Текст книги "Хорошая жена (ЛП)"
Автор книги: Элизабет Бушан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Она задела меня за живое.
Уилл вскочил с постели, сорвал с себя футболку, в которой спал и швырнул ее на пол.
– Об этом мы тоже говорили.
– Могу ли я напомнить достопочтенному депутату, что он тоже как-то раз ошибся?
– Да, и заплатил за это дважды.
Я уткнулась носом в щеку Хлои. Она пахла молоком и детским лосьоном, невинный, безобидный, простой и честный запах. Я представила свою вину, как струю грязного выхлопа в бесконечно чистое небо. А вдруг я повредила Уиллу? Поставила на него каиново клеймо?
– Мне очень жаль. Я забыла, как сложно скрывать то, что думаешь на самом деле.
Уилл выдвинул ящик с рубашками.
– Неужели для тебя это так трудно? Никогда, никогда не говори того, что думаешь.
Последовало долгое напряженное молчание, каждый обдумывал последствия сказанного.
– Уилл, тебе не кажется странным, что для того, чтобы выглядеть честными и открытыми, мы должны притворяться?
Уилл выбрал голубую рубашку и осмотрел воротник.
– Я знаю, – он посмотрел на меня с недоумением, почти со страхом. – Знаю.
* * *
Мой отец пришел в ужас, когда я позвонила и почти бессвязно от рыданий и усталости сообщила ему о своем бессилии.
– Я выезжаю, – сказал он. – Дай мне час, чтобы все уладить.
Он прибыл минута в минуту.
– Ты едешь со мной в Эмбер-хаус, – заявил он. – Я позвонил Бенедетте, и она едет ухаживать за тобой.
– Ты позвонил Бенедетте? Ты вызвал ее? – глупая улыбка расползлась по моему лицу. – О, папа, я так давно не видела ее. – Потом я сказала. – Я не могу оставить Уилла.
– Уилл будет приезжать в Эмбер-хаус на выходные. Все просто. – он крепко обнял меня. Я потащила его на мою неприбранную кухню и задвинула ногой корзину с выстиранной одеждой Хлои под стол.
– Извини, здесь грязно, но я слишком устала, чтобы заняться уборкой.
Он бросил ключи от машины на стол.
– Ты моя дочь, и тебе нужна моя помощь. Поедем прямо сейчас. Дом готов.
– Хорошо. – я села с чувством головокружительного облегчения.
Я позвонила Уиллу и сказал, что еду с отцом домой.
– Только на несколько недель.
– Что значит «домой»? – обиделся он. – Я думал, что твой дом рядом со мной.
– Извини. Оговорилась. – но он стал заметно холоднее, и я не в первый раз пожалела, что мы не можем обсуждать наши проблемы и планы по телефону.
– Ты не возражаешь? Там мне и Хлое будет лучше.
– Я вижу, ты уже сама все решила. – но, в конце концов, он сказал: – Конечно, тебе надо ехать. Конечно, тебе нужна помощь.
Я положила трубку и заметила слой пыли на уродливом радиаторе под окном. Я слишком устала, чтобы идти за тряпкой. Я просто подула. Пыль поднялась с места.
– Улетай, – сказала я ей. – Собирайся в облако и лети в другое место.
* * *
Когда мы приехали в Эмбер-хаус, отец выхватил Хлою у меня из рук.
– Полюбуйтесь на нее! Какая красавица.
– И умница, папа. Посмотри, как все бегают вокруг нее.
Хлоя взглянула на своего деда. Он сел и положил ее на колени.
– Я не повторю с ней моих ошибок.
– Ты не делал ошибок, – сказала я. – Ты был самым лучшим отцом.
Он пожал плечами.
– Бывали дни, когда я был готов упаковать тебя и отправить к твоей матери. Но, конечно, я этого не сделал.
Я занялась стопкой подгузников Хлои.
– Ты собирался это сделать? – неожиданно на глаза навернулись слезы.
– Франческа, ты меня не поняла. Как только ты родилась, я понял, что жить без тебя не могу. Я хотел, чтобы тебе было хорошо, и старался привыкнуть к новой жизни. – он погладил пальцем пухлую щечку Хлои. – Ты поймешь.
