Текст книги "Любовь по расчету"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
– Принесу вина, – пробормотал Майлз и с облегчением отошел, чтобы дать распоряжение слуге.
Алисия взяла себя в руки, поняв, что вела себя как строптивая лошадка. Если за ней закрепится подобная репутация, ее продадут замуж какому-нибудь самодуру и, скорее всего, будут держать взаперти, как бедняжку-жену Ралфа Торнифорда.
Майлз вернулся с вином. Алисия приняла из его рук чашу и окинула взглядом гостей.
– Не подумайте, что я всегда так истерична, – сказала она, извиняясь.
– Я этого не думаю.
– Но я видела, вам было не по себе. Майлз ухмыльнулся и почесал затылок.
– Самую малость, – согласился он. Алисия отпила вино и поставила чашу – нужно иметь ясную голову, чтобы заниматься гостями, устроить всех на ночь. Предстоял трудный вечер. Она заметила, что кошка по-прежнему восседает на плече Гайона и чувствует себя вполне комфортно. Тот одной рукой держит Юдифь за талию, а девушка что-то говорит ему. Гайон настороженно слушает, но глаза блуждают по залу, время от времени останавливаясь на Уолтере де Лейси и Арнулфе из Пемброка. Алисия молилась про себя. Вот уж действительно леопард в шкуре агнца.
В комнате невесты, ранее принадлежавшей родителям, Юдифь покорно предоставила себя заботам Агнес. Постель вытряхнули, проветрили и покрыли хрустящими льняными простынями, по которым разбросали сухие травы, источавшие благовоние и способствовавшие зачатию. Священник окропил все предметы святой водой и нагое тело невесты тоже. Юдифь дрожала от холода. Агнес медленно расчесала ее волосы и, хихикая, помогла надеть брачную ночную рубашку.
Женская половина гостей ворковала вокруг невесты, превратив комнату в настоящий курятник. Юдифь не сводила глаз со стены, чувствуя, что тело становится деревянным. Кто-то прошептал на ухо совет. Кто-то, обладавший более практичным складом ума, сунул в руку средство, смягчающее проход в женское лоно и успокаивающее боль после неделикатного обращения или рождения ребенка.
– Мне это не понадобится, – заявила девушка и удивилась дружному смеху. Страх и неуверенность вернулись, теперь она не знала, можно ли доверять Гайону. Что, если тот передумал или не сдержит слово? Что, если он будет с ней так же груб, как отец с матерью? Мужчины часто лгут. Юдифь невольно всхлипнула.
Алисия попыталась успокоить дочь, но в этот момент раздвинулись портьеры, и комнату заполнили мужчины. Многие уже были навеселе и от пускали непристойные шуточки. Юдифь старалась не обращать на них внимания, не слушать реплики. Она ушла в себя и не почувствовала, как с нее стянули рубашку и потащили к постели, сунув в руку ритуальную чашу с напитком, приготовленным из вина и специй и забрав баночку с мазью. Облегчение приносили только руки матери, сжавшие ее в объятиях. В отчаянии девушка прижалась к розовому платью, но их растащили. Алисия сдерживала рыдания. Наконец, все звуки смолкли, наступила тишина. Юдифь тупо смотрела перед собой, чаша в руке дрожала.
Гайон нежно наклонился над ней и убрал из рук чашу. Он тоже был обнажен, худощавое, но мускулистое тело носило шрамы былых сражений. Юдифь перевела взгляд на нижнюю часть его фигуры, там, где густой темный волосяной покров скрывал мужское начало. Гайон подошел к портьере, произнес что-то по-валлийски. Юдифь насторожилась.
– Кади не любит кошек, но сторож просто отменный, – объяснил Гайон, вернувшись к постели. – Она не кусается, но непрошенного гостя по приветствует так, что тому больше никогда не захочется приближаться к нашей комнате и подслушивать.
Юдифь кисло улыбнулась. Гайон надел рубашку, которую с него стянули гости, и подал невесте ее сорочку, оставаясь на расстоянии вытянутой руки.
Юдифь неловко пыталась одеться, но руки дрожали и не слушались. Гайон подошел к узкому окну, приподнял штору и выглянул в сырую ветреную темноту.
