Текст книги "Любовь не кончается: Эйлит"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Нормандия, июль 1066 г.
Щурясь от слепящего солнечного света, игравшего бликами на водной глади, Рольф де Бриз с обнаженной грудью ехал вдоль берега моря. Копыта его серовато-коричневого мерина омывали мягкие волны. Следом плелись две привязанные к седлу лошади из числа добытых для армии герцога Вильгельма. Позади трое конюхов гнали остальных – около дюжины. В течение двух недель табун следовало доставить в Див-сюр-Мер.
Уже пять месяцев Рольф только и делал, что разъезжал по рынкам фламандских и нормандских городов в поисках подходящих лошадей. Побывав в разных местах, он с удовлетворением отметил, что по эту сторону Пиренеи таких прекрасных лошадей, как в Бризе, нет нигде. Пожалуй, только жеребцы из Испании и Никеи могли бы соперничать с ними.
Пустив мерина рысью, Рольф то поднимался в стременах, то снова опускался в седло, обозревая окрестности. Серебристые водяные брызги веером разлетались из-под лошадиных копыт, описывали полукруг в воздухе и градом сыпались на поверхность воды, возвращаясь в лоно моря. Вслед за лордом его спутники тоже ускорили шаг.
Впереди виднелась небольшая бухта и прилегавший к ней рыбацкий поселок. Плотники достраивали судно – одно из тех, что предназначались для переправки через залив в Англию почти двух тысяч боевых коней. Уже готовые три корабля стояли на якоре у причала, ожидая команды к отплытию в сторону Дива.
Укрывшись в ложбине между дюнами, несколько моряков сшивали воедино тяжелый льняной парус.
Бросив взгляд на темно-красные полосы, пересекающие полотнище цвета буйволовой кожи, Рольф живо представил себе, как оно будет развеваться на ветру. На мгновение плавные движения лошади напомнили ему покачивающуюся на волнах палубу. Рольфу померещился даже скрип натянутых пеньковых веревок и обшитых внакрой досок. Несмотря на пять поколений, отделявших его от далеких предков-викингов, временами он отчетливо слышал их мятежный зов. Переведя взгляд с паруса и моряков на открытое море, Рольф увидел голубую линию горизонта. Несколько лет назад один странствующий торговец, будучи в изрядном подпитии, рассказал ему, что плавал на край света и нашел неизвестную землю, населенную диковинными животными и людьми с кожей цвета меди. Рольф не знал, верить ему или нет. Торговец задержался в Бриз-сюр-Рисле на несколько ночей, а перед отъездом подарил хозяину красный жабий камень: он, по словам гостя, излечивал лошадей от хромоты. С того дня Рольф носил камень на шее вместе с крестом и крохотным серебряным молоточком – талисманом силы всемогущего бога Тора, со времен прапрадедов-язычников передававшимся в роду от отца к сыну.
Рольф не отказался бы отправиться на край света, но на данный момент линия горизонта для него заканчивалась на Англии. Англия – вполголоса, смакуя, он произнес это слово по слогам, как короткое заклинание, и вздрогнул от волнения. Вполне возможно, что там, на другом берегу, у воды сейчас стоял воин-сакс и, сжимая в руках секиру, смотрел вдаль. Рольф вдруг ощутил внезапный прилив энергии, ему показалось, что он вот-вот взорвется… Мерин, почувствовав, как напряглись руки всадника, перешел на легкий галоп. В воздухе замелькали столбы брызг – одежда Рольфа мгновенно промокла, лицо и грудь усеяли крошечные жемчужные капли.
На берегу, почти у самой кромки воды, сидел человек. Обняв руками колени и не отводя глаз от моря, он время от времени лениво подбирал один из принесенных волной камешков и бросал его в воду.
Рольф натянул поводья. Затем резко остановился и легко спрыгнул с седла на мокрый песок.
– Клянусь Богом, или глаза обманывают меня, или это Оберт де Реми собственной персоной сидит на берегу и развлекается с камешками.
Рассмеявшись, Рольф передал мерина конюху и присел рядом с другом.
– Я жду ночного прилива. – Оберт пожал жесткую ладонь де Бриза и по-дружески хлопнул его по плечу.
