Текст книги "Когда струится бархат"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
– У тебя есть на это право.
– В самые первые месяцы моего замужества я забеременела, но случился выкидыш. Как и сейчас, я была на третьем месяце, но потеряла так много крови, что вмешалась Джудит. Она сказала, что следующий ребенок, если появится слишком быстро, может просто убить меня, хочу я этого или нет. Она хорошая знахарка. – Хельвен немного помедлила, затем взглянула на Адама. – Если я не беременела, то это было благодаря тампонам, пропитанным уксусом, и ежедневной порции настойки воробейника, добавленной в вино.
– Так ты и... я хочу спросить, ты то же самое?..
– Практиковала ли я такие хитрости в нашей с тобой жизни? – резко закончила Хельвен. – Нет. Такой выбор мне было сделать легко – во всяком случае, так казалось. – Она положила руку на свой живот, и вдруг разрыдалась. – Боже, если бы в тот вечер я сделала это...
– Хельвен, не надо...
Из-за занавеса послышался сдержанный кашель, вошла Элсвит, неся блюдо с хлебом и тарелкой похлебки, другая служанка держала кувшин со свежим вином и несколько новых свечей.
Адам неожиданно почувствовал, что успокоился. Служанки замерли, явно смущенные присутствием хозяина. Он вторгся в женское владение, осквернил укромный уголок женских секретов. Адам плотно сжал губы и посмотрел на Хельвен. Та почему-то дрожала, стоя рядом с ним. Он поднял ее на руки и уложил обратно в постель.
Элсвит взяла ночную посудину.
– Все еще тошнит? – встревоженно шепнула она, обращаясь к Адаму.
Адам покачал головой и кивнул в сторону фляги.
– Подействовал запах спирта.
– У моей сестры была такая же реакция на сыр, – вмешалась младшая служанка, но под грозным взглядом Элсвит смутилась и покраснела.
– Адам, не уходи! – испуганно воскликнула Хельвен, видя, что муж отходит прочь, и его место возле кровати занимают служанки.
– Я не ухожу, просто поем здесь, в стороне от тебя, чтобы не раздражать твой желудок.
Хельвен откинулась на подушки, глядя на пламя свечи. Пламя едва подрагивало, словно новая жизнь у нее внутри. Свеча помогала ей видеть мужа, но чувства Хельвен были слишком неспокойными – она казалась себе такой несчастной, что в эту минуту была бы рада умереть.
ГЛАВА 25
Уэльс, декабрь 1127 года
– Попробуй, – Ренард протянул Адаму кусок пирога. Тот взял и понюхал с подозрительным видом.
– Снова с луком. Господи, я сам скоро превращусь в этот лук-порей[9]. – Адам откусил кусок и понял, что не ошибся. В начинке ощущался также творожный сыр и смертельная доза шалфея.
– Не удивляйся, мы ведь в Уэльсе, – с улыбкой напомнил Ренард и протянул свою чашку, чтобы ее вновь наполнили медовым напитком. – Но ты должен признать, это зелье здесь великолепное.
– Пока назавтра утром оно не ударит тебе в голову, – мрачно подытожил Адам. – Вон та девчонка так и пялится на тебя.
– Знаю. Как ты думаешь, она свободна? А я не нарушу законы гостеприимства, если попробую узнать об этом сам? Вообще-то я обещал вести себя примерно, то есть не прикасаться к запретному плоду, даже если хочется узнать, созрел ли он. – Глаза юноши насмешливо сверкнули. Ему никогда не суждено стать красивым в том классическом смысле, каким был его отец. Взрослые черты пока недостаточно развились. Однако, оживляясь, смеясь или выражая сильное чувство, Ренард преображался и притягивал к себе такое внимание, что люди, особенно женщины, оборачивались, чтобы взглянуть на него еще раз. Молодому человеку очень шел к лицу богатый бархатный наряд с золотой отделкой. Когда же он надевал накидку с широким воротником из волчьей шкуры, это выгодно сочеталось с его сверкающими серыми глазами.