– То, что я сказал раньше, остается в силе, котенок, – прошептал он, не поворачиваясь. – Можешь не бояться меня.
В очаге потрескивали поленья.
– Я не боюсь, – храбро ответила Юдифь, судорожно сжав на груди рубашку.
– Не боишься? – он повернулся.
– Немного. Мне надавали столько советов, что заболела голова.
– И не только советов, если судить по этому снадобью, – он кивнул на баночку с мазью. Юдифь с волнением наблюдала за мужем, словно собачонка, пытающаяся угодить хозяину. Красные отсветы огня играли в ее медных волосах, делая их особенно привлекательными. Светло-карие глаза выдавали лихорадочную работу мысли. Золотистые веснушки покрывали лицо и шею и на секунду девушка напомнила Гайон у кого-то еще, но он не успел вспомнить, кого именно.
– Мама хорошо знает травы.
– Похоже на то. А ты тоже обладаешь ее способностями?
– Она научила меня.
Гайон налил себе вина из графина, оставленного на столе, сел на край кровати и смотрел на жену.
– Если я проткну руку кинжалом, что ты станешь делать?
– Сами себя проткнете? Напою вас отваром валерьянки, чтобы вернуть к разуму, – язвительно ответила девушка. Гайон не скрывал довольной улыбки.
– Нет, я имею в виду острый язычок моей жены, который не уступит кинжалу, – засмеялся он.
– Если рана глубокая, посыплю ее порошком из корня окопника, чтобы уменьшить кровотечение, затем зашью и привяжу плесневелый хлеб.
– Плесневелый хлеб?!
– Это средство пришло к нам от бабушки ФитзОсберн, обычно помогает. Глубокие раны от этого не гноятся и не сочатся. Главная опасность – это столбняк. Неглубокую рану можно промыть настоем сосновых игл, помазать медом и перевязать, если нужно.
Гайон старался не подавать вида, что его очень забавляет серьезность жены и ее старание показать знания. Информация сама по себе очень интересна, видно, что Алисия не преувеличивала, когда хвалила искусность дочери. Было что-то неправдоподобное в том, что эта худенькая стройная девочка рассуждала с солидностью и умудренностью седовласой матроны.
Неправдоподобность ситуации возросла, когда Гайон попытался проэкзаменовать ее насчет некоторых хозяйственных вопросов. Юдифь подробно рассказала, как солить бобы и коптить колбасы, сколько сосновых игл потребуется для окраски домотканого полотна в оранжевый цвет, как покупать специи, чтобы продавцы не надули. Он чуть не поперхнулся вином, когда девушка стала объяснять, как лучше наточить меч.
– Этому тебя тоже научила мать?
– Нет, конечно, – возмутилась Юдифь. – Это прошлой зимой, когда замок занесло снегом, рассказал де Бек. Он также научил меня сражаться кинжалом. С вами все в порядке, милорд?
Гайон вытер слезившиеся глаза, пытаясь прокашляться и чувствуя, что его душит смех.
– Господи! – прохрипел он, наконец. – Когда я говорил, что этот брак погубит меня, то не думал, что приму смерть от собственной супруги.
– Милорд?
Он сделал знак рукой, чтобы Юдифь не приближалась, когда та попыталась наклониться к нему, искренне обеспокоенная приступом удушья.
– А в твои многочисленные таланты входит езда верхом? – спросил Гайон, оправившись.
Юдифь с сожалением покачала головой.
– Нет, милорд. Мама предпочитает ездить в коляске, а папа говорил, что девушке незачем учиться ездить в седле, лучше сидеть за прялкой. Я немного умею, но только недалеко, хотя мне хочется научиться ездить лучше.
– Ну что ж, хорошо, – Гайон снова вытер глаза. – У меня есть несколько поместий, куда в коляске не проехать.
– Вы хотите брать меня с собой, милорд? Он лег на кровать, опершись спиной о мягкие подушки. Юдифь отодвинулась, но без прежнего страха.
– Родители всегда ездили вместе, так что мои люди привыкли к этому. Кроме того, – добавил он, – весть о прибытии хозяев приводит челядь в движение, как ничто другое.
Юдифь неловко повернулась.
