Текст книги "Хорошая жена (ЛП)"
Автор книги: Элизабет Бушан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Мы не разговаривали уже три дня, и я остро ощущала тоску по нему.
– Расскажи мне, что у тебя происходит.
У него было несколько новостей.
– Слушай. Премьер-министру понравилась речь, которую я написал для него, и он использовал пару фраз. О «жестком подходе», знаешь ли. Не очень революционно, но привлекло внимание.
Я рассказала ему о лошадях и развалинах шахт.
– Они сидели там всю зиму, пока не замерзли и не умерли.
– Они хотели лучшей жизни, – сказал Уилл с хорошо знакомой мне интонацией.
– Если ты приедешь, мы сможем ездить в горы.
– Да, – ответил он. – Я бы хотел.
* * *
В аэропорту Лондона я увидела Уилла прежде, чем он заметил нас с Хлоей. Он был увлечен разговором с блондинкой в кожаных брюках. Он улыбался и говорил, помогая себе жестами, словно приглашая слушательницу разделить его образ мыслей. Со стороны он выглядел очень убедительно, и девушка внимательно его слушала.
Обремененная Хлоей и багажной тележкой, я бросилась к нему почти бегом.
– Уилл?
Он повернулся.
– Привет, дорогая. Привет, моя малышка.
Девушка испарилась.
– Кто это был? – спросила я.
– Понятия не имею, – Уилл обнял Хлою. – она сказала, что видела меня на телевидении и восхищается тем, что мы пытаемся сделать, так что я просто объяснил, как наши предложения будут работать.
Я прижалась к нему.
– Как я рада тебя видеть. Последние несколько дней тянулись так медленно.
– Для меня тоже. – Уилл вернул мне Хлою, взял багаж, и мы направились к машине. – Это хорошо, правда? – прокомментировал он, пристегивая Хлою на заднем сиденье. – Мое лицо становится известным.
Всю дорогу домой я продолжала смотреть на него, жадно выискивая перемены.
– Ты действительно скучал по мне? – спросила я.
Он повернул голову и посмотрел на меня, на мгновение мне показалось, что в его глазах мелькнула тревога.
– Я скучал по тебе больше, чем ты можешь себе представить.
Я положила руку ему на бедро и оставила ее там.
Глава 11
Вернувшись в Ставингтон, я нашла коричневый кожаный ежедневник в холле на столе. В нем лежал список мероприятий и приглашений. Чай в боулинг-клубе. Благотворительная ярмарка в пользу родителей-одиночек. Женская футбольная лига…
– Манночи развил бурную деятельность, – сказала я.
Мэг выбежала встретить нас.
– Добро пожаловать домой, Фанни. Устала? О, Хлоя, какая ты большая девочка… Там на кухне кофе и бутерброды. Заходи и посмотри, как здесь все устроилось.
Наряду с ремонтом для Мэг, моя кухня тоже претерпела изменения. Здесь пахло краской, этот запах, казалось, вызывал бодрое, оптимистичное чувство, если такое вообще возможно. Когда мы планировали изменения, Уилл предложил выкинуть старую печь и купить новую. Теперь она стояла у стены – приземистая и надежная на вид. Я показала ее Хлое, которая очень заинтересовалась дверцей духовки.
Крошечное пространство кухни Мэг сверкало новым оборудованием и посудой; в ванной комнате набор розовых полотенец висел на полотенцесушителе. Я коснулась одного, оно было мягким и дорогим и сочеталось цветом с банной шапочкой, висящей на двери.
Мэг остановилась позади меня.
– Фанни, я еще не поблагодарила тебя… за приглашение жить здесь.
Я обернулась.
– Ты не должна благодарить. Я рада, что мы можем сделать это.
– Я должна поблагодарить, – настаивала она. – Мне нужно безопасное и надежное место, чтобы я могла бросить… ну, ты знаешь, что со мной может быть. Я не могу сделать это самостоятельно, но я обещаю, что изо всех сил постараюсь быть тебе полезной. Я планирую найти работу, как только смогу. С частичной занятостью, так что я смогу помогать тебе с Хлоей. – она улыбнулась немного мрачно. – Я постараюсь заработать себе на пропитание.