Здесь в Уэльсе, в замке Родри ап Тевдра, на свадьбе Родри и дочери соседнего валлийского лорда Ренард представлял своего отца. Заключенное перемирие нужно время от времени подтверждать делами, именно поэтому Адам сам приехал на торжества. Если бы не политическая выгода, он, несомненно, остался бы рядом с Хельвен в Торнейфорде. Приближалось время родов. В то утро, когда он собирался на свадьбу, жена с грустью призналась, что чувствует себя огромной, словно выброшенный на берег кит. Приехала Джудит, чтобы помогать во время родов, рядом постоянно находилась и знахарка Агата. Все было предусмотрено, однако Адама не покидала тревога.
За последние шесть месяцев Адам обрел способность противостоять испытаниям судьбы. Но иногда среди ночной тишины, прислушиваясь к стонам жены, с тревогой вглядываясь, как та с трудом поворачивается, или просто держа ее за руку, он подолгу всматривался в темноту и чувствовал, как страх наполняет все его существо. Хельвен считала мужа сильным, опиралась на эту силу, зависела от нее. От сознания собственной ответственности страх, наваливающийся на Адама, еще больше пугал его. Если ребенок родится со светлыми волосами и голубыми глазами, – а это возможно, даже если Варэн не имел никакого отношения к отцовству, – Адам решительно не мог представить себе, хватит ли у него сил. Если же он сломается... Очнувшись от своих мыслей, Адам торопливо отхлебнул медовый напиток и даже пролил несколько капель на тунику, отчего вполголоса выругался.
– По-моему, это не у меня утром будет болеть голова, – не преминул использовать возможность вставить шутку Ренард и широко улыбнулся, показывая белые зубы.
– Если тебе запретили вступать в словесные дуэли с валлийцами, не думай, что можешь безнаказанно болтать языком в мой адрес! – сурово оборвал он.
Ренард виновато прикусил язык и нерешительно глянул в сторону Адама. Одновременно размышляя, стоит ли отпустить замечание насчет вспыльчивости и тем более увязать это с приближающимся материнством Хельвен. Быстро взвесив возможную реакцию, решил воздержаться, иначе хозяева-валлийцы получат немалое удовольствие, наблюдая открытую потасовку между гостями-норманнами.
– Извини, Адам, – пробормотал он, стараясь выразить интонацией искреннее сожаление.
– Да нет, это ты извини меня. Не воспринимай меня слишком серьезно. Что-то я сейчас плохо расположен для компании.
Ренард двумя руками поднял кубок с медовым напитком.
– Хельвен здоровее буйвола. Конечно, ты думаешь, что я говорю это, только чтобы ты успокоился, но это истинная правда, уж я-то знаю по тем шлепкам, которые не раз получал от нее. – Юноша улыбнулся.
– Перемени тему или заткнись, – спокойно заметил Адам, улыбаясь в ответ и переключая внимание на энергичное притопывание танцоров, скачущих вокруг костра.
– Ну, что ж, пожалуйста. У меня скоро помолвка с дочкой де Мортимера. Помоги мне, Господи! Отец и сэр Хью уже обсуждают приданое.
Адам молча прикусил губу. Откуда Ренарду знать, что любое упоминание фамилии де Мортимер обжигало его, словно пылающим факелом.
– Поздравляю, – с усилием выдавил Адам, отхлебнув еще несколько глотков.
– Только не говори об этом с такой печалью! – рассмеялся Ренард. – Эта крошка – просто прелесть. Теперь, когда Варэн погиб, она единственная наследница сэра Хью, а это сулит отменные пастбища и стада. – Ренард стрельнул глазами сквозь полуприкрытые ресницы в сторону юной валлийки, но поняв причину молчания Адама, добавил: – Ты знаешь, смерть Варэна тяжело ударила по сэру Хью. Он так надеялся, что король простит его сына.
– В самом деле? – Адам с усилием изобразил безразличие. Но как спокойно ни звучали его слова, в интонации легко угадывалось злорадство.
– Надо же, какая-то уличная стычка в Анжере. Не очень-то славный путь в преисподнюю, как ты считаешь?
Адам не смог выдержать и проворчал:
– Он еще слишком легко отделался!
– А так ли все это было? Неужели он действительно ввязался в пьяную драку возле пристани с какими-то матросами, которые потом сбросили его в воду?
На щеке Адама дрогнул мускул.