Я наблюдала, как внучка и дед смотрят друг на друга. Я уже поняла. Я тайком вытерла глаза и улыбнулась им. На несколько секунд я погрузилась в любовь, безусловную и безыскусную, которая заставила меня почувствовать себя лучше и увереннее.
Хлоя открыла рот и начала кричать. Мою грудь защипало, начало сочиться молоко. Быстро, как молния, отец передал дочку мне в руки.
Ничего не переменилось в Эмбер-хаусе. Он был мирным, надежным, немного потертым и знакомым. Это позволило мне расслабиться и успокоиться. Он знал меня, я знала его. Никаких сюрпризов. Никаких ненужных изменений. Отец был прав. Я нуждалась в этом отступлении, и с приездом Бенедетты тяжкое бремя упало с моих плеч.
– Санта Патата, какая ты бледненькая, – сказала она. – Тебе надо есть печень. Я приготовлю ее для тебя.
Она возглавила нашу жизнь, словно и не было прошедших лет, словно Бенедетта не выходила замуж и не овдовела, а я сама не выросла. Она отдавала приказы на фронте и суетилась в тылу – стирала и складывала одежду Хлои, проверяла, чтобы я спала днем, укачивала Хлою, когда она капризничала после вечернего кормления.
– Ты моя bambino, [10]10
bambino (итал.), baby (англ.) – дитя.
[Закрыть]Фанни, и я с нетерпением ждала bambino моей bambino. – ритмы и переливы ее голоса будили во мне спящие отголоски моего детства.
Они были мудры, мой отец и Бенедетта. И щедры. Позабыв о своем прошлом, они объединились, чтобы дать мне пространство мира и покоя, где я могла сосредоточиться на Хлое. Я узнала, что один крик означает голод, а другой, что ей неудобно или скучно. С советами Бенедетты (мы общались на ее ломаном английском и моем далеко не совершенном итальянском) я научилась предвидеть потребности Хлои – когда кормить, когда укладывать спать, когда может потребоваться дополнительное успокаивающее средство. Под присмотром Бенедетты мои мышцы приобрели гибкость и силу, чтобы легко и изящно принять на свои плечи груз перемен и материнства.
Глава 10
Вечер был прохладным и ветреным. Я толкнула стеклянную дверь гостиной и вышла. Запах в саду никогда не менялся: сырая земля, резкое и едкое дуновение плесени, сладкий аромат шиповника. Газон был влажным, почва мягкой и мои ноги оставляли в ней глубокие следы, когда я направилась к буку. Он был все тем же, и его звуки были знакомы – шелест листьев, свист ветра, лучики света, пробивающиеся сквозь густую сень.
Я посмотрела вверх. Дом на дереве был цел. Я провела руками по бедрам, чувствуя их полноту и мягкость. Продолжай, Фанни. Улыбаясь, я ухватилась за нижнюю ветку и подтянулась. Легко. Дюйм за дюймом, я вскарабкалась на платформу. Уже не так просто.
Когда-то здесь, в окружении надежных ветвей, я ненадолго становилась королевой мира.
Ветер стряхнул на меня пригоршню влаги от недавнего дождя, я приложила руку ко рту и лизнула ее. Чистота и прохлада. Здесь, наверху я чувствовала себя невесомой, сбросив груз страха и ответственности, которые пришли в мою жизнь вместе с ребенком. Покой. Не настолько беспредельный, как в детстве, но вполне достаточный.
Постепенно мои расстроенные чувства успокоились, тревога прошла.
В тот же вечер, чтобы немного подбодрить меня, отец устроил небольшую вечеринку.
Все было как в старые добрые времена. После долгого перерыва я странно чувствовала себя на высоких каблуках. Я натянула тугую черную юбку, морщась от слоя жира на животе, и вышла в гостиную, пожимая руки старым знакомым. Я чувствовала себя чудесно.
Все гости были людьми вина, и я знала большинство из них, в том числе Рауля, который приехал ненадолго. Мы часто чувствовали себя неловко друг с другом, но сейчас я смягчилась.
– Как нос? – спросил он меня, поцеловав в щеку.
Как известно, беременность влияет на обоняние, и это был первый вопрос, который он задал мне.
– Еще не знаю, – серьезно ответила я. – Надо проверить.
У Рауля была оливковая кожа, интересное и чувственное лицо, он хорошо одевался. Но сегодня его щеку пересекала царапина, придававшая ему отважный и пиратский вид.
