Текст книги "Когда струится бархат"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Они шли через густую тень, образовавшуюся между двумя сараями, и Адам не заметил брошенного в его сторону быстрого оценивающего взгляда. В этот момент он думал о внезапно возникшем ощущении «гусиной кожи» во всем теле и знал, что причина не в прохладе затененного коридора. Очень хотелось со всей силы врезать кулаком в деревянную стенку сарая и заорать, что с него хватит! Хватит считаться ее братом, которым он никогда в действительности не был и никогда не будет.
Адам и Майлс снова оказались на залитом солнцем пространстве, но теперь старик поглядывал на молодого человека со скрытым удовлетворением – он только что получил подтверждение своим подозрениям. Адам не произнес ни слова, но лицо его так переменилось в цвете, что могло казаться мертвенно-бледным, если бы не следы загара от проведенного в седле лета. Майлс осторожно прикоснулся к руке молодого мужчины.
– Ты в порядке?
Адам вздрогнул.
– Да, конечно, – промолвил он пересохшими губами, затем подхватил поводья и вскочил в седло. Ведомый опытной рукой, Лайярд рысью поскакал через тренировочный двор к охапке турнирных рыцарских копий, прислоненных к стене.
Рубившиеся на мечах мужчины остановились и повернулись в сторону Адама. Обри припал к бурдюку с вином и, сделав изрядный глоток, передал сосуд Ренарду. Обнаженный до пояса юноша держал в руке меч из китовой кости и большой треугольный щит.
Адам свесился с седла и ухватил одно из копий, после чего поскакал на другой конец двора к специальному щиту для отработки ударов копьями, закрепленному на столбе.
С легкой улыбкой Майлс подошел к группе замерших в ожидании мужчин и остановился рядом с внуком.
– Работает во французском стиле, – с интересом и явной завистью заметил Ренард, глядя, как Адам взял копье под мышкой наперевес и рывком поднял Лайярда на дыбы.
– Потому что это и есть французское упражнение, – отозвался Обри. – К тому же, держать под рукой удобнее, чем вверху. Из такого положения получается гораздо более сильный удар.
Ренард покачал головой.
– Я пробовал, но, господи, как же это трудно!
– Смотри, – прервал его Обри, жестом призывая к молчанию. – Попридержи язык и учись.
Тренажер для ударов копьями представлял собой посаженную на ось перекладину, на один конец которой закреплялся щит, а на другом висел мешок с песком. Задача упражнения состояла в том, чтобы ударить копьем точно в центр щита и вслед за этим избежать столкновения с тяжелым мешком, который запросто мог вышибить несущегося всадника из седла или нанести ощутимые ушибы. Рыцари, овладевшие этим искусством, получали заметное преимущество на поле боя.
Адам пригнулся, укрываясь щитом, и направил копье на уровне шеи своего скакуна под наклоном в сорок пять градусов. Затем он натянул поводья, и Лайярд стал пританцовывать влево-вправо передними ногами.
– Хах! – крикнул рыцарь и привстал на стременах. Лайярд стрелой понесся вдоль по дорожке ристалища, выбивая копытами клубы пыли. Солнечные блики стремительно перебегали со звеньев удил на железные стремена и ярко-рыжую шкуру гнедого. Тот двигался свободно, не прилагая никаких усилий, земля быстро уносилась под ногами коня, и каждый удар копыт, будто молотом по голове, выстукивал слово «брат», стремясь вбить это слово так же крепко, как те четыре крупных гвоздя, которыми был обозначен центр щита из липовых досок. И этот щит приближался с неумолимой быстротой, угрожая сбросить несущегося вскачь человека.
Едва заметным движением Адам подправил наклон копья, острие ударило точно в намеченное место щита. Звук удара слился с громким воплем, в который рыцарь вложил всю накопившуюся и давно ждавшую выхода злость. Но для зрителей это прозвучало, как крик радости и триумфа. Поразив цель, Адам низко пригнулся к луке седла, и зарылся лицом в развевающийся вихрь белой гривы. Мешок с песком стремительно повернулся на столбе и мощным ударом рассек воздух над прижавшейся к крупу животного обнаженной спиной мужчины.