– Откуда мне-то знать? – взорвался он. – Если его отцу сообщили именно такие подробности, значит, так оно и было.
– Да я просто подумал, что раз уж ты в это время как раз был в Анжере...
Адам резко вскинул руку и с силой стиснул плечо Ренарда, медовый напиток выплеснулся на одежду юноши.
– Знаешь, лучше держи свои фантазии при себе! – прошипел он, со злостью выговаривая каждое слово.
Он снова погрузился в молчание, в глазах безмолвно плясали огоньки от праздничного костра. Ренард хотел смело заглянуть в глаза Адаму, но почувствовал, что вся отвага куда-то испарилась. Юноше почему-то представился изготовившийся к прыжку волк. Адам презрительно фыркнул, толчком отодвинул Ренарда, вскочил на ноги и ушел.
За стенами зала было холодно. Острый морозец все больше наполнял вечерний воздух.
– Он обещал хорошо вести себя! – с улыбкой заметил на местном диалекте Родри ап Тевдр.
Адам повернулся к молодому валлийскому вождю, незаметно подошедшему к нему. Лицо Родри сияло румянцем от выпитого вина, хотя он вовсе не был пьян. Новоиспеченный жених хорошо понимал, что нынешней ночью лучше оставаться трезвым.
– Он всегда обещает, – фыркнул Адам. – Вы ведь не возражаете против его сдержанности, пусть и вынужденной? Мне совсем не хочется, чтобы какой-нибудь разгневанный муж или отец набросился на парня, и наши войны возобновились с новой силой.
Родри расхохотался.
– Перед первой брачной ночью я хотел бы быть готовым лишь к одной войне, и уж точно не против норманнов. Нет, здесь можно не ждать неприятностей. Муж этой Бранвен бросил ее еще год назад, когда застал в кустах с торговцем шерстью. Можешь поверить, тропинка к ее нижней дверце так исхожена, что удивлюсь, если там еще осталась хоть одна невытоптанная травинка – не подумай только, что я сужу по личному опыту.
– Да я и не думаю, – с серьезным видом кивнул Адам.
– Эге-ге, да она у него все силы отнимет! – фыркнул Родри и повернулся на звуки нового танца, начавшегося в зале. Некоторые гости закричали, зазывая Родри в круг. – Жаль, что твоя жена не смогла приехать, но и причина стоит того, а? Я помолюсь, чтобы роды прошли легко, и у тебя появился здоровый сын. Надеюсь, моя жена тоже не станет затягивать с наследником! – Валлиец похлопал Адама по плечу и с криком поспешил присоединиться к молодой жене в центре танцующих, невольно освободив Адама от необходимости отвечать.
Валлийка уверенно положила ладонь на бедро Ренарда и наклонилась вперед так, чтобы юноше было удобнее заглянуть за вырез платья. Адам отыскал свободный кувшин с вином и уединился, пытаясь найти в нем утешение.
* * *
У Хельвен перехватило дыхание и, крепко зажмурив глаза, она прижалась к стене и стала тяжело и часто хватать ртом воздух. Боль нарастала и сжимала ее так, что женщина не замечала ничего вокруг себя. Живот холмом вздымался под рубашкой. Хельвен давно желала лишь одного – избавиться от него как можно скорее. В то же время она очень боялась потерять ребенка.
– Ты что это, девочка? Ну-ка перестань напрягаться, – ворчливо вмешалась знахарка Агата, решительно беря Хельвен за руку. – Так ты только повредишь себе. Лучше кричи, если невмоготу. Вот так-то лучше, лежи спокойно.
Хельвен с облегчением вздохнула, когда боль временно отпустила.
– Как же мне хочется, чтобы все закончилось...
Джудит, менявшая в ногах роженицы разогретый кирпич, выпрямилась и оглянулась. В карих глазах графини мелькнула печальная улыбка.
– Когда я рожала Майлса, ни одного раза не вскрикнула, – со значением заметила она.
Агата недоверчиво приподняла брови.
– Должно быть, у вас и роды вышли легкие, миледи.
– Нет. Пришлось помучиться полтора дня. И каждую минуту я произносила самые грязные солдатские ругательства. Ги после смеялся, что моей грешной душе повезло, когда остальные дети появлялись на свет без больших задержек.