– Милорд, боюсь, я не справлюсь со всеми обязанностями, которые вы на меня возлагаете.
– Если ты умеешь точить меч и нападать с кинжалом из-за угла, то все прочее не составит труда.
Юдифь сомневалась. В Равёнстоу ей неплохо удавалось справляться с хозяйством, ее учили этому с детства, но командовать людьми, которых она совсем не знает – совсем другое. Легко ему говорить! Он хозяин приграничной зоны, вхож к королю, у него гораздо больше опыта.
– Поверь мне, – успокоил Гайон, видя, какая буря чувств отражается на юном лице. Нагнувшись, он поцеловал ее в щеку, как ребенка. Этот жест придал Юдифи решимости, ей не нравилось, что муж опекает ее, как младенца. Она села в кровати, ворот рубашки распахнулся, открыв едва наметившуюся грудь. Юдифь запахнула рубашку, покраснев от смущения.
Наступило неловкое молчание. Гайон подумал, что только от отчаяния может заставить себя совершить супружеский долг.
– У вас есть любовница, милорд?
– Что?! – она снова удивила его зрелостью рассуждений. – Что за вопрос?
– О, не сердитесь, милорд!
Юдифь протянула руку красивой формы с длинными пальцами, совсем не похожую на руку ребенка.
– Просто я не хочу совершать глупые ошибки. Мама однажды выгнала одну из женщин отца, не зная, что та ему приглянулась, и он возвысил ее из посудомойки до своей наложницы. Когда отец узнал, то избил мать до потери сознания.
– Боже праведный, – с отвращением произнес Гайон. – Твой отец был дураком из дураков. Удивляюсь, что с вашим знанием трав, ни одна не догадалась подсыпать ему в пищу аконита, чтобы отучить от блуда.
– И думаете, дядя Роберт оставил бы нас в живых после этого?
Гайон допил вино.
– Нет, дорогая, раз ты спрашиваешь. Сейчас у меня нет любовницы. Мы расстались в прошлом месяце. На границе стало опасно, путешествовать с отцом ей теперь нельзя, а оставаться взаперти в одном из моих замков она не захотела.
Гайон вздохнул, вспомнив густые волосы Розин, руки, казалось, еще хранили ощущение их шелковистой тяжести.
– Смотритель приграничной зоны не может жениться на валлийке, выросшей в горах.
Юдифь пожалела, что задала вопрос.
– Даже, если бы Розин согласилась жить по нормандским обычаям, осталась бы такая вещь, как благоразумие и вежливость, – продолжил Гайон после паузы. – Иметь под одной крышей жену и любовницу недальновидно. Из этого ничего хорошего обычно не получается.
Юдифь кивнула, соглашаясь с этой истиной. Ей никогда не приходило в голову, что Гайон может хранить ей верность. Ее отец был похотлив и неразборчив, как петух, а его приближенные не уступали ему. Слово «благоразумие» не присутствовало в их речи, а Юдифь не была приучена испытывать благодарность к мужскому полу.
– Вы очень терпеливы со мной, милорд, – прошептала она, опустив глаза.
– Жизнь научила меня быть терпеливым с женщинами, – в голосе Гайона вновь прозвучали насмешливые нотки. – У сестры три дочери, все – маленькие разбойницы, чертенята. Когда матери нет рядом, разумеется. Эмма убила бы их, если бы прознала про все проделки. И дочь Розин, Элунед, не уступит им в озорстве.
Юдифь задумалась, в его голосе звучала такая искренняя привязанность к женской части семейства, что у нее совсем отлегло от сердца.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей семье, милорд. Свадьба свершилась так быстро, что я ни чего не знаю о них.
Гайон начал рассказывать. Эта тема казалась ему менее опасной, чем тема любовниц. И действительно, все шло хорошо, пока он не заговорил о сводной сестре Эмме и ее муже, придворном. Это дало повод для не менее скользкой темы – нравов при дворе.
– Де Бек говорит, король... – Юдифь замолчала как раз вовремя, чтобы избежать очередной бестактности, ибо собиралась коснуться неразборчивости монарха в выборе пристрастий.
От Гайона не ускользнула осечка, о причине которой нетрудно было догадаться. Порочные наклонности Руфуса вызывали всеобщее возмущение, особенно страдали молодые рыцари, служившие в охране замка.
