В другое время Арлетт и не подумала бы обращаться к Ранильде, ибо это противоречило всем учениям церкви, но сейчас они не имели для нее никакого значения.
Приблизившись к огню, Арлетт остановилась перед старухой.
– Я хочу узнать, что скажут для меня руны, – без лишних пояснений потребовала она.
Ранильда продолжала жевать кусочек смолы. Ее сморщенная кожа напоминала дубовую кору, глубоко посаженные глаза походили на маленькие пещеры, образовавшиеся в старой, выветренной каменной стене.
– С чего бы это госпоже вдруг захотелось читать судьбу по древним языческим булыжникам? – В скрипучем голосе старухи все еще звучали нотки былой соблазнительной хрипотцы.
– Пожалуйста, я заплачу, хорошо заплачу. – Вконец растерявшись, Арлетт сняла с накидки серебряную брошь и опустила ее в уродливую ладонь Ранильды. – Я должна кое-что узнать.
– Видно, молитвы в часовне не на все дают ответ, а? – злорадно усмехнулась старуха. Затем, повернувшись к Берте, добавила: – Иди и корми ребенка где-нибудь в другом месте. Убирайся, ты, бесполезная шлюха. У нас с госпожой важное дело. – Спрятав брошь в кошелек, она достала из-за пазухи маленький матерчатый мешочек. Сердито сверкнув глазами, Берта пересела на стул, стоявший по другую сторону от камина.
Переминаясь с ноги на ногу, Арлетт беспокойно оглянулась вокруг. Она уже раскаивалась в том, что так опрометчиво обратилась к Ранильде.
– Успокойся, моя госпожа, никто не увидит. Сейчас утро, все заняты работой. – Старуха неожиданно подмигнула Арлетт. – Итак, что бы ты хотела узнать?
Нервно облизнув губы и стянув на шее накидку, Арлетт выдавила:
– Лорду Рольфу грозит опасность.
Ранильда многозначительно улыбнулась и небрежно бросила горсть белых камней на земляной пол. На каждом из них были вырезаны угловатые рунические знаки. Старуха склонилась над ними, внимательно разглядывая только ей понятные письмена. Ее грязный платок сполз набок, заслонив лицо.
– Ну? – нетерпеливо нарушила тишину Арлетт.
– Собери-ка камни, дочка. Мои руки, к сожалению, уже не так проворны, как прежде, – приказала Ранильда непривычно-ласковым голосом. Арлетт поспешно выполнила ее просьбу.
– Что там, скажи мне.
Ранильда покачала головой.
– Наберись терпения. Брось их еще раз. Швырнув камни, Арлетт заворожено смотрела, как они раскатились по полу в разные стороны. Тяжело, со свистом, дыша, Ранильда свесилась с кресла, вглядываясь в руны.
– Ты спрашиваешь, угрожает ли твоему мужу опасность? – вполголоса начала напевать она. – Руны говорят, что черные вороны Одина будут пировать на многих полях сражений, но им не клевать плоть, принадлежащую Бриз-сюр-Рислу.
Облегченно вздохнув, Арлетт неожиданно для себя широко улыбнулась противной дряхлой гадалке.
– Значит, он вернется ко мне?
Изможденное лицо Ранильды осталось непроницаемым.
– Он вернется к тебе, госпожа.
Арлетт быстро собрала камни и сложила их в засаленный льняной мешочек. Теперь, воспрянув духом, ей хотелось как можно скорее избавиться от старухи.
– Руны также сказали, что наш герцог надолго останется на чужой земле, – пробормотала Ранильда вслед уходящей молодой женщине. – Берегись: остальные тоже последуют его примеру. Секира перерубит якорную веревку надвое.
Но Арлетт уже не слышала ее. На пороге появился священник, и теперь она спешила к нему навстречу в надежде на прощение и благословение.
Рольф сидел у костра и жевал хлеб с куском холодного мяса, запивая их разбавленным вином.
Оглянувшись, он увидел Оберта де Реми: тот, печальный и измученный, получал свой завтрак на полковой кухне. Быстро извинившись перед сотрапезниками, де Бриз поспешил к другу.
– Похоже, ты преследуешь меня. – Рольф сгорал от любопытства.
