Текст книги "Последняя любовь"
Автор книги: Элиза Ожешко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
II
Дом графини Икс был центром аристократического общества в Д. Все, кто претендовал на знатное происхождение, большое состояние, изысканные манеры, собирались в ее салоне и преклонялись перед его божеством. Если судить по числу особ, всегда заполняющих покои графини, или по заслугам, которые эти особы себе приписывали, можно было подумать, что божество это – молодая красавица, которая, если и не обладает высокими душевными качествами, тешит глаз красотой и привлекает сердца очарованием милой беседы. В действительности же дело обстояло вовсе не так. Графине Иск было шестьдесят «bien sonnées» [9]9
С гаком (фр.).
[Закрыть], как говорят французы, и, хотя под толстым слоем белил и румян была красота графини, облаченной в дорогое, сильно декольтированное платье, еще угадывалась, все же она не была Дианой де Пуатье, и если бы Генрих II, этот поклонник шестидесятилетних красоток, встал из гроба, он наверняка не влюбился бы в нее.
Что же касается доброты, то графиня разменяла ее на мелкую монету ничего не значащей светской любезности. Этой монетой она оплачивала свои долги по отношению к ближним, уверив себя, что за приветливо сказанное одному «bonjour» [10]10
Здравствуйте (фр.).
[Закрыть]она имеет право укусить другого; что за сдержанное приветствие и вежливое пожатие руки на балу люди должны воздавать ей сторицей – расточать лестные похвалы и отвешивать смиренные поклоны. Когда графиня разменяла доброту на мелкую монету и ей стало недоставать истинного золота, она принялась разбрасывать вокруг крупные и мелкие медяки, которые, хотя и исходили от аристократки, что было лестно, часто отягощали тех, кто набивал ими карманы.
Так же обстояло дело и с ее умом. Его капитал составляли мелкие суммы в виде беглости во французском языке, умении принимать гостей, одеваться со вкусом и ловко маскировать морщины на лице. Если бы кто-нибудь потрудился сложить все эти суммы, то получился бы ноль, ибо самое безошибочное из всех математических правил гласит, что ноль плюс ноль всегда равен нулю.
Так почему же графиня Икс занимала столь высокое положение в обществе? Что позволяло ей собирать вокруг себя толпу людей, многие из которых были о себе самого высокого мнения? Секрет состоял в том, что графиня Икс происходила из аристократической семьи и могла свой род и род своего покойного мужа под аккомпанемент громких титулов вывести с доисторических времен. Если бы у нее был сын, она смело могла бы повторить за Гельдхабом, что имя ее навсегда сохранится среди имен магнатов, ибо потомку своему она, кроме блестящего имени, оставила бы миллионное состояние. Но судьба, такая щедрая в ином, не сулила ей быть матерью. Графиня не слишком пеняла на эту несправедливость и, не имея наследника, употребляла богатство с наибольшей для себя приятностью.
Во время частых и долгих путешествий она блистала во многих столицах мира, и мелкая монета ее доброты и ума чеканилась в самых различных монетных дворах. Не пренебрегала графиня и родной стороной, и, как гордая Юнона, сходившая некогда с Олимпа в долину слез, она ступала своими аристократическими ножками на песчаную почву той местности, где происходили описываемые события.
Двери ее дома были открыты настежь для всех, кто обладал титулом или состоянием; они были открыты, но не так широко, и для тех, кого окружал ореол славы и больших заслуг, повторенных стоустой молвой: это была дань моде. Кроме них, в ее салон имели доступ представительницы слабого пола – не титулованные, ничем не знаменитые, не обладающие состоянием, но наделенные красотой. Они были нужны графине, как цветы для украшения бала или званого обеда. Перед теми же, кто обладал лишь скромными заслугами и занимался полезным, даже почетным трудом, перед женщинами, не обладающими классической красотой лица и фигуры, а лишь красотой души, двери ее дома были закрыты. Однако сквозь щеколду, сквозь замочную скважину в ее дом протискивались приживалы, эти новоявленные шуты при дворах знатных господ, которые до тех пор лижут руки, пляшут вокруг, заглядывают в глаза, пока их не обласкают, не разрешат присесть на диване или на кончике стула и не поставят перед ними, пусть у ног, на полу, – не беда, ведь пол-то паркетный, – тарелку с лакомствами.