Мало смешного в том, что король, низкорослый, с багрово-красным цветом лица, отдавал предпочтение высоким и стройным партнерам. Он неоднократно пытался пристать и к Гайону, но тому удалось избежать опасности, сдружившись с тщеславным наследником, принцем Генрихом, который вовлек его в ночные кутежи в обществе женщин сомнительной репутации. Этого оказалось достаточно, чтобы охладить пыл Руфуса и заставить его переключить внимание на более сговорчивых подданных.
–...Де Бек говорит, что король за одну неделю тратит на наряды денег больше, чем маме разрешено тратить в год,– поправила оплошность Юдифь, стремясь угадать, понял ли муж, что она собиралась сказать. Но Гайон сделал вид, что ничего не произошло.
– Вовсе нет, – хмыкнул он. – Руфусу приятно думать, что он тратит на свой гардероб больше других, но его тщеславие намного превышает способность рассуждать здраво. В последний визит ко двору мой зять, который занимается экипировкой короля, рассказал, как однажды приобрел для правителя пару позолоченных кожаных сапог. Узнав их цену, Руфус рассвирепел, заявив, что они годятся только, чтобы месить навоз, и потребовал принести другие, стоимостью в целую меру серебра, – Гайон расхохотался. – Жаль, что я не такой блестящий рассказчик, как Ричард, у него вся таверна покатывалась от хохота.
– Что же было дальше?
– Ричард, конечно, унес сапоги и взамен принес красные с зеленой отделкой, безвкусные до ужаса, к тому же, намного дешевле стоимостью. А Руфусу заявил, что более дорогих сапог нет в целом государстве, и тот важно расхаживал в них целый день, похваляясь перед придворными. Конечно, Ричард прикарманил сэкономленные деньги. Бог знает, дошло ли это до короля. Если дойдет, Ричарду не поздоровится.
Юдифь тихонько засмеялась. Мелодичный женственный звук поразил Гайона не меньше, чем ее тонкие сильные руки.
– Расскажи о де Беке, – попросил Гайон, когда они вволю потешились над чванливостью монарха. – Сколько лет он уже служит в замке?
– Де Бек появился вскоре после того, как было построено центральное здание, за год до моего рождения, насколько мне известно. Отец постоянно сражался в Уэльсе, его наняла мама.
– И с тех пор он живет здесь, прислуживает ей и защищает?
– Да, когда возможно. Бывало, отец избивал мать или меня, но де Бек не вмешивался. Ему тогда пришлось бы уехать из замка, а он уже слишком стар, чтобы добывать средства с мечом в руках, – Юдифь с опаской посмотрела на Гайона. – Вы ведь не прогоните его, милорд? Он очень предан нам и знает имение лучше, чем кто-либо другой, за исключением дяди Роберта, конечно?
– Разумеется, – мрачно заметил Гайон. – Нет, я не собираюсь прогонять его, если де Бек, конечно, меня устроит. Семнадцать лет службы – срок, с которым следует считаться, – и добавил с горьким смешком: – правда, не уверен, что не смогу обойтись без услуг вашего управляющего.
Юдифь строго взглянула на мужа.
– О, ФитзУоррен на своем месте. Хотя из него песок сыплется, и он слегка важничает, но очень опытный управляющий и предан семье. Может из ничего организовать настоящий пир и всегда аккуратен со счетами.
– В этом я абсолютно уверен. Мне только интересно, где он берет деньги, чтобы носить роскошный красный наряд, в котором он сегодня встретил нас.
– Это костюм отца, они одного роста. После похорон мать отдала ему всю одежду. Счета можете проверить завтра же, если хотите... Кстати, вы умеете читать и писать?
– Умею, а ты?
– Немного, милорд.
На самом деле Юдифь хорошо владела грамотой, но знала, что большинство мужчин предпочитали невежественных жен, или, по крайней мере, менее образованных, чем они сами.
Гайон тоже не сказал, что его способность к расчетам и цифрам намного превышает средний уровень.
Цифры завораживали его, и Гайон умело пользовался этим даром, выколачивая деньги из своих вассалов.