Повитуха одобрительно хихикнула.
– Так-то лучше. Ничего страшного, если и ругнется несколько раз, лишь бы дело шло полегче... Что, снова началось, девочка? Давай, давай дыши почаще, не волнуйся... Вот и хорошо.
Хельвен обмякла, снова жадно хватая ртом воздух. Было бессмысленно заявлять, что она не в силах терпеть это дальше. Выбора нет, но раздражающие предрассветные боли за последнее время стали очень сильными. А сейчас, около полудня, превратились в совершенно невыносимые.
Джудит подошла к жаровне и принялась готовить поссет со взбитыми яйцами, чтобы добавить роженице силы. Для уменьшения боли графиня подсыпала в напиток сушеные листья малины.
– Очень кстати, что Адам уехал на свадьбу Родри, – деловито заметила она, размешивая напиток. – Здесь бы он только мучился и путался под ногами. Мужчины обычно тяжело переживают роды жены, особенно первые.
Хельвен вдруг расплакалась, и обернувшаяся Джудит недоуменно посмотрела на нее. Судя по всему ей трудно было взять в толк, что беременность могла так подточить здоровье и характер приемной дочери, обычно такой веселой и здоровой.
Агата ласково ворковала и успокаивала роженицу. В замешательстве Джудит заставила Хельвен выпить напиток и побежала вниз посмотреть, как ведет хозяйство жена управляющего. Спускаясь из башни в зал, графиня как раз оказалась свидетельницей возвращения Адама с Ренардом из Уэльса. Не слишком обрадованная их появлением, помолилась про себя, чтобы Господь дал ей терпение.
– Где Хельвен? – требовательно и безо всякой учтивости спросил Адам. – Разве она уже?..
– Время уже подходит, – спокойно сообщила Джудит. – Все идет как положено. Повитуха присматривает за ней, но, по моим прикидкам, ты сможешь познакомиться со своим наследником не ранее, чем в сумерках. – Графиня приняла накидку Адама и, привстав на цыпочках, поцеловала его в щеку – что само по себе было нечастым жестом симпатии. Джудит по своей натуре не любила демонстративного выражения чувств.
– Я могу ее повидать?
– Адам... – начала графиня, пытаясь поделикатнее выразить отказ, однако что-то в его лице вынудило ее умолкнуть. Джудит почувствовала – он испрашивает разрешения из вежливости, хотя сам нимало не озабочен, услышит согласие или нет. Это его замок, и она, в сущности, не могла ничего запрещать.
– Понимаешь, ей сейчас больно. Если тебя это расстроит, лучше подожди где-нибудь в другом месте.
– Я выдержу.
– Дело твое, ведь именно ты был там во время зачатия, – сказала графиня и удивилась, поймав весьма странный взгляд Адама.
Ренард, на которого мать не обратила особого внимания, разве что бегло прикоснулась губами к щеке, подошел к камину, дыханием согревая озябшие руки, и присел поближе к огню.
Бабушка Агата пришла в ужас, увидев, что в комнату к роженице входит мужчина. Еще мгновение, и она бы немедленно, засучив рукава, вытолкнула Адама прочь. Однако Джудит энергично оттащила повитуху в сторону и стала что-то нашептывать на ухо.
– Адам! – Хельвен тяжело охнула, устремилась к нему навстречу и заключила в объятия. Адам взял лицо жены ладонями, запустив пальцы в распущенные волосы, и принялся целовать мокрые глаза, щеки, губы.
– Я не могу здесь оставаться, сладость моя, но знай, что я рядом с тобой, – голос Адама дрогнул. – Джудит говорит, что все идет нормально, верно?
– Да, они так говорят, но мне от этого не легче.
Она потерлась лицом о накидку мужа и почувствовала, что его одежда сырая и холодная.
– Идет снег?
– Мокрый.
– Как прошли свадебные торжества?
– Обычная свадьба. У меня голова раскалывается от вина, а Ренарда разукрасили такими редкостными укусами, что лучше его матери их не видеть!
Хельвен не выдержала и рассмеялась сквозь слезы, затем обняла мужа. Даже боль немного отпустила.