– Что случилось?
– Я шел к дому через подлесок и напоролся на ветку. Но я еще не поздравил тебя, – сказал он. – Надеюсь, когда девочка подрастет, вы приедете к нам в гости. Моя семья очень хочет увидеть ее.
– Я тоже этого хочу.
Во Франции страсть к хорошим винам была частью национального характера – именно то, что делало французов французами, помимо языка, конечно. Таким образом, Вильневы имели полное моральное право жить в своем изысканном замке, которого я никогда не видела.
Он посмотрел на меня.
– Ты выглядишь немного усталой, Фанни. Я знаю, что после рождения ребенка очень трудно вернуться к привычной жизни. – я снова почувствовала в горле эти предательские слезы и отвернулась, глядя на ковер, который когда-то много лет назад выбирала вместе с Каро. – Мой отец скоро уходит на пенсию, и я займусь делами вплотную.
Как прекрасно, подумала я. Жизнь Рауля станет похожа на церемонию за прекрасно сервированным столом. Занять положение во главе стола, заниматься любимым делом. Нож, вилка, ложка и… бокал.
– Что смешного? – спросил он.
Я рассказала Раулю, и он согласился, что уже основательно поработал над закуской и готов приступить к основному блюду.
– Мы обсудим это подробнее, когда я приеду, – пообещала я.
* * *
Прежде, чем я уехала домой, мы с отцом серьезно обсудили наш бизнес, и я начала лучше понимать собственные пределы. Мой новый мир.
– Думаю, мне придется рассмотреть вопрос о найме помощника, пока Хлоя не подросла. Тебе не следует торопиться с возвращением. Тебе нужно время.
Я не была с ним согласна, но знала, что могу оказаться больной или слишком занятой.
– Я не могу представить себя без работы, – сказала я.
Отец задумчиво посмотрел на меня.
– Понимаю. Но думаю, что сейчас ты поставишь Хлою на первое место в твоей жизни.
После недолгой борьбы я сдалась.
– Я хочу, чтобы ты знал: я могу справиться. Но, вероятно, ты прав. Так будет разумнее. Почему бы тебе не попросить Рауля приехать и поработать у тебя два-три месяца?
– Я так и сделал, – сказал мой отец. – Я не могу подвергать мою внучку риску. И твое здоровье тоже. – я молча переваривала эту новость. – Кстати, он сказал мне, что собирается жениться на Терезе. Они хорошо друг другу подходят. – Тереза, насколько я знала, была дочерью винного дилера, очень богатого. Он улыбнулся. – В итоге, все складывается удачно, не так ли? В чем дело, любовь моя? Разве он не сказал тебе?
Я хотела вернуться домой. Я скучала по Уиллу и теперь, когда я почувствовала себя сильнее, я должна была возвратиться в мои собственные владения. Во мне крепло ощущение, что именно там теперь мой настоящий дом: занавески с мелким рисунком, маленькая детская кроватка в веселой спальне, Кролик Питер в зеленой рамке на стене.
– Теперь ты сама можешь о себе позаботиться, – сказал отец, обнимая меня.
– Теперь я могу, – я поцеловала его в щеку, такую теплую и родную.
С его напутствием звонить в любое время, если понадобится помощь, я села в машину и уехала.
Лавровое дерево было все таким же удручающе серым, а грачи кружили над буками. Ничего не изменилось. Я внесла Хлою в кухню, открывая дверь ногой.
– Моя самая лучшая девочка, – сказала я ей, и ее рот расцвел такой прекрасной улыбкой, что я снова схватила ее на руки. Она пахла молоком и была такой маленькой и доверчивой, что я готова была умереть, защищая один ее волосок.
* * *
Элейн Миллер заехала ко мне в четверг во второй половине дня, по дороге к матери.
– Эми думает, тебе нужно общение. Протяну тебе моральную руку помощи, а заодно выпью чая.
Я поцеловала ее.
– Ничего не имею против пастырской заботы.
Я поставила на стол салат и пирог с заварным кремом, и мы выскребали из него крем, потому что тесто оказалось сырым. Хлоя танцевала в своем детском стульчике рядом с нами, а дети Элейн бесчинствовали в саду.
Элейн попросила еще чаю, ее энергичная болтовня и смех заполнили всю кухню.