Слабо улыбнувшись в ответ, Оберт сделал глоток вина.
– Увы, у меня нет на это времени, – устало вымолвил он. – Я прискакал в лагерь поздно ночью. А к сумеркам должен добраться до цели. Конюх уже седлает для меня свежего коня. – Поморщившись, Оберт потер рукой ягодицы. – Господи, у меня, кажется, вся задница в синяках.
– Ты направляешься в Сен-Валери? Сдвинув густые, посеревшие от дорожной пыли брови, Оберт кивнул головой.
– Я приплыл в Див прошлой ночью на фламандском торговом судне. Пролив свободен. Гарольд распустил свой флот и отправил солдат, охранявших южное побережье, по домам. Их было трудно прокормить.
– Вот это новости! – воскликнул Рольф. Однако в глубине души он чувствовал себя слегка обманутым. Лаконичные и сдержанные фразы Оберта свидетельствовали о том, что он чего-то недоговаривал. – Итак, нам следует молиться, чтобы Господь поскорее послал южный ветер, я правильно тебя понял?
– Это еще не. все, – приглушенным голосом продолжил Оберт и оглянулся. – Распустив одну армию, Гарольд в настоящий момент собирает другую. Я слышал, что на севере Англии высадились норвежцы. Их правитель Гарольд Хардгад тоже предъявил свои права на английскую корону. На его стороне выступил братец Годвинсона, Тостиг.
Возможное участие скандинавов в событиях само по себе не вызывало удивления. В Нормандии уже давно знали о планах норвежского короля на английский трон, но никто не предполагал, что он приступит к активным действиям именно сейчас, да еще при поддержке Тостига Годвинсона.
Рольф задумчиво потягивал вино.
– Значит, высадившись на английский берег, мы можем столкнуться не только с саксами, но и с норвежцами.
– Да.
Рольф повеселел.
– Обстоятельства складываются в нашу пользу. К тому времени, когда мы со свежими силами вступим в бой, един из баранов – будь то Гарольд или Хардгад, – забодав своего противника, успеет выдохнуться и чуть ли не сам ляжет под наш нож. – Дождавшись утвердительного кивка собеседника, он добавил: – Кроме того, любому из них придется вести свое войско на юг, навстречу нашей армии. Разумеется, при условии, что мы поймаем попутный ветер и благополучно пересечем пролив, а не пойдем ко дну.
В этот момент конюх подвел к костру гнедого рысака. Оглянувшись, Оберт простонал:
– Меня уже тошнит от одного вида седла и конской морды. – Быстро проглотив остатки завтрака, он вытер руки об штаны и потянулся за уздечкой.
Рольф усмехнулся.
– Да поможет тебе Господь в пути. И пусть он пощадит твой благородный зад.
Скорчив гримасу, Оберт неохотно взобрался в седло. Приподнявшись в стременах, он замер и посмотрел на друга.
– Фелиция все еще в Англии. – В его голосе не осталось и следа недавнего шутливого тона.
– Почему ты не вывез ее оттуда?
– Она беременна и плохо себя чувствует. Я хотел попробовать забрать ее с собой, но испугался, что в дороге она может потерять ребенка и даже умереть. Ты же знаешь, как бывает в таких случаях.
Рольф знал, как сильно горевал Оберт из-за бесплодия Фелиции. Теперь же, убедившись в обратном и осознавая, какой опасности она подвергается, он, вероятно, места себе не находил от беспокойства. Оберт обожал свою хрупкую темноволосую супругу: она была его радостью и гордостью.
– Искренне сочувствую, – сказал Рольф. – Так она все еще в Лондоне?
Оберт растерянно покрутил в руках поводья.
– Да. Кроме того, в Англии проведали о некоторых любопытных особенностях моих торговых поездок. Мой сосед-оружейник, вернее, его жена, отвезли Фелицию в сент-этельбургский монастырь. А Гарольд выставил там охрану на случай, если я захочу повидаться с женой. Я бы поехал туда, но какая польза будет Фелиции и ребенку от моего трупа? – Тяжело вздохнув, он выпрямился в седле и натянул поводья. – Клянусь, после окончания кампании я снова стану простым виноторговцем. И никем другим. – Прощально взмахнув рукой, Оберт вывел гнедого за пределы лагеря и пустил его галопом.