– И куда же ты собираешься отправиться? – Рольф внимательно посмотрел на собеседника. Официально Оберт занимался виноторговлей, но Рольф неплохо знал его и догадывался, что ему приходится иметь дело не только с винными бочками.
Сдержанно улыбнувшись, Оберт швырнул в воду очередной камень.
– В Англию, разумеется. Куда же еще?
– Ночью? Отсюда?
– В море я пересяду на торговое судно, идущее из Бордо, и без проблем доберусь до Лондона. Как известно, Гарольд Уэссекский поддерживает относительно мирные отношения с югом Нормандии.
Облизав указательный палец, Рольф поднял его вверх, пытаясь определить направление ветра.
– Боюсь, что тебе понадобятся хорошие гребцы: на попутный ветер сегодня рассчитывать нечего.
– Ничего страшного. В команде восемь человек. Со мной.
– А что ты будешь делать, когда доберешься до Англии?
– Вижу, твой длинный нос с возрастом не стал короче, – заметил Оберт. – Кстати, как поживают Арлетт и Жизель?
Рольф усмехнулся.
– Когда я видел их в последний раз, они пребывали в добром здравии, – равнодушным тоном ответил он. – А как Фелиция?
Подвижное лицо Оберта помрачнело.
– Я очень беспокоюсь за нее. Не следовало оставлять ее в Лондоне одну, но события разворачивались так стремительно, что у меня не оставалось другого выхода. Я надеялся вернуться в Лондон и отвезти ее в Руан в мае или, по крайней мере, в начале июня, но ничего не вышло: ты и сам знаешь, что герцог Вильгельм – человек суровый и не терпит возражений, когда ему что-нибудь нужно.
– И что ты думаешь предпринять? – Рольф вытащил из песка ракушку и бросил ее в набежавшую волну.
Оберт тяжело вздохнул.
– Заберу ее, как только смогу. Она никогда меня ни в чем не попрекала, хотя, полагаю, догадывалась, с чем на самом деле связаны мои длительные поездки.
– Сколько осталось времени? Я имею в виду, до вторжения.
Прищурив карие глаза, Оберт внимательно посмотрел на друга. Так, словно хотел прочитать его самые сокровенные мысли.
– Даже не знаю, что опаснее: твое любопытство или нежелание оставить скользкую тему в покое.
Рольф самодовольно осклабился. Он знал, что единственным способом завоевать доверие Оберта было упрямо стоять на своем. Иногда, когда хитрый руанец находился в хорошем расположении духа, вытянуть из него важные новости не составляло особого труда. В противном же случае самый тщательный допрос мог и не принести плодов, но, по крайней мере, служил действенным средством от скуки и превосходной тренировкой для ума.
– Скажи мне то, что я хочу знать, а взамен получишь бараний окорок и вдоволь лепешек, – самым заботливым тоном проговорил Рольф и указал на выглядывающую из-за дюн крышу харчевни.
Оберт криво улыбнулся.
– Недорого же ты ценишь мои слова.
– Ну хорошо! Набавляю бутылку сидра.
Оберт пренебрежительно фыркнул и, покачав головой, поднялся на ноги.
– Воистину, безгранична щедрость твоя, брат мой.
Он стряхнул с потертой рубахи золотистые песчинки и обломки ракушек.
Повинуясь поданному Рольфом знаку, молоденький конюх достал из дорожной сумки свернутьш рубашку и жилет и протянул их хозяину.
Увязая в песке, друзья медленно побрели вдоль берега по направлению к поселку.
– Через две недели мне приказано явиться в Див-сюр-Мер, – сказал Рольф, натягивая сухую одежду. – Полагаю, что ты об этом знаешь.
– Да, слышал. – Оберт поджал губы. – Но раньше поры урожая можешь не собираться в дорогу.
Рольф нахмурился.
– Зачем тянуть? Ведь большую часть армии герцога составляют наемники. Им-то не надо собирать урожай.
– Зато его нужно собирать саксам. Регулярных солдат в войске графа Гарольда совсем немного, основная его часть – землевладельцы, которых сам Господь, а не то что граф Уэссекский, не сможет удержать на службе во время урожая.