Я оставила Мэг разговаривать с Уиллом, посадила Хлою на бедро и поднялась наверх в спальню. Я открыла окно, и Хлоя засмеялась, глядя, как я борюсь со шпингалетами. Она выглядела такой славной, такой аппетитной, что я схватила ее в охапку и расцеловала.
Грачи кричали на деревьях. Занавески колыхнулись, и я запечатлела в своей памяти эту мирную картину, чтобы поместить ее глубоко в сердце вместе с другими образами и звуками. Я села на кровать и положила подбородок на кудрявую макушку Хлои.
– Мы дома, малышка, – сказала я.
В Америке я отучила Хлою от груди, этот процесс занял несколько вечеров, когда мы с ней сидели на качелях перед домом. Я поила ее из бутылочки перед сном, когда в комнату вошел Уилл. Хлоя отпустила соску и повернула голову в его сторону.
– Ты видела? – он был доволен. – она меня узнала.
– Конечно, она узнала тебя.
– Вас не было здесь так долго, что я думал, она забудет своего отца. Позволь мне. – он посадил Хлою на колени и дал ей бутылочку. Хлоя немного посопела, а затем начала сосать. Он прижал ее к себе. – Фанни, теперь, когда мы продали квартиру, как ты отнесешься к аренде дома на Брантон-стрит?
После рождения дочери нам нужно было расширить наше гнездо в Лондоне, и перед отъездом в Штаты я выставила квартиру Уилла на продажу. Ее купили через десять дней.
– Почему там?
– Это недалеко от Вестминстера.
– Но Брантон-стрит? Она застроена узенькими домиками, которые стоят как госдолг большинства африканских стран.
Он смотрел вниз на Хлою, но теперь перевел взгляд на меня.
– Я кое-что понял в последнее время, Фанни. Мы должны принимать людей и заводить связи, чтобы наши лица стали более известны. Общаться с министрами. Думаю, они тебе понравятся. Интересные люди… – он опять посмотрел на Хлою. – На самом деле я посоветовался с Мэг, и она думает, что это было бы прекрасно.
Я бросила грязный комбинезон Хлои в корзину для белья.
– С Мэг? Вот как?
Уилл быстро добавил:
– Я был уверен, что ты не против.
Я не знаю, почему эта маленькая измена так больно ужалила меня. Я укрылась за сарказмом.
– У тебя найдется время отвезти меня туда и показать дом?
Хлоя допила молоко. Я переодела ее и положила в кроватку. Потом я завела детский музыкальный телефон, и мы с порога наблюдали, как она погружается в сон.
– Уилл… – прошептала я. – Ты совершенно уверен, что мы можем оставлять Хлою с Мэг? Мы не подвергнем их обеих опасности? Что будет, если Мэг выпьет, когда мы будем в Лондоне?
– Это маловероятно, – Уилл ответил слишком быстро. – Несмотря на все произошедшее, с ней не было никаких проблем, когда она заботилась о Саше. Я знаю, что она не позволит и волоску упасть с головы Хлои.
– Я надеюсь, что ты прав, Уилл.
Он обнял меня за талию.
– Ради Хлои Мэг даже по воде пройдет.
* * *
На следующее утро Мэг появилась в нашей спальне с завтраком на подносе.
– Я подумала, что ты еще слаба. – она поставила поднос рядом со мной.
Хлоя пила свое молоко и играла с Уиллом в «вижу-не вижу». Я не знала, кто их них больше наслаждается игрой.
Мэг не пожалела усилий. Мармелад лежал на отдельном блюдце, а молоко для кофе было горячим. Я поблагодарила ее и наслаждалась своим завтраком, чувствуя себя виноватой за то, что не хочу видеть ее в своей комнате.
* * *
В понедельник мы оставили Хлою с Мэг и поехали осмотреть дом на Брантон-стрит. Манночи предложил встретиться там и осмотреться втроем. Я оказалась права, улица была узкой и мрачной, зажатой между двумя рядами таких же узкий и мрачных зданий. Раньше здесь селились семьи с Ближнего Востока.
Манночи указал на маленькую комнатку рядом с холлом, из которой он сможет сделать идеальный кабинет. Не желая обидеть его, я все же заметила, что не уверена, что хочу видеть его членом моей семьи. Он улыбнулся и ответил в своей уклончивой манере:
– Я не буду беспокоить вас. Если вы дадите мне ключ, я буду приходить тихо и сидеть молча.