Лайярд проскакал вперед до самого конца дорожки, где Адам выпрямился и, натянув поводья, развернул коня. Затем вновь ударил каблуками бока животного и начал второй заход. Взбивая пыль копытами, они примчались к дальнему концу дорожки и снова пустились вскачь по направлению к столбу. Копье еще раз вонзилось в щит, и тяжелая масса песка рванулась по дуге, угрожая смять и отбросить всадника. Адам увернулся, натянул уздечку и швырнул копье острием вниз на землю. Не стоит загонять отличного жеребца лишь ради того, чтобы выплеснуть злость и раздражение. Да и вообще все это бессмысленно. Рыцарь взглянул на дрожащее ясеневое древко, рывком вытащил острие из земли и шагом пустил Лайярда в сторону зрителей.
– Господи боже! – Ренард округлившимися от восхищения глазами уставился на Адама. – Не хотел бы я столкнуться с тобой в бою!
Обри ФицНигель тоже окинул своего господина взглядом своих белесых глаз, в которых застыло удивленное выражение. Он умел отличать Адама тренирующегося от Адама сражающегося. Только что перед ними на короткое время предстал неудержимый и безжалостный Адам-боец.
В отличие от молодых Майлс не проявил никаких эмоций и был, на первый взгляд, погружен в свои мысли. Но стоило Ренарду начать восторженно требовать у Адама подробных объяснений техники упражнения, как старик грубо оборвал юношу по праву старшего.
– Ничего особенного, – вымученно улыбнулся Адам, соскакивая со спины Лайярда. – Каждому из нас в свое время приходится чему-то учиться, не так ли?
ГЛАВА 5
Франция
Уильям ле Клито, претендент на герцогство Нормандии и корону Англии, удерживаемый в настоящий момент твердой рукой его дядюшки Генриха, отослал прочь девушку, сидевшую у него на коленях, и бросил сердитый взгляд на безукоризненно одетого человека, потягивающего вино на сарацинской кушетке в другом конце комнаты.
– Ты говорил, все будет просто, – обвиняющим тоном заговорил ле Клито и продолжил притворно высоким передразнивающим голосом: – Всего одна удачно пущенная откуда-нибудь сверху со скалы стрела или неожиданное нападение из засады в лесу, а может, даже повторение истории с «Белым Кораблем» – и, тем не менее, вот она уже в безопасности, в Лондоне, при дворе своего папаши! И ведь нет ни одной царапины, доказывающей, что был хоть какой-то прок от твоих усилий! А теперь все бароны и епископы готовятся присягнуть ей на верность!
Варэн де Мортимер погладил коротко подстриженную бороду цвета льна и окинул своего раздраженного собеседника недовольным взглядом, впрочем, никак не отразившемся на крупном красивом лице. Ле Клито – принц. Но принц без владений. Король Генрих отнял у своего родного брата, отца ле Клито, сначала Англию, затем Нормандию, а потом и свободу. Однако, прислушавшись к угрызениям совести и протестам дворянства, оставил на свободе его сына. Мальчик вырос и стал мужчиной, а теперь заявил о своих правах на английскую корону. Кровное право ле Клито не уступало праву Матильды, и даже превосходило его, ведь отец Уильяма был старшим сыном Вильгельма Завоевателя, а Генрих – всего лишь младшим. Новая молодая жена короля, слава богу, оказалась неспособной произвести на свет наследника, и единственной серьезной помехой оставалась Матильда.
– Все верно, – терпеливо ответил де Мортимер рассерженному молодому человеку. – И все оказалось бы действительно просто, не будь при ней слишком профессионального эскорта, тогда как мне ты подобрал сущих идиотов. Мы делали несколько попыток, однако де Лейси всякий раз оказывался начеку.
– То есть он знал?
Варэн раздраженно дернул плечами.
– Кое-какая информация просочилась к нему, но я это пресек. Главная причина наших неудач в том, что он оказался слишком опытным в стычках такого рода, и никак не получалось застать его врасплох. Когда человек рос и учился у таких спецов, как Майлс ле Галуа и Гийон де Равенстоу, нельзя надеяться, что в ратном деле он окажется простофилей. Люди из охраны Матильды получили ранения, но не смертельные.