– Значит, Вильгельм намерен дождаться, пока английское побережье останется без охраны и только тогда нанесет удар? – Рольф скорчил недовольную гримасу. – По мне, чем быстрее, тем лучше. Наемники перемрут с голоду прежде, чем придет пора выступать.
– Согласен. Но сейчас Гарольд чересчур сильный противник. У него львиное сердце, он смел и отважен. Поэтому остается только рассчитывать на слабые места в его обороне – так решил Вильгельм. Стоит подождать.
Входя в харчевню, Рольф едва успел пригнуться, чтобы не разбить голову о дверную перекладину, повешенную слишком низко для его впечатляющего роста.
– Ты встречался с Гарольдом? – спросил он, когда они уже сидели за грубым деревянным столом и попивали поданный хозяином крепкий сидр. Свежевыкрашенные стены харчевни сияли белизной… Из ниши на посетителей смотрела деревянная статуя девы Марии с младенцем Иисусом на руках.
Заметив ее, Оберт суеверно перекрестился.
– Видел мельком при дворе незадолго до смерти Эдуарда. А узнал о нем поподробнее от своего лондонского соседа, Голдвина-Оружейника… Он постоянно выполняет графские заказы, а братья его жены служат в личной охране Годвинсона. Сведения, которые я раздобыл в Лондоне, бесценны. Ах, кстати… – Отстегнув ремень, Оберт извлек из ножен охотничий нож. – Это тебе в благодарность за гнедую Фелиции. Работа Голдвина, придворного оружейника Гарольда Уэссекского.
Рольф с любопытством осмотрел подарок. Клинок длиной от запястья до кончиков пальцев плотно сидел на рукоятке из оленьего рога, словно нарочно сделанной под хватку Рольфа. Он не преминул испытать подарок на бараньем окороке, лежащем на столе.
– Режет острее, чем твой язык. – Рольф насадил нежно-розовый ломтик мяса на острие и отправил его в рот. – Думаю, тебе следует поставить герцога в известность о том, какой знатный мастер кует оружие для Голдвина.
Губы Оберта изогнулись в легкой улыбке, но глаза его не улыбались. Он достал свой нож, задумчиво посмотрел на него и провел ладонью по тыльной стороне клинка.
– Сам того не желая, я на самом деле подружился с Голдвином. А в моем положении это неразумно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Стояла знойная августовская ночь. Было так душно, что раскаленный воздух, словно тяжелое одеяло, давил Эйлит на грудь. Она вытянула ноги, безуспешно пытаясь найти в постели место попрохладнее. Рядом, выдыхая тяжелые пары медовой настойки, храпел Голдвин. Последнее время он слишком много пил. Это беспокоило Эйлит, но она молчала, надеясь, что как только угроза войны, червем точившая их жизнь, минует, муж станет прежним.
Беспокойно ворочаясь с боку на бок, Эйлит вдруг ощутила легкое биение в животе. Погладив место, где, как ей казалось, находилась голова маленького человечка, она улыбнулась и подумала о Фелиции, живот которой уже стал огромным, а ребенок подал о себе первый знак еще месяц назад. Эйлит же, напротив, почти ничего не чувствовала. Правда, груди ее набухли и стали очень чувствительными, но талия располнела совсем немного, а складки одежды почти полностью скрывали чуть выдающийся живот. Ни приступов слабости, ни кровотечений, которые так изматывали Фелицию. Повивальная бабка Гульда пообещала Эйлит, что ее ребенок родится так же легко и быстро, как горошина выскакивает из стручка. Фелицию же, по словам Гульды, ожидали тяжелые роды. Хорошо еще, что ни она, ни Оберт не отличались крупным телосложением. Оставалось только надеяться на помощь и заботливый уход в сент-этельбургском монастыре.
Вспомнив об Оберте, Эйлит нахмурилась. Она не сомневалась, что, вернись он сейчас, Фелиции сразу стало бы лучше. Он не появлялся дома с конца апреля… Как мог муж оставить жену одну на чужой, враждебной земле на целых четыре месяца?
Эйлит прислушалась. Ребенок затих. Обливаясь потом, она перевернулась на спину и вздохнула. Мысли кувыркались в голове, как масло в маслобойке.