– О Адам, что бы я сейчас... – Она умолкла и дико завопила, прижимаясь к мужу от невыносимой боли. Волна схваток жестоко и мгновенно скрутила все тело. Адам прикусил губу и стоял совершенно беспомощный и бесполезный, поддерживая вцепившуюся в него жену.
– Теперь пойдет чаще и сильнее. – Агата повернулась к Джудит. Повитуху ничуть не убедили просьбы графини проявить снисходительность к Адаму.
– Я думаю, – прошептал Адам ей в ухо, – что всякий мужчина, возражающий против уксусных тампонов, должен некоторое время провести в родильной комнате.
– Этого мало, – трясущимися губами пробовала пошутить Хельвен, – надо его еще заставить самого походить беременным!
– Я бы согласился побывать на твоем месте, если бы мог.
– И я бы не возражала... О-о!
– Хельвен!
Повитуха решила, что далее терпеть такое кощунство не может и бросилась вперед, вклинившись между супругами и заняв место Адама.
– Милорд, уходи отсюда! – гневно заявила Агата, все ласковые нотки исчезли напрочь. – Тебе здесь нечего делать, только путаешься под ногами! Иди, иди, мы будем сообщать о ее состоянии так часто, как ты захочешь.
Джудит, уловившая признаки гнева на лице Адама, взяла его за руку и настойчиво подвела к двери.
– Адам, будь так любезен! – просительно сказала графиня. – Ты уже и так зашел далеко за все рамки приличия.
– Адам, со мной все будет нормально, – прошептала Хельвен едва слышно.
– Ты уверена? – Адам повернулся, почти вырываясь из рук тянувшей его к выходу Джудит.
Хельвен кивнула и плотно стиснула зубы, пытаясь отогнать новую волну боли, которая набирала силу, словно прилив. Но это было невозможно, и она стала снова растворяться в судорогах безжалостной боли. Повитуха ласково пришептывала, удерживая метания молодой женщины и массируя ей спину.
– Ну, ну, моя девочка, давай-ка снова походим, дойдем до этого кувшина, вот так, умница.
Джудит силой вытащила Адама из комнаты.
– Ты весь позеленел, – заметила она в своей привычной колкой манере, – а мне сейчас меньше всего хотелось бы ухаживать за больным или теряющим сознание взрослым мужчиной.
– Джудит, все будет нормально? Ты ведь не говоришь это, только чтобы успокоить меня?
– Нет, я не просто так все это говорю. Хельвен – вполне здоровая кобылка, схватки нормальные и сильные, как и должно быть. А теперь, убирайся с глаз моих. Найди себе какое-нибудь занятие. Обещаю, что тебе первому сообщим любые новости!
* * *
– Милорд, у вас сын, – бабка Агата вложила в руки Адаму пищащий сверток в одеяле. Лицо повитухи было слегка суровым, она до сих пор не могла простить его за вторжение на запретную территорию.
Адам глянул на сердитое красное личико младенца. Крошечный кулачок выбрался из-под одеяльца и возмущенно размахивал прямо перед носом оторопевшего мужчины.
– Здоровый крикун будет, сомнений нет, – добавила повитуха удовлетворенно, когда подкравшийся сзади Ренард заглянул через плечо Адама на своего нового племянника.
– Выглядит так, будто его ошпарили кипятком, – разочарованно заметил юноша и крепко хлопнул Адама по плечу. – Мне кажется, ты не захочешь отмечать это событие валлийской медовухой, а?
Адам не обращал на парня никакого внимания.
– А Хельвен, с ней все в порядке?
Повитуха увидела испуг на его лице и смягчилась, рот растянулся в обычной улыбке.
– Твоя хозяйка очень устала и местами повреждена, карапуз оказался большим и сильным, но серьезных бед он ей не причинил. – Повитуха еще больше расплылась в улыбке.
Хельвен медленно подняла веки и остановила взгляд отяжелевших глаз на лице мужа и беспокойном свертке, который тот неловко держал в руках.
– Немножко жаль, что это не девочка, – прошептала она, и слезы облегчения заполнили глаза молодой матери. – Тогда все было бы не так важно, правда?
Адам быстро глянул в сторону Джудит, но она хлопотала в дальнем углу комнаты и никак не могла слышать сказанное.