Почесывая затылок, Рольф смотрел ему вслед и думал о милосердии Божьем, пронесшим мимо него горькую чашу, из которой большими глотками пил сейчас Оберт де Реми. Между тем поднимающийся от реки туман окутал копыта лошади. Лучи кроваво-красного солнца, прорываясь сквозь влажную пелену осеннего утра, окрасили удаляющегося в багряно-золотистый цвет. Когда он наконец скрылся из вида, Рольф вернулся к кострам и дал солдатам и рыцарям приказ спешно собрать амуницию и быть готовыми к выходу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Сестра Эдит уверяет, что до рождения ребенка осталось по меньшей мере два месяца. Но я чувствую, что это случится раньше, – простонала Фелиция, приложив руку к огромному, возвышающемуся как гора, животу.
Теперь я не уступлю по обхвату винным бочкам Оберта.
Эйлит перевела взгляд на свой живот, казавшийся небольшим бугорком по сравнению с животом Фелиции, хотя ей самой до родов тоже оставалось не больше пары месяцев.
– Я спрашивала у сестры Эдит, может ли там быть двойня, но она рассмеялась и ответила, что вокруг него просто скопилось слишком много воды.
– Вокруг него? – улыбнулась Эйлит.
– Судя по тому, как он бьется и днем и ночью, я определила, что ношу мальчика. Только мужчина может вести себя так неразумно. Ой! Послушай. Снова он! – Схватив руку Эйлит, Фелиция приложила ее к своему набухшему животу.
Эйлит с удивлением и некоторой растерянностью ощутила прямо под ладонью сильные, нетерпеливые удары.
– В таком случае, у меня, видимо, девочка. Ведь я почти ничего не чувствую. Разве что иногда небольшое щекотание и, как бы это сказать, трепет. Госпожа Гульда говорит, что я располнею внезапно и быстро, скорее всего, в последний месяц.
Эйлит не могла знать, что старая Гульда, часто навещавшая и осматривавшая ее, о многом умалчивала.
С момента переезда в монастырь состояние Фелиции значительно улучшилось… Две из тридцати монахинь были норманнками, а одна – фламандкой. К тому же мать-настоятельница не считала нужным скрывать, что ее родная сестра вышла замуж за нормандского торговца. В таком окружении Фелиция чувствовала себя не так одиноко.
Внешний мир вторгался в отлаженную, монотонную жизнь монастыря крайне редко. Почти все время монахини проводили в молитвах и тяжелом труде. От Фелиции, как от временной гостьи, не требовалось принимать участие во всех внутренних делах обители. Из-за ее деликатного положения сестры относились к ней с особым вниманием и чуткостью, как к любимице. Находясь в полной безопасности, Фелиция воспрянула духом и немного успокоилась. Страхи перед неотвратимо приближающимися родами остались, но она научилась скрывать их.
– Я назову его Бенедиктом, – сообщила она Эйлит. – В честь свекра.
Эйлит с трудом удержалась от язвительной реплики в адрес самого Оберта. Беспокоить Фелицию сейчас было бы жестоко и бессмысленно.
– А ты уже решила, какое имя дашь ребенку? – спросила подруга.
– Мальчика назовем Гарольдом, девочку Эльфред. – Эйлит встала с низкой скамеечки и подошла к окну, представлявшему из себя расположенное на уровне плеч квадратное отверстие в стене. Через него в комнату врывался свежий воздух и дневной свет, внизу виднелся чисто выметенный двор и хозяйственные постройки… Скрипнула калитка. На улицу, закатав рукава и подоткнув подол за пояс, вышла молодая монахиня с ведром воды. – Мои братья вернулись с южного берега домой. Гарольд не может долго держать армию на одном месте. Да и не похоже, что ваш герцог собирается выходить в море именно сейчас.
– Он не мой герцог. – Фелиция раздраженно поправила подушки за спиной. – Я хотела бы, чтобы он никогда не появился в Англии.
– Я тоже, – с тяжелым сердцем поддержала ее Эйлит. Монахиня пересекла двор и скрылась за высокой изгородью. Стоял тихий, серый день. День ожиданий. Эйлит резко отстранилась от окна. – Мне пора идти. Голдвину не нравится, когда я задерживаюсь надолго. – Наклонившись, она поцеловала подругу в щеку.