– Завтра после охоты я, пожалуй, займусь счетами, ты мне сама покажешь книги, не хочу, чтобы ФитзУоррен стоял над душой, хотя и не сомневаюсь в его честности. Впрочем, при этой мерзкой погоде охота может не состояться.
Юдифь потянулась и зевнула. Глаза слипались, было уже поздно.
Гайону тоже хотелось спать. День оказался не из легких, завтра, похоже, будет не лучше. Он потушил свечу и в темноте снял рубашку. Юдифь тоже разделась и закуталась в покрывало.
– Спи спокойно, – сказал он по-валлийски.
– Пусть вам снятся хорошие сны, – ответила девушка на безупречном языке Уэльса.
Гайон молча удивился чистоте ее говора и присоединил еще один талант к уже немалому списку дарований жены, удивляясь в душе, как удалось тупому борову ФитзРоджеру произвести на свет такую способную дочь. Он успел только предположить, что, возможно, Морис и не являлся автором столь удачного произведения, но тут сон окончательно сморил его.
ГЛАВА 5
Юдифь с трудом открыла глаза – чей-то холодный нос тыкался в щеку, в ушах раздавались протяжные звуки, желтые глаза поймали ее взгляд и мигнули. Мелин задрала хвост и приветствовала хозяйку радостным мяуканьем. Юдифь почувствовала боль в глазах – сказывался излишек выпитого накануне вина и недостаток сна. Она застонала и уткнулась в подушку. Сквозь узкую щель в шторах проникал тусклый серый свет, Юдифь прикинула, что время, должно быть, не раннее, и нежиться в постели некогда. Она сбросила на пол Мелин, подобрала волосы и села. Кошка забралась на подушку с другой стороны и игриво провела лапой по лицу мужчины.
– Розин, – пробурчал Гайон и получил холодный влажный поцелуй, развеявший сомнения. – Клянусь Богом! – взревел он, шаря по постели в поисках меча. Кошка, добившись своего, спрыгнула с кровати и занялась исследованием одежды Гайона.
На месте Гайона отец Юдифи запустил бы в животное графином, разбрызгав содержимое и разбросав осколки по комнате. Гайон же лишь употребил несколько смачных эпитетов и ограничился убийственным взглядом. Юдифь решила, что он тоже не в форме, и решила не вмешиваться. Она надела сорочку, взяла на руки Мелин и подошла к окну.
– Снег закончился, милорд. Облака высоко. Охота может состояться. У нас как раз кончилось мясо, кроме того, во избежание лишних ссор, не мешает занять делом наших воинственных гостей. На прошлое Рождество, когда выходила замуж мамина племянница, они ужасно перессорились. Кузен кучера лишился трех пальцев и уха, а зал был перевернут вверх дном.
– Не дай Бог, – произнес Гайон, медленно отходя ото сна. Последние недели измотали его, да и брачный напиток возымел действие.
Юдифь рассудила, что теперь можно вернуться в постель, хотя кошку усадила подальше в углу.
– Остерегайтесь Уолтера де Лейси. Считаю, вам следует знать, что он претендовал на мою руку, кроме того, это друг дяди Роберта.
– Не думал, что у дядюшки могут быть друзья, – Гайон стал собирать одежду. – Но не волнуйся, дорогая, мне известно, что он собой представляет. Постараюсь не будить лиха.
– Чего?
– Лиха, псов преисподней, – пояснил он, натягивая рубашку. – Предстоит дикая охота, разве не так?
Тон мужа был непринужденным и доверительным. Отец сразу бы переменил настрой, он всегда держал себя грубо и чванливо. Юдифь выжидала, не зная, как себя вести, наблюдала, как Гайон одевается. Он отложил в сторону свадебный наряд, надел зеленую шерстяную тунику на меху, теплые рейтузы и грубые сапоги, закрывавшие икры.
Мелин вспрыгнула на белоснежную простыню и начала умываться. Простыня светилась белизной, ни единого пятнышка.
– Милорд! – Юдифь была в панике. В любую минуту в комнату могли войти гости. Первым делом они захотят взглянуть на простыню, на которой должны быть пятна – свидетельство ее непорочности... или отсутствия таковой.
Гайон вздрогнул.
– В чем дело?
– Постель... простыня... Они подумают, что я не невинна... или что вы не в состоянии...