Девушка уселась на ковер перед очагом и, обиженная тем, что на нее не обращают внимания, высоко задрала подол платья. Расстегнув подвязку, принялась снимать с изящного белого бедра чулок, делая это неторопливыми дразнящими движениями. Ле Клито вздрогнул, перевел взгляд на свою любовницу. Та незамедлительно послала в сторону де Мортимера улыбку, полную коварного удовлетворения.
– Не так уж много за те деньги, которые мы истратили на получение информации, – ворчливо бросил ле Клито де Мортимеру. – Лучше бы поберегли время и средства.
«Время короля Луи, да и средства его же», – цинично подумал Варэн. Уильям ле Клито не располагал собственными деньгами, и все надежды возлагал на врагов Генриха, которые охотно оказывали претенденту помощь, дабы он и далее оставался угрозой спокойствию своего дядюшки.
– Я рассчитываю частично возместить затраты до наступления Сретения Господня, – с улыбкой сказал де Мортимер, разглядывая любовницу ле Клито. Лакомый кусочек, но не идущий ни в какое сравнение с подарком, который ждет его дома.
Ле Клито удивленно приподнял брови.
– Но каким образом?
Варэн опустил взгляд на собственные ногти и залюбовался колечком на мизинце.
– На ближайшей галере я отправляюсь в Англию, где мне предстоит женитьба на вдове нашего информатора.
Ле Клито хотел рассмеяться неожиданной шутке собеседника, но быстро догадался, что тот говорит серьезно. Подавшись вперед всем телом, принц приоткрыл рот.
– Что-что?
– В результате я смогу вполне легально прибрать к рукам серебро и что там еще у него накоплено в сундуках. Мне достанется замок и три поместья, а также кровное родство с графом Равенстоу, чья дочка и есть та самая вдовушка – и, надо сказать, очень красивая вдовушка. По сравнению с ней твоя девка – просто старая карга.
Ле Клито уставился на Варэна тусклым взглядом, но вскоре опомнился и засмеялся.
– Ах ты, хитрый ублюдок!
– Бог помогает тому, кто заботится о себе сам. – Де Мортимер с равнодушным лицом потер кольцо о дорогую отороченную мехом тунику.
– А дама уже дала согласие? – Ле Клито поднял кубок с вином и, улыбнувшись, взглянул на собеседника, жестом подзывая к себе девушку, сидящую на ковре с угрюмым видом.
– Не ожидаю никаких сложностей. – Варэн поднялся, величавым движением распрямляя могучий торс. – Последние несколько месяцев я старательно обхаживал ее и откровенно переговорил с ее отцом. Мой отец дружен с ним и очень хочет, чтобы такой брак состоялся, поэтому некоторые приготовления проделаны и с этой стороны. Теперь единственное, что осталось – получить разрешение у твоего дяди Генриха, поскольку владения ле Шевалье некогда были подарены именно им. У меня нет причин опасаться, что он откажет. – Де Мортимер ехидно улыбнулся.
Девушка уютно устроилась рядом с ле Клито и провела рукой по видневшемуся из-под расстегнутой рубахи треугольному островку темных волос на груди молодого человека.
– Да, все складывается как нельзя лучше для тебя, – пробормотал принц. – Туго набитый кошелек и жаркая постель, но чем это обернется в будущем? Я наследник по прямой мужской линии от моего деда Завоевателя, я старший сын его старшего сына. И ты намерен бросить меня и склониться пред властью моего дяди, согласиться, чтобы тобой правила эта своевольная сука вместе с тем беспородным кретином, которого подберут ей в мужья где-нибудь на помойке?
Варэн поморщился.
– Присягать на верность от наших владений будет мой отец, а вовсе не я. Ты же знаешь, я скорее соглашусь понюхать у дьявола под хвостом, чем соединить руки с этой тварью в знак присяги на верность. Но в Виндзор на присягу поеду, потому что просто нельзя не поехать. После дам тебе знать, как все было. Там я разберусь, кому мы сможем доверять, и кто будет готов нарушить клятву при удобном случае. В первую очередь, конечно, Бигод. – Де Мортимер задумчиво пожал плечами. – Мне пришлось ликвидировать ле Шевалье, он стал работать на оба лагеря, но и без него у меня имеются контакты при дворе.