– Приходи еще, – попросила Фелиция.
– Если смогу. – Эйлит выдавила улыбку. – Будем надеяться, что Господь вскоре уладит спор между Гарольдом и Вильгельмом. – В ее словах прозвучала та искусственная бодрость, с которой смертельно больного заверяют в быстром выздоровлении.
Вернувшись домой, Эйлит, как и несколько месяцев назад, увидела привязанных у кузницы лошадей Альфреда и Лильфа. Скользнув по ним беглым взглядом, она определила, что кони подготовлены к походу: к седлам были приторочены пухлые мешки с провизией, поверх них громоздились аккуратно сложенные кольчуги и вышитые золотом рубахи. Сбоку зловеще поблескивали прикрепленные кожаными ремнями датские боевые секиры. У дверей кузницы стояли два прислоненных к стене круглых щита и пара копий. Неподалеку паслась еще одна лошадь, а рядом – до боли знакомый своим строптивым нравом вьючный ослик.
Охваченная беспокойством, Эйлит заглянула в кузницу, но никого там не нашла. Огонь в печи не горел, на рабочем столе не было инструментов. Почувствовав беду, она опрометью бросилась к дому и распахнула дверь.
За столом возле камина сидели Альфред, Лильф и Голдвин. Заметив Эйлит, все трое разом замолчали и посмотрели на нее как-то удивленно и в то же время виновато. На столе лежали остатки приготовленного на скорую руку завтрака. В углу зала, жалобно шмыгая носом и протирая глаза фартуком, застыла Ульфхильда.
– Что случилось? – требовательным тоном осведомилась Эйлит, взгляд ее расширенных от ужаса глаз остановился на Голдвине, вернее, на его стеганом жилете, который воины обычно надевали под доспехи. – Почему ты убрал инструменты из кузницы и погасил огонь? – Спустя секунду Эйлит заметила на стуле сложенную и перевязанную кожаным шнурком легкую кольчугу. – Значит, ты уходишь на войну, – охрипшим голосом, еле сдерживая рыдания, произнесла она.
– Эйли, я должен. На поле боя королю понадобится оружейник. – Вскочив на ноги, Голдвин торопливо обошел стол и обнял жену. – Если я останусь дома, то от напряжения просто взорвусь, как бочка с кипящей смолой. – Он судорожно сжал объятия.
Никогда прежде не пахло от него так сильно дымом кузницы и едким мужским потом. Эйлит с болью в душе смотрела на волнистую прядь волос, упавшую на одну из его бровей, на карие глаза и густые ресницы, словно запоминая их.
– Я не выдержу этого, – прошептала она, вцепившись в его рубашку мертвой хваткой.
– Любимая, я знаю, что ты чувствуешь. Но мне нужно идти.
– Для того, чтобы доказать, что ты настоящий мужчина? – воскликнула она. – Вот верное тому доказательство! Этого более чем достаточно! – Эйлит прижала руки мужа к своему выпирающему животу. – Вот что ты должен защищать! А не бросать меня в трудный момент так же, как Оберт де Реми бросил Фелицию.
Вздрогнув, словно от удара, Голдвин побледнел.
– Именно поэтому, ради нашего еще не рожденного ребенка, я иду на войну, – сурово ответил он. – Ради него и нашего будущего. Эйли, пойми. – Прикусив губу, Эйлит положила голову на грудь мужу, прислушиваясь к учащенному биению его сердца. Ее душа наполнилась безотчетным страхом.
– Неужели Вильгельм высадился в Англии? – тихо спросила она, проглотив застрявший в горле ком и подавив порыв разрыдаться.
– Нет, – вмешался в разговор Альфред, вместе с Лильфом поднимаясь из-за стола, – но брат короля Тостиг и Гарольд Хардгад Норвежский напали на нас с севера Йорк уже пал, войска других северных земель из последних сил сдерживают вражеский натиск. Если хочешь спасти своего ребенка, молись за то, чтобы ветра никогда… Не позволили Вильгельму Нормандскому пересечь море, а мы дали достойный отпор норвежцам. – Губы Альфреда, сжавшись, превратились в одну суровую линию. Он шагнул к двери. – У нас нет времени на разговоры. Мы должны отправиться в путь до полудня.