Он тупо смотрел на жену.
– На простыне нет пятен крови! – Юдифь почти кричала.
До Гайона, наконец, дошло, что жена имеет в виду, и это его развеселило.
– А! Понимаю. У меня нет навыка лишать невинности девушек, – он кисло улыбнулся. – Интересно, какой ответ они предпочтут.
Оттолкнув Мелин, он вытащил нож из-за пояса, засучил левый рукав, сделал неглубокий над рез около локтя и размазал кровь по постели.
– Добровольное увечье, – язвительно произнес Гайон. – Придется выпить валерианы и смазать рану медом.
Юдифь подала ему баночку со снадобьем.
– Это тоже подойдет.
– Неужели все женщины считают меня неуклюжим увальнем? Мне как-никак дорога моя репутация, – казалось, он подшучивает над самим собой.
Юдифь покраснела, ибо не подумала, как гости воспримут следы пальцев на мази.
– Кровь уже не идет, – он опустил рукав и улыбнулся. – Полагаю, это не последняя рана, которую я получил, защищая честь женщины.
Не успела Юдифь ответить, как с наружной стороны портьеры раздалось рычание, потом лай и возмущенные возгласы. На постели выгнулась Мелин, ощетинив рыжую шерсть.
Гайон дернул Юдифь за волосы и, подмигнув, раздвинул портьеры, приветствуя тещу, небольшую компанию женщин, следовавших за хозяйкой, и толстую служанку с кувшином теплой ароматизированной воды.
Кади радостно крутилась вокруг хозяина и неохотно повиновалась приказанию лечь. Алисия ответила холодным приветствием и вошла в комнату. Рядом с ней пожилая дама старательно счищала собачью шерсть со своего темно-синего платья.
Алисия перевела взгляд с запятнанной простыни на дочь, сжимавшую у руке баночку с мазью. Юдифь бросила на Гайона взгляд, полный отчаяния, и поставила мазь на комод, словно та жгла пальцы. Алисия поджала губы.
Мелин, которой не нравилось, что ее окружают так много людей, спрыгнула на пол. Кади не замедлила броситься к ней с восторженным лаем. Пытаясь поймать собаку, Гайон налетел на Алисию. Агнес завизжала и выронила кувшин. Воз дух огласился воплями и визгом, кошачьим шипением и неистовым собачьим лаем. Мелин метнулась к выходу, Кади за ней. Портьера затрещала, когда когти Мелин впились в тяжелый шелк.
Гайон схватил Кади за ошейник, хотел что-то сказать, понял, что это бесполезно, и ретировался в поисках мужского общества.
Юдифь, хохоча до слез, направилась к портьере, чтобы вернуть Мелин на пол.
Мужчины завтракали в холле, готовые к охоте на дикого кабана, который, как утверждал егерь Равенстоу, обитал в их лесах.
Когда мужчины уже выходили, вниз сошла невеста, украдкой бросая на мужа робкие взгляды. Когда женщины представили на всеобщее обозрение окровавленную простыню, Юдифь чуть не потеряла сознание. Она втянула плечи и закрыла лицо руками. Алисия обняла дочь и бросила ледяной взгляд на Гайона.
– Почему Юдифь плакала? Ты грубо обошелся с ней? – неодобрительно спросил Майлз, когда они въезжали в лес. Впереди слышался лай собак, почуявших кабана.
Гайон разозлился.
– Можешь поверить моему опыту. Эта стерва просто хохотала до слез, а ее проклятую кошку нужно утопить.
Майлз насторожился, на память пришло беспокойство Алисии и ее расстроенный вид. Если бы взглядом можно было убить, то его сын уже был бы трупом, а сам Майлз превратился бы в камень.
От Гайона не укрылось состояние отца.
– Не понимаю, что происходит, – заметил он. – Все идет кувырком. Юдифь умирает от смеха, но держит в руках баночку с мазью, ее мать готова вцепиться мне в горло при виде простыни в пятнах крови, а все прочие...