Так, тихо и спокойно, Манночи собирался сидеть в своей норке, пока он не понадобится.
– Вам никогда это не надоедает, Манночи? Вы никогда не задумывались, что такая жизнь дает вам?
Он покачал головой.
– Я слишком занят, чтобы думать. Можете считать это преданностью делу.
На самом деле, это было поразительно, как охотно Манночи подчинял свою жизнь нашей. Пожалуй, способность не думать была преимуществом, эффективным оружием. Как осиротевшего ягненка подкладывают матке завернутым в шкуру его мертвого собрата, Манночи безоговорочно признал наш вкус и запах.
На первом этаже узкая гостиная размещалась между зеркально расположенными кухней и подсобным помещением. Над лестницей находилось две спальни. Полутемное, почти безвоздушное пространство с высокими зарешеченными окнами.
Уилл вернулся вниз, чтобы осмотреть гостиную. Манночи приподнялся на цыпочки, чтобы увидеть крыши. Он удивил меня, сказав:
– Вот к чему пришла наша политика, желая остановить вытеснение мигрантов на чердаки и в подвалы.
– Я никогда раньше не слышала, чтобы вы говорили о политике.
Он ответил совсем тихо:
– Вы никогда не спрашивали, Фанни. – спускаясь по лестнице, он перечислял предстоящие мероприятия: – Открытие школы. Рождественские ярмарки в Ставингтоне. Прием.
– И какова роль жены во всем этом? – поддразнила я его.
Он перестал загибать пальцы.
– Очаровательно улыбающаяся компетентная помощница в колготках Не так уж плохо, Фанни?
Я усмехнулась.
– Похоже на роды, Манночи. Ходишь-ходишь на курсы, учишься правильно дышать и тужиться, но в самую важную минуту говоришь себе: «Ой, на самом деле все не так».
Завершив инспекцию, мы вышли на улицу. Манночи согласовал несколько важных пунктов с Уиллом и сказал:
– Кстати, мне надо обсудить одно изменение в расписании. Мелкие лавочники организуют митинг протеста. Они хотят видеть вас там.
Уилл выглядел спокойным.
– Конечно, я приеду и выслушаю их.
– Но не примешь ничью сторону? – предположила я.
Уилл искоса взглянул на меня.
– Не имеет смысла принимать чью-то сторону по вопросам местного значения, так, Манночи? Лучше апеллировать к национальным интересам.
– Вы быстро учитесь, – сказал Манночи.
Дом на Брантон-стрит мы с Уиллом обсудили, пока я везла его в Вестминстер, я обещала принять решение вечером. Оставив мужа у здания парламента, я отправилась в квартиру, чтобы начать уборку и упаковку наших вещей.
Беспорядок в ней не был для меня неожиданностью. Я вымыла и полила комнатные растения, выбросила накопившиеся за месяц газеты и пропылесосила гостиную.
Чтобы немного отвлечься, я позвонила Элейн.
– Как приятно слышать тебя, – сказала она. – Давай встретимся, как только сможем. Я хочу услышать все.
Мы сплетничали добрых двадцать минут, и Элейн описала приготовления к грядущему дню рождения Софи.
– Эти богатенькие родственники доведут меня до мигрени, – сказала она. – Я ведь должна во всем превзойти Кэрол. Разведка доносит, что она уже купила билет на самолет. Разве я смогу быть такой же шикарной? Как я переживу этот позор? Простит ли мне моя дочь этот провал?
Все еще смеясь, я позвонила Мэг проверить Хлою.
– Она в порядке, – сказала Мэг. – Только немного капризничала перед сном. Мы с Робом договорились, что Саша будет приезжать по выходным. Я уже боюсь отпускать его, – призналась она и мое сердце сжалось от сочувствия. – Ну, что ж. – добавила она – Я это заслужила.
– Мэг, не говори так.
– Да ладно тебе, Фанни. Ты думаешь, как это произошло? Ни мужа, ни сына, ни работы, ничего. Может быть, навсегда. Полная зависимость от брата и его доброй жены. Мир жесток, но это моя вина.
Я вернулась к уборке. В Америке я приняла решение не держать ум в праздности, я слушала все текущие новости, чтобы потом обсудить их с Уиллом. Мои усилия привели к неожиданному результату: я посмотрела на себя в зеркало и решила, что нуждаюсь в новом гардеробе. Светская женщина. Это открытие послужило толчком к долгим дебатам с собой о приоритете качества над количеством. Наконец, я пришла к очевидному и хорошо обоснованному выводу: мне требуется много хорошей одежды.