Два дня назад Альфред и Лильф с отрядом воинов отправились к южному побережью, чтобы защитить его от возможного нападения норманнов. Накануне они заехали к Голдвину, чтобы забрать заказанное ранее оружие… Сухо и сдержанно попрощавшись, братья не взяли с собой даже эля и медовых пряников, которые Эйлит напекла им в дорогу.
– Единственными норманнами, которым удастся завоевать мою симпатию, станут те из них, что падут замертво от моей секиры, – заметил тогда Альфред, любуясь, как сияет на солнце клинок. – Прежде чем ты начнешь убеждать меня в том, что эта сука из монастыря невиновна, хочу сообщить тебе, что ее муженек – норманнский шпион.
У Эйлит сжалось все внутри, но она снова, как частенько в детстве, продолжала стоять перед братом с дерзко поднятой головой.
– Я не верю тебе..
– Сам король сказал мне об этом. – Взгляд Альфреда наполнился презрением. – Оказывается, в январе этот маленький мерзавец не столько торговал вином при дворе, сколько покупал сведения. Как ты думаешь, почему он до сих пор не вернулся, а, сестричка?
– Не знаю. – От растерянности Эйлит потеряла дар речи. – Я…
Альфред с торжествующим видом покачал головой и побелевшими от напряжения пальцами сжал древко секиры.
– Так что, как я уже сказал, мою любовь завоюют лишь те норманны, что падут от моего оружия.
– Но Фелиция ни в чем не виновата! Она ничего не знала!
Альфред только хмыкнул и вышел, не сказав ни слова Лильф, все это время наблюдавший за ними, застыл в нерешительности, но, спустя мгновение, словно поняв для себя что-то важное, подошел к Эйлит и обнял ее за плечи.
– У тебя слишком мягкое сердце, а у Альфреда слишком суровое, но это не мешает мне равно любить вас обоих.
Покраснев, Лильф развернулся и, поблескивая стальным наконечником копья, широкими шагами направился к выходу.
Поерзав на кровати, Эйлит снова повернулась на бок. Она не сомневалась в том, что Фелиция не принимала участия в сомнительных делишках мужа. Но, прожив с ним больше четырех лет, она не могла ни о чем не догадываться. Эйлит проникалась к молодой норманнке все большим сочувствием и уважением. И, несмотря на косые, осуждающие взгляды Голдвина, продолжала регулярно навещать ее в монастыре. Уже перед самым рассветом Эйлит погрузилась в беспокойный сон. Ей приснилось, что над Лондоном, прямо к ее дому, пролетела стая черных воронов. Их было так много, что, когда они сели на крышу, та не выдержала их тяжести и провалилась, раздавив всех обитателей дома. Она проснулась в холодном поту, прислушиваясь к лихорадочным ударам своего сердца. Сквозь щели в ставнях в спальню проникали тонкие лучики света. Со двора доносилось требовательное кукарекание Аларика Эйлит посмотрела на мужа – он продолжал оглушительно храпеть. Осторожно, стараясь не разбудить его, она выскользнула из постели и оделась.
Внизу, в зале, уже суетилась Ульфхильда, сладко зевая, она раздула уголья и поставила на огонь котел с бульоном… В кладовой грохотала посудой Сигрид. Прихватив с собой мелкую деревянную миску с остатками ужина, Эйлит вышла во двор, чтобы накормить кур. В летние месяцы они добывали пропитание сами, но небольшая подкормка обеспечивала регулярную кладку яиц, часть которых Ульфхильда выменивала у ближайших соседей на сыр и масло.
Войдя в курятник, Эйлит разбросала еду, затем пересчитала еще теплые и влажные яйца и восемь из них аккуратно сложила в опустевшую миску. Она как раз обдумывала, стоит ли сварить яйца вкрутую или же лучше пустить их на пышную сдобную булку, когда заметила мужчину, осторожно проскользнувшего в ее двор из соседского сада. Почувствовав чье-то присутствие, он обернулся.
– Оберт? – испуганно воскликнула Эйлит, чуть не выронив яйца.
– Что случилось? Где все? Почему мой дом пуст? – Позабыв об осторожности, Оберт решительно направился к ней. Его загорелое, как у моряка, лицо с белыми лучиками морщин вокруг глаз выражало беспокойство. Он заметно исхудал, а в уголках рта появились глубокие складки, свидетельствующие об усталости. – Где Фелиция?