Он замолчал, заметив, что к ним, сурово поджав губы, подъезжает констебль де Бек, холодный и официальный. Он тоже был свидетелем того, как Юдифь пыталась овладеть собой, и горел негодованием. Сначала, даже чуть не предложил леди Алисии отправить новоиспеченного зятя в преждевременную могилу. Но вовремя спохватился, так как за завтраком ему показалось, что Юдифь улыбнулась с видом заговорщицы, что никак не вязалось со слезами.
Кроме того, де Бек здраво рассудил: как только место Гайона освободится, король поспешит заполнить вакансию, и, вероятно, нелучшей кандидатурой. В результате де Бек пришел к заключению, что теперешний хозяин, по крайней мере, на людях, проявляет доброе расположение к девочке.
– Юдифь говорила, что вы научили ее точить лезвие кинжала и пользоваться им, – заметил Гайон, пытаясь вызвать расположение констебля.
Де Бек погладил бороду.
– По ее же просьбе, милорд, – сказал он с вызовом. – Считаю, нет ничего предосудительно го, что она имеет представление об оружии, это особенно важно в приграничных местах.
– Конечно, – согласился Гайон. – А ее родители одобрили ваше мнение?
– Лорду Морису не было известно об этом. Леди Алисия не протестовала, так как у мисс Юдифи бывали непредсказуемые моменты, когда ее так и тянуло вскочить в седло и скакать, отпустив поводья. В такие минуты помогали только мои уроки, ни угрозами, ни плеткой ее нельзя было укротить.
– Значит, вы выполняли роль и няньки, и охранника. Вот уж поистине безграничная преданность.
Де Бек бросил на Гайона настороженный взгляд.
– Почти угадали. Я принимал ее в этот мир и перерезал пуповину. Леди Юдифь родилась на месяц раньше срока, в хижине угольщика, посреди охотничьих угодий Кэнно, рядом оказались только горничная Агнес и я. Хорошо еще, что я рос в семье пастуха и знал, как надо поступать при окоте овец. От Агнес проку было, как от дохлой утки. Эта трусиха не переносит вида крови, так что все пришлось делать мне, – де Бек сухо усмехнулся. – С того дня я чувствую особую ответственность за судьбу девочки. Для меня она совсем как дочь, своих детей мне Бог не дал.
Старик замолчал, не выдав того, что говорила леди Алисия во время родов. Это была тайна, надежно запертая в его сердце, ключ от которой давно утерян.
– Покорный вид Юдифи, милорд, не должен вводить вас в заблуждение. Она сущий бесенок, в одно прекрасное утро вы можете проснуться и обнаружить, что за ночь вас кастрировали.
– Она осталась девственницей, – спокойно произнес Гайон. – Никогда не имел склонности совершать насилие над детьми. Кровь на простыне – из моей руки.
Де Бек откашлялся.
– Ваше право, – пробормотал он.
– Вот именно, но я воспользовался им для собственного спасения, ибо понял – я не проснусь утром вообще, если хоть один волос упадет с ее головы.
Их глаза встретились. Старший отвел взгляд, поняв, что сказал все возможное в данной ситуации, ведь он почти ничего не знал о молодом хозяине. С лордом Морисом было легче – приближение приступов его необузданного – гнева предугадывалось заранее, и избежать их не составляло труда. Новый хозяин Равенстоу ничуть не походил на прежнего, де Бек не горел желанием испытать на себе его нрав.
Собаки лаяли по-новому, глубокие рычащие звуки говорили, что основная часть охоты началась.
– Кабан спасается бегством, – Майлз повернул коня. Гайон последовал примеру отца.
– Держите глаза открытыми, – бросил де Бек.– Среди гостей у вас столько же врагов, сколько друзей. Не надо быть особенно проницательным, чтобы понять – если люди шепчутся по углам и сверкают отточенными клинками, то ничего хорошего они не замышляют.
Гайон слегка улыбнулся. Де Бек мог бы и не говорить этого, но раз уж предупредил, это хороший признак, значит, он принял нового хозяина и держит его сторону.
– Спасибо за предупреждение, хотя я и сам не слепой. Чем скорее закончится эта насмешка над праздником, тем спокойнее будет на душе.
Гайон пришпорил коня, следуя за собаками. Де Бек поехал за ним.