Умелая рука девушки полезла вглубь, и ле Клито наклонился поудобнее, предоставляя ей свободу действия.
– Надо бы тебе еще раз жениться, – посоветовал Варэн, поднимая занавесь у выхода. – Нечего плодить ублюдков. Поспрашивай у своего дяди. Он произвел на свет целых двадцать два бастарда, однако ни одному из них не светит корона.
ГЛАВА 6
Пятнистая сука зевнула и стала энергично скрести лапой в нежной ложбинке у себя за ухом. От таких усилий ошейник даже соскользнул с привычного места. Рядом барахтались и играли четверо щенят, ясноглазые, толстопузые и любознательные. Сверху из незашторенного окна столбом падал солнечный свет, лаская пушистую нежную шкурку малышей и подсвечивая изящные рыжие и серые пятна на крепкой спине их матери.
Джудит резала ножницами алый бархат, размеченный на швейном столе, от усердия даже высунув кончик языка. Ткань предназначалась для придворного костюма Ренарда, и оставалось совсем мало времени на шитье, ведь уже давно шел ноябрь, время забоя скота. Мальчик продолжал расти, его лучшая туника, сшитая в середине лета, уже была коротка в рукавах и едва доставала до колен – а должна быть гораздо ниже. Этот наряд был сшит из ткани сочного темно-голубого цвета, щедро украшенной серебряными и алыми нитями.
Звякнули кольца портьеры. Вошедшая Хельвен ойкнула, споткнувшись о любопытного щенка.
– Ты закончила? – Джудит ловко вырезала угол. Ножницы резво щелкали, впиваясь в бархат. Женщина критически оглядела разостланную перед ней роскошную ткань.
– Пока что да. – Хельвен взяла из ящика маленькую баночку мази из ароматизированного гусиного жира, извлекла солидную порцию и стала втирать в сухие, покрасневшие от холода руки. Трех свиней забили на засолку, и руководство работой не обошлось без ее непосредственного участия. Отмывать экскременты из свиных кишок, чистить ножом и перекладывать сухой солью, чтобы потом использовать для набивки колбас, – настоящее мучение. Но не меньшим испытанием было бы долгое сидение над шитьем, и Хельвен, поразмыслив, предпочла мыть кишки для колбасных оболочек.
– Я оставила Марию набивать пузыри лярдом, а Гита с Эдит делают рассол. Попозже пойду проверю, но они это уже сто раз делали, должно получиться нормально. Томас занялся окороками. Но до Рождества нам надо запастись солью.
– Знаю, – Джудит довела разрез до конца и отложила ножницы. – Раз уж ты пришла, можешь помочь мне сколоть куски булавками.
Хельвен скривилась, а Джудит не сдержала улыбки.
– Надо, надо тебе вспомнить это дело, – ласково подтрунивала она, – скоро у тебя снова появится мужчина, и надо будет шить ему одежду.
Хельвен почувствовала, как щеки залила краска. Она судорожно схватила подушечку для булавок и возразила:
– Еще ничего не улажено. Я знаю, что папа получил от Варэна письмо с предложением брака, но это еще должен одобрить король – и я сама, кстати, тоже. К тому же, Варэн до сих пор в Нормандии.
– Но ведь вот-вот вернется? – Джудит начала аккуратно скалывать вместе вырезанные куски ткани. Ее пальцы работали уверенно и быстро, но вдруг женщина замерла и задумчиво взглянула на приемную дочь. – В определенном смысле, как мне кажется, для тебя, чем раньше это случится, тем лучше.
– И для тебя тоже, мама.
Взгляд Джудит стал более суровым, но обиды в нем не было, она даже слегка улыбнулась. Несколько недель, проведенных в обществе друг друга, мало-помалу превратили их теплые поначалу отношения в не самую приятную, но вынужденную обязанность.