– Если бы ты забрал ее с собой четыре месяца назад, то тебе не пришлось бы сейчас спрашивать об этом, – раздраженно фыркнула Эйлит. – И у тебя еще хватило наглости – или глупости – вернуться?
– Ради бога, Эйлит, что с ней случилось? Уловив в голосе Оберта нотки отчаяния, Эйлит сжалилась над ним.
– Она в безопасности. Между прочим, благодаря людям, чьим гостеприимством ты так вероломно воспользовался, – с упреком произнесла она. – Не жди радушного приема в моем доме и не смей притворяться, что ничего не понимаешь.
Оберт посмотрел на Эйлит с выражением полнейшего изумления на лице, но спустя несколько секунд пришел в себя.
– Что бы ты ни думала обо мне, я люблю свою жену и никогда не помышлял причинить зло ни тебе, ни твоему мужу.
Эйлит смерила его суровым взглядом. Похоже, норманн говорил искренне. Но она вспомнила, что таким же доверительным и дружелюбным тоном он выпытывал у Голдвина сведения о Годвинсоне, и, решительно тряхнув головой, сказала:
– Я перестала тебе доверять. Фелиция находится в безопасном месте, в монастыре Сент-Этельбурга. Только, если ты там появишься, тебя немедленно арестуют по приказу короля Гарольда. Он уже знает, кто ты на самом деле. – Эйлит поджала губы. – Садись на корабль, Оберт, и отправляйся обратно в Нормандию… И не возвращайся.
– Но мне нужно ее увидеть. Я хочу отвезти ее домой, в Руан.
– Это невозможно. Тебе придется уехать одному. Любое, даже самое короткое путешествие убьет Фелицию. Она ждет ребенка, Оберт, и очень плохо переносит беременность.
Увидев, как в несколько мгновений еще больше осунулось лицо потрясенного до глубины души Оберта, Эйлит помимо воли почувствовала к нему симпатию и с трудом удержалась от того, чтобы пригласить его в дом и накормить. Она вовремя вспомнила о том, что теперь Оберт де Реми был врагом, и о том, как подло обманул он ее и Голдвина доверие, а потому промолчала.
– Что значит «плохо переносит»? – Оберт устало потер лоб.
– На втором месяце она чуть не потеряла ребенка. Кровотечение не прекращалось три дня. Если ты дорожишь жизнью Фелиции, то оставь ее в покое. – Эйлит красноречивым жестом указала на ворота. – А теперь уходи… Если Голдвин выйдет во двор и увидит нас, то, боюсь, он придушит тебя голыми руками. И я не стану его винить.
Прикусив губу, Оберт застыл в нерешительности.
– Эйлит, я…
Ей не хотелось слушать ни извинений, ни оправданий, ни просьб о помощи.
– Оберт, уходи! Немедленно! – выкрикнула Эйлит. – Или я подниму шум.
Понурив голову, Оберт побрел прочь. Прижав миску к груди как щит, Эйлит смотрела ему вслед. Когда Оберт шагнул за ворота, она чуть не окликнула его, но усилием воли стиснула зубы и промолчала.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В сентябрьские сумерки Рольф, стоя на верхних ступеньках лестницы у главной башни Бриз-сюр-Рисла, смотрел на небольшую армию рыцарей, пеших солдат и конюхов, охранявших собранный для Вильгельма Нормандского более чем двухтысячный табун. Последние сполохи солнечного света, угасая, отражались на лоснящихся лошадиных шкурах, окрашивая гнедых в огненно-алый, буланых в золотистый, а вороных в бронзовый цвет. При виде незапряженных и от этого казавшихся еще более статными и могучими коней, которым через несколько недель суждено было нести герцога Вильгельма к победе или к гибели, Рольфа охватил благоговейный трепет.
В настоящее время основной лагерь переместился из Див-сюр-Мера в Сен-Валери-сюр-Сомм, расположенный в непосредственной близости от английского берега. Кроме того, оттуда было гораздо удобнее выходить в открытое море. Большую часть военного снаряжения переправили в Сен-Валери-сюр-Сомм на кораблях, но лошадей, по настоянию Рольфа, решено было гнать туда по суше. Очень скоро их погрузят на суда, стреножат и крепко привяжут к прочным балкам. Именно лошадям предназначалась жизненно важная роль в ходе вторжения, а потому их любой ценой следовало доставить в Англию целыми и невредимыми.