Гайон пригнулся, чтобы сплетенные ветви не поранили лицо. Из-под копыт лошади летел снег, морозный воздух леденил легкие. Глаза заволокло слезой, он яростно моргал, чтобы очистить их, привстал в седле, когда жеребец перелетел огромное сваленное дерево. Впереди слышались крики, подгонявшие собак, улюлюканье, лай псов. За спиной раздалось ругательство де Бека, когда конь взял препятствие.
Они углубились в лес. Ветви цеплялись за одежду, мешали лошадям. Свет пасмурного дня с трудом пробивался сквозь чащу. Вот всадники пронеслись по поляне, пересекли быстрый ручей и снова скрылись в чаще. Гайон уверенно скакал в направлении собачьего лая.
Преследуемый зверь на самом деле был маткой в расцвете лет весом более четырехсот фунтов. Ей приходилось и раньше встречаться с человеком, уэльский браконьер даже поплатился жизнью, охотясь на маленьких поросят. От этой встречи у кабанихи остался толстый шрам на боку, достаточно болезненный, чтобы внушить ей немалое отвращение к двуногим хищникам и желание отомстить за то, что нарушают ее территорию.
Теперь ее загнали к скале, она, ощетинясь, следила за происходящим, готовая растоптать любо го, кто осмелится приблизиться.
Гайон осадил коня и соскочил на землю.
Главный егерь бросил специальное копье, Гай он поймал его на лету. Оружие имело внушительный вид – огромный острый конец, затем большой крест, чтобы раненый кабан, свирепеющий от боли, не мог броситься на охотника и растерзать его.
Одна из гончих неосторожно подбежала к плечу кабана и тут же была отброшена под ноги приближавшейся своре, огласив воздух диким визгом. Кади с лаем отскочила, ее учили охотиться на зайцев, а не на крупного зверя, но природная резвость спасла ее от смертельной атаки.
Люди стали осторожно приближаться к зверю, копья наготове, ножи отстегнуты, каждый мускул напряжен для прыжка, ибо невозможно угадать, кого кабаниха наметила для первой жертвы.
Напряжение было почти невыносимо. Зверь бил задними ногами, рыл носом землю, сверкая налитыми кровью глазами.
– Ну, давай, девочка, вперед, – бормотал Хью из Честера и облизывал губы. Кто-то присвистывал и махал копьем, пытаясь привлечь внимание. Ралф из Торнифорда вытер рукавом рот, Уолтер де Лейси оставался неподвижен, лицо побелело от напряжения, он метнул вызывающий взгляд на Гайона. Тот ответил таким же взглядом и пригнулся, держа копье наперевес. Затем издал низкий гортанный свист. Майлз немедленно подвинулся ближе к сыну, зная, что должно последовать, так как сам обучил Гайона этому приему, позаимствованному в Уэльсе.
Кабаниха выжидала, дрожа всем телом, опустив массивное рыло. Вдруг она издала угрожающий звук и сделала мощный прыжок в сторону Гайона и словно намеренно насадила огромное тело на копье. Гайон опустил рукоятку и старался упереть свободный конец в землю. Мышцы рук и плеч напряглись, он пытался удержать животное на копье, острие которого пронзило его грудь. Зверь содрогнулся, послышался треск дерева, когда туша подалась вперед. Копье слома лось, острые края разорвали рейтузы Гайона, кровавая полоса пересекла бедро. Кабан, испуская кровавую пену и рыча от боли, яростно набросился на Гайона, топча и бодая его, из груди животного торчал сломанный конец копья. Гайон нацелил обломок копья прямо в горло зверю. Острая боль пронзила руку. Охотничий нож Майлза вонзился в шею кабана почти одновременно с тем, как копье де Бека проткнуло ребра.
Наступила тишина, нарушаемая лишь повизгиванием собак. Кровь обагрила землю и снег. Старший егерь кнутом отгонял собак от еще бившегося в конвульсиях тела животного, лицо его стало почти серым. Он бросил взгляд на де Лейси, потом на Пемброка и отвел глаза. Те словно не замечали его.
– С вами все в порядке? – Хью из Честера участливо осмотрел рану Гайона.
Тот кивнул и улыбнулся, чтобы не доставить радость тем, кто очень хотел бы видеть его серьезно раненым или убитым, и натянул плащ на рану, пытаясь остановить кровь.