– Послушай, любовь – это такая хитрая наживка. После того, как ее переваришь, можно будет подвести итоги. – она обвела глазами видавшую виды старую печь и китайский фарфор в буфете, который я не успела расставить по местам. – Здесь может быть очень неплохо. – За кофе она дала мне подробный инструктаж. – Лучше иметь что-то свое собственное: интересы, работу… иначе… – Теперь она была серьезна. – Ты еще не знаешь, что тебя ожидает, но ты будешь готова. – ее рот растянулся в кривой болезненной улыбке. – Нил спит со своей секретаршей. Иногда. Для некоторых жен это часть сделки. Теперь мне это безразлично.
– Значит, ты играешь за команду?
– И ты будешь. Не сомневайся.
Позже, когда Элейн уже уехала, Уилл удивил меня, прокравшись в ванную комнату, где я купала Хлою, и обняв меня за талию.
– Привет, миссис Сэвидж. Пожалуйста, больше не уезжай.
Я обернулась, чтобы поцеловать его.
– Я собиралась сделать прическу и накраситься для тебя.
Он отвел влажные волосы с моей шеи и прижался к ней губами, я ахнула.
– Осторожно, я уроню Хлою.
Позже за ужином Уилл достал бутылку вина.
– Я сделал домашнее задание и хочу получить твою оценку.
– Тебе интересно? – я была очень рада и взволнована. Я подняла свой бокал и принюхалась. Богатый и теплый. Гранат и черная смородина. – Превосходно, Уилл. Восемь из десяти. Нет, девять.
– Почти хорошо. – его глаза смотрели на меня поверх края бокала. – Сегодня ни слова о политике. Обещаю. – он сделал еще глоток. – Прежде всего, скажи, ты меня любишь?
Мы ели жареную курицу, когда Хлоя проснулась от боли в животе. Когда я наконец спустилась вниз, Уилл был поглощен разговором по телефону с коллегой о доходах налогового законодательства. Я ткнула вилкой застывшую курицу и стала слушать реплики о том, кто в партии поддержит их, кто взбунтуется, и каких можно ожидать последствий.
Уилл говорил легко и быстро, полностью поглощенный проблемой. Ленивая близость – обмен легкими фразами, удовольствие от общества друг друга – нашего ужина исчезла. К тому времени, когда он убедил своего коллегу, что дополнительный пенс по налогу на прибыль имеет жизненно важное значение для финансирования социальной программы, я перешла ко второй порции фруктового салата.
Уилл зевнул.
– Думаю, пора в постель.
Я не нуждалась в уговорах. Мы легли, обняв друг друга, и почти сразу Уилл заснул.
Через некоторое время Хлоя потребовала ночного кормления. Она была капризной и сердитой, и когда я, не смея дышать, отошла от кроватки, я тряслась от холода и усталости.
Уилл включил свет и сидел, опираясь о подушки. Он посмотрел на меня и сказал:
– Фанни, я думаю об одной вещи. Я собирался обсудить это за ужином. – и потом он бросил бомбу. – Мне кажется, это будет лучше для всех. Для нас, и Хлои и Саши. И Мэг. Мэг получила требование о выселении, потому что ее квартал будет перестраиваться, и ищет себе новое жилье. Я понимаю, что это очень большое одолжение, я прошу об огромной жертве, но я чувствую, она имеет смысл…
– Ты прав, – сказала я. – Ты просишь о слишком большой жертве.
Он взял мою холодную руку и поцеловал пальцы один за другим.
– Послушай меня. Я все обдумал. Мы можем перестроить хозяйственное помещение в кухню для Мэг и отдать ей под спальню и гостиную комнаты на третьем этаже. В доме много места, и некоторые изменения стоит сделать в любом случае. Кое-что я могу перестроить сам.
Я не поддавалась.
– Уилл, ты не понимаешь, о чем просишь… Все это не относится к нашей с тобой жизни.
Последовало долгое молчание. Уилл первым нарушил его.
– Родные должны помогать друг другу, Фанни, разве нет? Мэг несчастна, ей нужен дом. Я думаю, так удобнее будет присмотреть за ней.
Я позволила ему взять меня за руку.
– Уилл, я не хочу, чтобы кто-то жил с нами. Мне достаточно тебя и Хлои.