Позвонил Уилл.
– Просто проверка, – сказал он. – Как ты там.
Я прижала к груди метелку от пыли.
– Я здесь.
– Я немного задержусь, но буду не слишком поздно.
– Хорошо.
– Будешь по мне скучать?
– Буду скучать.
Следующей по списку была спальня. Я включила радио с музыкальной программой, как раз исполняли Пятую симфонию Бетховена, и начала снимать с кровати смятые простыни.
Что-то упало на пол.
Мои колени подогнулись, и я села на кровать.
На полу лежала белая шелковая комбинация, и она была не моя.
Когда Уилл приехал – немного задержался, но не допоздна – я ждала его с ужином и открытой бутылкой вина. Квартира сияла чистотой, тихо гудела стиральная машина.
Я позволила ему поцеловать себя в щеку.
Он был взволнован и торопился рассказать мне о билле, который они выдвигали через Палату.
– Он не идеален, Фанни, но это большой шаг вперед, и мы очень спешим, чтобы добиться цели. – совсем как я. Я очень спешила выйти замуж за Уилла. Он налил бокал вина. – Более того, ходят слухи о новых вакансиях в Казначействе, и упоминают мое имя.
– И отказаться от независимости.
Он взъерошил волосы.
– Ты же знаешь, это единственный путь. Невозможно добиться ничего существенного, бормоча на задних скамьях. Чтобы добиться цели, надо выйти на передний план, даже если путь ведет через Казначейство. – он хлопнул ладонью по столу. – Я умираю от голода. Давай ужинать.
Я смотрела на него через китайский фарфор.
– Уилл, кто у тебя был здесь?
Он начал:
– Почему…?
– Потому что я нашла нижнее белье в нашей постели.
Уилл побелел как мел.
– Что ты говоришь?
– Нет, это ты мне скажи.
Хотела ли я, чтобы он все отрицал, яростно, убедительно, так, чтобы я позволила себе поверить ему? Или я предпочла бы, чтобы он признался в неверности, глядя мне в глаза?
Я не знала ответа. Любой из них ложился на меня страшным бременем боли и подозрений.
– Кто она?
В конце концов Уилл сказал:
– Должно быть, Лиз.
– Из твоего офиса?
– Она исследователь, я сказал, что она может переночевать здесь, если будет работать до поздней ночи.
– Не ври мне.
Он отвернулся.
– Хорошо. Никакой лжи.
– Когда?
– Тебе нужны детали?
Я посмотрела вниз на пол, который я так беспечно отмывала утром.
– Пожалуй, нет.
Уилл закрыл рукой глаза.
– Что я наделал.
Звуки в квартире – гудение стиральной машины, бульканье водопровода – казались неестественно громкими.
– В нашей постели?
– Мне очень жаль.
– Жаль постели или того, что ты делал в ней?
Уилл вздрогнул.
– Я не заслуживаю этого. – последовало долгое-долгое молчание. – Я выпил слишком много виски, – сказал он. – Я не знаю, почему. Неужели я… я не понимаю.
Раздался щелчок. Выключился бойлер, и я словно ощутила, как во мне… выключилось абсолютное, безоговорочное доверие к Уиллу и ко всему, что он делает.
Я чувствовала себя такой глупой, такой наивной, такой беззащитной.
– Уилл, – прошептала я. – Неужели ты устал от меня? Мы были женаты так недолго.
– Это ни на что не было похоже, Фанни. Я не могу объяснить. У меня нет оправданий, но странным образом, здесь не было ничего, что могло бы помешать мне любить тебя, Фанни.
– Как мы можем продолжать после этого?
Он уронил голову на руки.
– Пожалуйста, не говори так.
– А что я должна говорить? Что бы сказал ты, если бы так поступила я?
– Не знаю, – сказал Уилл. – Я просто не знаю, я был бы в отчаянии.
– Да? – я осторожно подвинулась в кресле, каждое движение причиняло мне боль. – Может быть, все было бы иначе, если бы мы были женаты давно.
– Нет, не в этом дело, – пробормотал он.