– Поскольку ты жива и здорова, все остальное не имеет никакого значения, – ответил Адам вполне искренне. – Вряд ли когда-либо я так боялся, даже накануне сражений. – Он наклонился и поцеловал жену, затем смущенно скривил лицо и осторожно положил ребенка в ее руки. – Он издает такие звуки, словно целый хор ирландских волынок. Тебе не кажется, что он проголодался?
Хельвен спустила плечико ночной рубашки и нерешительно предложила младенцу грудь. Ребенок завопил, тыкаясь лицом в грудь, потом случайно попал ртом на сосок и с жадным всхлипыванием зачмокал. Как по волшебству, крик прекратился, сменившись легким довольным сопением.
– Вот и слава богу, – насмешливо сказала Джудит, подавая Хельвен чашку с каким-то зельем, пахнущим травами. – Я заварила несколько пучков воловика для образования молока. Похоже, ты держишь в руках обжору. Я такого жадного сосуна не слышала с тех пор, когда родился Ренард. А тот и по сей день никак не может успокоиться. Пойду-ка я принесу чего-нибудь поесть. Тебе надо подкрепить силы, иначе явно понадобится кормилица.
Это был повод оставить супругов наедине. Хельвен чувствовала, что пока она не сможет ничего съесть, что бы ни предложили. Она коснулась волосиков ребенка, мягких и темных. Глазки малыша закрылись, на веках топорщились крошечные коричневато-золотистые реснички. Ручка, которой ребенок недавно размахивал, теперь лежала покойно, пальчики веером распластались на ее груди. Хельвен почувствовала беззащитность маленького существа, и сердце, сдавленное сомнениями, заныло еще и от этого нового беспокойства.
В миг рождения ребенка, когда тот выскользнул из ее тела, она думала только о совершенном над ней насилии. Но теперь рядом с невеселыми воспоминаниями в душе вдруг раскрылись и радостные, счастливые картины прошлого. Вот она лежит с Адамом, перепачканная чернилами от его пальцев. Так начиналась их светлая полоса в жизни. Вот блюдо с засахаренными сливами. А вот конюшня в Анжере, солома покалывает ее голые ноги – почти такие же укольчики она чувствовала на соломенном матрасе, где проходили роды.
Хельвен перевела взгляд с ребенка на мужа. Он сказал, что все остальное уже не имеет никакого значения, но как же быстро отдал ей малыша! Возможно, это естественная мужская реакция на что-то хрупкое и крошечное. По выражению лица Адама Хельвен не могла ничего понять, а спрашивать не хотела.
После некоторого молчания Хельвен спросила:
– Как бы ты хотел его назвать?
– Есть лишь одно подходящее имя, – пробормотал он. – Майлс.
– Да, – слегка хриплым голосом выдавила из себя Хельвен, – это должен быть только Майлс.
В комнату вернулась повитуха с большим деревянным ушатом горячей воды и охапкой просушенных и подогретых пеленок. За ней следовала Джудит.
– Адам, внизу все собрались, ждут, чтобы ты показал им ребенка, – сообщила графиня.
– Хорошо, – вздохнул Адам, взъерошивая себе волосы. Он знал, что таков его долг, но не испытывал большого желания следовать традиции – старинному ритуалу, уходящему корнями в языческие времена, когда болезненного или уродливого младенца племя или клан мог не принять с первого дня жизни. Несчастное маленькое существо уносили на высокий холм и оставляли там умирать. Когда же рождался здоровенький мальчик, то после удачного представления родственникам и домочадцам начиналось шумное и разгульное торжество. Церковь неодобрительно относилась к такому обычаю, хотя он и утратил изначально заложенную в нем варварскую жестокость. Но люди привыкли именно к такому приобщению новорожденного к миру взрослых и считали давнюю традицию обязательной и важной.
– После того как он насытится, – Адам кивнул на продолжающего активно сосать младенца. – Если забрать его прямо сейчас, он вам устроит такое представление! – Адам легонько стиснул руку Хельвен и улыбнулся. Но этот жест не дошел до сознания молодой матери, она с беспокойством смотрела на мужа.