Графиня занимала один из самых больших домов в городе, дом был окружен парком, куда выходил и балкон Тарновского и Ружинской.
Перед широкой террасой, которую поддерживала легкая колоннада, были разбиты цветочные клумбы, от них во все стороны разбегались садовые дорожки, обсаженные старыми деревьями или обрамленные пестрой каемкой цветов. В густых кустах роз и жасмина, под сенью раскидистых деревьев белели садовые скамейки, на зеленых газонах возвышались различного рода качели и карусели.
Этот большой и красивый парк был ежедневно открыт для всех, кто хотел насладиться прогулкой, и графиня, сидя на террасе, наблюдала за передвижениями прибывавших в Д. и, как опытный генерал на параде, умела распознать цену и заслуги каждого дефилирующего мимо ее увитого плющом дома.
Около одиннадцати часов утра на другой день по приезде Тарновского с сестрой графиня, положив ноги на бархатную скамеечку, покоилась в глубоком кресле и пила кофе из стоявшего перед ней на мраморном столике серебряного кофейного сервиза. Утренний шлафрок из прозрачного белого муслина со множеством голубых бантиков, сшитый à la vierge [11]11
Как для молодой девушки (фр.).
[Закрыть], открывал ее шею и грудь, на подкрашенных и высоко взбитых волосах был надет bonnet volage – воздушный кружевной чепец, спереди украшенный замысловатым сооружением из голубых лент. Полное белое лицо с маленькими, злобно поблескивающими глазками и вторым подбородком, придававшим этому лицу еще большую округлость, было под стать ее низенькой, расплывавшейся фигуре. Шестидесятилетняя красавица в воздушном девичьем наряде, развалясь в кресле, подносила к сложенным трубочкой губам пухленькой, белой, в бриллиантах ручкой ложку с восточным напитком, а ее серые глазки бросали по сторонам быстрые взгляды.
По бокам от нее сидели две молоденькие красивые особы, тоже в утренних туалетах, но предназначенных для прогулки; видно, они совершали променад по парку и поднялись в сей храм, чтобы поклониться местному божеству.
– Figurez-vous, comtesse [12]12
Представьте, графиня (фр.).
[Закрыть], – промолвила одна, – какое горе! Мне до сих пор не прислали из Варшавы платье, о котором я вчера говорила вам, и я не знаю, что мне надеть на завтрашний пикник.
– Mon Dieu, ma chère madame [13]13
Боже мой, дорогая госпожа (фр.).
[Закрыть]Изабелла, – ответила графиня, – увы, мы с вами не во Франции и даже не в Германии, где по железной дороге вам пришлют по первому требованию все, что пожелаете. Нам, чтобы получить что-нибудь из Варшавы, приходится ждать целую неделю. Вот на какие неудобства мы обречены, живя dans un pays barbare [14]14
В варварской стране (фр.).
[Закрыть].
– A proposs [15]15
Кстати (фр.).
[Закрыть], о железной дороге, – живо отозвалась вторая молодая особа, – знаете ли вы, графиня, что на здешние воды прибыло несколько инженеров для прокладки линии железной дороги между Вильно и Варшавой?
– Mon Dieu, madame Клементина, – ответило божество, – какое мне до этого дело? Grace à Dieu [16]16
Слава Богу (фр.).
[Закрыть], я бываю в здешних краях очень редко, и строительство железной дороги меня мало занимает. Что же касается инженеров, то эти du métier [17]17
Ремесленники (фр.).
[Закрыть]не увеличат круг наших знакомых.
– Вчера я встретила одного из них у пани Зет, – заметила Изабелла. – Мне показалось, что она принимала его очень любезно, а ведь она вдова важного сановника.
– Mon Dieu, это так понятно, – пропищала графиня, – бедная пани Зет любит смешанное общество!
– И все же, – продолжала Изабелла, – я не считаю плохим тоном, что она принимает у себя господина, которого я вчера видела. Он не молод, держится irréprochable [18]18
Безукоризненно (фр.).
[Закрыть]и во всей его внешности есть quelque chose d'extrêmement distingué [19]19
Что-то чрезвычайно изысканное (фр.).
[Закрыть].
– Как его зовут? – спросила Клементина.
– Равицкий и, je crois [20]20
Кажется (фр.).
[Закрыть], Стефан.
– Стефан Равицкий! – вскричала графиня, и серые глазки ее блеснули. – Mais, mon Dieu, надо, чтобы он посетил меня. Я непременно хочу видеть его у себя.