В Диве Рольф посвящал целые дни изнурительным тренировкам по погрузке и выгрузке коней в корабельных условиях, начав со своего смирного мерина и закончив норовистым испанским скакуном герцога. Постепенно он приобрел некоторые навыки, и теперь задача уже не выглядела такой невыполнимой, как казалось вначале. Лошадям, которые артачились, закрывали глаза кусками плотной материи, для усмирения остальных хватало ласки и уговоров. Рольф старался найти особый подход к каждому беспокойному коню. Так, разместив герцогского вороного по соседству с невысокой смирной кобылкой, он сумел добиться от своенравного жеребца повиновения. Разумеется, Рольф не мог возиться таким образом с каждым из двух тысяч коней, но нес личную ответственность за наиболее ценных скакунов из конюшен герцога и своего покровителя Вильгельма Фицосберна.
Солнце закрыла огромная серая туча, но небо было все еще подернуто розоватой дымкой. Река сверкала, как обнаженный клинок меча. Снизу доносилось лошадиное ржание и смех солдат, сидящих у костров. С сумерками в воздухе замельтешила мошкара. Неожиданно Рольфу пришла в голову мысль о том, что, возможно, он видит земли Бриз-сюр-Рисла в последний раз. Не исключено, что через месяц его кости будут покоиться на морском дне или на враждебном английском берегу. От этой мысли ему стало немного грустно, но в то же время она придавала ощущениям некоторую остроту. Жизнь без риска столь же безвкусна, как пресный хлеб, разве не так?
Поверх блекнущей розовой полосы на небе робко засияла первая звезда, подарившая Рольфу смешанное чувство удовлетворения и душевной боли.
– Мой господин, разве ты не придешь сегодня ко мне? – Неслышно подойдя, Арлетт взяла мужа за руку. Рольф заметил встревоженный взгляд, брошенный ею на огромный табун, в сумерках слившийся в единое темное пятно. Жена, несомненно, опасалась, что супруг предпочтет провести ночь в компании друзей у костра, а не с ней… Именно поэтому сегодня она принарядилась: платье из голубой шерсти обтягивало фигуру, выгодно подчеркивая тонкую талию и маленькие груди. Уловив исходящий от волос Арлетт слабый аромат трав и высушенных розовых лепестков, Рольф почувствовал острое желание: за последние шесть месяцев он редко наведывался домой.
Лагерь герцога Вильгельма в Диве не смахивал на монастырь, по крайней мере в том, что касалось девиц. Каждый вечер, как мотыльки на свет, они слетались к шатрам, горя желанием осчастливить всех страждущих наемников. Время от времени Рольф пользовался их вспотевшими прелестями, захаживал к приглянувшейся рыбачке с красивым и крепким телом, но это случалось крайне редко. Трепетный в отношении фамильной чести, он не раз смирял свою похоть, предпочитая воздержание услугам разбитных шлюх, вечных спутниц любой армии.
Улыбнувшись, Рольф поцеловал жену – она ждала этого – и последовал за ней в башню. Рассеянно отвечая на ее вопросы, он мысленно перечислял дела, которые предстояло сделать до рассвета – срока, назначенного для отправки табуна в Сен-Валери-сюр-Сомм.
Стол был накрыт к прощальному ужину. Рольф наблюдал, как мелькают маленькие ручки Арлетт, довершая последние штрихи к украшению блюд… Ни одно из них не вызвало у него обычного аппетита. Скрывая раздражение, он опустился в свое любимое кресло. Отец Гойль благословил пищу, и все присутствующие, пробормотав «аминь», приступили к трапезе, которую будничный религиозный обряд не сделал вкуснее ни на йоту.
За ужином Рольф давал последние распоряжения и советы Танкреду, которому предстояло минимум два месяца следить за владениями и оставшимися в Бризе лошадьми. Жизнерадостный и сильный мужчина средних лет, Танкред происходил из семьи потомственных вассалов де Бризов и имел собственную усадьбу и земли в Фоввиль-сюр-Рисле, в шести милях отсюда. Благодаря своему трудолюбию и знанию лошадей, он состоял в чине старшего конюшего и получал десятую часть от стоимости каждого проданного коня. Танкред рано овдовел и воспитывал десятилетнего сына – наследника прибыльной отцовской должности.