– Все так просто, – горечь наполнила рот. – Я уехала с нашей дочерью, и ты воспользовался возможностью поразвлечься.
Я встала, вошла в спальню и посмотрела на убранную кровать. Она слишком откровенно напомнила мне обо всем произошедшем, так что я прошла в ванную, присела на край и задумалась. Я посмотрела на незнакомое лицо в зеркале.
Потом я вернулась к Уиллу. Он сидел на подлокотнике дивана, все еще пепельно-серый, неуверенно глядя перед собой. Наши глаза встретились. Я заговорила первой.
– Я уезжаю, – сказала я. – Вернусь к Хлое, и дам тебе знать, когда я решу, что делать.
Я не была ни глупенькой ни невинной. Я знала о сексе. Я знала, что провалы случаются, но люди выживают. Мир состоял из искушений, и Лиз была одним из них. Я представила ее, деловито и торопливо шагающую по коридорам Вестминстера. Я видела, как она делает звонки и назначает встречи – умная и организованная, вишенка на торте.
Может быть, объяснение существовало. Близость, как результат интенсивной, бок о бок, работы с Уиллом в его квартире. Опьяняющая и доступная близость.
Быть может, это было естественно в атмосфере Вестминстера? Я почти убедила себя, что если бы работала в этих джунглях большой политики, то тоже могла очароваться змеем и отведать запретного плода.
Но именно Уилл предал мою веру.
Возможно, если бы мы поговорили, он смог бы объяснить, почему принес грязь в постель, где лежали его жена и ребенок. Почему предпочел нам потребность в коротком забытьи.
Может быть, родив ребенка, я пережила смерть прежних отношений, и эта перемена была резкой и болезненной. Я могла бы понять его, если выбор мякоти яблока предполагал момент сладости и забвения. С другой стороны, не должно ли умереть что-то старое, чтобы родилось нечто новое? Если это так, то мы должны были разделить наши страхи, потому что я слишком явно ощущала их угрожающее присутствие.
Глава 12
На следующее утро я проснулась в нашей пустой постели в Ставингтоне.
Что мне делать?
Найти убежище в материнстве. Найти спасение в уборке дома. С этого я хотела бы начать. Накормить Хлою завтраком. Отопление? Я отрегулировала его. Утренняя почта требовала сортировки. Заботы будней текли по камням в омутах и плыли над коварными мелями. Боясь утонуть, я ухватилась за привычную рутину.
Так или иначе, утро миновало. Выполнив поставленные задачи, я подхватила Хлою из кроватки, и мы затеяли возню в спальне, она кричала от восторга и смотрела на меня. Я видела свой новый образ, отраженный в этих огромных невинных глазах: большая сильная женщина, ее защитница и опора.
Она подскакивала вверх и вниз, упираясь руками в мою грудь, и наконец, без предупреждения, выплюнула весь свой обед; потом немного поплакала, и я отнесла дочку в ванную.
Далее следовала старая желтая утка, брызги, песня о глубоком синем море и глупая игра в «видишь-не видишь» с полотенцем.
Возможно, мое настроение отразилось на ней, потому что вымытая и переодетая Хлоя превратилась из маленькой счастливой госпожи в настойчивого тирана, требовавшего новых объятий и полной покорности. Она заплакала, когда я положила ее в кроватку, и тонкий пронзительный вопль преследовал меня на лестнице.
Я окинула взглядом кухню в поисках следующей задачи, и подошла к гладильной доске, заваленной ворохом детских вещей.
Горячее железо и пар помогли быстро привести в порядок смятую одежду. Если бы я могла так же легко и просто вернуть гладкость своей жизни. Если бы чистые белые распашонки и розовые колготки вернули мне нетерпеливое ожидание семейного вечера. Если бы я могла отстирать с моих простыней след чужой женщины.
Нет, я не могла.
Я услышала стук ключа в двери.
– Привет. – на кухне появилась Мэг. – она выглядела довольной и румяной в своей замшевой куртке и черных брюках. – Почему ты вернулась вчера вечером?
– Не было причин задерживаться.
– Ты мне не доверяешь?
Я поставила утюг в держатель и выключила его.
– Мне хотелось покоя, только и всего.
– Фанни! Ты совсем скисла. – она остро посмотрела на меня и расстегнула куртку. – У нас у всех бывают тяжелые дни. – она повесила куртку на спинку стула, и мне захотелось крикнуть: – Убери ее. – она выдвинула из-под стола еще один стул и упала на него. – Ты можешь все рассказать мне.