– Вы знаете Равицкого? – удивились Изабелла и Клементина.
– Mais oui! [21]21
Конечно! (фр.).
[Закрыть]Он бывал у меня в Париже, ибо там, mesdames, считают хорошим тоном принимать у себя ученых и литературных знаменитостей, независимо от их происхождения и состояния. Французы стали демократичны, и ce beau pays de France [22]22
Прекрасную Францию (фр.).
[Закрыть]только в этом можно упрекнуть. Но, живя в той или иной стране, следует bon gré, mal gré [23]23
Хочешь не хочешь (фр.).
[Закрыть]соблюдать обычаи, pour bien tenir son rang [24]24
Чтобы поддержать свое положение (фр.).
[Закрыть]в обществе. В Париже я принимала всех, у кого есть имя. Monsieur Равицкий пользовался там une grande renommée [25]25
Прекрасной репутацией (фр.).
[Закрыть]. Его представил мне Жюль Симон, он часто бывал у господина Мазаль, который большой ami des Polonais [26]26
Друг поляков (фр.).
[Закрыть], он написал, говорят, какой-то труд о своем ремесле, что поставило его в добрые отношения во всеми парижскими sommités [27]27
Знаменитостями (фр.).
[Закрыть]. А кроме того, c'est un bel homme [28]28
Он красивый мужчина (фр.).
[Закрыть].
– Mais, comtesse [29]29
Но, графиня (фр.).
[Закрыть], – возразила Клементина, – я слышала, он не первой молодости.
– Mon Dieu, какое это имеет значение, – отрезала графиня, – il a, je ne sais quoi [30]30
В нем есть что-то (фр.).
[Закрыть], что мне нравится.
В эту минуту на террасу поднялся Фрычо Вевюрский. Настоящее его имя было Франтишек, но друзья окрестили его по-приятельски Фрычо. Среднего роста, с брюшком, с круглым, как луна, румяным лицом, которое украшали стрелки черных усиков, Фрычо отнюдь не походил на молодого человека. Наоборот, при взгляде на его располневшую фигуру, лысину, старательно прикрытую, но предательски открывавшуюся при малейшем порыве ветра или подскоке в польке-трембланте, отчетливо виднелась над его слегка порозовевшим челом цифра 40.
Сам Фрычо, однако, с отвращением гнал от себя мысль об этой злосчастной, по его мнению, цифре и с помощью косметики и хорошего настроения старался выглядеть молодым человеком. Чтобы скрыть излишнюю полноту, он немного наклонялся вперед и никогда не выпускал из пухлой, холеной руки монокля, – пан Вевюрский старательно подражал аристократам. Фрычо не представлял себе жизни вне круга титулованных и богатых людей. Сам он титула не имел, но зато обладал значительным состоянием и после матери унаследовал весьма полезные связи в высшем свете. В своем кругу Вевюрский выглядел наисчастливейшим из людей. На его круглом румяном лице всегда было разлито сладчайшее блаженство, и губы под его черными усиками складывались как бы для смакования избранности, – этого самого лакомого для него в жизни яства. По этой же манере складывать губы можно было заключить, что он впитывал в себя собственные слова, как бы упиваясь все время нектаром своих мыслей. Однако как обманчива бывает внешность! Фрычо Вевюрский отнюдь не был счастлив и твердо знал, что не будет им до тех пор, пока ему не засветит факел Гименея.
Но на пути к желанной цели стояли почти неодолимые преграды.
Разве мог он жениться на женщине не своего круга? Женитьба хотя бы на раскрасавице, умеющей со вкусом одеваться (а эти два достоинства Фрычо больше всего ценил в представительницах прекрасного пола), но не принадлежащей к привилегированному обществу, страшила его призраком мезальянса. Однако прелестные ручки графинь, княжон и богатых наследниц до сих пор подносили ему, правда, искусно сплетенный, но, увы, гороховый венок [31]31
Венок из гороховой соломы – символ отказа сватающемуся.
[Закрыть].
Пребывая постоянно в ожидании, в исканиях, надеждах, Фрычо не теряя времени развлекал модных красавиц и внимательно изучал дамские туалеты. Он считался тонкими знатоком этого предмета, и не одна светская красавица, входя в гостиную, спрашивала его: «Пан Вевюрский, к лицу ли мне это платье?» А он, весь светясь от счастья, отвечал: «Madame, я бы советовал опустить кружева чуть ниже et de retrousser un peu le bout de votre ruban [32]32
И чуть приподнять кончик вашей ленты (фр.).