– Я понимаю, что слишком, но… – он просительно приподнял бровь. – Тебе ведь нравится Мэг? Она сказала, что я могу поговорить с тобой.
Мэг рассказывала мне о своем разрушенном браке, о борьбе с бутылкой, о тоске по Саше, заставлявшей ее пить. Мэг потеряла всех, о ком она заботилась – бывшего мужа (святого, у которого лопнуло терпение), сына (с которым разрешают видеться только в выходные). Мне было грустно за нее, и я чувствовала себя совершенно беспомощной.
– Конечно, мне нравится Мэг, – поспешно сказала я. – Мне нравятся многие люди, но это не причина жить вместе с ними.
Уилл притянул меня к себе.
– Послушай, Фанни. Вот шанс попрактиковать то, что мы проповедуем. Но не только ради принципа, ради моей сестры…
– Но, Уилл, это брак, а не благотворительность.
Я чувствовала, что он борется с давним наследием сложной истории.
– Фанни, когда я нуждался в ней, она всю себя посвятила мне, – сказал он просто. – Будет несправедливо, если я отвернусь от нее сейчас… – он оживился. – Кроме того, у нас не так уж много денег, чтобы нанимать няню, а тебе нужна помощь. Мэг сможет немного помогать тебе. Ты смогла бы чаще бывать в Лондоне. Думаю, это пойдет на пользу нашему браку.
– Нет, – сказала я. – Не думаю, что это хорошая идея.
Он посмотрел на наши сплетенные руки и предпринял последнюю попытку.
– Она теряет квартиру, и сейчас у нее нет работы; она не справится. Я так многим ей обязан. Ее жизнь очень тяжела, и я не могу избавиться от ощущения, что во многом это и моя вина.
Прошло немало времени, прежде, чем я смогла заснуть. Когда я проснулась, Уилл стоял у кровати с Хлоей на плече.
– Она проголодалась, – сказал он. – Я не знаю, что с ней делать.
В один миг все переменилось. Комната плыла перед глазами, а мое сердце протестующе стучало в груди. Каждая клеточка тела вопила об усталости. Внизу моего внимания ждала корзина грязного белья, холодильник был почти пуст, на радиаторе лежала пыль. Я откинула волосы со лба и привела себя в вертикальное положение.
– Дай мне ее. – Уилл положил Хлою мне на руки и я приложила ее к груди. – Ты выиграл, – сказала я Уиллу. – Мэг может переехать и жить здесь. Но только на несколько месяцев, пока все не наладится. Пока я не встану на ноги, и она не почувствует себя лучше.
* * *
Все произошло очень быстро, и пока дом в Стэн-Уинтон перестраивался, чтобы принять Мэг (Уилл не нашел время, чтобы заняться ремонтом самостоятельно), я полетела с Хлоей навестить мою мать в Монтане. Отец был категорически против этой идеи.
– Зачем? – спросил он с едкой вспышкой горечи. – Ты можешь переехать в Эмбер-хаус на время ремонта, если дело в этом.
– Она имеет право увидеть свою внучку.
– Ничто не мешает ей приехать к внучке самой.
Салли ждала нас в аэропорту. Я не видела ее в течение трех лет и мне понадобилось минута или две, чтобы найти ее в толпе – это могла быть любая из женщин среднего возраста в спортивном костюме или синих джинсах и куртке, которые стояли за барьером. Смешно или грустно? Моя мать была где-то здесь среди людей, а я не была уверена, что узнаю ее.
Наконец я увидела ее в коричневой замшевой куртке с длинными вьющимися волосами, осеняющими бледное лицо с невинным макияжем мелких веснушек. Сложив руки на груди, она опиралась на барьер и казалась испуганной. Большой и грузный Арт стоял рядом с ней, ласково улыбаясь нам. Его мешковатые куртка и джинсы были обманчивы: он был довольно состоятельным человеком. Конечно, недвижимость в Монтане не идет ни в какое сравнение с недвижимостью в Нью-Йорке, но он процветал и здесь.
– Привет! – воскликнула Салли голосом, из которого давно исчезли все следы ее английского происхождения. Она неловко поцеловала меня в щеку и повернулась к Хлое. – Привет, дорогая!
Я передала внучку ей и Арт покачал мою руку вверх и вниз.