– Уйди, Мэг, – я впервые говорила с ней таким образом.
К ее чести, она не обиделась.
– Ты поссорилась с дорогим братцем? Любимый муж разочаровал тебя? – она оперлась локтями о стол и положила подбородок на ладони. – Ты можешь рассчитывать на мое сочувствие. Всегда. – ее глаза следили за мной, пока я складывала выглаженные вещи, двигалась, дышала. – Знаешь, это того не стоит, – она произнесла свой комментарий в полной тишине, – уж поверь мне. – Ее ирония имела тонизирующее действие, и я ощутила то противоречие между любовью и ненавистью, о котором говорила Мэг. – Ты не можешь доверять никому, – сказала она. – Даже себе. Особенно себе.
Мэг была права. Я мало что могла сказать ей, но, жалея себя, я могла пожалеть и других. Несмотря на собственную боль, мое сердце болело так же и за нее. Я взяла корзину с чистой одеждой.
– Я сделаю кофе, а затем продолжу заниматься делами.
Мэг наклонила голову.
– Хлоя плачет. Я пойду проверю ее. Посмотрю, что она хочет. Кстати, я разобрала шкаф с ее вещами. Я заметила на днях…
Меня пронзила внезапная ярость. Я открыла рот, чтобы сказать: «Не лезь не в свои дела», но нервное истощение взяло верх. Я ответила:
– Да, сходи к Хлое.
Я стояла спиной к двери, когда Мэг вернулась.
– Фанни, кажется, Хлое плохо. – ее голос изменился. – У нее жар.
Я повернулась на каблуках и понеслась вверх по лестнице, прыгая через две ступени. Хлоя пылала, ее щеки горели. Когда я взяла ее на руки, ее голова бессильно повисла.
– Едем в больницу, я буду держать ее, – приказала Мэг. – Сейчас. Я позвоню Уиллу.
* * *
Мы стояли над детской кроваткой в больничной палате. Меня била дрожь, настолько слабой и больной выглядела моя девочка.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – голос Мэг звучал более или менее спокойно, – обо всяких страшных вещах. Но она будет в порядке. Врач сказал, что они просто хотят понаблюдать за ней эту ночь. У нее инфекция нижних дыхательных путей и расстройство кишечника, вот и все. Они ее контролируют. Все, что ты должна сделать, это взять себя в руки.
Я ухватилась за руку Мэг, словно за спасательный круг.
– Я не могу.
– Можешь, – сказала она.
Медсестры дали мне губку и показали, где можно набрать воды, чтобы обтирать Хлою. Они проверяли пульс, писали свои заметки и компетентно отвечали на вопросы. Мэг была права, но я всю ночь просидела у детской кроватки, неотрывно гладя в лицо моей дочери, не смея отвести глаза.
В соответствии с указаниями, каждые пятнадцать минут я опускала губку в воду и выжимала ее. Я поднимала тонкую, как стебелек, ручку Хлои, обтирала ее губкой и промокала сухим полотенцем. Затем другую ее ручку, затем ее маленькие ножки.
Я снова садилась рядом и продолжала свое бдение.
Медсестра со светлыми волосами, убранными под чепчик, проверила Хлою, поставила новую отметку в графике на спинке кровати, и снова убрала его в держатель. Она ответила на мой безмолвный вопрос полуулыбкой, и я не смогла понять, была ли то жалось или уверенность.
Младенцы не умирают, правда? Я хотела спросить ее. Не сейчас, не в наше время, и не такие пухленькие и румяные, как моя Хлоя. Тем не менее, они умирали на всем протяжении истории человеческой расы.
Должно быть, она почувствовала мое отчаяние.
– Принести вам чашку чаю, миссис Сэвидж?
Уилл приехал около полуночи. Он был небрит и выглядел ужасно. Я не смотрела на него, когда объясняла детали.
– Они сказали, что антибиотики начнут работать в течение двадцати четырех часов.
Он склонился к кроватке и коснулся щеки Хлои.
– Малышка, – сказал он. – Тебе скоро станет лучше. – он выпрямился. – Я останусь здесь с тобой.
Я принесла еще один стул, и мы бок о бок просидели оставшуюся часть ночи, разговаривая только по необходимости.