– Да, – усмехнулась графиня, – и для меня тоже. Давно мечтаю о мире и спокойствии! – Но тут же посерьезнела. – И все же, дочь моя, ты должна быть абсолютно уверена, что брак с Варэном действительно необходим для тебя. Ты ведь знаешь, мы с твоим отцом никогда не станем принуждать тебя против воли.
Хельвен глубоко вдохнула, собираясь подтвердить, что всерьез хочет этого брака и окончательно решила выйти замуж. Однако вопреки осознанному намерению губы прошептали совсем другие слова.
– Мама, ты и впрямь считаешь, что Варэн – подходящая пара?
Джудит поджала губы, размышляя над услышанным, не забывая при этом вкалывать очередные булавки в ткань.
– Да, подходящая, – наконец прервала она молчание. – Но будет ли Мортимер хорош для тебя, покажет время. Ты же знаешь его с детства. Он честолюбив, ни во что не ставит мнение других, а уж к чувствам людей глух, как стена. Рассчитывает, что ты станешь украшением его спальни и праздничного стола, как подобает человеку его положения.
– Нет сомнения, ты ни в чем не будешь испытывать недостатка. Варэн всегда отличался щедростью. Осмелюсь предположить, что у тебя даже будут специальные служанки для швейной работы. – Графиня улыбнулась, но тут же добавила серьезным тоном: – Но если ты рассчитываешь, что сможешь выходить из позолоченной клетки, я бы советовала подумать еще. Для Варэна де Мортимера ты будешь призом, тем более ценным, чем сильнее другие мужчины станут ему завидовать. Именно это будет наиболее важным, а вовсе не ты сама.
– Я понимаю, мама, и меня это не беспокоит, – убежденно ответила Хельвен. – По сути дела я даже...
– Хельвен, к тебе гость, – объявил Ренард, неторопливой походкой вошедший в комнату. Он жевал кусок пирога с яблоками и корицей, который стащил прямо из-под носа негодующей поварихи. Узкие серые глаза юноши светились лукавством.
– Варэн? – Хельвен отложила подушечку с булавками и подняла руки, проверяя, на месте ли вуаль и не расплелись ли косы.
– Не угадала, – весело отозвался брат, проходя в середину комнаты и запихивая в рот остатки пирога. У камина он наклонился и взял одного из щенков гончей. Щенок пытался вырваться или хотя бы лизнуть парня розовым язычком. – Адам де Лейси.
Хельвен густо покраснела, поначалу решив, что прибыл Варэн де Мортимер. Теперь же вся краска отхлынула от лица, и молодая женщина стала мертвенно-бледной. Руки безжизненно опустились.
– Адам? – неуверенным голосом повторила она, – зачем он хочет меня видеть?
Ренард ехидно улыбнулся, отклоняя голову вбок, чтобы увернуться от неистовых попыток щенка все-таки лизнуть человеческое лицо.
– Возможно, желает назначить еще одно полуночное свидание в солярии, – предположил он.
– Ренард! – графиня сердито оглянулась на сына. – Если бы ты так же усердно упражнял свои мозги, как мелешь языком, тебя бы уже давно все уважали за твой ум!
– Ну, извините, – юноша давился от смеха, и было ясно – он ничуть не усовестился и уверен, что сумеет снова заслужить благосклонность родных благодаря своему неотразимому мальчишескому обаянию. – Он пригнал обратно лошадей. Ты ведь говорила, что хочешь их продать в Виндзоре, так ведь? Не сомневайся, тебе придется увидеться с Адамом. – Ренард положил щенка на согнутую руку, словно младенца, пощекотал ему розовый животик и ленивой походкой подошел к швейному столу, без особого интереса разглядывая творение своей матери.
Та неодобрительно глянула на сына, как-то сразу словно уменьшившись рядом с его рослой фигурой. На лице начинающего взрослеть пария еще виднелись запоздалые признаки детства. Незамеченные крошки от пирога прилепились к верхней губе, над которой уже явственно проявлялись точки выбритых волосков. Алый бархат будет ему очень к лицу. Ренард вырос высоким, как Гийон, и темноволосым, с серо-дымчатыми глазами, как у его деда, короля Англии. Похоже, что от того же деда досталось и едкое умение острить, особенно ужасное в сочетании с фатальной юношеской бестактностью. Боже мой, это же будущий граф Равенстоу, и вся ответственность за его будущее до сих пор лежит на ней!