– Мы очень рады твоему приезду, – сказал он. – Салли вся изнервничалась за последние несколько дней, просто не знал, что с ней делать.
Краем глаза я заметила, как мать дернула плечом.
Мы с Салли сидели сзади, держа Хлою между нами, пока Арт особенно осторожно вел машину через город к его противоположной окраине. Он почти не говорил, но с ним было легко молчать. Салли сказала только:
– Здесь почти ничего не изменилось с твоего последнего приезда. Только стало больше домов, к сожалению.
Парадизвиль возник во время золотой лихорадки, такое имя было дано скоплению деревянных лачуг под крышами из листового железа, выросшему у основания сбегавшей с гор золотой жилы.
Арт издал удовлетворенный смешок.
– Зато для моего бизнеса это просто замечательно. Постучите по дереву.
– Каждый говорит, что думает, – резко ответила Салли.
Я забыла, что пейзаж Монтаны можно было сравнить с декорациями гигантской оперы или широкоформатного киноэпоса. Здесь все было огромным. Я словно входила в высокую золотую волну, разбавленную охрой и багрянцем. Мелкие детали были не менее прекрасны. Заросли лещины тянулись вдоль дороги, роняя зрелые орехи, в листве живых изгородей дремали яркие ягоды, у подножия гор паслись лошади.
Я попыталась показать все это Хлое, но она ничего не замечала. Честно говоря, дом я помнила лучше, чем свою мать. Он был обит белой вагонкой и окружен крытой террасой, здесь стояли качели, где я буду сидеть с Хлоей на руках, и колыбель.
Салли выскользнула из машины.
– Я не знала, какие вещи тебе понадобятся, поэтому проконсультировалась у Ма Фроббер. Она наставила меня на путь и дала кое-что из своих вещей. Она вырастила шестерых. – Салли тревожно улыбнулась. – Надеюсь, тебе все подойдет.
Все было прекрасно, за исключением того, что Хлоя устала после перелета и полночи отказывалась спать. Естественно, ее плач был слышен по всему небольшому дому, и я видела, что свет в комнате Арта и Салли включался несколько раз.
После завтрака я сидела с дочерью на качелях. Салли подвинула подушку, на которой была вышита черная лошадь, и устроилась рядом со мной.
– Я забыла, – она опустила глаза на Хлою, – как это трудно. – она засучила рукава рубашки, обнажив веснушчатые предплечья. – Матери из меня не получилось совсем, – призналась она. – У меня нет для тебя никаких полезных советов.
– Я не уверена, что смогу их все усвоить.
– Я всегда думала, что человеку в жизни дается только один талант. Мой – в лошадях. Мне казалось, что если я могу справиться с лошадьми, то справлюсь и с детьми. Но все оказалось наоборот.
Хлоя задремала, и Салли уложила ее в колыбель, мы сидели рядом и говорили о всяких пустяках, пока солнце не поднялось к зениту. Тогда мы отступили на кухню. Покачивая одной ногой взятую взаймы колыбель, я пила горький кофе, а Салли готовила тушеное мясо с морковью.
Я пыталась не смотреть на свою мать, но ничего не могла с собой поделать. Так много в ней – родинка на руке, движение, которым она отбрасывала волосы назад – напоминало меня саму. Могу ли я подойти ближе и попытаться преодолеть барьер времени, разделяющий наши жизни? Это было невозможно. Мы разделяли набор генов, но этого было недостаточно.
Теперь, получив Хлою, я видела свою мать с другой стороны. Я знала, каково прижимать к себе крошечное тельце и знать, что его жизнь полностью зависит от меня. Вопрос, как она могла оставить меня, трепетал у меня на губах. Но я не задавала его. Отчуждение между матерью и дочерью могло быть частью их общей истории. Мать ударила меня, когда я украла деньги из кармана. Мать заставляла надевать оранжевый кардиган с шелковым платьем. Мать обещала мне сто фунтов, если я не буду курить. Но между нами не было никаких воспоминаний. Это не был враждебный разрыв, для этого мы недостаточно знали друг друга, просто незаполненное пространство.
Салли энергично резала морковь.
– Как твой отец?
Салли должна была сильно нервничать, раз задала этот вопрос, и я была осторожна с ответом.
– Думаю, он не вспоминает о тебе, – сказала я.