– А где же наш юный Роджер? – Рольф оглянулся вокруг, ища глазами светловолосого крепыша, обычно повсюду сопровождавшего Танкреда и на лету ловящего все его советы и наставления.
– Он отправился с одним из конюхов осматривать табун. Наверное, засиделся где-нибудь у костра. Я знал, что нужен вам, и поэтому остался в замке. – Танкред улыбнулся. – После вашего возвращения парень ходит сам не свой. Таких табунов он еще не видел.
– Что верно, то верно, – с умиротворенной улыбкой подтвердил Рольф, а затем без особого желания вернулся к скучному, но, увы, необходимому разговору о поместье и конюшнях. Возможно, в этот прощальный вечер Арлетт хотела бы слушать от него более деликатные застольные речи, нежели рассуждения о спаривании кобыл и продаже годовалых жеребцов, но у Рольфа оставалось слишком мало времени, чтобы говорить любезности и поддерживать светские беседы.
Уединившись в спальне, Рольф вынул из ножен меч и поднес его к пламени свечи. Сжав пальцами обтянутую кожей рукоятку, он взмахнул мечом и почувствовал, как его сила, покидая руку, переселяется в стальной клинок. Интересно, что ощущает человек, нанося удар противнику на поле боя, осознавая, что может убить или быть убитым? В молодости, в период обязательной сорокадневной службы в герцогском войске, ему приходилось участвовать в незначительных схватках. Правда, тогда дело не заходило дальше угрожающего размахивания копьем и легких скользящих ударов. В Див-сюр-Мере Рольф использовал малейшую возможность попрактиковаться с датской боевой секирой – оружием, распространенным у саксов. Он даже купил одну у торговца, который клялся-божился, что собственноручно убил ее предыдущего владельца. Рольф бросил взгляд в затемненный угол комнаты, где зловеще мерцало изогнутое наточенное лезвие, прикрепленное к пятифутовому древку из ясеня.
Засунув меч в ножны и положив его рядом с продолговатым щитом, Рольф взялся за секиру. Более тяжелая, чем меч, она требовала особого умения в обращении и, попадая в опытные руки, крушила все и всех на своем пути. Никакая кольчуга не могла уберечь от ее смертоносных ударов. Единственным спасением оставались ловкость и быстрое копье.
Мысленно вообразив себя рыцарем на поле боя, Рольф широко расставил ноги и взмахнул секирой.
Вошедшая в комнату с люлькой на руках Арлетт испуганно вскрикнула. Спохватившись, она зажала рот ладонью, но, увы, слишком поздно – ребенок проснулся и громко заплакал.
Испытывая угрызения совести, Рольф с неохотой опустил секиру и положил ее рядом с мечом и щитом.
– Неужели ты не мог оставить все это в оружейной, а не волочь в спальню? – возмутилась Арлетт, вынимая Жизель из люльки.
– Необходимо все тщательно проверить. Я должен убедиться, что мое оружие в порядке.
Арлетт пренебрежительно фыркнула.
– Это мог бы сделать и слуга! – Осторожно укачивая Жизель, она заглянула ей в личико. – Все хорошо, моя куколка. Мама здесь.
– Ты хочешь, чтобы я доверил собственную жизнь слуге?
Арлетт промолчала, но Рольф заметил промелькнувшую в ее серых глазах боль.
– Ты же знаешь, что я предпочитаю проверять свое оружие сам.
– Да, Рольф. Извини меня. Просто я не хотела видеть эти страшные штуки в нашей спальне… Тем более в последний вечер перед твоим уходом на войну.
– Ничего, я уже закончил.
Он снял с крючка зимнюю накидку и прикрыл ею холодно сверкающий в полутьме металл. Ему было очень не по себе оттого, что Арлетт застала его здесь как мальчишку, тайком играющего с отцовским оружием.
– Благодарю, – с облегчением выдохнула жена и начала укладывать дочь обратно в люльку.