Ренард чмокнул мать в щеку и насмешливо взглянул в сторону сводной сестры.
– Может быть, ты хочешь отправить меня вниз с сообщением, что слишком занята шитьем?
При мысли о том, что Ренард может и впрямь брякнуть такое, Хельвен охватил настоящий испуг. Она отложила булавки в сторону, подавляя желание воткнуть несколько штучек в брата, а не в его новую тунику.
– Нет, Ренард, зачем же лгать, к тому же я буду рада его увидеть. Одно недоразумение не сделает нас пожизненными врагами. – Хельвен насмешливо взглянула на брата. – А что ты вообразил себе, что такого произошло между нами в солярии? Впрочем, зная, чем у тебя вечно голова занята, даже не буду спрашивать. Смотри, щенок тебя обмочил.
– Что? – Ренард осмотрел себя, выругавшись, опустил щенка на пол и принялся стягивать с себя тунику, не обращая внимания на строгие упреки матери за сквернословие. Между тем Хельвен ушла.
Как глупо быть такой боязливой, думала Хельвен, спускаясь по винтовой лестнице, ведущей из башни в зал. Глупо так нервничать.
– Это мой брат, – твердила она себе, искренне желая, чтобы это было правдой. Однако утверждение из далекого прошлого рассеялось без следа, уступив место образу мускулистого поджарого обнаженного воина в ванне. – Нет, вовсе не глупо, – поправила себя Хельвен, – нельзя не бояться опасности и не беспокоиться, когда приходится сталкиваться с ней лицом к лицу.
Адам был во дворе, занятый беседой с Эдриком. Он сбросил с плеч меховую накидку, и холодный солнечный свет играл разноцветными бликами на кольчуге и затейливой резьбе пряжки пояса для меча. Конюх держал под уздцы двух коней – Чародея и Весельчака. Поводья Лайярда держал сам Адам и, разговаривая со слугой, свободной рукой поглаживал гнедую шею коня.
Хельвен глубоко вздохнула и, собрав все мужество, шагнула навстречу.
– Адам, ты хотел меня видеть?
Он повернулся. На его лице появилась вымученная улыбка. Рука, гладившая коня, скользнула вниз.
– Да, хотел.
– Может быть, пройдем в зал?
Адам помедлил. Было видно, как нерешительность борется с вежливостью. В глазах застыло настороженное выражение, а на лице – бесстрастная маска, лишенная каких-либо эмоций. Ральф тоже всегда скрывал чувства под маской, но на его лице все привыкли видеть постоянное выражение балагура и весельчака.
Адам передал Эдрику уздечку, учтиво наклонил голову и последовал за женщиной. К Хельвен приблизилась служанка, обратившись с вопросом по поводу разделки свиней. Адам остановился, оглядываясь по сторонам. Неподалеку сержант муштровал солдат. Под громкие команды солдаты то опускали копья, задевая наконечниками гравий, то со стуком вздымали их вверх, мгновенно формируя густой частокол. Служанка побежала выполнять указание. Возле главного входа два маленьких мальчика играли в шарики. Один из ребятишек поднял голову и сияющими голубовато-зелеными глазами взглянул на сестру и гостя.
– Вы почему не на уроке? – требовательно спросила Хельвен. – Где брат Альред?
– Поехал в город с папой. – Уильям скорчил кислую мину. – Мы будем заниматься уроками после обеда. – Мальчик снова перевел глаза на Адама и остановил завистливый взгляд на украшенных позолотой ножнах и рукоятке меча, совершенно лишенной каких-либо украшений.
Хельвен посмотрела на Адама.
– Уильяма не было здесь, когда ты приезжал в прошлый раз, – заметила она и обратилась к ребенку. – Уильям, это Адам де Лейси, мой приемный брат. Наверно, ты его не помнишь.
Адам присел на корточки и взял в руки один из круглых гладких камней. Он оставался невозмутимым, хотя прекрасно понял, что слова Хельвен прозвучали не случайно.