Эйлит всем телом прильнула к мужу. Ей так много хотелось сказать ему, но слова, казалось, застряли в горле. Осталась только жалкая, бессильная ярость.
– О, Голдвин! Береги себя! – проговорила она наконец.
Склонив голову, он поцеловал ее.
– Ты тоже береги… – Его голос дрожал от волнения.
Нет, это невозможно! Она не может отпустить его!
Но Голдвин разомкнул обвивавшие его шею руки жены и отстранился… Затем взял со стула собранные в дорогу вещи и вышел из дома.
Эйлит последовала за ним по пятам… Она молча наблюдала, как Голдвин садится на лошадь. Альфред и Лильф обняли сестру и тоже вскочили в седла.
Глядя на их удаляющиеся силуэты, Эйлит никак не могла прийти в себя, никак не могла поверить в случившееся.
Трое дорогих ее сердцу людей неслись по грязной дороге навстречу неизвестности, оставив ее одну.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Пятнистая шкура жеребца лоснилась от пота, побелевшие от страха глаза дико вращались. Рольф и двое конюхов с трудом удерживали его.
– Ричард, именем Христа заклинаю, скажи, зачем ты купил этого зверя? – возмутился Рольф, искоса поглядывая на Ричарда Фицскроба. – Да он в таком состоянии наверняка проломит борт судна.
Поморщившись, Ричард почесал макушку выбритой наголо головы.
– Со всадником на спине он ведет себя прекрасно. Просто ему не нравится подниматься наверх.
Рольф вполголоса выругался. Даже с испанским скакуном герцога Вильгельма не пришлось столько возиться при погрузке. Между тем дорога была каждая минута. Всех лошадей следовало как можно скорее разместить на палубах и до заката солнца, с вечерним приливом, отправить из Сен-Валери. Корабль герцога уже находился в полной боевой готовности. Второго такого удобного случая поймать попутный ветер могло и не представиться.
Холодный восточный ветер растрепал волосы Рольфа и заставил неистово крутиться флюгер на крыше церкви. Герцог намеревался выйти в море еще две недели тому назад, но упрямый ветер отказывался менять направление, пока на помощь не пришел божественный покровитель города, сам святой Валери.
В тот день чудотворные церковные реликвии были торжественно – в сопровождении кавалерии и под аккомпанемент барабанов, труб и рожков – пронесены по городу. Очевидно, мощи и молитвы не оставили святого равнодушным, потому что на следующее утро ветер резко поменял направление, устремившись на восток. Немедленно началась подготовка к отплытию.
Пронзительно заржав, скакун взбрыкнул и чуть не раздробил копытом череп одному из конюхов. Уловив запах страха, исходивший от перепуганного жеребца, конь, ожидавший своей очереди на берегу, начал беспокойно пританцовывать.
– Принеси шоры, – раздраженно приказал Рольф конюху. – Ричард, займи место Гамо.
Конюх побежал выполнять распоряжение, Фицскроб же, схватив жеребца под уздцы, почти повис на нем, стараясь удержать на месте. Тем временем Рольф велел конюшему вести следующую лошадь на судно. Оно представляло собой глубокую торговую галеру с бортами более высокими, нежели у быстроходных, остромысых герцогских кораблей, чьи строгие линии напоминали суда первых викингов. Личный корабль Вильгельма, уже полностью снаряженный, стоял на якоре в бухте, вдали от погрузочной суматохи. Сам герцог в настоящий момент прохаживался вдоль берега, внимательно наблюдая за ходом дел. Рольф очень надеялся, что Вильгельму не придет в голову мысль проверить прямо сейчас, как идет погрузка лошадей конкретно на этом судне.
– Тебя следует заставить сопровождать этого дьявола в течение всего пути, – бросил Рольф Ричарду. Веревка врезалась в ладони, казалось, поджигая их.
Когда наконец вернулся конюх с шорами, началась новая схватка не на жизнь, а на смерть: жеребец изо всех сил сопротивлялся, не позволяя закрыть глаза.
– Ради Бога, где ты его достал?