Рольф подошел к ней и через ее плечо взглянул на Жизель. Девочка как две капли воды походила на мать: те же глубокие серые глаза мученицы, те же серебристо-медные волосы. И ни малейшего сходства с отцом! Пролепетав «мама», ребенок закрыл глаза.
Когда Рольф перевел взгляд на Арлетт, она густо покраснела. Ее маленькие груди быстро опускались и поднимались под голубой тканью платья. Накрыв ладонью один бугорок, Рольф несильно сжал пальцами едва торчащий сосок и прильнул губами к шее Арлетт, чувствуя, как бешено забился в венах пульс. Потом он обхватил ее за узкие бедра и требовательно прижал к ним свою набухшую разгоряченную плоть.
Испуганно охнув, женщина попыталась высвободиться.
– Рольф, только не сейчас. Жизель может проснуться.
– К черту Жизель, – процедил он сквозь зубы.
Тело Арлетт словно оцепенело в его руках. На мгновение им овладело безумное желание швырнуть жену на пол и овладеть ею прямо здесь, рядом с люлькой. Пожалуй, еще ни разу за семь лет брака он не смог добиться от нее хоть какого-то отклика на все, что касалось постели. Мать с детства вбила Арлетт в голову, что мужчины – это дикие похотливые животные, постоянно стремящиеся к совокуплению. И она настолько слепо уверовала в слова матери, что эта вера отложила неизгладимый отпечаток на характер и поведение. После тех редких случаев, когда ласки мужа все же находили у Арлетт что-то похожее на ответ, она непременно бросалась в исповедальню, где истово каялась в совершенном грехе.
Минутное желание насилия быстро прошло. Сдерживая чувства, Рольф взял жену за руку и подвел к постели.
Отстояв утреннюю мессу в местной церквушке, Рольф направился на прибрежный луг, где располагался лагерь, чтобы перекусить у одного из костров.
– Ты не хочешь позавтракать со мной в замке? – спросила Арлетт, в ее глазах застыло разочарование.
Рольф покачал головой.
– Я бы с удовольствием составил тебе компанию, но меня ждут дела в лагере. – Он подсластил ложь быстрым поцелуем. – Эй, Ричард, подожди минутку. – Рольф зашагал прочь, нагоняя молодого рыцаря, который, придерживая рукой эфес меча, торопливо проходил мимо. – Я хочу поговорить о твоей новой лошади.
Арлетт с тоской смотрела вслед стремительно удаляющимся Рольфу и Ричарду Фицскробу, одному из рыцарей, сопровождавших табун в Сен-Валери. Ее губы еще горели от поцелуя. На фоне мрачно-серого сентябрьского неба рыжие волосы Рольфа будто полыхали огнем. Арлетт слышала, как муж смеялся, видела, как он дружески похлопывал по плечу спутника. Он двигался широкими, размашистыми шагами. Сверкнув желтой подкладкой, голубая накидка на миг взмыла в воздух, когда Рольф вскочил в седло и вслед за Фицскробом поскакал к реке.
С тех пор как герцог Вильгельм вознамерился отвоевать английскую корону у Гарольда Годвинсона, в Рольфа словно демон вселился. Неделями напролет он пропадал на ярмарках, осматривая и скупая лошадей, а затем готовя их к морскому путешествию. Уже пять месяцев в его жизни не было места ни для чего другого.
Арлетт чувствовала себя несчастной и беспомощной: чем больше она старалась удержать мужа рядом, тем дальше он ускользал от нее. Да, Рольф называл ее своим «якорем», но теперь она с тяжелым сердцем наблюдала, как он все чаще покидает свою «гавань». Во время особенно длительных отлучек ей начинало казаться, что он не вернется никогда.
Мысленно вернувшись к прошедшей ночи, Арлетт вспомнила о тех робких проблесках удовольствия, которые она испытала от близости. Священники и мать приучили ее относиться к таким ощущениям как к дьявольским козням. И в те ночи, когда ее тело все же отрешалось от власти воли и разума, Арлетт сжимала губы или закрывала рот рукой, чтобы не выпустить наружу рвущийся из груди крик удовольствия. Так было и этой ночью. Даже сейчас, вспомнив об этом, она ощутила желание, загоревшееся в недрах ее грешного тела, а потому, противясь голосу плоти, поджала губы и ускорила шаг.