– Можно посмотреть твой меч? – смело спросил Уильям, глядя на рыцаря умоляющими глазами. Спохватившись, он добавил: – Пожалуйста.
– Уильям, нельзя быть таким...
– Ничего страшного, – перебил Адам, старясь скрыть владевшее им напряжение. – Я вел себя так же в его возрасте, стоило только увидеть меч твоего отца – или просто любой меч, который попадался на глаза и был интересен, как настоящий, в отличие от моего игрушечного из китовой кости.
Уильям почтительно слушал. Маленький кулачок обхватил обтянутую кожей рукоятку и немного вытащил лезвие. На свету металл сверкнул синеватым отливом. На лезвии виднелись буквы, выполненные инкрустацией из латуни, повторенные несколько раз, образуя узор: О Sancta[2]. Головка рукоятки представляла собой неправильной формы полукруг из отполированной буковой древесины.
– Папа сказал, что на следующий год у меня будет свой настоящий меч! – с жаром заявил мальчик.
– С хорошенько затупленным лезвием, – добавила Хельвен. – Ты и своим деревянным уже столько всего переколотил!
Адам усмехнулся.
– Могу представить! – Сочувственно подмигнув мальчику, он мягко забрал у него оружие и вставил в ножны, взъерошил и без того лохматую черную шевелюру и вместе с Хельвен вошел в замок.
Хельвен послала служанку за подогретым вином и предложила гостю кресло на возвышении возле жаровни. Адам расстегнул накидку, сбросил на подмост, потом снял ножны и положил их сверху.
– Может быть, хочешь снять доспехи? – Хельвен знаком указала на кольчугу, видя, что Адам уселся, вытянув ноги к теплу.
Он покачал головой.
– Нет, спасибо, я заехал ненадолго. Я не отниму у тебя много времени.
Хельвен прикусила губу и опустила взгляд, ей очень хотелось извиниться по поводу неприятного завершения их последней встречи. Но мешало сомнение – пойдет ли примирение на пользу. Ее до сих нор охватывал испуг от внезапно острого физического влечения. Когда-то Хельвен хорошо знала, каким бывает испепеляющий пламень страсти, но не могла забыть и то, как этот пламень угасает. А после только и остается, что сидеть над холодеющими угольками.
Служанка принесла вино и поднос с кусками пирога с яблоками и корицей и вышла из зала. В противоположном конце зала солдаты Адама уселись около других подмостей и принялись уплетать ржаной хлеб, поданный огромными караваями, и соленый творожный сыр на большом блюде, запивая сидром из кувшина. Глядя в их сторону, Адам сказал:
– Я возвратил тебе жеребцов Ральфа, чтобы ты решила, хочешь ли продать их в Виндзоре.
Хельвен налила вина для себя и Адама, избегая смотреть ему в глаза, он тоже старался не встречаться с ней взглядом.
– Ну и сколько они стоят? Ты успел выяснить их ценность? – Она говорила торопливо, чувствуя, что волнуется все сильнее.
– Гнедой почти полностью обучен и достаточно породистый, он может принести тебе от семидесяти до восьмидесяти марок, – бодрым, словно у профессионального торговца, но холодным тоном сообщил Адам. – Пегий не дотягивает до этого уровня, однако на нем то же самое клеймо, и это позволит выручить за него по крайней мере пятьдесят марок. Если бы я продолжил заниматься с ним всю зиму, он смог бы, пожалуй, добраться до уровня в шестьдесят марок.
– А Лайярд? – наигранно деловым тоном спросила женщина.
– Вот из-за него-то я и явился сюда. – При этих словах Адам оторвался от созерцания своих солдат и посмотрел в глаза Хельвен. – Я хочу купить его и готов уплатить сто марок.
Женщина позабыла свою настороженность и, не скрывая удивления, уставилась на собеседника.
– Так много? – ахнула она еле слышно.
– Он этого стоит.
– Нет, Адам, я с тебя не могу взять такую сумму!
– Однако у любого незнакомого покупателя в Виндзоре ты ведь взяла бы, – уверенно заметил Адам.