Утром стало ясно, что Хлоя пошла на поправку, и я велела Уиллу вернуться обратно в Лондон.
Три дня спустя мы с Мэг смотрели друг на друга красными глазами за кухонным столом. Ни одна из нас не высыпалась с тех пор, как мы привезли Хлою домой после той ночи в больнице.
Мэг крутила в пальцах прядь волос.
– Теперь мы можем расслабиться. – нет, не можем, подумала я. Я не могу верить словам. Я посмотрела на свои руки, они стали такими белыми и тонкими, что я с трудом узнавала их. – Вот что с нами делают дети, – продолжала Мэг, – чтобы испытать нас.
Мне удалось выдавить слабую улыбку.
– Я благодарна тебе, Мэг, за поддержку.
Она выглядела довольной.
– Всегда пожалуйста.
Мы сидели в безопасной тишине и пили кофе. Наверху, впервые за несколько дней, Хлоя спала крепким спокойным сном; я считала это моим высшим родительским достижением.
– Уилл звонил мне, – сказала Мэг. – Недавно. Он уже в пути.
К удивлению нас обеих, я закрыла лицо руками и закричала. Я почувствовала на своем плече теплую руку.
– Оставь Уилла мне. Сосредоточься на Хлое.
Это было уже слишком. Я вытерла ладонью мокрое лицо.
– Мэг. Спасибо за все, что ты сделала, но ты не должна вмешиваться в наши отношения.
– Фанни… – лицо Мэг выражало тревогу и заботу, но я не знала, могу ли доверять ей. – Я очень давно знаю его. Я знаю, как с ним надо обращаться.
– Я сказала «нет».
Она пожала плечами.
– Как хочешь. Но я бы предложила тебе поспать до его приезда.
* * *
Я крепко спала, когда Уилл коснулся моего плеча.
– Уже шесть часов, Фанни. – мне удалось открыть глаза. – Хорошая девочка. – он поставил чашку рядом со мной и присел на край кровати. – Я поговорил с Мэг, поэтому мы решили, что тебе надо поспать как можно дольше.
Я лежала неподвижно.
– Я могу поговорить с тобой?
– Что ты хочешь сказать?
Он выглядел ненамного лучше, чем в больнице. Но он побрился. Он смотрел в пол, когда заговорил.
– Я был ужасным дураком. Лиз ничто для меня, а я ничто для нее. Ты единственная женщина, которую я люблю и с которой хочу провести свою жизнь. Я не могу ничего объяснить, даже если меня обвинят в неуважении к суду…
Я попыталась сказать, что я чувствую, но у меня плохо получалось:
– Уилл, наши чувства были только нашими, ими нельзя было ни с кем делиться. Бог знает зачем, ты вывернул это перед всем миром. Разве ты не видишь? Это было единственное, что принадлежало только нам.
Он склонился над сложенными в замок руками.
– Разве не наоборот? Это не оправдывает меня, но…
– Уилл, я слышу Хлою.
– Я возьму ее.
Он подошел с бледным, сонным ребенком.
– Вот, – он положил ее на привычное место в середине кровати.
Хлоя слабо улыбнулась. Уилл потянулся и предложил ей палец.
– Бедняжка. Тебе уже лучше. – Хлоя схватила палец и сунула его в рот. – Ой… – он извлек свой палец. – Фанни, я знаю, как это плохо выглядит в твоих глазах, но прошу тебя, не усложняй все еще больше.
– И что же мне делать, Уилл?
– Не знаю, – его голос звучал безнадежно. – Это была ужасная ошибка. Я буду сожалеть о ней до своего смертного дня. Я все время думаю об этом. Это было так просто, и я воспользовался моментом. Я сожалею. Очень.
Лишенная внимания, Хлоя закричала, но ее голос звучал иначе, чем во время болезни. Уилл взял ее на руки и прижался щекой к ее лицу.
– Тише, милая. – теперь Хлоя прикусила его нос, и Уилл вскрикнул. – Когда она начала это делать?
– У нее, вероятно, режутся зубки. – я сделала глубокий вдох. – Я не знаю, нужно ли мне замужество вообще. – Уилл потянулся ко мне, но я вздрогнула. – Не прикасайся ко мне.
– Что я могу сказать, Фанни? Что я могу сделать?