[Закрыть]».
– Il n'y a comme monsieur Вевюрский pour les détails [33]33
Никто лучше мосье Вевюрского не разбирается в деталях (фр.).
[Закрыть], – злословица Изабелла.
– Не нужно ли вам, пани Изабелла, сделать какую-либо покупку, – услужливо спрашивал в ответ Фрычо, – je suis à votre service [34]34
Я к вашим услугам (фр.).
[Закрыть].
– Mais oui! Купите мне в лавке два аршина голубой ленты, pas plus large que ca [35]35
Да, конечно… не шире, чем эта (фр.).
[Закрыть].
И Вевюрский бежал в лавку и покупал два аршина голубой ленты.
Одновременно с Вевюрским на террасу поднялся и доктор К. – мужчина средних лет и благородной наружности. Увидя их, графиня резко, так что на голове у нее задрожал bonnet volage, повернулась в их сторону и пропищала:
– Messieurs, кто из вас знает инженера Стефана Равицкого?
– Я его знаю, – отозвался доктор.
– Mon Dieu, cher docteur [36]36
О Боже, дорогой доктор (фр.).
[Закрыть], я буду вам благодарна, если вы приведете ко мне пана Равицкого; figurez-vous, его высоко ценили в Париже.
– Такой человек, как Равицкий, – усмехнулся доктор, – всегда и везде должен пользоваться уважением. Нам всем было бы приятно видеть его у вас, графиня, но я сомневаюсь, сможет ли он исполнить наше общее желание.
– Mon Dieu! Почему же?
– Равицкий человек дела. Он приехал сюда не для забавы, а чтобы исследовать грунт для прокладки железной дороги. Он влюблен в свою профессию, привык много работать и не умеет бездельничать. В Д. единственные его знакомые – пани Зет и я. Так что не знаю, сможет ли…
– Mais, mon Dieu, – процедила сквозь зубы графиня, – если Равицкий так высоко ценит свою особу, я не настаиваю. Однако si la chose se peut, если бы вы, доктор, привели его сюда, vous m'obligeriez infiniment [37]37
Если бы это было возможно… я была бы вам бесконечно обязана (фр.).
[Закрыть].
Пока графиня разговаривала с доктором, Фрычо делал комплименты молодым женщинам по поводу из туалетов. Когда же он наконец оторвался от созерцания кружев, украшающих их платья, и перевел взгляд на парк, легкий возглас удивления сорвался с его губ. Он поднес к глазам монокль, посмотрел и, с живостью оборотясь к графине, прошептал вполголоса:
– Veuillez voir, madame la comtesse, взгляните, графиня, на господ, что выходят из аллеи и направляются сюда.
– Eh bien! Qu'y a-t-il? [38]38
Ну, что там такое? (фр.).
[Закрыть]– запищала графиня, поднося к глазам лорнет; ее примеру последовали две другие прелестные дамы.
– Вон тот, молодой брюнет, – продолжал Фрычо, – Генрик Тарновский. Он только вчера прибыл на здешние воды. Un homme très comme il faut [39]39
Весьма приличный человек (фр.).
[Закрыть]; y него тысяча душ и хорошенькая сестра.
– А другой, – прервала его Изабелла, разглядывая в лорнет подходивших мужчин, – и есть monsieur Равицкий, которого я вчера видела у пани Зет.
Двое мужчин вышли из темной липовой аллеи на узкую, обсаженную цветами дорожку, залитую солнцем. Один из них действительно был Тарновский. Его стройная фигура эффектно вырисовывалась в золотых лучах солнца, из-под круглой шляпы выбивалась прядь густых черных волос. С ним рядом шел статный, благородный мужчина, просто, но с большим вкусом одетый. Лица его под широкими полями шляпы нельзя было разглядеть, но в походке, в движениях, живых и вместе с тем исполненных достоинства жестах была нечто располагающее и бесконечно благородное.
Оба были увлечены разговором. Спутник Тарновского держал в руках тонкую тросточку, которой он время от времени чертил в воздухе какие-то знаки, указывая молодому человеку то на север, то на юг.