ГЛАВА 26
Равенстоу
Элинор де Мортимер, семи лет от роду, вытянула перед собой ручку и с молчаливой гордостью стала любоваться золотым колечком с эмалью, подаренным ей в честь помолвки. Оно пришлось впору как раз для безымянного пальчика изящной ладони. В один прекрасный день Ренард наденет на этот палец настоящее обручальное кольцо, но это будет, лишь когда она станет достаточной взрослой, чтобы выйти за него замуж. А пока они только помолвлены, то есть обещаны друг другу, как в романтических сказках, которые иногда няня читала маленькой Элинор. Будущий жених подарил ей и другое кольцо. Она сможет носить его, лишь когда станет настоящей женщиной, пока оно еще слишком велико. Сначала Элинор собиралась носить большое кольцо на шее, нанизав на шелковую нить. Однако, как только они вернулись домой, отец приказал ей спрятать подарок в шкатулку.
Все взрослые по-прежнему ели и пили в зале, обсуждая совсем другую свадьбу. Какая-то Матильда вышла замуж за человека по имени Джоффри, и, кажется, кто-то очень недоволен, что эти люди решили пожениться. Элинор принялась шалить, однако никто не обращал на нее внимания, и это ей вскоре наскучило. Тогда девочка придумала, что ей нужно отлучиться в уборную и под этим предлогом улизнула, чтобы исследовать комнаты наверху. Потом, даже зная, что должна быстро вернуться, не удержалась от любопытства и, забыв об осторожности, принялась бегать, изучая каменные комнаты замка, который в один прекрасный день станет ее домом.
В одной из комнат она заметила ткацкий станок и скамеечку для вышивания. У окна на солнечной стороне лежала спящая собака. Почуяв появление незнакомки, собака подняла голову и залаяла. Сильно испугавшись, Элинор поспешила скрыться и скоро оказалась у маленькой комнатки в стене замка, которую, как она уже знала, приготовили для нее и ее няньки. В комнатке стоял затхлый запах, всюду были понатыканы пучки сушеной лаванды, чтобы отбить неприятный запах старинного камня.
Еще один короткий подъем по винтовой лесенке привел девочку в комнату графа и графини. Когда-нибудь, в далеком будущем, о котором ее детский ум не мог даже предполагать всерьез, она будет жить здесь вместе с Ренардом и станет носить титул графини.
На стене внимание Элинор привлекло дорогое сарацинское зеркало. Потрясенная прекрасным предметом, девочка благоговейно замерла перед ним, забыв обо всем от восхищения. Конечно, она уже была наслышана о таких волшебных вещах и даже как-то видела на ярмарке жалкое подобие настоящего зеркала. Но это зеркало было так гладко отполировано, такое яркое, что Элинор даже мелкие детали видела без малейшего искажения.
Из зеркала на нее смотрела девочка с длинными до пояса иссиня-черными волнистыми и блестящими волосами. На голове с особой тщательностью была прикреплена корона из живых цветов, однако заколки так и норовили выскочить. Элинор разглядывала широко посаженные золотисто-зеленые глазки, нежную кожу, немного испорченную отсутствием переднего зуба улыбку и все шаловливое выражение лица, на котором особенно примечательным был маленький вздернутый носик.
Девочка принялась танцевать перед зеркалом, замирая от счастья при виде своего льняного платья изумрудного цвета с поясом из золотистой парчи и пряжкой из настоящего золота. Ее отец печально улыбался, когда перед церемонией помолвки поправлял складки этого наряда. Охрипшим голосом он шепнул тогда Элинор:
– Деточка моя, как ты похожа на свою мать!
Элинор никогда не видела свою мать, вторую жену отца, француженку, гораздо моложе, чем он. Мать Элинор умерла от неудачных родов, едва только оправившись после появления на свет дочери. Молодая женщина оказалась недостаточно крепкой, чтобы выдержать новые испытания. Отец всегда ходил печальный, но особенно сильно загрустил в последнее время, после известия о смерти Варэна.
Элинор скорчила рожицу своему двойнику в зеркале. Ей никогда не нравился гораздо более старший сводный брат. Он привозил ей подарки, всегда ожидая бурной радости, а потом совершенно забывал о сестре. Отец тоже переставал обращать на нее внимание, когда Варэн был дома, и обычно отсылал ее погулять, поиграть или побыть с нянькой.