Она положила нож и вытерла руки о передник.
– Думаю, так и есть. Он прекрасно понимал, что мы не подходим друг другу. Он хотел одного, я хотела другого. В конце концов, я приняла решение за него.
– Ты так просто об этом говоришь.
Салли зажгла газ и поставила сковороду на плиту.
– Так и было. Если два человека не могут жить вместе, один должен уйти. Я встретила Арта и ушла. Для тебя было лучше остаться с Альфредо.
Я наклонилась проверить, что ремень держит Хлою достаточно надежно.
– В детстве я искала тебя на улице. Я насочиняла всяких рассказов о тебе и верила, что ты прилетаешь в мою спальню по ночам. Я пыталась не спать, чтобы увидеть тебя.
Салли замерла.
– Ты слишком многого ожидала от меня. – она высыпала мясо на сковороду и кухня наполнилась шипением и треском горячего масла. – Я хотела бы сказать, что следила за тобой, но это не так. Не все женщины справляются с тем, чего от них ожидают, и я не понимаю, почему я должна чувствовать себя виноватой, Фанни. У тебя был Альфредо, и он любил тебя.
– Конечно, – сказала я.
– Передай мне кастрюлю со стола.
Я встала и взяла кастрюлю. Зазвонил телефон, Салли ответила. Я переложила кубики мяса и моркови в кастрюлю, добавила специй и поставила в духовку.
На следующий день я проснулась рано утром на старой простыне из грубого хлопка в просторной комнате под лоскутным одеялом, наблюдая, как солнечный свет, словно топленое масло, растекается по стене. За окном в ветвях лиственницы звучали голоса птиц и ветер шелестел ветками. Здесь все было диким, просторным, свободным до самого горизонта. Салли оставила моего отца ради Арта – обыкновенный любовный треугольник – но, нежась в теплой постели, я размышляла, что это могло быть чем-то большим, раз закончилось лиственницей и бесконечным простором за окном.
– Пойдем посмотрим лошадей, – сказала Салли после завтрака и повела меня к загону за домом. Там бродило семь лошадей с мохнатыми гривами, при звуке ее голоса они подбежали к нам и стали требовать внимания. Восхищенно и ласково Салли называла по имени каждую из них:
– Вот Винс. А это Мелли…
Беспокойная Хлоя извивалась у меня на руках, и я хотела бы чувствовать себя с ней так же уверенно, как моя мать с лошадьми.
Салли взяла Хлою.
– Погладь их, подружись.
Я коснулась теплой пахучей шкуры и мягкой морды. Хлоя моргнула, и Салли протянула ее маленькую ручку к мохнатому боку.
– Хорошая лошадка, – сказала она. – Когда ты подрастешь, ты приедешь ко мне, и я научу тебя ездить верхом.
Кислая слюна заполнила мой рот. Пораженная, я поняла, что ревную к моей собственной дочери. Я изо всех сил начала теребить гриву Мелли, приводя ее в порядок.
Прошла минута.
Шкура на шее Мелли подрагивала. Я провела по ней рукой, наслаждаясь ощущением шелковистости ее шерсти.
– Интересно, понравились бы лошади Уиллу?
– Что он за человек? – Салли нежно оттолкнула нос Мелли от Хлои. – он не хотел бы приехать?
– Думаю, хотел бы. Но у него нет на это времени.
Салли вернула мне Хлою и перелезла через ограду. Ее лошади кружили вокруг нее, она положила руку на шею Мелли, ухватилась за ее золотистую гриву и легко забросила себя на лошадиную спину. При дневном свете она казалась старше, но ее бедра были тренированными и сильными.
– Жизнь с Артом дает мне достаточно времени для себя. Вот в чем разница. – она повернула Мелли и рысью прогнала ее до конца загона и обратно. – Простая проверка. У нее были проблемы с копытом, но сейчас все в порядке.
Издалека к нам спускался по дороге автомобиль Арта. Он остановился, опустилось стекло, звук работающего мотора нарушил тишину.
– Сделал небольшой крюк, – сказал он, – чтобы сказать вам «привет».
Он уехал.
– Вот что я называю проверкой, – нежно сказала Салли. – он так делает почти каждый день. – она соскользнула со спины Мелли и прислонилась к ограде. Лошадь тыкалась в ее руки носом.