Когда они приблизились к дому графини и машинально взглянули на сидящих на террасе, то встретились с обращенными к ним лорнетами. На их лицах промелькнула легкая ироническая усмешка. Они замолчали. Генрик отвернулся, а спутник его слегка коснулся рукою шляпы, проходя мимо графини, которая отдала ему вежливый, но холодный поклон. Когда они немного отошли, Изабелла, продолжая разглядывать их в лорнет, тихонько сказала Клементине:
– Mais il est extrêmement beau, ce monsieur [40]40
До чего красив этот господин (фр.).
[Закрыть]Тарновский.
– Et l'autre? [41]41
А другой? (фр.).
[Закрыть]– спросила ее приятельница.
– Я не видела его лица, но как он держится! On dirait un prince [42]42
Настоящий аристократ (фр.).
[Закрыть].
Тем временем Фрычо сбежал с крыльца и пустился вдогонку за уходящими. Через минуту Тарновский услышал за собою возглас:
– Que vois-je [43]43
Кого я вижу! (фр.)
[Закрыть]Пан Тарновский!
Тарновский обернулся и увидел перед собою кругленькую фигуру и сияющее лицо Вевюрского.
– Вы здесь! – вскричал Фрычо. – Какая счастливая звезда привела вас сюда? Имею честь напомнить вам: Франтишек Вевюрский. Мы встречались у моей тетушки, графини С.
– Право, не припомню, – отвечал Генрик, слегка касаясь пухлой руки самозванного знакомца.
– О, это не удивительно, малознакомые люди быстро забываются, но я еще раз напомню вам о себе. Разрешите навестить вас, и я введу вас в наш круг… Где вы остановились?
– В доме Н., – ответил молодой человек, не понимая, чем он обязан этой неожиданной любезности.
– Un moment [44]44
Минутку (фр.).
[Закрыть], имейте в виду, я всегда к вашим услугам, а теперь не смею задерживать. – И Фрычо, еще раз пожав холодно поданную Генриком руку, вернулся к оставленному им обществу, которое продолжало рассматривать в лорнет Тарновского и его спутника.
– Кто этот господин? – спросил Тарновского его приятель, когда Фрычо отошел от них на порядочное расстояние.
– Что его фамилия Вевюрский, я узнал всего несколько минут тому назад: он сам сказал об этом. Больше я о нем ничего не знаю. Наверное, встречался с ним мельком в обществе, не замечая, как не замечаешь безразличных тебе и несимпатичных людей, которые не оставляют следа в памяти.
– Верно, – с легким сарказмом подтвердил его друг, – существуют же на свете люди, вид которых производит впечатление круглого ноля. С какой стороны ни глянь, – увидишь тщательно нарисованный ноль и, как и о ноле, тут же о них забудешь.
– Скажи, милый Стефан, – снова заговорил Генрик, – что это за общество, что так дерзко выставило на нас батарею лорнетов и из недр которого выбежал этот смешной Вевюрский? Ты поклонился кому-то, кажется, красивой даме в муслине, полулежавшей в кресле. Кто она?
– Вот уже несколько дней, как я в Д. и познакомился – не лично, а издали и по рассказам – со всеми, кто чем-либо примечателен. Полная дама в муслиновом платье – это графиня Икс, одна из тех злосчастных женщин, что бездумно, не трудясь, промотали свою молодость и теперь не умеют даже блюсти достоинство старости, появляясь в обществе в шутовском, позаимствованном у молодости, наряде. Я познакомился с ней в мою бытность в Париже. Жители французской столицы, как тебе известно, удивительно подвержены господствующей моде, а так как графиня делала все, чтобы ее салон был модным, – и она достигла своей цели, – то порог ее дома некогда переступали достойные люди, мужи науки. С одним из них я бывал у нее несколько раз. Но кощунство над старостью производило на меня гнетущее впечатление, быть может потому, что и я сам не молод и чувствую, как смешно рядиться в наряды не по возрасту.
– Не говори о возрасте, мой уважаемый друг, – улыбнулся Генрик. – Кто знает, сколько тебе лет? А по внешности, по уму и благородному и отзывчивому сердцу ты моложе многих молодых людей.
– Ты прав. Годы не согнули меня, не остудили сердца, не ослабили ума. Умственно и физически я такой, каким был двадцать лет назад. Обязан я этим жесткому распорядку своей жизни, постоянной закалке, занятиям, которые не оставляют места бурным страстям, а отчасти сильной, живучей натуре, над которой время не властно.