Я взглянула на часы. Шесть тридцать. Я опустила ноги с кровати.
– Собирайся, Уилл. Ужин в «Ротари-клуб», нам не стоит сильно опаздывать.
Его рот приоткрылся.
– Мы едем на ужин?
– А у нас есть выбор? – я открыла шкаф и вытащила платье. – Мы не можем игнорировать «Ротари-клуб».
– Но что ты собираешься делать?
– Не знаю. Ехать на ужин.
Я сняла свой джемпер и футболку и медленно повернулась перед моим мужем. Он сглотнул и побледнел. Мое тело еще было немного растянуто, грудь не сократилась до нормального размера; это было тело рожавшей женщины, и я хотела, чтобы он видел это.
В ту ночь я блистала, по крайней мере, Уилл так сказал. Но, возможно, это был его новый взгляд через призму виновности.
Как ни странно, наряду с возмущением и неожиданными импульсами боли, я чувствовала своеобразный боевой кураж и нежелание оказаться среди побежденных и сдавшихся. Я хотела ответить на вызов, быть жестокой и решительной, чтобы овладеть ситуацией и направить ее в нужное мне русло.
Уилл тайком наблюдал за каждым моим движением, пока я надевала розовое платье с пышной юбкой и туфли на высоких каблуках, от которых я собиралась отказаться после рождения Хлои. Я расчесывала волосы, пока они не начали трещать, и оставила их лежать на плечах. Я заставила его ждать, пока не была полностью готова, а Мэг не поднялась в спальню за Хлоей.
На водительском сиденье я скинула туфли и поехала в город в молчании. Я заметила место на парковке отеля и проехала к нему через площадку.
– Там будет Перл. Будут проводить аукцион книг и сувениров. Лотерея, все, как обычно. Это сбор средств на оборудование нового блока для новорожденных в больнице. Понял?
– Фанни, перестань.
– Нет, – сказала я. Я взяла сумку и сунула ноги в туфли.
– Скажи мне, – попросил он, понизив голос, – если хочешь, чтобы я ушел.
– Я не знаю. Я подумаю об этом позже. Идем.
Перл в платье из затканной серебром бледно-зеленой парчи излучала определенную долю великолепия.
– Здесь ваш отец, – сообщила она. Я оглянулась. Он разговаривал с блондинкой в черных жемчугах. Отец поднял руку, я помахала в ответ. Перл сунула мне в руку бокал выдохшегося шампанского, я могла определить это даже по цвету. – Нам надо переговорить, – сказала она, и я готова была поклясться, что ее глаза скользнули по моим ногам только с целью выяснить, надела ли я колготки.
Я уже не нуждалась в ее указаниях. Мы пили шампанское в зале, сияющем позолоченной отделкой и золотыми кистями штор. Оттуда мы выдвинулись к обеденному столу, где был подан цыпленок в сливочно-грибном соусе, и затем лимонный мусс резиновой плотности и вкуса. Далее следовал кофе с шоколадными конфетами в виде монет. Я ела, сколько могла, и отвечала на вопросы обоих мужчин, сидевших справа и слева от меня; если бы меня спросили, я не смогла бы вспомнить, о чем мы говорили.
Я вежливо улыбалась, поднося чашку к губам, и изо всех сил пыталась постигнуть смысл происходящего. В прежней жизни – такой далекой – я приходила и уходила, когда мне нравилось, пила кофе с ликером в кафе по утрам в субботу и читала мои винные книги.
Я столкнулась с настойчивым взглядом Перл.
– Вы хорошо себя чувствуете, Фанни? Вы сегодня очень тихая. – подразумевалось, что в мои обязанности входило болтать, как попугай.
– Хлоя была больна, и я не высыпалась несколько ночей подряд.
– Ай, боже мой, – отмахнулась она. – Я как раз хотела попросить вас принимать больше участия в жизни избирательного округа. Знаете, в мероприятиях для пожилых людей и детей.
Такт никогда не был сильной стороной Перл. Это было главным секретом ее живучести. С некоторым удивлением я услышала свой голос:
– Хотите выжать меня до последней капли? Употребить по назначению? Не забывайте, что я уже переехала из Лондона и произвела на свет ребенка. Меня ждет работа, к которой я собиралась вернуться, но если моя смерть пойдет на пользу избирательному округу, пожалуйста, располагайте мной.