Я почувствовала прилив печали, даже гнева за то, что мой отец не прошел проверку Салли.
– Ты, наверное, устаешь от работы с лошадьми?
Салли прищурилась на солнце, морщинки под ее глазами обозначились резче.
– Уставать можно от чего угодно. Вопрос в том, для чего нам это нужно. С моими лошадьми все просто и понятно. Их надо кормить, беречь и работать с ними, тогда они в свою очередь полюбят нас. Но не слишком сильно. Это не в их природе. Я знаю их, и я знаю, что это нормально.
Она перелезла через забор обратно.
– Хочешь знать, почему у нас ничего не получилось с твоим отцом? Он хотел слишком многого и слишком быстро. Я устала от этого. Я не хотела большого дома, престижа и винного снобизма. И я не хотела пожертвовать своими интересами, чтобы делать деньги. Но это было трудно, потому что мы знали друг друга так долго.
– Он не разбогател. Вряд ли наш бизнес можно назвать золотой жилой.
– Я сделала ошибку, – сказала Салли. – Я не понимала, что человек может измениться с возрастом.
* * *
На следующий день Арт остался с Хлоей, а Салли усадила меня на Мелли. Она ехала впереди на высоком беспокойном Квинси и направляла его по тропе между деревьев, расцвеченными всеми оттенками охры и желтого. Земля под ногами была влажной и в воздухе роились облака мошкары. Гряда холмов вдали казалась неприютной и безжизненной в отличие от золотых окрестностей города. Салли указала вдаль.
– Там развалины нескольких шахт, можно увидеть, если присмотреться. Бедолаги, они так ничего и не нашли.
Хвост Квинси дернулся, и я подъехала ближе, цепляясь за вожжи Мелли. Каждое движение напоминало мне, что Хлоя сейчас не со мной. Я знала, что с ней все в порядке, что она в безопасности, но в шорохе ветвей в подлеске пыталась услышать дыхание ребенка. Я напрягала слух, чтобы сквозь стук лошадиных копыт расслышать ее голодный плач или крик о помощи. Я слишком была поглощена своим материнством, и ничего не могла с этим поделать.
После ужина я помогала Салли печь пряники для пикника Ротари-клуба.
– Мы запряжем повозки и поедем в горы, немного попоем, потом немного поедим. Это весело.
Хлоя спала в маленькой комнатке рядом с гостиной, и Арт в соседней комнате смотрел телевизор в окружении пивных бутылок и своих бумаг.
Салли зачерпнула ложку патоки.
– Теперь, когда ты здесь, я могу сказать тебе, что моя карьера вылетела в трубу. Никаких сожалений, я наслаждаюсь своей жизнью, Фанни. Мне здесь хорошо.
Патока тонкой струйкой стекала в миску.
– А друзья?
– Да… – она неожиданно покраснела. – Я хотела бы… Но это мое дело.
Она уронила ложку и сложила руки на животе.
– Я думала, ты ни о чем не сожалеешь.
– Конечно, нет. Это естественно. – она вылила пряничную смесь в форму. – Но я должна сказать, что для тебя это было… Какого черта, Фанни? Все, что я сделала, было к лучшему.
– Эй, – я обняла ее за плечи, – я не имела ввиду…
Она посмотрела на меня.
– Я выбрала свою собственную жизнь, потому что считала, что другой у меня больше не будет. – она понизила голос. – Арт был в некотором роде счастливым случаем. – она усмехнулась. – Просто я встретила его в нужное время. Но это наш секрет.
Я наклонилась и провела пальцем по краю миски.
– Он хороший человек, Салли.
– Он обыкновенный человек, – ответила она бодро. – Как любой из нас. Но все люди разные, и мы подходим друг другу.
Я лизнула палец.
– И ты ушла.
Салли поставила передо мной вторую форму.
– Как я уже сказала, с лошадьми мне лучше. Я всегда это знала. Знаешь, мне нужно было что-то, чтобы отвлечься от уборки, еды и ухода за ребенком. Мужчины совсем не думают об этом. И я не хотела.
Уилл позвонил среди ночи, я поднялась с постели и, завернувшись в одеяло, прошла на кухню, чтобы принять вызов.
– Жду не дождусь, когда увижу тебя, Фанни, – сказал он.