Разговаривая, Генрик и Стефан поднялись по невысокой лестнице на балкон и, войдя в дом, очутились в небольшой гостиной. Стефан Равицкий снял шляпу, и теперь стало видно, что он действительно не молод: об этом свидетельствовали его посеребренные сединой, сильно поредевшие на висках, коротко остриженные волосы, длинная, еще густая темная борода, в которой также сверкали серебряные нити. Но, несмотря на эти признаки прожитых лет, невозможно было точно определить возраст Равицкого. Блеск его глаз, выражение лица были столь незаурядны, что нельзя было не поддаться обаянию этого полного сил человека. Открытый лоб, казавшийся еще выше от поредевших спереди волос, бороздили две морщинки, чуть нахмуренные брови не таили следов усталости и бурно прожитых лет, что обычно выдает людей, уставших от долгих жизненных скитаний. Напротив, лицо его было спокойно, серьезно, даже сурово, если бы рот не выдавал присущей Равицкому истинно мужской доброты, а живая улыбка, не раз мелькавшая во время разговора, не смягчала суровость лица выражением душевной теплоты и чистосердечия.
Его нельзя было назвать молодым, но в его улыбке, во взгляде и осанке чувствовалась натура сильная и страстная. Его внешность притягивала людей своего рода магнетизмом, какой сильные натуры распространяют вокруг себя.
– Приветствую тебя в моем доме, дорогой друг, – сердечно произнес Генрик. – Я счастлив, что вновь могу после долгого перерыва пожать твою благородную руку.
Равицкий ответил на рукопожатие, и они уселись. В гостиной все выдавало присутствие обаятельной женщины. На столе, рядом с большим букетом цветов, лежала открытая книга и стояла серебряная корзиночка с рукодельем; на стуле лежали небрежно брошенная шляпка и перчатки с маленькой женской ручки. Бросив взгляд на эти предметы, Равицкий слегка усмехнулся:
– Я вижу, ты женат!
В ответ молодой человек весело рассмеялся:
– Откуда ты это взял, мой дорогой?
– Полагаю, не ты вышиваешь шелком по канве и не ты носишь шляпку, что лежит здесь?
– Я так привык к этим мелочам, что не обращаю на них внимания, – рассмеялся Генрик еще громче. – Но они принадлежат не жене моей, а сестре; я приехал сюда с сестрой.
– Я и забыл, что у тебя есть сестра, ты мне когда-то говорил об этом. Она старше или моложе тебя?
– Моложе, на несколько лет.
– Должно быть, замужем?
С лица Генрика при этих словах сбежала улыбка, брови нахмурились, взгляд подернулся грустью. Он ничего не ответил.
Эта перемена настроения не ускользнула от Стефана, и он пожалел о своем вопросе. Ему представилось, что сестра Генрика несчастное беспомощное, увечное либо уродливое существо, обреченное вследствие этого на одиночество, и что он своим вопросом ранил сердце любящего брата.
– Сестра моя, – медленно, как бы взвешивая каждое слово, начал Генрик, – много страдала в жизни, и я ее единственный друг и опекун.
При этих словах дверь отворилась и на пороге показалась Регина Ружинская. Лицо ее было еще белее, без следа румянца, почти прозрачное, только на виске пульсировала голубая жилка. Черное платье тяжелыми складками падало до полу, единственным его украшением служила черная же лента, опоясывающая ее хрупкий стан. Регина, видимо, возвращалась из сада, – в руках у нее была белая роза. Она сделала несколько шагов, мужчины встали, и Генрик, взяв сестру за руку, промолвил:
– Позволь тебе представить, Регина, моего лучшего друга, пана Стефана Равицкого. Я много тебе о нем рассказывал. – И, обращаясь к Равицкому, добавил: – Моя сестра, Регина Ружинская.
Стефан с изумлением смотрел на вошедшую: он не ожидал увидеть такую красавицу. Регина тоже с интересом рассматривала его.
– Ваше имя мне хорошо знакомо, – произнесла она наконец, подавая ему руку. – Мой брат часто и много рассказывал, чем он обязан вам, каким приятным и полезным товарищем были вы в его долгих поездках по Европе. Искренне рада познакомиться с добрым и благородным другом Генрика.