От неожиданного звука девочка вздрогнула и испуганно повернулась. Только теперь она заметила женщину, сидевшую в кресле с высокой спинкой и баюкающую на руках ребенка. Элинор узнала сводную сестру Ренарда. Узнать ее было очень легко даже в тени, ведь волосы молодой женщины горели как пламя.
– Не бойся, я тебя не съем, – с улыбкой обратилась к девочке Хельвен. Отняв ребенка от груди, она прикрыла лиф платья.
Элинор на цыпочках подошла к креслу и, не устояв от соблазна, прикоснулась любопытным пальчиком к золотисто-коричневому пушистому ежику волос на головке ребенка.
– А как его зовут? – поинтересовалась девочка.
– Майлс, в честь прадедушки.
– Ага.
Хельвен внимательно изучала девочку. В ней было очарование юной озорницы, и Хельвен не увидела ничего, что бы напоминало о погибшем Варэне. Ни намека на семейное упрямство не обнаруживалось в маленьком хорошеньком личике.
– Хочешь его подержать?
Лицо Элинор засветилось радостью.
– А взаправду можно?
Вместо ответа Хельвен подняла сына и положила на протянутые ручонки девочки, показав, как правильно держать ребенка. Впрочем, держать его было совсем необязательно – малыш уже умел сидеть самостоятельно и беспокойно поворачивал головку по сторонам, стараясь не пропустить ничего из происходящего.
– Когда мы поженимся с Ренардом, у меня будет много детей, – с серьезным видом сообщила Элинор. – А сколько у него зубов?
– Уже два.
Элинор вздохнула.
– Хотела бы иметь братьев и сестер. Варэн был гораздо старше меня, и никогда не играл со мной.
Хельвен похолодела от одного упоминания этого имени.
– Ну так что же, – словно со стороны услышала она свой сочувствующий голос, – зато теперь, после помолвки, у тебя целая семья родственников. Уильям – твой ровесник, и Генри не намного старше.
Элинор кивнула и радостно улыбнулась Хельвен, затем перевела взгляд на Майлса, который разглядывал ее круглыми любопытными глазами.
– Мне очень нравятся малыши. А у вас скоро еще будут дети?
Хельвен закашлялась.
– Это зависит от воли божьей, – с трудом выдавила она. Краем глаза увидев какую-то тень, подняла взгляд от увлеченной разговором маленькой Элинор и увидела, что в дверях стоит отец девочки. Холодок страха пробежал по спине Хельвен.
– Ах, вот ты где! – набросился сэр Хью на дочь. – Как же ты додумалась сбежать с праздника в честь твоей же помолвки? Ты хотя бы понимаешь, как это невежливо и невоспитанно?
Элинор закусила нижнюю губку.
– Я не собиралась убегать, папа, – ее голосок задрожал. – Я просто побежала в уборную, а потом...
– А потом заглянула сюда посмотреть, как я кормлю Майлса, – быстро пришла на помощь Хельвен, ласково посмотрев на малышку. – Это я виновата, что задержала Элинор здесь.
Сэр Хью что-то пробурчал и перевел взгляд со своей дочери, все еще кусающей губки и вот-вот готовой расплакаться от обиды, на медноволосую женщину, спокойно взявшую ребенка. Младенец едва не вывернул шею, стараясь получше разглядеть незнакомого дядю.
– И все-таки ей нельзя было убегать, – недовольно заметил де Мортимер, откашлялся и с хмурым видом сурово продолжил: – Ты нечестно поступила с моим сыном, но я признаю, он также запятнал свою честь и, к сожалению, не раз. Ради благополучия сегодняшней помолвки я решился забыть о прошлом и уже поговорил с твоим мужем. Он сказал...
– Сказал, что постарается, – продолжил Адам, вошедший в комнату вслед за сэром Хью и, подойдя к жене, поцеловал ее в щеку. Хельвен встала, крепче прижимая к себе вырывающего Майлса, и встретилась глазами с красноречивым взглядом Адама. Хельвен похолодела, но сумела изобразить для гостя жалкое подобие улыбки.