– Бог здесь ни при чем. Тут приложил руку аллах, – переведя дыхание, отозвался Ричард. – Мой отец купил его у торговца-мавра. А потом ему показалось, что по сравнению с брабансонами [2]2
Брабансон – бельгийская порода тяжеловесов.
[Закрыть]Слипнир чересчур легок, и он решил отдать его мне.
– Ты уверен, что твой отец сплавил его тебе именно поэтому?
– Я же говорил тебе, жеребец прекрасно повинуется, – начал оправдываться Ричард. – Просто он не любит подниматься по наклонной плоскости. Да прекрати ты хмуриться и ворчать. Неужели ты не хочешь, чтобы твоих кобыл обслужил чистокровный мавританский жеребец?
– Если он передаст своему потомству именно те качества, которые проявляет сейчас, то не хочу, – фыркнул Рольф. – Окажись он в моем табуне, я бы первым делом его кастрировал.
Ричард усмехнулся.
– О, нет. Уверен, ты бы так не поступил.
С шорами на глазах жеребец немного присмирел и позволил провести себя на палубу. Его влажные, отливающие серебром бока то и дело нервно вздрагивали. От напряженного ожидания, что он вот-вот впадет в безумство и сбросит их всех в ледяную воду, Рольф покрылся испариной. Проведя строптивца вдоль ряда привязанных к борту коней, он, немного поразмыслив, разместил его чуть поодаль от остальных.
– Так будет легче добраться до него и в случае необходимости перерезать ему горло, – мрачно сказал Рольф, обращаясь к Фицскробу. – В открытом море у нас не найдется другого выхода. Не сомневайся, Ричард, я именно так и поступлю. – Он выразительно похлопал по своему ремню, на котором рядом с коротким ножом висел длинный остро наточенный скрамасакс [3]3
Скрамасакс – длинный кинжал, древнее оружие франков.
[Закрыть]. – Стоит одной лошади запаниковать, как к ней тут же присоединятся остальные, в результате чего мы в самом скором времени пойдем ко дну… – Оценивающе взглянув на жеребца, он распорядился: – Шоры пока не снимать.
Смирившись с решением Рольфа, помрачневший Ричард сошел на берег.
Первый корабль отплыл из Сен-Валери за час до заката. Рольф и его люди покидали порт позже остальных: лошадей грузили в последнюю очередь, чтобы как можно меньше нервировать их. Корабли с воинами и снаряжением неровным рядом выплывали из дельты реки Сомм и углублялись в холодные, зеленоватые воды залива. Во главе колонны гордо двигался флагманский корабль герцога «Мора». Восточный ветер раздувал паруса. То там, то здесь гребцы брались за весла, и тогда на поверхности воды вспенивались белые гребешки. Заходящее солнце – превратилось в узкую оранжевую полоску на фоне сумеречного неба. Не успел корабль Рольфа сняться с якоря, как прилив подхватил его и в сопровождении стаи крикливых чаек понес в море.
Стоя на корме, Рольф смотрел назад до тех пор, пока берег почти полностью не растворился в воде. Теперь Сен-Валери казался ему призрачным и нереальным. Реальностью стали поскрипывающие под ногами доски палубы, мощные удары морских волн о борта и холодный октябрьский ветер, обжигающий лицо и уши. Рольф закутался в накидку и натянул на голову капор. Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, погрузив во мрак тонкую полоску нормандской земли, он приказал зажечь мачтовый фонарь.
В полночь герцогский флот лег в дрейф, чтобы переждать кромешную темноту и пристать к английскому берегу с рассветом. Корабли плавно покачивались на мягких волнах. Высоко над головой уже несколько часов подряд висел полумесяц. Фонари на соседних судах мерцали как звезды. Вокруг царило спокойствие. Рольф осознавал, что именно такое состояние принято называть затишьем перед бурей, но не испытывал ни страха, ни раскаяния. Свесившись за борт, он полной грудью вдыхал пьянящий аромат моря. Неподалеку кто-то запел на бретонском наречии долгую, заунывную песню. Подобно туману, голос проскользнул над водой и наполнил душу Рольфа печалью. Ему хотелось навсегда запомнить это прекрасное и в то же время зловещее мгновение. Постояв так еще немного, он нехотя покинул корму и пошел на палубу проведать лошадей.