– Но у незнакомца мне не было бы стыдно брать такие деньги.
– Хельвен, умоляю тебя, окажи такую любезность, продай мне этого коня. Однажды ты уже отвесила мне оплеуху. Ради Христа, позволь сохранить хоть маленькую частицу собственного достоинства. Ты не можешь представить, чего мне стоило явиться к тебе сегодня!
Женщина вздохнула полной грудью, собираясь что-то сказать, но не нашла нужных слов и молча взяла кубок с вином. Отпив несколько глотков, ответила:
– Вот как раз это могу представить. Мне так же трудно было заставить себя спуститься из будуара для встречи с тобой.
Адам исподлобья взглянул на нее, губы сложились в хорошо знакомую мрачную улыбку.
– Мир?
– Вам[3], – Хельвен озарилась ответной улыбкой, чувствуя, словно с горизонта уходит огромная черная туча. – Все уладилось, Адам, ради взаимного самоуважения, ты получишь Лайярда, но я не возьму за него такую цену – и прежде чем спорить, позволь напомнить, что я тебе должна за выездку и содержание еще двух коней. Готова принять восемьдесят марок и ни одного пенни больше.
– А если Варэн сочтет, что ты нанесла серьезный ущерб его будущей собственности? – с нескрываемым сарказмом спросил Адам.
– Тогда Варэн может катиться ко всем чертям... О боже праведный, что это? – Хельвен побледнела.
– Что случи... – Адам торопливо оглянулся, следуя за испуганным взглядом женщины, и в другом конце зала увидел Варэна де Мортимера, внезапно появившегося, словно джинн, вызванный заклинанием, однако вполне материального, решительно шагающего по направлению к ним. От быстрой ходьбы плащ развевался, как знамя, а сурово нахмуренные брови над ярко-голубыми глазами ясно говорили: Варэн отнюдь не обрадован увиденной картиной.
– Адам, если станешь сейчас что-то затевать, я сама тебя убью, – прошептала Хельвен, поднимаясь во весь рост для встречи будущего мужа.
– Я? – насмешливо отозвался Адам. – Да с какой стати я должен что-то затевать? Неужели ты думаешь, мне хочется до конца дней мучиться угрызениями совести?
Колени Хельвен внезапно ослабели, как только дошел двойной смысл язвительной реплики. Адаму даже пришлось проявить всю свою ловкость и поспешно подхватить молодую женщину под локоть, видя, что та буквально падает со ступенек помоста. Внизу уже стоял Варэн де Мортимер, упершись руками в пояс меча и разглядывая Адама со смешанным чувством раздражения и глубокой неприязни. Хельвен высвободилась из рук Адама и с теплой приветственной улыбкой подошла принять плащ гостя. Когда она протянула руку к застежке, де Мортимер обнял Хельвен за талию и потянулся ртом к губам. Поцелуй был кратким, но вполне ясно показал, кому принадлежит эта женщина.
– Стало быть, ты уже вернулся из долгого похода в обществе нашей императрицы, и даже цел и невредим, – обратился гость к Адаму.
– Как будто бы так. – Адам потянулся через стол за своими ножнами и сразу стал пристегивать их к поясу.
Де Мортимер рассматривал Адама с презрительным и насмешливым взглядом, словно видел перед собой забавного воинственного ребенка, по всем статьям, безусловно, уступавшего ему, истинному рыцарю.
– Ну надо же, – задумчиво продолжил де Мортимер, – будто только вчера я тренировал тебя в том дворе. – На лице Варэна проступила противная усмешка. – Слышал, тебе пошла на пользу та трепка, которую я тогда задал.
– Да, Варэн, тот поединок принес мне гораздо больше пользы, чем тебе, – спокойно ответил Адам и повернулся к Хельвен с таким видом, будто совершенно забыл о присутствии другого человека. – Деньги у меня в подсумке. Я пошлю за ними Остина. Что ты решила в отношении Весельчака?
– Я... пока не знаю, – запинаясь, пробормотала Хельвен, совсем растерявшаяся среди волн враждебности, явственно исходивших от обоих мужчин. – Еще не успела обдумать.