Не слова, совсем обычные, сказанные просто и мило, а голос Регины поразил Равицкого. Это не был голос молодой, только расцветшей девушки – звонкий, свежий и беспечный. Чуть приглушенный, низкий, как сказал бы музыкант, альтовый, он звучал мужественно, и в то же время в нем чувствовалась сосредоточенная, спокойная грусть. Регина замолчала, а Стефан продолжал пытливо смотреть на нее, и в глазах его по временам пробегал огонь. Чем дольше он смотрел, тем яснее видел на челе молодой женщины следы пережитых страданий. На лицах бывают подчас такие наложенные страданиями знаки, неуловимые для равнодушных и не поддающиеся описанию словами, но которые внимательному взгляду неопровержимо говорят о том, что человек этот страдал. Этот-то грустный, смутный знак заметил Стефан на лице Регины и почувствовал что-то вроде сострадания, магнетического влечения к молодой женщине, так рано отмеченной печатью горя. Наконец он оторвал глаза от бледного, серьезного лица молодой женщины, выпустил ее руку, которую так долго держал в своей, и ответил:
– Действительно, пани Регина, мы много путешествовали с Генриком, вместе наслаждались благами цивилизации в прославленных столицах Англии и Франции, вместе карабкались на вершины Альп и скалы Швеции, вместе встречали бури на море. Я так обрадовался, столкнувшись сегодня в парке с моим молодым другом, и благословляю случай, который привел вас в Д.
– Вы приехали лечиться? – спросила Регина. – Или… – Она хотела добавить: «Для развлечения», – но заколебалась, ей показалось неуместным задавать такой вопрос этому серьезному и умному человеку.
– Нет, – ответил Равицкий, – я прислан сюда железнодорожной компанией в качестве инженера для рекогносцировки местности и определения наиболее удобного направления для прокладки пути.
– Так вы будете участвовать в столь важном деле, как строительство железной дороги? Она необходимый фактор цивилизации, и ее отсутствие сильно мешает здешней стороне.
– Да, я буду в этом участвовать, и, надеюсь, мой труд принесет пользу. Я так занят, что до сих пор не успел ни с кем тут познакомиться.
– А мы, – вмешался в разговор Генрик, – приехали сюда отчасти ради здоровья Регины, которой врачи рекомендовали здешние воды, отчасти чтобы посмотреть новые места. Здесь, как и везде, наибольший интерес представляют люди, и нам хотелось бы познакомиться со здешним обществом, составить представление о нравах и обычаях здешних мест. Но мы никого тут не знаем и не уверены, сумеем ли удачно выбрать знакомство.
– Таким, как вы, – возразил Стефан, – кому не опасно дурное влияние и кто ищет не только развлечений, но и новых знаний, необязательно так уж строго выбирать знакомых. В кругу людей разумных и милых вы хорошо проведете время, в обществе людей пустых – карикатур на человека – научитесь еще больше ценить добро и беспристрастно, не очень пессимистично и не очень оптимистично, смотреть на окружающих.
– Вы советуете не пренебрегать знакомством с графиней Икс?
– Конечно! Лет десять тому назад я бы этого не посоветовал, а теперь, я уверен, ничто дурное ни к тебе, Генрик, ни к вам обоим не пристанет. У графини вы увидите оборотную сторону общества. Но на водах нельзя быть привередливым. И у графини бывают не только те, кто достоин осмеяния. Вы, без сомнения, встретите там достойных людей, которые, как и вы, хотели бы ближе познакомиться со здешним обществом. Однако, – добавил Стефан, обращаясь к Регине, – в Д. есть истинно благородная и разумная женщина – пани Зет, и с нею я бы советовал вам познакомиться. Она приехала на воды с двумя внучками, здоровье одной из них в угрожающем состоянии.
Он замолчал и, чтобы переменить предмет разговора, взял розу, которую за минуту до этого Регина положила на стол.
– Какой красивый цветок, – промолвил он, разглядывая белые нежные лепестки, на которых еще сверкали капли росы.
– Ты любишь цветы? – спросил Генрик.
– На свете есть только две вещи, которые я страстно люблю, – ответил инженер, не отрывая глаз от розы, – это наука и цветы.
– А живого цветка ты никогда страстно не любил? – весело улыбнулся Генрик.
В ответ на лице Стефана также промелькнула улыбка, но грустная и ироничная.
– Знаешь, Генрик, пожалуй, никогда.
Говоря это, он встретился со взглядом больших, темных, полных огня, задумчивых глаз Регины, глаз истинной украинки, которые с каким-то дивным выражением разглядывали его. В этом взгляде не было и тени кокетства, но в нем таилась какая-то грустная притягательная сила.
Стефан положил на стол белую розу, а на бледном лице Регины проступил легкий румянец.
В эту минуту с шумом растворились двери и в комнату, словно мяч, вкатился Вевюрский. От его наклоненной вперед, круглой, будто встрепанной, фигуры, как от огромной клумбы резеды, жасмина и роз, расходились волнами самые разнообразные ароматы. Перед собою неманский лев торжественно нес лиловые перчатки, а на искусно завязанном галстуке сверкала дорогая бриллиантовая булавка.
– Я, как всегда, пунктуален, – вскричал он, вбегая и упиваясь каждым своим словом. – Я буквально вырвался от графини, так не терпелось мне отдать визит пану. Я был бы у вас и раньше, но по дороге меня задержал граф Август В. Он также жаждет познакомиться с вами, monsieur Тарновский. Надеюсь, вы разрешите привести его к вам?
С этими словами он взглянул на Регину. При виде строгой, статной и красивой женщины на его круглом лице разлилась неизъяснимая, прямо-таки медовая младость, рот приоткрылся в блаженной улыбке, глазки зажмурились. Он галантно склонился перед хозяйкой, насколько ему позволяла тучность (он проклинал в душе свое брюшко), и произнес с претенциозной изысканностью:
– Madame! J'ai l'honneur de vous présenter mes hommages!.. [45]45
Мадам, имею честь приветствовать вас!.. (фр.).
[Закрыть]
Генрик с иронической улыбкой представил гостя сестре и другу, и завязалась беседа, в которой, однако, Стефан не принимал участия. Он сидел в стороне, держа в руке розу, и, казалось, глубоко задумался. Время от времени он поднимал глаза на Регину, долго и внимательно всматриваясь в ее лицо, как бы стремясь разгадать душу молодой женщины.
Фрычо говорил много и быстро и при этом все время кривлялся и извивался. Он рассказывал о людях своего круга, находящихся в Д., имена которых украшали графские и княжеские титулы и миллионные цифры доходов.
– До сих пор в нашем кругу не было никого с Украины. Vous serez madame le premier astre [46]46
Вы будете, сударыня, первой звездой (фр.).
[Закрыть], что спустилась vers nous [47]47
К нам (фр.).
[Закрыть]с чистого неба прекрасной Украины. – Фрычо сам изумился придуманному им гениальному комплименту и, еще больше воодушевясь, продолжал: – Но вы, верно, не чистая украинка. Семья Ружинских живет на Волыни. Я слышал force de louanges [48]48
Много хорошего (фр.).
[Закрыть]об Альфреде Ружинском. Serait-il votre cousin [49]49
Не двоюродный ли он вам брат (фр.).
[Закрыть]или, – тут он изобразил подобие чарующей улыбки и тихо, с поклоном добавил: – Peut-être votre époux? [50]50
Быть может, муж? (фр.).
[Закрыть]
Когда Фрычо произнес имя Альфреда Ружинского, лицо Регины смертельно побледнело, словно от него отхлынула кровь, потом яркий румянец залил даже ее лоб и щеки, окрасил в пурпур губы. Но это длилось мгновение, и болтливый гость не успел закончить фразу, как молодая женщина была вновь, как обычно, бледна и спокойна.
– Да, я некоторое время жила на Волыни и знаю немного те места.
Вевюрский даже не заметил молниеносной перемены в лице Регины, но от внимательных глаз Стефана это не укрылось. Как человек, имеющий большой жизненный опыт, Стефан знал, что человеческое сердце скрывает подчас горькие тайны. Наблюдая за судьбами различных людей, он достиг такой степени знания человеческой натуры, что привык ничему не удивляться, и все же при виде этой внезапной бледности и жаркого румянца невольно подумал: «Какое должно быть прошлое у этой женщины?»
Спустя несколько минут оба гостя покинули гостиную. Первым раскланялся неизменно стоящий на страже этикета Вевюрский, отпуская миллион комплиментов, Стефан – чуть позже. Задумчивый и, как всегда, серьезный, он сердечно пожал руку Регине, и молодая женщина почувствовала в его теплом пожатии симпатию и сочувствие.
